Светлый вечер с Дмитрием Даниловым (эфир от 10.03.2015) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с Дмитрием Даниловым (эфир от 10.03.2015)

* Поделиться

Дмитрий Данилов 1В программе "Светлый вечер" мы беседовали с писателем Дмитрием Даниловым.
Разговор шел о его книге "Описание города", о современной литературе и писателях, а также о том, как создаются литературные произведения.

Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова

А. Пичугин

— Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! Меня зовут Алексей Пичугин, со мной Алла Митрофанова.

А. Митрофанова

— Добрый светлый вечер.

А. Пичугин

— И в гостях у нас сегодня писатель Дмитрий Данилов. Дмитрий, здравствуйте.

Д. Данилов

— Здравствуйте.

Наше досье

Дмитрий Данилов. Родился в Москве в 1969 году. Окончил высшие богословские курсы при Московской Духовной Академии. Работал журналистом в различных печатных и Интернет-изданиях. Произведения Дмитрия Данилова опубликованы в толстых литературных журналах, в частности в журнале «Новый мир». Наиболее известные романы «Горизонтальное положение» и «Описание города». «Горизонтальное положение» номинировалась на премию «Национальный бестселлер» и попала в финал премии «Большая книга». «Описание города» вошла в список финалистов «Большой книги».

А. Митрофанова

— Мы сейчас находимся в таком периоде времени, когда очень актуальны становятся поездки по городам России. И в связи с этим хотелось бы обратиться к одному из ваших романов, где вы описываете среднестатистический город. Причем описываете его с позиций, который ряд литературных критиков называют позициями постмодернистскими. Я не знаю, как вы относитесь к этому термину. Где вы описываете город, не называя его. ТО есть такая головоломка-шарада...

А. Пичугин

— Игра.

А. Митрофанова

— Игра, квест, который нужно пройти, чтобы понять, о чем пойдет речь. И делаете это с таким увлечение, что этот азарт читателю передается. Вы при этом сами коренной москвич, насколько я знаю...

Д. Данилов

— Да.

А. Митрофанова

— ...сознательно поехали в город лишенный достопримечательностей, как вы описываете в книге. Условия задачи: город среднестатистический, российский, лишенный достопримечательностей. Едете туда с задачей влюбиться в этот город.

А. Пичугин

— Математическая такая задача немного.

А. Митрофанова

— И приходите при этом к положительному результату. В связи с чем возникает вопрос: вы действительно полюбили город, о котором писали или это было все-таки в рамках романа необходимостью показать его так, что ах!

Д. Данилов

— Это был именно результат не запланированный. Вообще, в последнее время так получается, я начинаю писать, результат конечный мне неизвестен. Обычно писатели в голове что-то придумывают, потом садятся, это все фиксируют. У меня это эксперименты над собой. Это был эксперимент.

А. Митрофанова

— Честное признание.

Д. Данилов

— Не над городом, а скорее над собой. Мне было интересно выбрать какой-то город, там действительно ничего нет, ничего такого, чем можно восхититься.

А. Пичугин

— Мы сейчас не обижаем жителей города?

Д. Данилов

— Они на меня обижаются.

А. Пичугин

— Я читал, что было обсуждение книги в библиотеке города. Можно его назвать?

Д. Данилов

— Да, конечно, я думаю, мы его назовем уже, это Брянск. Этот момент угадывания далеко не самый главный в этой книге.

А. Пичугин

— У меня было три варианта, когда я читал: Пенза, Курск и Брянск. В итоге Брянск оказался.

Д. Данилов

— Я в начале думал, что до жителей города этот текст вообще не дойдет. Но он до них дошел. Странным образом. Действительно в одной из городских библиотек состоялось обсуждение, и люди выдали такую типичную реакцию. Люди понимают только одну форму любви. Для них любовь к городу — это простое, стандартное восхищение, прекрасный город, город партизанской славы, город тружеников, город заводов, город на берегу реки Десна. Вот я, по их мнению, я должен как-то так. Они меня упрекали, что я не встречался с жителями. Приехал человек, пишет про город и даже не удосужился пообщаться с жителями города.

А. Пичугин

— Но вы же общались с таксистами, продавцами в магазине, администраторами...

Д. Данилов

— Конечно. Но в условие игры входило не общение с людьми. Я ходил строго всегда один, я ни с кем не знакомился, за исключением вынужденных. Девушки на ресепшене сидят, конечно, я их за эти 12 раз уже к ним привык. И люди досадовали, что как же он с людьми не поговорил. Там сам текст таков и сам замысел таков, что если бы я начал общаться с жителями города, все бы просто рухнуло. Конструкция бы просто упала и все.

А. Митрофанова

— Почему?

А. Пичугин

— То, о чем вы говорите, это схематическая любовь, которую нам привили в советском детстве, что надо любить мир, труд, май, мама мыла раму.

Д. Данилов

— Совершенно верно.

А. Митрофанова

— Почему бы все рухнуло, если бы вы начали с жителями общаться?

Д. Данилов

— Знаете почему. Для меня это был несколько медитативный процесс, мне было важно погрузиться в состояние немного особое. Я ходил и приглядывался ко всему. Для этого нужно одиночество. Если бы я с кем-то гулял, это бы все рассеялось, половину внимания уходит на человека, ты уже ничего не видишь. Потому что я там увидел очень тонких нюансов, я там обнаружил несколько очень интересных мест, которые, я думаю, сами жители Брянска даже не понимают, что в них интересного.

А. Митрофанова

— Какие, например?

Д. Данилов

— Там есть совершенно потрясающее место. Это старый, заброшенный аэропорт. Он находится посреди города, он весь окружен городскими районами. Там действительно была взлетно-посадочная полоса, она сейчас вся такая развороченная...

А. Пичугин

— В Брянске же есть действующий аэропорт?

Д. Данилов

— Есть. За городом, новый. Но он, правда, действующий с натяжкой. Там есть рейс в Ереван один раз в день. И там какие-то чартеры в Турцию летают. И все. А старый аэропорт он заброшен. Его сейчас интенсивно застраивают, это место сейчас умрет, его не будет. А я застал. Там полоса в рытвинах, старое здание диспетчерской службы, ангар остался. И там люди учатся ездить на машинах.

А. Митрофанова

— Автокурсы.

Д. Данилов

— Даже не курсы, а просто люди сами. Вот женщина за рулем маленького джипа медленно едете, видно, что учится, туда проедет, обратно. И там какая-то удивительная тишина стоит, какой-то гул космический непонятный, какие-то облака... Я там, когда был в один из приездов, в апреле, по-моему, там над этим аэропортом заброшенным висели два линзообразных облака, как два глаза или что.

А. Митрофанова

— Специально для вас организовали, чтобы у вас впечатление сложилось...

Д. Данилов

— Ну как-то да... И там эти машины ездят, их мало, одна-две, кто-то в стороне машину моет. И это все настолько беззвучно. Их не слышно, как они ездят, это все медленно. Знаете, как в авангардном, арт-хаусном фильме. Беззвучно движутся... Невероятные совершенно впечатления. Естественно, если бы я был с кем-то: ну пустое место, люди на машинах ездят, ничего особенного, а тут, понимаете, нужно настроиться на восприятие. Естественно, общение с людьми тут мешало бы. От этого я изначально отказался. Мне был интересен город не как социальный феномен, как тут жители живут, какая у них зарплата, где они работают, это все за скобками.

А. Пичугин

— Это журналистика бы уже была.

Д. Данилов

— Да, конечно. А мне была интересна эта специфическая атмосфера. Или, например, там чудесное место есть, тоже место удивительной тишины. Тоже на берегу реки Десны, прямо в центре, центр города на берегу реки находится. И там такой мостик понтонный, пешеходный, а дальше раньше была станция, называется «Брянск-город». Маленькая веточка, соединяющаяся с главным вокзалом. Ее разобрали, станции нету, потому что все время заливало весной в половодье, сложно было обслуживать. Там осталось пустое место, деревья какие-то растут, рядом загон — пасется лошадь в загоне. И зимой там лыжники, видно две лыжни, уходящие в лес, и там полная тишина и тоже звенящая... Я помню, я там неподвижно стоял в течение часа. И там, когда совсем никого нет, гул, звук небесных сфер буквально. Не сочтите меня за сумасшедшего.

А. Пичугин

— Нет, я очень хорошо представляю то, о чем вы говорите.

Д. Данилов

— Я просто по-другому не могу назвать. Я понимаю, что жители проходят мимо, им это не интересно, наверное. А мне было интересно. И еще такие были места.

А. Митрофанова

— Сюр.

А. Пичугин

— Я сразу вспоминаю, есть такой эссеист, москвовед Рустам Рахматуллин, у него есть цикл программ, называется «Облюбование Москвы». Правда, он про памятники рассказывает московские, но не такие известные, как скажем, Кремль, Собор Василия Блаженного, вот у вас облюбование Брянска... Я думаю, что жители города вас не побьют, если вы туда еще раз приедете.

Д. Данилов

— Я надеюсь. Тем более что там и положительные у жителей были какие-то отзывы. Там какая-то женщина сказала: «Что вы напрасно обвиняете человека, он как раз приехал, чтобы наш город понять и ему это удалось». Не все обиделись.

А. Митрофанова

— А вы в итоге полюбили Брянск.

Д. Данилов

— В итоге, да. Это было такое сроднение. Не то, что я его какой-то экстатической любовью полюбил. А какое-то сроднение. Я себя стал где-то с мартовского, апрельского приезда, а ездил с января по декабрь. Один месяц — один приезд. Где-то с марта, с апреля, что я иду и что-то родное раз! — это что-то брянское такое. Я себя стал ловить на том, что я где-то слышу упоминание Брянска, у меня внутри какое-то движение в душе.

А. Пичугин

— Я прочитал в одном из ваших интервью фразу, которая меня удивила, с которой я не могу согласиться: «Нельзя прожить два дня в городе и не полюбить его». Я для себя навскидку вспоминаю несколько городов, как минимум, в которых проживи я 5, 6, 10, 20 дней, не смогу я себя заставить.

А. Митрофанова

— Аналогично.

Д. Данилов

— Может, это индивидуальное свойство. Я стараюсь: если ты чего-то избежать не можешь, надо это полюбить.

А. Митрофанова

— Не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней...

А. Пичугин

— Может быть, правда, я обязательно найду места, которые мне приятны, куда мне захочется вернуться, заставлю где-то...

А. Митрофанова

— Заставить себя расслышать тот внутренний пульс, который, как я понимаю, вам удалось поймать в Брянске.

Д. Данилов

— Да, да. Я не могу сказать, что у меня так со всеми городами. Конечно, нет. Я, например, несколько по службе, я работал в журнале «Русская жизнь», у нас там были интересные командировки всякие. И я был в шахтерском городе Прокопьевск. Это Кузбасс. Это город-катастрофа, это такой реальный ужас, чудовищный. Тогда было, может, сейчас получше. Это такой... И внешне безобразие в кубе, и вся жизнь устроена так... Такое место мне, конечно, полюбить трудно было, я, наверное, не полюбил его. Но это немного особый случай. Бывают действительно места ну объективно очень плохие, тяжелые. Но, в целом, я стараюсь, если я с чем-то, это, в принципе, и людей касается, и городов, и всего. Если ты в этой реальности находишься, если ты ее никак изменить не можешь, надо постараться ее полюбить. Найти что-то для себя хорошее...

А. Митрофанова

— А когда вы чувствуете, что щелкнуло и город для вас становится близким?

Д. Данилов

— Вообще, происходит следующее, на самом деле, это перещелкивание происходит уже потом. Я в город съездил и потом я чувствую, что при его упоминании мне как-то хорошо, как родное что-то.

А. Пичугин

— А у меня, кстати, тоже что-то такое. А я там был, я могу про него что-то сказать, а я знаю, что там на перекрестке магазин, а за ним площадь, а на ней памятник Ленину.

Д. Данилов

— Вот-вот, у меня тоже так. То есть это скорее некое послевкусие. Когда ты там находишься, ты просто наблюдаешь, а потом остается послевкусие и оно, как правило, приятное за очень редким исключением.

А. Пичугин

— Писатель Дмитрий Данилов проводит с нами этот «Светлый вечер».

А. Митрофанова

— В одном из интервью вы сказали, что для вас религия и литература — это две главные вещи в жизни. Про литературу более или менее понятно, коль скоро вы выбрали для себя это поприще как профессиональное, это ваша профессиональная стезя. Что касается религии, расскажите, пожалуйста, об этом. Вы ходите в церковь? Вы как-то себя соотносите...

Д. Данилов

— Ну да, я православный христианин, да.

А. Митрофанова

— Ага, а как это случилось?

Д. Данилов

— Я заинтересовался всем этим, когда мне было 15 лет. Это были еще советские годы, это был 84 год, я начал ходить в церковь Иоанна Воина на Большой Якиманке. Я и сейчас туда хожу. Что мне в ней нравится, она абсолютно за это время никак не изменилась. Там происходят какие-то ремонты, но в результате этих ремонтов все остается, как в моей юности было, тот же настоятель, для меня это кусок жизни постоянной.

А. Пичугин

— Вы консерватор по жизни? Я спрашиваю в том смысле, что вам нужно, чтобы все вещи лежали на прежнем месте? Хочу приехать в маленький город и увидеть, что тот памятник, который видел 20 лет назад, стоит на том же месте, та самая бабушка идет все так же в булочную.

Д. Данилов

— Вы знаете, я не то, чтобы к этому как-то привязан, я не консерватор вообще, нет. Я думаю, что и по текстам это понятно.

А. Митрофанова

— Понятно.

Д. Данилов

— Но просто когда я такое вижу, меня это трогает, забавно, трогательно. Такой островок...

А. Митрофанова

— Послушайте, 84 год, вам 15 лет, вы учитесь в школе.

Д. Данилов

— Да, да. Комсомол, все дела.

А. Митрофанова

— И как это сочеталось?

Д. Данилов

— Скрывал. Ходил тайком. Может быть, это какое-то смутное, туманное ощущение — присутствие Бога, понял, что мне это интересно. Потом. У меня мама работала в издательстве «Мир», это издательство, которое специализировалось на издании литературы на разных языках. Она работала в испанской редакции, у них работали иностранцы всякие, их сотрудники ездили за границу, и подруга привезла из Мозамбика Библию на русском языке.

Вот такие пути. Чтобы человеку получить Библию на русском языке, нужно было ее привезти из Мозамбика. На папиросной бумаге, на русском языке.

А. Пичугин

— Брюссельское издание.

Д. Данилов

— Да. И я начал все это читать, естественно, ничего не понимая. Но я соприкоснулся с этой реальностью, ну как-то дальше я стал ходить в церковь, в те юные годы не особо был воцерковленным, редко причащался, но как-то все равно я это не бросал. Это длилось уже до какой-то молодости. Когда пришел из армии, я еще успел в советской армии послужить, я стал интересоваться всякой восточной духовностью. У меня был большой период, когда я конкретно йогой занимался, всеми этими делами. Причем йогой не как оздоровительной практикой, а духовной. Мне все это было очень интересно. Одно время даже кастанедовскими практиками занимался. Даже не хочу никакой в это камень бросать, очень интересные вещи, там много реального. Для христианина это все, естественно, не то, но это интересно.

А потом уже после многолетнего перерыва, когда мне было за 30, просто в какой-то момент, я даже это помню, просто пришло ясное осознание, что период этих блужданий, этих экспериментов заканчивается. На самом деле, у меня все это время, всегда было то, что мне нужно, и нужно просто спокойно к этому вернуться и продолжать дальше. И я стал опять ходить в церковь, более менее регулярно. Регулярность оставляет желать много лучшего, но, тем не менее.

А. Митрофанова

— Нам всем есть к чему стремиться.

Д. Данилов

— И потом я 10 лет назад я пошел и немного поучился на... это называется Высшие богословские курсы при Московской духовной академии. Это второе высшее образование. У меня первого нет, но...

А. Пичугин

— Второе зато есть.

Д. Данилов

— Я там поучился 4 года, это было для меня очень полезно. Это такой каркас, это не столько непосредственно знание, сколько каркас какой-то, который позволяет понять, какие знания нужны и где их брать. И которые позволяют отличить что-то толковое и нужное от всякой ерунды. Потому что если брать вал церковной литературы, который есть, то там далеко не все, мягко скажу, нужно читать, далеко не все полезно. Я считаю полезно, когда у человека есть рамки и каркас есть. Дальше на этот каркас можно самостоятельно навешивать знания, что-то читать, с кем-то разговаривать. Я очень этим курсам благодарен, для меня это было очень полезно. Духовное образование мне уже получать поздновато, да и не нужно, просто потому что я и не собирался быть священником. А как именно для светского человека, но при этом верующего, для меня это был идеальный вариант образования.

А. Пичугин

— А в литературу вы превносите знания, полученные на курсах.

Д. Данилов

— Вы знаете, нет. У меня очень жесткое разделение, у меня литература и религиозная жизнь совершенно не смешиваются. Я вижу огромное количество примеров, когда пишущий и одновременно верующий человек в то, что он пишет, в общем, начинает писать о религии, начинает свои религиозные мысли, свои чувства, он начинает все это тащить в тексты. В 99% получается либо, извините, «розовые слюни», в плохом смысле, грубоватое слово, что-то такое «бабье», а в других случаях это бывает тяжелый, агрессивный бред. И очень трудно этого избежать.

А. Пичугин

— Это в поэзии хорошо заметно.

Д. Данилов

— В поэзии, в том числе.

А. Митрофанова

— В современной литературе, наверное, если взять корпус классической литературы, там, например, есть Достоевский, там другая ситуация.

У которого практически в каждом романе христианская тематика присутствует. Христос для него, он об этом неоднократно говорил, это главная фигура в его жизни.

Д. Данилов

— Конечно. В том-то и дело, это, вы знаете, беда нашей современной литературы, я считаю, мы все время оглядываемся на наше великое прошлое, все время какие-то попытки играть в Достоевского, играть в Толстого.

А. Пичугин

— Вот кстати, это очень хорошая мысль.

А. Митрофанова

— Хорошее определение действительно.

Д. Данилов

— Я много общаюсь с писателями, основных авторов этого процесса знаю лично. Это проскальзывает, когда люди начинают очень морщить лоб, ощущать себя как такой мыслитель о судьбах России, мира и через это учительствовать. Есть у меня один знакомый писатель, он молодой парень, молодежь, мы начинаем разговаривать. Он начинает говорить: «Ну как же Достоевский, они же не боялись учительствовать, несли людям какие-то, надо так...» Я думаю: «Молодой парень, что он вообще...»

А. Митрофанова

— У Достоевского, если о нем говорить, есть замечательная фраза: «Через горнило сомнений моя осанна прошла...» Он это выстрадал, выносил каждой клеткой страдание свое. Он это прочувствовал и об этом писал, с позиции личного опыта, скорее, а не учительства. Я не знаю просто, если разбираться, почему тогда получалось у людей об этом говорить, это было органично, а сейчас не получается.

Д. Данилов

— Вопрос сложный. Я к этому стараюсь относиться, как к смене климата. Похолодало. Если похолодало, надо теплую одежду надевать.

А. Пичугин

— А еще, когда я читал вашу книгу, все время вспоминалась такая игра, сейчас очень многие в нее играют, компьютерная, Геогессер называется. Гуглстритвью вас выбрасывает рандомно, где работает Гуглстритвью и вам нужно как более точно показать на карте мира место, где вас выбросили, использовать какие-то указатели, может быть, знакомые населенные пункты.

А. Митрофанова

— Вторичные признаки.

А. Пичугин

— Вот очень похоже.

Д. Данилов

— Интересно.

А. Пичугин

— Кстати, советую вам посмотреть, то, о чем вы говорите, оно похоже.

А. Митрофанова

— А что такое нестандартное краеведение, в одном из интервью вы это словосочетание употребили.

Д. Данилов

— Я тут не претендую на какую-то новизну, есть даже манифест международный, какие-то писатели собрались, они написали манифест альтернативного краеведения. Но если кратко, идея в том, чтобы исследовать какие-то обыденные пространства. Например, если мы говорим о Москве, не исследовать Кремль, замосковоречье послепожарное, а допустим, промзоны, Северное Чертаново...

А. Митрофанова

— Шоссе Энтузиастов.

Д. Данилов

— Шоссе Энтузиастов. То есть то, к чему мы привыкли как к чему-то несуществующему, мы мимо идем, для нас этого нет. А тут предлагается остановиться и принудительно посмотреть на то, на что мы не смотрим. 9-этажные дома, в принципе, это тоже интересный объект уже.

А. Митрофанова

— Ну чем он интересен?

Д. Данилов

— Ну, во-первых, как объект архитектуры вообще все это многоэтажное строительство, это же вообще не было раньше такого, а потом появилось это многоэтажное, индустриальное строительство. Это некие формы, это же интересно, когда берется и делается некий серый параллелепипед с окнами и больше ничего. И все. Это же вообще здорово.

А. Митрофанова

— И населяется людьми.

Д. Данилов

— Никакого декора, чистая функциональность, это вообще интересно. Здесь есть, о чем подумать.

А. Пичугин

— Вам бы жить в эпоху великих открытий, конструктивизма в 20-е годы, вот эти все формы геометрические (смеются)... Я когда смотрел ваш Живой Журнал, там есть отсылка к старому блогу, вы же занимаетесь помимо литературы фотографией.

Д. Данилов

— Это так, на любительском уровне.

А. Пичугин

— Ну фотографируете. У вас был проект «Золотое кольцо». Я на протяжении многих лет связан с Суздалем, мне сразу стало интересно, мне всегда интересно, что люди, которые приезжают в Суздаль, не просто как туристы посмотреть Покровский монастырь, торговые ряды, а которые пытаются понять, я пошел посмотреть, а у вас нестандартный подход к Золотому кольцу: бетонный забор, провод, подпись — Суздаль.

А. Митрофанова

— На самом деле, да, такую картину можно увидеть, где угодно.

Д. Данилов

— Был проект «Золотое кольцо», люди едут по Золотому кольцу фотографируют храмы, достопримечательности, дворцы, а я специально, я действительно проехал и сфотографировал то, что можно в собственном дворе пойти и сфотографировать. У меня еще был неосуществленный проект, я периодически предлагаю знакомым фотографам, таким уже серьезным, профессиональным, может быть, его осуществить. Священные камни Европы. Заключается он в следующем. Кельнский собор, приехать в Кельн, подойти вплотную и просто сфотографировать кусок стены, серый прямоугольник.

А. Пичугин

— Я могу поучаствовать, у меня есть такие фотографии. И Венского собора.

А. Митрофанова

— А зачем?

Д. Данилов

— Я могу сказать зачем. Меня можно упрекнуть в оригинальниченьи таком. Мне интересно смещение взгляда. Возвращаясь к Кастанеде. На православном радио говорить о Кастанеде это, наверное, моветон, но...

А. Пичугин

— Ну что ж, мы же люди не зашоренные.

Д. Данилов

— Один пример. Дон Хуан давал Кастанеде такое упражнение, он его сажал напротив дерева и говорил, чтобы он концентрировал свое внимание не на листьях, а на промежутках между листьями. Мы привыкли, мы смотрим на дереве, воспринимаем его как набор листьев. А тут нужно было сознательно пытаться увидеть все промежуточки. И это смещение взгляда, то есть, допустим, если мы привыкли, если мы видим кельнский собор, мы привыкли им любоваться целиком, декором, его величественными формами огромными...

А. Митрофанова

— Высотой, витражами.

Д. Данилов

— А тут интересно обратить внимание на кусок стены. Или приехать в Суздаль и пофотографировать там бетонные стены.

А. Пичугин

— Продолжим разговор о городах, нам нужно сделать маленький перерыв, буквально одна минута. Слушателям напомню, что Дмитрий Данилов сегодня в гостях программы «Светлый вечер».

А. Пичугин

— Еще раз добрый вечер, друзья! Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин, мы вас приветствуем. И у нас в гостях, я напоминаю, сегодня писатель Дмитрий Данилов. И мы так плавно от книги Дмитрия «Описание города» те, кто слышал первую часть нашей программы, понимают, о чем идет речь, к рассмотрению самих городов с их непарадной стороны, может быть.

А. Митрофанова

— Я слушала-слушала и поняла такую вещь. Мне кажется, что вы для себя сознательно ищете обыденное. Ставите для себя условие: найти нечто обыденное, найти, чему в этом можно удивиться.

Д. Данилов

— Да, очень правильно. Мне очень приятно, что вы так сказали.

А. Митрофанова

— А вы знаете, это очень хорошо, я считаю. Потому что у нас проблема именно в том, что люди говорят, что перестают чувствовать вкус жизни. Это возможно именно от того, что утрачена эта возможность удивляться.

Д. Данилов

— Этому надо сознательно. Как в анекдоте, надо себя заставлять. Люди от этого стареют и умирают, от того, что они ничего нового не видят. Или же они искусственно гонятся за новым через туризм... А надо новое видеть все время. Опять же одна из самых больших бед людей — это утрата свежести восприятия. Это когда человек не может воспринять ничего нового из просто прогулки по своей знакомой улице. Он идет и видит эти дома обычные, которые он тысячу раз уже видел, и он не может на них посмотреть по-новому. Не может им обрадоваться, удивиться, ужаснуться. Бывает, и ужаснуться полезно. Люди с годами живут в условиях серого шума, одна и та же реальность, все одно и то же. От этого люди очень стремительно стареют и умирают. И болеют. Это плохо. Когда нового восприятия нет...

А. Митрофанова

— А в Москве вы находите, чему удивляться?

Д. Данилов

— Конечно. Я Москву очень люблю, бесконечно. Это город, где есть все. От невероятно прекрасного до невероятно чудовищного. Очень разного. Конечно!

А. Митрофанова

— Причем с точки зрения удивления и то, и другое одинаково подходит.

Д. Данилов

— Да.

А. Пичугин

— А какие у вас любимые локации?

Д. Данилов

— В Москве?

А. Пичугин

— Да.

А. Митрофанова

— Интересно.

Д. Данилов

— Я вырос в центре, на Садовом кольце и я все на окраины отдалялся. И, честно говоря, сейчас даже мне интереснее окраины, в широком смысле. Мне очень нравится Тушино. Я там много проводил времени в Тушино, у меня там бабушка жила. И я там много гулял, ездил на велосипеде, район знаю хорошо.

А. Пичугин

— Вы как раз из тех людей, которые застали последние дни этих деревень, на месте которых московские микрорайоны: и Тушино, и Юго-Западные районы. Миллионы их...

А. Митрофанова

— Ну не миллионы. Но есть.

А. Пичугин

— И, наверное, здорово пройти посмотреть: а помню, тут избы стояли, тут церковка посредине... А сейчас церковка, может быть, и есть, а вокруг 17-этажные небоскребы.

Д. Данилов

— Да, у нас как раз, у бабушки у моей, она жила, был, он и сейчас есть 9-этажный дом, на 4-м этаже она жила, и там с балкона, если заглянуть, повернуть голову направо была видна деревня Петрово вдоль нынешнего бульвара Яна Райниса, тянулась деревня, были дома, коровы, скот.

А. Митрофанова

— Надо же. Это сколько времени прошло?

Д. Данилов

— Это 80-е годы. Где-то к Олимпиаде старались разгрести. Деревня Спас, например, у платформы Трикотажная, это тоже Тушино на Волоколамском шоссе там большая, очень красивая церковь.

А. Пичугин

— До сих пор, кстати, две деревни в Москве сохранилось, не скажешь... Мневники...

Д. Данилов

— Да, Мневники.

А. Митрофанова

— Вот вы сейчас сказали 80-е годы, если подумать о том, как сильно изменилась жизнь за это время, ну пожалуй, до нашей эпохи она никогда так быстро не менялась. Даже на рубеже XIX-XX веков. Вы — писатель. Через писателей, художников, как правило, какой-то ток времени проходит. Вы это чувствуете, ловите, понимаете. А что с вашей точки зрения происходит с нами? Что с человеком происходит, когда мы оказываемся в условиях постоянно нарастающих скоростей. Насколько мы готовы все это переживать, переваривать?

Д. Данилов

— Вопрос для меня сложный, я не знаю, честно говоря.

А. Митрофанова

— Вы не думали об этом никогда?

Д. Данилов

— Нет, я, может быть, и думаю как раз об этом, но у меня нет для себя какого-то понимания. Все ускоряется, перемен очень много, каждый современный человек он уже на своем счету имеет жизнь в очень разнообразных условиях. Я еще помню советские времена, и они тоже разные. Времена Брежнева, Перестройка, Горбачев, времен очень много, что это для человека значит, я не знаю. Если сравнивать это с жизнью человека, который родился при Александре I, а умер при Александре II, наверное, не очень много застал перемен.

А. Митрофанова

— Очень много всяких вихрей он застал, пережил и имел возможность их осмыслить. Я почему этот вопрос задала. Потому что если говорить о классической русской литературе XIX века, где было много романов. Роман, начиная с середины XIX века, это очень популярная форма, романы, которые читают и перечитывают до сих, и они очень важны для понимания не только того времени, но и для понимания того, что мы такое, причем мы не только я имею в виду российский менталитет, я имею в виду и что такое человек. Вот тогда происходили открытия и позже сказали: «Поэт в России больше, чем поэт». А сейчас в России поэт не больше, чем поэт, и писатель не больше, чем писатель. Может быть, это связано с тем, что мы не успеваем переваривать ту реальность, которая вокруг нас?

Д. Данилов

— Как вы считаете? Тут ситуация примерно такая. Мне в этом плане очень нравится, как рассуждает об этом композитор Владимир Мартынов.

А. Митрофанова

— А как он рассуждает?

Д. Данилов

— У него есть целый цикл книг, где он выдвигает такую гипотезу, что сейчас мы находимся в таком времени, когда уходит текстоцентричная эпоха в русской культуре. И маятник начинает двигаться в сторону визуальности в целом. Визуальность важна, а тексты становятся менее важны. Мне, в принципе, эти рассуждения нравятся. Мне, правда, очень трудно рассуждать о том, почему так, но то, что этот процесс мы явно наблюдаем, для меня это очевидно и действительно поэт давно уже не больше, чем поэт, и писатель не больше, чем писатель. Меня это радует. Мне очень... Русская наша культура и литература очень устала от этих дополнительных функций. Нужно их с нее снять, ей станет легче дышать, появятся более интересные, свежие, странные тексты, потому что груз морализаторства...

А. Митрофанова

— Вселенской ответственности.

Д. Данилов

— Этого всего, это создает такую тяжеловесность. Я люблю такое легкое в хорошем смысле. А эту угрюмую тяжеловесность я не очень люблю. Поэтому, мне кажется, процесс хороший.

А. Пичугин

— Кто из современных авторов вам близок?

Д. Данилов

— Мне близки авторы, которые, может быть, не очень хорошо известны широкой публике, но я считаю, пожалуй, может быть лучшим прозаиком современности такого владимирского писателя Анатолия Гаврилова, он пишет очень... Он человек не молодой, пишет мало, короткие очень тексты. Максимум, что у него есть по объему, очень маленькая повесть «Берлинская флейта», она совсем крошечная, а, в основном, это рассказы. Тончайший прозаик, он такой скромный человек, не занимается самопрезентацией, поэтому широкая публика его мало знает. Но в литературных кругах он известен и его очень уважают. Мне очень нравится, что пишет Денис Осокин, он более известный автор, он известен как сценарист.

А. Митрофанова

— Да, «Овсянки».

Д. Данилов

— Он, я считаю, прекрасный писатель. Мне очень интересно то, что делает Андрей Левкин, прозаик, тоже, может быть, известен в литературных кругах, и он, кстати, занимается тоже очень интересными исследованиями городов. Не столько городов, он город использует для некого самоисследования. У него есть замечательная книга «Вена. Операционная система». Там на материале Вены, он очень интересные...

А. Митрофанова

— Это как Дублин для Джойса?

Д. Данилов

— Прямо не скажешь, но что-то такое... У него прекрасный... Он к писательству подходит с позиций, которые близки к современному искусству. Это не литература, литература, истории какие-то... А у него проектная литература, он берет проект, как современные художники — перформанс или акция, или что-то такое еще. Мне это очень близко. Для меня описание города — это художественная акция, только выполненная литературными способами. Андрей Левкин. Из более традиционного спектра мне очень нравится Василий Голованов, прекрасный писатель. Тоже очень много вживания в местность. У него есть совершенно потрясающий роман «Остров», это про то, как он несколько раз ездил на остров, если я не ошибаюсь, Калгуев, это где-то на Крайнем Севере, в Северном Ледовитом океане, там живут люди, тоже какими-то промыслами занимаются, он туда ездил, это вживание в эту местность. Это необыкновенно интересно.

А. Пичугин

— Писатель Дмитрий Данилов сегодня у нас в гостях. Он проводит вместе с нами этот «Светлый вечер». Дмитрий, а еще вот такой вопрос вам хотели задать, про литературную критику. Вы говорили, я не ручаюсь за точность цитаты...

А. Митрофанова

— Что вы не верите, что автору может быть полезен негативный критический разбор.

Д. Данилов

— Глубоко убежден. Я это эмпирическим путем установил. Никогда, ни разу у меня такого не было... А у меня негативных много отзывов. Потому что многих возмущает форма моя, странная какая-то. Ни разу такого не было, чтобы мне кто-то сказал, указал, в том числе кто-то из критиков, известных, уважаемых, кто-то увидел в моих текстах недостатки, я б из этого вынес нечто положительное. Кроме досады. Ничего не было такого, чтобы я хлопнул себя по лбу и воскликнул бы: «Как же я сам не додумался, как хорошо критик мне подсказал, я буду стараться лучше делать». Такого вообще не бывает. Творческих людей надо хвалить...

А. Митрофанова

— Я с вами согласна.

А. Пичугин

— А я вот нет. Если творческого человека не критиковать, то происходит замыкание в себе, хождение по кругу.

А. Митрофанова

— Или абсолютизация того, что ты делаешь, отсутствие критического мышления по отношению к своим произведениям. Есть, наверное, такая опасность. Вам виднее.

Д. Данилов

— Мне кажется, что не должно быть никакого критического отношения к своим произведениям. Их надо любить. Не надо к ним критически относиться.

А. Митрофанова

— Безусловно. Но я вам хочу один пример привести, если позволите. Жуковский и Пушкин. Мы знаем, что у них были прекрасные отношения, дружеские и Жуковский был для него старшим товарищем и в свое время подарил ему портрет с надписью «Победителю ученику от побежденного учителя». Когда Пушкин был еще совсем молодым, Жуковский приходил к нему, читал свои стихи. У Пушкина была феноменальная память. И если он наизусть что-то после прочтения Жуковским его стихов не воспроизводил, если Пушкин какую-то строчку забывал, Жуковский ее себе помечал как неудачную, которую необходимо переделать. Такое, знаете, довольно критическое отношение к собственным текстам.

Д. Данилов

— Я не отрицаю. Бывает как, знаете, вы говорили сейчас, что если автора не критиковать, он может зациклиться на себе, приемах, которые он освоил. Это тоже бывает, скорее, это бывает феномен захваленности, бывает автора слишком захваливают. Настолько иногда. Поток славословий. И автор начинает бронзоветь, ему начинает казаться, что он великий, это плохо. И в этом плане, это единственный случай, я считаю, когда отрицательная критика полезна, имеет смысл, это случай захваленности автора, когда раздутая, чрезмерно передутая фигура и нужно немножко отрезвляющее воздействие на публику оказать. «Люди, не надо так носиться, как с писаной торбой, не так уж это все и прям супер». Это смысл имеет. А просто сказать... Меня особенно удручает критика в стиле: «ну что это у вас за роман, скучно, не интересно читать». Ну неинтересно, ты две страницы прочел, отложи, выброси и забудь. Нет, пишут огромную рецензию про то, что очень скучно. Это...

А. Пичугин

— Но это же хлеб у людей своеобразный. Не своеобразный, а вполне осознанный. Есть такое убеждение, что писатель — это не тот, кто может писать, а тот, кто не может не писать. Вы все время пишете?

Д. Данилов

— Нет. У меня есть такой принцип. Я для себя такую матрицу составил четырехчленную. Есть четыре способа соотношения количества и качестве в писательстве. Можно писать мало и плохо, можно много и плохо, много и хорошо, мало и хорошо. Для меня последний вариант — самый желательный, в этом плане упомянутый Анатолий Гаврилов просто чемпион. Человек пишет мало и хорошо. Я не сторонник этого, что надо ни дня без строчки, что надо каждый день строчить. Я обычно напишу большой текст и год не пишу.

А. Пичугин

— Пелевин, например. У меня создается такое впечатление, что выпустит книгу, потом проходит 3 года, и надо бы Виктору Пелевину выпустить новую книжку. И он ее быстро пишет, выпускает, судя по тексту, потому что там описываются какие-то вещи, которые происходили последние месяцы. Видимо, есть разные подходы.

Д. Данилов

— Это вопрос темперамента, кто-то не может не писать каждый день. Кто-то не может не писать много. Дмитрий Быков постоянно порождающий сверхчеловеческое количество текстов. Или Захар Прилепин тоже очень много пишет, мы с ним знакомы и общаемся. Он мне рассказывал, что он пишет до 8 колонок в день. И главное — хорошо. Не то что он халтуру гонит, с мыслью, посылом правильным. А я как-то, смотрю, получается вроде уже и много, но чтобы такого каждый день... Я «Описание города» написал где-то в 17 приемов.

А. Пичугин

— Но вы говорили, что вы не ехали в Брянск, пока не напишите про свой предыдущий приезд.

Д. Данилов

— Да, так и было.

А. Пичугин

— Кажется, я, может быть, хронологию не отслеживал, но книжки выходили одна за другой.

Д. Данилов

— С интервалом в два года. «Горизонтальное положение» — это осень 2010 года. А описание города, это осень 2013.

А. Митрофанова

— А вы для себя рассматриваете альтернативные виды деятельности. Если вы, к примеру, не пишете в данный момент, чем занимаетесь, как это влияет на вас?

Д. Данилов

— Вы знаете, нужно зарабатывать деньги чем-то. Писательство ничтожные деньги приносит, затрат много, расходов, а прибыли никакой. Поэтому приходится работать, так или иначе, в некой журналистике. Я себя не считаю журналистом, но это какие-то либо редакторские работы, все-таки журналистика, я два года работал официальным блогером одной крупной автомобильной компании. Что-то такое. Поэтому я бы этим не занимался, если бы не нужны были бы деньги. А если говорить о чем-то, чем бы еще хотелось, допустим... Я, конечно, пытался фотографией заниматься, но каком-то этапе понял, что все-таки это не то, чем... Когда у человека, это его дело, у него зуд все время, фотограф – это человек, который все время ходит с фотоаппаратом, все время фотографирует. Это не то, что мне взбрело, сегодня хороший день, я сейчас пойду и пофотографирую. Фотограф, он все время. Он видит через это. А когда я понял, что я не вижу мир через видоискатель, я снизил фотографическую активность. Но вообще меня занимает современное искусство. Мне интересен всякий... Люди верующие к современному искусству относятся очень плохо.

А. Митрофанова

— Но оно очень разное.

Д. Данилов

— Мне интересен акционизм. Как ни странно. Понятно, что существует масса безобразных проявлений этого, но вообще мне это нравится. Очень интересные вещи делает всемирно известная художница Марина Абрамович. Потрясающая акция... Это меня до глубины души потрясло. Они же долгое время работали вместе, такой немецкий художник Улай. Они были вместе, они даже говорили, что стали одним существом, роман, творчество. И потом они все-таки решили расстаться, как-то у них все это распалось. И они устроили потрясающую акцию. Они поехали в Китай и начали идти, она начала идти с одной стороны китайской стены, он — с другой. И они встретились и просто прошли мимо друг друга. Ничего. Просто один человек прошел и другой. И все. Красиво. Это потрясающе.

А. Митрофанова

— Говорят про такие вещи — выпендреж. Ну как-то есть определенный взгляд на современного художника, на современное искусство без попытки понять, что происходит и что он пытается в это вложить. Мне другое было интересно. Когда внутри большого музея она сидела несколько дней на стуле и приглашала рядом с собой посидеть другого человека, желающего. Очередь была гигантская. Потому что она человек с большим именем. Но в чем глубокий смысл? Когда в огромном здании из стекла и металла люди проскакивают друг мимо друга. И даже она, идя навстречу любимому человеку, нашла в себе силы пройти мимо, здесь этот момент встречи человека с человеком, в художественном смысле это прорыв.

Д. Данилов

— А там же знаете, какая была история с этой акцией. Человек садился, они смотрели друг другу в глаза, человек уходил, она закрывала глаза и ждала, пока придет новый, открывала глаза и смотрела на него. И тут пришел Улай. Это было уже после их расставания. Это была душераздирающая сцена. Это записано на видео. Это прекрасно.

А. Пичугин

— Они знали, что он придет? Она знала?

А. Митрофанова

— Она не знала. Она не знает, кто приходит — это условие.

Д. Данилов

— Она сидела с закрытыми глазами и увидела его перед собой. Это феноменально.

А. Пичугин

— Вы знаете, мы продолжим разговор о современном искусстве уже за пределами этого эфира (смеются).

Напомним, что в гостях у нас был сегодня писатель Дмитрий Данилов. Алла Митрофанова, Алексей Пичугин, будьте здоровы, всего самого доброго.

А. Митрофанова

— До свидания.

 

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем