Светлый вечер с Петром Алешковским. Гость программы — Ирина Бугаёва (24.05.2018) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с Петром Алешковским. Гость программы — Ирина Бугаёва (24.05.2018)

* Поделиться
Ирина Бугаёва

Ирина Бугаёва

В гостях у Петра Алешковского была лингвист, доктор филологических наук Ирина Бугаёва.

Наша гостья поделилась своими воспоминаниями об увлечении филологией, о своих преподавателях, о начале преподавания церковно-славянского языка, а также о знакомстве и дружбе с Еленой Мейендорф.


П. Алешковский

— Здравствуйте, это передача «Светлый вечер» с Петром Алешковским. Я, Петр Алешковский, здесь, вечер светлый. И напротив меня сегодня сидит замечательный гость, Ирина Владимировна Бугаева. Добрый день.

И. Бугаева

— Добрый день.

П. Алешковский

— Ирина Владимировна филолог, лингвист, всю жизнь проработала, занимаясь проблемами, связанными с русским языком, преподавая его как иностранный, преподавая в Свято-Тихоновском церковнославянский язык. Ирина Владимировна профессор и, конечно же, доктор филологических наук. Мы здесь с вами на этой передаче вспоминаем какие-то важные для каждого гостя моменты в жизни — чем глубже, дальше, тем, как мне кажется, интересней, потому что нас разные люди слушают. Есть люди, которые узнают свое время. Есть люди, которые узнают время, которого никогда не знали. И эта вот устная история, мне кажется, вообще важная вещь, потому что пока мы живы, мы, мне кажется, обязательно должны делиться своими воспоминаниями и теми светлыми людьми, которые собственно нам помогли жить и что-то такое нам или передали, или как-то подстегнули нас к тому, чтобы не слишком уж раздражаться на окружающую нас действительность, которая вопрос нашего к ней отношения и больше ничего. Итак, давайте начнем, как всегда мы обычно начинаем, вот просто с вас: какого вы года рождения — это у нас не стыдно дамам признаваться, а наоборот, почетно, — и где вы родились, и что для вас ну, скажем, дом.

И. Бугаева

— Во-первых, я благодарю, Петр Маркович, за приглашение. Я родилась в 1958 году. Родилась я, в паспорте у меня написано так: город Ужгород. Потому что я родилась в семье офицера, в это время мой папа служил в Венгрии. И тогда записать, что ребенок родился в Венгрии...

П. Алешковский

— Было нельзя.

И. Бугаева

— Было нельзя или, во всяком случае, потому что в моем роду есть репрессированные, этого боялись, для того чтобы не навредить потом моей жизни. Поэтому первое место, когда мои родители пересекли границу, ехали в отпуск из Венгрии, был город Ужгород...

П. Алешковский

— Ну естественно, он на границе.

И. Бугаева

— И в паспорте написано так. Но впервые я там побывала спустя 21 год: уже будучи студенткой, я специально поехала туда, вместе с моей немецкой подругой. Потом она пересекала границу там пешком, ее встречали родственники в Чехии. И вот я увидела, что такое моя так называемая малая родина, город Ужгород.

П. Алешковский

— Да, малюсенький милый городок с замком...

И. Бугаева

— Да.

П. Алешковский

— Через реку и большими рыбами, которые стоят под мостом всегда, по-моему, и гордость горожан. Я тоже там бывал.

И. Бугаева

— Поэтому в детстве, конечно, мы часто переезжали. Отец был ракетчик, полковник. И вы знаете, недавно было 23 февраля — действительно это день защитников Отечества, потому что для моего отца война началась в 42-м году на Северном Кавказе, когда он пятнадцатилетним юношей, закончив только 9-й класс, ушел на фронт в истребительный батальон, когда фашисты подошли к Орджоникидзе. Тогда их семья жила там — тоже дедушка был направлен на работу туда. И вот отец в 42-м году начал воевать. Он был ранен, он был контужен. И в 44-м году, в конце 44-го года, когда уже был понятен исход войны, вот этих мальчиков из армии забирали в военные училища, чтобы сохранить им жизни.

П. Алешковский

— Да.

И. Бугаева

— Вот так мой отец стал офицером, хотя он мечтал быть музыкантом — он учился в музыкальной школе, играл в духовом оркестре. Но жизнь сложилась по-другому, вот он стал защитником родины. Ему пришлось много лет провести в Китае. После окончания уже военного училища, с 48-го по 56-й год он провел в Китае. Вернувшись из Китая, несколько месяцев он был на родине и отправился в Венгрию. А вернувшись из Венгрии, он разминировал Белоруссию. Вот он сейчас говорит, как там они — есть обмундирование специальное, защитное, есть роботы, — а они только в гимнастерке...

П. Алешковский

— И руками.

И. Бугаева

— И руками. И никто им не давал никаких ни званий почетных, ни отдыха, ни санаториев, они просто...

П. Алешковский

— И ошибались один раз.

И. Бугаева

— И ошибались один раз. И много было и таких важных интересных историй, которые он рассказывал именно о подвиге, как вели себя солдаты уже другого поколения, не военного поколения вот в этой ситуации. Так что для него война закончилась очень поздно.

П. Алешковский

— Ну да.

И. Бугаева

— И вместе с ним, естественно, и мы переезжали. Ну а я еще часть времени проводила в Ленинграде с бабушкой. И так сложилась моя судьба, что я полжизни там и провела. Я выпускница Ленинградского университета, филологического факультета Ленинградского университета. Я очень рада, что мне пришлось слушать — это, мы говорим, последние из могикан, — это были еще и лекции профессора Ларина, и профессора Бялого, Макогоненко. Я считаю своими учителями профессора Владимира Викторовича Колесова, Веру Федоровну Иванову, Галину Николаевну Акимову — это цвет нашей филологии...

П. Алешковский

— Филологии, да.

И. Бугаева

— Вот этой ленинградской школы. Был очень интересный такой сюжет — наше знакомство, первокурсников, с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым. Я всегда об этом рассказываю своим студентам-первокурсникам на нашем первом занятии. Нашим куратором на первом курсе стал Григорий Пантелеймонович Макогоненко, тогда уже заведующий кафедрой истории русской литературы...

П. Алешковский

— Такой филолог...

И. Бугаева

— Да, он занимался...

П. Алешковский

— XIX веком.

И. Бугаева

— XVIII веком. И XIX век — он писал книги, у него есть работы, посвященные Александру Сергеевичу Пушкину, но в том числе и литературы XVIII века, то есть это вот стык литературы XVIII и XIX века. И вот мы пошли в Пушкинский Дом. Филфак Ленинградского университета недалеко, это Университетская набережная, и вот мы отправились в Пушкинский Дом, в кабинет к Дмитрию Сергеевичу Лихачеву. И, конечно, мы трепетали, мы очень волновались: мы, первокурсники, и вдруг мы увидим самого Дмитрия Сергеевича. Что нас поразило: когда мы вошли в кабинет — мы робко жались у двери, мы боялись пройти, — Дмитрий Сергеевич встал к нам навстречу, подошел и обратился к Григорий Пантелеймоновичу Макогоненко, сказал: «Григорий Пантелеймонович, ты меня прости, я сначала поприветствую не вас, я поприветствую студентов. Вы великое, но настоящее нашей науки, а мне хочется сначала поприветствовать будущее нашей науки».

П. Алешковский

— Ну, сыграл!

И. Бугаева

— Сыграл. Но вы знаете, на нас, первокурсников, это...

П. Алешковский

— Ну конечно, проняло, да.

И. Бугаева

— Произвело неизгладимое впечатление.

П. Алешковский

— Конечно, наверное, с таким не встречались.

И. Бугаева

— И, наверное, это определило всю мою дальнейшую профессиональную деятельность, потому что я стараюсь в каждом студенте-первокурснике видеть будущее нашей науки и их на это настраивать. Особенно когда они не уверены в себе, а так бывает, особенно у людей критичных. И для того, чтобы вселить в них веру, я им говорю: а ты докажи, что ты не можешь — и привожу вот этот пример. И думаю, что надо сказать, что мы оправдали надежды Дмитрия Сергеевича, потому что из 25 человек тех, кто поступили на первый курс, более 20 человек защитили, в основном это докторские диссертации, есть кандидатские. Так что я считаю, что мы оправдали его слова.

П. Алешковский

— Отлично. А скажите, пожалуйста, почему и как вы связали свою судьбу именно с русским языком? Мне, например, слушать русскую речь, конечно, очень приятно и важно и так далее, но куда интереснее читать. И разбираться, это личное — я бы пошел на литературу, конечно. А вы пошли в лингвистику. Хотя мама моя всегда говорила, что вот не случилось ей, она бы была лингвистом. И она была бы хорошим лингвистом.

И. Бугаева

— Я открою вам секрет, что когда я собралась поступать именно на филологический факультет, я, конечно, думала, что я буду литературоведом. Ну писала эти сочинения, участвовала в олимпиадах школьных, побеждала и, естественно, только литературоведение и ничего.

П. Алешковский

— И тогда был другой уклон, конечно, это отношение к литературе было такое завышенное. И, может быть, и хорошо, потому что мы все читали.

И. Бугаева

— Наверное. Ну вот опять же, попала я на первый курс, и наши первые занятия были это введение в языкознание, и нам читал профессор Владимир Викторович Колесов. И Татьяна Аполлоновна Иванова вела у нас занятия по старославянскому языку. И вот тут я пропала. И когда я поняла вдруг необыкновенную музыку парадигм старославянских, когда мы увидели тексты, а это тексты...

П. Алешковский

— Конечно, церковные.

И. Бугаева

— Да, церковные тексты. Я пропала. У меня уже выбора другого не было никакого.

П. Алешковский

— Ну мы так же точно на феодализме, на первом-втором курсе читали документы. И когда ты читаешь старую речь, древнюю речь — конечно, это обаяние, ну трудно пересказать даже, как это красиво. Иногда и не понимаешь слов, очень часто.

И. Бугаева

— Но красивое что-то там такое...

П. Алешковский

— И главное, что очень близкое. Потому что ты чувствуешь, и части слова ты узнаешь, глагол, там корень, конечно, понимаешь, откуда и как — и вдруг какие-то совершенно незнакомые повороты. Это, конечно, очень красиво... Да, простите, я вклинился.

И. Бугаева

— Ну вот так я стала лингвистом. А сразу после окончания университета, я занималась, меня интересовала сравнительная грамматика русского языка и других языков. Я сначала писала курсовую работу: сравнительные, ну разные аспекты — там фонетические, графические аспекты русского и восточнославянских языков. Уже дипломная работа у меня была посвящена русскому и английскому языков сопоставительные аспекты. Этому же потом была посвящена и кандидатская диссертация. Но мне было интересно...

П. Алешковский

— А можно очень коротко: как можно сопоставить русский и английский? Просто чтобы наши слушатели поняли. Что это такое?

И. Бугаева

— Это делается прежде всего в методических целях, для того чтобы преподавать русский язык иностранцам англоязычным и, соответственно, когда русские изучают английский язык. Поскольку я занималась фонемно-графемной интерференцией, здесь важно ведь что: если мы хотим говорить без акцента, то мы должны понимать, что же может помочь, вот именно методически выстраивая упражнения, подбирая упражнения в определенной последовательности для того, чтобы прежде всего предотвратить появление акцента. То есть мы должны сначала отработать артикуляцию, звуки, их сочетание, интонацию — и мы должны вот эти упражнения разработать. А для этого мы должны знать, что есть общее, что различается. И надо сказать, что самое трудное это как раз там, где похожее и что-то общее.

П. Алешковский

— Это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И в гостях у меня сегодня профессор Ирина Владимировна Бугаева, лингвист. И мы как раз говорим о сравнительном языкознании и о том, почему и как, и зачем нужно сравнивать ну например английский и русский. Или русский и болгарский — вот тут, наверное, сложнее куда больше.

И. Бугаева

— Гораздо сложнее, да. Потому что кажется, что здесь много общего и похожего, особенно если учесть, что старославянский это на самом деле древнеболгарский.

П. Алешковский

— Ну конечно.

И. Бугаева

— И кажется: ну а что ж тут такого? Нет, а оказывается...

П. Алешковский

— А оказывается, в болгарском, как в немецком: «да-да-да», а потом «нет» в конце. А у нас такой конструкции нет.

И. Бугаева

— А потом там еще одна особенность — влияние турецкого языка, оно оказалось гораздо большим по объему, чем можно было бы ожидать. Именно в болгарском языке. Потому что этого нет ни в сербском языке, они больше сохранили славянскую...

П. Алешковский

— Болгары были отуречены очень сильно. Очень.

И. Бугаева

— Да. Поэтому здесь разница, конечно, очень большая. Ну вот, и после окончания университета я 20 лет преподавала русский язык иностранцам. На самых разных уровнях, начиная с подготовительного факультета и заканчивая уже аспирантами. Потом работала и с бизнесменами, экспатами так называемыми. Это очень важно. Знаете, мне было интересно, у меня всегда был какой-то даже азарт. Потому что было очень интересно видеть, как люди начинают говорить на моем родном языке. Мне было очень интересно, я каждый день получала удовольствие от своей работы. Потому что вот люди не знают ни одного слова, даже «здравствуйте» они произнести не могут. Хотя вообще никогда нельзя начинать иностранцев учить русский язык с нашего приветствия «здравствуйте». Произнести «здр» — это невозможно.

П. Алешковский

— Ну это очень, да.

И. Бугаева

— Это очень жестоко, наверное, по отношению к ученикам. Поэтому есть другие приветствия, которые гораздо легче им выговорить. И вот, ничего не зная, каждый день мы видим: вот научились говорить такие-то слова, такие-то предложения. Вот маленький текст — они о себе рассказали, они могут друг с другом оставить небольшой диалог на заданную тему. И вот то, как они овладевали нашим языком, русским языком, познавали русскую культуру, нашу историю — вот это давало мне силы каждый день вставать очень рано, идти на работу и целый день работать. Мне казалось, что я не устаю. Это очень сильный, мощный заряд такой был. Были и случаи, много случаев, конечно, забавных и анекдотичных. Но радость была от этого большая. И я хотела бы рассказать один случай, когда я работала с экспатом из Великобритании. Человек взрослый, знающий несколько языков, ну а в силу того, что он работал в ТНК-BP, которая была объявлена как компания двуязычная, их обязывали всех, несмотря на то что это топ-менеджер, но тем не менее изучать русский язык. Он изучил хорошо, он даже на собраниях уже мог без переводчика...

П. Алешковский

— Говорил по-русски.

И. Бугаева

— Да, он говорил по-русски без переводчика, в конце концов мы этого уровня достигли. Человек, который объездил весь мир, много что видел, много где бывал. А я, естественно, на всех уроках ему рассказывал о Петербурге. Какая бы тема ни была — ну поскольку это мой любимый город, который я хорошо знаю и люблю, — и это волей неволей, но все время я что-то вставляла, связанное так или иначе...

П. Алешковский

— Питерское.

И. Бугаева

— Питерское. Какой-то сюжет, концерт, на который мы там съездили, посмотрели. А потом он однажды сказал: да, Ирина, надо мне поехать в Питер. Ну а поскольку все равно все мы превращаем в урок, я ему говорю: хорошо, мы сейчас с вами составим этот маршрут. Ну вот тут мы повторяем глаголы движения: вышел, пошел, прошел, зашел, — ну и так далее, все это вот этот маршрут, все я ему рассказала, расписала. Радости на лице его особой я не видела, восторга тоже. Возвращается он через четыре дня и начинает наш урок с извинения, он говорит: Ирина, простите, пожалуйста, я перед вами виноват. Я говорю: да нет, вы знаете, вы меня ничем не обидели. Нет, говорит, я очень скептически относился к вашему восторженному отношению к Петербургу.

П. Алешковский

— К городу Питеру, да.

И. Бугаева

— Да. Вы все время с таким восторгом, вот вы мне так все рассказывали — я вам немного в глубине души не доверял, хотя не показывал виду. Но когда вот он провел эти четыре дня в Петербурге, он все понял. И вот он говорит: я все время только думал: я должен попросить прощения, должен извиниться перед Ириной. Куда бы ни пришел — и опять, говорит, первая мысль: я должен извиниться.

П. Алешковский

— Понятно. Конечно, город сохранился. И город — столица богатейшая, в богатое время имперское — конечно, лучшие архитекторы, музеи вообще все на свете. Безусловно. И любой подъезд, куда ни войди — поднимаешь голову, а там лепнина, или даже картины, или что угодно. И мраморные ступени, и отличный расчет хода, не устаешь от этих лестницах, на старых я имею в виду.

И. Бугаева

— На старых, да.

П. Алешковский

— Это как человек, связанный с архитектурой, я представляю очень хорошо, и помню, и знаю. Понятно. Ну хорошо. А вот потом вы много лет преподавали церковнославянский...

И. Бугаева

— Я преподавала церковнославянский язык. И не только церковнославянский. Я работала в Православном Свято-Тихоновском богословском институте, когда переехала в Москву я была деканом историко-филологического факультета, заведовала кафедрой славяно-русской филологии. Поэтому я преподавала и дисциплины филологического цикла, но в том числе и церковнославянский язык. Этот интерес остался и по сей день, но сейчас, может быть, меньше времени у меня на преподавательскую работу. Но церковнославянский язык, когда я начала его преподавать, свел меня с другим очень интересным человеком — это профессор Владимир Константинович Журавлев. Человек, который написал первый у нас в стране, уже в послереволюционное время учебник...

И. Бугаева

— Учебник, да.

П. Алешковский

— Церковнославянского языка. И который пропагандировал церковнославянский язык. Это человек, благодаря которому в рамках Международных Рождественских чтений была организована секция церковнославянского язык., Помогал тогда ему профессор Александр Михайлович Камчатнов. А я стала возглавлять факультет в Свято-Тихоновском после Александра Михайловича Камчатнова, когда он ушел оттуда, а сначала была у него замдекана. Естественно, мы много сил вкладывали в то, чтобы эта секция существовала: из года в год там проходили заседания, приезжали учителя и преподаватели исследователи из разных городов России. Нам надо было, мы первый раз разрабатывали и предложили концепцию преподавания церковнославянского языка, причем не только в воскресных школах, но и чтобы этот язык преподавался, пусть хотя бы сначала как факультативный, но и на филологических факультетах государственных университетов.

П. Алешковский

— Вообще это совершенно естественно.

И. Бугаева

— Естественно.

П. Алешковский

— Потому что на западе учат латынь в таких параллельных структурах обучающих. И я бы даже водил элементы церковнославянского для обучения — просто чтобы дети слушали. И очень важно впитывать это звучание. Во-первых, и служба тогда понятна. По крайней мере, «аки крокодила» уже никто не скажет, значит, не расслышав и не поняв «аки кадило», да? Ну и вообще это очень важно. Потому что да, это старый язык, но, во-первых, он частично живет, живет в Церкви — церковнославянский, они разнятся немного, но не так сильно, как кажется. А во-вторых, ну действительно это богатство звучания и богатство слов, которых часто в словаре у современных людей просто рядом нет. Мы говорим «запястье», но про «пясть» мало кто знает, например, да, и так далее — просто сразу что приходит на ум... Простите, опять же я включился. И давайте уж, поскольку, наверное, время подошло, я скажу, что нам нужно будет сейчас нырнуть под эфир, как я говорю, спрятаться. Напомню, что это передача «Светлый вечер» с Петром Алешковским. В гостях у меня сегодня Ирина Владимировна Бугаева, профессор, лингвист, специалист по русскому языку. И мы обязательно вернемся к вам и тогда поговорим о том, о чем тоже договаривались — о замечательной встрече, которая много изменила в вашей жизни. Скоро будем.

П. Алешковский

— Итак, мы снова с вами, дорогие радиослушатели. Это радио «Вера», это «Светлый вечер» с Петром Алешковским. Ирина Владимировна Бугаева, профессор и лингвист, вот сидит напротив меня. И я думаю, что пришла пора поговорить о Елене Мейендорф.

И. Бугаева

— Спасибо. Когда Петр Маркович пригласил меня на эту передачу, сразу был поставлен вопрос: а расскажите о каком-нибудь интересном человеке, о важной встрече в вашей жизни. Первая мысль была сразу, что я расскажу о Елене Николаевне фон Мейендорф. Вариантов не было абсолютно. В моей жизни было много интересных встреч с разными людьми искусства, науки, но вот встреча с Еленой Николаевной это особый случай и вот почему. Мы познакомились с ней в 2007 году на заседании ассоциации фонда «Русский мир». Я была туда приглашена, прежде всего, как филолог, и в свое время была среди вот учредителей этой ассоциации, на первом ее заседании была. Елену Николаевну пригласили, потому что туда приглашали очень многих соотечественников. Она впервые приехала в Россию — вы знаете, вот данные расходятся, то что я пыталась выяснить, в каких-то публикациях я нашла, что впервые она приехала в 1988, в каких-то сведения есть, что она впервые приехала в 91-м. Сейчас уже спросить я не смогу, потому что Елены Николаевны не стало четыре года назад — 5 марта 2014 года в возрасте 90 лет она отошла ко Господу. Вот встреча, значит, 11 лет назад. Мы оказались рядом, мы сидели на первом ряду в зале Дома Союзов, перед нами выступал Медведев, Вербицкая, председатель фонда «Русский мир». На меня произвело впечатление прежде всего, я видела женщину в годах, необыкновенно голубые пронзительные глаза и поразительный смех — детский смех, звонкий смех, не пожилого человека.

П. Алешковский

— И не грубый, наверное.

И. Бугаева

— Не грубый. Речь, понятно, выдавала то, что она из эмиграции. Это всегда можно по интонациям, по произношению каких-то слов определить. Поскольку я много с иностранцами общалась, в общем-то, это было понятно.

П. Алешковский

— Милочкой вас не называла?

И. Бугаева

— Нет. Милочкой не называла. Душечкой.

П. Алешковский

— Душечка, да.

И. Бугаева

— Душечка. Очень коммуникабельная. Она мне задала какой-то вопрос, я сейчас не помню какой, — я ей на него ответила, слово за слово...

П. Алешковский

— А как одета была?

И. Бугаева

— Она была одета в ярко красном платье, на ней было жемчужное ожерелье, браслет с подвесками многочисленными — потом я могу рассказать историю этих подвесок. На ней была и замечательная старинная брошь. Она представилась, я представилась, и мы начали с ней разговаривать. Потом в перерыве пошли вместе пить чай, обменялись телефонами, договорились о встрече — и завязалась наша многолетняя дружба. И хочу сказать, что здесь, в Москве, есть люди, которые знают ее лучше и дольше и, может быть, чаще встречались. Но я сейчас расскажу именно о своих воспоминаниях.

П. Алешковский

— Да. Она же двоюродная отцу Иоанну, да?

И. Бугаева

— Она двоюродная, да, сестра отцу Иоанну Мейендорфу. Елена Николаевна родилась в эмиграции, она родилась в Сербии. Но, наверное, надо немножечко рассказать о ее семье, и начну с дедушки и бабушки. Поскольку ее дедушка, Николай Богданович, и по некоторым данным Феофилович, фон Мейендорф был генерал от кавалерии и генерал-адъютант Государя Николая II, и одно время он возглавлял охрану Зимнего дворца. А бабушка была урожденная графиня Шувалова. У них было 13 детей.

П. Алешковский

— Нормально.

И. Бугаева

— Нормально. А у дедушки было пятеро братьев, у которых тоже было столько, по многу детей. Поэтому Елена Николаевна говорила: «Вы представляете, сколько у меня двоюродных и троюродных родственников? Да пожалуй все громкие известные фамилии».

П. Алешковский

— Ну естественно.

И. Бугаева

— Это действительно так. Их дворец находился на Васильевском острове, на Первой линии. Именно туда приходил, учась в Пажеском корпусе, принц Александр Сербский, будущий король Югославии. Он дружил с отцом Елены Николаевны, с Николаем Феофиловичем фон Мейендорфом. Когда случился вот этот октябрьский переворот, естественно, семья уехала в эмиграцию. Офицер, Николай Феофилович, будущий отец Елены Николаевны, уезжал с армией Врангеля в Константинополь, потом переехал с Константинополя сначала в Вену, там где были родственники. Не знал, чем ему заняться и обратился к своему другу, принцу, тогда уже королю Сербии, королю сербов и югославов — так правильно он назывался, Александру. И Александр — это рассказывала Елена Николаевна, это сохранилось в ее записях, — сказал, что раньше ваша страна и ваш дом был для меня вторым родным домом, теперь пусть моя страна и мой дом будут вашим домом. Конечно, это не дословно, но смысл был такой.

П. Алешковский

— Ну да.

И. Бугаева

— И король Александр оплатил обучение Николая Феофиловича в Париже, в Академии художеств, и так он получил гражданскую профессию, потому что до этого он был...

П. Алешковский

— Стал художником?

И. Бугаева

— Он стал художником, иконописцем, он овладел техникой мозаики. Он расписал 23 храма в Европе, православных храма, в том числе и усыпальницу царей югославских. И он сделал мозаику для храма-памятника в Брюсселе, посвященного Царственным Мученикам. Но он уже не дожил, когда фреска над входом, над главным входом была установлена, это уже устанавливала ее Елена Николаевна. Так что он был художником. И не только он был художником, и другие его братья были тоже иконописцами известными. Очень хорошая художница была их мать, Елена Павловна, урожденная вот графиня Шувалова, она сама учила своих детей и музыке и рисованию. Вот сохранились воспоминания, что вот она была замечательной и художницей, и музыкантшей, поэтому детям тоже передались вот все эти таланты.

П. Алешковский

— Ну да.

И. Бугаева

— Этим и жил отец Елены Николаевны. Елена Николаевна родилась в городе Панчево, в Белграде она закончила гимназию. Там была русская гимназия. Мы знаем, что в Белграде были и пажеские корпуса, и институты благородных девиц в Югославии...

П. Алешковский

— Да-да.

И. Бугаева

— И академии наук, и газеты, и театры, да, то есть это был один из центров как раз вот русской эмиграции. И сохранились тоже многие воспоминания Елены Николаевны об этом, о том, как принимали их там и как они жили. Что еще интересно, говоря о Елене Николаевне, то что это был необыкновенно добрый человек. Елена Николаевна в Зальцбурге организовала Центр русской культуры. Случилось это таким образом. Однажды в дверь кто-то постучал. Она открывает дверь — стоят две дамы в длинных юбках и по-русски к ней обращаются: вы Елена Николаевна Мейендорф? Да. Мы такие-то и такие-то, вот мы хотим попросить вас принять детей из Челябинска на месяц на отдых, на оздоровление, потому что в Челябинске, Южно-Уральске, там тяжелая...

П. Алешковский

— Экологическая ситуация.

И. Бугаева

— Экологическая ситуация.

И. Бугаева

— Значит, это было как раз вот начало 90-х годов.

П. Алешковский

— А что за дамы-то, откуда они?

И. Бугаева

— Дамы из Челябинска.

П. Алешковский

— То есть они приехали к ней...

И. Бугаева

— Они приехали, пришли в русский храм к священнику...

П. Алешковский

— А, и тот их направил.

И. Бугаева

— И тот направил, говорит: вот идите к Елене Николаевне. Елена Николаевна спрашивает: ну хорошо, а у вас есть что-нибудь? Говорят: нет, у нас ничего нет. Нам сказали к вам обратиться, вы все можете. Елена Николаевна подумала: ну хорошо, но денег-то ведь нет. И вспомнила слова своей матушки, которая говорила: если ты можешь кому-нибудь помочь — это надо делать всегда. Вспомнив слова мамы, Елена Николаевна — она всегда говорила: матушка, мамочка, — она решила, что да, надо что-то делать. Она первым делом обратилась к секретарю католического архиепископа и сказала: ну вот не могли бы вы помочь принять 30 детей на месяц здесь? Он говорит: хорошо, у нас через неделю будет...

П. Алешковский

— Давайте объясним, что в Вене есть православная церковь, но она маленькая, приход небольшая.

И. Бугаева

— Очень маленькая. В Зальцбурге тоже есть православная церковь, очень маленькая — Свято-Троицкая церковь, совсем махонькая...

П. Алешковский

— То есть им не по силам просто реально.

И. Бугаева

— Не по силам.

П. Алешковский

— Было, во всяком случае.

И. Бугаева

— И до сих пор это не по силам.

П. Алешковский

— Ну наверное, да.

И. Бугаева

— Хотя Елена Николаевна все весь период своей жизни, который она жила в Зальцбурге, она была регентом этого хора, пела в этом хоре, ну пока позволяло, конечно, здоровье и возраст. И поэтому она обратилась к католическому архиепископу, и ей было сказано, что скоро будет вот собрание священства и...

П. Алешковский

— Поставим вопрос.

И. Бугаева

— Поставим вопрос.

П. Алешковский

— Она через неделю подходит. Говорит: нет, ты знаешь, никто не отозвался. Очень был грустный вот секретарь как раз архиепископа, ему стало неловко. Он говорит: ты знаешь, на 10 дней я оплачу пребывание из своих собственных денег. О, 10 дней есть, хорошо. Дальше что делать? Дальше Елена Николаевна обратилась в монастырь женский. Ей говорят: ну там есть гимназия, там школа для девочек, это будет летом, значит, гимназия будет пустовать, потому что она интернатовского типа — значит, можно будет этих детей там разместить. Но католическая матушка сказала: нет, у нас дети из Америки, из Африки, вот у нас все занято. А Елена Николаевна думает: надо же как-то преподнести, чтобы зацепить за живое, вот чтобы захотели помочь.

П. Алешковский

— Да.

И. Бугаева

— И она говорит: а вот секретарь архиепископа из своих личных средств 10 дней...

П. Алешковский

— 10 дней оплачивает.

И. Бугаева

— Тут, говорит, выражение лица матушки поменялось, и она говорит: так, а когда ваши дети приезжают? Она говорит: тогда-то. О, а у нас как раз накануне африканские дети выезжают. Хорошо, 10 дней мы их тоже принимаем.

П. Алешковский

— 20 есть.

И. Бугаева

— Уже 20 есть. Ну еще же надо 10, потому что дети должны были из Челябинска ехать поездом — это четверо суток в один конец, в другой — не успеют отдохнуть, и не на пользу пойдет эта поездка. Начала обзванивать русскую эмиграцию, всех своих знакомых. А знакомых у нее было очень много, и все ее уважали, все ее почитали. И вот одна приятельница говорит: ты знаешь, у меня есть знакомый лорд-мэр городка недалеко от Зальцбурга. Она с ним связалась, рассказала ему всю эту историю и получила положительный ответ, что да, 10 дней...

П. Алешковский

— 10 мы обещаем.

И. Бугаева

— Всё, 30 дней обеспечено. Приезжают эти дети. Приезжают они, значит, и надо было им тоже с вокзала их довезти...

П. Алешковский

— До места.

И. Бугаева

— До места. Значит, тоже там какое-то расстояние. Денег тоже нет. И Елена Николаевна садится на автобус, который едет до железнодорожного вокзала. И спрашивает водителя: скажите, пожалуйста, а вот могу я с вами обратно вернуться, но я еще возьму группу детей, но денег у нас нет, потому что это благотворительный проект. Водитель соглашается: хорошо. Доехали до вокзала, этих детей встретили, посадили в автобус, довезли до места. И водитель выдает корзину со сладостями этим детям. Елена Николаевна в изумлении говорит: а как же это так? Он говорит: а у нас первый день этот маршрут, и нам выделили вот эти сладости приветствовать наших первых пассажиров. Елена Николаевна, конечно, возблагодарила Господа, говорит, по чудесам Божиим только могло такое произойти, чтобы вот без денег можно было что-то сделать. И так началась дружба вот с Челябинском, с одной из школ Челябинска. И на протяжении 17 лет...

П. Алешковский

— А она сама там бывала, в Челябинске?

И. Бугаева

— Нет, она сама не бывала. Она, приезжая в Россию, бывала только в Москве и в Санкт-Петербурге. И вот я немножечко продолжу об этой истории...

П. Алешковский

— Да, конечно.

И. Бугаева

— Потому что это очень важно. Эти дети не только отдыхали, они получали оздоровительные процедуры. А самое главное это то, что в это время, когда они приезжали, всегда проходит ежегодный музыкальный замечательный фестиваль моцартовский. А это дети все, которые занимаются музыкой.

П. Алешковский

— А, понятно.

И. Бугаева

— Этим детям даже позволялось играть в зале дворца Мирабель — самым лучшим, — где когда-то в детстве играл Моцарт. Но, во-первых, они еще и присутствовали на некоторых концертах. Был такой пароль: если вы приходили накануне концерта ко дворцу Мирабель — все приходили с билетами, билеты довольно дорогие. Но надо было сказать пароль: я от Елены Николаевны фон Мейендорф — вас пропускали, приставной стульчик всегда был. И так до 30–40 человек на каждый концерт могло попасть. И вот этим магическим волшебным словом было имя и авторитет Елены Николаевны фон Мейендорф. Мне пришлось это испытать и на себе, потому что я бывала в Зальцбурге несколько раз по приглашению Елены Николаевны для того, чтобы с этими детьми вести занятия. Но она не только приглашала профессуру московскую вести занятия с детьми, но и приглашала русских взрослых, тех кто уже жили в эмиграции, для того чтобы они приобщались к русской культуре. Приезжал профессор Блюмин из Московского университета, культуролог, который наизусть знает всего Пушкина и даже черновики Пушкина. Вот с любого места можно было его попросить, и он мог читать.

П. Алешковский

— Замечательно. По памяти?

И. Бугаева

— По памяти, он наизусть знал. Вот действительно, если бы я не была свидетелем, может быть, сомневалась. Я была свидетелем этого. Я там тоже вела занятия по церковнославянскому языку и читала такой небольшой спецкурс о русских иконах. Вот на эти лекции об иконах приходили и взрослые, причем приходили и австрийцы, и даже приезжали немцы из Мюнхена.

П. Алешковский

— Да, вы знаете, к иконе очень большой интерес. Не знаю, как сейчас, но приблизительно в те же годы, в конце 80-х, я был во Франции и я помню, что на уроке иконописи, один священник-иезуит, который служил по русскому обряду, он собирал очень большое количество людей, потому что всем было интересно. Сейчас, если вы видите, в католических церквях постоянно стоят русские иконы, и особенно в приделах там, да, обычно Богородичные иконы стоят всевозможные. И как-то ну это понятным образом притягивает людей просто еще как прекрасное искусство. А потом уже им хочется узнать уже какую-то подоплеку — теологию иконы там и прочее. Это очень здорово.

И. Бугаева

— Да, потому что приходили и священники католические — это шло уже под перевод. А переводил тоже удивительный человек — отец Георгий Кобро, потомок тоже первых русских эмигрантов. Он священник в Мюнхене, в русском православном храме. Но там на священническое жалованье...

П. Алешковский

— Не проживешь.

И. Бугаева

— Не проживешь, и он преподает в университете. Человек, который знает 17 языков и преподает как раз на факультете иностранных языков.

П. Алешковский

— Это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И в гостях у меня сегодня Ирина Владимировна Бугаева, профессор, лингвист. И она вспоминает Елену фон Мейендорф, с которой ей довелось встретиться и вокруг нее всё, связанное с этим благотворительным проектом — создание летнего лагеря для детишек из Челябинска. И эта программа существовала очень долго, да?

И. Бугаева

— Эта программа существовала 17 лет.

П. Алешковский

— И как обычно бывает, наверное, один раз начавшись, она изменялась, находились спонсоры и как-то...

И. Бугаева

— Да, находились спонсоры этой программы. Я бы хотела сказать о двух замечательных наших бизнес-леди московских — это Ольга Тюрина и Лилиана Пашкова. Они создали в Москве благотворительный фонд во имя Андрея Боголюбского, и они очень много помогали Елене Николаевне с ее проектами. И с этими проектами, и еще они помогали женскому монастырю в Малоярославце, потому что там тоже есть приют для девочек. И вот эти девочки тоже ездили потом уже...

П. Алешковский

— Следом.

И. Бугаева

— Следом, да, в эти летние лагеря. И они были, вот этот хор девочек ездил на юбилей Елены Николаевны, когда ей отмечали 90 лет в Зальцбурге. Потому что тогда действительно там было так много людей, которые съехались со всего мира отметить 90-летие Елены Николаевны фон Мейендорф.

П. Алешковский

— Замечательно.

И. Бугаева

— И Елена Николаевна удивительный человек, который, несмотря на свой возраст, сумела сохранить очень живое восприятие жизни. Она начинала свой день с благодарности Господу за то, что она живет, за свою тысячелетнюю родословную, которую она хорошо знала, за то что Боженька, как она говорила, ей всегда и во всем помогает. И отходя ко сну, она благодарила всегда Боженьку за каждый прожитый день.

П. Алешковский

— За прожитый день.

И. Бугаева

— И она говорила всегда: «Ирочка, ну ведь Боженька всегда со мной! И это такая радость, такое счастье, что я православная!» — и это было неподдельно. Вот есть какие-то вещи, которые подделать нельзя.

П. Алешковский

— Ну невозможно подделать интонацию.

И. Бугаева

— Невозможно подделать интонацию.

П. Алешковский

— Если ты не великий актер.

И. Бугаева

— Невозможно подделать взгляд. Это действительно была радость. И она всегда повторяла: «Наша вера православная — это веры радости. И несмотря ни на что мы должны радоваться». Это мне тоже было интересно, потому что в своей уже докторской диссертации я изучала то, как религиозное сознание проявляется в языке человека — то есть вот вербализация языкового сознания. Поэтому очень многие примеры из наших бесед с Еленой Николаевной послужили мне, в том числе опорой для каких-то выводов.

П. Алешковский

— Ну например? Просто поясните, это интересно.

И. Бугаева

— Да, я поясню. Я бы хотела задать вопрос слушателям: как бы они ответили, как бы они отреагировали на ситуацию — ну например, они сломали ногу? Первая их реакция — вот сломали ногу. Ну наверное, большинство людей: ах, не повезло! Ну почему же со мной это случилось? У меня тут столько вот дел...

П. Алешковский

— Да.

И. Бугаева

— Ну какое-то бы было саможаление или вот «почему же так не повезло»...

П. Алешковский

— Конечно.

И. Бугаева

— Ну какая-то реакция негативная. А вот реакция Елены Николаевны: «Слава Богу, меня Господь посетил!» — потому что Господь посещает в болезнях, в печалях. Вот она реакция: «Слава Богу, меня Господь посетил». И таких примеров очень много. Это другое отношение к жизни.

П. Алешковский

— Это вера, воспитанная с молоком матери. Совершенно естественная, совершенно спокойная, какая-то... Ну то что, может быть, дается и дано людям, но далеко-далеко не всем. И в отличие от Елены Мейендорф, мы с вами шли своей дорогой, абсолютно не зная, как и почему, да, и уж точно рождены были — я не знаю, вы крещеная, может быть, с детства, на счастье, а я нет, — самостийно, что называется. Поэтому такое время у нас было. А она жила там, она жила же за границей и совершенно в естественных условиях. И те тяготы и ну порой ужасы эмигрантской жизни, которые достались ей, они, наверное, сравнимы с тяготами и ужасами советского времени. И вот понимаете, вот это позиция — «ура!» — а не опущенный вниз нос — это позиция действительно нормальной веры.

И. Бугаева

— Это действительно так. И Елена Николаевна всегда, я уже сказала, помнила свою родословную. А у Мейендорфов несколько прославленных святых, начиная с папы римского Климента II.

П. Алешковский

— Они из крестоносцев вообще глубоких.

И. Бугаева

— Да, из крестоносцев, викинги, они там все это знают. И вот Елена Николаевна как-то рассказывала: когда она посещала Бамберг, где покоятся мощи папы римского Климента II, как раз была рака открыта и...

П. Алешковский

— А я так понимаю, что этот тот Климент, который у нас в православии принят?

И. Бугаева

— Принят, XI век. Этот тот Климент, который отменил индульгенцию. И уже в середине XX века была проведена эксгумация, и был проведен анализ, и подтвердили, что он был отравлен. Вот за это его, видимо, как предполагала Елена Николаевна, и отравили.

П. Алешковский

— Ну у нас же есть церковь Климента, папы римского.

И. Бугаева

— Да. Но я сейчас вот о чем хочу рассказать. Это Елена Николаевна рассказывала, есть у меня эти ее воспоминания записанные. Когда она была в Бамберге, там есть скульптурное изображение папы Климента. И вот когда она зашла, то увидела и говорит: «Ох, так это же одно лицо — мой брат Иван!»

П. Алешковский

— Понятно, да.

И. Бугаева

— «Как же через столько столетий передаются гены, что вот портретное сходство. И не только портретное сходство, но один был папой римским, а другой протопресвитер», — это как раз речь и идет о отце Иоанне Мейендорфе.

П. Алешковский

— Иоанне Мейендорфе.

И. Бугаева

— Да. Они встречались, естественно, двоюродные брат и сестра. Может быть, не так часто как бы хотелось. Потому что отец Иоанн родился во Франции, он жил во Франции до своего отъезда...

П. Алешковский

— В Америку.

И. Бугаева

— В Америку, потом в Канаду. Но родственные чувства были, встречи иногда были, переписки были. И такие воспоминания, конечно, остались.

П. Алешковский

— А насчет гена — это точно. Потому что, ну я не знаю, скажем, посмотрите ранние парсуны Трубецких и поздние — эти мясистые носы и большие головы. Ну раньше живописи нет просто, но вот там где есть живопись — это действительно видно, как в таких в мощных семьях, которые следят за своей родословной, видно, что ген работает, ген есть: там, я не знаю, подбородки, носы, мочки уха там, ну и так далее. Конструкция — если человек грузный и большой, то вот они все грузные и большие. Это действительно замечательно и восхитительно совершенно наблюдать.

И. Бугаева

— Да. И она знала, конечно, очень хорошо свою родословную. И очень много рассказывала, ну можно сказать, притч, да, вот о своих предках. Одна из таких притч, мне бы хотелось ее рассказать, если можно.

П. Алешковский

— Да, конечно.

И. Бугаева

— Она вот примерно так. Значит, плывет корабль, и видит капитан на мостике, что вот в море плывет человек, над головой держит чемодан и гребет только одной рукой.

П. Алешковский

— Что естественно.

И. Бугаева

— И тогда в рупор капитан кричит: пожалуйста, брось чемодан, потому что иначе мы не сможем тебя спасти. А в ответ слышит: в этом чемодане родословная Мейендорфов — я лучше утону, но чемодан не брошу!

П. Алешковский

— Понятно.

И. Бугаева

— Да, такая вот незатейливая притча, но она свидетельствует о том, насколько было важно всем сохранить воспоминания о своих предках, достойных предках...

П. Алешковский

— Но кичливости не было.

И. Бугаева

— Не было.

П. Алешковский

— В этих людях — я много с ними сталкивался тоже, с такой старой аристократией, — никогда не было кичливости. Всегда было очень осознанное понимание, что за ними поколения предков. Но это были люди, не купившие дворянство и не торговавшие им, а просто жившие в нем. К сожалению, время передачи нашей истекло. Большое спасибо Ирине Владимировне Бугаевой, что вы пришли к нам и рассказали такую замечательную историю и про Елену Мейендорф, и вообще вот, мне кажется, что наша беседа сегодня удалась. Спасибо.

И. Бугаева

— Спасибо большое.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем