«Путь к священству». Священник Святослав Шевченко - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Путь к священству». Священник Святослав Шевченко

* Поделиться
Священник Святослав Шевченко. Фото: http://blaginform.ru/

У нас в гостях был председатель комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Благовещенской епархии, видеоблогер, участник содружества священников-видеоблогеров священник Святослав Шевченко.

Отец Святослав рассказал о своем пути к вере и священству. Также разговор шел об исповеди: как подойти к этому таинству, чтобы не было формального перечисления грехов, но раскаяние перед Богом.


Ведущая: Кира Лаврентьева

К. Лаврентьева

— Добрый вечер, уважаемые радиослушатели! «Светлый вечер» на радио «Вера» приветствует Вас. Меня зовут Кира Лаврентьева, и у нас в гостях сегодня священник Святослав Шевченко, председатель Комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Благовещенской епархии, священник, видеоблогер, участник содружества священников-видеоблогеров. Наши гости — это люди, которые избрали путь служения у престола. И почему совершается этот выбор, и чем руководствуется человек, посвящая себя пастырскому служению, — об этом сегодня хотелось бы поговорить в ближайшем часе. Отец Святослав, священник-видеоблогер, в прошлом Вы — журналист... Получается, удалось совместить каким-то образом?

Священник С. Шевченко

— Ну, я думаю, что как журналистов «прошлых» не бывает, в прошлом, поэтому мои какие-то навыки пригодились и в Церкви. Ну вот, в частности, я начинал как... Ну, во-первых, сайтом занимался, информационно была еще при владыке Гаврииле Стеблюченко, который возглавлял Благовещенскую епархию... Возглавлял я информационный отдел, даже «Информационное агентство «Благовещение» оно называлось. Там, газетой занимался, сайтом и так далее. То есть изначально было такое как бы продолжение информационной стези. Ну, и параллельно блог вел в «Живом журнале». Ну, то есть у меня вообще как бы проблема в каком плане? Ну, не знаю, можно ли это назвать проблемой. Я, в общем, со школьной скамьи был выскочкой всегда. И вот что мне нравилось, несмотря на то, что я был как бы, ну, может быть, не самый примерный ученик, но, тем не менее, я безумно любил сочинения. Хотя среди моих одноклассников, тем более, мальчиков, такая любовь была, скажем так, ну как бы не распространенной. Ну, и в этом... Я как-то сейчас анализирую прошедшую жизнь и понимаю, что в этом плане Господь дал именно мне этот талант — талант, умение излагать свои мысли письменно. То есть, ну, вот, скажем так...

К. Лаврентьева

— И устно.

Священник С. Шевченко

— Ну, устно, скажем, я не считаю себя каким-то красноречивым, и так далее. Но, на мой взгляд, мне больше удается письменное вот это дело. То есть письменно у меня получается более комфортно излагать свои мысли, потому что я где-то могу подкорректировать и так далее. Ну, может быть, какой-то такой перфекционизм, потому что слово — не воробей, ничего с ним не сделаешь. А здесь вот так. Поэтому когда... Ну, во-первых, меня владыка Гавриил, предшественник нынешнего архиерея, — по сути, он меня пригласил из журналистики, поскольку я занимался в газете... Это был такой ежемесячник, «Самовар» называлась газета. Она по всей Амурской области распространялась, и я там работал. И вот возникла такая идея... А мне поручили религиозную, скажем так, составляющую — освещать какие-то вещи. А у нас самое распространенное мероприятие — это православное, разные крестные ходы и так далее. Потом поступило предложение от епархии делать такой вкладыш православный, потому что епархиальную газету они не могли тянуть финансово, а вкладыш как-то получался... Ну, в общем, меня назначили, скажем, ответственным за выпуск этого вкладыша, и я начал встречаться со священникам, брать комментарии, интервью и так далее, и постепенно, потихонечку... Ну, как бы по поводу веры — когда она началась, я думаю, это было с детских лет, потому что я помню, что... Ну вот как-то у меня был такой случай — сбежал я из детского сада... Ну, мимо моего дома — то ли на экскурсию нас возили, то ли куда... И мимо моего дома. Я, в общем, решил сигануть. Дома, естественно, никого не было. И вот, я помню, мне лет пять, наверное, было. Мы свою первую молитву... Откуда я знал, да? Там, «Боженька»... В общем, Боженька мне вызвал маму в течение короткого времени, хотя она была на работе — она у меня в детском саду работала. Ну вот как-то сердце кольнуло материнское, и она, в общем, свои планы поменяли и приехала. И для меня вот такой первый опыт — такой. То есть я вообще хочу сказать, что я не помню времени, когда я был бы неверующим. У меня был момент, когда я с Богом начинал торговаться, знаете... Я не помню, сколько мне было — лет 11-12, но это еще в советский период, если я не ошибаюсь. Как раз вот это наступление такого межвременья — перестроечный, «дыхание перестройки» и так далее. И помните, как в магазинах в то время «выкинули», как это называли раньше, колбасный сыр, а это был деликатес — ну, вот в нашем городе, в провинции.

К. Лаврентьева

— И все накинулись на него?

Священник С. Шевченко

— И все в очередь. Меня послали в очередь. И я, в общем, Богу сказал: «Господи, если мне не достанется...»... А передо мной, я вижу, в коробке осталось всего несколько... А людей еще несколько. И я как бы Богу такую, скажем, ну, дерзость допустил — что если мне не достанется, я как бы... мне врезалось это в память...

К. Лаврентьева

— «Не буду верующим»?

Священник С. Шевченко

— «...я не буду в Тебя верить». И, знаете... Догадайтесь — досталось?

К. Лаврентьева

— Досталось! (Смеется.)

Священник С. Шевченко

— Нет! (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Нет? (Смеется.)

Священник С. Шевченко

— Сейчас смешно, когда... Но вот с этого периода началось мое какое-то, ну, знаете, хулиганское, о котором не хочется вспоминать...

К. Лаврентьева

— То есть колбасный сыр сыграл роковую роль?

Священник С. Шевченко

— Ну, это, знаете как — выбери... Как бы Иисуса ради хлеба... Ну, то есть променял Его на...

К. Лаврентьева

— Ну, такая, да, довольно подростковая манипуляция...

Священник С. Шевченко

— Ну, это была глупость детская, да. И на самом деле это же не молитва была, а какой-то такой вызов Небу, что ли...

К. Лаврентьева

— Торг.

Священник С. Шевченко

— И... Ну, вот я сейчас, оглядываясь в прошлое, понимаю, что вот на этот период, на какой-то период Божья благодать от меня как бы отступила. И у меня начались знакомства нехорошие, и так далее, и тому подобное. И потом как бы я вернулся...

К. Лаврентьева

— Через сколько лет?

Священник С. Шевченко

— Ну, немного прошло, в принципе — там, года три-четыре. Я все еще был подростком. И, помню, я у себя в комнате закрылся. И тоже такая дерзость была, но дерзость в положительную сторону. Я Богу сказал... Ну, у меня были, конечно, сомнения, но вот я почему-то всегда чувствовал, что что-то высшее есть. В своей жизни это видел. Я, в общем, Богу сказал: «Господи, если Ты есть на самом деле, покажи мне какое-нибудь чудо». Вот. И я сидел в этой комнате своей. Как Вы думаете, чудо было?

К. Лаврентьева

— Нет.

Священник С. Шевченко

— Вы знаете, в том понятии, которое многие люди вкладывают: чудо — когда гром и молнии, небо спустилось, там, облака, сияние и так далее, — конечно, этого не было. Но в этот момент я почувствовал, что кто-то прикоснулся к моему сердцу. Знаете, когда вот бывает — верующие называют это «состояние умиления», когда слезы наворачиваются на глаза...

К. Лаврентьева

— Благодать.

Священник С. Шевченко

— ...и когда сердце как будто вот тает. И вот сквозь это я услышал слово — оно как будто сквозняком, как эхом каким-то, донеслось до сознания, слово «человеколюбец». Я тогда церковные тексты не читал, я этого слова... В принципе, понятное, можно перевести, но мне было понятно, что оно из какого-то древнего старославянского языка. И как бы вот «человеколюбец», и вот как бы эхом так. Ну, я тогда не понял, что произошло, но это, однозначно, было вот то самое прикосновение, как Писание говорит, — что «Бог приходит в тихом веянии ветра». То есть Он не приходит в громе, молнии и так далее...

К. Лаврентьева

— Ни в громах, ни в молниях...

Священник С. Шевченко

— ...из Ветхого Завета, да. А он приходит вот тихо, как Борис Гребенщиков поет в одной из своих песен, что «Господь ходит кошкой по траве», да, по душе. Ну, то есть, так неслышно, но, тем не менее, так как-то умилительно. И вот, в принципе, наверное, с того момента была первая встреча моя с Богом.

К. Лаврентьева

— Вас это изменило?

Священник С. Шевченко

— (Смеется.) Я бы не сказал. Но, в любом случае, я начал молиться — там, худо-бедно, конечно, не как правило, да? Самое интересное, что первые молитвы свои я черпал из брошюрок сектантов, которые подкидывали в ящики. Ну, молитва есть молитва. Я начал что-то оттуда читать, потом мне попалось маленькое вот это Евангелие «Гедеоновых братьев», карманный формат, тоже да, вот? Ну, к сожалению, скажем так, от протестантов доставались какие-то такие сведения. И потихонечку, потихонечку я начал обретать веру — сходил в армию, отучился в техникуме, в армию сходил, там вера еще укрепилась.

К. Лаврентьева

— А можете рассказать об этом?

Священник С. Шевченко

— Потому что экстремальные вот какие-то ситуации, которые... В Сковородинском погранотряде служил, и были ситуации, когда, ну, скажем, было трудно. Ну, и я не хочу сказать, что там прямо супер-пупер дедовщина какая-то была... Ну, были, конечно — все-таки, мужской коллектив. И откуда-то — я не знаю, кто-то или потерял, или что, — я нашел алюминиевый крестик. А ничего такого не должно быть. И вот я его перепрятывал, и так далее, чтобы его не нашли. И в какие-то экстремальные ситуации, когда мне должно было «прилететь», как сегодня говорят, я вот в руках этот крестик сжимал, и как бы какая-то молитва была своими словами к Богу. И в такие моменты, что называется, «проносило мимо» — не случалось того, что неминуемо должно было произойти. И таких вот вещей была просто вот масса. Я понял, что Бог реально в моей жизни ведет. У меня тоже был такой инцидент — я не мог его никак объяснить, когда был маленький. Тоже в детстве я как-то сорвался, упал — ну, я не знаю, там, пять или шесть метров, — и спиной летел как бы на бетонное основание. То, что я должен был удариться, — как минимум, как максимум — может быть, позвоночник сломать. Но в тот момент — для меня это было просто шоком, знаете, — и вот эти вот картинки перед глазами пролетели ключевых каких-то событий из жизни, как говорят в кино... Я думаю, это для того, эта функция — для того, чтобы мы успели на последних вот этих парах какое-то слово раскаяния... ну, в чем-то раскаяться, хотя бы просто воздыхание какое-то — ну, мне так кажется. Ну тогда я, конечно, этого не понимал, и...

К. Лаврентьева

— А сколько Вам было лет?

Священник С. Шевченко

— Да не помню... Лет 9-10...

К. Лаврентьева

— То есть маленький еще?

Священник С. Шевченко

— Да. И в этот момент... Хотя я не был крещеный, самое что интересное. Но, тем не менее, я не был крещеным, но Господь знал, что я могу стать священником, — вполне возможно, что я был помилован в тот момент. Что произошло? Перед самым падением падение как бы замедлилось, или как будто кто-то подхватил, или что-то. То есть... И меня аккуратно так положили.

К. Лаврентьева

— Удивительно!

Священник С. Шевченко

— То есть я понимал, что я лечу, замедлилось все — восприятие и так далее, и я должен был, ну, как минимум, сильно удариться — там, синяки, ссадины и так далее. Ничего не было.

К. Лаврентьева

— Преподобный Серафим только с колокольни упал.

Священник С. Шевченко

— Ну, я бы не сравнивал...

К. Лаврентьева

— Безусловно, но все равно аналогия возникает в голове.

Священник С. Шевченко

— И для меня это было... Ну, я не мог это объяснить никак. То есть это нарушение законов природы. И интересно, что когда я этот случай рассказываю, люди начинают вспоминать свои какие-то случаи. У каждого человека, практически, у каждого...

К. Лаврентьева

— ...есть, да.

Священник С. Шевченко

— Кто-то тонул — кто-то его вытолкнул, кто-то еще что-то. То есть машина сбивала человека, а его как будто ничего... никаких последствий серьезных не было. То есть Господь действует в этом мире, и, несмотря на то, что я был в тот момент некрещеный, я думаю, что как бы существуют какие-т о такие «дежурные ангелы», которые присматривают. Ну есть же даже в Священном Писании, что у каждого города, у каждой страны есть ангел — ну вот как бы такой, который присматривает. Вполне возможно, что у каждого района, улицы — ну вот их же много, ангелов... Но это я так себе пытался... Тут, конечно, такая тонкая грань — не уйти бы в какую-нибудь ересь в этом отношении. Но вот такое случилось. И из таких вот моментов, по сути, складывалось мое осознанное принятие веры. По поводу того, какую веру принимать, — ну, вот тут понятно, что православие — она традиционная. Но у меня еще и были логические заключения. Вот в нашем городе Благовещенске было более 20 православных храмов и часовен — только 12 отдельно стоящих. Представляете, город...

К. Лаврентьева

— ...небольшой совсем.

Священник С. Шевченко

— Тогда, до революции было там, ну, я не знаю, тысяч 20, наверное. То есть я как-то считал — примерно на тысячу человек был храм. Не осталось практически ни одного. То есть все было взорвано, сожжено, если деревянные — сгорали, каменные — взрывали. Зачистили подчистую. И я начал анализировать. Думаю: ну вот если все это действительно правда, есть Бог, значит, есть и падшая единица, есть дьявол. И если идет вот эта как бы война — дьявол против Бога, то на что он ополчится в первую очередь? На то, что людей спасает. И поэтому я пришел к такому выводу: раз именно православные храмы... У нас в городе была и синагога, и мечеть, и католический костел, но вот, тем не менее, ополчение было, в основном, на православие. Ну вот такое ощущение, что...

К. Лаврентьева

— То есть у Вас прямо такая целая цепочка возникла?

Священник С. Шевченко

— Да.

К. Лаврентьева

— Вы выстроили, что есть Бог, есть «оппозиция»...

Священник С. Шевченко

— Да-да-да. Я начал рассуждать: если Бог есть, то православие — это та истинная вера, поскольку она более всех пострадала. Ну, потом я, естественно, познакомился с материалами о мучениках в революционные какие-то события... Сколько мучеников было... У меня сомнений уже тогда и не было. То есть я не мог понимать, как можно быть русским и буддизм принимать или какую-то экзотику. То есть православие — это вот не то, что даже... Нельзя, конечно, так относиться, как к какой-то этнической религии, нет. Но, тем не менее, для русской культуры она просто вшита в нашу идентификацию.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. У нас в гостях священник Святослав Шевченко, председатель Комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Благовещенской епархии, священник-видеоблогер. Отец Святослав, когда Вы уже стали православным, Вы начали ходить в храм, вести какую-то духовную жизнь, Вы помните, был ли у Вас какой-то конкретный внутренний переворот — вот что был неверующий, стал верующий, или был «захожанин» — стал прихожанин?

Священник С. Шевченко

— Ну вот каких-то сильных потрясений в моей жизни не было, потому что, ну, мы знаем, что зачастую люди приходят по двум основным причинам — либо жизненные...

К. Лаврентьева

— ...от радости или от горя.

Священник С. Шевченко

— Да. Либо это как-то постепенно. Вот у меня постепенный путь, но, тем не менее, у меня граница эта была. Эта граница — похороны моей бабушки. Ну, в храм-то я захаживал, но был «захожанином», скорее всего — там, свечку поставить и так далее. Один даже раз причастился. Ну, смотрю — люди заходят. Я ручки сложил... А я наблюдательный и быстро учусь — ручки, там, это... И меня как бы за своего приняли, скажем так. (Смеется.) Ну, я подошел, причастился — естественно, не готовился и вообще не помню... но, по-моему, крещеным-то я был на тот момент. И граница — где она пролегает? В общем, бабушка заболела, и вдруг из Иркутска приехали ее сестры — такие глубоко церковные тетушки, и вот они организовали встречу со священником. Я вот даже вспомню — когда я поехал за священником, мне сказали, куда ехать, и так далее... Ну, то есть, представьте... То есть сколько мне лет было? В общем, у меня под глазом фингал, у меня очки — ну, просто для того, чтобы было понятно, какая у меня, скажем так, была жизнь и из чего Господь меня вытащил. И меня даже священник, когда я подошел к нему, он, такой: «А почему Вы в очках?». Ну, я в храм зашел в солнцезащитных очках — ну, понятно, скрывая. Он: «Снимите», таким тоном: «Снимите». Я снял, он говорит: «А, понятно. Надевай». (Смеется.) И действительно, это было «до» и «после». Священник этот, во-первых, бабушку крестил перед смертью, вот буквально за несколько дней, причастил, исповедовал, причастил. И вот через несколько дней она умерла, и он же отпевал. И мне было с чем сравнить, потому что у меня был опыт нахождения на так называемых гражданских панихидах. Ну вот когда я журналистом был, кто-то умирал из «старой гвардии» даже этих «акул пера», и гражданская панихида — стоят люди с каменными лицами, тишина, жуть вот эта вот. И когда я побывал первый раз на отпевании своей бабушки, я понял, что это вот просто небо и земля. То есть это вот песни, молитвы, кадильный дым... Проводы — вот действительно это проводы. А тут вот просто какая-то безысходность. И для меня вот это тоже вот, еще один паззл сложился в картину моего мировоззрения. И я уже начал, скажем так, после этого воцерковляться — вот со смертью бабушки это было связано.

К. Лаврентьева

— А мысль о священстве когда пришла?

Священник С. Шевченко

— Интересно, Вы знаете, вспоминается случай... Когда я учился в техникуме, я закончил Благовещенский коммунально-строительный техникум. Вы о нем слышали по жуткой ситуации — там, помните, в Благовещенске парень стрелял? И я вот как раз этот техникум закончил. И когда я учился, я взял на китайском рынке (у нас Китай рядом, через речку, рынок большой)... купил крестик такой большой и на цепи носил его поверх одежды — ну, как, знаете, больше как украшение...

К. Лаврентьева

— Дань моде какой-то...

Священник С. Шевченко

— Ну даже не то, что это была какая-то дань моде... Я был верующим, но таким, сомнительным. И, в общем, меня стали называть «Поп». (Смеется.) Ну вот интересный такой момент. Потом этот крестик куда-то просто испарился — в один момент я его не нашел. Ну, видимо, это действительно... Причем, я вспоминаю — китайцы же из крестов что только ни делают. Я видел крестики-ножики откидные, а это был крест-свистулька. Представляете, там?.. Ну, естественно, я не свистел в него, но, тем не менее, я его носил. И вот называли таким образом. И я думаю, что как бы путь к священству... Когда вот становишься прихожанином, наверное, каждый мужчина на себя эту роль примеряет: «А вот было бы неплохо»... Ну, естественно, такие мысли были, но такого прямо, чтобы «вот, я стану священником» и так далее, каких-то мечтаний на эту тему не было. Это все произошло как-то как само собой разумеющееся, когда меня секретарь епархии вызвал и сказал — причем, в таком тоне добровольно-принудительном: «Ну все, пишите прошение». Я говорю: «Какое прошение?». То есть со мной не поговорили, не объяснили мне ничего. «Пишите прошение на дьяконство». Я говорю: «Ну, вообще-то, мне надо как-то подумать». А он говорит: «Что там думать? Владыка Вас благословил». Вот.

К. Лаврентьева

— Ну вообще как к этому относиться? Это ведь довольно нестандартная ситуация. Сейчас уже так редко делают. (Смеется.)

Священник С. Шевченко

— Да, Вы знаете, у меня такие... как бы такая ситуация была, что в Благовещенскую епархию... Помните, я Вам говорил, что я был руководителем Информационного агентства «Благовещение»? Я же там надолго не задержался, в епархии, потому что у меня была проблема — я, в общем, скажу, что я... Я из бывших борцов с ИНН. Сейчас я, конечно, полностью... То есть Господь мне дал пережить, скажем, тот период болезненного алармизма — считал, что все... мир во зле лежит, и так далее.

К. Лаврентьева

— А, эсхатологические такие настроения, конец света? ИНН, паспорта...

Священник С. Шевченко

— Да-да-да. У меня даже... Ну, мы закидывали налоговую инспекцию переписками, юридическими какими-то этими... А потом, когда... Ну, я думаю, все-таки владыка говорил тогда, за меня молился, потому что... То есть я не считал, что это действительно та самая печать Антихриста, но вот... То есть как произошло? В общем, при приеме на работу бухгалтер попросила...

К. Лаврентьева

— Ну конечно, да.

Священник С. Шевченко

— А я ей предоставил бумагу, что... У меня прямо была от Благовещенской налоговой инспекции бумага, что этот человек может не иметь ИНН, имеет право. Она говорит: «Не-не-не, а как я отчеты буду сдавать?» и так далее. Ну, и, в общем, я помню, владыка Гавриил Стеблюченко зашел в этот... А я был в таком придавленном состоянии — ну, для меня-то это на грани стояния за веру, знаете, все вот эти вот... И что произошло-то? Он зашел, и я от волнения даже не встал. А зашел архиерей. И он зашел... А вообще он очень жесткий был владыка. И он мне так, с такой любовью какой-то говорит: «Молодой человек, когда архиерей входит, нужно вставать» — ну, как-то так, с любовью. То есть он как будто почувствовал... Он подошел к окну лицом, ко мне он стоял спиной. И он говорит: «Что случилось?». Ну вот она ему, бухгалтер, объясняет. Ну, ну... И, в общем, он через архидьякона сказал, что «пока ему не надо — пускай немножечко созреет». И вот какое-то время прошло — я, там, стал на клиросе петь, читать. Хотя тоже у меня, скажем, было такое испытание — я только с третьего раза стал читать, потому что... Ну, то есть я подходил к настоятелю храма и говорю: «Я хочу...»... А у нас все через владыку решалось, тем более со мной, поскольку я в епархии работал. Он говорит: «Нет, еще подожди, потерпи». Я где-то в течение года его донимал, и на третий раз владыка благословил.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера». У нас в гостях священник Святослав Шевченко, председатель Комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства Благовещенской епархии, священник-видеоблогер. Мы прервемся и вернемся через несколько секунд.

Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели! «Светлый вечер» на радио «Вера» приветствует Вас. У нас в гостях священник Святослав Шевченко — председатель Комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства Благовещенской епархии, священник-видеоблогер, участник Содружества священников-видеоблогеров. И сегодня мы говорим о пути к священству и пути к вере отца Святослава. Вот мы уже вплотную прямо подошли к моменту Вашего рукоположения. Как это было?

Священник С. Шевченко

— Самое интересное — что рукополагал в дьяконы меня один епископ, владыка Гаврила Стеблюченко, а уже в священники рукополагал нынешний владыка — архиепископ Благовещенский и Тындинский Лукиан. Причем, как он — тоже... С его стороны, он аккуратно поинтересовался через секретаря епархии, как я на этот момент смотрю. А дело в том, что я слишком долго был дьяконом, а когда долго, продолжительное время дьяконствуешь, священником все меньше и меньше хочется стать, потому что ты видишь ответственность, ты видишь нагрузку, ты видишь, что жены не видят своих мужей...

К. Лаврентьева

— А у нас было несколько священников, которые говорили, что они, наоборот, очень страдали от того, что они долго дьяконы, и их все никак не рукополагают.

Священник С. Шевченко

— Нет, у меня период страдания был. Но он был, скажем так, первые года три. Потом я успокоился и понял: вполне возможно, что Божий замысел о мне — именно дьяконство. То есть — ну, у меня получается, я выучил различные службы и так далее. И голос у меня был неплохой, слух есть. И я думаю: ну, как бы, значит, так и надо. И когда секретарь епархии от владыки Лукиана у меня аккуратно интересовался, я сказал: «Я, вообще-то, не планирую, мне как бы и так неплохо». Тем более, на меня было возложено два дела тогда — я руководил отделом по связям с общественностью и пресс-службой. И мне послушания хватало, и я думал, что если я стану священником, то я не успевать буду вот это все. Но однажды меня владыка вызвал и сказал... Вот примерно то же самое произошло, как с владыкой Гавриилом, — добровольно-принудительно. Ну, в каком плане? Что он сказал: «Батюшка... отец-дьякон, возражения не принимаются, Вы нужны Церкви в священном сане».

К. Лаврентьева

— А у Вас не было внутреннего конфликта?

Священник С. Шевченко

— Нет. Ну, как бы я хотел быть, конечно, священником, но это мои внутренние какие-то «хотелки» — «хочу — не хочу», «мне сейчас вот так удобнее» и так далее... Я в этом увидел... Я, естественно, не сопротивлялся, потому что это было бы, наверное, проявлением какой-то гордыни. Ну, раз так архиерей настаивает... А тем более, ну, меня же не в монашество стригут. Ну вот я стану священником... Хотя я боялся, у меня был страх знаете с чем связан? Со словами святителя Иоанна Златоуста. В «Слове о священстве» он говорил, что мало кто из священников спасается. То есть почему? Ну, потому что огромная ответственность, и я понимал, что я не могу быть святителем Иоанном Златоустом или Серафимом Саровским, там...

К. Лаврентьева

— Ну, у святых отцов действительно очень много высказываний, цитат, грозных таких довольно, о священстве.

Священник С. Шевченко

— Но это и воспитательно правильно — чтобы не было...

К. Лаврентьева

— Ну, Вам было не страшно — так, по-человечески?

Священник С. Шевченко

— Мне было страшно и до сих пор страшно, что, вполне возможно, ну, как бы двери Рая будут закрыты. Потому что как священник я там недоработал, там кого-то, может быть, не дай Бог, оттолкнул своим словом, каким-то действием и так далее. То есть от священника очень много зависит в Церкви, он совершитель таинств, Божественной литургии. И когда... Ну, а мы же — люди из плоти и крови. Даже что касается... Поскольку я семейный священник, у меня два сына — подростки, погодки они, одному 14, другому 13, и они, как сказать... Они же тоже видят дома папу в каких-то не очень приятных ипостасях, да?

К. Лаврентьева

— Например?

Священник С. Шевченко

— Ну, когда, там, злишься... Я вообще человек импульсивный. И какое-то раздражение где-то что-то... Конечно, стараюсь примириться, попросить прощения и так далее. Не важно — если чувствуешь... А мы зачастую чувствуем — когда ты несправедливо по отношению к ребенку поступил, ты это понимаешь, и у нас, в общем, такая традиция — они перед сном подходят, берут благословение. И вот этот момент я использую для того, чтобы помириться, там, обняться. Если он виноват и упорствует в нераскаянии каком-то, у меня такое «сухое», я называю, благословение — благословил так просто, и — типа, «иди». А когда это, я благословляю, и «обнимашки» у нас, мы так называем. Потому что я считаю, что это очень важно. А, тем более, объятия отца. Именно мальчику это очень важно. Потому что у меня этого не было. У меня были материнские объятия — у меня мама была одиночка, как это сегодня говорят. И поэтому, ну, скажем, вот такие отношения.

К. Лаврентьева

— Вам сложно в этом смысле? Вы ведь сами, получается, не видели образ папы, и Вам приходится быть первопроходцем в этом смысле?

Священник С. Шевченко

— Да, так и есть. То есть, по сути, ты учишься быть отцом. Я Вам честно признаюсь, что я почувствовал себя отцом по-настоящему только после рождения второго ребенка. Первый ребенок родился — я был в каком-то, знаете, как в тумане каком-то, не понимал, что, как, почему. Понятно, что основная нагрузка на супругу ложится. А тем более, при владыке Гаврииле у меня в течение, наверное, лет шести не было отпусков — то есть я ни в отпуск не ходил, ни выходных — ни проходных, как говорится. То есть суббота и воскресенье — это самые богослужебные дни, я служил при монастыре, сейчас монастырское подворье, и там служба каждый день. Ну, либо молебны, и так далее. И я должен был постоянно... А у меня была должность дьякон-пономарь. Я если не служил, я должен был пономарить. В общем, я постоянно был при храме. Ну, и тяжеловато было. И, по сути, вот это вот отцовство я прочувствовал только — второй ребенок появился, тут уж, хочешь — не хочешь, нужно было где-то уже и выкраивать время, прибегать домой, где-то помогать, ночами не спать и так далее. Поэтому это очень важно, этот... Знаете, даже если есть отец, в любом случае, ты должен опыт этот выстрадать, получить сам. То есть одно дело — теория, и одно дело — как ты смотришь на отца со стороны... Это так же, как, знаете, когда дьяконом ты смотришь на священника и когда ты сам становишься священником — это две разные вещи. Поэтому личный опыт — это бесценно.

К. Лаврентьева

— Вы бы хотели, чтобы Ваши дети стали священниками?

Священник С. Шевченко

— Вот честно? Мне все равно. То есть я считаю, что это их путь. Единственное — у меня есть, конечно, такая благая корысть, если корысть может быть благой, что вот они... чтобы после моего отхода из этой жизни было кому-то за меня молиться. Но, с другой стороны, даже если они будут верующие — ну, могут записки подавать. Не обязательно у жертвенника вынимать частицы. Поэтому я на их выбор никак не влияю — ни разговорами, никак.

К. Лаврентьева

— Вы сказали: «Если они будут верующими». То есть Вы еще не можете даже этого стопроцентно сказать?

Священник С. Шевченко

— Ну, смотрите, сейчас сложный период такой, пубертат...

К. Лаврентьева

— Подростки, конечно...

Священник С. Шевченко

— ...когда... Ну, я же вижу — мне и супруга рассказывает, и я вижу, как они на службе, что им нужно присесть, куда-то уйти, выйти, подышать воздухом, то есть они не могут долго находиться... И все, что связано с верой... Ну вот мы в посты — допустим, Великий пост, в такие продолжительные посты — в Рождественский — мы стараемся... Я называю это «семейные чтения». Или Священное Писание — ну, обязательно. Последний раз в Рождественский пост мы что-то как-то начали «Письма баламута» читать. Я потом уже понял, что для них рановато, но, тем не менее, читали. Причем, не то, что по ролям. Они читали, я читал — как бы менялись, скажем. Это произведение очень такое интересное Клайва Стейплза Льюиса. Ну, и я вижу, что у них веры — в силу, я не знаю, возрастной психологии — у них веры как таковой нет. Они верят нам, родителям, и я стараюсь их корректировать совместных просмотром (тоже мы это практикуем дома, ну, не каждый день, конечно)... Выбираем фильм с таким христианским зерном, смотрим и обсуждаем. А сейчас же много фильмов таких христианских — правда, к сожалению, в основном протестанты снимают такие фильмы. Я имею в виду современные художественные фильмы на эту тему. И я вижу по детям, что они...

К. Лаврентьева

— ...откликаются.

Священник С. Шевченко

— Они видят, что есть другие люди, там, даже в Америке, есть христианские группы, есть то, есть сё. То есть они видят, что это действительно не какая-то, я не знаю...

К. Лаврентьева

— ...междусобойчик такой, да?

Священник С. Шевченко

— ...субкультура, да, а это реально огромное количество людей, которые вот верят во Христа. Поэтому — ну, вот как-то так. Я надеюсь, что все-таки вот это зернышко, которое мы вот сеем... Но, прежде всего, я хочу сказать, что, однозначно — поступки, только поступки отпечатываются у них в сознании. Вот, допустим, прабабушка, о которой я уже сказал, она меня переформатировала знаете чем? Искусством прощать, умением прощать. Я, когда был подростком, и всячески мы ссорились, я на нее кричал, и я же чувствовал, что я был неправ. Я уходил в свою комнату, закрывал дверь. Буквально через короткое время она стояла, стучала и просила прощения. У меня вообще как бы был «разрыв шаблона», я не понимал... То есть я прекрасно понимаю, что я виноват был. Ведь, однозначно, мы знаем, когда мы неправы, совесть подсказывает. И она подходит и просит у меня прощения. И для меня это как бы, ну, скажем, тот поступок, который на меня сильно повлиял. И я в своей жизни стараюсь использовать это в отношениях со своей супругой, с детьми. Ну, вот находить в себе силы, чтобы не ждать, когда у тебя будут просить прощения. Хотя зачастую в семейных конфликтах виноваты обе стороны — может быть, не в равной степени, кто-то меньше, кто-то больше. Но я стараюсь находить в себе силы идти и просить прощения. И это работает. Почему? Потому что когда... Слово «прости» — оно вообще разрушает все вот эти вот козни дьявольские, и снова между людьми возникает... ну, я имею в виду, огонь любви как бы возжигается. Поэтому это очень важно — личным примером.

К. Лаврентьева

— В одной из Ваших статей Вы пишете так: «Как только я стал пресс-секретарем Благовещенской епархии, ко мне пришла съемочная группа одного из телеканалов. У них было настолько неприкрытое изумление, когда они увидели на моем рабочем столе ноутбук... Потом заметили пылесос, телефон. «А может быть, Вы нам на камеру попылесосите?» — ну, до смешного. Многие люди до сих пор думают, что все священники — это монахи-аскеты, которые сидят со свечкой, без электричества и так далее». Отец Святослав, в этом смысле я хочу задать Вам вот такой вопрос. Перед эфиром Вы облачились, прекрасно зная, что у нас нет видеосъемки, у нас нет камер в студии. Но Вы сказали, что будете чувствовать себя по-другому тогда.

Священник С. Шевченко

— Так и есть.

К. Лаврентьева

— Все-таки есть вот это разделение — «просто человек» и «священник»?

Священник С. Шевченко

— Конечно, когда ты в облачении... Я Вам хочу сказать, что я буквально перед эфиром... Перед тем, как прийти к Вам, был у меня разговор с одним человеком, и он взял у меня благословение и сказал: «Батюшка»... А я был «по гражданке» — ну, в метро, чтобы не замараться и так далее. И он говорит: «Знаете, батюшка, все-таки когда священник в облачении, это безмолвная проповедь». Это действительно так. Я Вам расскажу случай, не со мной лично произошедший, но это подтверждающий. Священник в одном из городов нашей области — у него, в общем, принцип: он всюду ходит в подряснике. Ну, хотя он семейный священник, там тоже у него куча ребятишек. И вот он однажды пошел в магазин. В этот момент на высотке стоял парень, который принял решение закончить жизнь таким образом, сиганув вниз. И, Вы знаете, ну, потом он рассказывал — перед смертью у человека начинается, вот он цепляется за жизнь. И он начал разговаривать с Богом. И он Богу сказал: «Господи, если Ты есть, покажи мне какой-то знак, дай мне». И он видит — священник идет. И, естественно, он это воспринял как тот самый знак, спустился, дождался, пока священник выйдет из магазина, проследил, прошел за ним до храма, и там у них состоялась беседа. В результате этот человек стал прихожанином, даже пономарем этого храма. Вот такой случай. Поэтому в этом, конечно, великая правда. Я Вам хочу такое сказать — что, в любом случае, даже если священник не в облачении, но, в большинстве случаев, люди как бы чувствуют, что это священник — не просто какой-то хиппарь или байкер с бородой. Но я Вам скажу, что я раньше носил длинные волосы, и когда я постригся, так получилось, что, как я шучу, «мой первый стилист» — это был владыка Гавриил Стеблюченко, который сказал: «Что это у тебя как собачий хвост? Ты же не монах. Ну, подровняй, не надо тебе до пояса этот»... Я, в общем, пошел в парикмахерскую, а там была неопытная стажерка, и она меня обкорнала так, что мне надо было... (Смеется.) И вот как только я постригся — я не говорю, что от меня, там, благодать отошла, нет, конечно. Но я почувствовал себя как, знаете, вот... ну, как будто я снова мирянин. Вот какой-то такой внутренний настрой. Ну согласитесь — вот то, что на нас даже одето, вот одежда...

К. Лаврентьева

— Да.

Священник С. Шевченко

— ...мы обновку надеваем — мы даже чувствуем себя по-другому. А богослужебное — ну, я имею в виду, подрясник, ряса — то есть оно внутренне дисциплинирует, и ты вот в облачении чувствуешь себя ну как бы вот именно... Я не знаю... Ну, то есть вот определенный настрой, который необходим. Вот если бы я сейчас сидел, зная, что нету съемки, сидел просто в штанах, в кофте — ну, я, может быть, так не раскрылся бы и, может быть, не о духовных мы бы вещах разговаривали, а ушли бы куда-нибудь... Ну, почему-то у меня такое ощущение, что так могло быть.

К. Лаврентьева

— Вы сказали, что Вы человек вспыльчивый, и когда Вы находитесь дома с детьми, так или иначе это проявляется. А когда Вы в священническом облачении, это не проявляется?

Священник С. Шевченко

— Оно может внутри быть, но...

К. Лаврентьева

— То есть Вы стараетесь себя держать?

Священник С. Шевченко

— ...это дисциплинирует. Конечно, я же понимаю, что если я покажу себя, скажем... ну, вырвутся мои страсти наружу, это может кого-то соблазнить. У меня было такое, знаете, в священнической даже практике. Иногда тоже раздражаешься — какая разница, ты внутри один и тот же... И однажды, в общем, это вот что-то на грани, как вот у отца Андрея Ткачева была, помните, ситуация, когда женщина подошла: «Ой, батюшка, я вспомнила еще один грех!». И вот у меня что-то подобное было...

К. Лаврентьева

— Накипело.

Священник С. Шевченко

— И вот когда люди... Ну, знаете, иногда бывает, как вот из пальца высасывание. Я постоянно в проповедях это говорю, что не нужно формализовать исповедь. Исповедь — это плач перед Богом. Ну понятно, что Вы должны оплакать их либо в момент совершения греха, либо перед исповедью, там, дома, накануне подготовившись, потому что настроя может такого не быть, но, тем не менее, не нужно, Вы знаете как, некоторые даже распечатывают или прямо в телефоне — ну, один и тот же список. Ну, на мой взгляд, это неправильно. Ну, вот какие-то такие вещи... И я, в общем, остановил исповедь... «Часы» читались, по-моему, или что... Ну, в общем, до богослужения это было. И, в общем, с такой проповедью выступил, что «дорогие мои, не нужны формализованные исповеди, зачем вот Вы это? — надо...», и какие-то советы им давал. Но я это говорил с раздражением каким-то. И люди это почувствовали. Потом... Сейчас я возглавляю Православный семейный клуб города Благовещенска, и мне... Ну, потом, когда мы познакомились... У нас Евангелие мы там разбираем, встречаемся, мероприятия, шашлыки жарим — ну, то есть... И мне как бы пооткровенничали, сказали: «А я в первый раз отца Святослава увидела...» — ну, женщина рассказала, и как раз в тот момент. Она говорит: «Ой, — говорит, — какой он! Я к нему в жизни не пойду на исповедь!». И в тот момент я понимаю, что когда мы, скажем, страсти выплескиваем наружу, мы отталкиваем их. Даже если одного человека оттолкнем, это страшная трагедия. Хорошо, что она осталась, и сейчас у нас замечательные отношения. Она поняла, что я просто такой человек — что иногда, бывает, ну вот надо сдерживаться, однозначно.

К. Лаврентьева

— Но ведь у каждого священника, наверное, как и у врача, есть свое кладбище.

Священник С. Шевченко

— Кладбище? Ой...

К. Лаврентьева

— Есть ли у Вас такое «кладбище»? Наверняка, есть — каких-то ошибок, неправильно данных советов...

Священник С. Шевченко

— Вы знаете, это знает только Бог, наверное.

К. Лаврентьева

— И как справляться с этим?

Священник С. Шевченко

— Это только Бог знает. Но, наверное, конечно, есть люди — может быть, не в смысле прямо кладбища... Есть люди, которые, может быть, соблазнились каким-то поступком и так далее. Это, конечно, ужасно для любого священника, потому что он, прежде всего, живой человек, который не застрахован от каких-то там срывов и так далее. Единственный способ, который христианство нам дает, это метанойя — это покаяние, это изменение себя. Упал — встань, упал — встань. Как, помню, в переписке митрополит Антоний Сурожский — мне это запало в душу — одному новоначальному, скажем так, послушнику в монастыре... Тот ему пишет, что, «владыка, вот, я не могу выбраться из грехов, я-то думал, в монастыре будет меньше искушений и так далее, а оказалось, что я из грехов как бы не вылажу». Он говорит: «Знаешь, что, на самом деле, православие — это не путь от победы к победе, это путь от падения к падению. То есть вот так, — говорит, — рассматривай. Но смысл в чем? В том, что ты, упав, должен обязательно встать. Должен попытаться изменить свои стези, чтобы вновь не вляпаться в эту яму, в эту грязь, где-то обойти, где-то что-то. То есть нужно... Это борьба длиною в жизнь». Если вот так относишься, то, я думаю, Господь Своей милостью будет покрывать и те недостатки Своей благодатью, немощные, врачующие и так далее. То есть восполняющие какие-то недостатки.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера». У нас в гостях священник Святослав Шевченко, председатель Комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства Благовещенской епархии. Отец Святослав, Вы помните свою первую литургию — уже в священническом сане?

Священник С. Шевченко

— Не ту, на которой меня рукоположили, а следующую?

К. Лаврентьева

— Может быть, ту, которая Вас более потрясла.

Священник С. Шевченко

— Мне почему-то запомнился Вы знаете какой момент? Первая исповедь. Потому что я, как сказать, страшился исповедовать людей. Потому что я — молодой священник, хотя мне лет 30, наверное, уже было...

К. Лаврентьева

— Боялись младостарчества в себе?

Священник С. Шевченко

— Да, да. Почему? Потому что, ну, скажем, я такой человек — за словом в карман не лезу, а тут подходят люди, убеленные сединой, и я буду чему-то их учить? И я, насколько это было возможно, оттягивал этот момент. То есть просил настоятеля меня не ставить, но я лучше буду литургию служить, на исповедь не надо пока меня. Но это, наверное, все-таки, в любом случае, была какая-то гордыня с моей стороны. И вот когда был огромный какой-то праздник, огромный приток людей, и владыка прямо подозвал и сказал: «Иди, исповедуй, не выдумывай!». Ну, видимо, настоятель с ним поделился, что батюшка там что-то себе напридумывал. И вот он меня благословил, я пошел. И первые исповеди — я просто молчал и слушал. Ну, то есть если... У меня вообще такой принцип — я стараюсь людям не навязывать какие-то там советы, если меня об этом не спросят. Но иногда бывает, знаете как, в момент совершения таинства покаяния вдруг приходит какая-то мысль, и ты чувствуешь, что ты в себе ее удержать не можешь, что тебе нужно этому человеку это что-то сказать. Ну, я думаю, так действует Господь во время таинства, потому что тайносовершитель — это, в первую очередь, Господь, а мы лишь свидетели, которые читают разрешительную молитву над человеком. И через это как-то выровнялось и мое отношение к этому, и как-то спокойнее стало. Хотя, конечно, первые литургии у любого священника — они, как бы Вам сказать... ну, можно сказать, скомканные. Почему? Потому что ты, во-первых, толком не знал... Понятно, я долгое время был дьяконом, но я видел примерно, как что происходит. Но быть священником самому — это две разные вещи. И посмотреть на это со стороны. И первые моменты, когда ты учишься, ты сосредоточен на схеме хождения, чтобы возгласы выучить...

К. Лаврентьева

— Чтоб ничего не забыть.

Священник С. Шевченко

— Да. И вот за этим сосредоточением на внешней, обрядовой стороне...

К. Лаврентьева

— ...последовательности...

Священник С. Шевченко

— А уже потом, когда ты более-менее в колею входишь, это уже, наверное, может быть даже, во время Сорокоуста происходит, ты вдруг понимаешь, что великую благодать ты получил, потому что через тебя действует Бог, и иногда ты прямо вот... У меня было, знаете, даже такое состояние, когда от благодати, ну, я как бы аж задыхался. Ну, то есть ее так много было, как вот, помните, я это сравниваю с апостолами, которые целую ночь ловили рыбу — не было ничего, Господь зашел, они сказали: «Выйди от нас, мы люди грешные!». Вот что-то подобное я чувствовал. То есть когда вот тебя переполняет вот та благодать, а ты уже заполнен чем-то — какими-то грехами, страстями, и у тебя места совсем немного, чтобы принять вот эту благодать. И вот примерно у меня такое было — «Господи, хватит, я не вынесу»... Ну вот такое, что вот... Потом это, конечно, все это в миру... Ну вот Господь иногда показывает, что такое благодать. Я Вам хочу сказать, что священник, что бы он ни делал — я имею в виду, таинства... Вот, допустим, совершаешь крещение, совершаешь венчание, таинство покаяния, через тебя проходит, вот это касается Божественной энергией Бог, и даже то, что ты крестишь кого-то или венчаешь кого-то, ты тоже эту благодать получаешь. То есть вот было у тебя, там, плохое настроение, ты был уставший, разбитый, покрестил кого-то — раз, силы появились. Откуда? И настрой такой какой-то вот... Ну вот чувствуешь, что тебе хорошо. Это вот постоянно. Единственное условие — это максимально, насколько это возможно, быть благоговейным. То есть понимать, где ты находишься, что Бог рядом. Хотя Он всегда рядом, но вот в момент, допустим, евхаристии — то есть вот Он. И вот это не нужно забывать. Потому что за неблагоговение Господь наказывает и болезнями, и скорбями, и так далее. Ну вот я и на себе это чувствовал. Как правило, благоговение может убивать или когда человек долго служил уже — я называю это «синдром иеромонаха Сысоя». У Чехова есть такое произведение — «Архиерей», и там был иеромонах, который не знал, кто он и зачем он здесь. Ну вот сменилось там семь архиереев — он келейник был, или кем он там был. И в таких случаях, когда привыкание к святыне, к храму и так далее, как ходишь на работу...

К. Лаврентьева

— Вам знакомо это?

Священник С. Шевченко

— Ну, бывает такое, когда в череде дней все... много таких проблем, и так далее. И ты в проблемах на литургии плохо подготовился, толком не помолился, и вот стоишь. И вот как... Мне вообще... У меня такое понимание, что какая подготовка, такая будет и литургия. Если ты это делаешь, как вот, знаете, как конвейер, она и будет такая — вот вся скомканная какая-то, ну, я не знаю... Ну, ты прямо... И верный признак того, что служба плохая, — причастие. После причастия когда раздражение, знаете... Ну, явно, что ты в суд себе причастился в этот момент. Вот в чем еще страшно.

К. Лаврентьева

— Это очень страшно.

Священник С. Шевченко

— Потому что священник — он не имеет права не причащаться. То есть вот мы служим — мы причащаемся. Хотя, по идее, и у мирян такое же должно быть — ну, то есть, вообще согласно нашему каноническому вероучению, то есть на каждой литургии мы должны, про идее, причащаться. Ну вот у нас такая практика сейчас, что... Ну, слава Богу, сейчас все чаще и чаще верующие стали... Ну, каждое воскресенье — это правильно. Но священник может и чаще служить. И ему необходимо... Иногда это, ну вот, говорим, может быть, уже в такой конвейер превратиться, и ты будешь чувствовать себя... Как апостол Павел говорит, что «некоторые из Вас, недостойно причащающиеся, болеют и умирают». То есть можно даже умереть из-за этого. Я знаю случай, к сожалению. Поэтому все это очень серьезно.

К. Лаврентьева

— У меня прямо все вопросы вмиг пропали после этого. Отец Святослав, а как тогда быть мирянину? Мы же подходим к чаше иногда вообще с таким количеством совершенно суетных, не относящихся к делу мыслей... Как говорит наш духовник, «спустя рукава». И ведь действительно, вот можно даже не специально, а как-то, знаете, так, по детскости своей подойти «спустя рукава» — и что? Получается, ты причащаешься себе в осуждение?

Священник С. Шевченко

— Но, в любом случае...

К. Лаврентьева

— Но не причащаться ты тоже не можешь.

Священник С. Шевченко

— В любом случае, я думаю, Вы знаете как... Часто подходят и у меня спрашивают: «Батюшка, я вот, к сожалению, не успел или не успела вычитать правило, сделать то и сё». Как бы когда человек подходит и будто пытается переложить ответственность принятия этого решения на священника. И я всегда им говорил: «Понимаете, я ведь не цербер. То есть священник — он не должен становиться между Чашей, между Христом и Вами. Это Ваш выбор должен быть. Конечно, я могу, имею власть, как священник, видеть, если человек в каком-то неадекватном состоянии, там, пьяный — ну, что-то явное. А то, какие взаимоотношения у Вас с Богом, Вы должны решать — готовы Вы к Чаше подойти? А вдруг Вы с кем-то вчера поссорились так, что посуда билась, и так далее, и Вы идете к Чаше? То есть Вы должны чувствовать...» Я всегда задаю такой вопрос: «Как Вы сами думаете — как, Вы готовы, чувствуете, что Вы хотите?» И смотрю — человек уже сам принимает решение. Кто-то говорит: «Ладно, сегодня не буду». А кто-то подходит. Поэтому я считаю, что этот выбор должен делать каждый. То есть священник — понятно. Но мирянину как с этим бороться? Ну, очень просто — стараться, готовиться. И у нас вот это вот — я не люблю этот глагол «вычитывать». У нас правило — «вычитка», то есть автоматизм. Я вообще предлагаю или какие-то другие даже молитвы почитать. Замечательный акафист есть к причащению святых Христовых тайн. То есть нужно время от времени вот это вот... ну, какое-то молитвенное творчество. То есть молиться, может быть, ну, не то, что своими словами, но менять как-то правило, чтобы не закостеневать в каких-то, там, я не знаю... Ну, не превращаться в начетника такого. И вот когда ты внимательно читаешь, даже вот внимательно, стараешься хотя бы, Господь обязательно даст как бы причаститься благоговейно, насколько это возможно, максимально.

К. Лаврентьева

— Огромное спасибо за этот разговор. Скажу честно, я больше года пыталась «поймать» отца Святослава и пригласить к нам на программу, потому что он живет в Благовещенской епархии, и это далеко. И сейчас вот благодаря тому, что он приехал в Москву, мы сумели, слава Богу, организовать этот разговор, поговорить сегодня. И спасибо, отец Святослав, Вам за честность, за открытость. Очень душевно и важно получилось.

Священник С. Шевченко

— Спасибо Вам.

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное! «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами был священник Святослав Шевченко, председатель Комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Благовещенской епархии, священник-видеоблогер, участник Содружества священников-видеоблогеров. С Вами была Кира Лаврентьева. Всего Вам доброго и до свидания.

Священник С. Шевченко

— До свидания.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем