«Празднование Пасхи»

В этом выпуске своими важными воспоминаниями, связанными с празднованием Светлого Христова Воскресения, поделились ведущие Радио ВЕРА Алла Митрофанова, Константин Мацан, Александр Ананьев, а также наш гость — протоиерей Алексей Яковлев.

Ведущие: Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Константин Мацан

---

А. Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, дорогие друзья. Христос воскресе!

Все:

— Воистину воскресе!

А. Митрофанова:

— Мужской хор чудесный сегодня в этой студии отвечает. «Светлые истории» —это, наверное, один из тех проектов, которые в наибольшей степени соответствует возгласу «Христос воскресе!». «Светлые истории» — это наша ну сравнительно недавняя программа, которая выходит в эфир по понедельникам, с шести до семи вчера. И вы можете не только слушать Радио ВЕРА, но и смотреть наши «Светлые истории» на всех цифровых площадках, где Радио ВЕРА представлена — Ютуб, Рутуб, ВКонтакте, все социальные сети, конечно же, у нас на сайте. Смотрите, становитесь участниками, соучастниками происходящего в нашей студии. Константин Мацан, Александр Ананьев, протоиерей Алексий Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве и руководитель движения «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера» сегодня в этой студии. Христос воскресе, дорогие! Снова и снова.

А. Ананьев:

— Воистину воскресе, Алечка.

К. Мацан:

— Воистину воскресе Христос!

А. Ананьев:

— Воистину воскресе, дорогие друзья.

А. Митрофанова:

— Александр Ананьев.

А. Ананьев:

— А чего сразу Александр Ананьев? Слушайте, сегодня тема такая — Пасха.

А. Митрофанова:

— Да, и тема такая, в том-то и дело — пасхальная радость, пасхальное богослужение. Думаю, у каждого из нас есть свои переживания и воспоминания, связанные с этими днями, особенными в году. Может быть, самыми главными в год, не знаю, с чем сравнимыми днями в году.

А. Ананьев:

— И поэтому так трудно об этом говорить, Алечка.

А. Митрофанова:

— Трудно.

А. Ананьев:

— Про любое другое время ты можешь так сесть, спокойно: значит, история была такая... Она началась так, потом случилось вот это, а потом все повернуло туда, а потом я сижу такой и говорю... Насчет Пасхи — ты просто такой выдыхаешь и говоришь... Ну какая тут может быть история.

А. Митрофанова:

— Знаю я одну историю про Александра Ананьева, которая такая совершенно особенная в нашей жизни: нечасто Александр Ананьев надевает на себя стихарь и идет в алтарь. Вот расскажи, как все было.

А. Ананьев:

— Ну это прямо, откровенно говоря, вообще редко бывает. На самом деле вот из всех собравшихся ныне в светлой студии Радио ВЕРА я нахожусь в очень непростой ситуации. Потому что вот и у Кости, у Алечки, у батюшки, наверное, таких историй море. А у меня сколько Пасх было в моей жизни осознанной? Четыре — максимум.

А. Митрофанова:

— Четыре.

А. Ананьев:

— Да, я четыре года назад крестился. Ну и вот что я могу рассказать, в связи с этим? Я поначалу вообще хотел рассказать о том, как я впервые, я вот крестился на Сретенье. А потом вот прошло какое-то короткое время, была Пасха, и Алечка, такая, мне говорит: слушай, так ты же крестился у нас Пасхой, ты можешь на Светлую седмицу забраться на колокольню и позвонить в колокола. Я, как девятилетий мальчишка, сразу: где у нас ближайший храм? Где у нас ближайшая колокольня? А мы с тобой тогда, ты тогда жила еще у себя...

А. Митрофанова:

— В Замоскворечье. И ты приехал ко мне в гости.

А. Ананьев:

— В Замоскворечье. И напротив был храм Спиридона Тримифунтского, по-моему.

А. Митрофанова:

— Святителя Николая в Кузнецах.

А. Ананьев:

— Видишь, какой я осведомленный. Святителя Николая в Кузнецах. И мы, конечно же, полезли сразу на эту колокольню. И передо мной был юноша какой-то, который, я-то думал, он будет неистовствовать, а он со своим абсолютно интеллигентским видом, он стоял и делал так: дзынь... Стоял, молчал. Потом: дзынь... Стоял, молчал. Дзынь, дызнь... Я долго ждал. Потом он спускается, с сияющим лицом посмотрел на меня. Понял, что я пойму то, что он сейчас скажет. Посмотрел на меня и говорит: «Ну ты понял?» Я говорю: «Чего? — Это ж из «Футурамы». И ушел. Ну эта шутка, наверное, будет понятна не всем. Но в самом начале мультипликационного сериала «Футурама», там как раз идут какие-то перезвоны колокольные. Вот он хотел воспроизвести, видимо, из этого сериала мелодию. Ну конечно, на историю это не тянет. История заключается в другом, и начну я ее неожиданно: в далеком-далеком 1994 году я решил поступить в Нижнегорский государственный лингвистический университет. И, как это часто бывает со мной, я попал в неловкую ситуацию. А как раз это был первый год, когда руководство Нижегородского государственного лингвистического университета решило провести эксперимент на абитуриентах и, конечно же, не предупредило. Ну вернее или предупредило, но в моем случае это ничего не меняло. Я сдал положенные экзамены, а я тогда только вернулся...

А. Митрофанова:

— Поступил, кстати говоря.

А. Ананьев:

— Ты вот не спеши, вот не спеши. Потому что что значит поступил?

К. Мацан:

— А это был тизер.

А. Ананьев:

— Я тогда вернулся из Соединенных Штатов Америки, где я жил год. И, соответственно, вот год до поступления я не учился в российской школе, я учился в какой-то другой школе, меня учили каким-то другим вещам. Тем не менее диктант я написал там, по-моему, на 9 из 10 баллов, что-то еще сдал. А, английский сдал на пять. А с литературой я провалился, как-то грандиозно просто провалился, ну так не проваливается никто. Потому что мне досталось паломничество Чайлд Гарольда — я не знал, кто это и почему он ломился, и куда, и от кого. Поэтому я просто развел руками и сказал: друзья, я вам с этим билетом ничем помочь не могу. До свидания.

К. Мацан:

— Так вот почему теперь Господь послал преподавателя литературы МГИМО...

А. Митрофанова:

— Хотела это сказать, но стеснялась.

А. Ананьев:

— Ты понимаешь, все промыслительно: в наказание.

К. Мацан:

— Заметьте, я не это имел в виду.

А. Митрофанова:

— А я именно это.

А. Ананьев:

— И я именно это. И потом началось, собственно, объявление результатов. В чем заключался эксперимент в этом инязе? Те, кто получали там, условно говоря, от 38 до 40 баллов, имели привилегию поступить на английский переводческий факультет. Те, кто получали там от 37 до 38 баллов — поступали на французский переводческий факультет...

К. Мацан:

— Дискриминация какая-то, я считаю. Я как человек, учивший пять лет французский язык по семь пар в неделю, считаю, что это дискриминация.

А. Ананьев:

— Ты начинаешь догадываться. И лишь те неудачники, которые получили от 35 до 37 баллов, с печатью стыда на лице отправлялись на немецкий переводческий факультет...

К. Мацан:

— Oh mein Gott!

А. Ананьев:

— Да.

А. Митрофанова:

— Вот теперь уже, вы понимаете, да, считаю это дискриминацией я, учившая немецкий с 5 класса школы и следующие, наверное, лет десять, а то и больше.

А. Ананьев:

— Теперь ты понимаешь, почему Господь дал мне в жены именно эту женщину?

К. Мацан:

— Не только учителя литературы, но и человека с дипломированным немецким языком.

А. Ананьев:

— Именно так. И вот я со своим блестящим американским английским, с умением писать диктанты, оказываюсь в группе из двенадцати человек, где я 12-й, как «Frodo» — там же было двенадцать, да, они сделали?

К. Мацан:

— Есть другие ассоциации с цифрой 12.

А. Ананьев:

— Да, ну вот там была скорее смешная история. Все знали друг друга, все были из немецкой школы с немецким уклоном из Нижнего Новгорода. Я один был из города Дзержинска Нижегородской области, которые по-немецки знал только «хенде хох», но не мог точно перевести, что это значит. Я пять лет с огромным скрипом и нелюбовью к этому языку изучал немецкий язык.

А. Митрофанова:

— Подожди, тебя с нулевым знанием немецкого в сильную продолжающую группу?

А. Ананьев:

— С нулевым знанием немецкого в сильную продолжающую группу. Логика была такова: «Какая разница? — говорили преподаватели. — Все равно мы с первого курса изучаем язык с нуля. Так что человек легко наверстает и все выучит». В итоге я остался один там со своим уровнем этого немецкого. Учился я тяжело, мягко говоря, и долго не мог ответить на вопрос: для чего мне этот немецкий язык?

К. Мацан:

— Warum? — как говорится.

А. Ананьев:

— Да. И у меня не было ответа до тех пор, пока в прошлом году мне не позвонил протоиерей Андрей Рахновский. Позвонил и в свойственной ему интеллигентной манере — это было накануне Пасхи, — в свойственной ему интеллигентной манере говорит: «Александр, у вас большие связи, как бы вы знаете много людей. Наверняка в вашем окружении есть тот, кто хотя бы на каком-нибудь уровне знает немецкий язык. Потому что мы, у нас есть традиция в храме, вот та, когда читаются Евангелия на разных языках. У нас есть всякие языки, а вот с немецким нет никого».

А. Митрофанова:

— На латыни читают, на греческом читают, на китайском читают, понятно, на английском, на французском. Понятно, что читают и на русском, и на церковнославянском, а вот на немецком, понимаете... Ах.

А. Ананьев:

— И у меня такое, знаете, как солнце встало над Китаем, в голове. Я говорю: так вот оно, оказывается, для чего все это было! Более счастливого человека накануне пасхальной службы и во время пасхальной службы представить себе было невозможно. Я в каком-то галстуке, в каком-то костюме, в этом стихаре, в алтаре — это был второй раз в жизни, когда я служил литургию, принимал участие в литургии в алтаре. Первый раз это было у отца Игоря Фомина, в храме Александра Невского...

А. Митрофанова:

— Но там не литургия была, там было Мариино стояние.

К. Мацан:

— Ты читал житие Марии Египетской.

А. Ананьев:

— Да. А почему меня жена все время поправляет? Я никак не пойму.

К. Мацан:

— Я просто знаю, потому что я тоже однажды читал житие Марии Египетской у отца Игоря в храме. Мне кажется, многие прошли через эту честь. Отец Игорь так раз в год выбирает человека, чтобы не повторяться еще, и приглашает читать житие Марии Египетской.

А. Ананьев:

— Это абсолютное счастье. Это как будто тебя вырывают из обыкновенного течения времени и погружают в иное течение времени.

К. Мацан:

— Я тебя очень хорошо понимаю, потому что это было, вот когда я вот читал у отца Игоря в храме в тот раз житие Марии Египетской, это было второй раз в жизни, когда я надел стихарь. Первый был лет, наверное, десять назад, на тот момент тоже был последним.

А. Ананьев:

— Я не знаю, обратил ты внимание или нет, для меня открытием было — мне казалось, что это довольно тяжелая одежда, и в ней будет жарко. В ней прохладно. В ней прохладно и вот невероятно легко — это просто чудо какое-то. Волновался? Волновался ужасно. Переживал? Переживал ужасно. Но когда мы выстроились на амвоне таким полукругом, и там сначала английский, потом французский, потом немецкий. И я взял вот это вот распечатанный фрагмент: «Im Anfang war das Wort...» — это было такое чудо.

А. Митрофанова:

— Очень хорошо прочитал, кстати.

А. Ананьев:

— Ну я закончил этот, как его, Нижегородский государственный лингвистический перевод, не зная немецкого. Ну это так, к слову.

А. Митрофанова:

— Ты хорошо знаешь немецкий.

А. Ананьев:

— Ну конечно, я могу сказать: «Ein Schnitzel bitte» — это, в принципе, достаточно хотя сейчас уже...

К. Мацан:

— <нем.>.

А. Ананьев:

— <нем.>.

А. Митрофанова:

— <нем>.

А. Ананьев:

— <нем>, да. Но это уже даже не актуально.

К. Мацан:

— «Дальше следует непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений».

А. Ананьев:

— Но там это было такое счастье, это было настолько естественно, настолько здорово. Вся праздничная литургия прошла как одно дыхание. Алечка сидела рядом с хором там, где-то рядышком. Мы причастились чуть ли не одни из первых, вот прямо очень, это было невероятно. Это было настоящее счастье. Мне даже страшно пытаться повторить это как-то специально. Потому что ты сам, конечно, попытаешься что-то срежиссировать, как-то попросить, что-то еще. Но здесь надо как-то отпустить, довериться, сказать: Господи, вот как Ты сделаешь, как придумаешь для меня, так будет хорошо.

А. Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Александр Ананьев, протоиерей Алексий Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве, Константин Мацан, я Алла Митрофанова — мы делимся своими историями, воспоминаниями, переживаниями и впечатлениями о пасхальном богослужении. Наверное, оно все-таки главное в году, главное для тех, кто себя соотносит так или иначе с христианством. Потому что Христос воскресе! И все ради этого. Вот не знаю, не имело бы смысла ничего из того, что мы здесь делаем, если бы не это событие, если бы не Воскресение Христово. Костя, после Сашиного откровения, зачем же пять лет нужно было в инязе учить немецкий язык, чтобы один раз вот так вот выйти на амвон и...

А. Ананьев:

— Ты же помнишь эту прекрасную штуку про смысл жизни и дядечку, который...

А. Митрофанова:

— Передает соль?

А. Ананьев:

— Да.

А. Митрофанова:

— Конечно.

А. Ананьев:

— Вот та же самая история.

А. Митрофанова:

— Согласись, оно того стоило.

А. Ананьев:

— А назови мне в этой жизни то, чего того не стоило. Просто если ты понимаешь, что у тебя нет ответа на вопрос: а зачем вообще вот это все было? — дай время. Господь перевернет тебе эту вышивку с изнаночной стороны на лицевую. И ты увидишь вообще, в чем рисунок-то заключался.

А. Митрофанова:

— Ой да, это прекрасная метафора.

А. Ананьев:

— Но не дави, не пытайся придумать, притянуть за уши, отпусти, доверься и ты все увидишь.

А. Митрофанова:

— Костя, тебе слово.

К. Мацан:

— Как говорила об этом наша замечательная переводчица Наталья Трауберг, если мы видим чудо, значит, мы видим ту самую изнанку ниточки, и мы пока не понимаем, что там с другой стороны узора, а там с какой-то другой стороны у Господа очень красивый узор. Вот как-то промыслительно, неслучайно, мы с Сашей не сговаривались, Саша заговорил про это чтение жития Марии Египетской — в стихаре, в храме святого Александра Невского при МГИМО, где настоятель наш любимый отец Игорь Фомин. У меня вот как-то все воспоминания сейчас, когда я думаю о пасхальных историях, именно связаны с тем годом, с тем пандемийным годом. И причем тоже с этим чтением жития Марии Египетской была такая любопытная история. Меня сфотографировали (там фотографировали), а тогда это же было время, когда мы в храм не ходили, когда был призыв Патриарха молиться дома. И здравомыслящие верующие просто удерживали себя от того, чтобы идти в храм, видя в этом ну какую-то такую часть подвига: вот мы сейчас будем молиться по домам.

А. Ананьев:

— Ты слышала, Митрофанова?

А. Митрофанова:

— Да.

К. Мацан:

— И отец Игорь позвонил, пригласил, я пришел. Там для меня это было большое счастье и волнение прочитать. Была фотография. Потом эту фотографию себе забрал, опубликовал ее, подписал. И каково же было удивление — совершенно об этом не думал, — когда я получил такие комментарии, ну критические и такие с обидой, что вот, легко вам, Константин, призывать людей сейчас в храм не ходить, потому что вот, значит, вирус бушует. А сами-то вы в стихаре на амвоне, сами вы в храме. И я так долго объяснял своим комментаторам, что это единичный случай, что это поскольку специально позвали, я сейчас сам в храм не хожу. И, собственно, моя история тоже с этим связана, почему-то вспоминаю эту Пасху — Пасху два года назад, когда было ну немыслимо не быть на литургии в Чистый четверг, но это было. Было немыслимо, казалось бы, не быть в храме на вынос Плащаницы, но и в этот день мы в храме не были. Стоял телефон у меня на столе, и по нему шла трансляция богослужения выноса Плащаницы из нашего храма. И когда все опускались на колени, я опускался на колени дома, перед столом, перед этим маленьким экраном телефона. И ну что чувствовал, словами не передать, это была какая-то такая совершенно особенная, как ни парадоксально, радость молитвы в эти дни. И вот тогда мне как-то формулировалось внутри себя, что вот немыслимо не быть в храме в эти дни, но быть может, в эти именно дни Господь от нас ждал вот такого немыслимого поведения. Как вот у владыки Атония Сурожского эта мысль потрясающая есть о том, что если мы привыкнем к тому, как мы с Богом общаемся, как мы к Нему приходим, то мы себе в каком-то смысле можем сотворить идола. Наша задача каждый день, каждый миг, в каждой новой молитве представать перед Господом с вопросом: как Ты сейчас хочешь вот мне открыться, что Ты сейчас мне скажешь, что Ты сейчас от меня хочешь? Может быть, сейчас Ты от меня хочешь чего-то совершенно небывалого, вот такого, как, например, не пойти в храм, потому что бушует вокруг вирус. Ну какой была Пасха в тот год? Мы были не в храме, мы испекли, само собой, кулич, была Пасха. И ровно вот у нас была трансляция из храма тоже на телефоне, и в эту ночь, значит, мы пошли крестным ходом вокруг дома. Дочка у меня была на плечах, сидела, потому что мы шли так достаточно быстро. Сын бежал рядом, шла супруга рядом. И вот мы шли, у нас была в телефоне трансляция, и кричали на весь спящий район: «Христос воскресе!» На этой ночной улице, в этих декорациях многоэтажек, этих весенних пустых деревьев, и вот мы шли у себя под окнами, под окнами у соседей, знакомых, и кричали: «Христос воскресе!»

А. Митрофанова:

— А дом у вас длинный...

А. Ананьев:

— Да, на машине вдоль дома Константина еду обычно от 40 до 45 минут.

К. Мацан:

— Да, это если без пробок. И, Боже мой, какая это была радость, какое было внутреннее ликование. Парадоксально: мы были не в храме, но вот мы были со Христом. Мы были в храме на самом деле, с теми, кто был в храм. И вот это для меня пример того, как Господь тебя утешает в таких ситуациях. Как это бывает необычно, какой немыслимой иногда бывает эта радость христианства, радость православной Пасхи. И вот для меня, когда я потом думаю о каких-то, не знаю, жизненных трудностях, о том, что всякое бывает, я вспоминаю вот ту Пасху, и понимаю, что Господь не оставляет никогда. И почему-то я еще вспоминаю в этой связи — мы часто свои истории обычно рассказываем в «Светлых историях», но для меня каждый раз, когда я думаю о Пасхе, вспоминается история, которую мне в интервью в свое время рассказывал Юрий Павлович Вяземский — наш учитель, преподаватель из МГИМО, автор и ведущий программы «Умники и умницы», — напомню для тех, кто так, сходу не идентифицирует фамилию. Когда я его спрашивал о его самой запомнившейся Пасхе для него, он вспоминал о пасхальном богослужении — я сейчас только забыл, в каком это было точно городе, но где-то было, по-моему, это не в России, это было в каком-то европейском городе. И он был тогда, в общем-то, не глубоко погруженным в церковную жизнь человеком. И вот они оказались на службе в русскоязычном храме, и настоятель попросил его остаться в храме во время крестного хода, чтобы открыть дверь, когда крестный ход подойдет к дверям. Я напоминаю для тех, кто, может быть, не знает или не помнит, что вот крестный ход обходит храм, и священник стучит в дверь. И нужно, чтобы двери были открыты, как двери рая, ну двери открылись нам, Христос воскрес. Он воскрес, и вот ну чисто технически нужен был человек, который вот останется в храме и эти двери откроет, когда постучат. Вот Юрий Павлович Вяземский — писатель, мыслитель, философ...

А. Митрофанова:

— Телеведущий.

К. Мацан:

— Телеведущий. В свойственной ему манере настоящего артиста с большой буквы, рассказывает, что вот он в этом храме остался один, крестный ход ушел. И вот он ждет, что сейчас постучат, и нужно будет открывать дверь. И вот такая мысль, она очень эмоциональная, в ней как бы не нужно видеть никакой догматики, но она такая вот, как Юрий Павлович рассказывает: я вот — немножко, может быть, странно прозвучит, но как тот Ангел, который вот сейчас в гробнице открывает, значит, гробницу и всем говорит, что здесь нет Христа, Он воскрес, ваш Бог воскрес. И вот я себя воображаю, во-первых, на месте Юрия Павловича и понимаю тоже, какая это радость, вообще какой это небывалый опыт, чтобы тебе Господь послал эту возможность — в пасхальную ночь оказаться в храме одному, в пустом храме, и вот ждать этого стука и отвечать. И я представляю себе, что, должно быть, переживал Юрий Павлович, как он об этом потрясающе рассказывает, и понимаю, какой разной, какой непредсказуемой может оказаться эта радость на Пасху.

А. Митрофанова:

— Отец Алексий, и всю неделю ведь, всю ближайшую неделю богослужение в храме, литургия такая же, как в пасхальную ночь, можно приходить?

Протоиерей Алексий:

— Да, можно приходить, и каждый день после литургии пасхальный крестный ход. Замечательные истории, которые мы сейчас услышали. Я хотел бы рассказать о том, что, когда закончил Московскую духовную академию, был распределен в храм Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевском — это вот на метро «ВДНХ», на горке стоит храм 1680 года.

А. Митрофанова:

— Я помню вас, как вы там служили. Первый раз мы тогда с вами увиделись, вы приходили в эфир ко мне тоже. Это было, точно.

Протоиерей Алексий:

— Да, в этом храме есть копия Гроба Господня, которая была сделана еще до революции, для того чтобы люди могли представить себе как там, на Святой Земле. Когда я был студентом семинарии, то Господь сподобил меня побывать на Святой Земле и там потрудиться в течение двух месяцев. А я как-то посмотрел, как съездили туда мои родственники, и захотел поехать туда, но не просто поехать, а что-то после себя оставить, захотел поехать как разнорабочий. Я тогда еще не был священником. Ну что скажут, то и буду делать. И так вот Господь сподобил: в каникулы мы делали сначала электропроводку в Хевроне, потом работали в Иерусалиме, в Троицком соборе. Вот когда входите, если посмотрите наверх, то там крестовые такие своды в притворе — это как раз вот наших рук работа.

А. Митрофанова:

— Проводка в Хевроне — это прекрасно звучит.

Протоиерей Алексий:

— А дело в том, что в Хевроне храм был построен в 14-м году, и началась Первая мировая война, а работы какие бы то ни было иностранцам были запрещены, и поэтому электричество там не было проведено. Вот эту уже мы делали, соответственно, уже в 2000 году. И так как я работал на Святой Земле, я хорошо представлял себе ее, я хорошо знал Гроб Господень — мы ходили туда иногда почти каждую ночь для того, чтобы вот помолиться, совсем недалеко от нашей миссии в Иерусалиме. И когда я стал священником в Тихвинском храме, то я, прикладываясь к копии Гроба Господня, помолился так, что, Господи, я не знаю, каким образом, но устрой так, чтобы моя супруга могла бы посмотреть на Святую Землю. Я не знаю, как, Господи, но Ты знаешь, устрой. И проходит там, может быть, месяц-полтора, ко мне подходит настоятель храма, замечательный протоиерей, уже пожилой, 80-летний старец, протоиерей Аркадий Тыщук и говорит: батюшка, а вы не могли бы бесплатно на Пасху поехать на Святую Землю? Я говорю: могу. Вот вообще молодой священник, совсем немного средств, но, если я еду бесплатно, совсем несложно оплатить уже, получается, пол стоимости для супруги. И так вот мы с супругой поехали на Святую Землю. Этому предшествовало еще одно событие. Приезжает Святейший Патриарх Алексий в наш Тихвинский храм — он всегда служил на святого Алексия, человека Божия. И протопресвитер Владимир Диваков говорит, что нужно получить благословение у Патриарха, просто так нельзя уехать. И отец Аркадий говорит: батюшка, подойдите к Святейшему, скажите, что вот так и так. Я говорю: ну отец Аркадий, может, лучше вы? Он говорит: нет, батюшка, идите вы, а я буду рядом. И я, вот такой наглый, подхожу ни много ни мало к самому Патриарху, минуя все ступеньки — ну настоятель сказал, — и говорю: Ваше Святейшество, разрешите мне на Пасху поехать на Святую Землю. И Патриарх Алексий таким строгим голосом говорит: ну если так мне говорит священник, то я думаю, что настоятель. И тут отец Аркадий со спины появляется и говорит: Ваше Святейшество, батюшка там помолится за нас. И Патриарх благословляет. И вот у меня прямо личное благословение Патриарха на поездку на Пасху на Святую Землю.

А. Митрофанова:

— Отец Алексий, буквально на минуту, если позволите, прервемся, потом вернемся к вашему рассказу. Протоиерей Алексий Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве, Александр Ананьев, Константин Мацан, я Алла Митрофанова. И «Светлые истории» на Радио ВЕРА.

А. Ананьев:

— Которые можно не столько слушать, но и смотреть в наших социальных сетях, оставшихся в нашем распоряжении.

А. Митрофанова:

— Точно.

А. Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются. Христос воскресе, дорогие друзья!

Все

— Воистину воскресе!

А. Митрофанова:

— Эти удивительные голоса, которые в нашей студии звучат — это Константин Мацан, Александр Ананьев и наш дорогой гость, протоиерей Алексий Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве, руководитель движения «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». И сегодня мы говорим о самых ярких наших воспоминаниях, переживаниях, у кого-то, может быть, и приключениях даже, то что с нами произошло на Пасху или на Светлой неделе. Вот, отец Алексий, вы начали рассказывать о том, в очередной раз, что такое Господь великий режиссер. Когда вы просите: Господи, а можно мне супругу отвезти на Святую Землю? И Господь: а вот не поехать ли вам?

Протоиерей Алексий:

— Да. Вот вы знаете, мы с супругой отправились на Святую Землю. В течение недели мы посещали различные святые места нашей группой вот от Отдела внешних церковных связей. И к субботе, Великой субботе, мы приехали в Иерусалим. И я знал, что на ночь никого не оставляют на Гробе Господнем, всех просят удалиться, храм закрывают. И поэтому мы ночью отдохнули, а рано-рано утром пошли к Старому городу, увидели, что ворота закрыты. Так как устали сильно за неделю, то я говорю: пойдемте, еще часа три поспим, потом придем.

А. Митрофанова:

— Это суббота была.

Протоиерей Алексий:

— Суббота, да. Мы пошли, еще немножко отдохнули. И подходим — все то же самое, только гораздо больше стала толпа народа перед закрытыми воротами Старого города. И тут я вижу монахиню, которую я хорошо знал, из Горненского монастыря. Она обрадовалась, что я стал священником, я вот только-только, собственно говоря, год как стал священником. И взяла благословение, я говорю: матушка, вы ко Гробу? Она говорит: да. Я говорю: возьмите меня с собой. Говорит: ну пойдемте. И вот она походит к полицейским, которые стоят за оградой, что-то говорит на еврейском языке, они открывают, проходит она, еще две монахини с ней, мы с супругой и еще две девушки из нашей группы, они за нами увязались и, в общем-то, и они тоже. И так вот мы короткими перебежками, пять или шесть таких вот заграждений минуя, оказываемся перед входом в храм Гроба Господня. Это такой, как вы знаете, колодец, с четырех сторон стены, на вершине стен стоят автоматчики с большими автоматами, с большими биноклями, и у всех радостное пасхальное настроение. У всех вот все замечательно. И этот колодец, он уже наполнен народом. И матушка говорит: батюшка, я дальше не могу, простите, вот я должна сейчас уйти. А мы остаемся. А надо сказать, что накануне, когда мы прикладывались к Камню Помазания, то я поставил сумку и пакет, когда прикладывался а когда встал, то я не знаю, то ли я взял только одну сумку, пакета уже не было, то ли, может быть, я его не заметил. Но в этом пакете было все важное, что я успел подарить супруге за год супружеской жизни — телефон, фотоаппарат с карточкой, где были фотографии вот со Святой Земли. Ну мы, конечно же, купили новый фотоаппарат, пусть не такой хороший, но надо было все-таки запечатлеть как-то вот грядущее событие схождения Благодатного огня. И вот когда открыли дверь храма, стали запускать людей внутрь, то при этом со стороны, то есть с левой стороны, которая ведет к Гробу Господню, там в три ряда стояли полицейские. И всех пропускали направо, в дальнюю часть храма, и при этом кричали на нескольких языках: быстрее, не останавливаться, —аналогия, в общем-то, понятна, прослеживается. И вот так вот вся эта толпа, весь этот ручей такой, человек в пять шириной, народа, он быстро-быстро затекал в храм. И вот именно у того места, где я прикладывался и где я оставил свой пакет с самыми пока ценными вещами, которые успели вот мы накопить как семья, я увидел нашу матушку, которая раздвинула полицейских, схватила меня за рукав рясы и дернула за собой. И проник туда и я, и супруга, и наши две девушки. И мы оказались в совершенно пустом храме, прямо перед нами Кувуклия. Но прямо перед Кувуклией стена фотоаппаратов и видеокамер, начинающаяся от пола и заканчивающаяся метров в четырех от пола. То есть прямо перед Кувуклией стоять было бессмысленно, все равно за этой стеной не было ничего видно, и мы отошли налево. Там стояли такие ступеньки, шириной, может быть, как стол, вот две или три вверх. Так что когда ты на нее становишься, то все становится прямо перед тобой. Ты над головами тех, кто стоит ниже, и расстояние от тебя до Кувуклии, ну может быть, метров пять, может быть, даже четыре метра. Ну то есть ты прямо совсем рядом, ближе уже быть не может. Чуть позже матушка привела туда и игумению Георгию, настоятельницу Горненского нашего монастыря. То есть вот такое прямо самое лучшее место из всех, какие могут быть, лучших мест. Я как нормальный русский человек, думаю: что там, в Иерусалиме, какие-то свечи там парафиновые. Привез нормальные, восковые, на пасеке сделал, в Тамбове, думаю: ну вот обожгу Благодатным огнем. И когда я этим занимался, подготавливал свечи для того, чтобы обжечь, весь храм, он говорил: «Кирие, элейсон», — то есть молитва «Господи, помилуй», это такая молитва, которая произносилась в прямом смысле всем храмом. И вот я там перебираю свечи, и вдруг... Александр сказал, что Пасха это просто: ах... И вот этот выдох, он как раз и произошел: ах... И я понял: сошел Благодатный огонь. И это поняли все, то есть вот когда произошел, весь храм он как-то выдохнул, и стало понятно, что сошел Благодатный огонь. Ведь все же всегда там переживают, волнуются там и прочее. И очень быстро из Кувуклии стали потом раздаваться свечи зажженные, которые бегуны разносили в дальние уголки храма. Ну уже, может быть, минут через пять пучок свечей горел у меня в руках. Я думаю: вот как в книжке Серафима Слободского «Закон Божий», которую я вот читал на заре своей церковной жизни, написано, что вот Благодатный огонь не обжигает. Решил поэкспериментировать: трижды провел рукой над зажженным пламенем — на третий раз мне стал горячо. Думаю: а вот как люди в нем купаются? Наклонил голову, и вот, представьте себе: нормальные русские свечи, пучок не тоненький такой, вот такое вот пламя, — я наклонил голову и вот так вот провел у себя под головой, вот, и сразу...

А. Митрофанова:

— А у вас борода уже была и усы?

Протоиерей Алексий:

— Борода, вот эти все волосы, кстати сказать, эти волосы у меня дважды загорались, когда я еще был алтарником. Один раз отец Дмитрий Смирнов меня захлопал вот, выходили на вход, у меня стало подниматься пламя...

А. Митрофанова:

— Ого.

Протоиерей Алексий:

— Рукой захлопал. Алеша, говорит, будь повнимательнее. И вот я провожу когда рукой, то чего я не ожидаю — за веками яркий желтый свет. Потому что я не ожидал, но за веками было пламя. И это пламя, оно как раз осветило веки, и я провел, и сразу стал нюхать: подгорело или нет? И щупать. Думаю: ну я должен был подгореть. Потому что думаю: может быть, чуть-чуть где-то подгорел, ну запах-то должен быть. В общем, короче, мое естественнонаучное образование, оно не давало мне...

К. Мацан:

— Покоя.

Протоиерей Алексий:

— Покоя, да. Но в конце концов я успокоился, и секунд, может быть, там через 30–40, и уже там стал смотреть по сторонам, я про это забыл. Но вот то, что Серафим Слободской описывает, я вот на себе вполне испытал. То есть с научной точки зрения то, что свечи же зажигаются друг от друга, но вот это вот все каким-то образом не подпалилось. Ну и вообще надо сказать, что, конечно, такая там была толпа народа, вот то есть вообще во всем храме, и все так близко друг ко другу, и все с этими пучками свечей, что, в принципе, как бы нереальная история, чтобы кто-нибудь, ну кто-то кого-то бы не поджег. Но вот как рассказывали старожилы храма, которые ежегодно там присутствуют, местные старожилы, вот ничего подобно вот за там 20 лет, когда там человек присутствует, такого не происходило. И вот это, может быть, одно из впечатлений Великой субботы. А на следующий день, то есть ночь — еще одна иллюстрация к рассказу Александра и уже Константина, — я читал, уже как священник, на английском языке в нашей миссии, в Троицком соборе, Евангелие. Я не очень хорошо владею английским, но владыка Тихон, теперь митрополит Западно-Берлинский, а тогда он был настоятелем миссии, мы с ним начинали заниматься греческим языком, новогреческим. Он выучил его в совершенстве, я его так и не выучил. Но у него запомнилось, что мы ездили в МГУ, как студенты семинарии, раз в неделю, и занимались на факультете иностранных языков английским языком. И он говорит: Алеша, читай. Я говорю: вот мол у меня, может быть, что-то не так с акцентом. Говорит: да нет, ты же учил. Но я на всякий случай, чтобы поправить акцент, поговорил немножко с англичанами, которые присутствовали, они что-то, может быть, поправили. И вот Господь сподобил в Троицком соборе на Святой Земле в пасхальную ночь читать Евангелие. А на следующий день еще одна иллюстрация к рассказу Александра. Мы на экскурсии были в Елеонском монастыре, которые на горе Елеон и, так как Пасха, мы поднялись на колокольню и звонили на колокольне. Я умею звонить, ну в силу того, что было у меня послушание в семинарии. Но вот, знаете, на Елеонской горе, которая над Иерусалимом, звонить на Пасху, когда этот звон, он в прямом смысле слова над всем этим городом, который под тобой, разносится...

А. Митрофанова:

— Фантастика.

Протоиерей Алексий:

— Еще знаете, весна, еще все расцветает, все такое нежное и сильное, жизненно вот как-то пробивается. Вот такие вот интересные впечатления.

А. Ананьев:

— А помните, в том карантинном году тяжелом, наши чудесные коллеги из журнала «Фома» запустили что-то вроде флешмоба — «Свеча на окне».

А. Митрофанова:

— «Окна Пасхи» это называлось.

А. Ананьев:

— Очень красиво. А я же человек недалекий, не сообразил: какие свечи, в каком окне? Понятно, что конкретно свечу поставить. А поскольку я пребывал в жесточайшем унынии и вообще был очень потерян, думаю: так, наверное, это какой-то простой и действенный способ избавиться от уныния, и чтобы в сердце поселилась радость. Я собрал все свечи по дому, которые были. Алечке, значит, говорю: выставляй вот их — ну поскольку ну не ставить же их в окне, там шторы висят, а вот на балконе можно. Ну их видно будет лучше с улицы, и там такие свечи, такие. Мы зажигаем, ставим свечи, я так только успеваю подумать: ну наконец-то в сердце будет радость. И они все — бух, — падают на пол балкона. Это даже на видео попало.

А. Митрофанова:

— Да, это даже попало на видео.

Протоиерей Алексий:

— А еще о чем я хотел сказать — это проект, который мы осуществляем по благословению священноначалия, Синодальный отел миссионерский, Епархиальная комиссия города Москвы, миссионерская комиссия при Епархиальном совете города Москвы, и наш проект — это «Пасха в каждом храме». Вот у нас многие полуразрушенные храмы, в которых никогда не было богослужения, мы постарались привнести вот радость пасхальных торжеств. Так чтобы после забвения, после того как не было в них богослужения, вновь бы на Пасху звучало бы: «Христос воскресе!» И вот, милостью Божией, в 21-м году такие богослужения прошли в двухстах полуразрушенных храмах. И сейчас, на этой седмице, тоже такие богослужения, они проходят вот в храмах, как на Русском Севере, так и в других областях нашей страны. И если вы хотите в этом проекте принять участие, в течение всей Светлой седмицы, можно посмотреть, как это сделать, например, на сайте https://obsheedelo.ru/.

А. Митрофанова:

— Протоиерей Алексий Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве и руководитель движения «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Александр Ананьев, Константин Мацан, мои коллеги дорогие, я Алла Митрофанова. И сегодня, в первый день Светлой недели, мы делимся друг с другом историями, воспоминаниями, переживаниями, связанными с пасхальным богослужением. Напомню, что вся неделя, вот эта вся Светлая неделя, она вся, как один воскресный день, Воскресение Христово. Каждый день можно приходить на литургию в храм, каждый день можно причащаться, даже не соблюдая поста, да, отец Алексий?

Протоиерей Алексий:

— Да, пост соблюдать не надо.

А. Митрофанова:

— Отменяется пост. Только там готовишься молитвенно, да, читаешь правило и идешь. Причем правило тоже немножко другое, да, там же канон пасхальный читается.

Протоиерей Алексий:

— Да, пасхальный канон, канон и молитвы ко причастию.

К. Мацан:

— А вот исповедь, кстати, в эти дни нужна перед причастием обязательно?

Протоиерей Алексий:

— Вы знаете, по обстоятельствам. Если хочется исповедоваться — можно.

А. Митрофанова:

— Да, посоветоваться со священником, который тебя знает, с духовником — это в идеале. И знаю массу случаев, просто видела, как на Светлой неделе вроде как и выстраивается очередь на исповедь, и через полминуты все отходят. Потом подходишь сама, понимаешь в чем дело: ну иди уже, иди, давайте все, причащайтесь. Потому что многие священники действительно знают своих прихожан. И говорят, что, ребята, каяться будете потом, сейчас время радоваться. Вот как-то так. Хотя, наверное, да, если есть потребность, никто не откажет. Моя история, вы знаете, она тоже связана с этим пандемийным годом. Как же он нас, да... В этом году Пасха особая. В этом Пасха, конечно, и пост был такой которого, наверное, у большинства из нас не бывало. И Пасха такая особая. Об этом пока, то есть нужно, чтобы устоялось это все как-то в сознании. А вот пандемия — это уже дела минувших дней, и можно о ней со спокойным сердцем сейчас говорить, оно уж не рвется на части.

А. Ананьев:

— Это какие ж нынче времена, что мы пандемийные годы вспоминаем с радостью.

А. Митрофанова:

— Пандемийный год это был, вот Костя прекрасную историю рассказал про крестный ход вокруг дома с Леночкой и с детьми. У нас, конечно, у нас было иначе. И правда, правда в том, что Господь для каждого из нас находит именно те слова утешения, обстоятельства утешения, дела утешения, и вообще с каждым из нас говорит на том языке, который именно мы и именно в этот момент своей жизни в состоянии услышать — это что-то невероятное. Всю пасхальную ночь мы просидели — естественно, у нас шла трансляция в телефоне, мы зажгли вот эти пасхальные фонарики, красный и зеленый, у нас их два, при одном виде, при одном взгляде на которые сердце разрывалось в клочья. Потому что можно быть человеком такого высокого духа как Константин Мацан...

К. Мацан:

— О да...

А. Митрофанова:

— И почувствовать проживание пасхальной радости в этом импровизированном крестном ходе вокруг дома. Но гражданка типа меня, она чувствовала себя ребенком, которого родители не взяли с собой на праздник. Сами уехали, а вот ее и мужа за что-то наказали. У нас, понимаете, еще такая штука: у нас же были журналистские пропуска, то есть мы спокойно могли ездить по городу вот даже в пандемию. Потому что нам как журналистам выдали эти пропуска. Нам когда нужно было ночью забрать собаку — нам собаку привезли в «Шереметьево», в терминал «Карго», мы спокойно сели в машину, по этим пропускам журналистским, и поехали. Ну нас никто не останавливал, но, если бы остановили, нам было бы что предъявить, мы на законных основаниях, в принципе, да. И в этом ночном терминале мы забирали собаку — пусто, вообще никого.

А. Ананьев:

— Приехали в «Шереметьево», открыли дверь, включили свет, забрали собаку, выключили свет...

А. Митрофанова:

— Забрали собаку, выключили свет, да, и мы уехали. Вот понимаете, примерно так. То есть нам, в принципе, и если бы мы там, наверное, постучались куда-нибудь в храм, нас бы, наверное, пустили. А как-то не поворачивалось, ну вот мы просто себя спросили, ну как-то это, знаете, попытка в бессмертие с черного хода, что-то есть в этом...

А. Ананьев:

— Лукавое.

А. Митрофанова:

— Да. Может быть, для кого-то наверняка это было бы ну правильно, именно так. А для нас как-то было... Ну, в общем, что-то не чувствовали мы, что это правильно. Но когда мы сели смотреть трансляцию пасхального богослужения из нашего храма, накрыло меня так, вот этими горькими слезами ребенка, которого оставили дома и не взяли на праздник. Как же это было больно. Причем я знаю, Сашенька очень не любит, когда я плачу, и ничего не могла с собой поделать. Вот просто слезы, которые вот так вот текли и текли. Ну как-то мы утешились, поздравили друг друга словами: «Христос воскресе!» Наверное, даже, по-моему, и кулич какой-то попытались съесть. В общем...

А. Ананьев:

— Кулич был. Но у нас в духовке, по-моему, пеклось что-то совсем мясное.

А. Митрофанова:

— А что-то пеклось в духовке. Вот оно все было какое-то вот именно для нас, да, вот как для как будто ты наказан, почему-то это было мимо. Есть, я знаю, люди, которые умели этому радоваться, а у нас не получилось. И что вы думаете. Просыпаемся мы воскресным утром. Достаем вот это самое из духовки, там как-то ну утешаем друг друга, стараемся улыбаться. И тут звонят наши друзья и говорят: ребята, а у вас пропуск есть, чтобы на улицу выйти? Мы говорим: ну да, журналистский. Они говорят, значит, так: руки в ноги и пулей в храм, там сейчас пустят на пасхальную вечерню всех, кто сможет приехать. Пулей в храм. Не скажу, о каком храме идет речь. Вот это не тот храм, в котором мы обычно бывали в то время, это другое место. Это неважно совершенно.

А. Ананьев:

— На всякий случай: это не тот храм, о котором вы подумали.

А. Митрофанова:

— Нет, хотя в этом же не было ничего такого противозаконного...

К. Мацан:

— О каком бы вы ни подумали — это не тот храм.

А. Митрофанова:

— Ничего такого особо противозаконного в этом не было.

А. Ананьев:

— Было.

А. Митрофанова:

— Господи! Вы знаете, какое, вот это состояние, когда ты чувствуешь, что ну да, как бы ты уже никуда, ты опоздал на поезд, на самолет, ты никуда не полетишь. И внезапно тебе говорят, что есть еще один рейс, и ты окажешься в месте своей мечты, то есть ты окажешься в раю, по сути. Вот, знаете, я, конечно, я вспоминаю об этом с внутренним содроганием, потому что понимаю, что да, может быть, это было как-то не совсем правильно, не совсем по букве закона. Но это было по букве любви. Это было по закону любви. Вот как-то так Господь вот этих двух чебурашек, которые безудержно проплакали всю ночь, видите как, что ведь для каждого в этот день радость. И как-то Господь ее находит. И мы просто сломя голову, мы там, я не знаю, по-моему, за пять минут приняли душ после сна, еще за три минуты на крыльях просто вылетели из дома и примчались ан эту пасхальную вечерню. И, помню, настоятель этого храма, он когда увидел — ну очень немного было людей, потому что по понятным причинам кто-то не мог приехать, кто-то что-то еще, он посмотрел и сказал: Господи, какое же счастье в храме видеть людей! То есть для него это тоже было, как мучительно, оказывается, было для духовенства служить в пустом храме все это время.

А. Ананьев:

— Эта история на самом деле показательная. Потому что в жизни вот этой девушки оно все всегда так случается. Ибо сказано нам: будьте как дети. Я, к сожалению, внутри соответствую своим сорока четырем. Алла Сергеевна же соответствует ну где-то семи-восьми годам, и в ее жизни все так всегда бывает. А она говорит: хочу. Я очень хочу! Господь говорит: ну не надо, не время. Ну, Господи, я понимаю, но я очень хочу. Нельзя. Я буду плакать. Господь вздыхает, говорит: ну ладно.

А. Митрофанова:

— Да нет, это не совсем так, это не про то, что я вымогаю слезами что-то там, нет.

А. Ананьев:

— Это называется дерзновение, и в тебе его столько, и оно способно творить чудеса. Ты можешь первокурсницей поехать без денег в французский монастырь и потом оттуда в Париж...

А. Митрофанова:

— Ну да, кстати.

А. Ананьев:

— Ты можешь поступить туда, куда обычные люди не поступают просто потому, что хочу это буквально за один день. Ты способна на то, на что обычные люди неспособны, потому что ты сохранила в себе вот это вот фантастическое чистое, искреннее...

А. Митрофанова:

— Ой, все-все-все...

А. Ананьев:

— Нестяжательное, детское...

А. Митрофанова:

— Так, выключите этот микрофон.

К. Мацан:

— Вообще мне кажется, что как-то неслучайно мы сегодня дважды вспоминали этот пандемийный год.

А. Митрофанова:

— Трижды даже.

К. Мацан:

— Трижды даже. Потому что вот я помню, когда в тот пандемийный год мы делали бесконечные программы, интервью на радио, и как-то себя поддерживали, слушателей пытались поддерживать, и вот как-то думали тогда, чему же нас учит пандемия. Мы часто эту мысль и слышали у разных спикеров, и сами озвучивали, что вот цените то, что было. У нас была возможность ходить в храм в любой день, множество храмов, и пандемия нас этой возможности, к счастью, временно лишила. К счастью, временно. А вот сейчас прошло время, и мы можем ту же самую мысль о том, что надо ценить то, что есть, только вернуться уже в реальности. Тогда мы говорили: давайте мы будем все это ценить, когда это закончится, а вот давайте это ценить сейчас. Сейчас оно у нас есть, и как это какое-то... как это хорошо вот этому удивиться, этому возрадоваться вот сейчас, в эти дни, на этой неделе и в будущем.

А. Митрофанова:

— Аминь. Золотые слова, правда. Как-то мы скорби-то быстро забываем. Удивляемся потом, почему новые в нашу жизнь приходят. Не знаю, может, потому что, действительно, уроки не извлекаем.

Протоиерей Алексий:

— Вы знаете, сейчас Светлая седмица и радость Воскресения Христова. Вот вообще все Евангелие, оно учит тому, что чтобы войти в радость, нужно обязательно пережить скорбь, нужно подъять труд, труд этот совершить. И вот это вот скорбь, она не является чем-то чуждым нам с вами. Потому что вот Христос, например, Он много скорбел ради нашего спасения, но за этой скорбью пришла радость Воскресения. И вот скорбь — это то, что, к сожалению, неотъемлемо от нашей жизни. И если правильно относиться к скорби, понимая, что за ней будет радость, за ней будет воздаяние, если уметь подниматься над скорбью и видеть Воскресение, то вот это вот то, что как раз и преображает жизнь каждого верующего человека, то что дает ему силу, спокойствие, спокойное следование к цели. Сейчас тоже непростое время. Вот мы вспоминали пандемийное время — было нелегко. Сейчас тоже нелегко...

А. Митрофанова:

— Еще более.

Протоиерей Алексий:

— Но и это пройдет. А вот Воскресение и вневременное, оно останется.

А. Митрофанова:

— Протоиерей Алексий Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве и руководитель движения «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера», о котором, кстати, можно подробно прочитать на сайте https://obsheedelo.ru/. И упомянутый отцом Алексием вот этот проект, не проект даже, а как это правильно назвать? Пасха...

Протоиерей Алексий:

— В каждом храме.

А. Митрофанова:

— «Пасха в каждом храме». В удаленных храмах, где нет священника, которые полуразрушены, там могут собираться миряне и мирским чином определенным образом, да, славить Христа и Воскресение Христово и читать те молитвы, которые можно читать без священника. Все это можно найти на сайте https://obsheedelo.ru/. Александр Ананьев, Константин Мацан и я, Алла Митрофанова прощаемся с вам. Христос воскресе!

Все:

— Воистину воскресе!

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Откопанный талант»
• «Сила церковной общины»
• «Странное дело»