«Семья». Светлый вечер с Татьяной Кондратьевой (06.05.2019)

У нас в гостях была ректор православного института Со-действие Татьяна Кондратьева.

Мы говорили с нашей гостьей о том, что для нее семейное счастье, какое влияние на ее семью оказал приход к Богу и в Церковь, и как вера и доверие Богу помогли ей пережить смерть мужа.

---

Ведущие: Анна Леонтьева, Константин Мацан.

А.Леонтьева:

- Добрый светлый вечер!

Сегодня с вами в студии – я, Анна Леонтьева, и мой дорогой коллега – Константин Мацан.

К.Мацан:

- Христос Воскресе!

А.Леонтьева:

- Воистину Воскресе!

Сегодня у нас в гостях ректор Православного гуманитарного института «Со-действие» Татьяна Кондратьева, и, как всегда, что для нас также важно – мать четверых детей.

К.Мацан:

- Добрый вечер!

Т.Кондратьева:

- Здравствуйте!

А.Леонтьева:

- Татьяна, вот, наверное, мы будем, как всегда говорить о семье, но начать хотелось бы с вашего с мужем начала пути в Православии. Как вы к этому пришли, в какой момент, кому это в голову пришло… кто кого за руку вёл, как обычно это бывает?

Т.Кондратьева:

- Да, я вот сейчас оглядываюсь на прожитый вот этот вот большой путь семейный, и, если бы мне кто-то, когда я училась в институте, сказал, что я проживу вот такую жизнь, что у меня будет четверо детей…

В общем, мы в советские времена так были воспитаны, что казалось – один… ну… два ребёнка – это какой-то такой вот предел, и мне казалось, что моя жизнь будет… ну, во-первых, какая-то работа, и вдруг получилось так, что…

Мы с Петей учились вместе в институте. Он сначала учился в МАРХИ, а потом поступил в Пединститут на филологический факультет, и мы с ним были в одной группе. И вот, по окончании института, мы начали встречаться, и, через некоторое время, поженились. Причём, поженились, и Петя мне сразу сказал: «Ты знаешь, я так отношусь серьёзно к браку – давай, мы с тобой повенчаемся!» А я была даже не крещёной. Вот… А у него сестра была давно верующей, и, к этому моменту, вышла замуж, и муж её должен был принять священство – сейчас это, действительно, священник, уже много-много лет служащий на Бородинском поле, отец Игорь. Он служит в храме-памятнике, который был свидетелем битвы.

И, в общем, нам как-то так вот несказанно повезло, что мы позвонили Кате – сестре, спросили: «А где бы Таню покрестить?» – а она нам посоветовала пойти в храм Святителя Николая в Кузнецах.

Мы пришли, я покрестилась, но потом начались – вот тут же – какие-то такие вот сложности, испытания и…

К.Мацан:

- … искушения, как говорят в православном лексиконе…

Т.Кондратьева:

- … искушения, да…

К.Мацан:

- … да, да, да…

Т.Кондратьева:

- Ну… мне сказали, что надо Причаститься. А я заболела, и, как-то, у меня так…

К.Мацан:

- Перед первым Причастием?

Т.Кондратьева:

- Да. Как-то у меня так… всё это отложилось.

К.Мацан:

- Стандартная история, как рассказывают…

Т.Кондратьева:

- Да… А зачем, да? Ну… вроде, как… всё это – странно, не обязательно… нужно… не нужно… вот – сказали, а, может быть, это как-то можно и пропустить?

Потом мы совершенно разругались с мужем, и даже разъехались. Через некоторое время помирились, поехали в Бородино, чтобы познакомиться с мужем Кати. А он – священник, он идёт на службу, и мы, почему-то, решили, что раз мы – родственники священника, мы тоже должны на службе присутствовать.

Нам было скушно, нам было всё непонятно… я просто вот… терпела все эти слова, всё, что говорится, всё, что происходит, но мы почему-то считали, что – раз мы родственники, мы обязаны «поприсутствовать». И мы вот на этих службах – присутствовали. И, в этот момент, ещё и Петя был без работы.

И батюшка ему говорит: «Слушай, ведь ты преподаватель? Я слышал, что в гимназии «Радонеж» нужны преподаватели…»

А.Леонтьева:

- Сколько Вам лет было, Татьяна?

Т.Кондратьева:

- Мне было 24 года, а Петя – меня на пять лет старше, ему было около 30.

И он начал работать в гимназии. А осенью гимназия поехала в паломничество.

Мы… опять же, ничего не понимая в том, что происходит, Петя мне говорит: «Знаешь, я еду на экскурсию в Оптину Пустынь. Поедешь ли ты со мной?»

А я – опять заболела, у меня просто воспаление лёгких, и я вот – еле-еле выздоравливаю, и мне мои все дома говорят: «Ну, куда ты поедешь в таком состоянии?» А мне что-то было интересно…

Я снарядилась, поехала. Мне приготовили с собой запечённый кусок мяса. Мы потом вспоминали это мясо много лет и хохотали – как мы отправились в паломничество, вот так вот снарядившись!

И вдруг оказывается, что мужчины все живут в каком-то… тогда ещё всё только восстанавливалось… чуть ли не в скиту – ну, в общем, куда-то их поселили, а все женщины живут в башне, которую выделили для паломниц. Все ходят на службу, и опять я отстаиваю эти длинные монастырские службы, ничего не понимаю. А у нас ещё этот кусок мяса, который не понятно, когда надо съесть, вдвоём…

Вот. Сбежали мы в Калугу, погуляли там, вернулись. А все готовятся ко Причастию, и молитвы читают вслух – вот эти вот женщины, паломницы. Я, вместе со всеми, всё это выслушала, утром пошла на исповедь, что-то там про себя рассказала… Конечно, Господь меня, недостойную… просто… принял – потому, что… ну… как бы…

А.Леонтьева:

- По-первости, да – авансом же дают…

Т.Кондратьева:

- Действительно… Я Причастилась, и помню этот момент. Я в Оптиной отстояла все эти службы, преодолела это всё, страшно промёрзла, выпила ледяной святой воды, и подумала: «О! Я сейчас, после своего воспаления лёгких, точно заболею!» – и не заболела.

И Причастилась. Выхожу из храма – такой светлый день осенний… мне навстречу идёт Петя, и он так радуется, что я Причастилась… он – тоже Причастился, вот так вот открывает мне руки, чтобы я к нему бежала навстречу… и вдруг, внутри меня, какой-то голос говорит: «Вот муж, данный тебе Богом!» И я много-много лет всегда помнила вот этот момент.

У нас были очень тяжёлые, конечно, моменты в семейной жизни – ну, наверное, в каждой семье встречаются такие испытания, когда… ну… просто вот, семья на грани… какого-то такого вот… разрыва. Ну, невозможно, кажется, дальше всё это… как-то… тянуть, терпеть…

Я вот помню какой-то такой момент – у меня уже было трое детей… меня сестра с собой позвала на фигурное катание. Я, с ней вместе, пошла, и так это было радостно – я давно никуда из дома не выходила, нигде не бывала. И возвращаюсь и думаю: «Ой… я сейчас просто вот – впрягаюсь в этот воз…» – и мне так себя жалко, я такая бедная, несчастная – тяну семью, трое детей, как-то всё так нескладно, и денег не Бог весть сколько… Но вот я всегда, когда мне было очень тяжело, вспоминала этот момент: «Вот муж, данный тебе Богом!» – и… ну, что ж… данный, надо.

А.Леонтьева:

- Потрясающе Вы рассказали, Татьяна… А вот что помогало в этих моментах? Вы именно вот эту вот фразу… да… которая всплывала… вот… когда ссорились… не знаю…

Т.Кондратьева:

- Вы знаете, много чего помогало. Слава Богу, что наше воцерковление начиналось на Бородинском поле. Это такое, совершенно удивительное, место. И, когда батюшка только начинал восстанавливать храм, туда и паломники интересные приезжали.

Как-то там был отец Илий – тогда восстанавливался только Спасо-Бородинский монастырь – и он там просто пожил. А Петя, с ним вместе… как-то… возил его, что ли, на машине.

Потом приезжал владыка Василий Родзянко. И тоже вот… Бородинское поле – это такое место, которое надо посетить… и тоже Петя его возил, и такая была дивная встреча.

Мы совершенно были молодые и неопытные, но вот, время от времени, что-то такое вот случалось в нашей жизни, и думалось: «Ну, вот… как-то всё это необыкновенно!» Какое-то такое было, вообще, общее воодушевление уверовавших людей, и это… совершенно новые люди, совершенно новые… какие-то… отношения, совершенно новый пласт жизни.

Я – филолог, я читала-читала-читала книжки, я готовилась… там… к работе в институте, готовилась к защите диссертации… а в какой-то момент я от этого устала. И я – читаю молитвы, Евангелие, и меня это как-то так утешало, успокаивало, и я понимала, что я узнала что-то совершенно такое высокое, необыкновенное, совершенно необходимое каждому человеку, и это – такое счастье!

Я помню, у нас когда родилась Катюша – наш второй ребёнок – мы сидим с мужем на диванчике, и о чём-то таком беседуем, а между нами лежит ребёночек. И вот этот вот вечер я вспоминаю, как какой-то такой момент счастья. Так хорошо, когда есть младенец, мы оба его любим, дом, семья, и чувствуешь, что… мы просто вот с мужем – друзья, такие очень хорошие друзья. Мы друг друга понимаем, и ведём такую интересную беседу…

В общем, было тяжело, но было хорошо и интересно.

К.Мацан:

- Вот, Вы сказали про эти службы длиннющие, которые Вы выстаивали, ещё не понимая, зачем это. Ведь, это тот момент, на котором многие ломаются, начиная воцерковляться. И даже потом, может быть, отстояв эти службы, и даже Причастившись, думают: «Нет, ещё раз в эту реку я не пойду».

Вы… по Вашим словам, складывается так, что, всё-таки, что-то Вас… ну… заставляло… это… внутренне заставляло, всё-таки, не отступать и службы выстаивать.

Что это было, учитывая то, что Вы ещё пока не знали, что будет дальше, не знали, ради чего это – просто некоторая уверенность, что… не знаю… что Церковь должна в тебе прорасти вот таким образом, или как Вы тогда себе это объясняли, «почему я здесь стою»? Ради чего?

Т.Кондратьева:

- Вы знаете, мы с мужем совершенно были разные. Он был такой… очень горячий человек, и он, когда мы за это взялись, он прям вот горячо уверовал – вот, надо! А я была… как бы… таким, прицепным вагончиком, что ли… Вот, он – паровоз, и он таким вот сильным локомотивом меня толкает, тащит: «Вот, это надо!»

А потом у нас произошла такая вот история, которая была первым таким серьёзным испытанием нашей семьи. Поскольку он человек творческий – у него два образования – архитектурное и филологическое – он всегда очень ценил искусство и вот такую вот… эстетику художественного произведения. И, когда мы с ним познакомились, он меня водил по музеям и мне рассказывал про экспрессионизм, и, в основном, про искусство такое вот… ХХ века, и вот он вот это вот новаторство всё понимал, и как-то очень тонко чувствовал и слово, и формы, и цвет. И он вдруг познакомился… я сейчас не буду называть фамилий… познакомился с такими, очень творческими, людьми – поэтами, художниками – и вдруг его это увлекло.

То есть, это было такое вот… как бы… отступление с той дороги, на которую мы встали. Причём, такое, очень серьёзное отступление.

Я с батюшкой по телефону по поводу этой истории долго говорила, и ему рассказывала, и он отнёсся к этому, как к такому… испытанию для меня.

И вот, в этот момент, оказалось, что я вот не люблю таких рывков, таких вот порывов, но если я уж за что-то взялась – я чувствую, что я это должна доделать. И я поняла, что я почувствовала какую-то внутреннюю правду православия, а вот это эстетство – оно уносит Петю совершенно в какую-то не ту область, далеко, что это вот – неправда.

И в самом деле – это и нравственно потом повлекло совершенно в противоположную сторону. Мы вдруг перестали друг друга понимать, у нас по поводу верности супружеской вдруг оказались совершенно противоположные взгляды. Меня это так больно поразило, и я поняла, что… ну… только молитва! Это что-то иррациональное происходит! Передо мной вдруг… совершенно вот… мой муж – совершенно другой человек. И я никак его не верну – я только могу за него молиться.

И вот… слава Богу, через какое-то время… поскольку вот Петя отца Илия возил тогда на машине, и с таким… ну, вот… как бы… проникся и почувствовал, что отца Илия надо слушаться, батюшка настоял, чтобы он поехал к отцу Илию.

Отец Илий очень мягко сказал: «Ты знаешь, давай, мы сделаем так. Вот, сейчас наступает Великий пост, и ты весь Великий пост вот с этими твоими новыми друзьями – не общаешься», – и всё, вот – они договорились об этом. И вот, за этот Великий пост – просто вот, прекращение общения – всё встало на свои места.

И я, вот, после этой истории, сама поняла, что мы держимся – молитвой, мы держимся каким-то вот, таким вот… чем-то невидимым, чем-то таким… внутренним…

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

- Татьяна Кондратьева, ректор Православного гуманитарного института «Со-действие», мама четверых детей, сегодня проводит с нами этот светлый вечер.

А.Леонтьева:

- Татьяна, Вы говорите о тех сложностях, с которыми Вы сталкивались в семье, и я просто хотела, наверное, пояснить, почему Вы говорите в прошедшем времени о муже. Дело в том, что в 2014 году муж Татьяны ушёл из жизни, и вот сейчас мы как-то вспоминаем начало этого пути, и я думаю, что…

Татьяна подхватила его дело, став ректором Православного гуманитарного института «Со-действие», и, наверное, одной из тем сегодняшнего, для меня очень пронзительного, разговора ( потому, что мой муж тоже ушёл из жизни в 2014 году )… одной из тем – это… тема жизни после жизни – мне очень не нравится выражение «жизнь после смерти», я до сих пор с ним ещё не сжилась. Но вот «жизнь после жизни» – какая она? Мне кажется, что об этом нам тоже… будет очень важно сегодня поговорить.

Но мы вернёмся, наверное, к Вашим вот этим годам. И, я хотела спросить, владыка Василий Родзянко – он что-то сказал Вам такого, чтобы повлияло на Вас, или вот что-то… интересное… он очень про семью любил…

Т.Кондратьева:

- Нет, знаете… я была всё время с младенцем, мне самой не удалось с ним поэтому поговорить, просто мы подошли под благословение, и детей подвели, и я просто почувствовала невероятную доброту владыки. И потом, когда я смотрела… вышел цикл передач, его воспоминаний… для меня вот этот вот момент – такого… личного узнавания облика – совпал с тем, что я слушала, и, конечно, образ владыки остался таким… просто светлым пятном в нашей жизни.

На моих глазах просто произошёл такой очень… забавный случай. Мы владыку провожаем – идём по территории храма, он идёт садится в машин, и проходит вольерчик с собакой. А у батюшки была очень глупая собака в тот момент, и он даже думал, не избавиться ли от неё.

И вдруг владыка её благословляет. И отец Игорь потом говорит: «Ну, вот – владыка собаку благословил, будем её терпеть». Вот. И собака сколько-то лет ещё прожила около храма.

А.Леонтьева:

- Не поумнела она?

Т.Кондратьева:

- Нет, она совсем не поумнела! Мы потом приобрели более умную собаку. Но… в общем, эту собаку помиловали по благословению владыки.

А.Леонтьева:

- Татьяна, а вот… вообще… как бы… встречались какие-то вот такие вот… священники… не священники – для меня это, очень часто, не священники, а какие-то семьи – которые очень сильно влияли на Вашу жизнь, на Ваши отношения, мировоззрение… вообще… отношение к семье?

Т.Кондратьева:

- Ну, да, конечно. Ну… вот… у отца Игоря с матушкой Катей – у них, в итоге, семеро детей. И мы знали много священников, которые были нашими ровесниками.

Ну… вот… мы ходили в храм Святителя Николая в Пыжах, и там – очень такие хорошие, достойные священники, и мы дружили с отцом Валерием Гуриным и его матушкой. У них сейчас… даже затруднюсь сказать, сколько… ну, вот… наши дети тогда первые появлялись, вместе и их, и… ну… мы видим, что люди справляются как-то с детишками, ну и – чего уж… пищать, если вокруг вот такая вот атмосфера – вокруг много многодетных семей, и дети наши дружат, и всё как-то… складывается.

А.Леонтьева:

- Это какие-то 90-е, да?

Т.Кондратьева:

- Да, да...

А.Леонтьева:

- Вот эти вот… которые такие… Мы говорили тут недавно… передача была о том, что… было какое-то горение очень большое, и люди очень горячо брались за этот плуг…

Т.Кондратьева:

- Да!

А.Леонтьева:

- … да… и не оглядывались назад совершенно.

Т.Кондратьева:

- Да, некоторые даже брали на себя, может быть, и лишнее – больше, чем могли понести, но, тем не менее, Господь, мне кажется, как-то… помогал, управлял…

А.Леонтьева:

- Татьяна, а можно я, как мать, тоже, подросших уже детей – примерно, плюс-минус, как Ваши, только поменьше их немножко – спрошу: дети как воцерковлялись, вместе с вами? Был ли период какой-то неофитства, был ли период каких-то их сложностей с Церковью, как бывает?

Т.Кондратьева:

- Вот, старшие – нет. Как-то… пока был папа – мы по Воскресеньям едем в храм, это – не обсуждается. Папа последние годы – алтарничал в храме Святителя Николая на Трёх горах, я с детьми подъезжала, когда они были готовы – ну, то есть, мы не спешили к началу службы, а столько, сколько они могли простоять. И с ними, как-то, проблем не было.

Вот сложно мне – сейчас, когда я одна, и я обнаружила, какая это… папа – это вот какой-то… не знаю… стена была крепкая, которая нас… как бы… со всех сторон окружала, и – ограда. Ну, вот… внутри этой оградки, мы делаем – так, и никто никуда не шатается. А я сейчас… меньше, конечно, уделяю времени детям, я занимаюсь институтом, и вдруг – какие-то шатания, какие-то несогласия с мамой… Да, я понимаю, конечно… папу надо холить и лелеять.

А.Леонтьева:

- Ну… сейчас дети… как-то… остались в Православной Церкви, или…

Т.Кондратьева:

- Ну… вот… я не скажу про младшую, Иришу, потому, что она сейчас, такой, подросток, и у неё… такой… протестный возраст, и её сейчас шатает и носит… и, что интересно, у нас много православных знакомых, и она… как бы… в среде православных детей, и все они – в таких вот протестах, вот что интересно.

Если старшие, в той же самой школе, с православными своими друзьями… я вот помню, моя старшая дочь говорит: «Так, мама, мы встаём в 5 утра – у нас инициативная группа, мы едем в Лавру молиться о благополучной сдаче экзаменов!» – это они ЕГЭ собирались сдавать, и я – порхала, как мама… то вот с этой дочерью – я не знаю, как всё сложится. В общем – боюсь даже говорить, но… я её люблю, мы, конечно, за неё все молимся… ну, я надеюсь, что, с помощью старших, как-то…

К.Мацан:

- Когда время ЕГЭ приблизится…

Т.Кондратьева:

- Да!

К.Мацан:

- … потребность в молитве увеличится!

Т.Кондратьева:

- Да, наверное…

К.Мацан:

- Вы говорите: «Мы за неё молимся», – и это понятно. А есть ли в этом для Вас… ну… некоторая такая осознанная позиция того, что ребёнку, в принципе, о вере, о Церкви, в ситуации его сомнений, или даже в любой другой ситуации, практически, бесполезно что-либо говорить?

Т.Кондратьева:

- Нет, мне кажется, надо говорить. Но… мне кажется… надо говорить об опыте семьи. Если я буду абстрактно ей рассказывать… там… я не знаю… какое-то житие святых…

К.Мацан:

- А «об опыте семьи» – это что? Об опыте вашей семьи?

Т.Кондратьева:

- Да. Может быть, обращать внимание на то, что: «Ну, вот, посмотри… вот, наши знакомые, и все люди верующие – как они решают какие-то вопросы». Ну… мне кажется… опираясь на свой, на собственный опыт, ты просто сейчас вот этот момент взросления… дать ей возможность ещё пока и самой разобраться в том, что она хочет, кем она себя представляет в будущем – и не давить. В общем, я думаю… сначала думала, что, может быть, мне вспомнить, как папа поступал в таких случаях, а потом подумала – нет, всё-таки, женщины – они по-другому устроены, и папино слово в маминых устах – оно, наверное, всё-таки, не будет воспринято.

Ну… буду выяснять, что ей интересно, говорить о том, что нравится ей, пытаться понять её внутренний мир. И я думаю, что в любом человеке есть что-то такое… доброе, и объяснить, что… если Бога нет, то… ну… нет места и добру, нет места и любви в нашей жизни, что очень легко всё это может быть разрушено… я думаю, что… попробую донести.

А.Леонтьева:

- Ну, я… знаете, Татьяна, я говорила детям: «Ваш отец был православным человеком, и ходил в церковь, и был очень истово верующим», – на что дети, которые тоже, вот в таких же перипетиях сейчас находятся, говорят мне: «Ну, дай нам пока самим к чему-то прийти…» – вот, пока на таком месте диалог заканчивается.

К.Мацан:

- А вот… чтобы ребёнку – причём, не обязательно подросткового возраста, а, может быть, и более младшего – ну, когда уже ребёнок, всё-таки, способен размышлять – даже… там… пускай, это – начальная школа – сказать о вере, нужно, как мне кажется, предполагать, на какой его внутренний запрос информация о вере может ответить.

Ну, то есть, условно говоря, когда я приходил к вере в институте, у меня был некий внутренний запрос на какую-то стройную систему мира, на какое-то упорядочение разных-разных вещей в какую-то иерархию – в том числе, был такой запрос. И вот – представление о такой иерархии даёт христианская картина мира. Например.

Ну, понятно то, что у маленького ребёнка, наверное, такого запроса нет, и не может быть. А вот на какой запрос ребёнка может ответить вера? Что они там такого хотят – узнать, понять, иметь, в интеллектуально-духовном плане, на что взрослый может сказать: «Вот, знаешь – вот за это отвечает вера! Вот для этого тебе нужна вера, и Церковь, и религия!»

Т.Кондратьева:

- Я думаю, что вера отвечает за счастье.

А.Леонтьева:

- Здорово!

Т.Кондратьева:

- Потому, что…

К.Мацан:

- А как Вы это расшифровываете?

Т.Кондратьева:

- Как я это расшифровываю…

К.Мацан:

- … вот… если надо это ребёнку расшифровать, и не только ребёнку.

Т.Кондратьева:

- Ну… чего мы хотим больше всего? Вот, когда мы хотим каких-то удовольствий…

Я вот, как-то, для себя, рассуждала – почему человек согрешает? На самом деле, внутри головы он думает: «Я хочу получить удовольствие!» – просто вот он видит удовольствие в том, чтобы… много денег, там… или вкусненько покушал… или, там… какая-то компания – вот, если он чувствует удовольствие, он к этому стремится. А что – самое большое удовольствие? Вот, что он пытается получить?

На самом деле, человек хочет получить любовь. Вот, каким-то образом, надо донести, что настоящая, самая большая любовь – это Бог. Вот, если ты хочешь вот этой вот любви, хочешь счастья – ты не пройдёшь мимо. У тебя будет холодно и пусто в жизни. Вот, я думаю – так.

К.Мацан:

- Татьяна Кондратьева, ректор Православного гуманитарного института «Со-действие», сегодня проводит с нами этот светлый вечер.

В студии – моя коллега Анна Леонтьева, и я – Константин Мацан. Мы прервёмся, и вернёмся к вам, буквально, через минуту.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Леонтьева:

- Сегодня мы разговариваем о семье с Татьяной Кондратьевой, ректором Православного гуманитарного института «Со-действие», и, что для нас очень важно, матерью четырёх детей.

Татьяна, у меня… я думаю, что в этой передаче мы вполне можем повспоминать что-то очень значимое, что запомнилось из вашей жизни. Вот, какие события были самыми яркими в жизни с мужем?

Т.Кондратьева:

- Ну, самые яркие события… ну, конечно, рождение каждого ребёнка – это вот просто отделялось… ну… одна эпоха от другой. Это вот что-то такое вот… совершенно новое.

И для него, конечно же, любые события, которые происходили внутри института – институт был сначала просто курсами при отделе катехизации, а потом он увеличился, и Петя сумел зарегистрировать институт… в общем, прибавление каждого курса, появление какой-то новой работы – для него это было… таким вот… рубежом, такой вот – эпохой.

Ну… внутрисемейные события, для нас значимые – какие-то такие вот поездки, и… особенно… Знаете, как-то так смешно получилось – у нас не было возможности особенно куда-то ездить, и, когда родилась дочь Ирина, я, про себя, подумала: «Ну, вот…»…

К.Мацан:

- Это – четвёртый ребёнок, да?

Т.Кондратьева:

- … четвёртый ребёнок, да… подумала: «Ну, вот… опять я – такая вот мамочка, прикованная к дому, опять я – никуда, опять… вот это вот всё, связанное с маленьким ребёнком – памперсы, кормление, прогулки…» – и вдруг, через какое-то время, оказалось, что мы куда-то поехали! Как-то так всё… Господь помог – как-то всё исправилось, улучшилось. И первое, что мы сделали – мы сели и поехали к Серафиму Саровскому.

Петя придумал маршрут – такой, чтобы было детям удобно, мы, конечно, устали, и многое из того, что мы хотели посмотреть, детям было сложно, но, тем не менее, мы все запомнили эту поездку.

Мы поехали во Владимир, оттуда – в Муром, к святым Петру и Февронии, потом поехали в Дивеевский монастырь, а, на обратном пути, мы заехали в Нижний Новгород – там погуляли, и уже – в Москву. Вот, такая совместная поездка.

А потом мы ездили на Валаам – вернее, нас друзья пригласили отдыхать в Карелию, но запланировали поездку на Валаам. И мы, с маленькой Ирой, весь Валаам с колясочкой прошли – там был такой маршрут, всё посмотрели, а потом, через некоторое время, уже туда приехали, как паломники, помолились.

Вот. В общем, вот эти вот поездки совместные – у меня такое вот воспоминание.

К.Мацан:

- Вот, Вы сказали об этом чувстве, я думаю, что знакомом многим нашим… ну… в первую очередь, слушательницам, но – и их мужьям, когда мама, и вправду, находится в некотором… угнетённом таком внутреннем состоянии от необходимости… что называется… посвятить себя сейчас только детям – если это новорожденный ребёнок, или… вообще…

Т.Кондратьева:

- Да, я сполна пережила вот это вот состояние…

К.Мацан:

- Вот… и Вы сейчас об этом говорите, спустя уже… 13 лет Вашей младшей дочке… всё-таки, с некоторой улыбкой и такой… может быть… самоиронией. А – в моменте, в том самом моменте, когда это накрывает человека, что говорить самой себе, где искать опору, чтобы это преодолеть, и – главный даже, для меня, вопрос – а что в этой ситуации может сделать муж, чтобы утешить и поддержать?

Т.Кондратьева:

- Вы знаете, муж очень чутко отнёсся. Когда родился третий – он увидел, что я вот такая вот замотанная, и меня вот это вот просто – достало это всё! 

Он говорит: «Давай, ты пойдёшь к нам в институт, и поучишься на золотошвейку!» Я так обрадовалась!

А занятия – по вечерам, он меня отпускал, я ходила, вышивала, я так этим увлеклась! Я всех укладываю, и вечером у меня – пяльцы, и я сижу себе – и тихонечко вышиваю… и такое было счастье!

И вдруг его мама нашла для меня работу – она меня устроила в Академию наук – порекомендовала – собственно, по моей специальности. Я настолько увлеклась золотным шитьём, что я даже расплакалась, что меня берут!

К.Мацан:

- Это – филология, по специальности?

Т.Кондратьева:

- Да, по моей специальности… Ну… просто… потом я поняла, что Господь мне устроил такое утешение.

Взяли няню – на 2 дня в неделю, когда я должна была присутствовать на своей работе – я ездила, и, пусть я была тогда плохим… но постепенно я… как-то так… вошла в курс дела, и 12 лет я проработала в Академии наук научным редактором журнала «Social sciense» ( «Общественные науки» ) на английском языке, который выходил в Америке – реферативный журнал, и я подбирала лучшие статьи по русской литературе, которые будут вот в этом дайджесте опубликованы за границей. В общем, чудесная работа – из-под палки читать самые лучшие исследования, самые лучшие статьи – просто вот Господь послал такое вот утешение!

И муж… вот, как-то… тем, что отправил меня сначала поучиться… потому, что… действительно, я поняла, когда начала учиться – голова у меня «ватная», я разучилась, вообще, что-то соображать…

А.Леонтьева:

- Разучилась учиться…

Т.Кондратьева:

- … да… и так вот, потихонечку, я включилась опять в профессию, начала работать. И, конечно, моя редакция была в шоке, когда я сказала, что я жду четвёртого ребёнка, и я сказала: «Я очень дорожу этой работой! Я за два месяца – уйду, а потом я очень быстренько вернусь!»

И, действительно, получилось, с поддержкой семьи – меня отпускали, а работа, в основном, конечно, удалённая. Редактор – он работает удалённо: подготовь работу, и по электронной почте – вышли. Вот.

А.Леонтьева:

- То есть, вот этот вопрос о женской реализации – он, всё-таки, достаточно…

Т.Кондратьева:

- Я считаю, что это – очень важно! Очень важно иметь возможность отдохнуть от вот таких вот ежедневных забот.

Потому, что я поняла, что доканывает не какой-то вот… что-то большое, глобальное… там… горе. Это даже не так тяжело… ну, это вот… ты переживаешь в данный момент, но ты его как-то переживаешь. А вот когда маленькие ежедневные… знаете, вот… как капли, которые камень точат – вот это вот раздражает, там… сегодня, завтра, послезавтра – да, к сожалению, в нашей жизни вот есть… и надо как-то это терпеть.

Маме очень важно найти что-то, что будет её радовать. Если радует уйти из дома почитать – хорошо, кого-то, может быть, радует пообщаться – тоже хорошо. Вот, моя старшая дочь – она уже мама двух детей, и я с ней об этом поговорила, и говорю: «Ксюша, надо как-то восстанавливаться! Хочется, всё-таки…»

А.Леонтьева:

- Вы – бабушка двух внучек ещё, к тому же?

Т.Кондратьева:

- Внуков, да!

А.Леонтьева:

- Внуков, которых мы не упомянули!

Т.Кондратьева:

- Да! У меня чудесные маленькие внуки. Хочется дочь как-то предостеречь, подстелить, что ли, соломки…

Я говорю: «Ксюша, надо восстанавливаться! Что тебя радует?» Она говорит: «Меня радует, когда я с подружками общаюсь». Я говорю: «Ксюша, надо обязательно выкраивать время – разговаривать, общаться!»

Потому, что, в моей ситуации – то, что я оказалась… так вот… на необитаемом острове, буквально, в первые годы – я сейчас понимаю, что это было… неправильно.

А.Леонтьева:

- Я, кстати, думала об этом. У меня был разговор с другом, на днях, об этом же самом точно, и прямо так совпало, и я подумала, что самое тяжёлое – это когда нету никакого движения. То есть, ты, как мать, себя реализуешь, но – никакого движения, ты нигде не развиваешься. И вот это стояние на месте – оно, наверное, для очень многих женщин – очень тяжко.

Т.Кондратьева:

- Да… очень тяжко, да. Женщины, мне кажется, по характеру… такие… существа изменчивые, и… ну… Господь так устроил, что мы должны приспосабливаться к своему ребёнку, и приспосабливаться к мужу. И поэтому мы… нам надо всё время меняться. И когда вот так вот, всё время, одно и то же: готовка, уборка, прогулка, школа, и нет какого-то… не задействован весь твой потенциал – это, конечно, тяжело. Так, что… слава Богу, у меня теперь есть институт, там столько всего интересного!

К.Мацан:

- Ну, пока мы ещё от этой темы не ушли… а чем любовь к внукам отличается от любви к детям?

Т.Кондратьева:

- Ну… я не знаю… ну, они… Я не хочу сказать, что я тут большой специалист – потому, что они живут отдельно от меня, я их только иногда навещаю – вот, как раз, вчера ездила, навестила – с большой радостью.

Ну… тут… какое-то другое чувство. Потому, что… к детям – более требователен, ты отвечаешь за них вот «от» и «до», ты не можешь от них, пока они маленькие, совершенно отвлечься, ты не располагаешь своим временем.

А тут – я приезжаю, и просто вот… есть силы, есть время, и я с радостью – вот, принесла вам, и я с вами позанимаюсь, порадуюсь вам, малышам!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Леонтьева:

- Сегодня мы говорим о семье с ректором Православного гуманитарного института «Со-действие» Татьяной Кондратьевой, матерью четырёх, уже довольно взрослых, детей – от 26 до 13 лет.

Татьяна, скажите, а вот как получилось, как Вы решились… я так поняла, что Вы заняли место ушедшего мужа – там, в институте…

Т.Кондратьева:

- Да.

А.Леонтьева:

- Вы, прямо сразу… как-то… на это решились? Это же, наверное, очень такое… огромное…

Т.Кондратьева:

- Очень тяжело!  Это было для меня несколько неожиданно. Просто… вот… отец Игорь, когда мы с ним говорили, после смерти Пети, о том, как же мне быть, благословил. И потом оказалось, что Петя – он знал, что он умирает… он как-то интересно так себя вёл… Оказывается, очень многие люди знали, что он знает, что он умирает, и что он принимает то, что он болен вот такой вот болезнью. Но меня он всё время как-то подбадривал, и со мной он так не говорил. Мне всё время казалось, что… он такой живчик, по характеру, что мне вот до последнего казалось – он же справится, у него есть силы на то, на это…

Вот, что интересно… он когда узнал свой диагноз, он говорит: «Так, чем я ещё в жизни не занимался? Я хотел позаниматься мозаикой, но я этим никогда не занимался – у меня не было времени».

Нашёл какую-то нашу студентку, которая занималась мозаикой, позвонил, вызвал на дом. Она ему дала такой вот – на дому прямо – мастер-класс, рассказала, куда поехать за этой мозаикой – мы поехали и купли эти маленькие плиточки. Она ему подарила инструмент, и вот он, сколько мог…

Во-первых, он, поскольку был алтарником, вычитывал службу ежедневно – он прямо себе молитвенное правило огромное такое сделал прям… вычитывал – очень много, а потом садился – и эту мозаику потихонечку собирал.

И, в общем, для меня то, что он… ну, вот, прям вот… умирает – было «трах-бах»! Ну… вот… совершенно неожиданно!

И я – в таком каком-то непонятном шоковом состоянии, и тут меня ещё благословляют заниматься институтом. А, оказывается, он, перед смертью, со своим заместителем поговорил, что: «Пусть Таня займётся после моей смерти институтом». То есть, это было его решение.

Меня пригласили на учёный совет, и сказали: «Пётр Олегович, Татьяна Валерьевна, сказал, что Вы справитесь! Мы Вас избираем».

А.Леонтьева:

- Ничего себе!

Т.Кондратьева:

- Да.

А.Леонтьева:

- И – что? Как Вы себя почувствовали? Не испугались такой огромной ноши?

Т.Кондратьева:

- Испугалась! Я… во-первых… после его смерти… вообще, так… еле ползла – прямо такая вот была… совсем… расползшаяся амёба, ничего не могла – и вдруг на меня ещё такая гора ответственности!

Но потом я поняла, что когда я приезжаю в институт, я общаюсь с этими людьми – все заинтересованы в том, чтобы институт остался жив, чтобы он существовал, все меня поддерживают, все с такой вот любовью относятся – мне легче. Я – с людьми. Мы занимаемся таким красивым делом – и иконописью, и золотным шитьём, я в этом всём понимаю, благодаря тому, что когда-то, 10 лет назад, муж сказал: «Пойди, поучись!»

Все вот эти преподаватели – я у них или поучилась, или я с ними подружилась… в общем, я в какую-то попала – большую семью. И у меня, первые два года, было ощущение, что мне так плохо, что ничего плохого уже случиться не может. А вот через два года я почувствовала – всё, теперь сама – давай, думай, соображай, как институт будет развиваться, что надо делать, придумывай что-то новое… Вот. В общем…

А.Леонтьева:

- То есть, Вы хотите сказать, что эта огромная ноша – она укрепила Вас, наоборот, после потери?

Т.Кондратьева:

- Да!

А.Леонтьева:

- Удивительно!

Татьяна, я хотела о чём ещё тоже поговорить… Потому, что когда мы с Вами предварительно разговаривали про уход Петра, то я удивилась, как Вы светло об этом рассказывали. И я Вам признаюсь честно, что у меня нет никаких таких светлых мыслей… не приходило в голову, когда муж погиб. И мне хотелось спросить, наверное, как Вам удавалось… что Вы себе говорили, какие вопросы Вы задавали Богу, и задавали ли их?

Т.Кондратьева:

- Вы знаете, вот… когда приходишь только в Церковь, случается, обычно, что-то такое чудесное, что тебя очень укрепляет. А потом – жизнь превращается в какую-то такую рутину, сероватого цвета… ну… как будто, ты вяжешь какое-то полотно, а оно такое – однообразное, серенькое… может быть, там, где-то грязно-зелёненькое… может быть, где-то грязновато-бордовенькое, но вдруг ты понимаешь, что вот какая-то такая вот золотая ниточка в твою жизнь вплетается, и она – не твоя, вот это вот – Господь устроил.

И, перед тем, как Пете уйти, вот задолго – начались какие-то такие вот события, что когда он ушёл – может быть, это для меня так было устроено… я – филолог, и у меня всё как-то в голове складывается в сюжеты – я вдруг поняла, что этот сюжет выстраивался очень давно – вот, подготовка к его уходу. Что были какие-то такие вот… как будто вот золотые… колышки, что ли, которые отмечали, что вот это будет – так.

У нас работал в институте преподаватель Евгений Георгиевич Клодт, и он, за несколько лет до смерти Пети, умирал от рака. И он полежал в больнице, и один из тех, кто лежал с ним, вышел оттуда живым, и ещё некоторое время поработал в институте. Петя ему… в общем, как-то пошли ему навстречу. Он был очень слаб, но Ольга Григорьевна сказала: «Вы знаете, для него очень важна эта работа. Можно он поработает?» – и он, почти до конца, работал.

А потом Петя поехал на его отпевание, вернулся, и сказал такую вещь – и я вот это потом вспомнила, как такой сигнал – он сказал: «Представляешь, Евгений Георгиевич говорил своей жене, что очень благодарен этой болезни – он столько всего понял!»

А потом, когда он умер, я вспомнила ещё об одном событии, которое вот так вот чудесно в этот сюжет вплелось. К нам в институт как-то поступила студентка-кореянка. Она увидела на какой-то выставке стенд нашего института, подошла к Пете, и говорит: «Я очень хочу к вам поступить – мне так нравится вот эта вышивка! Что для этого надо сделать?» А Петя так посмотрел на неё, и говорит: «Для этого надо быть православной христианкой». Она говорит: «А для этого что надо?» Он говорит: «Пойти и креститься», – ну, в общем, как-то ей объяснил.

И вдруг, осенью, появляется эта кореянка и говорит: «Вот, я крестилась!» –  принесла письменную рекомендацию, и начала учиться у нас на «Золотном шитье» – ну, и, соответственно, всё изучать.

А потом наступил Великий пост, и она на всех так посматривает: «А что это вы едите?» Все ей объясняют: «Сейчас – Великий пост, мы едим постную пищу…» Она, через некоторое время приходит и говорит: «Я спросила у батюшки, как мне поститься. Он мне сказал – на воду и рис», – и она на рисе и воде постится.

А потом их приход поехал к Годеновскому Кресту, и она тоже поехала. И купила там изображение этого Креста. Вернулась, и говорит: «Я купила там фотографию этого Креста. Только, знаете, что-то у меня с этой фотографии стекает, такое ароматное…» Ей говорят: «Полина, тащи!» Она приносит это миро – вот, оно ароматное, оно чудесно пахнет, и его было столько, что она всем раздавала, а мужу моему подарила целый пузырёк.

И вот, Петя приносит домой и говорит: «Смотри, Таня, миро!» Я открываю – ах, запах какой чудесный! И думаю: «Но у меня, вроде как, всё благополучно, всё в порядке…», но вот я только что узнала, что у моей подруги муж заболел раком. Я ей позвонила и говорю: «Ира, ты знаешь… – рассказала всю эту историю, – У меня есть миро – приезжай, возьми, вам же нужнее!» – и там такое молчание в телефоне. А на следующий день тихо-тихо они вдвоём приехали, и говорят: «Тань, ты знаешь, мы вот только что поехали к отцу Илию, рассказали, что муж болен, просили молитв, и он говорит: «Вам нужна какая-то святынечка». И вот только мы вошли в квартиру – твой звонок, и ты нам предлагаешь вот это миро».

Ну, они взяли, а потом сами поехали к Годеновскому Кресту, помолились, и… вот, мы-то все ждали, что Игорь выздоровеет – после такого вот чудесного начала, но он не выздоровел. Он гораздо легче болел, чем ожидали врачи.

И мы поехали летом с детьми в Одессу, и, по дороге, нам посоветовали выйти в Киеве и посетить Лавру. Мы так и сделали. И, когда мы пришли в Пещеры, я думаю: «Ой, надо подать за Игоря сорокоуст…» – и что-то я там ошиблась с деньгами, дала не так монаху, который принимал записки, и он говорит: «Вы дали меньше…» А я так растерялась… я не понимаю, сколько у меня там рублей, гривен… сколько я ещё должна, и он говорит: «А давайте мы сделаем так: Ваш сорокоуст будет на 21 день». Я так удивилась, и думаю: «Надо же… какое странное решение» – но, поскольку у меня больше денег не было, хорошо. В общем, я подала записку на 21 день о здравии.

И мы доехали благополучно с детьми до Одессы, там мы отдыхали. И проходит сколько-то дней, звонит батюшка и говорит: «А Игорь-то умер…» И у меня в голове: «О-па! Моя записка – кончилась», – меня так поразило тогда вот это вот совпадение.

Я с Ирой до сих пор дружу, и для меня её опыт, как она тогда вот справлялась со всем этим – она очень такой гармоничный человек, как-то вот она мягко, с таким трепетным отношением к памяти мужа, но, вместе с тем, не падая духом… в общем, для меня был пример.

И… вот, я так длинно рассказываю эту историю… когда умер мой муж – он умер в Великую Среду. Отпевали его в Великую Пятницу в храме Святителя Николая на Трёх горах, и произошла задержка вот этой вот службы похоронной – не вовремя привезли Петю. Я, такая огорчённая, думаю: «Ой, ну всё… теперь наше отпевание – непонятно как, вообще…» – потому, что уже началась служба Великой Пятницы.

Я подхожу к отцу Всеволоду Чаплину, который тогда был настоятелем, и говорю: «Отец Всеволод, вот – так…» Он говорит: «Ну, как получилось… отпоём между вот…» – я забыла, как называются эти части служб. И перед выносом Плащаницы было вот это отпевание, и потом мы поехали все в Бородино, и там Петя – похоронен.

Вот, когда мы его похоронили… у меня такой получился длинный-длинный тяжёлый день, я, ничего уже не соображающая, стою, поворачиваюсь, смотрю на закат, и думаю: «Господи, какая невообразимая красота…» – и у меня взгляд падает чуть в сторону, и я смотрю – Петя похоронен через одну могилу от Игоря, нашего друга, и они оказались, в итоге, почти рядышком.

И у меня как-то в голове, тут же, начало вот это вот всё складываться – всё как-то вот это вот было неслучайно… и это… и это… мы были в Греции, и совершенно чудесно попали на подворье Ватопеда, и помолились перед иконой Всецарицы чудотворной – как раз, перед всеми этими событиями…

И вот, у меня было ощущение, что всё происходит уже… я совершенно обессилела в последние дни… всё как-то вот устраивается – не как вот мы… по человеческим меркам, а как-то выстраивается… приходят люди, находятся врачи, кто-то приезжает к нам в дом, начинает мне помогать… как-то всё складывается… люди поворачиваются совершенно для меня неожиданной стороной, и такое ощущение, что Господь просто вот подхватил, и крепкая рука Божия тебя держит, чтобы вот в этот тяжёлый момент… и… я думаю… можно только благодарить.

И я вот… как ни странно… а, может быть, это правильно – я благодарю, и благодарю. Потому, что я смотрю – иногда в таких же ситуациях людям гораздо хуже, чем мне… мне плохо было, но это… как-то так чудесно устроилось – я благодарю Бога.

Потом, вот… что-то происходит – Господь вручает мне институт. Это тяжело, но это меня вытягивает, это мне помогает удержаться. Потом – что-то ещё происходит, и опять… ну… я никуда до этого не ездила, а тут я попала в Иерусалим совершенно каким-то таким вот… фантастическим образом. Потом рассказала батюшке, что я повидала, он говорит: «О! Надо же – за одну поездку столько всего увидеть – ну, это вот просто такое счастье! Ну, что ж…»

Ну, вот, благодарю Бога!

А.Леонтьева:

- Потрясающе Вы говорите, Татьяна! Мы притихли с Костей – потому, что… ну… не добавить – ни прибавить, ни убавить.

Я хочу сказать, что, наверное, не зря это всё звучит в такой – постпасхальный – период, потому, что из того, что Вы говорите, мне особенно ощутимо, что Бог – не есть Бог мертвых, но Бог живых!

Т.Кондратьева:

- Вы знаете, очень многие люди после Петиной смерти подходили ко мне и говорили: «Надо же, какой он был тёплый человек!» – потому, что его многие видели во снах, многие как-то… вот… что интересно… нашлись люди, с которыми мы общались когда-то давным-давно, в молодости, но вдруг, в момент его смерти, один наш старый друг, выпавший на какой-то период из нашей жизни, вдруг привёз священника, который уже читал молитвы на исход души. И вдруг… понимаете, это вот как-то совершенно потрясает… видишь человека, который когда-то там был в твоей жизни, и вдруг он, в этот момент, находится, обретается, и оказывается рядом с тобой, и тебе помогает, и поддерживает, и говорит: «Ну, надо же… вот как нас Петя вот так вот, в этот момент, соединил, и потом…»

А.Леонтьева:

- Собрал.

К.Мацан:

- Ну, вот – смерти нет!

А.Леонтьева:

- Да.

Татьяна Кондратьева, ректор Православного гуманитарного института «Со-действие», мать четверых детей. Совершенно какой-то… потрясающе-пронзительный был разговор… ну… что остаётся добавить?

Христос Воскресе!

Т.Кондратьева:

- Воистину Воскресе!

К.Мацан:

- Воистину Воскресе!

«Светлый вечер» – Анна Леонтьева, Константин Мацан. До свидания!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».