
У нас в гостях были: настоятель храмов Михаила Архангела в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово протоиерей Дионисий Крюков, матушка Татьяна и их дети Вера Воронежская, Варвара Крюкова, Павла Крюкова и Евдокия Кагирина. Мы говорили о семейных традициях встречи Рождества Христова и о смысле этого праздника. Также разговор шел о месте музыки в большой семье отца Дионисия и матушки Татьяны.
Наши гости рассказали, каким образом в музыке могут раскрываться духовные и богослужебные темы, в том числе тема Рождества Христова. В нашей студии впервые был такой необычный музыкальный инструмент, как клавесин. Семья отца Дионисия исполнила несколько композиций, погрузив всех в праздничную атмосферу встречи Рождества.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья. Не могу прямо сразу не сказать: С Рождеством, дорогие радиослушатели, поздравляем мы вас со Светлым Праздником! И вот в это вечер семейный, радостный, светлый мы будем вас сопровождать нашим разговором, сразу скажу, с музыкой вместе. В студии Алла Митрофанова, я Константин Мацан. Здравствуй, Аля...
А. Митрофанова
— С Рождеством Христовым, Костя и все многочисленные наши сегодняшние гости!
К. Мацан
— Сейчас мы вам расскажем, кто с нами сегодня...
А. Митрофанова
— О да!
К. Мацан
— Держитесь крепче, если стоите — лучше сядьте: у нас сегодня целый музыкальный коллектив-ансамбль семейный, которые с собой принесли инструменты разные, о которых тоже сейчас расскажем. Ну, начинаем перечисление: протоиерей Дионисий Крюков, настоятель двух храмов в Подмосковье: храма Архангела Михаила в Пущино и храма Рождества Богородицы в селе Подмоклово. Добрый вечер...
О. Дионисий
— Добрый вечер! С Праздником, дорогие друзья!
К. Мацан
— Матушка Татьяна Крюкова...
Т. Крюкова
— Здравствуйте, с Праздником!
К. Мацан
— Их дочка, Вера Воронежская...
В. Воронежская
— Здравствуйте.
К. Мацан
— И вообще вся семья здесь: еще три дочки: Варвара и Павла Крюковы и Евдокия Кагирина. Всем привет.
А. Митрофанова
— Вы знаете, когда такое количество гостей — для нас особая радость и вместе с тем важно, что вы свою семейную атмосферу сегодня принесли к нам в студию. Вот далеко не в каждой семье, мне кажется, сегодня укрепились традиции празднования Рождества, а всем при этом интересно: а как это? А что это такое? Понятно, на Новый год все как-то сидят, елочка, может быть, выступление президента, общий стол и потом разошлись спать. Но Рождество — это же про другое. Рождество — это про какое-то невероятное событие космического или даже больше, чем космического масштаба, которое переживается внутри семьи и, поскольку у вас вот семья, причем это еще не вся семья здесь, потому что вот у Веры уже своя семья, у Евдокии своя семья и уже тоже есть дети и вот все когда это огромное семейство собирается вместе и когда все еще музыканты, и все еще поют, и все еще играют на музыкальных инструментах — это, конечно, нечто. И сегодня к нам вместе с нашими замечательными гостями пришли еще, ну как, не пришли, а принесены...
К. Мацан
— Ты сказала, что принесли свои семейные традиции, свой семейный такой дух в студию — наши гости принесли, в прямом смысле слова, дверь мы открывали в студию и приносили клавесин, впервые вообще в истории радио «Вера» у нас живой настоящий клавесин стоит в студии, мы его видим, мы его сегодня будем слушать, может быть, даже я наберусь дерзости, попрошу потрогать его клавиши руками.
А. Митрофанова
— Что-то мне подсказывает, что тебе разрешат. Вы знаете, для тех, кто не верит, что в студии радио «Вера» клавесин давайте чуть-чуть буквально дадим возможность послушать его звучание?
В. Воронежская
— Пожалуйста...
Звучит клавесин
А. Митрофанова
— Вера Воронежская за клавесином в студии радио «Вера» дала возможность нам пока так, это тизер такой был, то есть легкий промоушн того, что ждет нас сегодня вечером.
К. Мацан
— А Вера вообще — профессиональная пианистка и клавесинистка, я это слово теперь выучил.
А. Митрофанова
— Вера, а действительно вот принципиальная разница в игре на рояле и клавесине, да?
В. Воронежская
— Конечно. Я вам скажу, что первый год, как я поступила в консерваторию, я один год только, наверное, медленно-медленно играла гамму, хотя вы понимаете, что к двадцати годам я уже хорошо умела играть гаммы на рояле, но мне понадобился год, чтобы привыкнуть к звучанию и к прикосновению.
А. Митрофанова
— Потрясающе.
О. Дионисий
— А помимо этого Вера еще играет не только на рояле и клавесине, но и хаммерклави́ре.
В. Воронежская
— Ну да, последнее время уже меньше, потому что у меня дома нет этого инструмента, ну да, такой тоже есть клавишный инструмент времен Моцарта, эпохи классицизма, вот я на нем тоже играла.
А. Митрофанова
— Надо сказать, что Вера Воронежская не просто музыкант, пианист и клавесинист, Вера Воронежская — организатор того самого известного уже музыкального фестиваля в селе Подмоклово недалеко от Пущино, куда мы приглашали наших слушателей этим летом. Проходит фестиваль уже не первый год, который, Вер, в этом году уже?
В. Воронежская
— Пять раз, уже пятый фестиваль прошел.
А. Митрофанова
— Вот в этом году как раз был обильный дождь, надо сказать, что никого из зрителей это не испугало, а тем более музыкантам это только добавило куража. В невероятной, потрясающей атмосфере живописного берега Оки рядом с уникальным храмом в форме ротонды петровского времени, который отец Дионисий так доблестно восстанавливал последние годы и вот сейчас можно приехать в село Подмоклово и посмотреть, какая это красота, ну просто невероятная, дух захватывает! Вот в атмосфере этих холмов на берегу Оки раскидывается музыкальный фестиваль, где соединяются две традиции: традиция классической музыки, музыки барокко и фольклора, и мы об этом подробно говорили в нашем эфире на радио «Вера». Можно найти программу с отцом Дионисием у нас на сайте radiovera.ru. Я так понимаю, что эту традицию вы тоже в наступившем году намерены продолжать?
В. Воронежская
— Сейчас пока неизвестно, что будет в следующем году...
А. Митрофанова
— Ну как же так?
О. Дионисий
— Но мы совершенно точно не оставим этого фестиваля, тем более, что это вообще-то наша жизнь, мы увлечены музыкой, увлечены музыкой самой разнообразной: и вокальной, и инструментальной, и барочной, и фольклорной, и церковной, и какой угодно. В общем, можно сказать словами всем известной песни: музыка нас связала. (смеются)
В. Воронежская
— Ну и, конечно же, летом мы наверняка что-нибудь приготовим еще, не менее интересное.
А. Митрофанова
— Вы к нам приходите тогда заранее, расскажите об этом, чтобы все наши слушатели могли, ну, те, кто недалеко живет, стать тоже соучастниками этих ваших невероятных совершенно событий, это же потрясающе! А давайте пока вернемся к переживаниям рождественской ночи, я думаю, что в вашей большой семье вы же все вместе были на этой службе или в разных храмах? Как обычно у вас происходит?
О. Дионисий
— Обычно мы всегда стараемся быть все вместе, хотя из-за того, что наши дети уже создали свои семьи не всегда это получается, но у нас есть такое стремление и, как правило, оно у нас осуществляется. Для нас всегда служба — это, конечно, участие в ней, это участие, понятно, что я служу, а мои дети, моя супруга горячо любимая поют на клиросе, поэтому так часто бывает, что мы на праздничных службах именно все вместе это все переживаем, либо матушка руководит детским хором...
Т. Крюкова
— Без детского хора уже и не бывает праздников практически, потому что все дети и все родители их ждут, чтобы их дети пели на ночной службе.
В. Воронежская
— И прихожане ждут тоже.
Т. Крюкова
— Да, всем очень нравится, что взрослый клирос правый, такой красивый, праздничный, мощный и не фальшивый немножечко иногда...
А. Митрофанова
— А детский — он такой крафтовый, такой, немножечко самодельный, но при этом классный, очаровательный, вот все?
О. Дионисий
— Да. И есть такой небольшое все-таки соревнование в плане именно эмоциональном.
А. Митрофанова
— Да ладно, серьезно?
Т. Крюкова
— Даже очень часто говорят: «Ой, мы уже почти тут засыпали и вдруг запели дети и мы все проснулись!»
О. Дионисий
— А когда на литургии есть такой момент, когда оба клироса сходятся, чтобы петь «Елицы во Христа креститеся во Христа облекостеся» на середину и тогда уже оба хора вместе как грянет, так все уж точно совершенно, какой там сон.
Т. Крюкова
— Кстати, как-то очень плавно перетекло, сначала мы пели, устраивали этот детский хор, потому что наши дети были маленькие и наши дети, их подружки, воскресная школа — теперь это наши дети все растут, практически они уже как раз во взрослом хоре, а ко мне все время новые и новые дети прибавляются...
О. Дионисий
— Матушка всегда в окружении детей, своих ли и чужих ли...
Т. Крюкова
— Ну, в общем, да, это, видно, моя стезя.
К. Мацан
— Ну вот после стольких слов о музыке давайте все-таки мы наконец музыку послушаем, раз у нас сегодня в студии музыканты с инструментами, что-нибудь рождественское, да, в начале?
О. Дионисий
— Да. Я знаете, что хотел бы, чтобы мы исполнили, а вы послушали: у нас есть такая семейная рождественская традиция...
А. Митрофанова
— Так, это мы любим...
О. Дионисий
— ...дело в том, что вообще-то центр нашей семьи, к сожалению, сегодня здесь не присутствует и вряд ли когда это получится, потому что центр нашей семьи — это мой отец игумен Феофан, насельник Свято-Данилова монастыря, он человек, абсолютно не публичный, но когда он приезжает к нам на большие праздники и особенно на Рождество мы все собираемся за столом и поем все то, что мы можем петь, но обязательно по его просьбе мы поем ирмосы Рождественского канона, то есть это те песнопения, которые поются за рождественским богослужением. И вот сегодня мы хотели бы вам тоже показать и поделиться этой самой праздничной и домашней обстановкой, несмотря на то, что это богослужебное пение. И вот «Христос рождается, славите» — это первое и девятая песнь Рождественского канона.
А. Митрофанова
— Ой, прекрасно...
Звучат ирмосы
К. Мацан
— У нас сегодня в гостях целая семья музыкантов с инструментами: протоиерей Дионисий Крюков, настоятель храмов Архангела Михаила в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово, матушка Татьяна Крюкова, их дочка Вера Воронежская, и остальные участники коллектива, тоже дочери отца Дионисия и матушки Татьяны: Варвара, Павла, Евдокия. Вот мы сегодня в таком большом составе говорим и поздравляем вас снова и снова с наступившим Рождеством.
А. Митрофанова
— Вот сейчас прозвучали ирмо́сы, рождественские песнопения, которые ночью на службе исполняются, ну или утром, в зависимости от того, кто на какую литургию попадает. И вы сказали: у вас традиция за столом на Рождество тоже церковные песнопения исполнять, это редко так бывает, обычно за столом, уже когда все сидят, праздную, отмечают, поздравляют друг друга поют другие рождественские песни, а иногда с ними еше и в гости ходят, называется это колядки. Я при этом недавно где-то видела, что вроде как Церковью не благословляется исполнение колядок и прочее. Отец Дионисий, скажите, как оно есть, сто́ит ли верить в эти обличительные такие выпады в адрес традиции?
о. Дионисий
— Какими источниками вы пользуетесь, коллега? Я ни разу такого не слышал, честное слово.
А. Митрофанова
— Ка это принято говорить: из открытых источников. Мы сами удивились, с каких это пор, в коем-то веке, действительно, что ж такое?
О. Дионисий
— Да, рождественские песнопения должны быть каким-то образом в Церкви запрещены. Я такого не слышал и, мало того, мне кажется, что колядки, особенно в той форме, в которой они сейчас развиваются вместе с вертепным действом — это вообще-то очень сильный миссионерский проект, потому что колядки — это народные песни, они все посвящены Рождеству, в них переживается, рассказывается, описывается библейская история, евангельская история, как правило, все строится вокруг волхвов, пастухов и других действующих лиц этой истории. Тоже самое мы часто исполняем именно в жанре кукольного театра, у нас есть такой целый вертепный театр, вертепное действо, вертепный ящик, вернее, это называется, в котором это вертепное действо происходит.
А. Митрофанова
— А можете чуть подробнее объяснить: вертепный ящик — как это выглядит, это какой-то кукольный театр, что это?
В. Воронежская
— Двухэтажная такая, можно сказать, коробка под куклы деревянные с прорезями, чтобы возить куклы на нижнем этаже. Вообще этот спектакль посвящен событиям вокруг Рождества и называется он «Царь Ирод», то есть про Ирода, который захотел убить младенцев и нижний этаж этого ящика посвящен этому миру зла — это дворец царя Ирода, а верхний — это вертеп, там икона Рождества...
О. Дионисий
— Туда приходят волхвы поклониться, пастухи...
В. Воронежская
— Ангел там.
К. Мацан
— А где вы это играете, вы сказали: вы исполняете?
В. Воронежская
— Куда позовут.
К. Мацан
— Как бы как странствующая труппа?
О. Дионисий
— Совершенно верно.
А. Митрофанова
— То есть все-таки бродячие артисты, как Костя шутил перед началом нашей программы?
О. Дионисий
— Да, так оно и есть, тем более, что география наших путешествий все более и более расширяется, мы уже были и в Минске, нас приглашали и в Санкт-Петербург и, конечно, это Москва, это Московская область, там Коломна, Тульская область, ну и, конечно, наши родные края, просто образовательные школы, приходские дома, в которые нас зовут для того, чтобы мы показали этот спектакль.
В. Воронежская
— Показали историю Рождества таким образом.
А. Митрофанова
— А где вы этот ящик взяли?
О. Дионисий
— Ну это мы специально задались такой целью сделать это все на очень высоком художественном уровне, разработали этот вертепный ящик.
К. Мацан
— Вы сами его смастерили?
О. Дионисий
— Не я непосредственно, но я был заказчиком, а мои прихожане, Александр Руснак, в частности, хорошо очень его расписал, и Сергей Лесников сделал замечательные народные куклы, просто мы гордимся этими куклами, жалко, что наши радиослушатели не могут это увидеть, потому что это один из предметов нашей гордости — этот вертепный ящик и куклы.
А. Митрофанова
— Но, может быть, нас слушают в тех городах, куда вы в ближайшее время отправитесь или в следующем году там окажетесь и люди уже будут в курсе: ага, сто̐́ит на это посмотреть...
К. Мацан
— Или вас позовут после нашего эфира куда-нибудь. А вот смотрите, вы сказали, что с вашей точки зрения и колядки, и такое театральное действие — это некий миссионерский ход, миссионерский проект, а вот в чем здесь миссионерство? Что в этом вертепе может быть донесено помимо просто рассказа, пересказа истории о царе Ироде, о рождении Спасителя? Что должно «цапануть» человека в этом действии?
О. Дионисий
— Знаете, это вообще-то что-то на уровне тайны какой-то это действует, несмотря ни на что. Вообще-то вертепные действа, если на них посмотреть глазами сторонними, должны быть очень скучным, потому что это очень медленно развивающиеся события, статичные фигуры, они почти что не двигаются, только медленно передвигаются, само по себе пение довольно-таки медленно и протяжно, ну иногда оно меняется на более взволнованное, но в целом это медленно развивающееся время. Мало того, события, нельзя сказать, чтобы они все были вот прямо такие феерические и радостные, потому что это история про то, как царь Ирод хочет убить Богомладенца.
А. Митрофанова
— А это традиционно так было, да?
О. Дионисий
— Это традиционный сценарий, его записали фольклористы, реконструировали и, в общем-то, стараются использовать именно такой классический вариант, какой и бытовал в селах и городах.
К. Мацан
— Меня, кстати, всегда удивляло, почему название уже даже «Царь Ирод», то есть как будто бы акцент сделан не на Рождестве, не на рождении Спасителя, а именно на царе Ироде, на всей этой трагически человеческой истории. Это, видимо, неслучайно.
О. Дионисий
— Неслучайно и, мало того, там на самом деле зрители, в том числе, и дети, они видят, как воин, например, должен заколоть ребенка...
В. Воронежская
— У нас он его даже закалывает.
К. Мацан
— Ужас какой.
О. Дионисий
— Но при этом всем это как-то невероятно глубоко действует и при этом условном театре нет ощущения безысходности, с одной стороны, с другой стороны, история раскрывается именно в таком спектре, в котором есть и радость, и горе, потому что, на самом деле, мы привыкли: Рождество — это огни, это только лишь какие-то подарки, ожидание какого чуда, но ведь мы же должны понимать, что Рождество связано с тем, что воплотился Бог, который был готов на самопожертвование, который воплотился, чтобы быть распятым на Кресте, об этом и поется в рождественских колядках. И эта идея, она, по-моему, просто гениальна, то есть ее невозможно придумать, она какая-то прямо с неба спустилась в тех формах, в которых народ ее и зафиксировали, и мы очень бережно к этому относимся, и пытаемся это донести до наших слушателей и зрителей и главное, что никогда никто не остается равнодушным. Вот в культуре, к которой привыкли все, к экшну, в котором обязательно должна быть смена кадров, должен быть обязательно динамизм и какие-то сильные очень эмоции, вот это медленно развивающееся, почти усыпляющее действо действует просто магнетически каким-то образом.
К. Мацан
— Спойте нам что-нибудь из вертепного действия пожалуйста.
О. Дионисий
— Да вот мы, наверное, сейчас и споем самое начало этого вертепа, кстати, вы услышите и гусли, вы услышите тут и калю́ку...
А. Митрофанова
— Просто мы не все музыкальные инструменты представили, которые сейчас у нас здесь в студии. Вообще, конечно, смотришь на это: какие-то этнографические редкости вы нам сегодня принесли. Про гусли я думаю, многие слышали, а вот что такое калю́ка — это, я думаю, требует пояснения...
К. Мацан
— Название пугающее (общий смех) колючее
В. Воронежская
— Калю́ка — это очень простая дудка, у которой есть всего получается...
О. Дионисий
— Три, наверное, звука, да?
В. Воронежская
— Звуков там можно сделать и больше, звук меняется, в зависимости от того, с каким напором ты в нее дуешь, но главное, что дырок в ней всего в начале и в конце, и все.
О. Дионисий
— И на самом деле, это скорее такой инструмент, скорее ритмический, нежели чем мелодический.
К. Мацан
— Значит, духовой, но ритмический? Очень интересно.
А. Митрофанова
— Давайте слушать.
Звучат колядки
К. Мацан
— Спасибо огромное, мы услышали колядки из вертепного действия. У нас сегодня семья Крюковых: протоиерей Дионисий, матушка Татьяна, их дочери: Вера, Варвара, Павла и Евдокия, все они вместе наш самый веселый на этой планете ансамбль...
О. Дионисий
— Семейный ансамбль, ансамбль священника.
К. Мацан
— Организаторы музыкального фестиваля в Подмоклово, где есть храм Рождества Богородицы, где отец Дионисий настоятель, а помимо этого он еще настоятель храма Архангела Михаила в Пущино, все это в Подмосковье. И вот мы через маленькую паузу вернемся к нашей беседе сегодняшней.
А. Митрофанова
— Светлый рождественский вечер, дорогие слушатели, здравствуйте еще раз. Константин Мацан, я Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что этот, один из самых главных, наверное, вечеров в году, вечер после ночной рождественской службы и прекрасного рождественского дня, праздник вот этот, он продолжается и будет продолжаться еще много дней, эти дни называются святки. Вот сегодня этот первый святочный вечер с нами проводит семья Крюковых — замечательные музыканты: протоиерей Дионисий Крюков, настоятель храма Архангела Михаила в Пущино и храма Рождества Пресвятой Богородицы в Подмоклово, Татьяна Крюкова — педагог музыки, Вера Воронежская — организатор музыкальных фестивалей в селе Подмоклово рядом с Пущино, Вера еще и клавесинист, Варвара и Павла Крюковы, Евдокия Кагирина — вот такое большое семейство и это еще не все полностью Крюковы здесь у нас присутствуют, Крюковых на самом деле больше. И все Крюковы занимаются музыкой, так или иначе, причем так получается, что часть семьи — это специалисты по классической музыке, а часть семьи — это фольклористы или, хотя, наверное, матушка, в вашем лице объединяется ведь и то, и другое, да? Два течения сливаются?
Т. Крюкова
— Да, но я, конечно, не сказала бы, что я фольклорист, но мне очень это интересно и очень нравится, и я теперь со своими детьми воскресной школе в Пущино тоже занимаюсь, ну не то, что занимаюсь, а просто, можно сказать, живу этой жизнью, то есть на святки мы поем колядки, на рождественской службе поем на клиросе с детьми воскресной школы, поэтому получается, что, конечно, я работаю в музыкальной школе и преподаю фортепиано, но...
О. Дионисий
— Матушка закончила Гнесинскую академию, пианист по образованию, при этом несколько лет назад она активно заинтересовалась фольклором и можно сказать, что она из самых главных в этом смысле локомотивов фольклорных нашей семьи, так что она даже заразила всех нас и, в частности, нашу самую младшую дочку Павлу...
Т. Крюкова
— Не знаю, я ли заразила или кто кого, тут вообще трудно понять, как у нас произошла эта любовь к фольклору, скорее, это от Веры к Павле, ко мне, ну и дальше так по кругу.
А. Митрофанова
— А как вы открывали для себя колядки, как вы открывали все те смыслы, связанные с Рождеством Христовым, которые есть в традиции нашего фольклора, и с чего это началось вообще?
Т. Крюкова
— Ну, колядки, наверное, уже давно начались, это, как ни странно, вертепное действие и колядки — это все-таки возле Церкви всегда было...
О. Дионисий
— У нас есть особенность современного возрождения вертепной культуры, удивительно, что это традиция, которая сохраняется и развивается именно в семьях священников, то есть мы переняли это вертепное действие отца Сергия Свирепова, другого священника, с которым я вместе служил, а он перенял эту традицию от отца Владимира Зотова и его семьи, это вообще замечательная семья, которую я вам тоже рекомендую для того, чтобы пригласить на вашу передачи — это семейный ансамбль духовной песни «Живая старина», потрясающе они поют духовные стихи.
Т. Крюкова
— Да, у них, по-моему, десять детей и интересно, что когда-то, много лет назад мы как раз от них перенимали этот вертеп и все, что связано с ним: пение, куклы, ящик, мы смотрели, как это делается у них, интересно, что у них был вертеп с маленькими своими детьми в совсем другом стиле нежели сейчас. Недавно я случайно в интернете услышала нынешний их вертеп — это было удивительно, у них очень много именно сыновей и вместо такого детского смешного пения, когда-то там лет уже 15 или 20 назад у них теперь басы — это такой мощный просто какой-то монастырский хор кажется, так интересно, как вертеп по-разному звучит, выглядит в разных семьях...получается в одной семье.
К. Мацан
— Вертеп растет вместе с семьей, он видоизменяется.
Т. Крюкова
— У нас почти также, мы сначала пели, потом подключили какие-то инструменты, узнали о гуслях, потом увидели калюку, куги́клы...
А. Митрофанова
— Простите...? С калюкой мы более-менее сейчас разобрались, а вот это...
О. Дионисий
— Мы кугиклы сегодня не принесли, но это вариант флейты Па́на тростниковая...
Т. Крюкова
— Да, такие дудочки, можно сказать и все это тоже нас заинтересовало, мы стали туда же внедрять, посмотрели, что почему бы и нет, фольклор, импровизация, дальше так как у нас Павла в отличии от всех училась в музыкальной школе на скрипке, она и скрипку тут же подстроила туда же...
А. Митрофанова
— Опять же, а почему нет?
Т. Крюкова
— Да, поэтому мы потихоньку вместе с пением стали присоединять вот эти все народные инструменты, скрипка как раз очень даже народный инструмент, все удивляются, когда мы рассказываем о народных инструментах, часто дети просто в обычных школах спрашивают: а почему вы играете на скрипке? Даже такой подвох: вы говорили о народных инструментах, а причем здесь скрипка?
А. Митрофанова
— А причем здесь скрипка? Давайте, объясните тогда уже, раз и навсегда.
Т. Крюкова
— Ну вот скрипка, а предшественник — гудок, гудок — это тоже скрипка такая своего рода.
О. Дионисий
— Инструмент, которым пользовались народные музыканты, скоморохи часто...
Т. Крюкова
— Да, скоморохи, гудошники, она немножко между скрипкой и виолончелью, я бы сказала, потому что она чаще всего все-таки ставится на колени и играется, но тот же самый принцип, поэтому и скрипка, и гудок, все это очень здорово использовалось в народной музыке.
О. Дионисий
— А по поводу соединения разных традиций — у нас в этом смысле в нашей семье, как вы понимаете, разные традиции соединяются, мы любим и музыку аристократическую, утонченную, рафинированную, уж коли мы занимаемся барочным фестивалем аутентичной музыки, где исполняется музыка на старинных инструментах, но при этом же и в нашей семье, как вы уже поняли есть много других народных инструментов и у нас даже возникла такая идея сделать, соединить эти два направления, самым ярким примером это вот наш фестиваль, который мы проводили. Мы долго думали о том, как это можно было бы сочетать: музыку академическую, именно аристократическую и музыку такую, совсем народную, даже не ту, которую, может быть, наши слушатели привыкли, это не музыка советских клубов, это музыка бабушек, которые пели испокон веков в своих деревнях для себя, музыка, которая, может быть, для многих кажется совсем неказистой, но она просто необыкновенно самобытна. Так вот один из таких экспериментов мы сегодня к вам сюда в студию принесли...
В. Воронежская
— Ну это, скорее, экспромт будет
О. Дионисий
— Да, мы сами не знаем, что из этого получится...
Т. Крюкова
— Нам почему такая идея в голову пришла: есть такие частушки-припевки Курской области, ба́тюшки называются, эти ба́тюшки — такая припевка-частушка пелась в Курской области под разные инструменты: и под рожок, и под скрипку, и под балалайку, и под кугиклы вот эти дудочки очень там частенько были. А мы чего-то подумали: чем клавесин не скрипка?
о. Дионисий
— Или не балалайка, кстати, вот Ольга Мартынова — это, наверное, лучший клавесинист сейчас у нас в России, и она преподаватель моих двух девочек, Веры и Вари в Московской консерватории, она называет иногда ласково клавесин «моей балалаечкой».
А. Митрофанова
— Надо пояснить, наверное: в сознании людей, не имеющих музыкального образования клавесин — это музыкальный инструмент, который стоит на трех ногах и корпусом своим, формой корпуса больше всего напоминает, конечно же, рояль, ну так, только более миниатюрный, более тонкий, то есть иначе как-то исполненный, но сравнивать его с гуслями, с балалайкой, наверное, в голову не придет, а вместе с тем если посмотреть на нутро этого инструмента, внутреннее содержание его оценить, то тогда получится, действительно, скорее, сравнение его с теми же гуслями.
В. Воронежская
— Да, потому что клавесин — это щипковый инструмент, в отличии от рояля и пианино, то есть звук воспроизводится путем щипания перышка о струну.
А. Митрофанова
— Давайте послушаем, как это все соединяется вместе: народное пение, клавесин...
Т. Крюкова
— Да, там еще пританцовывать можно, поэтому...
О. Дионисий
— Пожалуйста, не будьте к нам строги, это действительно экспромт.
А. Митрофанова
— В общем, кто сейчас не за рулем, можно и пританцовывать.
Звучит музыка
К. Мацан
— У нас сегодня в гостях...сейчас начинаю перечисление: протоиерей Дионисий Крюков, настоятель храмов Архангела Михаила в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово, матушка Татьяна Крюкова — музыкальный педагог, их дочери: Вера Воронежская — клавесинистка и пианистка, и организатор музыкального фестиваля в Подмоклово, их дочь Варвара Крюкова, их дочь Павла Крюкова и их дочь Евдокия Кагирина, и все они вместе — музыкальный семейный ансамбль, который с нами сегодня разговаривает и рассказывает о Рождестве и играет нам музыку.
А. Митрофанова
— Ну вот прекрасно мы с вами поговорили о фольклорной традиции, о том, как она появилась в нашей семье, но вместе с тем классической музыкальное образование ведь тоже никто не отменял, а поскольку говорим мы сегодня, в рождественский вечер, весь разговор вокруг рождественских смыслов именно выстраивается, в нашей музыкальной культуре ведь огромное количество произведений, которые тоже размышляют на эту тему и вот как в классической музыке раскрывается тема Рождества? я думаю, что вы внутри своей семьи этим вопросом тоже задавались, к каким выводам пришли?
В. Воронежская
— Всем известно произведение из времен года Петра Ильича Чайковского «Святки», также есть один замечательный цикл французского композитора конца 20-го века Оливье Мессиана, цикл называется: «Двадцать взглядов на младенца Иисуса», когда-то он на меня произвел просто какое-то колоссальное впечатление, я помню, это был концерт в консерватории, где играл Иван Глебович Соколов, сам цикл длится около двух часов, довольно такие, развернутые пьесы и это авангард, то есть эта пьеса написана современным языком, но какое-то прямо космическое впечатление и я потом разучила несколько пьес из этого цикла, конечно, весь цикл я не играю, хотя, наверное, надо когда-нибудь выучить. Есть пьеса центральная в цикле, называется «Рождество» и, конечно, на первый взгляд может показаться, что вообще какое тут Рождество, потому что это грохот начинается просто с очень громких рояльных аккордов, но мне кажется, что это какое-то ликование планет, наверное, во Вселенной, потому что есть же такая, я слышала, что вот именно в то время две тысячи лет назад планеты выстроились в ряд и было какое-то космическое явление уникальное, да?
К. Мацан
— Ну, это объяснение Вифлеемской звезды, которое Кеплер предложил, что в тот год был парад планет и именно это дало постоянное свечение на небе, которое привело волхвов в Вифлеем.
В. Воронежская
— Да, спасибо. И мне кажется, что это просто ликование Вселенной, которая встречает младенца Иисуса и главное, что эти аккорды, они в результате с довольно большого диапазона и наверху, и внизу, все это гудит и все вдруг смыкается на центральном аккорде посередине клавиш и это как бы боговочеловечение, то есть все это сомкнулось на младенце.
О. Дионисий
— Да, тут, наверное, стоит пояснить немножко и с богословской стороны, дело в том, что чудо заключается в том, что в эту ночь, которую мы только что пережили, воплотился не просто царь Вселенной, не просто какой-то управитель, а Создатель, который все наполняет Собой, который ничем не может быть вместим и в эту ночь Он себя смирил о того, чтобы стать маленьким человечком, который лежит не где-нибудь там, даже не в каком-то красивом доме, Он лежит в пещере, которая была хлевом и Его постелью являются именно как бы вот те самые ясли, в которых лежит сено, как корм для скота. И вот это величайшее смирение того, что сила, которая все собой пронизывает, но она сконцентрирована в беспомощном комочке — она выражается и в этой музыке, о которой Вера рассказывает, и в тех событиях, которые мы сегодня переживаем.
К. Мацан
— Вы прямо такие важные слова сказали, потому что когда мне доводилось слушать тот фрагмент из Мессиана, который мы сейчас обсуждаем, вот эта как будто фантасмагория, которая в начале начинается — мне всегда казалось, что это такая весть: произошло то, чего никогда не могло бы произойти, что-то из ряда вон выходящее случилось, что не укладывается никуда: Бог воплотился, Бог стал человеком — это же ни в какие ворота не лезет, мозг взрывается, когда об этом думаешь, но это произошло, и вот это такое ликование и шок, и восхищение, и вера в этом во всем.
О. Дионисий
— Да, и при этом какими это можно музыкальными средствами все передать, ну лишь только таким вселенским гулом и стройной, простой буквально трезвучным, по-моему, аккордом каким-то это все выдержать.
А. Митрофанова
— То есть на фоне грохота Вселенной все-таки в Рождестве есть и этот момент тишины тоже, да?
В. Воронежская
— Там есть замечательная середина, которая тоже опять же авангардным языком — это «Колыбельная Марии» и она очень нежная такая, она там постоянно с каким-то шелестом шелка, то есть это есть тоже в описании пьесы, что там разные есть звуки...
А. Митрофанова
— А шелест шелка, простите, как изобразить?
В. Воронежская
— Сложно (смех)
О. Дионисий
— Вера давно играла это произведение, и мы не сможем его вам сегодня продемонстрировать, но я думаю, что если кто очень захочет, обязательно послушайте: Оливье Мессиан «Двадцать взглядов на младенца Христа» и особенно пьеса «Рождество».
А. Митрофанова
— Матушка...?
Т. Крюкова
— Просто мы именно почему-то именно про Мессиана заговорили, конечно, у многих композиторов есть темы...
А. Митрофанова
— Есть свои рождественские циклы?
Т. Крюкова
— Да, это понятно, что очень у многих, просто мы заговорили о Мессиане, что именно мы привыкли к музыке Баха, что он писал о Христе: «Рождественскую ораторию», Чайковский «Времена года», просто такие современные композиторы, как Мессиан и нам кажется, что неужели это о Рождестве, и он тоже о Рождестве и совсем другим языком, просто интересно, как можно одну и ту же радость и одно и то же событие выражать совершенно разными способами и в разные времена разными людьми?
О. Дионисий
— И на разных языках.
А. Митрофанова
— Это точно, а вот поправьте меня, отец Дионисий, может быть, я, конечно ошибаюсь, но, поскольку мы все очень разные, каждый человек ведь очень по-своему и каждый в своей мере переживает Рождество, а Господь каждому из нас открывается в той степени, в которой мы готовы и способны вместить, да?
О. Дионисий
— Да...
А. Митрофанова
— И в этом смысле как раз то, что у разных композиторов очень по-разному раскрывается и как-то откликается внутри них, вот резонирует этот праздник — это как раз вполне в логике тех отношений между Богом и человеком, о которых в христианстве известно.
О. Дионисий
— В том-то все и дело, что на самом деле христианство — это очень личная религия, это религия, действительно, души, несмотря на то, что мы переживаем все вместе, переживаем это в храме, который наполнен народом весь до отказа, особенно в Рождество или на Пасху, мы переживаем это с нашими семьями, когда мы все собираемся на Рождество, собираемся с друзьями, но при этом всем это все равно нечто внутреннее и одно другому не противоречит, и у каждого, естественно, свои переживания, и в этом, наверное, и есть самое важное в этом празднике.
К. Мацан
— Дорогие друзья, ну мы уже почти час беседуем с семьей Крюковых, но сегодня тот уникальный праздничный день, когда мы можем сказать, что программа не заканчивается на этом, мы вернемся в следующем часе к этому разговору и к музыке, вот такой сегодня у нас двухчасовой, длинный, глубокий марафон рождественский на светлом радио в «Светлом вечере». С нами и с вами сегодня семья Крюковых: протоиерей Дионисий Крюков, настоятель храмов Архангела Михаила в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово, матушка Татьяна Крюкова, их дочки: Вера Воронежская — пианистка, клавесинистка, организатор музыкальных фестивалей в Подмоклово, Варвара Крюкова, Павла Крюкова, Евдокия Кагирина.
А. Митрофанова
— И я предлагаю в завершении первой части нашего разговора, такой очень насыщенной, объемной первой части послушать то, что пока еще у нас в эфире не прозвучало. Вера, вы упоминали «Святки» Чайковского в вашем исполнении, ну понятно, рояля в кустах у нас сегодня в студии нет, клавесин есть, а рояль в кустах — это, видимо, следующий этап. Вместе с тем, я знаю, у вас записи есть прекрасные, как вы Чайковского на рояле исполняете, можем послушать, вот буквально, чтобы составить себе представление и добавить атмосферы?
В. Воронежская
— Давайте послушаем
Звучит музыкальное произведение
К. Мацан
— Вот в эфире радио «Вера» прозвучал Чайковский «Времена года. Святки» в исполнении Веры Воронежской. И мы в следующем часе продолжим беседовать, слушать музыку, беседовать с семьей Крюковых. В студии Алла Митрофанова, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
А. Митрофанова
— Светлый рождественский вечер на радио «Вера» продолжается, еще раз приветствуем всех, кто сейчас с нами, Константин Мацан, я Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что в нашей студии сегодня удивительная, потрясающая семья, очень музыкальная, сочетающая в себе сразу несколько традиций: традицию классическую музыкальную, фольклорную, традицию духовного пения тоже — это семья протоиерея Дионисия Крюкова, настоятеля храма Архангела Михаила в Пущино и храма Рождества Пресвятой Богородицы в Подмоклово, Татьяна Крюкова, матушка, педагог музыки и тоже один из вдохновителей таких вот семейных на то, чтобы организовать семейный ансамбль, Вера Воронежская — клавесинист, пианист, организатор музыкальных фестивалей в селе Подмоклово, Варвара и Павла Крюкова, Евдокия Кагирина — это все дочери отца Дионисия и матушки Татьяны. И говорим мы сегодня о традициях встречи Рождества и переживания Рождества, потому что у каждого человека, конечно же, Рождество немножечко свое. Но вот когда такая большая прекрасная семья за одним столом объединяется, и вы делитесь, наверное, тоже и своими какими-то впечатлениями, переживаниями и открытиями? Ведь это же нормально, если у человека в процессе жизни по поводу одних и тех же праздников возникают какие-то свои открытия, да? Или так не бывает, это раз навсегда что-то такое устоявшееся?
О. Дионисий
— Слава Богу, такого не бывает, мы все-таки люди живые, это значит, что мы развиваемся, это значит, что мы меняемся, что-то от нас, надеюсь, плохое отшелушивается, что-то хорошее, я надеюсь, мы приобретаем и, надо сказать, что, действительно, какими-то такими важными вехами в нашей жизни, по крайней мере, в моей жизни это точно и я знаю, что у матушка моей Татьяны тоже самое, являются этими вехами какие-то наши общие семейные встречи. Надо сказать, что вот именно семья, наверное, самое большое богатство, которым лично я обладаю и я очень рад, что у нас выросли дети, которые являются нашими единомышленниками, нашими друзьями, нашими коллегами, нашими советчиками, не переставая при этом быть нашими детьми, которые признают наш авторитет и нас слушают.
А. Митрофанова
— Это отдельный большой разговор, как вы этого добились, может быть, кстати, Вера отчасти ответит нам на этот вопрос: часто бывает, что если родители усиленно ведут своих детей по какому-то пути, это вызывает такую реакцию отторжения: нет, дайте я сама решу...?
В. Воронежская
— Конечно, это такую реакцию вызывает, но у нас такого не было.
А. Митрофанова
— А как же так получилось, что вы все — наследники этой музыкальной культуры, которую породили ваши родители?
В. Воронежская
— С музыкальной как раз было (общий смех)
К. Мацан
— Тут я прямо хочу задать вопрос: у меня сейчас сын в этом году начал фортепиано заниматься, я каждый раз боюсь, как бы не пережать, с одной стороны, с другой стороны, как-то не пустить на самотек, чтобы все-таки человека надо заставлять заниматься, сам-то он поиграть сядет — пьесу не выучит к занятию. Поиграть-то это я по себе помню, как было приятно просто поиграть, мама заходила говорила: ты занимаешься? Я говорю: занимаюсь, там что-то свое, это мне задали, я сейчас разбираю, мне задали импровизацию. А вот как было у вас?
В. Воронежская
— Меня, конечно, заставляли и, наверное, лет до 16-ти мне казалось, что я только и делаю, что заставляют и своего я особо...ну, наверное, мне было приятно, когда я на конкурсах что-то получала или когда меня хвалили...
А. Митрофанова
— То есть результаты были налицо?
В. Воронежская
— Вот мне кажется, что да, для детей, во-первых, результат может быть не только конкурсы могут мотивировать, но еще какие-то...например, мне говорят все время: как заниматься, а мне кажется вот сходить на концерт с ребенком — это может быть важнее, чем как-то...
А. Митрофанова
— Чтобы он сидел за инструментом и гаммы строчил?
В. Воронежская
— Просто понимаете, бывает такой, что музыкальный мир — он ограничивается кабинетом педагога и родителями, которые смотрят на часы, которые смотрят, сколько ребенок посидел Да, конечно, это трудно, то есть если у ребенка есть какой-то талант, наверное, его нужно развивать и скорее всего, ему это не понравится, но все-таки нужно... (общий смех) и позанимался.
К. Мацан
— Очень утешительные слова.
Т. Крюкова
— А мне понравилось, в одной передаче как раз говорили, спросили одного педагога, не помню, кого, но мне понравились ее слова: Как вы считаете, сто́ит ли ребенка заставлять заниматься на фортепиано? Она сказала: «Ну если он способный?» Говорят: «Да, способный» Говорит: «Тогда сто́ит» (общий смех) Ну, в общем, сто́ит, конечно.
о. Дионисий
— У меня есть по этому поводу очень важное сообщение, которое я хотел, чтобы наши радиослушатели услышали: мне кажется, что надо не столько учить музыке, как звукоизвлечению, сколько учить музыке, как языку, который надо понимать — вот это, к сожалению, очень редко кто делает, редкие педагоги на это нацелены и редкие родители сами понимают...
Т. Крюкова
— Надо ходить на концерты.
В. Воронежская
— Да, родители должны какое-то поле дать...
А. Митрофанова
— Вдохновлять, наверное, да?
Т. Крюкова
— Конечно, вдохновлять, вот у меня есть ученики, я даже смотрю, какое разное отношение у родителей, вот вы сказали, чтобы это не было только кабинетом учителя и родителей, чаще всего родителей это вообще не касается, они отдают ребенка учителю и считают, что там он достигнет чего-то сам по себе.
О. Дионисий
— Точно также, как и воскресная школа нам сдает наших детей для того, чтобы: «сделайте из них хороших людей, а мы тем временем будем зарабатывать деньги».
А. Митрофанова
— Я поняла, в чем секрет: когда у родителей горят глаза детям становится...то есть это дополнительная мотивация очень серьезная, хочется тоже попробовать попасть в этот мир и с духовной жизнью действует это, работает примерно по такому же принципу.
О. Дионисий
— Абсолютно согласен с вами.
К. Мацан
— Так я как раз хотел Веру спросить: а в чем на практике воплощалось именно в плане церковной жизни и духовной жизни, что у родителей горели глаза? Ведь и в семьях священников может вырасти атеист, слава Богу, это бывает не очень часто, но сам факт того, что папа в алтаре еще ничего не дает, по большому счету, глаза должны гореть как-то и не только в алтаре, не только за богослужением. А как это было у вас?
В. Воронежская
— Мне кажется, самое главное, что родители нам привили, это то, что Бог — это Любовь и никогда воспитание не было поперек любви к нам и нам было это понятно.
А. Митрофанова
— А как это можно привить, что Бог — это Любовь?
О. Дионисий
— Это к матушке вопрос, это точно могу сказать, это ее любвеобилие.
В. Воронежская
— Я помню, когда у меня был какой-то трудный возраст, лет 16 как-то...
О. Дионисий
— Да, трудный возраст будет абсолютно у любого человека, это надо понимать.
А. Митрофанова
— Все проходили через это, большинство, слава Богу, выжили благополучно.
Т. Крюкова
— Да, но почему-то, мне кажется, родители забывают, что у их ребенка может быть трудный возраст...
В. Воронежская
— К этому надо быть готовым. И какие-то были вещи, на которые можно было действительно закатить скандал, но этого не случалось именно в те моменты и тогда я понимала, что мне важнее семья нежели то, что меня тогда в силу возраста привлекало.
К. Мацан
— А как это связано с тем, что Бог есть Любовь? Вот я пытаюсь это проартикулировать, если это возможно проартикулировать, то есть родители ко мне добры, я по аналогии делаю вывод, что, наверное, Бог тоже к людям добр? Как это расшифровать?
В. Воронежская
— Понимаете, бывает такое воспитание, когда тебе говорят, грубо говоря, в храм ходить, но ты понимаешь, что это сказано так и в таком контексте, во-первых, надо объяснять, почему, надо разговаривать, дети должны понимать, в лице родителей они должны видеть какую-то защиту, а не наоборот источник...
О. Дионисий
— Я могу поделиться своими впечатлениями по этому поводу именно не как отца, а именно как сына: у меня был тоже трудный возраст и мой отец, он тогда еще не был монахом, был просто ученым математиком...
А. Митрофанова
— Он и сейчас математик.
О. Дионисий
— Он и сейчас по-прежнему математик, да, но сейчас он уже насельник Свято-Данилова монастыря, тогда он только готовился к этому ответственному шагу в своей жизни. У нас были очень сложные отношения и был момент, когда мы уже находились просто на грани разрыва, можно сказать и я даже демонстративно сделал какие-то поступки, за которые я точно знал, что должно произойти какое-то очень сильное наказание и вместо этого наказания было абсолютное прощение и любовь.
К. Мацан
— Вы рассказывали в программе «И будут двое» на телеканале «Спас» чудесную эту историю, чудесную во всех смыслах и очень трогательную, цепляющую, как вы откуда-то вернулись домой...?
О. Дионисий
— Да, это мы с матушкой тогда поехали, еще только наши отношения завязывались, мы поехали с ней в Петербург, а вернулись и встретили какую-то необыкновенно теплую записку...
К. Мацан
— Там папа убрал квартиру и приготовил еду вместо того, чтобы как-то ждать со скандалом дома, да?
О. Дионисий
— Совершенно верно, так оно и было. И именно в тот момент — я это очень хорошо зафиксировал, всегда это помню, именно в тот момент я подумал: я тоже так хочу. То есть для меня его христианство если до этого было лишь просто каким-то внешними...
Т. Крюкова
— Каким-то его личным, не касающемся...
О. Дионисий
— Да, то в этот момент я понял, что это то, что его меняет, причем меняет в такую сторону, что я хотел бы, чтобы меня тоже поменяло.
А. Митрофанова
— Вот то, что называется сила личного примера, те же самые горящие глаза, про которые мы говорили.
О. Дионисий
— Да, и уже мы говорим сейчас о рождественской музыке, вообще о Рождестве как раз и о воспитании музыкальном, я бы хотел еще раз, может быть, я об этом и говорил, но сказать о том, что эта любовь к музыке, конечно же, от отца Феофана. У нас, а принципе, все наши родители любят классическую музыку, но именно отец Феофан, он как-то по-особенному к ней относится до сих пор, будучи насельником Свято-Данилова монастыря. Я как-то раз пришел в его монастырь, и келья его просто вся была наполнена звуками «Рождественской оратории» Баха, которую он слышал через свою систему музыкальную, сейчас, правда, это уже он себе такой роскоши не позволяет. Но для него именно музыкальные переживания праздника очень важны именно в этом контексте, то есть слушать на Рождество «Рождественскую ораторию» или «Пассионы» Баха тоже перед Пасхой.
Т. Крюкова
— Знаете, когда-то отец Феофан говорил мне такую интересную вещь, когда дети еще маленькие были: «Если ты их научишь заниматься, то они и молиться будут», почему-то не знаю, он очень связывал занятия музыки...
К. Мацан
— О, как хорошо! (общий смех)
Т. Крюкова
— Это очень важное упражнение к молитве, то есть такое усердие как-то...
О. Дионисий
— Да, это действительно есть какая-то параллель и между занятиями музыкой и между молитвой, потому что молитва — это тоже ведь упражнение. Фактически мы должны научиться своими словами говорить то, что говорили гении духовные и вот мы пользуемся ими, их отлитыми в слова молитвы замечательными чувствами, но для того, чтобы потом мы сами должны это переживать.
К. Мацан
— Причем, знаете, это ведь, вот я сейчас думаю в продолжение ваших слов, ведь и там, и там на занятиях музыкой, допустим, на фортепиано и в молитве важна сосредоточенность, понятно, внимание и то, о чем вы сказали: музыка — это не просто набор нот, это услышать ее. Я вот иногда ребенку говорю, мы с ним что-то сыграли, я говорю: «Ты сейчас играл ноты» или мы с ним вместе в четыре руки играем: «Мы с тобой просто сыграли ноты, но музыки не сыграли», и так же в молитве бывает — слова произнесли, но молитвы не было. И вот этот навык: включаться, видеть невидимое, быть уверенным в вещах невидимых, как и в музыке: слушать то, что больше, чем написано в нотном стане.
А. Митрофанова
— Чем дальше разговор, тем глубже раскрывается эта аналогия между музыкой и духовной жизнью...действительно, а почему нет? А вы знаете, можно попросить, Вера, может быть, в вашем исполнении что-то еще из фортепиано?
В. Воронежская
— А давайте попросим в Варином исполнении «Ангела» послушать Метнера, Николай Метнер...
О. Дионисий
— Это вообще-то удивительный композитор, малоизвестный, но тем не менее, он...
В. Воронежская
— Ну, уже довольно известный, но все-таки, да, меньше, чем Сергей Рахманинов...
О. Дионисий
— ...его современник и друг, кстати. Николай Метнер, несмотря на свою немецкую фамилию, абсолютно русский душой человек и его музыка очень русская. Это произведение, которое мы сейчас услышим, называется «Картины-настроения» и это переложение его романса на стихи Лермонтова «По небу в полуночи Ангел летел»
Звучит музыка
К. Мацан
— У нас сегодня в гостях семья Крюковых, музыкальный ансамбль и просто семья замечательная: протоиерей Дионисий Крюков, настоятель храмов Архангела Михаила в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово, матушка Татьяна Крюкова — музыкальный педагог, их дочери: Вера Воронежская — клавесинистка, пианистка, организатор музыкальных фестивалей в Подмоклово рядом с храмом, Варвара Крюкова, Павла Крюкова, Евдокия Кагирина. Мы сегодня говорим и слушаем музыку и, наверное, неслучайно мы именно в таком семейном составе говорим о Рождестве, потому что это же, наверное, самый семейный праздник из всех церковных крупных праздников, все-таки в центре там семья, святое семейство: Иосиф, Мария Богородица и вот у них рождается ребенок и, знаете, тут причудливая такая связь символическая возникает: вы только что, отец Дионисий рассказали про этот случай с вашим отцом, когда у вас были трудные отношения, в той точке, где должен был бы быть неминуемый скандал вдруг случилась какая-то перемена в отношениях, случилось прощение, любовь и вот как ее еще объяснить, кроме как то, что Бог в сердце действует человека, ведь это же как-то очень похоже на Иосифа: вот у него молодая жена нареченная, которая забеременела и это же скандал, позор для того времени и он даже думает ее отпустить, причем не со зла, а именно из милосердия: не буду обличать — отпущу, и Ангел ему является во сне, говорит: «Нет, не отпускай, она твоя жена», а со стороны кто-нибудь посмотрит: а почему он ее не прогнал, а почему он ее простил? Тоже Бог в сердце человека действует, вот все как-то в такой клубок интересный завязывается у нас.
А. Митрофанова
— Очень нелинейно действует, надо сказать, Господь в каждой ситуации, совершенно неожиданно и непредсказуемо для наших человеческих мозгов.
О. Дионисий
— Вообще-то вот этот семейный характер Рождества — это действительно какой-то особенный взгляд, фокус этого праздника, ведь мы на самом деле растем и меняемся на глазах друг у друга, и мы все друг на друга действуем. Понятно, что действуют родители на детей, но и дети на родителей тоже действуют, и в этом тоже какая-то тайна, потому что Христос, понятно, что это не обычный младенец, это богомладенец, Он, конечно же, действовал и на Иосифа, действовал на Пречистую Богородицу, но наши дети могут на нас действовать, если мы научимся в них видеть не просто какой-то инструмент наших хотений, амбиций, желаний, а именно как на какой-то дар, который им послан от Бога и мы должны выполнить воспитание не как какая-то такая наша личная задача, а как именно путь ко спасению, который нам уготовил сам Господь.
К. Мацан
— Хочется спросить Веру: а как вы подействовали на родителей? (общий смех) Лучше, наверное, родителей спросить. Матушка, как на вас подействовали дети?
О. Дионисий
— Матушка, можно я тебя выручу? А ты тем временем думай.
Т. Крюкова
— Нам когда-то отец Феофан сказал: «Много детей — это не сложно, главное воспитать первую», так оно и оказалось, на самом деле, с Верой у нас...ну, матушка, подхватывай.
Т. Крюкова
— Не то, что они действуют, но они то ли продолжают твое воспитание других, то ли делают это действительно еще лучше, то есть, скажем так, что Вера рассказала про свои, что у нее в 16 лет проблемы, естественно был сложный период подростковый, когда много чего человеку интересно, что, наверное, не очень... С другими с последующими у нас таких проблем вообще не было, потому что все это происходило благодаря Вере нашей...
А. Митрофанова
— Авторитету, высокой планке.
В. Воронежская
— Они уже были подготовлены к их проказам.
Т. Крюкова
— Нет, во-первых, она для них действительно такой авторитет во всем, они очень много чего, я так понимаю, ей рассказывают, доверяют...
О. Дионисий
— То, что нам не доверят — рассказывают ей.
Т. Крюкова
— И, естественно, она много чего может подсказать и как-то направить и, может, даже куда-то вместе сходить или что-то послушать, что их интересует или какую-то обсудить книгу, которая, может быть...
О. Дионисий
— Мы в этом смысле абсолютно Вере доверяем. Я уже делился как-то раз в одной из передач этим рецептом: мне кажется, что самое главное, чтобы с детьми были именно дружеские отношения, а вот у нас, слава Богу, как-то с Верой и другими нашими дочками именно эти дружеские отношения, они складываются и это очень ценно, очень важно, что они вам доверяют.
А. Митрофанова
— Вот мне прямо не терпится провокационный вопрос задать: Вера, тут отец Дионисий сейчас говорил, как важно разглядеть в каждом своем ребенке тот самый образ и подобие Божие, которое в каждом человеке своей гранью, что называется, все уникальны, нет ни одного повторяющегося такого человеческого существа, разглядеть вот эту самую уникальность, отнестись к своему ребенку как к особому совершенно человеку, в котором как-то по-своему отражается Бог. А вы это чувствовали на себе?
В. Воронежская
— Я всегда чувствовала, что родители меня уважают, то есть в любом возрасте это.
А. Митрофанова
— Круто.
В. Воронежская
— Я сейчас стараюсь и со своим ребенком тоже, даже ему было полтора года, но все равно как-то понимать его какие-то желания.
А. Митрофанова
— А как это уважение на практике реализуется?
О. Дионисий
— Мне вспоминается как раз история, которая произошла с нами, с Верой, когда ей было три года, просто у Веры удивительно сильный характер. Как-то раз она, будучи маленьким ребенком, не помню, какая-то ерунда, естественно, а мы неразумные родители, мы на самом деле Веру родили — мне было 19, матушке 20 лет. И вот она там что-то шалила, мы ее наказали, немножко шлепнули, она ущипнула, мы ее шлепнули посильнее, она ущипнула сильнее, мы ее как следует шлепнули — как следует ущипнула маму, и тут мы поняли, что либо мы друг друга перебьем, либо надо решать как-то по-другому эту задачу — вот о чем я говорю, когда дети нас учат. Слава Богу, что у нас хватило ума в этот момент понять, что тут надо не физическими силами меряться, а просто включить какие-то другие совсем стороны нашего воспитания, и тогда мы просто переключили ее внимание, мы стали спрашивать: ну ты же, наверное, не хочешь быть такой девочкой? Она говорит: да, да, конечно, не хочу.
Т. Крюкова
— Этот как раз разговор очень многое...я не умела так воспитывать, я смотрю, как Вера разговаривает с Петей...
О. Дионисий
— Со своим сыном, с нашим внуком.
Т. Крюкова
— ...с маленьким ребенком и удивляюсь, он все понимает, он какое-то время может, конечно, поплакать, поспорить, подраться или еще что-то, но проходит время, он сам говорит, что: Ой, прости, я, конечно, не хотел«, но еще главное, что родители частенько вот это: так хочется видеть в своем ребенке какого-то такого исключительного и со своим взглядом тебе кажется, что он должен быть таким, а в результате ты видишь его другим, а увидеть это другое и развить это или как-то это поддержать, вот это нам уже как-то сложно удается, надо, конечно, видеть.
А. Митрофанова
— Слушайте, у нас тут есть еще одна музыкальная композиция, этот список мы с вами уже обсуждали перед началом нашей программы, и я смотрю на Форкре, сын, который переложил, переосмыслил музыку своего отца, по-моему, как раз в тему сейчас будет. Не могли бы вы несколько слов буквально сказать, что это за произведение, для клавесина, правильно?
О. Дионисий
— Да. Я хотел бы еще сказать: мы когда сюда шли, мы думали, о чем вы нас будете спрашивать, и мы очень радуемся, что вы нас не спрашиваете о тех блюдах, которые мы готовим для рождественского стола...
А. Митрофанова
— А мы можем спросить.
О. Дионисий
— ...потому что у нас нет таких специальных блюд, но зато у нас есть замечательная Варя, которая все время нас радует своими талантами, в том числе не только музыкальными, но и кулинарными. Но сейчас мы послушаем, как она нам сыграет на клавесине как раз вот Форкре и мы, специально обсуждая, что мы хотели бы вам сыграть, попросили, чтобы она подготовила именно это произведение, потому что это семейная тема действительно. Отец Форкре, Жан Батист — он был знаменитым музыкантом, который играл на виоле да гамба, гамбистом, а сын был клавесинистом, и вот для того, чтобы, видно, популяризировать произведение своего уже достаточно знаменитого отца, в дальнейшем было сделано это переложение для клавесина.
В. Воронежская
— Прости, только ты ошибся — Антуан.
О. Дионисий
— Простите, да.
К. Мацан
— Ну конечно, все радиослушатели заметили эту неточность (общий смех)
О. Дионисий
— Вы знаете, мы к таким вещам относимся с особым вниманием, потому что мы часто можем ошибиться, но так как нас много и все что-то помнят, то могут поправить.
А. Митрофанова
— Главное, что вы очень легко относитесь к тому, что вас кто-то поправил, вы совершенно не обижаетесь.
Т. Крюкова
— Это отличная школа.
К. Мацан
— Вот Варя уже подходит к клавесину
Звучит музыка
А. Митрофанова
— «Светлый рождественский вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте. Константин Мацан, я Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что в гостях у нас сегодня большая семья, семья музыкальная, семья священника: протоиерей Дионисий Крюков, настоятель храмов Архангела Михаила в Пущино и Рождества Пресвятой Богородицы в Подмоклово, Татьяна Крюкова, супруга отца Дионисия, их дочери: Вера Воронежская — клавесинист, пианист, организатор музыкальных фестивалей в Подмоклово, прекрасные совершенно фестивали, рекомендую всем, когда следующий будет — не пропустите и обязательно поезжайте, Варвара, Павла Крюковы, Евдокия Кагирина, вот такой у нас сегодня расширенный состав и, помимо этого, еще музыкальные инструменты. Вот сейчас, перед небольшой паузой, звучал настоящий клавесин, он у нас в студии именно, вот мы с Костей можем подойти, потрогать даже...
К. Мацан
— Я обязательно подойду все-таки, не удержусь.
А. Митрофанова
— Я думаю, что можно же будет Косте подойти?
О. Дионисий
— Конечно, конечно.
А. Митрофанова
— Костя прекрасно играет и на гитаре, и на фортепиано, поэтому что-то мне подсказывает...
К. Мацан
— Поэтому неизвестно, как он играет на клавесине совершенно (общий смех)
А. Митрофанова
— И с клавесином тоже блестяще справится, я в этом даже ни минуты не сомневаюсь. А вот сейчас музыкальное произведение, которое прозвучало — это Форкре, у нас впереди еще Дендриё. А вы могли бы несколько слов сказать тоже и об этом авторе? Понимаете, есть имена, которые знают все, вот скажешь: Вивальди, и сразу длинный список каких-то ассоциаций музыкальных в голове открывается, даже у меня, человека, у которого музыкального образования нет даже самого начального
К. Мацан
— Открывается длинный список из «Весны» «Времен года» (общий смех)
А. Митрофанова
— Да, примерно так. Или скажешь, например, тот же Чайковский или Моцарт, или произведения, которые мы все прекрасно знаем, и имена, и композитора и так далее, и целые династии даже — Бахи, например. А вот вы открываете совершенно неизвестные широкому кругу имена, я так понимаю, из эпохи барокко, композиторов, которые оказали в свое время какое-то существенное серьезное влияние на развитие разных музыкальных тем, того же самого Баха. А каким образом?
В. Воронежская
— Знаете, вообще эпоха Барокко, она богата разными композиторами и мы, к счастью, все больше и больше узнаем других фамилий, то есть не только, как вы говорите: Вивальди и Бах, но сейчас уже очень стали популярны концерты барочной музыки и это не мы, конечно, открываем, не только мы, потому что эти произведения уже играются и в Европе, и в России. Надо сказать, что и Форкре, который только что прозвучал, и Дендриё — это были современники, они оба жили в Париже в конце 17-го-начале 18-го века, наверняка пересекались, и Дендриё, которого я сейчас исполню, он был органистом, эти пьесы написаны для органа, но в эпоху барокко можно было играть любую музыку на любых инструментах, даже вот эти пьесы, их можно сыграть не только на органе или клавесине, тоже на клавишном инструменте, но можно их исполнить силами камерного ансамбля, то есть верхний голос играет на флейте, средний, скажем, на скрипках, на каких-то струнных инструментах или пусть даже, может быть, все голоса играть духовым консортом.
А. Митрофанова
— А пробовали вы?
В. Воронежская
— Я нет.
А. Митрофанова
— Ну это вопрос времени, подождите, у вас там внуки уже.
К. Мацан
— А вот этот интерес к эпохе барокко, к такому аутентичному исполнению — мне всегда хочется спросить: а что в нем помимо интереса этнографического? Вот я понимаю — специалист, который закончил консерваторию, он уже все про Бетховена, Чайковского понял, уже симфонический оркестр сидит в печенках, а вот что-то такое теперь необычное, барочное, аутентично, как играли тогда — такой интерес уже для гурманов, а вот к вам на фестиваль приезжают, наверное, самые разные люди, в том числе, просто люди, которым интересна разная музыка. Что они должны оценить в этом аутентичном исполнении в музыке барокко, почему именно барокко, что в этом может найти для себя простой человек?
В. Воронежская
— Причудливость, наверное, какая-то, которая свойственна барокко...
О. Дионисий
— Ой, Вера, не соглашусь с тобой, расскажи про свое восприятие, а я расскажу потом про свое.
В. Воронежская
— Нет уж, тогда ты давай про свое.
О. Дионисий
— Нет уж, давай-ка ты
В. Воронежская
— Мне кажется, что сейчас к музыке барокко есть какой-то, действительно, интерес потому что эпоха как-то похожа на современную...
К. Мацан
— Да? Чем? Это вопрос не провокационный, я не знаю ничего об этом, мне правда интересно.
В. Воронежская
— У кого-то из искусствоведов той эпохи, они друг друга сменяют...
О. Дионисий
— На этом искусствоведение вообще построено, Вёльфлин говорил о том, что есть эпохи более классические, более барочные, так скажем, они начинаются еще с античности и потом на протяжении всей истории культуры происходит эта смена. Ну вот усматриваешь в современном какую-то такую барочную причудливость, я так понимаю?
В. Воронежская
— Непредсказуемость...
О. Дионисий
— Постмодерн...
К. Мацан
— Очень интересно, серьезно.
К. Крюкова
— Просто все воспринимают барочную музыку, как будто это люди в париках, это совсем не то, это не про то музыка.
О. Дионисий
— Кстати, это очень точно, да (общий смех)
В. Воронежская
— Да, это не про рыцарей, это даже, скорее, ближе к джазу, потому что там постоянно присутствует импровизация, в ансамбле, например, если мы будем играть каким-нибудь, например, трио или квартетом мы очень большой процент импровизации именно...
А. Митрофанова
— Совершенно неожиданно звучат сейчас ваши слова, потому что не просто музыка париков или век париков, представляется сразу такая картинка барокко, а париков напудренных и манжеты чтобы были кружевными, понимаете и вот эти вот невероятные камзолы, и чтобы еще какая-нибудь левретка обязательно была в руках, еще чтобы в этих трехэтажных париках женских чтобы там были цветочки, корабли — сложносочиненность по какому-то четко спланированному сценарию, оказывается, что это сложносочиненность, рождающаяся здесь и сейчас.
В. Воронежская
— А вы попробуйте прийти на какую-нибудь светскую вечеринку сейчас и посмотрите, в чем там будут все одеты (общий смех). Вы представьте, что человек эпохи барокко приходит сюда и он скажет: что это такое? Что вы тут напридумывали, можно же намного проще.
К. Мацан
— «Где ваши парики?» спросит он еще.
О. Дионисий
— Тут я и соглашусь и не соглашусь с Верой, соглашусь абсолютно точно с тем, что музыка барокко для нас сейчас звучит свежо и современно, это действительно музыка импровизационная, это музыка, в которой нет, то есть кажется, что музыка старинная — это музыка медленная и громкая, а это на самом деле очень динамичная музыка и современные исполнители самые авторитетные, которые ее играют, они играют ее, как правило, в современных джинсах, в каких-то простых одеждах и очень активно, как это сказать: по-молодежному, с драйвом. И она, действительно, трогает сейчас молодежь, но для меня, конечно, музыка барокко и эпоха барокко, культура барокко — это всегда глубина, потому что, как это ни странно, за всей этой мелочной декоративностью скрывается очень глубокий смысл, глубокий, причем духовный смысл, нам сейчас кажется, что это исключительно только такой маньеризм ради внешних эффектов, а на самом деле эпоха барокко — это всегда очень напряженное переживание духовного состояния человека, я этим сам был поражен тогда, когда занялся изданием книги, вернее, я изучал...
А. Митрофанова
— Историю вашего храма, архитектурных решений
О. Дионисий
— Да, храма в Подмоклово и сейчас написал монографию, она издана, я ее, кстати, сегодня принес вам в подарок.
А. Митрофанова
— Спасибо.
К. Мацан
— Класс!
О. Дионисий
— Я просто не захватил ее в нашу студию, она у меня лежит за пределами, но поверьте, подарок вас ждет. Так вот, главный вывод таков, что, конечно, музыка барокко, не музыка, а сама культура барокко — это культура, которая в себе переживает именно духовное, христианское состояние человека, именно необычно так, может, даже и причудливо, но это обязательно нечто про человека и про его взаимоотношения с Богом.
А. Митрофанова
— А давайте послушаем, действительно, Дендриё и не знаю, нужны ли какие-то наводки, чтобы не подготовленным ухом расслышать, разглядеть, простите за такое невольное несоотнесение, но все-таки почувствовать в этой музыке то самое духовное напряжение, о котором отец Дионисий и сейчас говорил?
В. Воронежская
— Почувствовать будет нетрудно, потому что это Ноэль, то есть это рождественская песня и название у нее такое: «Давайте-ка вместе споем радостно песнь Рождества»
Звучит песня
А. Митрофанова
— В исполнении Веры Воронежской на клавесины, между прочим, настоящем клавесине, не устаю я повторять сегодня, меня восторг переполняет от того, что я в соседстве с таким уникальным инструментом, здесь в нашей студии он впервые, так вот Вера Воронежская исполнила Дендриё "Ноэль«...Верочка, вы знаете, я не в состоянии воспроизвести полное название этого музыкального произведения, можно это снова сделаете вы, пожалуйста, спасите!
В. Воронежская
— Название такое: «Давайте-ка споем радостно песнь Рождества».
А. Митрофанова
— А если коротко, то «Ноэль».
А. Митрофанова
— Протоиерей Дионисий Крюков, матушка Татьяна Крюкова, Вера, Воронежская, Варвара, Павла Крюковы, Евдокия Кагирина сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера», большая музыкальная семья, еще и не в полном составе пока, и я так думаю, что ваш музыкальный ансамбль, он будет с годами еще дальше расширяться, потому что то, как вы рассказываете о музыке, то, как вы проживаете музыку, как вы ею дышите, как вы ее исполняете — это не может не сказываться и на следующем уже поколении детей. Что-то мне подсказывает, что ваши внуки, они тоже вольются, отец Дионисий и матушка Татьяна, в ваш такой семейный ансамбль. Ну, конечно, удивительно и то, как вы вот это состояние рождественского праздника несете в себе и как вы собираетесь вместе за столом, мы еще об этом...совсем чуть-чуть коснулись, но не поговорили, а хочется, чтобы вы немножко тоже на это пролили свет.
К. Мацан
— Но про блюда, которые вы готовите, спрашивать не будем (общий смех)
А. Митрофанова
— Не будем. А вы после службы сразу все приходите в большой дом или как-то потом уже, в течение дня объединяетесь за столом, как это происходит?
Т. Крюкова
— У нас сейчас живут дети в разных местах, у Веры семья, у Дуни семья, Варя живет в общежитии в Москве, только Павла с нами, но на Рождество, естественно, все у нас. И, конечно, после службы все идут к нам, там у нас подарки ждут.
А. Митрофанова
— А елка-то есть у вас?
Т. Крюкова
— У нас вообще такая традиция: ставить елку только на Рождество, она как-то началась давно, я знаю, что многие ставят на Новый год, мне, в общем-то, почти все равно, когда ее ставить, но как-то давно уже такая у нас с отцом Дионисием еще в нашей молодости такая возникла традиция, что именно к Рождеству и...
О. Дионисий
— Бывало, когда мы не успевали купить елку до Нового года, а после уже невозможно купить елку и поэтому нам перепадали елки уже те, которые уже отслужили свое
А. Митрофанова
— Это те, которые не дожидались мая месяца, елки уже выносили из дома, вы как раз...
Т. Крюкова
— Проходили, видно, елки в школе, в саду, и они как-то оставляли их, мы с Верой проходили по городу, находили елочку...
В. Воронежская
— ...которая нам нравилась
А. Митрофанова
— Еще и было из чего выбрать?
Т. Крюкова
— Да, сейчас, кстати, хуже стало, и брали эту елку.
А. Митрофанова
— Это потому что вы не одни такие, я знаю несколько семей, где, действительно, именно к Рождеству наряжают елку, я думаю, что там такая же проблема тоже есть.
О. Дионисий
— А сейчас мы уже научены горьким опытом, что надо заранее.
Т. Крюкова
— Стараемся 31-го все-таки купить...
О. Дионисий
— И она дожидается на балконе.
Т. Крюкова
— Да, ждет все-таки Рождества, ставим мы, естественно, у всех подарки, но никто не знает, какие...
А. Митрофанова
— Да, и я представляю себе, как за таким большим столом красиво звучат ваши песни. Вы же не только церковные песнопения наверняка за столом исполняете, по традиции, которая как раз, отец Дионисий, от вашего папы пришла в вашу семью?
О. Дионисий
— Да.
А. Митрофанова
— Вы же прекрасно поете, я помню это по программе «И будут двое» как вы исполняли фольклорные песни, я не знаю, мне кажется, у меня в этот момент сердце просто выпрыгивало из груди, это так красиво, я вообще завидую вашим соседям, по правде говоря, они слышат вас, нет?
Т. Крюкова
— Да, слышат-слышат.
О. Дионисий
— Подтопывают.
А. Митрофанова
— В стенку, да?
Т. Крюкова
Эти песни такие веселые, шутливые. У нас очень много всяких шуток и вот песню, которую мы будем петь, она, можно сказать, даже шутливая, потому что там говорится о том, как скрипки-волынки, там все будут шутить и там...
О. Дионисий
— Молодые скоморохи, все принимают участие в этом радостном...
Т. Крюкова
— Да, и Дарья, и Марья будет, у нее — там смешно: «брови черные», в общем, там смешное такое перечисление...
В. Воронежская
— Да, «и моргает она ими»
А. Митрофанова
— Бровями моргает?
В. Воронежская
— Да (смех)
Т. Крюкова
— Такие песни, они, конечно, не то, что передают какое-то уж большое содержание, но они передают какое-то настроение, атмосферу.
А. Митрофанова
— «Полно горе горевати» она называется?
Т. Крюкова
— Да, «пойдем по улице гуляти»
А. Митрофанова
— А давайте-ка мы ее послушаем.
Звучит песня
А. Митрофанова
— В исполнении прекрасной семьи протоиерей Дионисия Крюкова, я так сейчас пока главу семьи обозначу, но здесь у нас и супруга отца Дионисия матушка Татьяна, и четверо их дочерей прекрасных, и все музыканты. Прозвучала сейчас песня, которая называется «Полно горе горевати», одна из тех застольных песен, которые традиционно на Рождество исполняются за столом в этой чудесной семье и, вы знаете, я думаю, многие наши слушатели сегодня, разделяя с вами вот эту радость вашей большой семьи, думают: а как бы хотелось живьем все-таки хотя бы где-нибудь услышать, как вы выступаете, поете, играете на этих уникальных музыкальных инструментах, потому что не только гусли у нас сегодня здесь в студии, у нас сегодня здесь клавесин, калю́ка, не побоюсь этого слова, в первой части программы когда-то, там полтора часа назад вы напоминали, что это такое, да? Вот концерты даете же вы
В. Воронежская
— Конечно, концерты, даем, сейчас у нас вовсю идет наш небольшой такой святочный фестиваль в Подмоклове и завтра будет концерт, который мы проводим совместно с серпуховским Историко-художественным музеем, он будет в Серпухове в музее, это будет концерт камерной барочной музыки, в нем буду принимать участие я и мои друзья: Марфа Семенова, Алиса Тен — вокалистки и музыкант на инструменте виола да гамба, автор проекта Руст Позюмский
К. Мацан
— Так, где это еще раз?
В. Воронежская
— В городе Серпухове, Историко-художественный музей в 15.00 будет концерт, поэтому всех ждем, кто недалеко от Серпухова.
Т. Крюкова
— Программа рождественская, да?
В. Воронежская
— Да, программа будет рождественская, будут звучать французские и немецкие кантаты на тему евангельских и рождественских сюжетов.
А. Митрофанова
— Вот в такие моменты начинаешь жалеть, что не в Серпухове живешь, но вместе с тем это не очень далеко от Москвы, туда можно доехать из близлежащих городов обязательно тоже, ну а для тех, кто слушает нас в других регионах России: имейте ввиду, семейство Крюковых можно приглашать к себе на гастроли.
К. Мацан
— Слушайте, ну поскольку мы сегодня уже сказали про то, что музыка барочная — музыка импровизационная, а можно я что-нибудь сымпровизирую сейчас? Никогда в жизни на клавесине не играл, я прямо мечтаю прикоснуться...
В. Воронежская
— Конечно можно!
А. Митрофанова
— Костя, у тебя дебют.
К. Мацан
— Сейчас что-нибудь современное, но барочное очень...
Играет на клавесине
А. Митрофанова
— Константин Мацан идет сейчас от клавесина, возвращается к своему микрофону:
К. Мацан
— Ох, слушайте, потрясающе!
А. Митрофанова
— Не могу не выразить своих восторгов...
О. Дионисий
— Да, кто бы еще мог подумать, что у вас еще и такие таланты
К. Мацан
— Да, композиторы Леннон и Маккартни, композиция «Вчера» (общий смех) Спасибо вам огромное, спасибо, я просто испытал какой-то новый опыт жизненный, прикасаясь к клавесину. Спасибо огромное за этот вечер, за эту беседу, у нас сегодня , дорогие радиослушатели, с вами и с нами этот вечер провела семья Крюковых: протоиерей Дионисий Крюков, настоятель храмов Архангела Михаила в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово, матушка Татьяна Крюкова, их дочери: Вера Воронежская — клавесинист, пианист, который сегодня вживую нам на клавесине исполняла, играла музыку и также Вера, как и вся семья, организатор музыкальных фестивалей в Подмоклово и дочери отца Дионисия и матушки Татьяны: Варвара, Павла Крюковы и Евдокия Кагирина — вот в таком большом семейном составе мы сегодня этот светлый рождественский вечер провели. Спасибо вам огромное.
О. Дионисий
— Всех с Рождеством, спаси вас Господи, с Праздником!
К. Мацан
— С Праздником! Алла Митрофанова, я — Константин Мацан. До свидания.
Светлый вечер с Владимиром Легойдой

Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, член Общественной палаты РФ.
Темы беседы:
— Пасхальная радость;
— Новый выпуск подкаста «Собрались с мыслями»;
— Отношение к смерти верующих и атеистов;
— Апостол Фома — проповедь на территории Индии.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья! В студии микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты, Христос Воскресе!
В. Легойда:
— Воистину Воскресе!
К. Мацан:
— Вот и Пасха! Вот мы с вами впервые в программе «Светлый вечер» после Пасхи встречаемся. Есть много радостных поводов, вернее, повод один, самый радостный — Пасха, поговорим об этом, какие у вас ощущения на Светлой седмице?
В. Легойда:
— Пасхальные, пасхальные ощущения, слава Богу, с кем-то мы недавно говорили, и очень точно собеседник мой сказал, что пасхальная радость, она настолько перекрывает, независимо от того, ты готовился-не готовился, собираешься переживать-не собираешься, она все-таки каким-то таким удивительным образом перекрывает все человеческие какие-то, даже я не знаю, эмоции, ожидания, мысли, все что угодно. Ну, это не значит, что все исчезает, конечно, но слава Богу, вот это вот: «настигнутой радостью», как Льюис, по-моему, писал, вот оно у меня лично в пасхальную неделю всегда переживается — настигнутость радостью. (смеется)
К. Мацан:
— Настигнутость радостью. Ну, вот в слове «настигнутость», в том, что вы говорите, есть такой важный смысл, что это обычно как-то непредсказуемо. Вот постящиеся и не постящиеся, по слову Иоанна Златоуста, могут радоваться Пасхе, и уже несколько бесед на Светлой седмице, на Радио ВЕРА было, и все почему-то собеседники, может быть, не почему-то, это может быть закономерно, как раз-таки на это обращают внимание, что вроде ты готовишься, а может быть, не готовишься, или тяжело переживаешь, ну, тяжело в смысле включённости в события Страстной седмицы, и ждёшь каких-то одних эмоций на Пасху, а они другие — всегда радостные, но всегда непредсказуемые. Как-то не от нас это зависит, получается, вот Господь как-то открывается?
В. Легойда:
— Ну да, наверное, хотя я тут немножко не уверен, насколько мы можем сделать подобное обобщение, потому что тогда получается, что мы ждём всё равно. Вот вроде как не ждём, но ждём. Ждём того, чего не ждём, но это всё равно некое ожидание. Наверное, бывает по-разному, и Пасха по-разному, конечно же, происходит и наступает, но то, что вот это действительно что-то такое, вот как пост, это такая объективная история, и действительно, не бывает поста без испытаний, так и Пасха — в любом случае, вот так или иначе, Господь даёт эту радость даже в самых сложных ситуациях, даже когда не исчезают какие-то объективно существующие реалии, как вот в современном мире, когда мы уже вторую Пасху встречаем в довольно сложной ситуации в мире и в стране, и тем не менее, пасхальная радость, вот она есть, и я могу с полной уверенностью ещё раз сказать, просто я как-то запомнил, у меня сформулировалось это, по-моему, в прошлом году первый раз, когда меня просили, это любимый вопрос журналистов: «назовите главные события года?», и я сказал: «Пасха», и это была не форма ухода от вопроса, ну а какое может быть более важное событие, да? Пасха! Пасха — это смысловой центр собирания мира. Это, знаете, как есть у нас вот один календарь делают, там, издательство, по-моему, какое-то: «От Пасхи до Пасхи», вот это такая очень наполненная смыслом история.
К. Мацан:
— Вы недавно «собирались с мыслями» по поводу Пасхи на вашем подкасте «Собрались с мыслями», с замечательным отцом Павлом Великановым, которого наши радиослушатели хорошо знают, как толкователя Евангелия на Радио ВЕРА и частого гостя в программах «Светлый вечер», и с не менее замечательным Борисом Николаевичем Любимовым, театроведом, театральным критиком, историком театра, ректором Щепкинского училища, и вы его справедливо, мне кажется, в этом подкасте называете философом таким, очень человеком мыслящим, философствующим. И вот он сказал, что «Пасха — это Божественное веселье». А как у вас эта формулировка откликается, как сегодня принято говорить?
В. Легойда:
— Очень откликается, резонирует вполне, потому что есть какое-то человеческое веселье, или то, что Августин называл «радостью приходящего удовольствия», что-то такое, а Божественное веселье — это нечто принципиально иное, конечно. Пасхальная радость — она не лишает тебя человеческой радости, разговеться, еще чего-то, но Божественное веселье, конечно, сильно выше этого. И я вот все-таки дочитал «Исповедь» Августина уже прямо, так сказать, в предпасхальные часы...
К. Мацан:
— В 57-й раз.
В. Легойда:
— Да-да-да, ну просто я очень поздно этим постом начал, но успел дочитать, и в очередной раз как-то проникся описанием одного эпизода, когда Августин, уже находясь в таком духовном, религиозном поиске, увидел там какого-то попрошайку, который, видно, уже получил какое-то подаяние, выпил вина, и ему было хорошо, и Августин подумал о том, что вот этот человек, ну, в принципе, те удовольствия, которые Августин искал в своей жизни, они вроде бы формально касались чего-то другого, но все равно они были «человеческими, слишком человеческими», как потом скажет очень не любивший Августина Ницше, но вот этот человек, — пишет Августин, — это счастье приходящего благополучия он получал намного быстрее и меньшими усилиями, чем мы, — говорит Августин, — а в общем-то разница-то какая, по большому счету? Либо ты там чуть выпил, тебе хорошо, либо ты там стремишься, не знаю, к какой-то земной славе, почестям и прочему. И вот это его настолько пронзило, что он понял, что нужно искать принципиально другой радости. И когда Борис Николаевич сказал о Божественном веселье, и вы сейчас задали по этому поводу вопрос, то я могу сказать, что у меня, конечно, сразу вспоминается Августин, потому что Божественное веселье — это не радость приходящего такого удовольствия.
К. Мацан:
— У меня вопрос...
В. Легойда:
— Был не об этом! (смеется)
К. Мацан:
— ...философский в этом смысле, может быть, отчасти к словам, но, как говорил Честертон, то о чем еще спорить, как не о словах, а есть разница между радостью и весельем? Я почему об этом спрашиваю, потому что меня вот, когда я смотрел ваш подкаст «Собрались с мыслями», именно слово «веселье» зацепило в хорошем смысле слова, то есть привычно уже говорить о радости, радости христианства, «настигнут радостью» Льюиса, «всегда радуйтесь» апостола Павла, слово само по себе такое, вошедшее в лексикон. А вот слово «веселье» иногда побаиваются, кажется, что это поверхностное какое-то такое, неумеренное, а вот Божественное веселье.
В. Легойда:
— Ну, псалмопевец нам говорит: «Слуху моему даси радость и веселье», поэтому слово вполне себе библейское, по крайней мере, в переводе.
К. Мацан:
— Ну, или: «Радуйтесь и веселитесь, ибо мзда ваша многа на небесах».
В. Легойда:
— Да, да, да. Наверное, оттеночная разница есть, это с одной стороны, с другой стороны, это, как говорят лингвисты: контекстуальные синонимы, как минимум. Но в данном случае, не знаю, какую-то вот такую глубинно смысловую вещь сказать, как-то философски нахмурить брови и сказать: «Знаете, радость — это вот про это, а веселье — про это», скорее всего, не скажу. Но, знаете, может быть, действительно, Борис Николаевич очень точен в том смысле, что пасхальное настроение — это именно Божественное веселье. Вот радость, она, в общем, тихая радость такая, она может быть всегда, да? А веселье, вот как такое пасхальная составляющая, может быть, в этом смысле.
К. Мацан:
— Я вот сейчас подумал, я честно, до этого не формулировал это так: веселье, мне кажется, в этом слове есть какое-то значение того, что ты с кем-то этим делишься, ты кого-то вот вместе с собой в это вовлекаешь. Странно веселиться одному, хотя возможно, но вот Божественное веселье, вот Господь активен, Он вот — полнота, и Он нас в это тоже втягивает, как в хоровод такой Божественного веселья, которому нужен другой, которому хочется в эту игру тоже за собой утянуть и вместе повеселиться.
В. Легойда:
— Ну вот ваш ответ мне нравится больше, чем мой.
К. Мацан:
— Значит, хороший был ваш ответ, который меня на эти мысли навёл.
В. Легойда:
— И вот они привычно вступили в общество взаимовосхваления...
К. Мацан:
— Не самое плохое общество, на самом деле.
В. Легойда:
— Наверное.
К. Мацан:
— Ну, продолжая размышлять о тех темах, которые в этом подкасте были, уже даже не только о том, что в нём сказано, но и вокруг тех тем, которые вы поднимали, у Бориса Николаевича Любимова, вашего гостя, была такая мысль, вы, само собой, говорили в этой программе о теме смерти, как бы это было не антипасхально, с другой стороны: «смертию смерть поправ», и об этом мы радуемся. И вот такая мысль прозвучала, что если человек свою конечность, свою смертность узнаёт, это как-то ему противоестественно, это ведёт к тревоге, к унынию, и вот религия в этом смысле даёт человеку надежду на то, что с земной жизнью всё не заканчивается. А на это, в свою очередь, скептики заявляют, что: ну вот в этом некоторая такая немужественность верующих людей. «Вот я, — скептик, — говорит, мужественно принимаю факт своей конечности, своей смерти, и это достойная позиция. А вы ищите лазейки утешения в религиозности». Что бы вы такому скептику ответили?
В. Легойда:
— Ну, тут много можно... То есть я бы сказал: вы хотите поговорить об этом? И если бы он согласился, то, наверное, можно начать, вот сходу, сейчас я, что называется, без подготовки, можно начать, наверное, со знаменитого пари Паскаля, и если скептик склонен к рациональному мышлению, то предложить вот это самое знаменитое рациональное рассуждение Паскаля, который полагал, что если ошибается человек верующий, то он не так много теряет. Просто напомню нашим уважаемым слушателям, что имеется в виду под этой дилеммой Паскаля: Паскаль говорил, что вот, допустим, ошибается верующий человек — значит, что он теряет? Он теряет то, что в своей жизни он не занимается какими-то удовольствиями, полагая их неправильными или неправедными, ведёт вполне себе нравственный и хороший образ жизни, ну а дальше земной жизнью всё заканчивается. Что он потерял? Ну, какую-то часть земных удовольствий. А если не прав оказывается неверующий человек, что он теряет? Он теряет всё, потому что перед ним разворачивается вечность, которую он проводит не с Богом, не в любви, а вот в пламени ненависти, коим является ад. То есть, очевидно, кто проигрывает. Я знаком немного, может быть, не очень глубоко, в том числе и с критикой, которой вот это вот пари Паскаля подвергалось, в том числе и со стороны каких-то христианских мыслителей, что это вот слишком такая рациональная и, может быть, не вполне правильная постановка вопроса, но тем не менее, с этого вполне можно начать разговор, если человек именно упирает на то, что «вот давайте подумаем, рационально помыслим». А потом, конечно, я не уверен, что для собеседника, скептически или атеистически настроенного, это было бы аргументом, но всё-таки тут же вопрос о том, что мы ищем истину, и если истина не в том, что у тебя болит голова, как учил нас Михаил Афанасьевич Булгаков, а в чём-то принципиально более глубоком и важном, то это не поиск лазейки. Вот мне кажется, сведение христианства на уровень того, что ты здесь хорошо себя ведёшь, а, значит, в будущей жизни ты с ангелами в белых одеждах ходишь и славишь Бога — это не упрёк христианства, а его полное непонимание. То есть, если мы говорим, что (ну, я не знаю, я сейчас, может быть, не сформулирую хорошо) поиск Отца, любви Отца — это же не лазейка, это поиск настоящего. Вот что значит «Бог есть любовь»? Вот, опять же, у Августина есть эта мысль о том, что... Она, может быть, не так выражена, но многие, размышлявшие над текстами Августина, об этом говорили, что у человека есть то, что он любит, и здесь это может его и обличать, потому что если он любит не то, тут уже дальше у нас включается Данте, который говорит, что любовь может ошибиться объектом или мерой, но и более глубокое понимание вот этого тезиса, что у человека есть то, что он любит, это значит, что только любовь к Богу — это настоящая любовь, и поиск Бога и поиск себя — это вещи абсолютно взаимосвязанные. Поэтому, конечно, говорить об этом, как о поиске лазеек — ну, как-то совсем игнорировать само содержание христианства. Я не уверен, что для гипотетического скептика, о котором вы говорите, это было бы аргументом, но, с другой стороны, почему бы не предложить ему такую систему размышлений.
К. Мацан:
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Но вот еще один аспект в моем вопросе был, когда я говорил, что условный скептик предлагает такое выражение, как поиск лазеек, я еще имел в виду то, что для неверующего, для скептика такое трезвое смотрение в лицо тому, что все мы умрем — это признак какого-то очень правильного устроения внутреннего. Вот, я не знаю, если какие-то из истории, культуры, философии приводить примеры: вот есть Альберт Камю, французский экзистенциалист, есть его знаменитая книга «Миф о Сизифе», вот Сизиф, который все время вкатывает камень в гору и никогда этот камень до конца не докатывает, скатывается обратно, вот такой бессмысленный труд — абсурд, категория важная для Камю, абсурд, но мир и есть абсурд, и нужно этот абсурд просто принять, просто с ним согласиться и в нем жить. А вот есть примеры, на которые тот же Камю указывает, допустим, Достоевского или Кьеркегора, которые совершают прыжок веры, чтобы что-то этому абсурду противопоставить, включается религиозное мировоззрение, мотивация: есть что-то после смерти, есть Бог, Который над всем этим абсурдом существует. И эта позиция в этом смысле более, вот более про поиск лазеек, вот в этом смысле лазейки, вот вам нужно утешение, верующим, — говорит скептик, — а мне не нужно утешение, я трезво и мужественно смотрю в лицо всем этим проблемам, и я в этом более сильный, более стою на ногах. А религия — такая вот «таблетка» для утешения.
В. Легойда:
— Да, как мне кажется, я понимаю, о чем идет речь, но мне кажется, что здесь опять игнорируется вопрос поиска истины или, по крайней мере, говорится о том, что...Знаете как, вот я, как человек, выросший в советское время, я прекрасно помню, как вбивалось вот это безо всякого Камю, который вполне себе был запрещен вместе со многими верующими людьми, но вбивалось то, что вот есть, условно говоря, на уровне обывателя, это, кстати, до сих пор существует, что есть вот такой трезвый, он же научный взгляд на мир, и это то, как мир на самом деле устроен, и в нём нет ничего, и всё заканчивается, смерть, и лопух растёт, и так далее, а есть вот эти вот религиозные сказки. И поэтому в этом, даже вот в таком представлении, о котором вы говорите, как мне кажется, здесь есть именно то, что: «но правда ведь в том, что...» и поэтому, признавая эту правду, ты вот становишься, ты действительно мужественен, а если ты её не признаёшь, правду, то ты начинаешь придумывать. А вера христианская нам говорит о том, что правда в другом, и как только ты делаешь хотя бы вот допущение на уровне рассуждения, что правда в другом, ты вдруг понимаешь, что для пути христианина мужества нужно сильно больше. Грубо говоря, можно я так попробую метафорически вильнуть, что называется, вот я всё время пытался это сформулировать, когда вспомнил, как мы учили в школе цитату из книги Островского «Как закалялась сталь», что «Жизнь человеку даётся один раз, и прожить её нужно так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы», это вот. если угодно, к какой-то вот этой позиции, позиции сильного мужества человека, «тебе один раз», и так далее. Но, правда, жизнь нам показывает, что прожить жизнь так, чтобы не было мучительно стыдно, невозможно. Человек, который считает, что — могу это повторить вслед за одним из современных авторов, как он прожил до 50 лет, и почему-то продолжал себя считать приличным человеком, вот прожить жизнь и при этом тебе не стыдно за вот эти прожитые годы, значит, ты как-то слишком обольщаешься на свой счёт, да? И вот ситуация, я тогда, так сказать, дерзко сформулировал, переформулировал Островского, сказав, что «жизнь даётся человеку один раз, земная жизнь, и прожить её нужно так, чтобы в этой жизни успеть встретиться с Богом, даже если тебе будет при этой встрече мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы». Вот мне кажется, что вот эта вторая ситуация встречи, она требует гораздо большего мужества от человека, и это намного более сложный путь. Грубо говоря, в первом случае нужно всего лишь, ну, беру в кавычки «всего лишь», смириться с тем, что: ну, там 70-80, может быть, дотянешь до 90, потом умер, и по большому счёту, нас, конечно, пугает вот этот есть экзистенциальный ужас небытия, но по большому счёту, если смерть безболезненна — ну, умер и умер, всё, на этом всё заканчивается. А вот если перед тобой открывается вечность — это сильно, брат, страшнее, и требует сильно большего мужества. Вот, мне кажется, по крайней мере, можно предложить, опять же, гипотетическому скептику поразмышлять в эту сторону, и, может быть, он начнёт, будучи скептиком, сомневаться в своей позиции, иначе какой же он скептик?
К. Мацан:
— У нас однажды тоже в программе на Радио ВЕРА был очень опытный священник, который такой тезис озвучил, что: насколько действительно мы, христиане, живём вот этим чаянием будущего века? То есть не является ли вера в жизнь после смерти, или, как замечательно говорит наша дорогая коллега Аня Леонтьева: «жизнь после жизни», вот это более оптимистическое выражение, жизнь после жизни, а верим ли мы в неё на самом деле, не является ли она просто частью доктрины, которую мы исповедуем, но в реальности, когда жизнь нас ставит перед ситуацией, что этот порог между двумя жизнями можно очень быстро перейти, насколько мы реально готовы, что там что-то будет, и не начинаем ли мы в это верить в первый раз, просто всерьёз к этому относиться? А вот я тоже себе ставлю вопрос: является ли действительно подлинное такое осознание, упование, знание, что смерти нет, о чём мы сегодня говорим, частью вот такого повседневного опыта христианина? Вот как это у вас?
В. Легойда:
— Я думаю, что это, безусловно, является частью повседневного опыта христианина, ставшего святым.
К. Мацан:
— Хорошая оговорка в конце.
В. Легойда:
— Да, потому что вот я могу привести один пример богословский литературный, один жизненный, но второй я точно совершенно приводил уже в наших разговорах, но в данном случае его, наверное, очень уместно вспомнить, но начну всё-таки с первого, опять же, с моего любимого Августина, благо вот недавно перечитанного. У Августина был сын, то есть до того, как он стал епископом, у него была связь, именно связь, от которой был сын, Адеодат — «Богом данный», кстати сказать, имя переводится, очень талантливый, судя по всему, и Августин говорит, что его даже пугали способности этого молодого человека, который, то ли в 15, то ли в 16 лет на рубеже, он умер, и Августин пишет, что «я радовался тому, что Господь его забрал, тем самым уберёг его от возможных...» ну вот, не знаю, ошибок, падений, чего-то такого, сейчас дословно не скажу, но мысль примерно такая, в будущем. Вот что это, как не безусловная вера в вечность, в жизнь после жизни и упование на Бога, который не может ничего плохого человеку сделать? Вот всё наше не ставшее святым естество, оно ужасается от этих строчек: как может отец радоваться смерти сына, которого он любил? Хотя он его называет «ребенком греха своего, страсти» и прочее, но тем не менее, а только так, то есть это пишет Августин, епископ, уже человек, который очень близок к Богу. И, конечно, я вот в очередной раз это перечитываю, опять на этом остановился, споткнулся, и для себя понял, что вот это и есть настоящее. А вторая история, она из моей жизни, просто когда у нас первая дочка родилась, и там реанимация, и прочее, мы молились, и вдруг нам один батюшка говорит: «Ну, вы так не убивайтесь, потому что с точки зрения вечности у неё шансов сильно больше, чем у вас». Причём это было, знаете, это не батюшка-юморист такой, вот у нас есть и такие, и любим мы их и за это тоже, а он это сказал как-то предельно серьёзно, и я даже сначала отшатнулся, и даже там уже как-то обиделся, расстроился чуть ли не рассердился, а потом подумал: а что вот в том, что он сказал, не такое? Мне и сейчас это сложно принять. Но именно потому, что я, отвечая на ваш вопрос, сказал, что это, безусловно, является частью повседневного опыта христианина, который стал святым, поскольку мне до этого, насколько я могу судить, ещё очень долго ползти, и, в общем, перспективы туманные, то мне, конечно, тяжело это признать, но разумом я понимаю, что это вот так, иначе ты, конечно, не доверяешь, не уповаешь, и прочее.
К. Мацан:
— Мы вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» профессор МГИМО, в студии у микрофона Константин Мацан. Не переключайтесь, мы скоро вернёмся.
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, еще раз здравствуйте, дорогие друзья, в студии у микрофона Константин Мацан, в гостях у нас сегодня, как всегда по пятницам, в этом часе «Светлого вечера», а сегодня Светлая пятница, поэтому вдвойне «Светлый вечер, Владимир Романович Легойды, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты. Мы сегодня, конечно, говорим о смысле Пасхи и об этой пасхальной теме, что значит «смертью смерть поправ». Вот еще обращусь к одной мысли, которая прозвучала в вашем подкасте «Собрались с мыслями», где одним из гостей был Борис Николаевич Любимов, замечательный театровед, ректор Щепкинского училища, вот он признался, что он, как человек уже возрастной, и в силу этого, как он сам признавался в программе, переживающий как-то более остро вопросы здоровья, вот в молитвослове для себя выделяет в разных молитвах то, что говорится о смерти, вот его очень так поразило, что говорится «наглая смерть», а вот отец Павел Великанов, второй гость, сказал, что теперь, после Пасхи, вообще после Воскресения Христа, смерть не «наглая», она «обеззараженная», она «прирученная», она осталась, но она перестала нести ту опасность, те ограничения, которые раньше несла в глобальном мировом масштабе. Но вот я о чем подумал, это даже сейчас не про то, что говорил по существу Борис Николаевич и отец Павел, а про то, что Борис Николаевич себя назвал возрастным человеком. И вот не является ли то, что нередко мы — люди, христиане, тем больше, тем четче осознаем вот эту реальность смерти, неизбежность смерти и то, что за ней что-то должно быть, чем старше становимся? С одной стороны, это естественно, чем ближе к концу жизни, тем больше человек, может быть, нуждается в том, чтобы для себя осмыслить то, что скоро все закончится. С другой стороны, возвращаясь к тому, о чем мы говорили до этого, это ведь, по идее, должно быть постоянным содержанием нашего памятования о том, что смерть есть. С другой стороны, она побеждена смертью Христовой. Что вы об этом думаете?
В. Легойда:
— Ну, я думаю, что это такой самый главный опыт, наверное, каждого человека, и он у всех со своими, так сказать, оттеночными особенностями, но, конечно, мы его очень по-разному все и обретаем. И есть какие-то общие вещи или более или менее общие, ну, например, с возрастом время ускоряется, если в юности кажется: как долго еще, когда школа кончится, когда институт я закончу, и когда там пройдет этот месяц«, то, конечно, чем старше становишься, тем быстрее время начинает бежать: вот, опять год — что, опять год прошел? Да, опять год прошел. Вот только что пост, а уже: слава богу, Пасха, дожили до Пасхи. Это, наверное, более-менее похоже, по крайней мере, у всех или у многих. А вот как при этом складывается отношение к смерти — я знаю очень возрастных людей, с которыми мы не вели каких-то глубоких разговоров, но видно, что вот их просто по нарастающей пугает эта мысль, или так кажется, ну, не знаю, может быть, потому что не говорили, нет полной уверенности, но видно, что, знаете, когда «хочется еще пожить», вот такие вот фразы, это и у дорогих, у близких людей, и, конечно, сердце сжимается, когда ты это слышишь, но думаю, что это очень такой индивидуальный путь, когда-то оно меняется очень сильно. Конечно, бывают там потрясения, как у Федора Михайловича, например, Достоевского, который, будучи приговоренным к смертной казни, собственно, прощался с жизнью, но вот эту смертную казнь отменили, и, конечно, он пережил там мощнейшее, наверное, такое вот... не знаю, как это правильно назвать, вот чувство, что ли, переосмысление всего, произошло перечувствование, но это, конечно, бывает далеко не с каждым. Но, с другой стороны, могут быть события менее такие масштабные и трагические или драматические, но тем не менее меняющие опыт человека, вот недавно я в «Телеграме» читал, автор пишет о том, как переживал болезнь отца, который вроде как уходил, но в конечном итоге я так понял, что не умер, но вот эти события отразились на всей последующей жизни ребенка. Ну, как-то-то я думаю, что так, это вокруг размышлений, скорее.
К. Мацан:
— Я почему еще вам этот вопрос задал — потому что вы человек совсем не старый, от слова «совсем», при этом в одной программе, в «Парсуне» в одной, вы как-то так признавались впроброс, что о какой-то хрупкости, конечности бытия начинаешь задумываться, ну, вы так сказали: «особенно после сорока пяти, тело слабеет», вы говорили, вот это все к каким-то размышлениям подвигает. А вот действительно, есть какой-то рубеж, что вот там: меньше думал о смерти, а с возрастом больше начинаешь об этом думать?
В. Легойда:
— Да, ну, опять же, я думаю, что это по-разному у всех, но просто вот это ускорение времени, оно позволяет тебе понять, что: ну, осталось-то что, вот сколько ты можешь еще чего-то успеть, и прочее. И да, действительно, ты понимаешь, что какие-то вещи, которые ты раньше делал, просто ты не замечал, не обращал внимания на это, в студенчестве, например, там полночи что-нибудь почитать или позаниматься, а сейчас ты понимаешь, что полночь, ты уже не работоспособен, и все, только в кроватку быстрей-быстрей, и утром встаешь, как-то вот тяжеловато. То есть, конечно, никуда не денешься от этого, и это тоже надо как-то научиться принимать, тоже все по-разному, кто-то борется с этим, кому-то нравится. Помнится, коль скоро мы «Парсуну» вспоминаем, вот Тимур Кибиров замечательный был, который говорил, что ему, как он выражался, насколько я это помню, он говорил: «Мне нравится быть стариком, ну, конечно, я старик, — он говорит, — а кто еще? Ну вот мне нравится это состояние, у него есть свои какие-то плюсы».
К. Мацан:
— Я вспоминаю, как епископ Константин (Островский) тоже в программе «Парсуна» у вас сказал: «Ну вот сколько мне лет, я посчитал, что мне, если вот следовать словам псалма, что сколько человеку отмеряно — ну, 70, сколько мне до 70-ти осталось, там, или до 80-ти, ну вот 29 лет, надо начинать уже как-то планировать, что я за эти 29 лет, успею ли уже как-то по-настоящему покаяться, по-настоящему воцерковиться, есть же горизонт планирования — вот, пожалуйста». А я упомянул то, что в вашем подкасте отец Павел Великанов так образно сказал о том, что смерть теперь «обеззараженная» или «приручённая», вот как у вас это отзывается, и как вы это понимаете?
В. Легойда:
— Это как раз очень важно, потому что, если это не осмыслить, то не очень понятно, мы говорим: вот, Христос победил смерть — а как Он победил? Люди же как умирали, так и продолжают умирать. И, конечно, это просто означает, что мы теперь по-другому относимся вот к этой конечности бытия, поскольку, собственно, была традиция, в которой изначально появляется христианство, и потом из неё распространяется ветхозаветная традиция, как мы её именуем, а там ведь не было какого-то особого учения, понимания загробной жизни, вот есть там тёмное царство Шеол посмертное, ну, особо ничего там про это не говорится, не развиты, насколько я понимаю, вот эти все представления. И, конечно, вот то, что мы называем новозаветной перспективой, а это прежде всего переосмысление того, что такое смерть и что такое вечность, оно ведь нам сразу предполагает вот это переосмысление, что мы совершенно иначе читаем и Ветхий Завет, то есть, начиная от книги Бытия и заканчивая, особенно последними страницами Ветхого Завета, или там книга Иова та же, вот эти страдания праведника в новозаветном смысле читаются совершенно иначе, и, собственно, иудейское толкование, оно будет другим, потому что там совсем другая традиция, другой контекст этого. Поэтому, конечно, эта мысль чрезвычайно важная, потому что мы говорим о победе Христа над смертью не в том смысле, что вот до Христа умирали люди, а после Христа они не умирают, но мы говорим о том, что те последствия грехопадения, которые носит в себе человечество со времен Адама и Евы, это прежде всего, конечно, нравственная смерть, как зависимость от греха, такая тотальная невозможность его преодолеть, и физическая смерть, как представление о конечности человеческой, и вот после Христа мы понимаем, что есть выход из этого, и мы понимаем, что есть вечность, которая может быть вечностью с Богом, и вот путь в эту вечность — это путь со Христом. И поэтому смерть, как непреодолимое зло, она, конечно, преодолена Христом, и нам надо только лишь последовать, добровольно пойти этим путём. Но это, опять же, на уровне таком умозрительном можно себе представить, а вот когда ты пытаешься это всё в своей жизни сделать, тут начинается самое интересное.
К. Мацан:
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, сегодня с нами в программе «Светлый вечер».
В. Легойда:
— Если позволите, я просто хотел сказать, возвращаясь мысленно к началу нашего разговора: поэтому когда мы вот так формулируем наше восприятие жизни, смерти и прочего, то вот этот наш гипотетический скептик, о котором мы с вами говорили, который говорит о мужественности человека, признающего, что всё заканчивается этими 70-ю годами и прочим, они настолько кажутся поверхностными, примитивными и смешными, что там негде проявлять мужество, ну, помер и помер, так сказать. А вот здесь и начинается самое действительно сложное, требующее большого, огромного мужества, воли, потому что мужество веры — это какое-то колоссальное мужество, просто поверить — это действительно требует в том числе и мужества, если угодно.
К. Мацан:
— А вот тут мы прямо идеально подходим к моему следующему вопросу, к вопросу о мужестве веры и о воле к вере, потому что ближайшее воскресенье в Церкви — это неделя, посвященная апостолу Фоме, про которого с вами, как с главным редактором журнала «Фома», невозможно не поговорить...
В. Легойда:
— Сколько раз я слышал вашу фразу, да! (смеется)
К. Мацан:
— Да, и дважды в год минимум, 19 октября, на день памяти апостола Фомы и вот на Фомину неделю обязательно мы об этом должны поговорить, иначе что-то в мире не срастётся, потому что традиции будут нарушены. Но вы сами об этом сказали, о том, что есть и мужество веры, и воля к вере, а вот мы это видим в апостоле Фоме? Апостол Фома — это образец, пример мужества веры или воли к вере, как вы думаете?
В. Легойда:
— Думаю, что да, может быть, вот если так вопрос не ставить, то оно само по себе на ум и не придёт, но если задаться этим вопросом, то вполне, я думаю, можно и так воспринимать, по крайней мере то, что мы знаем из Евангелия и то, что мы знаем из предания о Фоме. Просто я сейчас ещё, с вашего позволения, скажу о том, что вот у нас ожидается премьера документального фильма на «Спасе» об апостоле «Фоме», о христианстве в Индии, и там, не хочу пересказывать это всё, и очень надеюсь, что наши слушатели превратятся в зрителей и посмотрят этот фильм. Я сам его еще целиком не видел, много было с ним связано тоже всяких интересных историй, у нас предполагалась там одна поездка в Индию, но в итоге я, например, туда не попал, но коллеги всё-таки попали, несмотря на все препоны, и у нас будут в этом фильме есть съёмки, и очень интересные, мне кажется, уникальные совершенно, по крайней мере для нашего зрителя совершенно точно. Но исходя из того, с чем мне пришлось столкнуться, немного работая над этим фильмом, думаю, что вполне можно так сказать, и исходя из того, что мы знаем из евангельской истории, и исходя из того, что происходило в Индии — ну, только представьте себе, что апостол Фома не просто проповедует там, я имею в виду — язычникам, которые находились там в рамках влияния культурного империи Римской, а он попадает вообще в совершенно иную культуру, в совершенно другую, с представлениями, которые принципиально отличаются, и сильно больше отличаются, чем тот языческий мир, который знал апостол Павел, например, и проповедь там, она требует колоссального мужества и колоссальных усилий, и духовных, и интеллектуальных, поэтому в этом смысле, я думаю, ответ положительный.
К. Мацан:
— А есть у нас источники? Мы знаем, как Фома проповедовал в Индии, вот, что он, если угодно, говорил людям с учётом той культурной ситуации, в которой оказался? Как проповедовать индийскому обществу, кастовому, со своей религией большой и древней, о Едином Боге, о Христе, о Боге Троице?
В. Легойда:
— Ну, я бы сказал так, что всё-таки хочется, чтобы фильм посмотрели...
К. Мацан:
— В фильме об этом будет?
В. Легойда:
— Да, ну, не то, чтобы там очень подробно, но, конечно, насколько это возможно будет. Но тут вопрос ведь в чём: мне кажется, что есть в принципе вопрос о том, а был ли он там? И я честно скажу, что и для меня это был вопрос, когда-то я об этом читал, как-то он для меня разрешался, но я помнил, что вот остаются какие-то сомнения. Ну, вот у нас в фильме есть среди тех, к кому обращались в работе над фильмом, замечательный наш индолог, философ Владимир Кириллович Шохин, есть его несколько синхронов, есть, кстати, сказать, и вы прекрасно понимаете, что записано больше, чем вошло в фильм, и я очень рассчитываю, у нас есть с коллегами такая идея, что вот всё то, что Владимир Кириллович говорил, сделать таким отдельным видеоматериалом и разместить на ресурсах «Спаса». И для меня, например, поскольку Шохин — безусловный авторитет, и я думаю, что это совершенно очевидно, что он один из крупнейших специалистов вооще по индийской культуре, и то, что он говорит в этом фильме и обосновывает, что, конечно, у нас намного меньше оснований сомневаться в том, что Фома был в Индии, чем считать, что он там действительно был, это очень важно, да, это очень важно, потому что это всё-таки размышления не только и не столько в данном случае человека верующего, сколько специалиста по региону, по истории, по философии, по культуре.
К. Мацан:
— Такая отточенная научная формулировка: «меньше оснований сомневаться, что он там был, чем оснований думать, что он там не был».
В. Легойда:
— Знаете, у меня был смешной очень эпизод: недавно я в прошлом семестре, когда читал историю религий студентам нашим, и когда мы дошли до буддизма, я им рекомендовал какие-то книги и сказал, что: вот, я очень вам рекомендую книжку Шохина «Первые философы Индии», и Владимиру Кирилловичу говорю, что: «Владимир Кириллович, вот студенты МГИМО теперь знают, что есть такой Шохин». На что Владимир Кириллович так не без юмора и довольно смиренно сказал: «Главное, чтобы они знали, кто такой Будда. А Шохин это уже менее важно». (смеется)
К. Мацан:
— Я просто вот буквально сегодня тоже со студентами говорил о таком философе, как Ричард Суинберн, английский философ, в конце жизни пришедший к православию, которого Владимир Кириллович Шохин активно публиковал, он с ним знаком, и они были в публичной такой полемике философской, и очень его почитает, и такой автор, которого популяризирует во многом, и это просто очень созвучно, сам подход таких вот аналитических философов религии, что у нас нет доказательств бытия Бога, ну, что называется стопроцентных, но есть большая вероятность считать то, что гипотеза теизма обоснована потому-то, потому-то, то есть у нас есть меньше оснований сомневаться в гипотезе теизма и больше оснований думать, полагать, что она верна. Ну, а вот за эти годы, которые вы провели, скажем так, в свете...
В. Легойда:
— В эти столетия...
К. Мацан:
— ...в свете апостола Фомы, в свете его деятельности, этого имени, которым назван горячо нами любимый журнал «Фома», в свете вот этих разговоров ежегодных с вами, как с главным редактором журнала «Фома» об апостоле Фоме, у вас есть какая-то, если угодно, эволюция отношения к апостолу как к покровителю журнала, как к тому, кто так или иначе как-то вот в орбите жизни присутствует?
В. Легойда:
— Ну, не сочтите, опять же, за какую-то придуманную красивость: вот он очень ненавязывающийся апостол, вот несмотря ни на что, именно потому, что вот несмотря на годы вопрошаний, допросов с пристрастием об апостоле Фоме, вот какая-то предельная деликатность со стороны апостола в многолетних отношениях с ним. Ну, потому что бывает иначе, когда вот даже мой любимый Августин, он просто, понимаете, он врезается в твою жизнь, и ты вот как-то не можешь от него никуда деться. Вот сейчас, опять же, перечитывая «Исповедь», я это почувствовал. Августина можно назвать каким угодно, но его сложно назвать деликатным, вот «деликатный Августин» как-то у меня не получается так сказать, вот он другой. А здесь какая-то вот такая... Ну, я не знаю, конечно, смешно это обосновывать как-то, это вот исключительно ощущения, которые, конечно, больше говорят обо мне, чем об апостоле Фоме, безусловно, но вы же спросили про мои личные ощущения, вот они такие, что, понимаете, он в своё время появлялся, вот у нас появился человек, который написал там акафист апостолу Фоме, и мы стали этот акафист в редакции читать. Ну, вот какие-то такие вещи, но всё это так очень по-христиански, короче говоря.
К. Мацан:
— Вот мы заговорили о том, что есть мужество веры, воля к вере, как то, что действительно вставать хотя бы даже просто мысленно перед лицом вечности, не говоря уж о том, чтобы как-то в опыте переживать её, требует силы мужества, это как-то входит в некоторые... не противоречия, а в то, что как-то нужно соотнести с тем, что мы говорим, что вера — это дар, вера предполагает то, что Бог сам открывается человеку. Если мы говорим, что есть воля к вере, то это можно так специфически понять, что вот хочу заставить себя поверить. В принципе, можно во что угодно заставить себя поверить. И тут тоже скептик скажет: «ну, вот ты очень хотел, поэтому заставил себя в это верить, ты так себя в этом убедил усилием воли, можно во что угодно поверить». Вот что вы об этой проблематике думаете?
В. Легойда:
— Я думаю, что в этом есть отчасти тайна веры, тайна любви, тайна христианства — в том, что это дар, то есть то, что тебе даётся. Знаете, как вот есть такое, может быть, простое объяснение, но когда-то оно было очень актуальным, и мы к нему часто прибегали в разговорах с теми самыми скептиками, и большими, и маленькими, что Бог спасает нас не без нас. То есть тебе этот дар даётся, но ты должен его принять, и это тоже требует усилий, расположения, готовности. Вы знаете, что я люблю это повторять, что вера — это добродетель воли, но я, конечно, здесь больше имею ввиду волю действия, не тогда, когда ты усилием воли себе говоришь: «я верю, я верю», нет, скорее, воля к какому-то действию, хотя, опять же, мы с вами прекрасно понимаем, что христианство и даже христианская аскетика, она начинается не с волевого «я могу», а с такого, если угодно, отказа от своей воли и со слов «я не могу», «Господи, я не могу без тебя», «сделай, как нужно, дай мне то, что Ты повелеваешь, и повелевай то, что Ты хочешь», это Августин опять, часто цитируемые слова из «Исповеди». Но я всё-таки думаю, что не то, чтобы нет противоречия, может, оно и есть, но это и есть часть вот этой тайны, потому что вера, как всё очень важное в жизни, а вера в максимальной степени, она эту тайну содержит, и вот самым неправильным в понимании того, что такое религия и христианство уж точно, является попытка вот эту тайну раскопать, как разворачивать какую-то там завёрнутую бумагу, в надежде найти, а что там внутри. Тайна веры не предполагает... это не научная тайна, которую нужно всё время пытаться объяснить, понимая, что до конца, может, и не объяснишь, но будет яснее, яснее, яснее, а тут по-другому всё устроено как-то. И вот это соединение твоих усилий и того, что тебе даётся, в принципе, совершенно по-разному, иногда как результат усилий, а иногда как: ну вот когда у тебя вроде бы сил уже не осталось, и ты даже вот, может быть, это перестал, а оно хоп, и вот что-то тебе, и что-то ты получил. Бывает и так, мне кажется.
К. Мацан:
— А ещё при этом я встречаю примеры людей, которые, допустим, в комментариях пишут какой-то пост, какая-то публикация, тоже связанная с верой, с размышлением о Евангелии, вот недавно прочитал, кто-то это комментировал так, что «Я вот умом Бога принимаю, и Христа, само собой, как Сына Божьего, и верю во всю евангельскую историю, но такое ощущение, что только умом. Вот я прошу Бога как-то мне это открыть ещё в каком-то измерении». То есть как будто бы вот если вдруг чисто рационально себе позволишь засомневаться, то вся конструкция рухнет. Это какой-то другой такой, иной взгляд. Мы часто говорим, что вот главное — принять сердцем, а не доводы рассудка искать, а есть люди, которые на этих доводах рассудка только и держатся, но от Бога не отказываются, им очень важно оставаться православными христианами, но вот именно держать такую рациональную веру очень.
В. Легойда:
— Я вот хотел сказать, что это мне не вполне понятно, но с другой стороны тут же понял, что это будет неправдой, потому что это где-то мне не только понятно, но и близко, потому что вот мой собственный путь поиска веры, он очень во многом был связан именно с какими-то там робкими размышлениями и с рациональным. Но, вы знаете, коль скоро мы уже упоминали подкасты, вот у нас ещё один подкаст сейчас сделан про Толстого и Достоевского с замечательной... Видите, ну, я как говорю, после Данте мне ничего не страшно, поэтому мы записали 35-минутный подкаст «Толстой или Достоевский» с Татьяной Александровной Касаткиной и Иваном Андреевичем Есауловым. И мы там очень много говорили, ну, насколько можно много говорить в рамках 35 минут и многих других тем, мы говорили там так достаточно яростно про вот это знаменитое Фёдора Михайловича «с Христом или с истиной», и я думаю, что вот в продолжение того, что мы сегодня не успели договорить или как бы именно в продолжение размышлений я бы предложил и этот подкаст найти и посмотреть, там ровно-ровно будет вот продолжение рефлексии на эти темы.
К. Мацан:
— Ну вот он будет темой для наших следующих разговоров на Радио ВЕРА. Спасибо огромное! Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» профессора МГИМО, член Общественной палаты, был сегодня с нами в программе «Светлый вечер». У микрофона в студии был Константин Мацан, спасибо, до свидания. Христос воскресе!
В. Легойда:
— Воистину воскресе Христос!
Все выпуски программы Светлый вечер
«Журнал от 25.04.2025». Андрей Тарасов, Глафира Базурина

Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.
В этот раз ведущие Анна Леонтьева и Константин Мацан, а также директор цифровых проектов журнала «Фома» Глафира Базурина и заместитель Главного редактора Радио ВЕРА Андрей Тарасов вынесли на обсуждение темы:
— Важность Евангелия в жизни христианина;
— Новый подкаст журнала «Фома» в Оптиной пустыни;
— Молитвы и просьбы к Богу — чего и как просить?
— Интерес к путешествиям по России;
— Непостижимое чудо Воскресения Христова.
Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева
Все выпуски программы Журнал
25 апреля. О подвиге Исаака Сирина, Италийского

Сегодня 25 апреля. День памяти Преподобного Исаака Сирина, Италийского, жившего в шестом веке.
О его подвиге — священник Августин Соколовски.
Святой Исаак действительно происходил из Сирии, но его следует отличать от другого Исаака Сирина, великого духовного писателя, которого цитировал Достоевский в словах о милосердном сердце в романе «Братья Карамазовы». Исаак Сирийский появился в Италии, по-видимому спасаясь от гонения императора Анастасия, который поддерживал монофизитов и преследовал православных. Исаак жил отшельником. Однажды он пришел для молитвы в кафедральный собор города Сполето и, по образу трехдневного покоя Господа во гробе, пребывал в созерцательной молитве три дня и три ночи. Это был один из характерных видов молитвенного подвига сирийских подвижников. Лежачая молитва в форме креста во образ покоя мертвеца до сих пор сохраняется в православном монашеском постриге. Возмущенный алтарник хотел было изгнать Исаака из храма, но гнев свыше поразил его беснованием. Прислужник был исцелен лишь по милосердию святого. С этого момента вокруг святого стали собираться ученики. Так возникла подлинная лавра. Огромный монастырь тип монашества доселе неизвестный на православном христианском западе. Руины монашеских строений видны в окрестностях горы Монте-Лука в Италии. Пример святого Исаака учит нас не тревожить наших ближних в храме, не мешать их молитве и не поучать понапрасну. Следует избегать осуждения древних практик и правил, что практикуют благочестивые христиане и о которых мы просто не знаем. В чужой монастырь не ходят со своим уставом, и наоборот в своем храме или монастыре нельзя обижать тех, кто будучи гостем молится иначе. Любую человеческую ошибку и немощь Господь может обратить к своей славе.
Все выпуски программы Актуальная тема