«Судьбы семей советских политических лидеров». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Гость программы — кандидат политических наук, доцент Московского государственного института культуры Артур Атаев.

Мы говорили об отношении к вере и о судьбах семей советских политических лидеров.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Образы эпохи в романах Ф.М. Достоевского»
• «Современный русский историк Олег Куц»
• «Взятие Парижа в 1814 году»

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И тему, которую сейчас я вам обозначу, придется рисовать через некое отступление и множество сложных теоретических рассуждений. Тема эта — семьи тех вождей, которые правили страной в советский период, ну прежде всего от Сталина до Брежнева. И мы говорить об этом будем не с точки зрения политики. Своего рода символ образа действий радио «Вера» состоит в том, что мы не против кого, мы против греха. Но очень важно понимать, что мировидение советского времени, оно ведь видно и в действиях, и в судьбах тех людей, которые выходили на первый план истории, и здесь семья советская видна через семьи вождей Советского Союза. Очевидно, эта тема, она никогда не перестанет быть актуальной. Ведь семьи крупных исторических деятелей, они прежде всего очень хорошо изучены, а все те, кто входят в эти семьи, находятся под пристальным вниманием внешних наблюдателей, от них остаются разнообразные мемуары, кинохроника, традиция устная и так далее. Особенно когда, в общем, эти семьи ушли в небытие еще совсем недавно или кто-то еще остается в живых. Сведений очень много, есть о чем поговорить. Но вопрос ведь прежде всего в том, чтобы поговорить об этом с христианской точки зрения, под углом веры. А для того, чтобы поговорить об этом всерьез, по-настоящему, мы пригласили в нашу студию замечательного политолога, доцента Московского государственного института культуры, Артура Викторовича Атаева. Здравствуйте.

А. Атаев

— Здравствуйте, Дмитрий Михайлович.

Д. Володихин

— Ну что ж, мы начнем как раз с аспекта, который связан с религиозным мировидением. Собственно, вот, конечно же, нетрудно понять, что политическая элита Советского Союза, она должна быть достаточно далека от христианства, мировидение марксистско-ленинское, материалистическое, оно, в общем, совершенно в другую сторону. Но все-таки для того, чтобы очистить совесть и поговорить, так сказать, сделав все приличествующие случаю оговорки, хотел осведомиться у вас: из числа семей советских вождей кто-то все-таки так или иначе проявлял склонность к вере, какие-то элементы принадлежности к христианской конфессии или каким-либо другим?

А. Атаев

— Ну наиболее комплиментарным, на мой взгляд, генеральным секретарем, руководителем СССР, в отношении Русской Православной Церкви как института, и в целом в отношении христианской православной веры был, наверное, Леонид Ильич Брежнев. Здесь во многом сыграла роль его мама, которую, по словам отца Андрея Ткачева, отпевали в Елоховском соборе, и даже свидетели этого...

Д. Володихин

— То есть отпевали публично и все об этом знали?

А. Атаев

— Публично отпевали. И вот недавно выступал отец Андрей Ткачев, я к нему подошел после эфира, попросил дать развернутый комментарий на эту его реплику, и он подтвердил, что есть священнослужители, священники, которые были или алтарниками в то время, или как-то вот участвовали в этом событии. Но опять-таки это прослеживается и в политике, и фотохроника того времени — официальные приемы, которые были в Кремлевском дворце съездов, которые были посвящены наиболее значимым событиям советской эпохи, на них обязательно присутствовал Святейший Патриарх Московский и всея Руси, обязательно, и не стеснялись уже. Да, на это очень ревностно смотрел Михаил Андреевич Суслов, главный идеолог страны. Ну вот еще один факт, вы знаете, он больше из мифов.

Д. Володихин

— Факт из области мифов — будем осторожны.

А. Атаев

— Да, Сталин на полях, он же много комментировал на полях книг, он много, как и Ленин, пытался спорить с авторами. И вот историк Владимир Михайлович Лавров как-то поведал о том, что работал с библиотекой Сталина и обнаружил там такую фразу: «Они не знают Бога». Ну другое дело, что и супостат может знать Бога, но и здесь тоже...

Д. Володихин

— Знают и трепещут.

А. Атаев

— Знают и трепещут, да, совершенно верно.

Д. Володихин

— Ну а, допустим, из последних советских вождей, Горбачев? При нем же вроде бы в 1988 году, к тысячелетию Крещения Руси, Церкви дали невероятно много, чего ранее советская власть не давала — возвращались монастыри, дали возможность расшириться в кадровом смысле.

А. Атаев

— Михаил Сергеевич Горбачев был явным, открытым, очевидным, атеистом. И он это четко декларировал.

Д. Володихин

— То есть для него это скорее политический маневр, а не предмет веры.

А. Атаев

— Я думаю, для него это даже объективная реальность: общество уже созрело к тому, чтобы вот тысячелетие Крещения Руси было бы естественным образом отпраздновано и на государственном уровне, потому что это событие века. По поводу Михаила Сергеевича еще одна ремарочка. Вот если посмотреть хронику похорон Раисы Максимовны Горбачевой на Новодевичьем кладбище — ее отпевали, но крестное знамение налагала на себя дочь Горбачева. Михаил Сергеевич подошел, поклонился, простился, но крестное знамение не накладывал

Д. Володихин

— Это вроде бы тонкие вещи, почти незаметные. Но вы понимаете, когда руководитель вершит судьбы сотен миллионов людей, такая мелочь влияет на все. И, конечно же, у нас, собственно, и в дореволюционный период вера императора или императрицы решала судьбы тысяч и тысяч людей, прежде всего судьбы духовенства, насколько она крепка или насколько она ослаблена. В советское время все было также, с тем только ограничением, что веру вообще сложно было найти в этих людях. Но вот мне говорили, что Маленков в этом смысле оказался мягче к христианству, чем кто-либо еще.

А. Атаев

— Георгий Максимович Маленков, как мы знаем, в 1953 году он был, пожалуй, ну если брать статусно, вот официальным преемником Сталина, потому что он как раз таки возглавил Совет министров.

Д. Володихин

— Да, какое-то время он действительно был главой государства.

А. Атаев

— Поэтому и те разногласия, которые в триумвирате — Берия, Хрущев, Маленков — складывались, они именно самым жестким образом ударили по нему. Мы знаем, что он был сослан в Казахстан, потом в Казахстане он работал на самых тяжелых производствах, восстанавливал локальные такие организации, связанные с гидроэнергетикой и с ГЭС, а потом ему было разрешено вернуться в Москву.

Д. Володихин

— Но уже никем фактически.

А. Атаев

— Уже никем. И вот будучи пенсионером, он стал прихожанином одного из московских храмов — он жил на Фрунзенской набережной, — и посещал вот регулярно литургическое богослужение. Его там видели, мало кто его уже узнавал, ну вот он действительно уверовал. Уверовал или вернулся к вере, исходя из того, что у него довольно очевидные такие православные черногорские корни.

Д. Володихин

— Ну что тут скажешь, это напоминает судьбу Меньшикова, который был соратником Петра в добре и зле, доходил порой до страшных вещей. Был после смерти Петра полудержавным властелином при Екатерине I и какое-то время при Петре II, пока не был сослан в Березов со всей семьей. И кого-то его фигура привлекает как деятельного, энергичного человека, кого-то отталкивает, как вот, используя современную лексику, коррупционера и личность достаточно жестокую. Но в Березове он...

А. Атаев

— Сам своими руками, да, из сруба построил церковь.

Д. Володихин

— Да, построил церковь и, кроме того, он и в выражениях своих, и в поведении оказался человеком, который после все этих государственных дел, кафтанов, треуголок европейских вернулся к русским корням.

А. Атаев

— Именно.

Д. Володихин

— Говорит, что верит в Бога. Говорит, что не будет унывать. Говорит, что ну горе послал ему Бог, вероятно, за грехи. И, как бы это сказали, наверное, какой-нибудь священник, наблюдая его жизнь, сказал бы, что он исправился. Вот Маленков — это Меньшиков XX столетия.

А. Атаев

— Да. И тут, наверное, можно вспомнить известный библейский постулат: а собственно, кто первым вошел в рай?

Д. Володихин

— Покаявшийся разбойник.

А. Атаев

— Да. И Меньшикова башня, кстати, тот храм, который является украшением центра Москвы, вот находящийся между Архангельским переулком и Покровским бульваром, это прекрасное произведение архитектурного зодчества. Это уникальная, конечно, церковь, уникальный храм, который фактически является ну в определенном смысле и символом эпохи и памятником, в том числе отображающим особый уклад, особый стиль Меньшикова.

Д. Володихин

— Да, это верно. Жизнь его кидала в разные стороны, но, наверное, все-таки веру в Бога он в душе хранил. Иногда был деятельным помощником своей стране, иногда ее разрушителем, но не был безбожником. Уже во всяком случае стоит сказать нечто положительное об этом человеке. Дорогие радиослушатели, поскольку мы говорим о семье в советское время на примере семей и веры вождей, думаю, правильным будет, если сегодня у нас в передаче будут звучать мелодии, связанные с семьей, с детством, с юношеством, любимые в позднем СССР и с политической точки зрения абсолютно безобидные, а для людей приятные. «Прекрасное далеко». Исполняет Татьяна Дасковская и Большой детский хор.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио. И те из вас, кто родился в 60-х, может быть, даже в 70-х, вот по этой песне получили свою порцию света, я надеюсь. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный политолог, доцент Московского государственного института культуры, Артур Викторович Атаев. Мы говорим о семьях советских вождей, о том, до какой степени они были наполнены христианским мировидением, и к чему приводило отсутствие этого мировидения. Ну вот мы прошлись по самим вождям, а теперь, собственно, по людям из ближнего круга. Вы уже помянули о дочери и о матери Брежнева — там было мягче все, видимо, чем у других советских вождей. Но есть и другие члены их семейного круга — матери, дочери, сыновья, отцы — всех остальных крупнейших деятелей партии и советского государства, как с этим обстояло дело?

А. Атаев

— Вот если изучать биографию потомков Андропова Юрия Владимировича, то прежде всего можно сказать о сыне, который долгое время работал в качестве дипломата, возглавлял дипломатическую миссию России, уже России, в Греции. Вот он, опять-таки если опираться на конкретные, скажем так, свидетельские показания, то вот он искал — искал Бога, искал вот того самого состояния, которое близко к покаянию. Он приходил к одному из митрополитов регулярно на прием, пытался исповедоваться, пытался входить в литургическое богослужение в качестве не захожанина, а прихожанина. Вот это такое свидетельство о нем сохранилось. Дочь Сталина...

Д. Володихин

— Какая? Светлана Аллилуева?

А. Атаев

— Светлана Аллилуева, она тоже крестилась, но это настолько тяжелая судьба вот у этой женщины...

Д. Володихин

— Ну достаточно поздно, я так понимаю.

А. Атаев

— Да. Это настолько больно. Во-первых, ну она два раза находила прибежище в монастыре в Швейцарии.

Д. Володихин

— Сейчас мы об этом поговорим, важный момент. Ну вот вы так рассказываете о членах семей, что получается вот как: вот россыпь камней, и вы ее переворачиваете несколько раз, пытаясь найти хоть какой-нибудь самоцвет, от которого исходит сияние веры. То есть, если я правильно вас понял, то сын Андропова, дочь Сталина, там родня Брежнева — это исключения. А в основном это пустыня веры.

А. Атаев

— Ну если брать высший советский ареопаг — членов Политбюро ЦК КПСС, некоторых ключевых секретарей ЦК, то это, безусловно, еще раз, к сожалению, безусловно, это люди, которые далеки от веры, далеки от понимания, что такое христианство, что такое заповеди.

Д. Володихин

— А те, кто понимают, будут от этого еще и отталкиваться.

А. Атаев

— Но хотя вот один из последних руководителей, живших еще до недавнего времени — Долгих, — это кандидат в члены Политбюро, ближайший соратник Брежнева, он регулярно посещал мероприятия, организованные Святейшим Патриархом Московским и всея Руси, он был на там заседаниях Всемирного русского народного собора, ну вот он был как-то близко к Церкви. Но для них, для людей, которые вот воспринимали Советский Союз, как и советские социалистические идеалы, как ключевую доминанту жизни, для них было, я представляю, что для них очень тяжело было переступить порог церкви.

Д. Володихин

— То есть это, в общем-то...

А. Атаев

— Это измена, это измена, это отход от присяги. Поэтому это, знаете как, с другой стороны, это ж внутренний мир какой-то особый...

Д. Володихин

— Это как будто самому себе сделать трепанацию черепа.

А. Атаев

— Ну наверное, да. Вот представьте, вот Михаил Сергеевич Соломенцев, председатель Совета министров РСФСР — жил в историческом центре Москвы, в окружении храмов. Там прекрасный храм в Брюсовом переулке, 11, где служил владыка Питирим, да, там недалеко ну россыпь храмов XVI, XVII, XVIII веков. Но вот зайти, наверное, было тяжело. Устинов в том же доме, Дмитрий Федорович. Ну Устинов-то умер уже в советский период, в 84-м году.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, то что вы говорите, означает: подавляющее большинство, как вы выразились, советского политического ареопага, оно жило рядом с Церковью, но было от нее отделено так, как будто между ними была непробиваемая стена из брони.

А. Атаев

— Наверное, к сожалению, вы правы, да, именно так.

Д. Володихин

— Ну что ж, давайте по очереди посмотрим на семьи действительно величайших вождей Советского Союза. Попробуем начать со Сталина. То есть там, если говорить о Ленине — то какое там христианство, там сплошное антихристианство, и как бы вокруг него ни искали, ничего не найдете. И уж тем более не найдете детей, потому что их нет. Но вот посмотрим, о Сталине разговоров больше, и в этом смысле, может быть, интереснее посмотреть. Я почему стараюсь приблизиться к конкретике? Видите, у меня сложилось впечатление, что отсутствие христианского мировидения очень дорого стоило прежде всего семьям. Это в какой-то степени не только тяжелые судьбы, это отсутствие смысла в человеческом жизненном пути. Вот, на мой взгляд, такой отпечаток беспутья, он лежит на жизнях многих представителей семейного круга советских вождей. Ну давайте посмотрим, что там от времен Сталина и его семьи до наших дней дошло.

А. Атаев

— 1932 год. Надежда Аллилуева — глубоко, сильно больная дама, женщина...

Д. Володихин

— Жена Сталина.

А. Атаев

— Да. Ее встречают на Красной площади знакомые, которые еще несколько лет назад восторгались ее красотой — там смешение кровей, там и немецкая и цыганская кровь, — и обращают внимание на крайне болезненный вид, на крайне удрученный вид, уныние и печаль, которая постоянно доминировали в этой женщине. И вот в ноябре 32-го года, тридцатиоднолетняя Надежда Аллилуева совершает самоубийство. Совершает самоубийство, и это довольно сильный удар по двум детям — по сыну, который старше Светланы на пять лет, Василий Иосифович Сталин, и Светлана Иосифовна. Тяжелейший удар. Вот знаете, я вот как-то...

Д. Володихин

— Давайте назовем четко. Есть грех самоубийства, грех тяжелый, и мы не будем там разбираться, что пало на души детей, но во всяком случае на их судьбы удар распространился очень серьезный.

А. Атаев

— И на судьбу мужа, безусловно. И он об этом говорил. Вот знаете, последнее интервью Светланы Аллилуевой, которое она дала, уже находясь в Висконсине, в штате, она была в доме престарелых, она именно там умирала в забытьи, одна, и она говорит: для меня было сильнейшим ударом смерть матери, от которого я не оправилась. И для нее был сильнейшим ударом смерть Сталина, отца, от которого она тоже не оправилась. Вот ей не удалось прийти в себя после этого сокрушительного такого сотрясения мозга и сердца. Дело в том, что много было рассуждений, почему Надежда Аллилуева совершила этот акт, одна из версий, что вот на нее повлияло очень много, ну не раз совершенных абортов.

Д. Володихин

— Ох, вот мы на нашем христианском радио касаемся таких вещей, которых надо касаться с содроганием. Вы нас простите, дорогие радиослушатели, но просто опять-таки история была такой, какой она есть, не вычеркнешь, не забудешь. И мы говорили о том, что семья неблагополучная и связывали это с тем, что в ней отсутствует христианское мировидение. Ну мы подтверждаем это — вот вам самоубийство, вот вам аборты, вот вам несчастье, которое коснулось родителей и перешло к детям.

Д. Володихин

— Да, именно так. Потому что еще, повторюсь, некоторое время назад это была цветущая, жизнерадостная женщина. Если обращать внимание на детей, на сына Василия, то это человек, который четырежды женат, у него четыре жены, и не было счастливого брака. Ну, может, за исключением последнего, когда уже он действительно умирал — это был 61-й год, и медсестра вот из Казани, у которой не было жилья, у которой было две дочери, две дочери берут его фамилию, вот она вышла за него замуж. А сестра его, Светлана Иосифовна, она пять раз выходила замуж, и тоже вот разрыв с детьми.

Д. Володихин

— По сути дела, получается так, что много браков — это ведь никакой семьи.

А. Атаев

— Да. Вот именно опять-таки, когда мы вспоминаем ну такое известное изречение, когда семья укрепляет город, а город государство. Чтобы разрушить государство, и чтобы разрушить город, нужно бить по семье. Вот что сделали большевики: сокрушая имперскую красивую, православную, христианскую семью, они ударили по себе. Они выбили вот этот стул равновесия из-под себя.

Д. Володихин

— Ну, естественно, мы говорим об этом достаточно откровенно по одной причине: мы говорим о том, до какой степени на судьбы государств и народов влияет наличие и отсутствие веры или силы веры. Была вера и вера была загнана в подполье фактически. И что? И вот те, кто ее загоняли, получили своего рода отмщение по своим поступкам.

А. Атаев

— Да, потому что был рожден образ такой привлекательный — привлекательным образом для большевиков была власть. И вот когда они пришли к власти, они думали, что это уже тот уровень, тот базис, который даст все. Оказалось, что тыла нет, что нет стены, на которую ты можешь опереться в трудный для тебя период времени.

Д. Володихин

— Ну вы хотите сказать, что пока ты где-то там, сражаешься за якобы счастливое будущее, ты чувствуешь себя нужным, и все хорошо. Пришел домой — дома холодно.

А. Атаев

— Да, и когда ты потерял, дом, ты потерял семью, ты теряешь и страну. И вот факт: 67-й год, Светлана Аллилуева везет прах со своим четвертым мужем в Индию, он был индусом — Сингх. И она везет это в Индию и пытается остаться там. 8 марта 1967 года она получает... Нет, она заявляется в посольство США — в посольстве США нерабочий день, но она требует встречу с консулом. И консулу, доводят до его сведения, кто его ожидает. И она получает таким образом возможность переехать в Швейцарию. В Швейцарии некоторое время она живет в монастыре, потом она получает политическое убежище в Соединенных Штатах. Дочь Сталина, автора проекта восточного агрессивного, противостоящего западному блока, такого, фактически создавшего предпосылки для организации Варшавского договора — вот его дочь уходит в Соединенные Штаты и получает там политическое убежище. Разочарование в семье, в государстве, разочарование фактически в советской нации.

Д. Володихин

— Отсутствие смысла в жизни — вот это, наверное, прежде всего. Говорил как-то мне игумен Иоанн (Ермаков): не оставляйте пустоты в своей душе. А там, очевидно, она была. Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И буквально через минуту мы продолжим нашу беседу, а сейчас удаляемся на недолгий перерыв.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы с замечательным политологом, доцентом Московского государственного института культуры, Артуром Викторовичем Атаевым продолжаем разговор о семьях советских вождей. Ну что, пока мы видим трагедию, трагедия семьи Сталина очевидна. И здесь речь идет не только о самом Сталине и его супруге Надежде Аллилуевой, но также о их детях, которым, в общем, тяжело жилось на этом свете и у которых семьи не складывались. Ну вот следующий крупный знаменитый деятель советского государства, партии, совершенно противоположного во многом образа действий по сравнению со Сталиным, Никита Сергеевич Хрущев. У него-то как?

А. Атаев

— Вы знаете, Никита Сергеевич Хрущев — это действительно принципиально другого типа руководитель. Если Сталин начинал свой рабочий день в полдень, а заканчивал его далеко-далеко за полночь — он мог позвонить какому-нибудь там наркому машиностроения в три часа ночи и под утро, таким образом под его рабочий график подстраивалось все политическое руководство страны. Более того, не только политическое, но и экономическое руководство страны. То Никита Сергеевич Хрущев обязал исполнительные органы власти начинать работу в 9–10, а заканчивать строго в 18.00. Он любил приезжать домой, он любил быть с детьми и с любимой супругой.

Д. Володихин

— Ну то есть, казалось бы, по внешней видимости здесь все должно быть хорошо: хороший семьянин, в своей семье, человек, привязанный к семье — все должно быть ну если не идеально, то как надо.

А. Атаев

— Ну более или менее вот в плане семьи у Никита Сергеевича сложилось, более-менее нормально. Да, он был женат вторым браком, первый брак — у него жена рано скончалась, был сын и была дочь. Сын погиб во время Великой Отечественной войны. А вторым браком от Нины Кухарчук у него был сын тоже, Сергей Никитич и жена Аджубея, известного журналиста, главного редактора, довольно долго проработавшего на должности главного редактора газеты «Известия», жена Аджубея, Рада Аджубей. Но в то же время произошел раскол, разрыв, семья не дала корни здесь, в России. Сергей Никитич уехал, как и Светлана Аллилуева, в Соединенные Штаты.

Д. Володихин

— Давайте еще раз, важный момент. Отец, скажем так, советский царь, у него все хорошо в смысле настроя на семью: он семью любит, голубит, он готов проводить с ней время, он тепло относится к своей второй супруге, он тепло относится к мальчику и девочке, которые от нее появились. И все равно не складывается.

А. Атаев

— Да. Потому что, вы знаете, если ты заходил в этом политическое антирелигиозное поле...

Д. Володихин

— А Никита Сергеевич был антирелигиозен в высшей степени.

А. Атаев

— В высшей степени.

Д. Володихин

— Чуть не больше, чем Иосиф Виссарионович.

А. Атаев

— Ну Иосиф Виссарионович работал более филигранно, да, конечно. Ну закрывал монастыри он беспощадно и нещадно, преследовал митрополитов, да, действительно, и обещал к 1980 году — эту крамольную цитату попытаюсь воспроизвести: «показать советскому обществу последнего попа» — дословно примерно так звучало его обещание. Да, но тем не менее, вы знаете, семья, она не дала вот серьезной почвы в России.

Д. Володихин

— Не дала серьезной почвы в России для детей Хрущева?

А. Атаев

— Вот дети начали работать, ну прежде всего сын, конечно, Сергей Никитич, он уехал в Соединенные Штаты, получил там гражданство.

Д. Володихин

— Когда это произошло?

А. Атаев

— Это произошло в позднесоветский период, уже во времена перестройки. Раньше это было невозможно сделать, потому что он работал в области ядерной физики, да, но читал он в американских вузах курс по советологии.

Д. Володихин

— Короче говоря, он ушел, еще когда Советский Союз не кончился, но многие двери распахнулись.

А. Атаев

— Да, он довольно талантливый физик, и сравнительно недавно ушел из жизни, похоронен, также как и Никита Сергеевич, на Новодевичьем кладбище, буквально могилы рядом. Та же могила известная, композиция Эрнста Неизвестного. Но вот я не могу сказать, что семья была предметом гордости для Никиты Сергеевича. Потому что коммунист не может уделять время семье в достаточном количестве, несмотря на то что он целенаправленно сократил свой рабочий день.

Д. Володихин

— Ну хорошо, а девочка, Рада Аджубей? С сыном получалось как-то так, что он следовал в канве идеологии и наследия отца, пока просто перед ним не открыли дверь, в которую можно было из всего этого выйти. Помахать рукой, попрощаться: до свидания папа, до свидания партия, страна, до свидания, я наконец поживу, как я хочу.

А. Атаев

— А Рада Аджубей, она вот, знаете, классическая интеллигентная советская женщина, которая всю жизнь проработала в редакции журнала «Наука и жизнь». Ну вот она занимала такую четкую нишу, очень демонстративно отделяла себя от всего политического, не высказывалась. Даже вот в фильмах, посвященных, а фильмов снято о Никите Сергеевиче таких документальных, интересных, очень немало.

Д. Володихин

— И кое-что и художественное снято.

А. Атаев

— Да. В отличие от Сергея Никитича она пыталась очень так нейтрально высказываться и о советском строе, и о предшественниках Никиты Сергеевича, и о соратниках. В отличие от Никиты Сергеевича, она не критиковал ни Сталина, ни Брежнева. Так ну если высказывалась, то очень так нейтрально. Ну и, в отличие от Сталина, от внуков Сталина, здесь не было самоубийств. Да, вот тут нужно сказать, что еще у Василия Сталина и сын совершил акт самоубийства, ему было 23 или 24 года.

Д. Володихин

— О, Господи!

А. Атаев

— Да, он пристрастился к наркотикам. А супругой Василия, мамой вернее — тоже Василий Васильевич был, — была дочь Семена Тимашенко.

Д. Володихин

— Ну что вам сказать, мне кажется, что в отсутствие смысла смысл ищут в чем ни попадя, ну, например, в наркотиках. Ничего в этом доброго нет и быть не может. Но, в общем, мне кажется, что христианское мировидение, если у тебя есть в голове и сердце, оно как-то хорошие барьеры поставит между тобой и наркотиками.

А. Атаев

— Именно так. Даже знаете как, если в семье один христианин, верующий, воцерковленный, это мне так кажется, то он все-таки вытягивает других членов семьи.

Д. Володихин

— Ну хоть как-то.

А. Атаев

— Да. Вот семья Никиты Сергеевича, семья Иосифа Виссарионовича, она, по-моему, была в какой-то степени этого лишена. Вот единственное, говорят про маму Сталина, что она была как-то приобщена к вере, она была воцерковлена, она посещала храм. И когда она спросила Сталина в 32-м году: кем ты работаешь? Он сказал: ты царя помнишь? Она сказала: да. Вот я работаю царем. И она ему ответила: лучше бы ты стал священником.

Д. Володихин

— Ну что ж, мы возвращаемся к детям Никиты Сергеевича. Какова судьба Рады Аджубей и ее семейства, что там произошло?

А. Атаев

— Там, вы знаете, вот эта семья, которая довольна закрыта от публичного такого восприятия.

Д. Володихин

— После падения Никита Сергеевича им несладко пришлось.

А. Атаев

— Им несладко пришлось, им сладко не могло, да, быть уже по определению. Ну больше всех, наверное, пострадал Сергей Никитич и его семья. Потому что фактически он уже был лишен возможности научного творческого роста. Здесь советский ареопаг не был заточен на то, чтобы не мстить за ревизионизм, за ту политику, которую осуществлял Никита Сергеевич в отношении изменения экономической матрицы, с введением совнархозов — ему до сих пор не могут простить это, ему не могут простить, что он отменил артельный принцип. Конечно, это политика, которая была далека от церковной. Но семья, кстати, вот у Никиты Сергеевича, если брать его потомство, оно было, наверное, из всех потомств наиболее успешным.

Д. Володихин

— Ну вот семья журналистов, Аджубей и Рада, им тоже ведь пришлось несладко, потому что потеряли же должности?

А. Атаев

— Нет, Аджубей был лишен должности сразу, буквально моментально. Какие-то минуты прошли после октябрьского пленума ЦК КПСС, он был снят и лишен всякой такой...

Д. Володихин

— Перспективы.

А. Атаев

— Не то что перспективы...

Д. Володихин

— Возможности реализоваться.

А. Атаев

— Да, вот на каком-то уровне. А Аджубей был одним из тех, кто больше всех пострадал в семействе Хрущева тоже, как и Сергей Никитич. Да, и это факт, и тоже очень указывающий на то, что он никакой интерпретации политики в религиозно-смысловом значении вообще не было. То есть то, что было или то, что, возможно, трактовалось бы как возлюби врага или возлюби ближнего — от этого всего было очень далеко советское общественное мнение в целом.

Д. Володихин

— Ну чисто прагматизм был.

А. Атаев

— Да, и прежде всего политическое руководство советского государства и советского правительства.

Д. Володихин

— Ну что ж, я думаю, что будет правильным, если мы после вот этих достаточно тяжелых историй семейных перейдем к чему-то такому, что оставляет в душе несколько больше света. И еще одна мелодия, которой переболело, по-моему, все населения Советского Союза. «Крылатые качели», исполняет Елена Шуенкова.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, и оно ставит для вас светлые мелодии. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях известный политолог, доцент Московского государственного института культуры, Артур Викторович Атаев. Мы ведем разговор о семьях советских вождей, пока счастья там что-то немного. Но вот мы приступаем к тому, что было в наибольшей степени благополучно. Во всяком случае к тому, о чем значительная часть аудитории вспоминает порой с ностальгией. Понимаете, Советский Союз, он был разный. 20–30-е годы — ужасающие, 40-е — героические, 50-е — ищущие, странные, довольно благополучные 70-е, и крушение в 80-х начало 90-х — это ведь как будто разные страны, во всяком случае разные эпохи в культурном отношении. И перед нами несколько последних вождей — это Леонид Ильич Брежнев, это Юрий Владимирович Андропов, это Черненко — и, пожалуй, вот на нем поставим точку, потому что не хотелось бы затрагивать судьбы тех, кто жив, я имею в виду членов семьи. Ограничимся тем, что ушло. Так вот, собственно, впечатление ваше оттого, до какой степени ближайшее окружение вождей последнего периода в судьбе СССР было благополучным.

А. Атаев

— Леонид Ильич Брежнев очень любил свою Викторию Петровну Денисову. Он очень любил ее, он ласково называл ее «Витя», да, он так к ней обращался. Она штопала ему сорочки, она любила гладить его рубашки, она готовила его к выходу в люди. Даже западные журналисты обращали внимание, что у Леонида Ильича Брежнева очень хорошо подобраны галстуки. И действительно вот она даже любила готовить. Вот известная дача в Заречье, которая считалась не очень такой...

Д. Володихин

— Не очень роскошной.

А. Атаев

— Да, именно не очень роскошная была, даже с советской точки зрения. Но вот там царил до определенного времени дух любви и благополучия. До определенного времени, до того времени, пока не выросла и не состоялась в качестве уже такой светской львицы Галина Леонидовна Брежнева, дочь.

Д. Володихин

— Ну тут, скажем так, целое созвездие слухов, сплетен, что правда, что нет, мы не будем разбираться. В основном что мы видим?

А. Атаев

— Да, в основном, это тоже несколько браков и таких очень неудачных.

Д. Володихин

— И скажем очень вежливо, предельно корректно: некоторое количество междубрачных историй.

А. Атаев

— Да, ну вот туда как бы не хотелось бы точно заходить. Ну вот первый брак, он был для Леонида Ильича наиболее приемлемым, потому что ну хотя и довольно большой разрыв возрастной был, но вы знаете, вот и сегодня жива правнучка Леонид Ильича, которая имеет крайне незавидную судьбу. Она тоже лечилась в психиатрической больнице, как и ее бабушка, Галина Леонидовна.

Д. Володихин

— Даже называть не будем. Ну с той точки зрения, пока люди живы, мы, пожалуй, пережевывать их судьбы не станем.

А. Атаев

— Да, к сожалению, вот Галина Леонидовна закончила жизнь именно в таком учреждении. Виктория Петровна, когда закончился период правления Леонида Ильича Брежнева, в ноябре 1982 года, сразу была лишена дачи. Ее чуть ли не на носилках выселили и переселили в квартиру по улице Кутузовский проспект, дом 26, — там была квартира Леонида Ильича Брежнева, сейчас она потеряна. Потомки потеряли все имущество. Это несколько квартир, которые принадлежали семье Брежневых.

Д. Володихин

— Ну это своего рода традиция советская — антитрадиционность.

А. Атаев

— Да, к сожалению, в глубокой такой печали и унынии заканчивается жизнь Галины Леонидовны и Виктории Петровны.

Д. Володихин

— А с ней-то что?

А. Атаев

— Виктория Петровна умерла от диабета. У нее была тяжелая форма диабета, она лечилась практически каждый день еще во время жизни Леонида Ильича, она ездила к врачам в центральную клиническую больницу.

Д. Володихин

— Ну а в семейном плане?

А. Атаев

— В семейном плане крайне неудачно у Галины Леонидовны, и крайне неудачно у дочери. Дочь воспитывалась Галина Леонидовны, Виктория, воспитывалась дедушкой и бабушкой. Она, ну мягко так скажем, не полюбила маму.

Д. Володихин

— Ну в общем, возможно, там были серьезные причины для этого, исходя из того, что мы вам сейчас вот рассказывали, дорогие радиослушатели.

А. Атаев

— Да. И сын Леонида Ильича, Юрий Леонидович, несмотря на то что занимал высокий пост — он был первым заместителем Патоличева (Патоличев — это такой бессменный очень влиятельный министр, союзный министр внешних экономических связей), у него тоже появились проблемы с алкоголем. И он тоже заключительные годы, завершающий период своей жизни, довольно в тяжелом состоянии, в плане физическом и духовном, провел, видимо. По крайней мере на это указывают и свидетельства очевидцев, и свидетельства, которые имеют такую более серьезную источниковую базу. Ну скажу следующее: научная биография Леонида Ильича Брежнева, такая полномасштабная, серьезная написана и издана совсем недавно, и издали ее немецкие ученые. Вот да, это не наш плод творчества, довольно серьезный труд. И вот сейчас если так брать отечественную историческую науку и отечественных политологов, которые занимаются периодом Брежнева, они только сейчас начинают активно, серьезно изучать биографию семьи Брежнева.

Д. Володихин

— То есть материал просто недостаточно изучен.

А. Атаев

— Материал недостаточно изучен, да, это точно. Но вот все-таки Брежнев — это такое потепление, это связь с Русской Православной Церковью.

Д. Володихин

— Обозначим это так: хоть какая-то связь с Русской Православной Церковью.

А. Атаев

— Да, это даже, знаете как, он инициировал определенную процедуру взаимодействия (против чего крайне и очень жестко выступал Михаил Андреевич Суслов), он инициировал взаимодействие на уровне первого секретаря обкома партии крайкома партии с местным митрополитом.

Д. Володихин

— Ну с местным архиереем.

А. Атаев

— Да. Этого не было в союзных республиках некоторых. Но я даже обращаю внимание, что некоторые приходы, они прямо зацвели. Вот известный храм Архангела Михаила в городе Грозном, вот я общался как-то со священником, настоятелем храма, не нынешним, а прежним, даже до прежнего. Он рассказывал, что вот изучал историю этого храма и обнаружил, что все вот таинства, все требы совершались вот прямо по таком классическому канону, по классическом чину, что в принципе было невозможно в ряде регионов страны центральной полосы.

Д. Володихин

— Ну там служили с определенными сокращениями.

А. Атаев

— Да, а здесь вот прямо все было в той ипостаси, в которой нужно было это делать по канону, по требованию. Вот это прямо приятно было слышать, и это был период Брежнева, да, как раз.

Д. Володихин

— То есть, условно говоря. советская власть не перестала держать Церковь за горло, но немного ослабила хватку, больше воздуха стало проходить к церковным легким.

А. Атаев

— Да, уже не срывали крестики, уже пионеров и комсомольцев не исключали из пионерии и из комсомола за то, что они посмели посетить литургию и участвовать в богослужении там в качестве прихожан. Вот за это не было наказания. И публичной порки за это не вводилось.

Д. Володихин

— Ну в духовном смысле порки. Да, это так, в общем, но, знаете ли, это смотря на кого из руководителей нарвешься. А по-прежнему все-таки склонность к вере, она и в молодые годы, и в зрелые могла человеку стоить дорого. Несмотря на то, что борьба с христианством не была выражена так страшно и выпукло, как при Никите Сергеевиче Хрущеве или как в 30-е годы, при Сталине, тем не менее при Брежневе власть все равно оставалась и атеистической, и богоборческой, но только как-то неуверенно и умеренно богоборческой, скажем так.

А. Атаев

— Да, вот при Брежневе был такой случай в одной из областей РСФСР. Внука третьего секретаря этого обкома областного комитета партии покрестили. И покрестили его в храме, не проинформировав об этом дедушку, который занимал довольно высокий пост. Через некоторое время до дедушки, может, как-то доходит, в общем, эта информация о том, что внук у него крещен.

Д. Володихин

— Оперативно доходит.

А. Атаев

— Он, соответственно, приходит в храм и просит местного настоятеля «раскрестить» внука.

Д. Володихин

— Не могли бы вы обратно.

А. Атаев

— Да. Вот доходило и до такого, да. Но тем не менее, вы знаете, судьба семьи Леонида Ильича это был его крест, вот он это все сознавал. Мы знаем, что в Комитете государственной безопасности было два заместителя — это были ближайшие соратники Леонида Ильича Брежнева, и вот один из них, Цвигун, вот как раз таки наблюдал за Галиной Леонидовной. Ну не сам наблюдал, разумеется, он дал поручение одной из служб. И вот как-то он делился впечатлениями с Юрием Владимировичем Андроповым по поводу судьбы Галины Леонидовны, ну что вот делать, как быть. И тут, знаете, вот я думал, как-то так подошел, как исследователь, к этой проблеме, и думаю: что же могло побудить Галину Леонидовну так антагонистично, так жестко реагировать? Вы знаете, а был факт или попытка измены молодым Брежневым, вот еще в период войны, Виктории Петровне. И свидетелем этого разговора стала Галина, дочь. Вот если бы не было, возможно, вот этого вот факта, то Галина Леонидовна могла бы, это же травма детская, она же, как правило, произрастает, это то негативное зерно, которое дает негативные плоды уже в последующем.

Д. Володихин

— Ну вот какая штука. С осознанием греха человек тоже может впасть в грех, но не имея его, он впадет в него чаще и тяжелее. Наверное, так. Время нашей передачи постепенно подходит к концу. Мне хотелось бы сказать напоследок вот что, дорогие радиослушатели. Мы не пытались тут развенчивать советскую семью. Но постарались показать на примере вождей, лидеров советского общества, что чего-то очень важного не хватало в духовной атмосфере общества. Вера — это вещь, которая и в самые тяжелые часы твоей жизни, и в триумфальные часы предотвращает наиболее страшные движения твоей души. Она ставит перед тобой барьеры, которые должны перед ней стоять во имя Господа Бога и во имя того, чтобы ты сам не потерял образ Божий. И когда она отсутствует (а для политической элиты Советского Союза ясно, что отсутствие или почти полное отсутствие веры — это норма), тогда случаются вещи страшные и соблазнительные, к сожалению. Ну что вам сказать, дорогие радиослушатели, слава Богу, что сейчас не так. Мне остается от вашего имени поблагодарить Артура Викторовича Атаева.

А. Атаев

— Спасибо. И вам спасибо, Дмитрий Михайлович.

Д. Володихин

— Ну прежде всего нашим радиослушателям за внимание спасибо. И сказать вам: благодарим вас за внимание. До свидания.

А. Атаев

— Всего доброго.