Поделиться
Основные темы выпуска:
- Подработка на каникулах: как помочь подростку устроиться на работу, не нарушая Трудового кодекса?
- Праздник Пятидесятницы, или Троицы: сказано ли о нем в Евангелии?
- Уникальный детский сад: как детей с ДЦП учат общаться с большим миром
- Светлые идеи гуманной революции – или начало анархии: каким был май 1917 года по ощущениям современников событий?
- Итоги 70 Каннского кинофестиваля: какие идеи в этот раз привезли в Канны художники со всего света?
- Книжный фестиваль «Красная площадь» уже в эти выходные: что смотреть, кого слушать, за какими книгами туда приходить?
Живая история.
А. Митрофанова
– В этой рубрике мы в течение года говорим о событиях, которые имели место сто лет назад, в 1917 году, и о людях, руками которых в тот год совершалась история. Если читать дневники современников тех событий за текущую неделю (а числа и дни недели, напомню, сегодня и сто лет назад практически совпадают – если без поправки на новый стиль), то выходит несколько странная картина. С одной стороны, там, в дневниках, восторженные отзывы о характере русской революции: что она не такая, как во Франции, нет у нас рек крови, все мирно и все счастливы. А с другой стороны, снова и снова записи об анархии или вот как, например, у Михаила Пришвина, о речах какого-нибудь волостного оратора. «Изумительно бывает слушать, – пишет Пришвин, – как страстно призывает такой оратор к отказу от захвата вне страны и как страстно к захвату внутри страны. Это понятно, – продолжает Пришвин, – враг наш оказался не внешним, а внутренним, немец и война обращаются внутрь, война гражданская». Попробуем разобраться, как возможны такие полярные отзывы. И на связи с нами Федор Гайда, кандидат исторических наук, доцент исторического факультета Московского университета и один из постоянных авторов журнала «Живая история». Добрый вечер, Федор Александрович.
Ф. Гайда
– Здравствуйте.
А. Митрофанова
– Что скажете по поводу такой поляризации в оценках происходящего в мае 1917 года?
Ф. Гайда
– Ну, в самом деле, в начале мая мы имеем дело с созданием Коалиционного правительства, с тем, что социалисты, уже не один Керенский, а несколько человек вошли во Временное правительство, вроде как поддержали его со стороны Петроградского совета. Правда, на определенных условиях, потому что было уже заявлено в программе Коалиционного правительства, что оно не претендует ни на какие вот эти вот империалистические захваты, что никакой Константинополь и проливы нам не нужны, что мы ведем войну революционную, с германским милитаризмом и рассчитываем на то, что будет заключен демократический мир без каких-либо аннексий и контрибуций. И после этого восторжествует уже свобода и демократия во всей Европе. И вот именно такую войну, такое наступление, да, в рамках такой войны готовит новый военный министр Керенский. Но это создает определенную проблему, потому что, несмотря на всю подготовку, становится быстро ясно, что эта подготовка идет достаточно неэффективно. В частности, на это обращал внимание главнокомандующий тогдашний российскими войсками генерал Алексеев. В результате как реагирует Керенский? А он берет и отправляет Алексеева в отставку. И назначает, соответственно, Брусилова главнокомандующим. А Брусилов, ну, понятно, конечно – он герой, герой 16-го года, герой вот этого Брусиловского прорыва, но при этом в первую очередь он, конечно, человек, максимально лояльный к Керенскому. То есть, он готов, в общем, планировать любое наступление в любых условиях, как ему скажут. И если мы посмотрим, как, собственно, идет подготовка к наступлению – действительно идет опора на какой-то вот революционный энтузиазм. То есть вот, например, в это время, как раз в эти дни, во второй половине мая, проводится съезд флотских комитетов Балтфлота. И они принимают решение, что, да, конечно, они за войну до победного конца, но при этом действительно без аннексий и контрибуций, а самое главное, они провозглашают своей высшей инстанцией Центробалт. То есть такую организацию, которая, вот только она имеет право отдавать приказы по Балтийскому флоту, и больше они никому не подчиняются. А на Дону, например, тоже проводят съезд, и создается Донское войсковое правительство во главе с генералом Калединым, и тоже они больше никому не подчиняются. А в войсках тоже, так сказать, комитеты в это время активно обсуждают вопрос: будем принимать участие в наступлении или не будем, и это происходит на всех уровнях, начиная с фронта и заканчивая батальонами.
А. Митрофанова
– То есть, по сути, это и есть анархия – когда все подчиняются только самим себе, и нет никакого центрального руководства.
Ф. Гайда
– Да, и в этой ситуации действительно приходилось делать ставку просто на создание таких вот штурмовых частей, которые готовы были выполнить приказ. Они активно в это время тоже формируются. Ну, самая известная такая штурмовая команда – это, собственно, женский «батальон смерти» Бочкаревой знаменитый, но это далеко не единственная такая структура. Но, надо сказать, что при всем при том, что их было достаточно много, в целом-то они не многочисленны. И вот делается ставка на них. Ну, в общем, заведомо было понятно, что, скорее всего, это наступление ничем особенно хорошим не закончится. А одновременно с этим – вот, посмотрите, одновременно с этим революционным оборонничеством таким, революционным патриотизмом, идет и антивоенная линия. Проходит, скажем, 3-й съезд партии эсеров, и она там уже раскалывается на правых и левых, а левые эсеры – против войны. Ну точнее, так: они не говорят о том, что нужно немедленно из войны выйти, но они готовы обсуждать этот вопрос в некой такой перспективе. Проходит конференция партии меньшевиков – она тоже раскалывается в это время на оборонцев и интернационалистов, интернационалисты выступают за сепаратный мир. Или, например, проходит конференция заводских комитетов петроградских, рабочие, да, так они вообще принимают большевистскую резолюцию: немедленное заключение мира, выход из войны. И, в результате, действительно, страна в это время, она бурлит, она движется совершенно в иных направлениях, никакого единства нет, и ни у кого на самом деле нет такого четкого представления о том, как вообще можно такое единство обеспечить. Кроме революционных лозунгов, ничего не происходит.
А. Митрофанова
– Это, действительно, ситуация, которая, фактически, преддверие гражданской войны, если люди внутри страны настолько поляризованы в своих оценках и в своем видении будущего.
Ф. Гайда
– По сути, да. Я бы сказал, что это действительно преддверие гражданской войны, по одной, в общем-то, простой причине. Понимаете, плюрализм мнений, он, конечно, неизбежен, он есть, и, в общем-то, в нем ничего страшного нет…
А. Митрофанова
– Наоборот, это, в общем, даже и хорошо, если здоровая ситуация в стране.
Ф. Гайда
– Конечно, конечно! Но здесь проблема, скорее, в другом. Проблема в том, что эти точки зрения не только полярные и они, кстати говоря, все больше и больше расходятся в своей вот этой полярности. А самое главное это то, что в ситуации, действительно, безвластия приверженцы этих разных точек зрения, они готовы их реализовать здесь и сейчас. И вот это как раз и есть признак гражданской войны.
А. Митрофанова
– Да, есть о чем задуматься… Спасибо вам большое за комментарий.
Ф. Гайда
– Спасибо вам.
А. Митрофанова
– Федор Гайда, кандидат исторических наук, доцент исторического факультета Московского университета и один из постоянных авторов журнала «Живая история» был с нами на связи.
