«Раннехристианские общины». Священник Алексей Волчков

У нас в гостях был клирик Феодоровского собора Санкт Петербурга, преподаватель Санкт Петербургской духовной академии священник Алексей Волчков.

Мы говорили о том, какими были раннехристианские общины, как проходили собрания первых христиан, и что предшествовало возникновению современной Литургии.

Ведущие: Алексей Пичугин, Константин Мацан

---

А.Пичугин:

— Дорогие слушатели, здравствуйте!

«Светлый вечер» — на светлом радио.

Здесь, в этой студии, приветствуем вас мы: я — Алексей Пичугин…

К.Мацан:

— … и Константин Мацан. Добрый вечер!

А.Пичугин:

— Представляем вам нашего гостя. Сегодня эту часть «Светлого вечера» — ближайший час — вместе с нами и с вами проведёт священник Алексей Волчков, клирик Феодоровского собора Петербурга, преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии. Добрый вечер!

О.Алексей:

— Всем — привет, дорогие друзья!

А.Пичугин:

— У нас тема очень интересная — мы об этом… я почему-то очень люблю начинать программы с фразы «мы об этом ещё не говорили, или говорили очень мало…» Вот, на тему, на которую мы сегодня будем говорить, мы, вообще, на моей памяти, за пять лет существования наших программ «Светлый вечер», по-моему, не говорили. Это — раннехристианские общины. Как они были устроены, их жизнь, что они собою представляли…

Мы много достаточно здесь обсуждали всё, что связано с книгой «Апостол», с проповедью апостолов, но это… такой… достаточно поверхностный взгляд — наше обсуждение. А вот погрузиться в жизнь раннехристианских общин мы предлагаем вам сегодня.

Давайте, наверное, начнём с терминов, разберёмся с терминологией. Что же такое — раннехристианские общины, и когда они возникают? Понятно, что это — результат проповеди апостолов, но вот… их возникновение же… они же не на пустом месте рождались? Это же — какая-то трансформация, как я понимаю, того, что было до этого?

О.Алексей:

— Да, дорогие друзья. Вы очень хорошо, Алексей, отметили проблему раннего христианства.

Дело в том, что, действительно, эта область истории христианской… раннехристианской является довольно часто игнорируемой. Потому, что, как правило, интересует то, что кажется наиболее ярким таким, красочным, выдающимся — например, период Апостолов. Вот, апостолы — да! Евангелия, книга «Деяния», послания Павла, дебаты, споры — это вот то, что привлекает внимание, и написано об этой эпохе… ну… наверное, целые вагоны литературы.

А потом начинается — непонятно, что. Для протестантов — вообще, начинается время какого-то отхождения, упадка, регрессии, отхода от идеалов апостолов, Иисуса Христа. Для людей учёных церковных — православных и католиков — ситуация похожая. Потому, что люди церковные, церковноориентированные учёные — они захвачены великолепием IV века христианской эры, когда возникают каппадокийцы, споры, великие философы… вот, мы знаем их, эти имена — Василий Великий, Григорий Богослов.

А вот то, что было между — вот… непонятно, что. И, действительно, поэтому нечасто занимаются этой эпохой. И, вот, как пример, скажу, что в нашем отечестве нет ни одной кафедры — даже в Духовной семинарии, — где была бы изучаема история античного христианства, как отдельный период истории христианства.

А.Пичугин:

— А как же так вышло?

О.Алексей:

— Есть либо история общецерковная, где начинается всё — от… не знаю… смерти апостола Иоанна, и заканчивается… не знаю… расколом церквей — как написана книга Михаила Поснова, как раз, вот такой охватывает диапазон времени, либо есть кафедры Библеистики. Вот, действительно… даже когда на конференцию едешь — не понятно, куда идти. Потому, что тема, допустим, у тебя касается II века, какого-то апокрифа интересного, и, вроде, к «новозаветникам» — уже поздно, а в «общецерковную историю» — неинтересно. Потому, что ты будешь растворён докладами, связанными с V-VI веками христианской истории. Да, вот, такая ситуация.

А.Пичугин:

— Но, видимо… те конференции, которые посещаете Вы — в основном, международные, и общаетесь Вы с коллегами — учёными, которые занимаются этой проблематикой — в основном, из других стран.

О.Алексей:

— Ну… конечно же, нет. Я посещаю конференции наши, отечественные. А, конечно же, в плане международном, общепланетарном, конечно же, есть и конференции, и сообщества, и есть даже кафедры — в Европе, в Америке, даже в Иерусалиме, — где эта эпоха, как… такая… отдельностоящая, и интересная, и привлекательная изучается, и рассматривается.

И для меня, конечно же, не требует доказательств то, что эта эпоха заслуживает пристального интереса, и она, действительно, захватывающая. Потому, что — то, что было сделано в это время Церковью, наверное, не было сделано уже никогда. Ну… возможно, будет ещё сделано, но потом — такого уже не было.

А именно — Церковь нашла себя, нашла необходимые формы для выражения своей веры, своей практики жизненной, своей внешней организационной формы, и найденные формы оказались такими, что она, обладая ими, победила всех. Вот… победила всех. Митроистов, гностиков, синагогу, Римскую Империю, Римского Императора, и прочих еретиков. Вот… найденные Кафолической Церковью формы своей самоорганизации, они оказались такими… просто… успешными, эффективными, грамотными, функциональными, что она победила всех.

К.Мацан:

— А, вот… давайте, как раз, об этом поговорим. Вот, перед нами лежит — правда, открытая на экране компьютера в виде PDF — Ваша монография… очень большая, такая, подробная… ну… большая, в смысле — она большая по охвату темы, и по глубине темы, подробная монография «Раннехристианская община в античном полисе». И не секрет, что… так скажем… в лексиконе верующего человека это выражение — «раннехристианская община» — часто воспринимается, как синоним чего-то очень подлинного, настоящего, самого лучшего…

А.Пичугин:

— … ещё и гонимого, зачастую…

К.Мацан:

— … да… но акцент на том, что — вот, были люди в самые первые… десятилетия даже — не века, а десятилетия — после событий Голгофы, которые так интенсивно переживали радость Благой Вести, свидетельствовали они, что — вот, это и было идеалом христианства. А мы должны, конечно, всячески на это внимание обращать и к этому стремиться.

С другой стороны, оборотная сторона такого взгляда ведёт к тому, что все наши разговоры ( или большинство наших разговоров ) о раннехристианских общинах — это… такая… история Золотого века — вот, как это было прекрасно, как это было по-настоящему, как далеко мы ушли от этого!

И, вот, чтобы посмотреть на этих людей, которые были в эти первые десятилетия после Голгофы, как-то трезво, и интересно, надо именно как на людей на них посмотреть.

Вот, как они жили? В чём была их повседневность? И это, мне кажется, как раз, про то, о чём Вы начали говорить. Вот — посмотреть на историю людей, которые, в принципе, от нас ничем не отличаются — сегодняшних. Они — такие же люди, но что-то с ними происходило, как-то они свою жизнь организовывали так, что… вот… сделали всё то, о чём Вы сказали — Церковь победила всех.

Давайте, об этом начнём разговор. Собственно говоря, чего мы… может быть, самого главного, не знаем, не понимаем, не замечаем, когда слышим это выражение — «раннехристианские общины».

О.Алексей:

— Да, очень хорошо Вы вопрос поставили.

Действительно… и я сам охвачен отчасти этим устроением, и, тем более, когда был более молодой, занимался этой работой, писал диссертацию…

Конечно, легко очароваться предметом своего исследования, и считать его самым лучшим. Допустим, вот… самый лучший период — это период… не знаю… апологетов — для одних. Для других это — период Василия Великого. Для третьих это — период… не знаю… Киевской Руси. И, конечно же, мы, охваченные… являясь охваченными этим «фантомом Золотого века», часто оказываемся слепы к тому, что окружает — и до было, и после этого периода, что не является правильным и научным. Потому, что учёный — он призван к тому, чтобы иметь адекватное, объективное, уравновешенное, спокойное… ну… даже не эмоциональное отношение к тому, чем он занимается. Иначе, он является… понимаете… таким… пропагандистом, а это уже — не совсем научное дело.

И, в этой связи, конечно же, я хочу сказать, что эпоха была сложная, да. И люди были похожими на нас с вами — и решали похожие проблемы, и впадали в похожие ошибки, и не выносили, как и мы, какие-то уроки из того, что было в предшествующие… не знаю… десятилетия, столетия связано с историей их традиции — всё было то же самое! И, в этом отношении, конечно же, эта история ещё раз заслуживает интереса для современного православного человека, или, вообще — интересующегося историей христианства.

Что касается того, о чём моя книга, то она — не то, что, как Вы сказали, о людях, а она — о микроструктурах. Вот, так вот. Значит, есть макроуровень — уровень… не знаю… каких-то философских школ, споров, дебатов, чего-то… такого… глобального и общего. А есть микроуровень — уровень семейства, сообщества, уровень какого-то… какой-то маленькой ячейки общества, уровень классов разных… таких вот… не знаю… рабы, клиенты, средний класс, богатый — вот, этот уровень меня интересовал. Я хотел понять, как же была устроена эта самая община раннехристианская, и, самое главное — что является фокусом моей работы — я пытался найти контекст. Потому, что — что такое контекст, почему контекст важен?

Ну, допустим, мы оказываемся на планете… мы — учёные, прилетели на какую-то планету — там есть жизнь. И вот, мы кого-то хватаем наугад, возвращаемся обратно — и его изучаем. И много ли можем мы вот так вот, выхватив, изучить и понять? Конечно же, нет. Нам нужен контекст, нам нужна система — как именно он, это существо, функционирует в тамошней планетарной системе — в биосистеме, и так далее… в социосистеме.

То же самое — и я. Я пытался найти контекст. С чем сравнивать эклесию, чтобы найти правильные ответы на правильные вопросы? И вот — нашёл. В принципе, не я нашёл это направление, не я выдумал, просто я его акцентировал, актуализировал в нашем русскоязычном научном сегменте. А именно — так называемые микросообщества в античности. Или, по-другому… их… много названий у этого явления — ассоциации, коллегии, сюнодусы, эклесия — так тоже себя они называли. Это такие группы людей… ну… как мы бы назвали их — язычники, просто жители полисов — Афин, Александрии, Коринфа, которые собирались вместе регулярно. И вот, эта вот жизнь ассоциативная — vita associative — была безумно ярко развита в то время.

Вот, нам даже это никак не понять, ни сравнить ни с чем, но люди активно и интенсивно собирались друг с другом на регулярном уровне.

А.Пичугин:

— Для нашего разговора — простите, что я Вас перебиваю — очень важно определить хронологию, нижнюю и верхнюю границы. Ну, нижняя граница — да, апостольская проповедь — она начинается, и это приводит постепенно к возникновению общин. Верхняя граница раннехристианских общин — какое время?

О.Алексей:

— Ну… я ограничивал своё внимание первыми двумя веками христианской эры в своей работе, но можно говорить сейчас, не греша против истины научной — о доконстантиновом времени. Это называется — раннехристианская история.

А.Пичугин:

— То есть, когда мы говорим о прекращении гонений…

О.Алексей:

— Да, и начале того, что мы называем «Византийская эпоха». Византия сменяет раннехристианскую эру.

К.Мацан:

— То есть, до IV века?

О.Алексей:

— Да.

К.Мацан:

— I,II,III века.

О.Алексей:

— Правильно.

А.Пичугин:

— Структура менялась… я понимаю, что нельзя говорить о какой-то монолитной структуре раннехристианской общины — с самого начала и до константиновского времени — но очень интересно: мы, действительно, не представляем себе, кроме как в разговорах о книге «Деяния апостолов»… мы не представляем, как выглядела община I-го века — I-го… до середины… I-II-го веков — давайте, вот… так ограничимся, примерно, этим временем. Какая у неё была структура?

О.Алексей:

— На самом деле, у нас — изобилие данных! Проблема с тем, что данных — много, а не с тем, что данных мало. И проблема в том, что они…

А.Пичугин:

— Данных много… и… географическая, наверное, разрозненность?

О.Алексей:

— … они — очень разные. Данные — очень разные. Причём, даже… мы, когда говорим об одном каком-то срезе хронологическом, мы находим то, что вот — в разных Церквях соседних — разное устройство.

Ну, например, вот… мы узнаём из книги Деяний, что в Антиохии, времён раннего Павла, скажем так, руководили общиной — вот, цитирую: «пророки и учителя». При всём при этом, в соседней общине, в Иерусалиме, была уже… такая… развитая структура. Там был во главе общины Иаков, потом какие-то были пресвитеры — всё. А до Иакова и пресвитеров, может быть, лет за десять — другая была система. Были 12 апостолов, которым ассистировали, помогали какие-то «гепта» — семь. Понимаете? То есть, на маленьком… всего лишь — Сиро-Палестина, маленький регион, и ограниченное время двух десятилетий — и мы находим просто разные типы организации общины.

Не говоря уже о том, что пишет Павел в своих посланиях, где у него бывают целые перечни служителей указаны — каких-то функций… там… не знаю… там… пророки, учителя… там…глосолалы ( имеющие дар языков )… потом… те, у кого есть дар исцеления, владельцы какой-то «силы» непонятной… но там нет привычной нам, знакомой структуры епископ-пресвитер-диакон. А, с другой стороны, он же пишет в послании филиппийцам, в начале (первый стих), выражение: «епископы и диаконы». Вот, как это примирить…

А.Пичугин:

— Священников вообще нет, привычных нам… они, вообще, появляются…

О.Алексей:

— Нет ни священников, ни пресвитеров. А в послании Иакова…

А.Пичугин:

— «… пусть призовут пресвитеров церковных…»

О.Алексей:

— … оканчивается: «… пресвитеров Церкви», чтобы они помолились, помазали его елеем, и так далее…

А.Пичугин:

— Считается, что речь идёт о епископах — нет?

О.Алексей:

— Вот, значит… и дальше учёные занимаются…

А.Пичугин:

— Извините, нам нужно прерваться, буквально, на секунду, и мы продолжим…

О.Алексей:

— Конечно.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

— Священник Алексей Волчков, клирик Феодоровского собора Санкт-Петербурга, преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии, кандидат теологии сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Мы продолжаем путешествовать по раннехристианским общинам — тогда ещё в античных полисах — с нашим гостем вместе. И, вот, собственно, заговорили о том, а как жили, и чем жили первые христиане?

А.Пичугин:

— Я… вот… перед этой небольшой перебивкой, усомнился, не являются ли те самые пресвитеры, о которых говорил апостол Иаков, епископами? То есть, вроде бы как, институт пресвитеров возник достаточно поздно — только где-то в конце II — начале III века?

О.Алексей:

— Видите ли, учёные пытались веками как-то всю эту мозаику собрать, и какие-то там… какой-то генезис находить. Потому, что ими обладало догматическое мышление, которое они усвоили… там… не знаю… в духовных училищах, в своих… там… школах воскресных, когда было мнение, что всегда всё было одинаково.

Так, вот, изучение материала показывает то, что всегда всё было неодинаково. И, действительно, нет никакого смысла, никакого… не знаю… рационального в этом зерна, чтобы искать — как, на самом деле, везде всё было одинаково. Везде всё было — по-разному. И тут ничего нет странного.

А что было интересно? То, что эти разные модели, где было, во главе общины — то один человек, то — группа, коллегия, то какая-то была ротация, то — не было ротации — эти разные модели конкурировали, как будто бы Церковь перебирала эти варианты: а что гарантирует какие-то очень важные вещи?

А какие вещи? Устойчивость общины, преодоление проблемы расколов, трений, усмирение амбиций каких-то членов этой общины… Ну, короче — мир, стабильность и дальнейшее развитие общины — что гарантирует больше всего? И, со временем, так получилось, что вот… это уже… ну… довольно, такое… не совсем раннее, первоначальное явление — возникла власть одного человека, епископа, которая сопровождалась… которой ассистировала ( этой власти ) коллегия пресвитеров, у епископа были помощники — диаконы.

Но, хотя мы и называем… это вот — дань научной традиции — так называемый, монархический епископат, на самом деле, никаким монархом, или деспотом, или владыкой тогдашний епископ не был.

Мы читаем эти документы, и мы находим то, что епископ постоянно взаимодействовал с общиной — он её упрашивал, он её умолял, он пытался её убедить в чём-то. Община обладала очень большой властью, хотя, конечно же, воспринимала епископа своего не как того, кем она могла понукать, кого она нанимала на службу — нет, он был носителем божественной власти, но, тем не менее, отношение сил, влияний было довольно… таким… уравновешенным: общины и руководителя общины — одного епископа. И Церковь входит в век III, как раз, вот с такой моделью. Действительно, правит один человек — епископ.

К.Мацан:

— А, вот, смотрите… мы часто говорим про то, что христианство, возникая исторически в конкретном месте, в конкретных социокультурных условиях, берёт старые формы, уже существующие, и наполняет их новым содержанием.

С одной стороны, это — понятный тезис. С другой стороны, это же даёт право людям сомневающимся, или скептически настроенным по отношению к Церкви, или просто не знающим материала, говорить: «Ну, вот, были разные типы общин. Вот — античные ассоциации, частные сообщества, вот — иудейская община, вот — христианская, и, в принципе, всё это — одно и то же: ну, некие элементы того мира, и нет никаких оснований говорить о том, что именно христианская община была чем-то особенным, выделялась каким-то критерием своим. То есть, в принципе, разницы между верующими христианами и… не знаю… античными… просто жителями полиса, язычниками, в этой логике — нет.

Вот… что Вы таким скептикам можете ответить?

О.Алексей:

— Вы знаете, я разделяю подход скептиков, которые пытаются найти параллели, и параллелей — много. Потому, что, действительно, Церковь всегда — надеюсь, и до сегодняшнего дня — мастерски осваивала, усваивала какие-то находки, которые есть ценные в окружающем мире.

Может быть, я скажу из другой науки такой пример, но мне он… я всегда им говорю… привожу пример на катехизации в нашем соборе.

Пишет один учёный… советский учёный — атеист, коммунист — про отношения Церкви и эволюционизма… я читал эту книжку у бабушки в деревне… вон пишет: «Давным-давно, в XIX веке, эволюционизм очень ловко бил церковников, опровергал… понимаете… их вот эти… их догматику. Но как быстро церковные богословы-учёные инкорпорировали эволюционизм, и поставили его на службу своему учению и…»

А.Пичугин:

— Он Тейяра де Шардена имел в виду?

О.Алексей:

— … да, конечно… и, получается, что эволюционизм доказывает ещё больше и присутствие Бога, и Духа Святого в истории мироздания. И то же самое…

А.Пичугин:

— Отец Александр Мень очень хорошо говорил, что теория эволюции… он говорил: «Для меня лично, теория эволюции гораздо больше указывает на Божественный Замысел происхождения человека, нежели что-либо ещё».

О.Алексей:

— И, замечу, он был биологом — знал, о чём говорил.

А.Пичугин:

— Да.

О.Алексей:

— Значит, то же самое касается, я думаю, что и истории античного христианства — куча параллелей! Ну, вот, фактура жизни — она, почти что, идентичная. Люди собираются, у них есть фонд, у них есть магистрат — руководитель, у них есть трапеза, у них есть какие-то проблемы, вызовы, которые стоят перед общиной. Но, при всём при этом, есть уникальная черта раннехристианского движения, которая и позволила превратиться ему в господствующее во всей Римской Империи.

Ну, вот, скажу два-три примера. Ну, действительно, сильный был момент — эгалитарности. Это была специфика раннехристианской общины. Действительно, выходцы из разных слоёв… нам сейчас это не очень понятно, потому, что у нас уже время — новейшего… такого… развитого общества, когда мы можем общаться с представителем другой национальности, выходцем из другого класса, а раньше было не так. Мужчины и женщины, местные и приезжие, туземцы и какие-то… тут… «понаехавшии» люди — они имели проблемы с тем, чтобы именно собраться вместе. А в христианском контексте — собираются вместе люди, и постоянно мы видим указания, какие-то укоры, что это нарушается. То есть, апостолы и раннехристианские авторы пытались максимально глубоко продавить эту мысль: что мы собираемся, как братья и сёстры, как ἀδελφός, как равные люди, и это есть свойство христианской общины.

Маленький пример. Есть каноны, которые запрещали рабам оказываться главами общины, епископами. О чём это говорит, уважаемые ведущие? Зачем этот канон появился?

А.Пичугин:

— Ну… видимо… о равенстве? А…

О.Алексей:

— Потому, что иногда рабы оказывались главами этой общины. Но там возникали разные проблемы. Например… ну, я не знаю… раба можно было продать, его могли перевезти куда-то… но, то есть, получается, что даже главой общины мог оказаться раб, при наличии каких-то… вот.. уникальных этических личных данных .

А.Пичугин:

— Но это — интересное замечание, потому, что в поздней церковной истории мы видим достаточно обратные примеры.

О.Алексей:

— Да. Вот, поэтому я занимаюсь ранней историей!

А.Пичугин:

— Как на это смотрели другие жители полиса?

О.Алексей:

— На это смотрели… секундочку, ещё один очень важный момент… всё-таки, момент религиозного — он получил наиболее полное выражение именно в контексте эклесии. Потому, что те, кто собирались вне эклесии, очень часто упрекались и своими собратьями-язычниками, и разными моралистами в том, что они собираются, чтобы просто напиться — выпить, поесть, спеть песенки, развлечься…

К.Мацан:

— Давайте, всё-таки, оговоримся, что такое эклесия — для тех слушателей, которые, может быть, не понимают этого термина?

О.Алексей:

— Эклесия — это слово греческого языка, обозначает «собрание». Это слово имеет древнейшую историю. Те, кто проходил в школе — даже в школе об этом говорится — историю Древнего мира, тем более, учился в Университете — был такой предмет. Значит, эклесия — это был орган народного самоуправления. То есть, собирались свободные граждане полиса античного — Афин, Салоник, и так далее — и сообща решали эти самые вопросы. Это было собрание свободных, равноправных мужчин.

И вот, слово «эклесия» усваивается — о, чудо, какой момент интересный! — усваивается Церковью, которая пока хотела показать ряд очень важных вещей этим усвоением-присвоением.

Какие вещи? Ну, например, она себя рассматривала как общество равноправных людей. Дальше. Она видела в себе — и я пишу об этом в своей книге — некий полис в полисе, некий град во граде, который может, при максимально полном развитии, раскрытии своих потенций, стать отдельным полисом — полисом христианского мира, мироздания, людей, в котором — это уже момент, конечно… такого… идеализма, какого-то полу-коммунизма — всё будет устроено идеальным образом. Проблем сирот, вдов — не будет, проблем расслоения на сверхбогатых и сверхподавленных, эксплуатируемых — не будет… вот, такая мечта. Она, видимо, гуляла… да… присутствовала, и поэтому Церковь себя называет — Эклесия.

Но, помимо Церкви, иногда называли себя эклесиями и те самые коллегии, о которых мы говорим.

А ещё иногда Эклесия — то есть, Церковь христианская — называла себя и Синагогой. Например, в новозаветном документе — послании Иакова — там мы находим, что «… если в вашу синагогу зайдёт человек с золотым перстнем, то…» — и дальше, там, по содержанию. Значит, вот — ваше собрание, ваша эклесия называется си-на-го-га.

А.Пичугин:

— Всё-таки, сразу возникает вопрос про человека с золотым перстнем.

О.Алексей:

— Очень хороший стих. Это, кажется, глава 3 — могу ошибаться… Значит, там описывается явление такого человека, и очень даётся красноречивое, красочное его описание. У него есть два элемента: золотой перстень ( а по-гречески — «хрюзодактилус», то есть — «золотопалечник» зайдёт в ваше собрание ), и у него есть блестящие, блистающие, сияющие одежды. То есть, собираются люди, которые, видимо, пришли после рабочего дня, после работы — у них одежды сероватые, может быть, коричневатые, черноватые, от них пахнет не очень хорошо. И вот, в этом собрании простых людей появляется тот, у кого сверкают перстни, и кто имеет сияющую белоснежную одежду, которую рабы выгладили… там… я не знаю… отпарили, вычистили, и так далее. И вот, он оказывается здесь.

Но, какой призыв Иакова в этом послании? Чтобы не кичился богач своим богатством, а чтобы кичился, хвастался бедняк своей бедностью — потому, что момент бедности является очень привилегированным, на уровне богословия, в христианской традиции. Даже название «птохои» ( бедняки ) одно время оказывается самоназванием раннехристианского движения.

— Ты — кто?

— Я — «бедняк», — то есть, я, может быть, и не бедняк, но я хожу к тем, кто называет себя «бедняками».

А.Пичугин:

— Мы прервёмся на минуту, буквально.

Я напомню, что гостем программы «Светлый вечер» сегодня стал священник Алексей Волчков, клирик Феодоровского собора Петербурга, кандидат теологии, преподаватель Санкт-Петербуржской Духовной Академии.

Я — Алексей Пичугин, мой коллега — Константин Мацан здесь, также, с вами. И, через минуту — все вместе снова в этой студии.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

— Светлый вечер на радио «Вера» продолжается.

Ещё раз, здравствуйте, дорогие друзья!

В студии — Алексей Пичугин и я, Константин Мацан.

У нас сегодня в гостях священник Алексей Волчков, клирик Феодоровского собора Петербурга, кандидат теологии, преподаватель Санкт-Петербуржской Духовной Академии.

Мы говорим о жизни раннехристианской общины, и опираемся на работу — монографию нашего сегодняшнего гостя «Раннехристианская община в античном полисе» — она перед нами открыта на компьютере в виде PDF. Надеюсь, скоро её можно будет и в виде книжки найти на книжных полках.

Вот, продолжая наш разговор о том, как, какие формы античного полиса усваивала себе христианская община, и, главное, зачем — вот, этот разговор мы ведём, и это нам помогает посмотреть на жизнь людей как-то вот — очень конкретно, очень близко, на уровне… такой… микроистории, и видеть, собственно, человека — не какие-то сказания о Золотом веке, а людей, которые в своей ситуации строили церковную жизнь.

Ну, вот, в первой части программы, Вы такую вещь произнесли… немножко, такую… в хорошем смысле слова, лозунговую — что возникла христианская община, и усвоила себе некие формы жизни, которые позволили потом Церкви победить. Победить ереси вокруг себя, и стать Церковью, которую мы уже знаем, как — то, что начало в истории развиваться, быть и благовествовать.

А вот — в каком смысле «победить»? О какой победе Вы говорите?

О.Алексей:

— Да, конечно… это был рынок услуг, там были потенциальные потребители этих услуг. Это был рынок — справедливый, на самом деле — когда разные традиции, конфессии, синагога, митроисты, поклонники Исиды, Кибелы, других божеств восточных — они конкурировали друг с другом. То есть, предлагали жителю полиса быть участником своей, понимаете, общинной жизни. И рядовой, простой житель Александрии — он посещал мероприятия… не знаю… почитателя бога Сераписа, потом, может быть, был 2 года поклонником Митры, потом — что-то ещё… и вот, рано или поздно, всё большее количество людей зацепляла… вот… цепляла христианская жизнь. Приходили они в эти собрания — и там оставались. Потому, что что-то нравилось этим людям в том, как устроено христианское собрание, христианское Богослужение, христианские нравы, и всё больше людей — они были успешными объектами этой миссии. И это и была наиболее эффективная в то время миссия христианина.

А.Пичугин:

— Но, наверное, были и откаты — то есть, путь обратно. Скажем, ну… митроизм — это достаточно позднее явление, IV век…

К.Мацан:

— Нет, слово «откаты» — с другим ассоциативным рядом сейчас…

О.Алексей:

— Нет-нет, митроизм — это, как раз, то же самое время, как раз, вот, время раннехристианское. Митроисты и христиане были конкурентами… очень такими… последовательными.

А.Пичугин:

— Мне казалось, что это было в более поздний период… там… уже конец III — начало IV века, нет?

О.Алексей:

— Ну… и христианство было в это время тоже.

А.Пичугин:

— Ну… да, да….

К.Мацан:

— А, вот, смотрите… мы часто слышим, что человек… вот… например, попадает… вот, на таком «рынке услуг», в христианскую общину, и что-то его там оставляет. И, конечно, в самом высоком смысле слова, мы понимаем, что это — благодать Божия его там оставляет, Бог касается сердца.

Но, сказав это, мы не сказали всего. Мы высказали тоже некую, очень большую, мысль… а как это проявляется на практике? Вот, хочется посмотреть, а что, конкретно, такого привлекательного было… в хорошем смысле слова, привлекательного… в этих общинах христианских — и Вы уже начали об этом говорить, а я предлагаю продолжить этот разговор — что человек там оставался? Ведь, благодать Божия не действует… не действует без человека, которых… которые нас окружают. Значит, какая-то была, вот именно… ещё социальное измерение… может быть, вторичное, по отношению к этому высокому смыслу, но тоже существенное для человека, который живёт на земле, в теле, видит людей, и что-то для себя ищет.

О.Алексей:

— Конечно, благодать — она требует какого-то… является источником какого-то обращения ( «conversion» — такое слово есть )… значит… и долгое время считалось, что в христианство лишь «обращаются», «обращались». Дескать, вот, к синагоге — присоединялись ( из-за своего рождения в семействе иудейском ), а вот к Церкви они… именно люди были обращены, благодаря… чему? Ну, вот, проповедь — люди выступали на рынках, и так далее… но, конечно же, в истории всё было немножко… и более прозаично, и более… так вот… немножко… может быть… банально, но для меня, на самом деле, гораздо более всё было… героическим образом обстояло.

А именно — действовала благодать в социальных каналах, скажем так. То есть, во главе общины были люди, которые вызывали почтение и уважение. О самом собрании… было такое устройство всего, что люди получали максимальное удовольствие от того, что они там, понимаете, видели и слышали.

Поясню, что я имею в виду. Вот, допустим, сейчас мы знаем, что такое Богослужение — там, где люди поют, есть гимны, они читают тексты, бывает проповедь и так далее. И так устроена сейчас жизнь богослужебная почти, наверное, у всех конфессий. Все конфессии так сейчас себя — и христианские, и нехристианские — так себя, понимаете, и ведут.

Но раньше так не было! Раньше в античном полисе религия — это было что? Это когда был праздник общегородской, собирались люди, выходили за город, или собирались около храма — и там резали животных. Это и была религия! Этих животных потом если, устраивался общегородской пир, процессии — ну, там, конечно же, были и гимны, и так далее. Но человеку было чего-то — мало, не хватало.

А.Пичугин:

— А христианская община предлагала новую форму?

О.Алексей:

— Сначала появилась Синагога. Синагога была — место, где люди увидели настоящий клуб философов. Потому, что там не было никакой кровищи, там не пахло палёным… не знаю… салом… там… или шерстью, там были разговоры о текстах, там было комментирование, там была проповедь, там звучали гимны, псалмы пелись, и там всё было очень красиво. Но была очень большая проблема: всё-таки, быть участником синагогальной жизни — это было не очень просто. Можно было быть причастным к Синагоге, и многие были люди именно причастные — такой был класс «боящиеся Бога». Они были язычники, они были необрезанные, но они вот посещали регулярно синагогу.

И вот, христианская эклесия — было ещё более успешным и… таким… логически развитым явлением этого рода. Там не было границ ни для кого, чтобы оказаться полноправным участником этого собрания. И, при этом, сохранялись все те плюсы, которые были в синагоге уже, а именно — текстоцентричность, Библия, толкования, гимны, псалмы. Ну, я бы сказал ещё один момент — было то, чего не хватает людям в их религиозной жизни, а именно — эмоциональная напряжённость.

Дело в том, что христианство было религией гонимой. И, когда я сказал про гонимость христианства, сразу возникают такие стереотипы, что, вот, приходили регулярно римские легионеры — местная какая-то полиция, всех арестовывала, и всех уничтожала, всех убивала.

Так не было, дорогие друзья. Гонения были спорадические, они были нерегулярные, и, вообще-то говоря, в основном, была жизнь спокойная. Но: то, что гонения — они были, и они могут повториться, и мы знаем тех, кто знает тех, кто погиб, ради Христа — это всё наполняло жизнь очень… таким… сильным эмоциональным фоном, который, опять же, нужен для религиозной общины…

А.Пичугин:

— Серьёзное замечание! Потому, что многие люди представляют себе раннехристианскую общину примерно так: под покровом ночи куда-то в пещеру крадутся, там зажигают свечи, изображают что-то на стенах — отсюда и ранние катакомбные изображения, и термин «катакомбы». И, вот, люди ожидают, что сейчас ворвутся легионеры, схватят их всех — и тут же убьют.

О.Алексей:

— Ну… так не было, конечно.

А.Пичугин:

— Так — не было.

О.Алексей:

— Да. Мы знаем даже целых авторов, которые оставили много после себя, и нет ни одного указания на какие-то гонения.

Я, вот, сейчас, например, изучаю памятник… такой… «псевдоклементины», который появился во II-III веках Новой эры. Это памятник — очень большой, там есть 20 книг, и там нет ни слова про гонения. То есть, как будто люди жили в это время в каком-то регионе, и гонение не было элементом их какого-то опыта.

Но, при всём при этом, мы знаем, что гонения были — там… при Деции, при Траяне, при Нероне… и, конечно же, апостолы многие были убиты, казнены. Это была — постоянная реальность. А почему это была реальность постоянная — я тоже об этом пишу в книге.

Дело в том, что эклесия подстраивалась под коллегии. Коллегии — можно было быть. Эклесия хотела показать, что она тоже — одна из коллегий, и, поэтому, она тоже имеет право на собрания. Но там был такой пункт в законе, что коллегии должны были быть одобрены сенатом, чтобы они существовали, иначе они — коллегии illicita ( недозволенные ).

К.Мацан:

— А коллегии — это просто… вот… сообщества людей…

О.Алексей:

— Сообщества, да… язычников…

К.Мацан:

— … которые под какой-то вывеской собираются для своих целей каких-то?

О.Алексей:

— … землячества, жители одного района, какой-то элемент профсоюза…

Но — в чём была проблема? В том, что, при необходимости, при каком-то обострении взаимоотношений, закон начинал действовать — хотя, он обычно не работал. Римской власти было всё равно, наплевать — извините меня — на то, что закон нарушался, но иногда — закон начинал работать. Тогда — коллегии распускались, и христиан некоторых… вот… казнили.

И, вообще, римская власть — она была довольно просвещённая и… такая… цивилизованная. Не в интересах этой власти было то, чтобы вырезались целые… понимаете… города, микрорайоны, социальные классы, и так далее. Всё-таки, целью этой власти было ( как и любой власти ) — поддержка стабильности в обществе. Иногда, во имя этой стабильности, нужно было устроить гонения.

Например, какой-то город, в котором — неурожай, или мор начинается, какая-то эпидемия. Кто в этом виноват? Да: «Боги прогневались на нас!» За что? «А в нашем городе есть те, кто богов гневает, кто их оскорбляет, кто их отрицает — это наши местные атеисты». Атеисты были двух классов — это была синагога, и это были — христиане. Но синагога, как выразился один историк — это были… такие… лицензированные атеисты, им можно было быть. А вот христиане — люди новые, люди, которые… странные, которые непонятно чем занимаются, и вот — они являются виновниками всего того, что с нами происходит — мор, наводнение, какие-то другие напасти. Чтобы мир с богами был восстановлен, нам нужно покарать злодеев — гонения начинаются. Вот, так обычно всё и обстояло.

К.Мацан:

— Вот, мы говорим о структурах жизни античного полиса, но невозможно здесь не спросить об этой христианской общине — какова здесь для Вас, для исследователя, в чём важность, если она есть, темы Евхаристии, Литургии? Эта тема, конечно, особенная совершенно — это тема для историков Богослужения, но насколько вот в это сопоставление жизни христианской общины ( эклесии ) и античного полиса вписывается то, что, всё-таки, это была община ( эклесия ), собранная вокруг того, что мы сейчас называем Таинством Евхаристии?

О.Алексей:

— Ну… трапеза играла центральную роль в жизни синагоги, и эклесии, и коллегии. Люди собирались с тем, чтобы, помимо прочего — молиться, слушать песнопения, петь гимны — ещё и есть. И, в этом отношении, эклесия долго эту практику поддерживала. Собирались, чтобы есть.

В конце рабочего дня, люди уставшие, собравшиеся вместе — в определённое время, в определённом месте — они ели.

А.Пичугин:

— А частота известна таких собраний?

О.Алексей:

— Частота? Ну… раз в неделю — день солнца, и чаще. Реже — такого быть не могло. Это был либо день первый — воскресный, и — чаще, по случаю каких-то… не знаю… ну, возникает же целый календарь — дни памяти мучеников, другие церковные праздники появляются…

А.Пичугин:

— Таким образом, формируются, как раз, привычные нам церковные праздники и календарь.

О.Алексей:

— … и календарь, да. Но… Евхаристия была частью трапезы. Сакральная часть, когда нечто, не касающееся только уж нашего желудка, вступало в дело — такая вот, какая-то возвышенная вещь. И занимались этим, опять же… я повторюсь, я пишу много об этом… трапеза была одним из важнейших элементов, вообще, вот… какого-то мировоззрения бытовой жизни античного мира. Есть целые трактаты, посвящённые именно тому, как правильно устраивать застолья — философские, товарищеские, застолья с какими-то своими знакомыми. Была целая наука, как правильно организовывать трапезу. И, конечно же, есть набор типичных ошибок, как можно было неправильно эту трапезу организовывать.

Говоря кратко, и отсылая любопытствующих к моей работе, скажу, что, перебирая многие варианты, перебирая все варианты, скажем так, возможные, устраивая трапезу обильную, или скромную, либо… ну… на разном делали акцент. Со временем, Церковь к такому пришла выводу, примерно знакомому сейчас нам. Вот, сейчас мы живём в выводе, который был сделан, примерно, в III-II Христианской эры, а именно: в Церковь собираются, чтобы есть ритуальную пищу. Вот, это и есть Евхаристия. А всё остальное надо делать во внебогослужебное время, а лучше, вообще — по домам. Потому, что — как сделать правильно, чтобы никого это не ранило, как правильно организовать трапезу, чтобы всё было по-Христову, по-христиански — это была очень сложная наука.

Ну, вот, например, скажу вам я. Есть два варианта. Первый вариант — делаем трапезу богатую. Где искать средства? Другой вариант — другая проблема. Люди приносят с собой свои яства. Богатые принесут много, бедные принесут мало — устраиваем застолье. Как делить? И вот, апостол Павел описывает в послании к коринфянам то, что и как там было устроено в Коринфе. И всё было устроено ужасным образом, а именно: был, видимо, ряд комнат, в одной комнате были богатые — у них был свой стол, там — много всего, а в другой комнате были бедные — и там был свой стол…

А.Пичугин:

— И всё это — Евхаристия…

О.Алексей:

— … и это называлось всё — Евхаристия! И Павел пишет… значит… нам знакомы выражения: «Разве нет у вас домов, чтобы там есть?» — или ещё: «Ядущий и пьющий вот так вот, таким образом, Причащается в осуждение себе…»

Вот, это не к тому, что мы плохо вычитали каноны — эти слова, они не к нам отношение имеют, а к тем, кто устраивает Евхаристию таким образом! Как будто бы Евхаристия распадается на ряд отдельных каких-то… вот таких вот… фракций — по уровню благосостояния участников этих застолий. И Павел это осуждает.

А.Пичугин:

— Но можно такое представить и в современном мире… ну… такого нет, но представить, как если бы такое было — вполне возможно.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

— Мы напомним, что священник Алексей Волчков, преподаватель Санкт-Петербуржской Духовной Академии, кандидат теологии — здесь, у нас в гостях. Мы говорим о раннехристианских общинах.

Отец Алексей, а правильно ли я понимаю, что понятие Евхаристии, как чего-то единого, в то время — оно, во-первых, отсутствовало, а, во-вторых, вот… если мы знаем о том, что установление Евхаристии произошло на Тайной Вечери, что это — преломление хлебов… «… сие есть Тело Мое… сия есть Кровь Моя…»… правильно ли я понимаю, что, в данном случае, причастием Евхаристии считалось употребление в пищу всего, что было на столе тогда, а не только Крови, под видом вина, и Тела, под видом хлеба?

О.Алексей:

— Ну, во-первых, конечно же Крещение и Евхаристия являются базовыми Таинствами всего христианского движения. Все, кого мы знаем, кто себя считает христианами… называл христианами, у них у всех было Крещение… бывает, бывало Крещений много, но точно оно было ( много в жизни, имеется в виду, у одного человека ), и всегда была Трапеза. Вот. Поэтому, это есть… такое… наиболее «фирменное» свойство всего христианского движения.

Что касается того, что же считалось Евхаристией именно, то я бы сказал, что — нет, выделялась какая-то часть в этом застолье. Это было либо начало, либо конец, когда священник… ну… или глава этой Трапезы, председатель… или — предлежатель, раньше ведь, вообще, это можно было устраивать и возлежа…

А.Пичугин:

— Традиция античная.

О.Алексей:

— … да… кто благословлял с молитвой хлеб и вино. И, вот, участники застолья ели от этого Хлеба и пили от этой Чаши, и в этом был смысл уже, скорее, изначально сакральный и религиозный, в этом проявлялись какие-то важные элементы упования, богословия, мировоззрения этой самой общины.

Поэтому, всегда Евхаристия была Евхаристией, которая, впрочем, была иногда окружена чем-то ещё другим: кулинарным, и так далее.

Такой, очень маленький, пример… впрочем, связанный не с христианами, а с учениками Сераписа, почитателями Сераписа. Пишет Тертуллиан о них, что когда поклонники Сераписа устраивают застолье, поднимается дым, который вызывает беспокойство у пожарной команды. То есть, такие были богатые застолья в то время.

Ну, впрочем, на то, что застолья богатые и у христиан, есть тоже упрёки у античных писателей. Дескать, вы роскошествуете, тратите все свои деньги на то, чтобы устраивать это самое дело. Но, с другой стороны, а что ещё могло быть элементом умиротворяющим, утешающим, исцеляющим в то время непростое для какого-то приезжего… там… или какого-то работяги, как не участие в трапезе с тем, кого ты видишь в обычной жизни… вот… издалека — там, где-нибудь на форуме… там… где-нибудь… какого-то представителя знати, возможно? Но вот в этом обществе, за трапезой, ты, как будто бы, обретаешь новую жизнь — христианскую жизнь. Ты оказываешься братом или сестрой того, кому ты, вообще-то, братом или сестрой не являешься, и, в этом отношении, может быть, не роскошное, но сытное застолье было и элементом духовной жизни христианина, и элементом, вполне себе уместным и рациональным, разумным.

К.Мацан:

— Раз уж мы заговорили об этой волнующей теме — богатства и бедности… а как строилась экономическая жизнь раннехристианской общины?

Вот, мы знаем — ну, мы… я имею в виду — те, кто время от времени читает Священное Писание, или… как-то… так или иначе, слышит то, что говорят в храме, и как-то в этом дискурсе присутствует — историю про Ананию и Сапфиру, которые удержали часть денег, не пожертвовали Церкви, были обличены апостолом Петром, и — умерли, упали замертво за такой грех.

И возникает вопрос у современного человека, что как-то странно… община, вроде, любовь… вроде, все — за милость и кротость, и вот — человек… вот так вот… с ним так… кто-то… какие-то высшие силы расправились…

Как жила община экономически?

О.Алексей:

— Да… конечно же, картина эта… такая… довольно мрачноватая. Я сам всегда комментирую её с некоторым трудом.

Ну… как надо понимать этот эпизод? Значит, так… что это был первый… первая эпоха, первое десятилетие существования общины в Иерусалиме, когда люди просто практиковали такой обычай. А именно: входя в общину, продавай всё, скидывайся и вноси в общий фонд.

А.Пичугин:

— Всё?

О.Алексей:

— Да, всё своё имущество. И, в принципе… вот, мы думаем, что это — путь к нищете, да? На самом деле, это — путь к стабильному существованию. При наличии грамотного распорядителя, когда у всех будет… может быть, немножко, но всегда. И, в этом отношении, ничего какого-то…

К.Мацан:

— Немножко коммунизм такой…

О.Алексей:

— Так это и называется «первобытный коммунизм Иерусалимской общины»! Который, конечно же, не сработал, как мы знаем, опять же, из книги «Деяния» и из посланий апостола Павла. И — почему не сработал? Потому, что мы находим информацию, что Павел постоянно занимался поисками средств — он собирал деньги со своих общин, и отсылал в Иерусалим. Потому, что, видимо, община — нуждалась. И, вот это вот… опять же… это, видите, такой — эксперимент: «А, давайте, сделаем — так… А что будет, если мы сделаем — так?» Община сначала, вот, именно в Иерусалиме, практиковала такой образ экономического существования. Входящий в общину, предоставлял своё имущество — напрямую или косвенно — в распоряжение этой общины.

Другой пример — апостол Павел. У него другая была модель. Он практиковал иногда иное. А именно: приходит в город, ищет, так называемое, «домовладение»… что такое «домовладение», нам, опять же, не понятно, и требуется пояснение. Это — огромное хозяйство, насчитывающее…

А.Пичугин:

— Усадьба.

О.Алексей:

— … она была городская иногда, а бывала — и настоящая усадьба. Это был большой дом, там можно было собираться. Там была большая семья, там были работники, там были рабы этого хозяина. И вот — хозяин обращался в христианскую веру.

У него было образование, у него была компетенция, у него было свободное время, у него был навык управления огромным каким-то… таким, вот… организмом хозяйства. Он показал себя уже успешным человеком. И что, если сделать его главой общины, а фонды его домовладения будут и фондами этой общины? И тогда община имеет другую финансовую модель, а именно: собираются люди, оказываются посетителями его дома, в его доме устраиваются эти самые трапезы, там ночуют, живут миссионеры, апостолы, какие-то эмиссары… то есть, вот — появляется, так называемая, «домашняя церковь».

В дальнейшем, эта домашняя церковь превращается в церковный дом. Проходят какие-то десятилетия… значит… меняется уже и состав общины — она, возможно, увеличивается, возможно, она выкупает, либо сам завещает какой-то глава домовладения Церкви своё это вот поместье. Иная возникает модель, да? Когда община сама уже обеспечивает себе существование. И тут — тоже есть разные практики. Невозможно найти какого-то одного «правильного», «раннехристианского» решения проблемы финансовой. Всегда были и вызовы, и удачи, и неудачи.

Ну, например. В коллегиях была практика очень жёсткая — вносить ежемесячные взносы. В эклесии такого не было. Не было. Мы не знаем ни одного правила, что из-за отсутствия того, что какой-то член внёс бы какой-то взнос регулярный, ежемесячный, его бы лишали общения. Его лишали общения за трапезой за грехи этические — за прелюбодеяние, идолослужение, другие… воровство. Но не за отсутствие ежемесячного взноса. Поэтому, взносы были, но были… скажем так… добровольными.

А.Пичугин:

— А могли лишить общения на трапезе, да? И Причастия… ну, того, что было…

О.Алексей:

— Вы знаете, когда мы понимаем фактуру — то есть, люди собираются годами вместе, и трапезничают вместе… и потом — тебя не пускают сюда, а там — твои товарищи-друзья — понимаешь драму того, что мы называем экскоммуникацией.

В наше время — ну… лишили и лишили какого-нибудь шоу-мена или политика. А что в его жизни изменилось? Но в те времена — это была драма настоящая. Человек лишался вот этого… какого-то… своего круга общения, он не мог есть… это похоже на то, что, допустим, мы собираемся дома — друзья, или родственники — и кому-то говорят: «Выйди из-за стола, — взрослому человеку, — Ты не будешь с нами есть!» Это, конечно же… ну… это и оскорбление, и боль, и драма. Но человек понимал, за что с ним это произошло. Поэтому, всё было честно.

А.Пичугин:

— Интересно… Потому, что… таким образом, мы несколько по-другому можем взглянуть на дисциплинарные вещи, которые практикуются в нашей Церкви сегодня.

К.Мацан:

— Да.

А.Пичугин:

— Когда сформировался привычный нам вид общины? Не обязательно с храмом и с куполами, конечно же, а… иерархически…

О.Алексей:

— После падения советского режима. В наше время — после падения СССР, советского режима, 1000-летия христианства на Руси возникает современный тип — опять же, меняющийся, меняющийся постоянно — тип знакомой нам христианской общины.

А.Пичугин:

— А когда… хорошо… нет, всё-таки, серьёзно: когда у нас начинают появляться… не у нас, вернее… когда христианская община приходит к более-менее привычному нам виду Богослужения? Я не говорю про Литургию Иоанна Златоустого или Василия Великого — понятно, что это — совсем поздняя история… но, вот, если взять, например, «Толковый типикон» Скабаллановича, то он пишет о трансформации из синагогального Богослужения, иудейского Богослужения… а, нет — не синагогального, синагогального не было — Храмового Богослужения в Богослужение Христианское. То есть, христиане, которые продолжали ходить в Храм, заимствовали какие-то вещи из чтения псалмов, пения гимнов, и — перенесли, и на этой почве сформировалось то, что нам… ну… наверное, привычнее всего, как Всенощное Бдение современное…

О.Алексей:

— Ну… конечно же, влияние было больше со стороны Синагоги. В Храме, как раз, всех резали — там мало было влияния, и Храм быстро разрушился…

А.Пичугин:

— Ну, да…

О.Алексей:

— Вот… поэтому, мало было времени для заимствования опыта у Церкви. А синагогальное Богослужение, и обряды благословения Хлеба и Чаши — это, правда, были семейные, такие, обряды, но они повлияли на формирование чина — именно чина поздней… то, что мы называем Литургия, или Евхаристия. Но знакомые нам чины суточного круга — это, конечно же, изобретение… даже не то, что раннее, а, скорее, среднее или позднее, византийского времени. И — что тоже не странно, и не удивительно! Конечно же, всё меняется в истории, всё — развивается.

А.Пичугин:

— Ну, хорошо! Давайте, я тогда упрощу максимально свой интерес. Епископ, священник, диакон — уже не едят и не собираются, а приходят для того, чтобы, после определённого чина, трансформировавшегося довольно быстро в Литургию, в Евхаристическое чинопоследование, Причаститься — и разойтись.

О.Алексей:

— Ну, наверное, III век — это, как раз, время, когда формируется то, что нас не шокировало бы, окажись мы, благодаря «машине времени» в те времена в церковном собрании. Там были бы, привычные нам уже, скамейки — хотя, какие привычные? Непривычные, но скамейки, наверное, уже были. Была ориентация на Алтарь, была знакомая базиликальная форма ( базилики, как тип церковного сооружения, усваивались Церковью очень быстро ), был Алтарь, была возвышенность, где был Престол. За Престолом, на ступеньках — а ступеньки были очень… они были выше, чем уровень, где сидели люди, и поэтому все видели сидящих на ступеньках ( это, так называемое, наше Горнее место )… на Горнем месте, за Престолом, восседал епископ, который — говорил. Вот, он говорил, проповедовал, сидя на ступеньках за Горним местом.

Ну… это уже, опять же… ну… даже, вот… рубеж III-IV веков Новой эры. Потому, что у христиан была проблема со зданиями. Здание — капитальная постройка, оно требует капитальных вложений. Какой смысл этим заниматься, когда есть риск, что однажды ты всего этого лишишься? Поэтому, долгое время, из-за… опять же… такого… репрессивного законодательства, по отношению к Церкви, христиане избегали создания своих сооружений и собирались по домам — такие были мобильные, легко переносимые, перевозимые с места на место, церковные «точки» для собраний.

А.Пичугин:

— Спасибо.

К.Мацан:

— Спасибо огромное за эту беседу!

Хотел я, на самом деле, Вам ещё один вопрос задать, но у нас — нет времени. Может быть, даже это и хорошо, и промыслительно. Потому, что вопрос мой был такой: о чём… скажем так… в жизни современной церковной общины… даже не о жизни общины, а о жизни себя о общине, о своём месте в общине церковной, о том, зачем я принадлежу тому или иному приходу, хожу в тот или иной храм, может задуматься человек, который нашу сегодняшнюю беседу послушал, и Вашу книгу может прочитать…

Но, вот… промыслительно, что у нас нет на этот вопрос уже времени. Потому, что — пускай, наверное, каждый, кто беседу прослушал, и книгу прочитает, этот вопрос поставит себе самому, и найдёт свой ответ. А мы не будем… скажем так… подсказывать. Потому, что у нас… даже у каждого из нас троих, наверняка, ответ будет свой, индивидуальный, и это — правильно.

Спасибо огромное!

Священник Алексей Волчков, клирик Феодоровского собора Санкт-Петербурга, преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии, кандидат теологии сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

В студии были: мой коллега Алексей Пичугин, и я, Константин Мацан.

До свидания!

А.Пичугин:

— И ищите книжку отца Алексия «Раннехристианская община в античном полисе». Она — очень интересная!

Спасибо, отец Алексей!

О.Алексей:

— Спасибо, дорогие друзья! Всего доброго!