«Семейное счастье». Светлый вечер с певицей Амарией

У нас в гостях была певица, композитор, писатель, мама четверых детей Амария.

Мы говорили с нашей гостьей о ее непростом пути поиска семейного счастья и о том, как она — многодетная мама — совмещает творчество и заботу о семье.

Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова

---

---

А. Леонтьева 

— Добрый светлый вечер! С Вами Анна Леонтьева... 

К. Мацан 

— ...и Константин Мацан, добрый вечер. 

А. Леонтьева 

— Сегодня у нас в гостях Амария — певица, композитор, писательница (или писатель) и, что очень важно для нашей программы, мать четверых детей. Амария, добрый вечер! 

А. Рай 

— Добрый вечер! 

А. Леонтьева 

— Амария, смотрите, изучая материалы к нашему разговору, я очень много прочитала Ваших интервью и понимаю, что Вы — человек-мотиватор, Вы построили свою жизнь очень ярко и очень талантливо, и у Вас есть семья, у Вас есть работа, о которой Вы нам расскажете, надеюсь, и у Вас есть творчество, у Вас прекрасный муж — слишком много всего хорошего. (Смеется.) Я знаю, что начиналось все довольно драматично. И хотелось бы поговорить с Вами — не то, чтобы придать драматургии нашему разговору, — хотелось бы поговорить с Вами об этом опыте Вашего преодоления. Я знаю, что... Я слышала Ваш клип «Мой побег» — он о насилии в семье. И я знаю, что Вы тоже пережили эту ситуацию... Вот если Вам комфортно об этом поговорить, нам хотелось бы просто узнать, как ее пережить, как из нее выходить. 

А. Рай 

— Конечно, я с удовольствием поделюсь своим опытом. Сразу оговорюсь: клип, который мы сняли на эту тему, — как раз для драматургии, для придания ему более такого, знаете, весомого, что ли, значения, мы включили туда еще фигуру ребенка. Мой случай был, пожалуй, самым легким. У меня был первый брак, мы были студентами одного и того же университета, одного и того же курса, это был «студенческий брак» (иногда такая есть характеристика). Никакого мезальянса — мы были заседании одной социальной среды, и у меня отец — офицер, и у моего бывшего мужа тоже. Но, Вы понимаете, Господь-то — Он управит... В каком смысле? Если люди сходятся не по Его воле, а как-то из других соображений, то рано или поздно это приводит к каким-то таким драматическим последствиям. Мой случай был довольно простым. Почему? Мы были молоды, у меня не было материальной зависимости — мы были оба материально независимыми, в плане того, что каждый работал, и у нас не было детей. Я сейчас, забегая вперед, скажу: когда эта песня пришла... Она довольно долго не находила выхода. Но когда мы решили, что надо снять клип, из всего того авторского материала, который у меня был, я решила все-таки сделать этот первый шаг, и не просто так. В то время как раз у нас обсуждался Закон о домашнем насилии — в очередной раз. И в очередной раз, к сожалению, он был провален. Это была 11-я попытка внести этот законопроект. Параллельно еще шла тема с тем, что будет декриминализация побоев, что привело бы (и, в общем-то, привело, в итоге, конечно) семьи, где это происходит... Причем,  я бы не хотела сейчас говорить четко о гендере, потому что мы знаем, конечно, случаи с женщинами гораздо чаще, но ровно так же это бывает и с противоположным полом... А я скажу, что есть только две страны в мире, пожалуй — это, если мне память не изменяет, Норвегия и Болгария, — где психологическое насилие юридически приравнивается к физическому. Мы понимаем, что когда в семье нехорошо и люди в стрессе, тем более, в нашем текущем положении вещей, когда все это обостряется в кризисе, тогда возникают вот эти вспышки агрессии. И тут я по своему опыту точно знаю: если это начинается, это будет только увеличиваться. В свое время с первым мужем в первом браке мы не смогли найти вот эту вот точку остановки. Мы были разными людьми. И у меня получилось так, что я выходила замуж, скорее, «из родительского дома». Это тоже был отдельный такой момент. С родителями у меня... У меня к ним бесконечная благодарность, это мои учителя, но мама моя — она, конечно, была человеком и есть человек жесткий довольно. С годами она стала мягче. Но то, что такое вот, знаете, давление, которое ты испытываешь внутри семьи, оно было со мной с детских лет. Я вполне себе комфортно вышла замуж именно в таком элементе. То есть я могу сказать, что до брака мы какое-то время встречались, и я эту черту будущего мужа уже знала, тем не менее, этот шаг сделала, и через год мы, конечно, развелись, но это был уже мой такой момент. Я осознала, что, во-первых, это не остановится, во-вторых, это стало приобретать уже опасные, будем так говорить, формы. В первый такой опасный случай я заставила себя прекратить эти отношения — очень резко, быстро. Но, повторю: хорошо рассуждать, когда у тебя есть зарплата (в то время), когда тебе 23-24 и у тебя нет ребенка. Когда же, повторю — я вот с правозащитницами встречалась, говорила это... Я вот сейчас назову их имена: Алена Попова, она очень активно продвигает Закон о домашнем насилии, Мария Довтян, Анна Ривина... И вот когда как раз я стала делать клип, так получилось, что мы познакомились. И клип завершается ссылкой на те ресурсы, которые помогают женщинам в этой ситуации. И тогда, к сожалению, не удалось предотвратить декриминализацию побоев, но, тем не менее, Закон о домашнем насилии все еще продвигается в Государственной Думе. Оксана Пушкина, насколько я знаю, принимает в этом деятельное участие. Мы делали девишник по сбору средств — для того, чтобы запустить приложение (кнопка на мобильном телефоне, спрятанная под цветок), которое может адресовать SMS или какое-то другое сообщение заранее опрделенному ругу лиц в ситуации опасности, когда женщина ничего уже не может предпринять.  

К. Мацан 

— Амария, а вот Вы сказали, что отец — офицер.  

А. Рай 

— Да. 

К. Мацан 

— После этого Вы сказали, что было такое жесткое воспитание в семье, но потом упомянули, что некий источник такой строгости — это мама.  

А. Рай 

— Да.  

К. Мацан 

— А вот все-таки даже мы, там, из литературы, из культуры знаем, что отец-офицер — это такой какой-то высокий идеал воспитания. Что папа-офицер хорошего дал? Будете Вы благодарны родителям? 

А. Рай 

— Да что Вы, конечно! Мой отец — во-первых, он мой друг. Он всегда был таким и придерживался... Мне было очень с ним комфортно. Он музыкант, мало того, мультиинструменталист, который может сыграть все, что захочет. Я — нет, я этого не унаследовала, я унаследовала слух. Благодарю его за это. Он — человек-битломан, Вы знаете, такой вот... (Смеется.) Который встал под погоны в свое время... 

К. Мацан 

— Хороший офицер! Офицер-битломан!  

А. Леонтьева 

— Наш человек, да! (Смеется.)  

А. Рай 

— (Смеется.) Офицер-битломан, да, именно! И он меня, понимаете, воспитывал на этой музыке и давал мне очень много тепла. Да, он строгий. Он строгий, но он всегда был справедливым. Вот с мамой было немножко иначе всегда у нас в детские годы. Потому что, я думаю, так: во-первых, парадигма советского воспитания сводилась к тому — «если я начальник — ты дурак» (условно). Или, там, «пункт первый читай, если что-то опять тебе кажется несправедливым». 

К. Мацан 

— Ну да. 

А. Рай 

— А у нас в советское время, наверное, то, что мы сейчас... Вот в своей семье я точно делаю иначе — не потому, а просто потому, что я как-то так вот отношусь к каждому ребенку сразу как к отдельной личности. Вот он появился — не моя заслуга, это подарок. Я должна его правильно принять и дать ему все возможности для развития. В советское время, наверное, в большинстве семей было так: родители — это абсолютный авторитет, и не было времени объяснять. То есть вот «нет». Почему «нет» — уже вот диалога не было. А когда нет диалога, возникает страх. А страх — это уже такая история... Ты либо живешь в любви, либо в страхе. Два состояния может быть. Это уж сейчас уже, в зрелые годы я понимаю, о чем идет речь, и говорю: чем больше родители разговаривают со своим ребенком на понятном ему языке, не сверху вниз, чем чаще мы вот из этой вот известной «родитель — ребенок — взрослый» ставим ребенка пусть даже, понятным языком в диалог на уровень взрослого, то есть «присев», в том числе, на его уровень роста, тем проще ребенку понять, что и почему ты от него хочешь, и во благо его же, порой, как часто это бывает. Ну вот у нас, к сожалению, в детские годы с мамой диалога не было. А сейчас он есть, конечно. С таким количеством внуков все это уже развилось, и они очень мне помогают, я им очень благодарна.  

А. Леонтьева 

— Никуда не деться, да, маме! (Смеется.)  

К. Мацан 

— Вы сказали про страх и любовь. Я такой диалог вспомнил между двумя людьми. Первый говорит: «Это страх. «Там, где страх, места нет любви», — как спела группа «Агата Кристи». Второй отвечает: «Да, совершенная любовь изгоняет страх», — как говорит «Новый Завет».  

А. Рай 

— Да. Вот да, это очень близко мне. Вы знаете, я сейчас просто скажу коротко: первые вот альбомы мои, рок-альбомы продюсировали с Еленой Чистовой... Делали, она продюсировала. Это как раз первый продюсер группы «Агата Кристи». Так что да, все рядышком. (Смеется.)  

А. Леонтьева 

— А можно, я отмотаю немножко назад сюжетную линию и спрошу Вас, Амария?.. Я знаю, что... Ну, по крайней мере, у меня есть такое предубеждение, что ты встречаешь свою любовь, когда у тебя внутри уже все в порядке, когда у тебя глаза уже блестят и когда уже у тебя есть ресурс кого-то еще полюбить. Вот мы не будем копаться в Вашей жизни — Вы расстались с первым мужем, и... 

А. Рай 

— Я сразу отвечу на Ваш вопрос.  

А. Леонтьева 

— Да! (Смеется.)  

А. Рай 

— Я рассталась с первым мужем. Слух пошел в компании, где мы работали вместе, в большой компании. Через пару дней ко мне пришел мой второй, как я говорю, последний муж. Через пару дней. И сказал: «Как дела?». Интервала не было вообще. Но дело не в том. Дело просто в том, что если мы идем на компромисс сами с собой, ну, мы идем на компромисс. Вообще, мой первый муж — это его любимое слово: «Брак — это поиск компромисса». На самом деле, можно, конечно, так строить жизнь, а можно совершенно иначе. Потому что если ты знаешь, что человек не твой, — не бери. Но мы же по-другому — мы же рацио включаем. Душа всегда знает. Она знает до всего, что верно, что нет. Но мы из разных соображений, из разных делаем совершенно такие шаги, которые, увы, потом приводят к соответствующим последствиям.  

К. Мацан 

— А в счастливом браке разве компромиссы не нужны? 

А. Рай 

— Нет, не нужны. По моему опыту, нет. Это не компромисс. Это принятие. Принятие не терпит компромиссов. Ты либо понимаешь и принимаешь, и не лжешь себе — ни про себя, ни про того человека, который рядом с тобой. Ты видишь все, ты все понимаешь, он тоже, и Вы начинаете диалог, который длится все время. Я так скажу: хотите тест прямо вот? Да, это не моя идея — это идея психолога Адольфа Хараша, это был известный преподаватель МГУ, мы написали книгу вместе. Там было четыре психолога, и я как автор бросала им тезис, и мы в диалоге для читателей его раскрывали — 48 мифов об отношениях. Он говорил так: «Хороший тест на любовь — это если Ваш возлюбленный или возлюбленная готовы слушать бесконечно историю Вашу от Вашего рождения, не пропуская ни одной страницы, а Вы готовы это рассказать».  

К. Мацан 

— Амария Рай — музыкант, певица, композитор, мама, у которой четыре ребенка, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».  

А. Леонтьева 

— Амария, скажите, пожалуйста, вот я... (Смеется.) Давайте, я так начну. У меня мама — она творческий человек, журналист, издатель. Она, как мне казалось, страшно поздно — в 40 лет — вышла замуж. И отчим у меня — очень известный ученый. Я на них очень долго с удивлением смотрела, как ни могут сосуществовать, и у меня появилась... Ну, вообще, знаете, когда мы собираемся семьей, и кто-нибудь задаст вопрос, и отчим начинает, например, про черные дыры что-то очень подробно рассказывать, то есть только на паузу можнго поставить, и тогда мама поворачивается и сурово спрашивает: «Так! Кто задал вопрос?». (Смеется.) Ну, это смешно, но вот мне со временем... 

К. Мацан 

— Ну это хорошо, что она не к отчиму поворачивается, чтобы его не прерывать, а к тому...  

А. Рай 

— Это очень тонко, кстати, правда! 

К. Мацан 

— Это очень мудрая, мне кажется, такая женская и мамина позиция.  

А. Леонтьева 

— Да? Да? Интересно! Интересное замечание! 

К. Мацан 

— Да-да-да. Все-таки не к мужу, а к источнику. Не он виноват, что он говорит много, просто умный. А вот кто спросил?  

А. Леонтьева 

— Ага, ага! Вот. И у Вас тоже с мужем очень разные сферы. Ну вот мне стало казаться, что они друг друга любят и уважают, потому что они вообще ничего не понимают — что кто делает.  

А. Рай 

— (Смеется.) 

А. Леонтьева 

— То есть отчим ничего не понимает в какой-то словесности, мама, конечно, ничего не понимает в черных дырах, хотя выучила уже несколько формулировок... 

А. Рай 

— Я думаю, текст-то — он заучивается. Филологи быстро схватывают текст. У меня тоже есть такая история, конечно, да. Мой муж — математик, он говорит, и... Ну, даже так скажем: те книги, которые в нашем доме, из его части я понимаю только две буквы — «х» и «у».  

А. Леонтьева 

— Так... (Смеется.)  

А. Рай 

— Открываешь — и вот ничего больше ты не понимаешь. Высшая математика — это всегда для него... Вы знаете, когда я закончила школу... А закончила я ее прямо с медалью, прямо с московской — тогда их было 138 на всю Москву, нам вручали это на Тверской и с очень большой помпой. Сейчас медалей, я слышала, гораздо больше. Так вот, я потом некоторое время просыпалась от страшных снов. Я не могла решить логарифмы. Потом я поняла, видимо, к чему все это. Потому что теперь у меня, если есть литература не моя, то она вся состоит из вот этих вот знаков и символов. Но Игорь — он, конечно, да, у него блестящее образование, блестящее. Это Холмогоровский сначала интернат математический при МГУ, потом Высшая школа КГБ, нынешняя Академия ФСБ, которая... Факультет IX (и-кси)- криптография специальность, потом служба в ГРУ какое-то время (я надеюсь, я сейчас не раскрыла гостайну — нет, конечно). Ну, есть ряд секретных изобретений. Как вот говорила в свое время одна известная писательница, для того, чтобы женщина писала, у нее должно быть время и комната. Для того, чтобы мужчина занимался наукой, у него должна быть решена масса вопросов, масса. И я думаю, что Ваша мама — она понимает...  

А. Леонтьева 

— Абсолютно, Амария, абсолютно, да! (Смеется.)  

А. Рай 

— ...очень часто, и многие понимают. То есть это должна быть полностью логистически упакована жизнь семьи, это должно быть время, кабинет, закрытая история и тишина — когда-нибудь хотя бы. Нам это обеспечить было довольно сложно, но так как, я повторю, я всегда говорю: «Дорогие мои женщины! Если Вы хотите любви и Вы хотите тепла, хотите — и получите, что ищете — то обрящете. Если Вы хотите статуса, обрезка материальной составляющей, прежде всего, вот чтобы мамонта Вам приносили или бриллианты той каратности, которую Вы заказали, ну тогда вот... Определитесь, одним словом, приоритеты»... У меня приоритет был первый всегда. Я работала, я зарабатывала всегда больше, чем мой муж, до последнего времени, когда я отошла от дел и занялась творчеством. Я никогда не считала эту позицию странной и какой-то неправильной, и муж никогда такой ее не считал. Мы жили — у нас все одно с момента нашей встречи. Мы — одно целое, и мы не делим, кто, что когда. Это, понимаете, такая история — она редкая. В идеале, каждый должен заниматься тем, что ему нравится, что он умеет, делать это с удовольствием, и это залог гармоничного существования пары, семьи. Как только вмешиваются демоны материального, прочего, то начинаются, конечно, всякие помехи. Приводят они к разным последствиям. Одним словом, выбрали мы время, у нас появился четвертый ребенок, Игорь смог прерваться вот в такой своей какой-то уже в то время рабочей деятельности. Работал какое-то время длинное уже в некоторых важных органах нашей страны, не будем говорить. И мы воспользовались случаем рождения ребенка — это было совершенно уникально: декретный отпуск оформил он.  

А. Леонтьева 

— (Смеется.) То есть муж ушел в декретный отпуск?  

А. Рай 

— Да. Ну, естественно, что за этим ничего не стояло, кроме того, что он стал заниматься гипотезой Римана, «Священным Граалем» математики в это время. Это было сделано так очень эффектно, произвело значительное влияние, впечатление на многих наших знакомых и на работодателей. А что? Простите, жена — юрист, а закон порядка требует. Поэтому мы нашли это время на такой хороший перерыв. Во время этого перерыва младший ребенок, которого мы назвали Амария, получил столько родительского тепла — ну, прежде всего, от отца, и от меня тоже, потому что уже творчество было — в развитии, как никто другой. И, в принципе, как-то это было очень хорошо. И в 2016 году в ноябре месяце, я была тому свидетельницей, на мехмате МГУ, в святая святых, в Главном здании Виктор Анатольевич Садовничий у доски выслушивал моего мужа. То есть он его представил, какое-то время послушал, сел с профессорско-преподавательским составом. Игорь представил свою версию доказательств гипотезы Римана. Сейчас идет работа. Работа научная — это интересная вещь. То есть как бы это годы, и, в общем-то, никто не торопится. Потому что это очень серьезная тема. Ее не могли решить 200... я не помню сейчас, сколько лет... 38, наверное, когда Риман сформулировал... 

А. Леонтьева 

— Все-таки гуманитарии быстро схватывают терминологию, да?  

А. Рай 

— Я — да, я могу сказать, как это называется. Значит, так... «Нетривиальные части»... Нет, не так. Я уже забыла, как это называется. Я учила этот текст. Понимаете, когда часто слышишь это вслух... «Действительные части нетривиальных нулей дзета-функции Римана лежат на ½».  

А. Леонтьева 

— Вау! Вау! 

К. Мацан 

— А это прямо как в сериале «Теория Большого взрыва». Вот я себя чувствую одной из героинь, которая с мужчинами общается.  

А. Рай 

— И на самом деле, когда Игорь начинает говорить с людьми, мне тоже хочется сказать: «Кто задал вопрос?!», но мне не хочется, на самом деле. Потому что он очень доступным языком рассказывает и о нашей теории хронологии Нового времени, потому что мы с академиком Фоменко, с Анатолием Тимофеевичем, лично знакомы и дружны. Он может рассказать о квантовой физике — о чем угодно. И доступным языком, что интересно. Так как у него сейчас сфера деятельности — IT, и, в принципе, он имеет отношение к цифровизации, для меня это очень спорный момент. Но сейчас цифровизация энергетики, он является одним из ключевых, в общем-то, там аналитиков, и его приглашают на лекции. Поэтому он умеет рассказать доступно.  

К. Мацан 

— Вы так рассказываете... Вот я нашему гостю одному недавно задавал вопрос, который хочу задать Вам, но разница в том, что там гость был поэт, муж, папа, а Вы все-таки жена, мама. Вот я однажды на книжном прилавке увидел книгу, которую написала жена Бердяева, нашего великого философа, которая называлась так: «Жена философа: профессия».  

А. Леонтьева 

— (Смеется.) 

К. Мацан 

— А вот жена ученого — это профессия? Может быть, служение, крест?  

А. Рай 

— Я дилетант в этом. Я дилетант в этом, конечно. Я Вам так скажу — это интересно сейчас, наверное, прозвучит: «Женщина — это профессия».  

А. Леонтьева 

— Ух ты! Вот это мне очень понравилось, Костя! (Смеется.)  

К. Мацан 

— Так!  

А. Рай 

— Я вернусь опять сейчас к ушедшему от нас уже Адольфу Харашу. Мы издали книгу, он умер через три месяца. Это был последний труд, в котором он принял участие. Он говорил: «Есть такая шутка: «Красивая женщина — это профессия». Когда я, — говорит, — размышлял над этой фразой, я пришел к выводу: «Женщина — это профессия». Смотрим на младенца. Младенец лежит в люльке, младенец — мужского пола. Кем он будет? Младенец женского — женщина. Она будет матерью, женой, она будет женщиной. Женщина — это профессия.  

К. Мацан 

— Ну, а... Ну ладно, я сейчас на шаг отступлю, чтобы Аня спросила... 

А. Леонтьева 

— Да-да-да, я просто очень хочу спросить Амарию. Вот Вы не только с уважением говорите о своем муже, а я чувствую, как звенят такие нотки восхищения в Вашем голосе, когда Вы рассказываете вот то, что Вы сейчас сказали, — я не смогу, конечно, повторить. А вот Вы, так как у Вас четверо детей, у Вас столько занятий, творчества... Хорошо, Ваш муж — он ученый, Вы создали ему кабинет, и он пошел... А где вот Вы находите свою тишину? 

А. Рай 

— У меня есть очень маленькая комнатка. У меня там есть кабинет. У меня тоже есть кабинет — это, Вы знаете, кладовка, если честно! (Смеется.) Ну, на самом деле, мы живем в Центре. У нас хороший очень старинный... Я очень люблю вообще все, что у нас относят к временам потерянным... Наш дом — 1908 года, со всеми вытекающими, в прямом смысле, последствиями. Но это такое светлое место! Вокруг нас храмов... Это Ордынка — вот можете представить количество храмов, которые вокруг. И когда в пять часов, скажем, вечера начинается колокольный звон во всей округе, а вечером и ночью такая тишина, вот когда все легли, я ухожу в эту свою комнатку, достаю ноутбук или гитару беру, включаю диктофон и пишу то, что мне вот пишется. 

А. Леонтьева 

— Ночью? 

А. Рай 

— Ну, я — да, я только так. Днем это невозможно — у нас очень разный график у всех. Это только вот да, по ночам.  

К. Мацан 

— Творцы часто творят ночью. Говорят, ночью Небеса ближе. 

А. Леонтьева 

— Думаю, да.  

К. Мацан 

— Монахи молятся ночью, потому что ночью Небеса ближе.  

А. Рай 

— Просто в нашем случае ночью дети тише. (Смеется.) Мне кажется, тоже... 

А. Леонтьева 

— Это точно, это так.  

К. Мацан 

— Но я все-таки поражен в каком-то хорошем смысле слова Вашим тезисом о том, что женщина — это профессия, и хотел бы к нему обратиться вот с какой стороны. Ведь то же самое, но другими словами и со знаком «минус» сегодня говорят многие: «Ну конечно, мужчина — у него, там, работа, интересная жизнь, карьера, а женщина — что?» Вот она в этой такой классической, традиционной парадигме обречена на сидение дома и воспитание детей. А как же самореализация и так далее? 

А. Рай 

— Она не обречена. В том-то и дело, что уже есть такой хороший старт, что все, что ты положишь в эту корзину сам дополнительно, женщина сама, это все в твоих руках. Если ты захочешь, ты это сделаешь, потому что ты — женщина, ты суть существо с большей выживаемостью.  

К. Мацан 

— Ну, а разве «мужчина» в этом же ключе — это не профессия? Вот у Вас четверо детей, один из них — сын. Вот Вы смотрите на эту маленькую колыбельку... Вот Вы говорите, что вот девочка — она будет матерью, женой, и это уже профессия. А Вам хочется так же подумать про сына — вот он будет отцом, мужем, воином, защитником?  

А. Рай 

— Конечно, да. Конечно, да. Но просто вот... 

А. Леонтьева 

— Ага, начались, начались разговоры! (Смеется.)  

А. Рай 

— Да, это очень хороший вопрос. На самом деле, просто так сложилось у нас. Действительно, прогресс решил многие вопросы. Хвала изобретателям всех, так скажем, бумажных гаджетов, в том числе, для содержания младенца. Потому что мы, наверное, помним, через какие муки проходили наши родители, когда они пеленки стирали — гладили, стирали — гладили. Это вот был бесконечный цикл.  

К. Мацан 

— Как пошутил мой духовник, «тот, кто изобрел памперсы, автоматически попадает в Царствие Небесное». 

А. Леонтьева 

— (Смеется.)  

А. Рай 

— Я думаю, он абсолютно в этом смысле прав, и эту позицию мы разделяем. Скажу так, что от мужчины принято ожидать определения именно того, что он есть, от рода занятий. Это принято. Ну, от женщины — нет. Ну, это природа. Так как женщине приходится прерываться, иногда и надолго, а иногда и вообще навсегда, от любой деятельности отвлекаться, именно воспитывая детей, это все физиологически оправданно, мы не можем в это вмешиваться. Все-таки роль отца — она да... Роль отца — это... Отец — это наставник, это наш дух, это наша совесть в хорошем таком настоящем ключе. Но отца не должно быть много, его не может быть много. Потому что отец — это фигура, которая приходит, дает установки, тепло, пожал руку — и пошел. И своим примером сына, в частности, он мотивирует к какой-то вот именно такой деятельности, которая в этот мир... Ну, двигается вперед кто? Мужчины. Ради кого? Ради женщин. Это все... Вот мне так кажется. Но все-таки у мужчины... Мозгом-то мы не можем никак соревноваться, совсем, да? То есть, есть область наукозадач, которые женщина просто не может, действительно, я уверена... То есть математиков великих, ну, так скажем, великих художников... Некоторые говорят: это именно потому, что мы вот сидим с детьми. На самом деле, ученые же все уже давно у нас измерили-замерили. Если прифронтальная кора у женщины развита гораздо лучше, она позволяет переживать стресс гораздо проще, то как бы все остальные отделы мозга — они тоже исследованы, и уже есть выводы, что точные науки все-таки лучше удаются мужчинам.  

К. Мацан 

— Какая-то такая соблазнительная для мужчин позиция: «Меня не может быть много. Я должен прийти, дать установку и уйти на работу». 

А. Леонтьева 

— (Смеется.)  

А. Рай 

— Это правда. Я скажу так... 

К. Мацан 

— Но, с другой стороны, Вы же сами сказали — для своего мужа, который взял декретный отпуск... 

А. Рай 

— Да, абсолютно, да.  

К. Мацан 

— ...и сколько тепла и любви отцовской получила Ваша четвертая дочка... 

А. Рай 

— Точно совершенно! И это исключительный случай для истории и нашей семьи, и вокруг того, что происходит. На Западе давно, как мы знаем уже, нет такого понятия. Но тут, если мы забежим чуть-чуть вперед, Константин, скажу Вам так: на Западе многие мужчины берут отпуск по уходу за ребенком, это уже давно никого не удивляет. У нас, это вот говорю, это вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Но если говорить вот именно об этом — о воспитании, отец — авторитет. То есть, на самом деле, отец — это последняя инстанция. Так устроено не нами. У нас именно так тоже в семье. То есть, конечно, я скажу так: то, что времени было много проведено с ребенком, это хорошо, но авторитет остался все равно. Потому что время — оно как раз так и проходило: между занятиями математикой находилось время... Просто это было больше... Вышел из комнаты — вот оно: «Ой, давай погуляем?» — «Да, хорошо, отлично». То есть... Но занятие-то не прерывалось. Скорее, оно, наоборот, такое, знаете, было как берлога некоторая. Некая берлога была сформирована, но прямо вот на территории дома. Слава Богу, не надо было никуда уезжать, там, в библиотеках сидеть. Поэтому это именно было не то, что он стал нянькой, а он так и остался... То есть «где папа?» — «папа занят». Ну хорошо, подождем. В этом смысле.  

А. Леонтьева 

— Наверное, мы послушаем песню, которая посвящена Вашему мужу. Как она называется? 

А. Рай 

— Благодарю. Она называется «Береги». 

(Звучит песня «Береги» в исполнении А. Рай.) 

А. Леонтьева 

— Напоминаю, что у нас в гостях Амария Рай — певица, музыкант, композитор, писательница и, что важно для нас, мать четверых детей. У нас так получилось, Амария, что вся первая часть программы получилась таким гимном Вашему мужу, что, наверное, ему приятно будет услышать. (Смеется.)  

А. Рай 

— Двадцать два года брака.  

А. Леонтьева 

— Здорово.  

А. Рай 

— Конечно.  

А. Леонтьева 

— Но хотелось мне еще... Мы начали с того, что мы говорили про преодоление. Я знаю, что у Вас есть еще одно в жизни преодоление. Прочитала о Вас, что Вы предполагали, что у Вас может не быть детей вообще.  

А. Рай 

— Да. 

А. Леонтьева 

— Это очень, на самом деле, важная мысль, потому что очень многим женщинам, как ни печально, врачи ставят такой диагноз. И я знаю много всяких чудесных случаев... Вот у меня тоже такой диагноз был. У меня, правда... Я от Вас отстала на одного ребенка. Но вот мне очень хотелось бы... 

А. Рай 

— Ой, хорошо как. Трое у Вас?  

А. Леонтьева 

— Да.  

А. Рай 

— Прекрасно.  

А. Леонтьева 

— Мне очень хотелось бы, чтобы Вы рассказали, как это было, и вот что произошло? 

А. Рай 

— Ну, как это было? Это обычная история — у нас есть диагностика. И в детстве, когда было 18 лет, и было понятно, что что-то... система как-то сбоит, да, мне поставили такой диагноз, поставили пока под вопросом. Мама сказала: «Ну ты же не расстраиваешься? Ты же вот не про это — не про пеленки-распашонки? Посмотри на тетю такую-то, посмотри на тетю эту, они, там, юристы, адвокаты, у них все хорошо, детей нет».  

А. Леонтьева 

— «Утешила». (Смеется.)  

А. Рай 

— «Утешила», да. «Давай карьеру, детка!». — «Хорошо», — сказала «детка». Ну, одним словом, так: когда я вступала во второй свой брак, конечно, мы обсуждали, я сказала, что такой момент может иметь место быть, на что мой муж сказал: «Ну, ты знаешь, это все полная ерунда. Ты, конечно, полностью здорова, это понятно мне». Я говорю: «Ну ладно, хорошо». А потом случилось то, что случилось. Мы поехали к его родителям, они под Нижним Новгородом жили (к сожалению, их уже нет). Там храм в селе Аранки, и свекровь моя (она была воцерковленным человеком) сказала: «Нам надо, надо. Надо в храм в Аранки. Там икона». Там оказалась икона Владимирской Божьей Матери в это время. Мы приезжаем — храм закрыт. Открывается калитка в заборе сбоку — вдруг вот так, как будто кто-то распахнул. Ну, кто-то там, наверное, увидел нас. Мы заходим, мне говорят: «Деточка-деточка, иди, вот икона очень сильная, попроси что хочешь». Я иду — я еще не понимаю, что... Мы вот поженились за полгода до того. Я иду, и пока я иду, надеваю платок, я подхожу и прошу ребенка. Думаю: «Ну, вот как-то даже непонятно. Тебе 24 года уже, ты уже во втором браке полгода как. Ну что-то как-то...». Да, через девять с небольшим месяцев появляется моя дочь, которую мне теряют при диагностике. То есть как-то сначала находят, потом теряют. Находят — теряют. О том, что она все-таки будет, я узнаю на довольно таком уже зрелом сроке — что там все в порядке. Это, причем, со всей диагностикой, которая у нас в стране уже к тому времени была — УЗИ... Мне говорили: «Нет, нет, ну что Вы! Нет. Нет, ну нет у Вас, к сожалению, ничего. Ни туда, ни сюда. Давайте уколемся». Я говорю: «В смысле?». — «Ну, Вы же хотите отдохнуть поехать летом, сейчас, там, в путешествие»... Я говорю: «Так, подождите». Причем, в итоге все на месте, все нашли, родилась наша дочь, мы назвали ее Мария. И так получилось, на новоселье, когда переезжали, нам подарили икону. Ну какую? Конечно, Владимирской Божьей Матери. Она теперь в Красном углу. Когда нас посещает наш большой друг и наставник владыка Иаков Нарьян-Марский, Мезенский епископ, мы всегда молимся на эту икону. Там же крестил он нашу младшую дочь. В крещении она у нас Ангелина. Очень нам все это... как Вам сказать... Все это вот — чудеса, которые происходят с нами. Поэтому отчаиваться нельзя, надо просто, ну, искренне верить, что ли, молить. Я не знаю, как... Диагнозы — это вообще... У меня обе бабушки — врачи, я уважаю эту профессию бесконечно, но есть Высшая сила, она вне официальной медицины.  

К. Мацан 

— Вот Вы сами это слово произнесли — «чудеса». Мы часто говорим о чудесах — как они случаются, как это здорово, как это часто неожиданно и как это спасительно и желанно. Но реже говорим о том, а есть ли жизнь после чуда, какой должна или может стать жизнь человека, пережившего такое вот прямое, явное, чудесное участие Бога в жизни. Это же какой-то тебе дается дар, какая-то ответственность, после которой твое отношение вообще к вере, к Богу, к окружающему не могут не измениться. Что изменилось у Вас, в Вас вот, в Вашей вере, в Ваших отношениях с Богом, если короче? 

А. Рай 

— Я знала, что Бог есть, с детских лет. Я это понимала. В 16 лет я крестилась здесь у нас, в Свято-Даниловском монастыре.  

А. Леонтьева 

— В 16 лет — ничего себе! 

А. Рай 

— В 16 лет, да. Моя мама потом тоже покрестилась, покрестила родителей, покрестила отца моего, офицера... (Смеется.) 

К. Мацан 

— Битломана! 

А. Рай 

— Битломана! Мама тоже у меня музыкальный человек, она тоже битломанка, если честно. То есть, так вот получается — они инженеры, битломаны, офицеры... жена офицера... У нас как-то это распространилось вот тогда, и я совершенно... Я потрясена была, кстати — вот Маша, наша старшая, ей было три года. И, я помню, укладываю ее на дневной сон, и она вдруг мне задает вопрос: «Мам, ты знаешь, что такое любовь?». Трехлетний ребенок. «Мам, ты знаешь, что такое любовь?». Я говорю: «Что? Скажи мне, что?». Она мне показывает крестик и говорит: «Вот». Это потрясающая вещь. Ну как... Ты принимаешь это... Ты понимаешь, что происходит. А как? Ну, как? Только так... Вы знаете, я так скажу: у меня внутренний диалг с собой идет все время. Я очень хорошо слежу за тем, что вторгается в меня, в прямом смысле слова. Зачем пришел этот человек, что он мне сейчас говорит, что он отражает во мне, над чем следует поработать, на что обратить внимание? Постоянная внутренняя работа. Она вошла в привычку. Сейчас скажу — никогда этого не говорила, сейчас скажу. Никто даже... Я даже не обсуждала это ниаекогда ни с кем. Вот тоже лежит на тарелке, скажем, фрукт, овощ, не знаю, последний или не последний, больше, меньше — они всегда разного размера, как правило. Вот я себе позволять стала сейчас один раз из десяти взять что-то себе, что я бы раньше не могла даже позволить. То есть я начинаю любить себя немножко больше. Я не могу, я по-другому не могу. Я отдам всегда. Я не могу брать. Мне это... Я слежу за этим. Потому что с малых вот таких вещей... Конфеты у нас дети иногда друг от друга прячут. Ну, конечно, это смешно, но факт: если ты это не отрегулируешь на самых ранних этапах в себе и в детях, тем более, ты можешь потом иметь все остальное. Я юрист, я знаю очень много случаев, когда уходят родители, и дети не выдерживают раздела имущества, семьи разлетаются в пух и прах. Родители, которые тоже абсолютно несправедливо распоряжаются перед смертью вот этими всеми активами своими, — это такая драма, на самом деле. От материального мира мы не можем быть свободны, потому что если ты свободен, уходи, совершай духовный подвиг. Пока ты в мире, ты будешь в соблазнах все время. Ну вот, если ты честен сам с собой, прежде всего, не лжешь себе, ты замечаешь эти вторжения. Но просто если ты начинаешь их допускать, тебя, конечно, засосет. Засосет, постепенно это все начнет — сами знаете, не мне Вам рассказывать, Константин и Анна, о чем я сейчас, в общем, говорю. (Смеется.) И слушатели, я думаю, радио «Вера» понимают, о чем я говорю. Поэтому — с малых вещей. А насчет чуда — да. Чудо приходит в твою жизнь, и я была к нему уже готова. Как-то я не могу Вам объяснить это. Для меня это было большим подарком, но моя мера благодарности — она всегда была во мне... Я была раскрыта уже тогда. Я не знаю, как это объяснить. И не закрыта до сих пор, как мне кажется, я слежу за этим. Это сложно, но это возможно.  

А. Леонтьева 

— Амария, Вы сказали такую важную вещь, что когда следишь за этим в себе, то дети тоже, наверное, как-то это чувствуют и видят. Вот Ваш старший ребенок («ребенок» — как мой средний, как мой младший, извините, 19 лет)... 

А. Рай 

— Да. 

А. Леонтьева 

— ...он уже вышел из подросткового возраста... 

А. Рай 

— Да.  

А. Леонтьева 

— Не переживал ли он вот то самое, о чем мы с Константином часто слышим на передаче — вот этот подростковый бунт? 

А. Рай 

— Вы знаете, у нас это была тоже странная... Я сейчас расскажу... Та же самая... Тот же самый ребенок, который у нас вот из Аранок, можно сказать, приехал. Скажу так: у Маши этот момент прошел для меня — такое слово сейчас скажу — латентно, я не успела увидеть. Позже выяснилась такая вещь: очень много времени они проводят с моими родителями под Самарой. У родителей довольно большой дом, и там и экология, и обстановка таковы, что мы даже иногда снимаем со школьных всяких занятий и отправляем на какой-то вот, знаете, нормальный режимный...  

А. Леонтьева 

— ...поправиться.  

А. Рай 

— ...с уроками, со всем такой формат. И много позже уже выяснилось, мама мне этого тоже моя не стала говорить в какой-то момент (может быть, тогда как раз, наверное, наша младшая только появилась, и вот какая-то такая была сумбурная история)... У Маши этот период прошел очень интересно: он прошел скрыто, она терзалась, у нее были видения, нехорошие всякие вещи. То есть это в поведении напрямую не отражалось. Ну, если только сказать, что она была более агрессивной, что вполне для подросткового возраста подходит. Потом она призналась мне (я думаю, что она не будет возражать, что я это скажу) в том, что когда она была как раз у мамы, у родителей, она попросила поехать в храм. Она пришла в храм — 13 — 14-летний в то время ребенок, — попросила прощения у Бога за все. И ее отпустило. Вот она переживала это внутри. Внешне это проявлялось... Ну, какие-то там были, конечно, элементы — вдруг черные ногти. Ну, какие-то такие вот. Я говорю: «Ну что это такое?». Ну, она всегда послушная... Они все вообще послушные — нам повезло, мы такая команда, мы как-то саморегулируемый такой... «Ну, ногти-то вот эти сейчас давай-ка, убери», и так далее. Ну вот она остановилась. Остановилась как-то вот сама, это прожила даже... Это поразительная история, но это так. 

К. Мацан 

— Амария Рай — музыкант, певица, композитор, мама четверых детей — сегодня с нами в программе «Светлый вечер».  

А. Леонтьева 

— Очень поразительная история, когда Амария говорит дочке: «У тебя черные ногти» и знает, что что-то внутри неблагополучно, потому подростки... Черные ногти — это, по-моему, самое маленькое, что может себе позволить подросток... 

К. Мацан 

— Самое безобидное! (Смеется.)  

А. Леонтьева 

— ...зеленые волосы... 

А. Рай 

— Ну, зеленые... Я вообще — по стилю, по всему — никаких вопросов. Но просто когда ты понимаешь, что это было вчера так, а сегодня стало иначе, ну, последи за этим.  

А. Леонтьева 

— Вы, наверное, очень чутко... 

А. Рай 

— Тогда твое послезавтра будет, наверное, немножко... Ну, как бы нельзя упускать. Здесь самое главное — не упустить. Я так скажу вот: у меня у довольно близких наших друзей случилось так, что они пропустили булимию у дочери. Она ею страдала полтора года, они ничего не знали, и еще полтора года была реабилитация. Не упустить. Надо просто быть очень внимательным к ребенку, в этом возрасте — особенно. 

К. Мацан 

— Насколько вера, Церковь, погруженность в христианскую традицию соотносится для Вас с тем творчеством, которым Вы занимаетесь? 

А. Рай 

— Я скажу так: что когда я что-то делаю в литературе или в песнях, я всякий раз (это так и есть) внимательно слежу за тем, на чью мельницу воду льем. Стараюсь не допускать ничего такого... У меня есть несколько страстных песен, у нас был большой концерт, и мы сделали его по такой логике: изначально сценарием предполагался страстный рок, жирный фолк такой духоподъемный, и в конце — радостно немножко потанцевать. Вот такая была, знаете, идея. От страстей мы, я повторю, никуда не денемся. Но я стараюсь каждый раз понимать, что если эта песня даже вот такого страстного, то там никакой, Боже упаси, ненормативной лексики. А так — конечно, сейчас я работаю над новым материалом. Альбом будет называться «В молоке мед». Это такая славянская этника и философия. Там не будет ни одной темы мужчины и  женщины — принципиально. Это такой next tape, следующий шаг в творчестве. Потому что альбом «Бессонница», который вышел в уходящем году, он такой — да, конечно, там «Женщина и мужчина» звучит очень ярко как тема. Но тоже, опять же, не вот «лютики-цветочки», как мне кажется, а немножечко... Там есть, например, песня о женской измене — вот когда женщина ее переживает и кричит о ней.  

К. Мацан 

— Но Вы же... 

А. Рай 

— Ну, и там много разных тем.  

А. Леонтьева 

— У меня сразу возник вопрос: откуда Вы знаете? (Смеется.)  

А. Рай 

— Вы знаете, это такой интересный момент. Я — проводник, я, к сожалению или к счастью, ничего специально не делаю. Я сижу в этой своей комнате, если у меня есть время — либо я пережила какое-то потрясение, либо мне кто-то, мои клиенты, я так скажу... Как юрист я, конечно, имею очень большой багаж наблюдений жизни вокруг, психологических в том числе. У меня, в некотором смысле, всегда была практика построена на психологической разгрузке — я старалась фасилитацией заниматься. Мы не доводили дело до суда. Если речь шла о разрушении брака, я старалась сделать все возможное для его сохранения. Из тех случаев, которые я вела лично, в четырех из пяти мне это удалось, к счастью. И поэтому когда ты знаешь, ты проживаешь это все, ты можешь это потом, конечно, оформить в песне.  

К. Мацан 

— Но Вы сотрудничали с музыкантами, которых мы и знаем, и любим, и слышим на радио «Вера», такими, как, например, группа «Ихтис», Адриан Гусейнов, и другими музыкантами, которые напрямую в своем опыте просто как люди, как христиане, православные, обращаются к этой православной тематике, и она для них не просто тема — это часть их мировоззрения, часть их идентичности, как сегодня принято говорить, и она выражается в песнях. Но вот тоже из этой же плеяды замечательнейший гитарист, музыкант Иван Смирнов, который вот недавно, 15 ноября, отошел ко Господу. И я знаю, что в этот день он должен был играть с Вами концерт. Вот что Вы чувствовали тогда, как Вы об этом узнали? 

А. Рай 

— Да, это большая потеря для всех для нас, для музыки. Для музыки — потому, что музыка не имеет ни страны, ни языка. Ивана Николаевича не стало в середине дня 15 ноября, в это время его сыновья (у него много детей, как Вы знаете, восемь)... Двое из его сыновей были в это время рядом со мной на подготовке к концерту, где... 

К. Мацан 

— Они гитаристы, ну, музыканты, музыканты, они музыканты. 

А. Рай 

— Да, они мультиинструменталисты все, и это потом... Это династия Смирновых. Иван Николаевич был сыном Николая Николаевича Смирнова, композитора. В общем, это династия, это музыкальная семья, это православная семья. И я хочу сказать, что когда ко мне во время подготовки, когда настраивали звук на сцене, мы действительно ждали Ивана Николаевича в этот вечер, он должен был приехать к нам, подошел Иван Смирнов — теперь уже не младший, и сказал мне просто вот потрясенно и спокойно: «Маша, папа мой только что умер». Ну, сказать, что мы испытали там все, по силе потрясения — это ничего, в общем, сейчас не выразит. Там был «Ихтис», там был и Адриан в то время, и все, и мои ребята, с которыми я работаю. Мы играем с нежными составами, Смирновы играют со мной тоже. В «Ихтисе», как Вы знаете, играет и Петр Акимов, он тоже был, и Сергей Клевенский, который тоже играет с нами. Ну, то есть вот у нас такой микс — чуть прямо скажу... К нам «Ихтис» в дом пришел на Ордынку во время крещенских дней 2014 года, и с тех пор они играли у нас дома домашний концерт — спонтанный, из альбома «Рождество». И я знаю, что радио «Вера» поддерживает этих музыкантов, и я бесконечно Вам благодарна. Альбом «Вера», конечно, мы тоже уже давно и слушаем, и любим. Так вот, у нас состоялась такая какая-то душевная встреча, и мы с тех пор, в общем, не расставались — действительно, и дружим, и сотрудничаем. Так получилось, что мой одноклассник поет в «Ихтис». Ну, пути Господни неисповедимы, все это было у же как-то... И после концерта, на котором не было Ивана Николаевича (я его представить должна была со сцены сама, это была кульминация), мне пришлось представлять его как ушедшего сегодня из жизни. И Миша, и Ваня — они остались, они совершили подвиг духовный и памяти отца — они играли, уже не квартетом, а трио с Клевенским. У нас это было как квартет, у нас был Иван Смирнов... В это время мы его чувствовали... Ну, я не знаю, как передать это — большой опыт, потрясение. Зрители были, конечно, просто шокированы. Потому что мы с ребятами решили, что мы не... Мы программу быстро перестраиваем. Миша заявил свой новый проект — он запел на русском языке, группа «Ерема» — славянский рок, панк, фолк, все вместе. Он вышел раньше, с аккордеоном стоя, с электрогитарой и басом. Очень была сильная программа. Я отыграла два сета дэнс в начале, практически — то, что не должно было быть. И когда уже вот я спела «Береги», которая сегодня у Вас прозвучала, и я со сцены должна была в это время, по сценарию, приглашать маэстро. И я вот попросила Минуту Молчания, внимания. А со мной как раз в это время — и Миша, и Ваня, только они на сцене. Вышел Клевенский, у нас в зале была Кира Прошутинская, Любовь Казарновская. Очень тепло она потом, после концерта вышла на сцену и поприветствовала ребят, сказала, что это, конечно, большой подвиг их как музыкантов, как артистов, как сыновей, что они все-таки нашли в себе силы и выступили. И вот так получилось, что этот концерт — он будет транслироваться потом на одном крупном ресурсе. Это у нас было все заранее сделано. Я очень хотела, чтобы Иван Смирнов получил... Знаете, такой у нас был сложный видеобэкграунд — футажи все эти вот куплены, сделано авторское видео-подложка. Мне очень хотелось, чтобы это оформление его выступления, этого гения, попало зрителю через огромный видеосервис — не буду называть, зачем? Будет это все транслироваться, но уже без него и вот в каком-то таком варианте поминовения. Мы сидели до пяти утра, не могли разойтись. Ребята, конечно, уехали уже. Мы с Адрианом и с другими со всеми — с Александром Зарецким — сидели, и как-то вот у нас был такой вот ужин, переходящий в завтрак, и мы все потрясены были, конечно, этим известием. Так вот... Да, Царствие Небесное, Вечная Память. Я старалась не пропускать ни одного его концерта. Я испытывала там чувство, похожее на то, что мы испытываем в храме — я обязательно плакала слезами радости, не могла их сдержать, когда он играл. Это был гений. Недооцененный, как много что у нас происходит, к сожалению. 

К. Мацан 

— Ну вот в пятницу, да, насколько я понимаю, было девять дней со дня кончин, но мы молимся за  наших ушедших не только девять, не только сорок дней, которые истекают с момента ухода. И я думаю, что и все наши слушатели тоже, кто имеет такую практику, могут в молитвах ушедшего раба Божия Иоанна помянуть и об упокоении его души помолиться. 

А. Леонтьева 

— Сегодня у нас получился необычный разговор с прекрасной Амарией Рай — певицей, композитором, музыкантом, писательницей, мамой четверых детей. Мы как-то очень на высокой такой ноте, на высоком градусе, я бы сказала, поговорили о семье, о любви к мужу. Но, к сожалению, вынуждены закончить передачу таким грустным известием о светлом человеке и гениальном музыканте Иване Смирнове. Амария, спасибо Вам огромное за этот очень трогательный вечер, за все Ваши слова.  

К. Мацан 

— Ну, и в завершение, наверное, мы послушаем какой-то музыкальный фрагмент — я так понимаю, в исполнении самого Ивана Смирнова и его авторства. 

А. Рай 

— Да, это будет концертная запись, это будет Квартет Ивана Смирнова, его авторство, и это называется композиция «Наигрыш».  

К. Мацан 

— Спасибо огромное! Слушаем музыку. Я напомню: сегодня в «Светлом вечере» была певица, музыкант, композитор Амария Рай. В студии была моя коллега Анна Леонтьева, я — Константин Мацан. До свиданья! 

А. Леонтьева 

— До свидания! Спасибо, Амария! 

(Звучит композиция И. Смирнова «Наигрыш».)