«Труд во славу Божию»

В этом выпуске своими светлыми воспоминаниями о делах, совершенных ради Бога, и о том, как они повлияли на жизнь, поделились ведущие Радио ВЕРА Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Анна Леонтьева и исполняющий обязанности настоятеля храма святых равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги в Черемушках протоиерей Владимир Быстрый.

Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Анна Леонтьева

---

А. Ананьев:

— «Сегодня Рождество Христово», — читаю я комментарий к одному из выпусков «Светлые историй» на Радио ВЕРА. «Сегодня Рождество Христово. Около полуночи, в начале литургии у нас отключили электричество. Сейчас одиннадцать утра, электричества до сих пор нет. На улице минус двадцать, я лежу под двумя одеялами в трех кофтах, двух штанах и трех носках. И около часа улыбаюсь, мало обращая внимания на холод, потому что смотрю один из самых светлых выпусков любимых „Светлых историй“. Они согревают. Слава Богу за все!», — пишет Анастасия. Вот ради таких комментариев, ради таких слушателей, зрителей, ради таких переживаний и ради такой любви каждый понедельник, в шесть часов вечера мы собираемся здесь, в светлой студии Радио ВЕРА, для того чтобы поделиться с вами своими светлыми историями. Добрый вечер, дорогие друзья. Это действительно «Светлые истории» на Радио ВЕРА. И сегодня мы представляем вам человека, обладающего не только роскошным, таким как три одеяла сразу, красивым, тяжелым, мягким голосом, но и огромной коллекцией личных, прожитых, очень важных историй. Исполняющий обязанности настоятеля храма святых равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги в Черемушках, ответственный за богослужения в храме иконы Божией Матери «Умиление» при научном центре судебной и социальной психиатрии имени Сербского, протоиерей Владимир Быстрый. Добрый вечер, отец Владимир.

Протоиерей Владимир:

— Добрый вечер.

А. Ананьев:

— Здравствуйте, я ведь не ошибся, не соврал, сказав, что у вас, учитывая как бы и специфику вашего служения, историй, фантастических совершенно, очень много?

Протоиерей Владимир:

— Ну так, немножечко вы преувеличили, конечно. Потому что я вот как раз как-то перед передачей все думал, вспоминал, ну и как-то вот так прямо чтобы вот куча каких-то историй...

А. Митрофанова:

— Отец Владимир, но вы же предложили тему.

Протоиерей Владимир:

— Я предложил тему, да.

А. Ананьев:

— Вот женщина вечно пытается свалить ответственность на мужчину.

Протоиерей Владимир:

— Да, да. Нет, ну просто там пару историй я, как говорится, знаю, и с удовольствием одну расскажу, с удовольствием.

А. Ананьев:

— А также с вами Анечка Леонтьева. Добрый вечер, Аня.

А. Леонтьева:

— Добрый вечер.

А. Ананьев:

— Ага. И Алла Сергеевна Митрофанова. Алечка, добрый вечер.

А. Митрофанова:

— Исправился.

А. Ананьев:

— Ну я же стараюсь. Отец Владимир недоумевает. А меня тут все упрекают внимательные, неравнодушные зрители и слушатели за то, что я прочих женщин называю Анечка, Кирочка, Мариночка, а жену исключительно Алла Сергеевна.

Протоиерей Владимир:

— Наверное, из-за уважения.

А. Ананьев:

— Абсолютно, исключительно из уважения, поклонения, восхищения. И робости опять же.

А. Леонтьева:

— Почтения.

Протоиерей Владимир:

— Да, вот даже не уважения, а робости.

А. Ананьев:

— Да. Ибо всякий муж рядом со своей женой чувствует, должен чувствовать себя придурковатым и недостойным. Как перед начальником.

А. Митрофанова:

— Смешно.

А. Ананьев:

— Прежде чем мы начнем рассказывать своих истории, я хочу напомнить вам, друзья, что «Светлые истории» с самого первого дня существования не только в аудиформате живут, но и в формате видео. А видео вы можете найти на нашей странице в социальной сети ВКонтакте, так что заходите, смотрите, пишите комментарии, ваш комментарии на вес золота. Ну и, отец Владимир, как вы уже верно заметили, тема нашего сегодняшнего разговора: работа во славу Божию. Труд во славу Божию. И мне кажется, что бы ни делал священник, вот чем бы он ни занимался, ну это всегда труд и это всегда во славу Божию. И в этом смысле вы можете рассказать просто о том, как прошел ваш вчерашний день и, в принципе, это будет история о труде во славу Божию.

Протоиерей Владимир:

— Да, понятно, конечно. Ну, в принципе, любая жизнь человека, это, так сказать, во славу Божию, то есть любой день человека это происходит. Но, конечно, священнический труд, он как-то так уж, наверное, какой-то особенный, потому что, во-первых, он сочетает в себе какие-то несочетаемые вещи. Ну если, например, говорить о вчерашнем или каком-то позавчерашнем дне, то он состоял из множества всего, дел. Ну во-первых, конечно, это богослужение, которое вот совершается, к которому готовишься, готовишься к проповеди — это, как правило, бывает очень мучительно. Потому что вот там был преподобный Серафим Саровский, Иулиания Лазаревская, да, и надо было что-то сказать о тех, о ком говоришь уже там, очень много сказано чего. И здесь, конечно, просто вот сидишь, думаешь, читаешь, так сказать, смотришь каких-то других проповедников и пытаешься что-то все-таки найти в своем сердце, чтобы ну оно же отзывается, естественно, в своем сердце что-то такое. Это вот, так сказать, подготовка такая идет. Потом богослужение, которое, конечно, это особенная вещь. Богослужение— это просто тоже целый мир такой, когда время застывает, и когда ты действительно, вот я помню, когда там год я был диаконом, потом, когда меня, значит, рукоположили во священство, это была первая моя литургия, то я, так сказать, у меня кружилась голова. Потому что, казалось бы, вот диакон стоит там с правой стороны от престола, а священник посередине, но настолько все, картина меняется, что я просто не мог долго понять вообще, где я нахожусь. Такое было просто какое-то такое, хотя, в принципе, естественно, уже богослужение я знал, как там, что говорит диакон, что священник. Но вот поэтому богослужение — это, конечно, особое время, где проживаешь какую-то необычайную жизнь, которая ну вот действительно, так сказать, не побоюсь или побоюсь быть в этом плане каким-то многословным и излишне чувствительным, но иногда действительно просто мурашки по коже бегают, когда, например, читаешь Евангелие. Хотя тоже, казалось бы, уж там ну не все наизусть знаешь, но очень многое, так сказать, близко к тексту, естественно, все слова, все обороты. И вот именно какая-то необычайная иногда чувствуется именно вот церковнославянского языка и, так сказать, понимаешь, что по-русски это нельзя читать, хоть, может быть, не всем это понятно, но такая красота, такая напевность, что вот это читаешь, и просто действительно вот там бегают мурашки.

А. Ананьев:

— Протоиерей Игорь Гагарин не так давно поделился с нами своими размышлениями по этому поводу, как я рассказывал недавно в эфире Радио ВЕРА. Как виниловая пластинка — это способ записать звук, однажды там прозвучавший в прошлом и вот попробовать тебе его передать, чтобы ты услышал его. Как фотография — это возможность передать изображение того, что было когда-то давно, и вот чтобы ты увидел своими глазами. Так молитва и вообще язык богослужения — это способ зафиксировать переживание сердца в момент ощущения там благодати Святого Духа — это же невозможно описать словами, фотографией, звуком. Молитвой — можно. И когда ты, вот как дорожка пластинки, начнешь проигрывать вот эти слова молитвы у себя в душе, ты сможешь почувствовать, если не в полной мере вот эту благодать, то хотя бы отблеск этой благодати ты сможешь почувствовать. Потому что это способ передачи вот этой вот, способ записи и передачи вот этого переживания.

Протоиерей Владимир:

— Да, это очень хорошо сказано и действительно это так, это откликается в сердце. Вот это действительно необычайная вещь. Но помимо молитвы, к сожалению, священнику на службе приходится выполнять еще массу, так сказать, задач, которые, конечно, отвлекают ужасно. Например, ну я вспоминаю сейчас, мне это вспомнилось, например, там, по-моему, отец Павел Флоренский — ну у него свои какие-то были воззрения на все, он служил, вообще вокруг престола какую-то палатку ставил, чтобы вообще никого, ничего не видеть так вот. Ну это, конечно, тоже такое, но отец Павел такой был, особенный человек. Ну а здесь, конечно, приходится следить за хором, хоть там у нас хор небольшой сейчас, в количестве одного человека, но все-таки. Там какие-то ему пытаться послать флюиды, чтобы он там пел там так или по-другому как-то. Приходится как-то смотреть за алтарниками, потому что ну очень хорошие все, даже не сказать, ребята, там у нас все уже дядечки такие, да, вот замечательные люди. Но иногда что-то там, в самый какой-то ответственный момент он решит вскипятить чайник почему-то, потому что сейчас вот теплоту подавать, а тут идет Евхаристический канон. И тут, значит, начинает в тебе происходить огромная борьба, чтобы, так сказать... Потому что у меня был такой знакомый священник, и есть, собственно говоря, который иногда в самый ответственный момент, он так очень благостно служил, а в самый ответственный момент, когда там кто-нибудь начинал шуршать, он срывался, просто начинал орать. Потом, значит, долго плакал, что сорвался. То есть приходится за этим еще следить, вообще вот за всем, что происходит. Естественно, конечно, там все время слушаешь, что происходит в храме — не дай Бог, там кто в обморок грохнется, упадет — такое тоже бывает. Ну там если много народу или жарко, люди пожилые все, в общем, поэтому. То есть вот как-то там приходится думать о том, что сейчас надо бежать, исповедовать. Если, не дай Бог, там какая-нибудь еще треба после литургии, начинаешь волноваться, переживать, что вот служишь не торопясь, с толком, с чувством, с расстановкой, а там, значит, люди тебя ждут — начинаются эти еще переживания какие-то. То есть вот такое вот, как говорится, смешение каких-то всяких чувств и так далее. Ну вот так вот оно, так сказать, как-то вот проходит служба. Потом какие-то хозяйственные дела, естественно, это каждый день. И вчера, хотя тоже воскресенье было, но все равно хозяйственные дела, потому что сейчас скоро праздник, надо все это как-то продумать, подготовиться, там организовать, дать команды. Плюс еще занимаешься строительством, мы занимаемся, храма, поэтому каждый день и ночь думаешь о том, почему там так все медленно идет и пытаешься что-то такое сделать. Ну вот если говорить, что вчера, например, конкретно я потом поехал в гости к своему брату — это, конечно, приятное очень дело, это застолье, какие-то приятные разговоры. Но поскольку все равно же ты остаешься священником, то, так сказать, сидящее застолье так или иначе постоянно спрашивает и требует ответа: а что Церковь думает об этом. Или там: а почему вот там Патриарх не сделал этого или сделал это. А вот как вот ты смотришь на это, а вот что делать... И, собственно говоря, вот такое вот какое-то служение и проповедь, оно продолжается даже среди близких, самых близких людей, которые должны бы тебя уже, как говорится, знать там с младенчества. Но вот все равно уже, и тут уже хочешь не хочешь, надо включаться в какие-то эти разговоры. Хотя, конечно, в гости не хочется никогда в воскресенье ходить, хочется потом, когда все сделал уже, во-первых, уже, конечно, физическая усталость, потому что что встаешь рано, в пять часов, пока то пока се. И, конечно, хочется уже, конечно, поехать домой. Там как-то тихо все осмыслить или просто поспать, потому что хоть спички вставляй в глаза. А тут, значит, какое-то мероприятие, хоть и родственное, но все равно мероприятие. Но вот еще раз говорю, да, что приходится и там, значит, все время держать какой-то ответ, то есть все время держать себя, понимать, что ты не просто. Хоть ты и брат, кум, хоть ты и друг там этих моих замечательных там родственников и друзей, но все равно, так сказать, ответить должен.

А. Ананьев:

— Я вас хорошо понимаю. Когда священник садится за стол с дорогими людьми, чтобы отдохнуть, слово за слово — чувствую: работаю, продолжаю работать. У Аллы Сергеевны, у души моей, та же самая проблема. Тоже сядем поужинать, слово за слово, и — раз, все перерастает в лекцию о Достоевском, об Ахматовой. Она литературу преподает в вузе и...

А. Митрофанова:

— Ну нет, здесь разные ситуации. Ты понимаешь, у меня профессиональный травматизм...

А. Ананьев:

— Почему, у тебя желание просветить непросвещенного мужа.

А. Митрофанова:

— Так нет, отец Владимир же о другом... Ну что ты, во-первых, муж, наоборот, меня просвещает. А отец Владимир говорит о другом: когда хочется выдохнуть отдохнуть, но нет. Это такие каникулы Бонифация. Помните мультик, «Каникулы Бонифация»? Когда Бонифаций приехал к бабушке, чтобы...

Протоиерей Владимир:

— Отдыхать.

А. Митрофанова:

— Порыбачить. А его все время окружали дети, которые знали, что он работает в цирке и все время просили его, чтобы он им показал какие-нибудь фокусы или что-то еще, такие десять негритят. Ну это в данном случае устойчивое выражение просто. Это чтобы меня там не обвинили в каком-нибудь расизме и прочее. Не об этом совсем. И Бонифаций отрабатывал по полной программе, но реализовать мечту — выдохнуть, поудить рыбку и просто у бабушки там на кровати поваляться и поесть ее пирожков ему не удалось. В таком же примерно положении, я так понимаю, оказываются и все отцы, которые...

Протоиерей Владимир:

— Все педагоги на самом деле тоже.

А. Митрофанова:

— Педагоги — нет. Педагоги, понимаете как, если бы я умела молчать... Здесь проблема, что я молчать не умею. Если бы я умела молчать, у меня муж был счастливейшим человеком на свете.

Протоиерей Владимир:

— Я думаю, Алла, что не в этом дело. И даже я еще вспоминаю сейчас светскую свою работу, да, когда я программистом работал. Там тоже не выдохнешь, понимаете, когда идет там процесс отлаживания программы, то ты можешь сидеть за столом, пить чай или еще что-то такое, но шестнадцатеричные коды у тебя в голове мелькают, и ты думаешь, где я допустил ошибку. Потом тихо уходишь там куда-нибудь в уголочек, достаешь — тогда были огромные распечатки, простыни такие, — достаешь, начинаешь смотреть, значит, что там такое. Где бы ты ни был — дома, в гостях, в метро там. Ну там уж если на лыжах идешь, там, конечно, не достанешь. Так что это просто вот это на самом деле нормально, так и надо, понимаете. Так и надо. Ну жизнь, она, вот это наша жизнь, понимаете. Это наша жизнь.

А. Ананьев:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Сегодня здесь, в студии, исполняющий обязанности настоятеля храма святых равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги в Черемушках, протоиерей Владимир Быстрый, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова и я, Александр Ананьев. Тема сегодняшних «Светлых историй» — труд во славу Божию. И, по большому счету, любой труд, получается. Потому что покажите мне труд, который был бы не во славу Божию.

А. Леонтьева:

— Я боюсь, что мы можем подумать и найти такой.

А. Ананьев:

— Да, ну ладно...

Протоиерей Владимир:

— Но это не будет трудом.

А. Ананьев:

— Это будет обычным пороком, обычными страстями. А как это называется, когда... сребролюбием каким-то, да. Ну в любом случае, если это труд не во славу Божию, то это какой-то грех, грешок или грешище.

Протоиерей Владимир:

— Ну это даже грех, это самой собой, здесь просто человек не может жить, вот трудясь вот ради каких-то таких вот сиюминутных вещей. То есть он может это делать, но из-за этого у него наступают психозы, неврозы...

А. Ананьев:

— Вы сейчас расстроили тысячи россиян, отец Владимир.

Протоиерей Владимир:

— Ну знаете, сейчас очень популярна психология. И я иногда слушаю каких-то психологов, и они, собственно, говорят там, ну обретение смысла жизни — это сейчас, так сказать, уже ленивый об этом не говорит. И, собственно, действительно все проблемы из-за этого, что человек трудится, трудится усердно, трудится много, прямо вот не покладая рук, ради чего? Ради того, чтобы хорошо отдохнуть. То есть он ради того, чтобы, как говорится, год работать, чтобы неделю провести там на каких-то Сейшелах там или еще где-нибудь.

А. Ананьев:

— А кто-то делился своими переживаниями относительно ипотеки. Алечка, расскажи свою светлую историю на тему труда во славу Божию.

А. Митрофанова:

— Светлой я ее вряд ли могу назвать, эту историю. Вообще я думала там, выбирала, о чем здесь можно было бы рассказать. А в итоге, поскольку сейчас речь о педагогике зашла, думаю, была не была, пусть будет этот эпизод. Наверное, многие помнят «Ералаш» с участием Хазанова и Моргунова, где Моргунов играет директора школы, а Хазанов играет нового школьного учителя, причем почему-то в интерьерах абсолютно советской школы — с советской таким кафельной плиткой, с советским таким цветом стен и окнами, все эти люди говорят по-итальянски, и как будто бы все это разворачивается в школе итальянской. Хазанов играет молодого учителя, которого направили новым педагогом в школу, и его директор определяет там в какой-то 3 «А» или 3 «Б», не знаю, в общем, в класс, где дым стоит коромыслом, и вообще страшно туда попасть, страшно зайти, страшно заглянуть. И плотно-плотно закрывает за ним дверь, чтобы этот учитель, увидев, чем занимаются дети, а они там стоят на ушах в буквальном смысле, чтобы он не захотел сбежать обратно или даже если захотел бы, то не смог. Я была в такой ситуации. Дело в том, что буквально недавно тоже с коллегами вспоминали, это очень такой был кинематографичный эпизод, как я начинала преподавать и дико боялась идти на первое занятие со своими студентами. А так получилось, что я закончила институт, и меня сразу же пригласили на кафедру преподавать. Ну вернее как, я там в аспирантуру поступила, потом ушла, а преподавать в итоге осталась. И у меня с моими студентами разница в возрасте ну вот прямо совсем ничего. И я думаю: значит, надо какой-то важности на себя напустить, надо чего-то там еще такое, надо придумать какую-то тему позабористей, посложнее, чтобы они не догадались, как я их на самом деле боюсь. Но мне ничего не помогало. У меня, знаете, тряслось все под коленками, вот прямо поджилки такие вот тряслись, да, у меня, значит, холодели руки, учащалось дыхание. И в итоге ничего лучше, чем спрятаться на кафедре под кустом какой-то герани, я не придумала. Сижу на кафедре под кустом герани, звенит звонок, я думаю: авось все забудут, авось как-нибудь рассосется. Ну понятно, мне там сколько, 22 года. И тут я слышу шаги по коридору такие: тун, тун, тун...

А. Леонтьева:

— Зловещие.

А. Митрофанова:

— Открывается дверь, и я вижу на пороге нашего декана — добрейшего человека, потрясающего, замечательного во всех смыслах, вообще лучшего декана всех времен и народов, Ярослава Львовича Скворцова. И он на меня смотрит, говорит: «Аля, а что вы здесь делаете?» Я из-за фикуса голову высовываю, говорю: «Ярослав Львович, я здесь прячусь». Он говорит: «От кого? — От студентов. — Не хочу вас расстраивать, но я сейчас мимо вашей аудитории проходил, и они там, и они вас ждут». Я: «Ах, Ярослав Львович, это ужас, кошмар, и что же вы им сказали?» Я им сказал, я спросил: «Кого вы ждете?» Они сказали: «Ну вот у нас какая-то там Митрофанова Алла Сергеевна, не знаете про нее ничего?» «И что же вы им ответили?» Я им сказал: «Ребята, вы попали...» После этого Ярослав Львович взял меня за руку, вытащил из-за фикуса — и можно прямо пересмотреть, я пересматривала недавно этот «Ералаш» с Хазановым, как его волокут вот так вот по коридору — точно так же Ярослав Львович тащил меня. Подвел к аудитории, втолкнул туда осторожно и закрыл за мной дверь. Я, не помня себя от ужаса, в зобу дыханье сперло, потом я открываю глаза — смотрю, передо мной три несчастные души сидят, которые трясутся, пригнулись к партам — примерно так же, как минуту назад я пряталась за фикусом. Только они прячутся за своими какими-то там учебниками по языку. И тут я начинаю входить в роль: «Так, говорю, а где остальные? — Они заболели, у них есть справки, они потом принесут». Короче говоря, я поняла, что дети меня боятся действительно больше, чем я их, и дальше мы с ними начали как-то стараться выстроить отношения. Надо сказать, что на кафедре возложили на меня какую-то непомерную надежду и дали мне, я не помню, наверное, четыре или пять было у меня академических групп в том году, притом что я никогда не преподавала, это для меня первый опыт, и готовиться приходилось довольно-таки интенсивно, с колес, и потом приходить на занятия и делиться со студентами в еженедельном, практически в ежедневном формате теми открытиями, которые накануне ночью, извините, сделала я сама, копая там свою программу. И потом, то есть это была такая очень мощная загрузка, она отнимала довольно много времени от работы в журнале «Фома», где я тогда была, так сказать, официально, где у меня лежала трудовая книжка. Но есть вот «Фома», а есть вот институт, и, конечно, я успевала в «Фоме» гораздо меньше, и мне катастрофически нужны были деньги, мне их не хватало, в общем, и далее со всеми остановками. И вот что произошло: в конце семестра выяснилось, что каким-то удивительным образом меня на кафедре забыли официально оформить, и за все это хозяйство я ничего не получу. А я рассчитывала, что у меня будет какой-то гонорар, там я понимала, что можно будет вот то-то и то-то. В общем, это получился такой, именно в чистом виде, труд во славу Божию. И я так немножко расстроилась, потому что мне, правда, очень нужны были деньги. Но вы знаете, Господь берет под Свое крыло. Потому что ну да, деньги были нужны, но все равно это работа, которую ты делаешь не ради денег, да, она просто она тебе нравится и тебе хочется делиться вот этими самыми открытиями. И я поняла, в течение там вот этих первых месяцев, что хочу в этом во всем оставаться. И дальше была удивительная штука. Ну во-первых, надо мной дамокловым мечом висел квартирный вопрос — и стало понятно, что меня оставляют в студенческом общежитии, за которое можно фактически не платить, там какая-то символическая была плата, то есть мне не надо было искать квартиру. А второй момент, вот я сейчас, оглядываясь назад, прошло уже много лет с тех пор, я вижу то, что тогда начиналось, сейчас выросло в какое-то совершенно отдельное прекрасное дерево, где есть курсы лекций, записанные с тем же журналом «Фома» совместно, где есть какие-то лекции, которые там нас зовут читать туда-то, туда-то, и мы с удовольствием там приезжаем, приходим и прочее. И наконец на протяжении уже многих лет, самое главное, да, сокровище, есть вот эти самые студенты, которые временами, конечно, знаете как, после иного ответа на экзамене хочется залезть на тот самый фикус, за которым я пряталась на кафедре, но иной раз это такое утешение, когда ты видишь мыслительный процесс в глазах вот этого молодого человека и его упоение тем открытием, которое теперь уже совершил он сам. И на самом деле это дороже всего на свете, того, что может быть вот в профессии, когда вот такое наблюдаешь и такое видишь. Такое бывает нечасто, но оно бывает, и это, конечно, настоящее утешение. Так что вот работа, которая была во славу Божию, совершенно неожиданно, я на это не рассчитывала, но так получилось. И Господь так все это благословил. Наверное, так я бы сказала.

А. Ананьев:

— Сейчас мы прервемся ровно на минуту — у нас полезная информация на Радио ВЕРА. А через минуту продолжим чреду «Светлых историй» от сегодняшних ведущих — Алла Митрофанова, Анечка Леонтьева и наш сегодняшний дорогой гость, протоиерей Владимир Быстрый. Не переключайтесь, будет интересно.

А. Ананьев:

— Еще один комментарий из наших социальных сетей, комментарий к видеоверсии «Светлых историй». «Представьте себе, друзья: Курск, лето, дети с родителями на площадке, моей дочери лет пять. Слышу спор дочки и другой девочки, спрашиваю, в чем дело. И мой ребенок походит ко мне, тычет в девочку пальцем и говорит: „Мама, девочка говорит, что мы куряне. А я говорю, что мы не куряне, мы христиане“. Пришлось успокаивать дочь и рассказывать, кто такие куряне в городе Курск». Трогательно.

А. Леонтьева:

— Прекрасно.

А. Ананьев:

— Кстати, нас просят продолжить историю, вернее «Светлые истории» про детей и детские высказывания, это всегда благодатная тема. Напомню, смотреть видеоверсии «Светлых историй» можно в нашей группе ВКонтакте, а также в YouTube, Rutube, прочих социальных сетях. Сегодня с вами протоиерей Владимир Быстрый, Алла Митрофанова, Анна Леонтьева и я, Александр Ананьев. Аня, я уверен, что уж у тебя...

А. Леонтьева:

— За это время возникла какая-то история.

А. Ананьев:

— Автора десятка или двух десятков замечательных книг, статей, программ, ты семь — тире — девять в раз день встречаешься с замечательными собеседниками, у тебя немало историй о труде во славу Божию.

А. Леонтьева:

— Это очень смешно, потому что ты сказал, что я встречаюсь каждый день, и я вспомнила свои праздники новогодне-рождественские, когда все дети сдали мне своих животных, и практически из дома выйти было невозможно. Если кто-то смелый заезжал к нам, то начинался какой-то невообразимый хаос. И я пришла сюда как человек «из дикого леса, дикая тварь», как говорилось в мультике. И для меня на самом деле вот люди — вот пришел отец Владимир, да, он пришел и два там, не знаю, сколько, три часа будет с нами сидеть. Все наши герои, которые приходят на радио и которые, в общем-то, не получают за это гонорар, они же все это делают во славу Божию. Ну я уже в одном «Светлом вечере» говорила, что Радио ВЕРА для меня не просто любимая работа, а буквально лечебница. И больше всего меня поражают люди, которые приходят к нам на программы, у которых случилось что-то, какая-то беда, какое-то горе — родился больной ребенок, близкий человек получил какие-то травмы, и они имеют силы не просто пережить это горе, они создают какие-то фонды, они становятся волонтерами. И я всегда получаю какой-то необыкновенный заряд сил, душевных в первую очередь, а душевные силы, они как-то и очень быстро в телесные переходят. И очень жду таких людей. Вот буквально я знаю, что я выйду и мне будет хорошо. Так вот у нас были на программе, например, замечательные мои друзья, отец Дмитрий с матушкой Никой. Отец Дмитрий — настоятель храма Воскресения Христова в Толстопальцево. И это такие настоящие сельские батюшка и матушка, когда они пришли в храм, то жизнь всего поселка изменилась. Вообще был маленький храмик, потом построили большой, маленький Покрова Богородицы, в общем, все в одном месте, и как бы у поселка появилось такое сердце, душа. Потому что раньше это был просто какой-то, вот далеко-далеко поселок, хотя он считается Москвой. И столько всего, ну очень, кстати, вот когда отец Владимир рассказывал про служение священника, которое не прекращается даже в компании, даже в окружении близких людей, я подумала, что недаром я сказала, что это как врач, как врачи, так и священники для нас какие-то люди, которые что-то знают, чего не знаем мы. И поэтому все время хочется воспользоваться случаем и спросить: а вот это? а вот это? С духовной точки зрения. А помимо служения, отец Дмитрий с матушкой Никой, они тоже были несколько раз у нас на программах, занимаются вот именно такой деятельностью во славу Божию. Одно из направлений, которым они занимаются, это супружеские встречи. Это очень такое, знаете, когда матушка начала мне об этом рассказывать: приезжай, супружеские встречи, особенная атмосфера, я сразу подумала: нет-нет, вот при мне нельзя говорить слова «особенная атмосфера», я никогда в жизни туда не поеду. Но из огромного почтения к батюшке с матушкой мы все-таки один раз туда поехали. Я увидела, как это важно. Во-первых, понять как это важно, можно уже когда ты туда едешь. Потому что так, как я ссорилась с мужем, я не ссорилась никогда — то есть вот говорят, да, когда какое-то хорошее дело делаешь, обязательно какие-то нападения произойдут. Мы кричали друг на друга ожесточенно всю дорогу, с нами этого не случалось вообще за пять лет нашей жизни. И потом мы приехали и узнали, что действительно это очень какое-то таинственное — ну как, это не какие-то собрания особенные, сектантские, да, это просто муж и жена в семье, которая распадается, они имеют шанс услышать друг друга, услышать друг друга без детей, побыть на природе, пописать друг другу письма, поотвечать друг другу на те вопросы, которые никогда не задаешь себе в обычной жизни. Но почему я так увлеклась этим описанием? А батюшка с матушкой на этих встречах иногда очень устают. То есть не просто очень устают, а я просто вижу, как вот люди, которые взяли на себя этот труд, и насколько тяжелые иногда приезжают туда семьи, и как мало у них остается сил. И вот это тоже вот какое-то необыкновенное служение, которое даже мне, я приехала туда, сказав: матушка, я с одним мужем прожила двадцать лет счастливо, и со вторым пять лет. Но я поняла, то я приехала туда, это было очень важно для меня— я открыла такую проблему в себе, о которой я даже не подозревала. Вот благодаря труду самоотверженному. Каких еще героев? Я вот могу, наверное, часами говорить об этих героях, которые трудятся во славу Божию, но хочется вот таких, которых я сейчас вспомню, и то что, может быть, как я все время говорю, какую-то пользу принести. Владимир Хавшабо — наверное, вы все его знаете, это профессиональный отец, который вырастил двух детей и усыновил еще восемь не просто особенных детей, а очень таких сильных инвалидов. И когда он приходит, конечно, все освещается в студии. Но как он рассказывает об этих детях — как мало напряжения, как тебе кажется, в его жизни, сколько радости от очень тяжелых случаев, от операций, лечения, восстановления реабилитации, да, социализации, как мы говорим. И один раз я спросила у Владимира: вот как ты детям рассказываешь, что с ними? Ну ведь все видят, что с ними что-то не так, у него у одного ребенка просто там... Ну неважно. Он говорит: я рассказываю, что они все особенные. И все люди особенные. Ну вот один человек такой особенный, а ты вот такой особенный. И это тоже меня просто поразило. О ком я еще успею рассказать, если успею?

А. Ананьев:

— Еще минутка у тебя есть.

А. Митрофанова:

— Еще минутка, да? Еще недавно меня поразило, к нам приходила психолог Инна Ковалева, да, она тоже трудится во славу Божию, она занимается старичками с деменцией. Я не знала, что можно так рассказать об этом. Потому что когда в человеке угасает разум, угасает мозг, и он начинает терять свою личность, в нем очень часто просыпается душа. И вот, представляете, как для пожилого человека вот это вот угасающая его личность, когда он сам понимает, что это происходит с ним, и как ему важен человек... Какая-то женщина, которая работала на «Мосфильме», она написала Инне письмо, чтобы она приходила, потому что, когда она приходит, эта пожилая женщина обретает себя — то есть не уходи, потому что с тобой уходят остатки меня. И вот такая вот потрясающая деятельность во славу Божию. Мы имеем счастье здесь лицезреть, разговаривать с этими людьми, дивиться количеству сил, которые дает им Господь для этой работы.

А. Ананьев:

— Слава Богу.

А. Ананьев:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Алла Митрофанова, Аня Леонтьева и наш сегодняшний гость, исполняющий обязанности настоятеля храма святых равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги в Черемушках, протоиерей Владимир Быстрый. Ань, вот эксперимента ради, назови мне пример из твоей жизни работы не во славу Божию. Вот реальный.

А. Леонтьева:

— Ну это...

А. Ананьев:

— Это эксперимент, мне интересно.

А. Леонтьева:

— Это эксперимент. Ну я не знаю. Дело в том, что, когда ты начинаешь делать какую-то работу, ты делаешь ее, потому что она тебе нравится, да, ну это тоже корысть какая-то. Нет, батюшка?

Протоиерей Владимир:

— Нет, почему.

А. Леонтьева:

— Вот я прихожу на радио, знаю, что мне будет классно.

Протоиерей Владимир:

— Ну во-первых, мы не всегда все-таки делаем работу, которая нам нравится. Иногда мы делаем работу, которая нам не нравится. Вот мне, например, когда я стал исполняющим обязанности настоятеля, пришлось заняться канцелярией. Я всю жизнь бегал от канцелярии, от этих всех папочек, хотя даже там как-то занимался каким-то там, но не потому, что... ну занимался. Тут я погрузился, особенно в первый год, полностью в канцелярию, и мне это совсем не нравилось. Но я сумел найти в себе как-то какую-то вот осмысленность. Ну то есть осмысленность есть, так вот головой понимаешь, что это нужно делать. Но даже нашел какой-то интерес потом в этом, понимаете. Ну как красиво, когда все по папочкам, все пронумеровано, тут списочек этого, тут списочек этого, и у тебя все там это.

А. Леонтьева:

— Красоту нашли.

Протоиерей Владимир:

— Да, то есть, в принципе, человек может практически любую работу, так сказать, любое свое деяние как-то обратить и в интерес. Но для верующего человека, он все делает, в общем-то, во славу Божию.

А. Ананьев:

— Вот. Результат, блестящий результат проведенного мной эксперимента.

А. Леонтьева:

— А я так переадресовала.

А. Ананьев:

— Ну нет, в том, что ты не смогла ответить, великий смысл. Потому что я считаю, что нет работы, которая могла бы быть не во славу Божию. Опять же смотря, как ты ее работаешь. Можно на обочине Киевского шоссе продавать шаурму так, что ни Богу, ни людям, ни тебе самому будет неприятно на это смотреть и результат твоего труда тебя не обрадует.

А. Леонтьева:

— Согласна.

А. Ананьев:

— А можно это делать так, что люди, отходя от этого ларька с шаурмой, будут идти, улыбаться как блаженные и говорить: «Слава Богу! Какой хороший человек, какая прекрасная шаурма, какой замечательный день! Слава Тебе, Господи!» Понимаешь? И, собственно, вот та история...

Протоиерей Владимир:

— Ну это будет во славу Божию. Если от меня человек ушел...

А. Ананьев:

— Со словами «слава Богу».

Протоиерей Владимир:

— С каким-то, даже просто хотя бы там удовлетворенный, радостный, то это уже.

А. Ананьев:

— При этом можно и пол мыть в храме так, что все будут: у, какой кошмар, какой кошмар! Хотя, казалось бы, да. Можно ходить и ворчать на всех: «Че стоишь здесь?! Иди...»

Протоиерей Владимир:

— «По мокрому не ходить».

А. Ананьев:

— «По мокрому не ходить! Че приперлись? Ходют и ходют...» Вроде во славу Божию, но лучше бы ты занимался чем-нибудь другим и в другом месте.

А. Леонтьева:

— А про пол в хаме недавно был такой эпизод этим летом. Мои друзья пришли к нам в Нилову пустынь, и они хотели сесть на катер и поехать за грибами на остров, который там в пятнадцати минутах езды от Ниловой пустыни. И тут подошла бабушка, говорит: надо помочь полы помыть. А ну там они такие нецерковные, говорят: не-не-не, нам некогда, типа мы пойдем, у нас катер скоро. Она говорит: за это сто грехов простится. И я думаю: вот это бабушка-мотиватор!

Протоиерей Владимир:

— Мотиватор.

А. Ананьев:

— У меня история, которая случилась со мной вот буквально недавно, как раз когда в Москве были дикие морозы. История про дворника, который имеет к православию отношение, стремящееся к нулю. Он сам откуда-то из Азии, плохо говорит по-русски, ну и понятно, что он не христианин.

А. Митрофанова:

— А он еще и стилистически немножко сбивается — позволишь, я добавлю вот тут просто от себя? Он когда только-только появился в нашем дворе, я шла откуда-то из магазина и слышу откуда-то сбоку голос незнакомый: «Дэушка, а дэушка, можно с тобой познакомиться?» Я посмотрела, очень так удивившись, испугавшись, среди бела дня, да, смотрю, вот стоит человек, одетый вроде бы похоже, что это форма дворника. И я так, знаете, ну нормальная реакция наша, людей в нашей вот этой вот системе, да, так — тымс, сделать вид, что ты ничего не слышишь и пройти мимо. Но вслед звучит вот это настойчивое: «Дэушка, а дэушка, ну что ж, просто познакомиться нельзя?» Тут уже начинает из машины на парковке вылезать наш сосед, который все видит, и вот так вот: что?! Вот так вот ну просто. А потом до меня дошло, что это разница менталитетов. Потому что в их культуре, там откуда он приехал, заговорить на улице, спросить, как тебя зовут, поприветствовать незнакомого человека — это все гораздо проще, как-то человечней. А здесь мы выстраиваема барьеры. И он со своей стороны ничего дурного не имел в виду, но мы из своей культуры его просто не понимаем.

А. Ананьев:

— И вот морозы, я возвращаюсь как-то домой. И смотрю, он сидит на лавочке прижавшись спиной к стенке мусоропровода — на улице мороз, и глаза у него закрыты. Я как-то перепугался, дергаю его за плечо: «Эй, у вас все хорошо? Скорую может вызвать, вы там как?» Открывает глаза: «Да, да, все хорошо, я просто задремал. — Ну вы осторожно как бы, мороз на улице, может вам помочь чем-то? — Нет, все хорошо». И на следующий день прохожу мимо него с собакой, гуляю, и он стоит, руки греет о дыхание, без перчаток, говорит: «Слушай, туда не ходи с собакой, там глубоко, я еще не почистил, вот сюда ходи, здесь неглубоко». Я говорю: «Да, спасибо». Он говорит: «Да что спасибо, не за что. А не знаешь, почему руки сводит?» А, я его спрашиваю: «А чувствуешь себя как, нормально? — Нормально, просто руки сводит, прямо сводит руки». А мороз градусов двадцать. Я говорю: «Так руки сводит, потому что они у тебя замерзли, они у тебя хронически мерзнут, потому что ты вообще без перчаток. Ты как вообще работаешь-то, лопатой снег убираешь?»

А. Митрофанова:

— Ничего себе.

А. Ананьев:

— А он говорит: ну вот так. И я ушел, потом иду, думаю: Господи, вот кто я после этого? У меня есть перчатки. У него нет перчаток, ему нужны. Мне, в общем, не очень по сравнению с ним. Возвращаюсь домой, советуюсь с Алечкой, говорю: слушай... А у меня перчатки такие хорошие были, вязаные там, трехслойные, очень теплые. Говорю: давай ему эти перчатки дадим, ну дело-то хорошее, он же мерзнет. Конечно, какой разговор. Я спускаюсь, он так сначала на меня с подозрением, как вот обычно люди смотрят на возможную опасность. А потом понимает и так: «Ай, рахмат, слушай, ай, спасибо!» И рассказывает мне историю просто навылет. И, говорит, ты представляешь, мне жена на Новый год перчатки подарила. Теплые-теплые, такие же как эти. И, говорит, я их повесил на решетку мусоропровода, чтобы не убирать в них, они же хорошие, жена подарила, я же их беречь должен был. И убирал снег, и представляешь, кто-то спер. Кто-то спер перчатки. А жене-то сказать не может, потому что жена ж подарила перчатки.

А. Леонтьева:

— Это Андерсен какой-то.

А. Ананьев:

— Жене сказать не может, потому жена перчатки подарила, он ее любит.

А. Митрофанова:

— Это скорее О. Генри.

А. Ананьев:

— И поэтому без перчаток, а сам позволить себе купить не может. Я не знаю, сколько получат дворник, из Азии, но полагаю, что немного, и перчатки за 800 рублей позволить себе там каждый день он не может. И я так порадовался, говорю: слушай, ну видишь, как хорошо, теперь у тебя есть перчатки, и ты сможешь как-то не мерзнуть. Он: спасибо, прямо спасибо. Через день возвращаюсь. Дворник убирает на морозе снег, перчаток у него нет, а мои перчатки бережно и аккуратно висят на решетке мусоропровода. Потому что, наверное, ему очень хочется их поберечь, потому что хорошие перчатки. А я такой, вы знаете, у меня на душе стало прямо тепло и светло. Как будто этот дворник не только во дворе убрался, а еще у меня там в душе порядок навел. Хотя человек ужасно далекой от православия, не соотносящий себя ни со Христом, ни христианским образом жизни, а я, открывая дверь подъезда, улыбнулся и сказал: слава Богу! Какая хорошая, добрая, полная любви история. А могло бы быть как-нибудь, как всегда.

А. Митрофанова:

— Там еще особенность-то в том, что перчатки, которые Саша ему отдал, они точно такие же, как жена подарила.

А. Ананьев:

— Да, да.

А. Митрофанова:

— Понимаете, то есть там попадание произошло. И он жене не знал, как сказать, а тут — раз, и вот чудесное возвращение перчаток.

А. Леонтьева:

— Теперь все будут переживать за этого дворника.

А. Ананьев:

— Могу только добавить, что у нас во дворе чисто, у нас во дворе порядок. И двумя людьми, которые друг другу относятся очень тепло и радостно, в нашем подъезде стало... Даже тремя, потому что Алечка-то тоже к нему хорошо относится.

А. Митрофанова:

— Да, ну он, правда, славный. Просто вот он, понимаете как, у него, я иду как-то раз, он мне кричит: «Привет!» Я говорю: «Здравствуйте». Он говорит: «Подожди, а это нормально, то что я тебе говорю „привет“?» Я говорю: «Ну вообще лучше по отношению к женщине, тем более малознакомой, обращаться иначе, говорить „здравствуйте“, ну просто так вот более почтительно». Он: «Понял, понял, все усвоил. Все, больше не буду». То есть он, видите как, ему интересно, он готов как-то интегрироваться, делать шаги навстречу. Но здесь, конечно, очень важно, чтобы мы со своей стороны к таким людям как он тоже делали первые шаги.

Протоиерей Владимир:

— Да вообще ко всем людям, понимаете. Так что тут я когда-то, когда переехал в новый дом, то я лет пять, наверное, здоровался со своими соседями, а они так немножечко в страхе отворачивались. Только через пять лет какой-то мостик наладился, понимаете. Так что тут надо ко всем людям так. Не бояться людей.

А. Ананьев:

— Да, ну и мораль во всем этом как раз в том и заключается, что какую бы работу ты ни делал, собственно, от тебя зависит, есть в этой работе какой-то смысл духовный, во славу Божию ты работаешь или нет. Потому что вот если бы меня мерзкий ведущий программы «Светлые истории», Ань, спросил пример работы не во славу Божию...

А. Леонтьева:

— Вот я спросила.

А. Ананьев:

— Я бы сказал: конечно. У меня, вот к моему огромному стыду, у меня даже сейчас есть проекты, которые я делаю не во славу Божию, я это понимаю. Я просто взял на себя эту обязанность, я стараюсь делать хорошо то, что я пообещал делать. Но мне неприятно, я не делаю мир лучше от того, что я делаю, я не делаю себя лучше и отказаться тоже не могу. Потому что я вот со священником советовался, говорю: батюшка, мне неприятно то, чем я занимаюсь и хочу отказаться. Он говорит: слушай, если Господь тебе дал эту работу, делай. Вот здесь и сейчас ты должен ее делать, как она уйдет, так уйдет, пока делай. Короткая история из серии работы не во славу Божию. Если бы меня спросили вот еще раз. В 11 классе, даже вот между 10-м и 11-м я очень хотел поехать на море, в Алупку отдохнуть — тогда это для меня было воплощением самых смелых мечт и фантазий. И на эту поездку мне надо было заработать денег самому, потому что у родителей денег не было. И я устроился через маминых знакомых работать грузчиком в продуктовый магазин рядом со своим домом. Это был универсам большой, там был большой ассортимент, а это была середина 80-х...

А. Митрофанова:

— 90-х.

А. Ананьев:

— 80-х. Это была середина 80-х...

А. Митрофанова:

— Сколько ж тебе лет было?

А. Ананьев:

— Ну конец 80-х даже. Это было еще до поездки в Штаты, которая была в 91-м году, значит, конец 80-х. Но не суть. И, как самый молодой, однажды утром я прихожу, значит, на работу — на меня все посмотрели, говорят: «Ну Александр, вы тут самый молодой, поэтому решать проблему будете вы. Нам как бы не по статусу», — сказали грузчики.

А. Митрофанова:

— Тебе 12 лет было.

А. Ананьев:

— Да ну нет, с 10-го по 11-й класс.

А. Митрофанова:

— Значит, это позже было.

А. Ананьев:

— Ой, да что же такое-то. И оказалось, там трагедия случилась. Огромный холодильник, а холодильник — это не тот, что у нас на кухне: такая белая симпатичная коробочка, там ручку открыл, а там свет и колбаска лежит. Нет, холодильник в универсаме в те времена — это была такая мрачная комната, с дверью, как в подводной лодке, тяжелой, которая закрывалась там чуть ли не этим круговым рулем. С мерцающим, значит, светом неприятным, с кафельным полом с отбитой плиткой. И вот там выключилось то ли электричество, то ли он вообще сломался, и целый стеллаж картонных коробок с красноглазыми морскими окунями, он разморозился и протух. Причем сразу этого, видимо, никто не заметил. В общем, на полу, значит, была вот эта склизкая масса из красных окуней с глазами, и надо было самому молодому грузчику, значит, вот это все, навести порядок — взять пластиковые ящики, значит, сложить туда этих окуней — внимание! — чтобы их заморозить и опять продать как бы. Ну замороженные, они легче идут. И чтобы вонь не распространялась на весь, значит, чинный этот универсам, меня закрыли снаружи, и я отважно собирал вываливающихся из рук склизких протухших красноглазых морских окуней в эти пластиковые коробки и ставил их на стеллаж. К концу работы я возненавидел конкретно этих окуней, всю рыбу в принципе, значит, весь универсам и вообще...

А. Леонтьева:

— И вообще еду.

А. Ананьев:

— И вообще торговлю. Всех своих коллег, себя, в общем, весь мир возненавидел. И, видимо, во мне было столько ненависти и грязи, как в буквальном, так и переносном смысле, что я был неминуемо наказан. Я попытался постучать, когда я закончил работу, изнутри этого холодильника, чтобы меня открыли и выпустили на свежий воздух, хотя бы ненадолго. Но там дверь же как в подводной лодке — туда можно стучать, можно кричать, можно пинать, можно кидаться гантелями, можно стукаться бампером «Жигулей» — все равно никто не услышит, потому что дверь слишком толстая. И я там остался на несколько часов, в этом зловонном холодильнике, забитом красноглазыми окунями. Меня обнаружили случайно, потому что что-то решили посмотреть: «А, и ты здесь?» Вот такая вот история.

А. Леонтьева:

— Это точно Андерсен. Это уже не О. Генри.

Протоиерей Владимир:

— Это Эдгар По скорее какой-то.

А. Ананьев:

— Мрачная история без морали. Но с красными глазами и склизкими боками, и чешуей на пальцах, которую я до сих пор ощущаю.

А. Митрофанова:

— Заработать-то удалось на море?

А. Ананьев:

— Да, да. Это была прекрасная поездка, я заработал и, в общем-то, был даже горд собой. В какой-то момент я даже считал, что я талантливый грузчик. Ну мне так говорили, я мог бы сделать на этом карьеру. К сожалению, нелюбовь к красноглазым окуням...

А. Леонтьева:

— Пересилила.

А. Ананьев:

— Да, пересилила, и теперь я ведущий на Радио ВЕРА. А мог бы быть успешным грузчиком.

А. Митрофанова:

— Старшим.

А. Ананьев:

— Старшим грузчиком, да, и заставлять людей грузить протухших окуней на продажу. Спасибо вам за то, что провели этот час вместе с нами на Радио ВЕРА, друзья. Смотрите видеоверсию «Светлых историй» на нашей странице ВКонтакте, в YouTube. А сегодня с вами «Светлые истории» провели в светлой студии Радио ВЕРА исполняющий обязанности настоятеля храма святых равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги в Черемушках, протоиерей Владимир Быстрый. Спасибо вам, отец Владимир.

Протоиерей Владимир:

— Спасибо вам, что пригласили. Было очень интересно.

А. Ананьев:

— Да. Также с вами была Аня Леонтьева. Спасибо, Анечка.

А. Леонтьева:

— Спасибо.

А. Ананьев:

— И Алечка, Алла Митрофанова. Спасибо.

А. Митрофанова:

— И Александр Ананьев.

А. Ананьев:

— Услышимся с вами ровно через неделю. Всего доброго. Пока.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Сила церковной общины»
• «Странное дело»
• «Необычное путешествие»