У нас в гостях был клирик храма святителя Николая Мирликийского в Бирюлеве, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в Бутырской тюрьме протоиерей Константин Кобелев.
Наш гость рассказал о своем пути к священническому служению и как духовное окормление заключенных стало значительной частью его жизни.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
- «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья!
В студии – моя коллега Кира Лаврентьева…
К.Лаврентьева:
- Добрый вечер!
К.Мацан:
- … и я, Константин Мацан.
Приветствуем нашего гостя – протоиерей Константин Кобелев, клирик храма Святителя Николая в Бирюлёве, настоятеля Покровского храма Бутырской тюрьмы. Добрый вечер!
О.Константин:
- Добрый вечер, дорогие друзья!
К.Мацан:
- Отец Константин, в этих беседах мы беседуем со священником о личном. Обычно, наших отцов уважаемых просят давать советы и рекомендации, размышлять о духовной жизни.
Я думаю, что всё, в той или иной степени, сегодня будет, но мы зовём священника спросить – а каким был его путь к вере? И что это было за решение – принять священство? И это опыт, как мне кажется, который может быть соотнесён с опытом любого человека, любого верующего, который идёт к Богу, который задумывается о своих отношениях с Богом. Потому, что – вот, Вы прошли большой путь, и об этом пути мы бы хотели сегодня поговорить.
К.Лаврентьева:
- Отец Константин, когда я готовилась к интервью, одна из статей о Вас носила весьма провокационное название «Я просил Бога меня убить». Я уже понимаю, о чём была эта статья, и откуда эта фраза, но, для наших радиослушателей, очень хочется попросить Вас рассказать.
О.Константин:
- Мне кажется, немножко надо дальше начать, там… с предков, там… с семьи… как Вы считаете?
К.Лаврентьева:
- Как считаете нужным.
К.Мацан:
- Вы расскажите историю, а потом вернёмся к предкам и семье.
О.Константин:
- Можно так. Оно будет понятнее.
То, что я рос в семье научных сотрудников, папа – доктор наук, мама – кандидат – и они очень много работали.
Порой, утром меня мама поцелует, когда я ещё сплю, и вечером – то же самое. Поэтому, я был предоставлен, во многом, самому себе. Топил печку, там, кормил собак и прочее.
И, довольно рано, начал тоже интересоваться научной работой, и в чём-то помогать родителям. Потому, что у них были интересные очень опыты по генетике, селекции. Мы, с ними вместе, какие-то разработали даже подходы определённые. И эту тему я вёл и когда был студентом в МГУ на биофаке.
И вот, когда заканчивалась уже учёба, предстояло государственное распределение – это был 1979 год. Вот, все хвалят Советский Союз, но дело в том, что у нас, например, из числа выпускников будущих… предлагалось рабочее место с жильём – только одно на всю нашу кафедру. Это было – 100 км от Ташкента, там – где-то в пустыне, там заниматься надо было хлопком. А все остальные – не давало Государство молодым специалистам нормального рабочего места. Вот вам и Советский Союз. И поэтому, каждый выкручивался сам.
И вот, поскольку, у меня и родители были в этом направлении, я, конечно, к ним обратился. Они поговорили со своей знакомой, которая пообещала им меня устроить в Кишинёве.
И тут вот, буквально на следующей неделе, должно быть распределение, я с нею встречаюсь во Внукове, и она говорит: «Забудь всё, что тебе говорили – всё будет не так. Никакой твоей темы нет. Ты будешь заниматься именно мутогенезом традиционным». То есть, растёт целое поле, и там посередине – вышка. Оттуда вылезает изотоп – и всех облучает. И потом там вырастают уроды, после этого. Ну, каждому биологу это, конечно, претит – такой подход. Главное, что я знал даже и из работы отца, что особо толку не было от этого всего.
Потом она говорит: «Жить будешь у меня, в моей квартире. А семья останется здесь, в Подмосковье». Ну, это тоже… знаете… как… «А как же?...» – «Ну, будешь в командировки к ним ездить. Я тебя… там… пошлю».
К.Мацан:
- Семья Ваша уже – жена, в смысле…
О.Константин:
- Да, у меня был ребёнок, да… уже сыну год был. Поэтому, всё это… такие вот были подходы. И всё это меня повергло в такую жуткую депрессию… и я, вообще, не видел выхода. Там, ещё какие-то личные моменты добавились… в общем, я попал вот в такую ситуацию, что для человека неверующего можно было только думать о самоубийстве, на самом деле.
Но как-то мне это, почему-то, претило. А я вёл дневничок. И вот, я в этом дневнике написал: «Провидение, если Ты есть, убей меня!» – тогда не будет никаких проблем. Так вот… я для себя видел такой выход из этого всего. То есть, писал прямо, что вот, люди попадают в катастрофы, там, ещё куда-то – вот, так вот, даже такое вот всё написал. То есть, как бы, я предчувствовал те события, которые должны произойти.
Ну, и действительно, самолёт наш взлетел, и, буквально, через несколько секунд изменился звук двигателей. Ну, я это всё записал даже в своём дневничке. И… мы летали где-то около получаса, набрали 3000 метров, и потом – упали. И половина людей – погибла. Я вот – остался жив.
И вот, когда уже самолёт упал, и я почувствовал снег под руками – я понял, что я живой. У меня, наверное, даже и шока не было. Потому, что настолько я уже сам себе и шоком был, и всё остальное, до этого.
И вот, очень трудно было выбраться из этой части фюзеляжа, в которой я оказался. Потому, что там не было выхода, а иллюминаторы разбить очень трудно – они как резиновые, их бьёшь, там, чем-то – и оно отлетает.
Но вот, на моё счастье… да, и вот, начал наполняться самолёт дымом – потому, что снаружи горел керосин одного из двигателей, разлившийся. А там обшивка двойная, и наполнена тряпками между… для утепления. И вот это вот… запах, конечно, для меня он… всегда, и сейчас тоже, очень тяжёлый.
И вот я подумал, что как это так: остался жив, а сейчас я здесь умру? У меня уже возникло желание жить, и как-то выбраться, и… да… что-то продолжать.
И тут оказалось, что один иллюминатор – выбит. Ну, я в него – он казался такой маленький, но пролазишь в него очень просто.
И, после этого, когда я уже хотел назад залезать – ну, как мы всегда, в молодости, полны таких… каких-то благородных чувств – спасать людей, вытаскивать, но тут уже стали какие-то люди говорить: «Давай, давай… уходи, уходи вот туда!» Я думал, что они уже… а это, оказывается, был водитель автобуса, на который чуть не упал этот самолёт.
И когда я уже шёл от самолёта к этому автобусу, вдруг прямо вот послышалось слово: «Живи!»
Я не хочу сказать, что именно ушами, а как-то всем существом… меня, как будто, тряхнули… я о чём-то другом думал, и вдруг такое: «Живи!»
Вот и живу!
К.Мацан:
- А сейчас, как пастырь с многолетним стажем, вот Вы на то своё состояния нежелания жить, как смотрите? Что это было? Малодушие это… что-то…
О.Константин:
- Ну, да. Типичное уныние такое вот, когда нету Бога – и нету выхода, и нет возможности… там… помолиться, ещё что-то… да.
К.Лаврентьева:
- Отец Константин, а приходилось ли Вам сталкиваться с этим состоянием, уже будучи верующим человеком?
О.Константин:
- Нет, уже дальше, если что-то такое начинается – вспомнишь, как Господь сказал «Живи!», и думаешь: «Ну, раз Он сказал «Живи!», то надо жить».
К.Лаврентьева:
- То есть, это ведь очень опасная грань такого близкого взаимодействия с отчаянием…
О.Константин:
- Да, да, да…
К.Лаврентьева:
- … и душа – она запоминает это чувство, и потом хочет…
О.Константин:
- Наоборот.
К.Лаврентьева:
- … вернуться туда опять, вновь и вновь…
О.Константин:
- Нет, нет, нет… Вот, когда вот такой опыт вот этого слова Божия – тут, конечно… наоборот – это всё время поддерживает.
К.Мацан:
- Вам не приходилось, с тех пор, общаться с людьми… наверное, не в том же состоянии нежелания жить, но, может быть, в каком-то… на пути к этому? У Вас же очень большой контингент, что называется, был людей…
О.Константин:
- Ну, конечно, конечно…
К.Мацан:
- Что Вы им отвечали? Вот, нас слушает, может быть, человек, который… я уверен, не в этом состоянии, но который понимает, что отчаяние, уныние большое и ему тоже угрожает? Что Вы, по-пастырски, отвечаете?
О.Константин:
- Ну… порой, я рассказывал и этот случай тоже, бывает… хотя, рассказывать всегда очень трудно – каждый раз это возвращается… к этому… ну, бывало, что и этим делился.
К.Лаврентьева:
- Отец Константин, в рамках нашей сегодняшней программы, особенно актуальна тема Вашего тюремного служения. Но прежде – хотелось бы услышать, как Вы пришли к священству.
О.Константин:
- Да, конечно. Это интересно очень. Потому, что начинается всё с предков, конечно.
Мой прадедушка был крестьянином Сумской губернии, украинцем. Бабушка была белоруской, приехавшей оттуда, из-под Минска. И вот, прадед – он дослужился до машиниста водокачки. Потому, что железная дорога строилась, как раз, до Одессы, и вот, на этой железной дороге, он работал. И здесь… у него весь чердак его дома был завален книжечками. Вот, такая маленькая книжечка, знаете – за 3 копейки, о чём-нибудь. Например, «Что такое электричество?», издательство Тузова. Сзади… её оборачиваешь, а там, назади, ещё книги издательства Тузова – такие, такие, там… про то, про другое, там…
И дедушка… вот, такая книжка к нему попадает – и он потом выписывает за эти 3 копейки, или ещё за что-то. И вот – у него куча была этих книг. И вот, эта литература, которая была – можно сказать, научно-популярная – она позволила моему деду всю жизнь оставаться очень эрудированным человеком, который разбирался во всём. А у них, вообще-то, было семь человек – семь мальчиков – и старший стал священником. Но они последний раз его видели в 1911 году, на похоронах другого брата. А так, у него уже был свой приход, и… в 1913… в 1911 он стал священником, а в 1913 – он был на отпевании.
И вот, у него был свой приход, и он находился… попал… как раз тут война пошла, и он попал уже на территорию Румынии, в дальнейшем. И вот, они больше его не видели.
А вот я – был некрещёный, и мама моя была некрещёная. Вот, видите, как. Хотя мой дедушка – вот он, в своё время, в храме Апостола читал тоже.
Интерес такой был какой-то ко всему, но воспитания какого-то религиозного – не было в семье, конечно. И вот, я по каким-то там атеистическим книжкам, например, склеивал, там, молитву «Отче наш» – там, где она высмеивается, как бы… ну, вот, я… святые слова… Это – был такой интерес.
Но главное, конечно, это в Москве, в МГУ у меня были друзья замечательные – собственно говоря, они и сейчас существуют. И они интересовались тем, что находили старые храмы – то есть, места, где раньше был храм, или дом, который уже получился из… искажения этого храма – остался только кусок здания перестроенного, а тут храм был.
Вот, они ходили – так же, как вот, в своё время… замечательная книжка «Сорок сороков», и так же вот и они тоже ходили и составляли такое… и иногда и я с ними ходил.
И вот, в общежитии МГУ-шном, в комнате, как раз, у своего друга, я первый раз взял в руки Евангелие – как раз, в тот день, когда ехал на этот вот самолёт.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
- Протоиерей Константин Кобелев, клирик храма Святителя Николая в Бирюлёве, настоятель Покровского храма Бутырской тюрьмы сегодня с нами, в программе «Светлый вечер».
А вот, интерес к вере в студенчестве – не входил в клинч с тем, что родители – не только неверующие, видимо, я понимаю были… ну… такие… нецерковные, но ещё и биологи? Я вот, по опыту общения с неверующими, понимаю, что, наверное, едва ли не половина тех, с кем приходится общаться, не верят в Бога именно на основе того, что вот есть «биологические данные» об эволюции и так далее, и это вот мировоззрение не приемлет религиозных...
О.Константин:
- Родители жили далеко, всё-таки. Я был здесь, они – в Одессе. Но главное-то не в этом. Главное в том, что… всё-таки… МГУ – это такой был рассадник… всё-таки, рассадник был…
К.Мацан:
- Рассадник веры?
О.Константин:
- Рассадник веры, и рассадник какой-то определённой духовной оппозиции тому режиму, который существовал.
И вот, наши кураторы, так сказать… из определённых органов, они пропустили одну книжечку – это был перевод одного из номеров «Nature», и именно об эволюции. И вот, в этой книге одна фраза такая была, что генетики всего мира пытаются найти какую-то предыдущую стадию развития генетического кода. Генетический код – это целый набор молекул, белков и ферментов различных. И вот что-то такое, чтобы на одну… вот, если была эволюция, значит, нужно… там… грубо говоря, от 100 элементов – 99, и чтоб работало.
На самом деле, все факторы, которые есть… там… фактор инициации, элонгации и так далее, все те вещи и вещества – белки, ферменты и так далее, которые входят в эту систему генетического кода, они и были обнаружены так, что если этот элемент изымался из системы, она переставала работать. И тогда понимали, для чего это есть.
То есть, экспериментов – колоссальное множество во всём мире, все таким образом изучали само понятие этого генетического кода, и никто, нигде, в течение многих лет, не нашёл, чтобы без какого-то из этих элементов это работало.
То есть, получается, что всё это должно было возникнуть одновременно.
Вот это – колоссальнейший для меня был момент, когда для меня стало ясно, что это не могло возникнуть эволюционно – потому, что вероятность того, что в одном месте соберутся вот такая куча молекул, причём некоторые из них очень большие… они все должны быть записаны уже в ДНК, которая тут же должна уже тоже быть, а нету способа записи от белка в ДНК. То есть, наоборот – в ДНК вначале записано, потом считывается, и получается белок. В одну сторону.
К.Мацан:
- Это стало каким-то для Вас… таким… шагом к вере?
О.Константин:
- Да, для меня это стало настолько потрясающей вещью, что… ну, невозможно абсолютно… вещь – невероятная! То есть, вероятность этого – колоссально мала, чтобы это всё, вот так случайно, где-то в одном месте собралось и заработало.
К.Лаврентьева:
- Вот, Костя, запомни этот блестящий аргумент в разговоре с неверующими биологами!
К.Мацан:
- Я не смогу его воспроизвести, к сожалению.
О.Константин:
- Да, наиболее меня поразили ферменты…
К.Мацан:
- Вот, это точно я не смогу воспроизвести…
К.Лаврентьева:
- Запиши…
О.Константин:
- … которые именно отвечают за расшифровку генетического кода. Которые… с одной стороны, там есть … – ну, то, что мы в школе учили, вот эти…
К.Мацан:
- Школа – давно была!
О.Константин:
- … а с другой стороны….
К.Лаврентьева:
- Аж страшно от этих названий!
О.Константин:
- И вот это вот…
К.Мацан:
- Потрясающе! Отец Константин… ну… давайте вернёмся к пути к вере. Вот…
О.Константин:
- Да. Так вот, это был тоже один из пунктов, конечно, на пути. Я понимал, что здесь нельзя объяснить всё чисто такими… обычными… моментами, что-то здесь такое… что-то такое есть – вот, как бы, так скажем.
И вот, после того, как я услышал слово «Живи!», я опять понял, что, опять же – что-то есть. А где – Бог, какой – Бог?
Я стал думать, что… меня не потянуло в православие, потому, что мы изучали его на Научном атеизме, и так далее… вроде бы, я это знаю… может быть, там, что-то другое… там… как-то там? Какие-то другие веры… вот так вот мне было открыто. И потом уже, в дальнейшем, уже другими путями, чудесами и так далее, подходами – уже я стал именно православно верующим.
К.Лаврентьева:
- А почему, всё-таки, Вы стали православным верующим?
О.Константин:
- Ну, потому, что меня познакомили с человеком, который стал потом моим крёстным и священником. Поэтому, он сумел это…
К.Лаврентьева:
- То есть, на Вас повлиял серьёзный такой духовный наставник?
О.Константин:
- Ну, он не был… он проводил лекции – он тоже был биологом, но он проводил такие занятия «Скрытые резервы человеческого общения». То есть, там это было всё очень замаскировано. Но, тем не менее, в какой-то момент уже…
К.Мацан:
- А то, что мы называем обычно встречей со Христом – встреча, после которой человек уже не может оставаться прежним, и понимает, что что-то в его жизнь вошло такое, знанием о чём теперь нужно распорядиться, и жизнь не может течь так, как она до этого текла. Вот, у Вас была такая Встреча? Или она, как тоже нам рассказывают, была такой…
О.Константин:
- Ну, как же… встреча в самолёте у меня была с Богом – вот она, самая главная, конечно, встреча, когда… я услышал, что мне надо жить…
К.Лаврентьева:
- Вот это «Живи!», да?
О.Константин:
- Да. А Кто мне сказал, я понял после.
К.Мацан:
- А вот – как? Это же сказал Бог, но от принятия… ну… грубо говоря… Бога как… Творца, как… Сотворителя мира…
О.Константин:
- Но я же понимал, что…
К.Мацан:
- … до встречи со Христом – может пройти путь…
О.Константин:
- Костя, ну ты пойми… ну, дело в том, что я понимал, что дальше будет расшифровка этого, обязательно. Я её ждал, и когда мне сказали, что вот Толя – тот человек, к которому я ходил на занятия – что он православный, я тогда понял, что мне надо принимать Православие – у меня даже никаких вопросов не было.
К.Мацан:
- Понятно.
К.Лаврентьева:
- Но у Вас были очень серьёзные, вообще, на самом деле… такие… проводники к вере: отец Глеб Каледа…
О.Константин:
- Ну, следующий человек – это была моя крёстная.
К.Лаврентьева:
- И Ваша крёстная была духовной дочерью отца Сергия Мечёва…
О.Константин:
- И отца Алексия, и других замечательных батюшек, которые были после них. Вообще, Мечёвская община – она дошла до нашего времени, она сохранялась в те годы. Они искали… вот, уйдёт кто-то из их батюшек, наставников, они – расходятся по Москве, по разным храмам. Потом смотришь – опять собрались где-то у одного из них. То есть, как-то вот… общаясь между собой, и получалось, что они находили… опять находили то место, где они могут… двигаться дальше.
И вот, крёстная, как раз, она – это был уже 1979 год – она много, конечно, чего мне дала. И… я был оглашённым, я выходил из храма, когда говорили: «Оглашенные, изыдите!», потом принял…
К.Мацан:
- На Литургии. То есть, Вы были половину Литургии, которая называется Литургией оглашенных, а на Литургию верных, которая оканчивается Причастием, Вы уже не оставались…
К.Лаврентьева:
- Всё по правилам.
К.Мацан:
- … по древней церковной традиции.
О.Константин:
- Да, я слышал эти слова, и уходил. Вот. За всё – слава Богу!
А потом уже, когда я покрестился, я… крёстная моя ходила к батюшке отцу Александру Егорову, в Обыденный – в Ильи-Обыденский храм…
К.Мацан:
- Легендарный московский приход.
О.Константин:
- Да… и я тоже туда стал ходить. И там такая была прихожанка – Ксения Петровна Истомина, в замужестве Трубецкая. Она стояла около иконы «Всех скорбящих Радости» – маленькой иконочки, которую на груди своей пронёс один из её предков через всю войну 1812 года, и сохранён был. Она находилась внутри киота с большой такой же иконой. А за этой иконой уже стоял аналой, где батюшка исповедовал.
И вот, она – я обратил на неё внимание, потому, что тут частенько появлялся – вот она, как раз, и сказала первая, что я должен быть священником. А у меня, почему-то, вот от общения с крёстными, такое сложилось впечатление, что я – неофит, и мне, пока что, там, не надо ничего такого… подобного… думать. Я как-то ей стал возражать, и она не стала спорить, промолчала.
Потом она приходит в какой-то один прекрасный день, и говорит: «Знаете, – как она меня назвала, я не помню – Костя или Константин – не помню, – Вы знаете, вот, я узнавала – нет, Вы можете стать священником, это не препятствие».
Ну, и потом, после этого, я стал ходить в Алтарь. В Алтаре, как раз, я стоял рядом с отцом Глебом. То есть, мы его называли просто Глеб Александрович, потому, что он был тайный священник, и никто не знал, и батюшка нам не выдавал этой тайны.
И вот, что было удивительно – это то, что батюшка, отец Александр – он с самого начала стал меня учить. Он, там, читал молитвы священнические такие, тайные, которые… он их вслух читал, давал мне даже Служебник, чтобы я следил по нему, понимал смысл этих молитв. Потом, в дальнейшем, он стал вообще говорить: «Вот, смотри, видишь, как я делаю – вот, смотри, запоминай. Будешь батюшкой – будешь делать так же». То есть, вот так вот всё это было.
К.Мацан:
- Как Вы это воспринимали? Вас это вдохновляло?
О.Константин:
- Ну, я как-то так… побаивался и удивлялся – как я могу стать батюшкой, когда у меня, там, было… вначале двое детей, потом – трое… вот, как это я могу их бросить, уехать в Семинарию, ещё что-то… Тогда был путь только такой – потерять диплом и стать дворником. Только из дворников можно было рассчитывать, что, может быть, тебя допустят в Семинарию.
Но тут, слава Богу, произошли эти события и изменения в нашей жизни, когда стал уже Святейший Патриарх Алексий, и прошло 1000-летие Крещения Руси. И уже стала возможность, вот именно… уже заочно стали учиться люди и рукополагаться – не надо было ехать в Семинарию, и там учиться. Можно было заочно учиться и стать дьяконом. Вот, это и произошло. В 1991 году. И я ещё… в целом, у отца Александра я пробыл 20 лет, и многому, конечно, научился.
К.Мацан:
- А чему главному… вот… по-человечески, по-пастырски он Вас научил? Что самое частое Вы вспоминаете из его уроков?
О.Константин:
- Самое главное – это совершенно бережное отношение к каждому человеку. То есть, у него был такой лозунг, что никто из храма не должен уйти неутешенным.
Например, подходит какой-то человек без исповеди на Причастие. А я-то – горячий человек, я и… и дальше, и там ругался, бывало, порой, и тут. Он так на меня смотрит, а сам говорит: «Вы знаете, – так подчёркнуто очень вежливо и ласково, – Вы знаете, надо прийти натощах, – вот, так вот ещё – «натощах», – Прийти, поговорить, подготовиться. Вот, Вы приходите завтра – я буду ( или когда-нибудь ), и Вы тогда – сможете. А сейчас – не надо», – вот так вот очень… и всё на меня поглядывает. Потому, что я, конечно… в таком случае возмутился бы, и стал бы, там… как-то что-то… Вот.
И, потом, батюшка, всё-таки, немолодой был человек, и, после службы, он ещё долго сидел на лавочке с теми людьми, которые… вот… Он, допустим, исповедовал человека, и видит, что у него какие-то вопросы: «Подождите, мы с Вами сейчас… люди стоят в очереди, мы не будем… Давайте, после службы мы с Вами поговорим».
И вот, он сидит и разговаривает, разговаривает, а мы-то уже все проголодались, мы хотим пообедать, а без него – неудобно. «Батюшка, пойдём обедать, батюшка…» – «Уйди… отстань! Подожди…» – и вот, он сидит и разговаривает. Потом приходит туда вниз, в трапезную – у нас была под храмом тогда – и говорит: «Дайте мне что-нибудь одно поклевать – или первого, или второго. Потому, что меня тут бабушки ждут, они голодные – и я тут буду разъедаться!» Буквально, так вот… чуть-чуть перекусит, и идёт на требу.
И возвращается уже где-то там… за час, например, до вечерней службы. И говорит: «Так! Костя, так, смотри… Мне организм требует – я лягу отдохну, и не будите меня. Сколько вот потребует организм, столько и буду», – и он, действительно, иногда службу попозже начинал.
То есть, вот так вот батюшка… так вот он, с таким вот, конечно… настолько он себя отдавал вот всем людям…
Когда пошёл народ уже массово на исповедь, он исповедовал всегда до половины двенадцатого. Начинал – за час до начала Всенощной, и заканчивал – в полдвенадцатого. Позже – не заканчивал, сколько бы ни было народу. Он – справлялся. Он владел совершенно вот этим – кто побыстрее, кого – медленнее, он мог… как угодно… двигать это время. Вот. Потому, что – чтобы люди успели на пересадку, в метро, и прочее там… доехали. И ему – успеть перекусить, потому, что уже завтра служить – и он не будет после двенадцати есть. Вот, таким образом, да…
А когда утром он исповедует, там – то же: сколько бы ни было народу, он всегда укладывался, чтобы люди успели Причаститься.
К.Лаврентьева:
- Отец Константин, вот Вы сказали о некоторой вспыльчивости, которая была присуща Вам…
О.Константин:
- Да она и сейчас, наверное, есть.
К.Лаврентьева:
- Но, также, Вы описываете опыт Вашего духовного отца, и чувствуется, что Вы, так или иначе, всё равно… ну… по-хорошему как-то им заразились. Потому, что мы сидим в студии – мы Вас видим! Наши радиослушатели Вас только слышат, а мы ещё можем чувствовать вот этот дух, который сейчас присутствует в студии.
Отец Константин, а как вот сейчас Вы общаетесь с людьми, которые, например… ну… например, чего-то очень сильно не понимают, и понимать не хотят, или когда идёт какая-то такая откровенная на Церковь, или на храм, на священников… какая-то клевета? Можете ли Вы вспылить, сказать жёстко?
О.Константин:
- Ну… жёстко – могу, конечно, сказать, да. Конечно.
К.Лаврентьева:
- А в тюремном служении – насколько Вы терпеливы?
О.Константин:
- Ну… как Вам сказать… ну, конечно, у меня того терпения нет, которое у батюшки. Я стараюсь – вольно или невольно – всё равно стремишься, конечно, ему подражать, но – я разный человек.
Здесь в чём-то… ещё, помимо него, другой священник у нас был, такой батюшка – отец Пётр Дьяченко, в Обыденном, который скончался через несколько дней после того, как я стал дьяконом. Я с ним успел только одну службу послужить.
К.Лаврентьева:
- Вы помните эту службу?
О.Константин:
- Да. И вот он всегда говорил: «Петь надо своим голосом», – ну, это действительно касалось именно голоса. Потому, что у батюшки – высокий голос, а у меня, всё-таки, более низкий. И вот, он так вот – при батюшке. Батюшка говорит: «Да, да, конечно».
Но вот это вот, всё-таки, касалось не только пения своим голосом, а где-то, в чём-то, конечно, и других качеств.
К.Лаврентьева:
- Протоиерей Константин Кобелев, клирик храма Святителя Николая в Бирюлёве, настоятель Покровского храма Бутырской тюрьмы в гостях у «Светлого вечера».
С вами – мой коллега Константин Мацан, и я – Кира Лаврентьева. Мы вернёмся после короткой паузы.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
- «Светлый вечер» на светлом радио продолжается. Ещё раз – здравствуйте, дорогие друзья! В студии – моя коллега Кира Лаврентьева, и я – Константин Мацан. И в этом часе с нами и с вами в студии протоиерей Константин Кобелев, клирик храма Святителя Николая в Бирюлёве, настоятель Покровского храма Бутырской тюрьмы. И вот, наверное, к тюремному служению Вашему мы сейчас, как раз, и хотим обратиться.
Это такая – для священника, для любого человека, волонтёра – особая область жизни, связанная, может быть, с особыми какими-то сомнениями – вот, заниматься этим, не заниматься, с особой решимостью идти именно в тюрьмы.
Кто-то однажды из волонтёров, которые занимаются тюремным служением, мне сказал такую вещь: «Конечно, детишкам все хотят помогать, и многодетным семьям так хорошо помогать. А вот ты попробуй в тюрьму пойди!» Поэтому, конечно, было… некое такое… самопозиционирование. Но для Вас вот это, именно тюремное, служение – Вы туда стремились, или оно Вас нашло без Вашего желания?
О.Константин:
- Ну, во-первых, тюремное служение, в первую очередь, для меня – это память о наших новомучениках. Потому, что крёстная никогда не говорила, в каком из изоляторов она находилась, когда её арестовали в 30-х годах – за то, что она пела на клиросе в выходной день. Но я так понимаю, что она была в Бутырке – по тем… ну… что другие люди с ней проходили по делу… тоже были. Но она не говорила никогда такие вещи. Более того, когда я просил, допустим, рассказать об отце Сергии Мечёве, она говорила: «Давай, лучше про отца Алексея расскажу».
Ну, в то время вот… знаете… сейчас трудно понять… в то время старались не давать какой-то информации, которую человеку потом будет трудно скрыть на допросе. «Не знаю» – и «не знаю». «Не слышал» – и «не слышал».
То есть, жалея меня, она не накладывала на меня какие-то… чем-то… такое. Но, тем не менее, понимание того, что сколько наших новых святых, которые ещё не были тогда канонизированы – то есть, многих причислила тогда к лику святых Зарубежная Церковь, мы это знали – сколько они прошли через все вот эти тюрьмы и лагеря.
Поэтому, конечно, это служение очень привлекало – в этом плане.
И, потом, я же оказался рядом с отцом Глебом, и батюшка – он, в своё время, ходил и передачи носил отцу Владимиру Амбарцумову, который наш новомученик Бутырский и отец его супруги, и он – тоже, его мотив был близок к этому, что я говорю. И мне было очень интересно, что он туда идёт, но попроситься – я не рискнул. Потому, что ему это, собственно говоря… я был дьяконом – ему там нужен был священник какой-нибудь в помощь. А священники – далеко не все соглашались туда пойти. Они меньше занимались чисто Богослужением, а больше вот – контактами, индивидуальной работой… такой… чисто духовнической, с заключёнными.
И вот, потом я оказался на его месте, понимаете, как? Но желание у меня было туда попасть – и вот, Господь это вот видел. Но никому я об этом не говорил. Никому.
И вот, меня потом Владыка вызывает, и говорит: «Вот, так и так… так и так… – начал меня уговаривать. Час меня уговаривал. А у меня уже было два храма – потому, что у меня ещё в интернате храм. Я ему: «Владыка, и то, и то… вот, у меня указ – вот, видите, меня Святейший туда послал, мне и там надо бывать – ну, как же…»
Ну, в общем, в конце концов, Владыка говорит: «Ну, ты же там не каждый день бываешь?» – «Не каждый», – «Ну, ты хоть раз в месяц сможешь ходить в тюрьму?» – говорит, – «Ну, ладно». И вот, таким образом, меня назначили.
Ну, я вначале ходил в СИЗО-3, а потом уже меня перевели, как раз, в Бутырскую тюрьму, в СИЗО-2. И когда меня там встретил батюшка, который сейчас со мной служит, отец Иоанн Власов, который – клирик в храме Космы и Дамиана в Шубино, и он мне, как раз… вот, мы проходим – я даже помню место, где мы шли по территории тюрьмы – и он начал перечислять новомучеников, которые здесь сидели. И назвал отца Сергия Мечёва. Ну, после этого – никаких вопросов уже не было.
К.Лаврентьева:
- Потрясающе!
О.Константин:
- Конечно.
К.Лаврентьева:
- А там ведь очень много через Бутырскую тюрьму – свыше 200, уже канонизированных, новомучеников прошло.
О.Константин:
- Да, да, да, да… мы вот этот список постоянно составляем, обновляем. Некоторые – те люди, которых мы включаем – там есть сомнения. Потому, что, по одним источникам, он сидел в Бутырской тюрьме, а по другим… допустим… там… в Таганской, как кто-то пишет. Ну… сейчас нет возможности пойти в архивы – проверить. Потому, что сейчас архивы для нас опять закрылись.
Ну, вот, тем не менее, у нас есть такой список – очень много святых. Легче сказать, кого не было. Не было царя Николая, не было патриарха Тихона, и не было Агафангела митрополита. Вот. А остальные – там… Пётр, и Кирилл… вот, когда молились, всегда поминали – они все сидели… Афанасий Сахаров, Лука Войно-Ясенецкий, и так далее…
К.Мацан:
- А как Вы переживаете их присутствие рядом с собой? Это вопрос, который, наверное, бессмысленный для человека, не знающего, что такое почитание святых, и не верящего, может быть, в Бога и святость, но для верующего – это, мне кажется, важный момент.
О.Константин:
- Костя, с того момента, как вот я проходил вот… ещё… это было… только мы внутрь тюрьмы вошли и пошли вдоль забора, так сказать… и когда он мне сказал только – отец Иоанн – что здесь был отец Сергий, он говорит: «Они всё время рядом!» Всё время.
Потому, что чувствуешь их присутствие, понимаешь, что вот они были в этих стенах, что они здесь и на самом деле.
Ведь, храм был – как «сборка», так называемая, в тюрьме есть. То есть, людей после… вначале их арестовывали и сажали на корпуса, а уже после приговора их помещали в помещение храма – довольно большой период времени храм функционировал именно так. И уже оттуда везли на расстрелы, на Колыму и на Соловки, и так далее. То есть, действительно, прямо через эти стены они прошли, очень многие. Вот. И это – не то, что там… чувствуется – там просто всё время вот… все эти годы мы это ощущали.
Ну, мы стали писать их иконы… ну… не мы, а – просить иконописцев, и с ними вместе продумывать сюжеты, иконы вот их стали сразу писать – уже… там… более, чем для 70-ти написаны иконы. Потом – фрески вот мы сейчас… там ещё добавилось число этих святых, которые у нас уже изображены. Сейчас вот алтарь расписываем – там ещё вот у нас… смотрим, кого мы ещё не изобразили, и там будем изображать.
То есть, это вот… они… сейчас просто… выходишь сказать «Мир вам!», а смотришь на этих всех новомучеников, они – на тебя смотрят… это потрясающе совершенно!
К.Лаврентьева:
- Отец Константин, а я, всё-таки, хотела бы, знаете, какую тему затронуть… она, наверное, не очень приятная, но, в начале нашего разговора, Вы рассказали нам о вот этих моментах отчаяния, которое Вы испытали, и о своей встрече с Богом после того, как попали в авиакатастрофу.
В тюрьме ведь люди, наверное, очень часто испытывают отчаяние. Хорошо нам здесь сидеть в студии, и рассуждать об этом! Но, так или иначе, это правда, и об этом нельзя не говорить.
И бывает ли такое, что приходит к Вам человек, ему нужна помощь, а он не может… как бы… вот, не может он раскрыться священнослужителю! Бывает ли, что он скажет… может сказать: «Ну, что ты вот мне можешь сказать?! Вот, я… там… про жизнь – всё знаю! Вот, что ты мне можешь сказать? Да в этой жизни – смысла нет!» – вот, какие тогда аргументы?
О.Константин:
- Вы знаете… вот, как батюшка, отец Александр, делал… Он всегда… тогда называли «общая исповедь», но это не та общая исповедь, которая… это есть – проповедь перед исповедью.
То есть, батюшка вначале перечисляет… о чём-то говорит, упоминает какие-то и грехи, перечисляет какие-то моменты… вот… для того, чтобы человека настроить, чтобы он потом уже индивидуально, каждый, подходил и исповедовался.
И вот здесь мы это, конечно, используем. И, поскольку… мне доводилось, допустим, на суды ходить, и… там… мы знаем уже, как это всё происходит – то есть, я это видел всё, понимаю, какие-то есть уже наработки такие вот… понимания, как человек может себя вести.
И поэтому, в этом разговоре… об этом начинаешь говорить, и они видят, что батюшка – в курсе дела всего… вот…
К.Лаврентьева:
- В теме.
О.Константин:
- В теме… ну, да, можно так сказать. Что вот, я… например, им говоришь: «Вот, вы признали свою вину…» – допустим, там, кто-то говорит: «Нет, мы… от нас сейчас это требуют…» – «Ни в коем случае нельзя этого делать, ни в коем случае!» Как, собственно говоря, и новомученики – они не признавали? Не признавали.
Ну, понятное дело – где человека за руку схватили, что он что-то сделал, то это – бесполезно отпираться. Но дальше как-то вот…
К сожалению, наша система судебная… мы работаем в тюрьме – это уголовно-исполнительная система – здесь вот мы сколько лет уже – 30 лет уже будет, как мы… Церковь уже здесь присутствует и расширяет своё влияние. А вот именно сама судебная система – там нету этого присутствия Церкви, и там страшные вещи творятся!
Пару лет назад, может быть, мы на радио «Вера» говорили о том, что процент оправдательных приговоров – 0,37%. Ну, я вас поздравляю, сейчас – 0,22%!
К.Лаврентьева:
- Это – катастрофа!
О.Константин:
- То есть, я… как, вот именно, приходилось об этом говорить – он снижается каждый год. Вы понимаете? Ну… никакой снайпер 999 раз в «десятку» не попадёт. То есть, понятно, что…
А получается так, что если какой-то участковый арестовал человека, и если, после этого, суд выбрал именно «заключение в СИЗО» – содержать человека под стражей, а не домашний арест – 100%... ну, не 100, а… там… 99,98, что этот человек будет сидеть. Всё.
К.Лаврентьева:
- А если он несправедливо осуждён? Что ему тогда делать?
О.Константин:
- Вот, и всё. Вот, он и будет сидеть.
К.Лаврентьева:
- Но это же «волчий билет» потом, это – очень тяжело ведь…
О.Константин:
- Ну, вот… и поэтому вот… тут, как раз, и возникает, что здесь главное – не просто отчаяние, а именно – обида, жажда мести и ещё что-то.
И вот, замечательный у нас был проект в Нескучном саде – «Формула прощения». Вот, такая вещь… там было пять статей, одна из них – моя.
И вот, мы, как будто, разработали такой вот подход – как именно человеку можно простить. Причём, здесь это же очень срочно надо: когда человека привели на исповедь – он же не может Причащаться с обидой. Надо срочно человеку – простить. И вот, там – семь этапов, там есть всё это вот… можете поинтересоваться.
К.Лаврентьева:
- Удаётся людям простить?...
К.Мацан:
- Речь идёт о том, чтобы простить тех, кто человека несправедливо осудил7
О.Константин:
- Да, всё… всякое. Вот… во-первых, кто помог ему сюда сесть, и прочее, и всякое… и потом, даже среди тех, кто и осуждён за дело, всё равно, часто – сроки не те, которые надо было человеку давать.
К.Мацан:
- Отец Константин, а как такому человеку сказать о том, что Бог есть любовь?
О.Константин:
- Ну, вот, мы практически подходим. Я подхожу на том уровне, на котором человек находится. Я говорю о том, что: «Вот, ты хочешь наказать своих обидчиков? – ну, конечно, каждый хочет, – Ну, что ты можешь? Ну, что – взять автомат и расстрелять? Опять сядешь. Вот – выйдешь на свободу. А Бог – смотри, сколько Бог может. Он ведь захочет – накажет, правда?» – «Да».
«Ну, чего ты боишься? Слово «наказание» – это хорошее, вразумить, чтоб больше так не делал. Давай, будем молиться, чтобы Бог наказал – это на пользу пойдёт. Но только смотри – Бог, вместе с тобой, наказывать не будет. Либо – ты, либо – Он. Он скажет: «Чего ты у Меня под ногами путаешься? Ну, делай сам тогда, раз ты хочешь», – и люди, как-то, понимают, воспринимают это.
Потом приходит: «Ой, батюшка, прошлый раз вот… – бывает такое, что они и второй раз успевают попасть, – прошлый раз Вы сказали… и знаете, какая у меня жизнь стала счастливая! А то у меня прямо всё горело внутри…»
К.Мацан:
- Освободился этот человек от обиды…
О.Константин:
- Освободился совершенно, перестал думать об этих людях, наплевал на них всех, и забыл, и стал думать о другом.
И вот это – выход. Тот, который, действительно, реальный, который – реальный для того человека, который здесь сидит, и который – помогает пережить эти моменты.
И потом, Вы знаете, всё-таки, наше служение – оно приводит к тому, что в каждой камере складываются уже такие… общины такие маленькие верующих людей, которые – молятся, помогают друг другу, обмениваются книжками, ещё что-то, и всё это – очень поддерживает человека.
А вот уже в колониях, и так далее – там уже складываются такие реальные группы, и они вместе в храме молятся. Причём, там батюшка, допустим, приезжает иногда, в лучшем случае – раз в неделю, иногда – два раза в месяц, да и раз в месяц приезжает батюшка, но они каждый день собираются в храме, молятся, вычитывают, там… какие-то службы. Сейчас уже такое развивается, что и хор организуется из числа заключённых. Приезжает, допустим, с воли регент, их учит.
Вот, например, в Тверской области – я вот вчера только приехал из Твери, и там, как раз, у нас было… собрались священники тюремные, впервые вот, в здании уже УФСИН, и, как раз, обсуждали такие моменты. И вот, рассказывали, и потом я увидел и видео, как они поют – замечательные эти мальчики.
То есть, вот, действительно, человек начинает жить такой жизнью – церковной.
Самое главное в том, чтобы это сохранилось после возвращения на волю. И здесь вот, как раз, самая большая проблема для нашего общества. Потому, что, к сожалению – и вот это вчера и батюшки в Твери говорили – к сожалению, в обществе, год от года, отношение к осуждённым людям – ухудшается. Как вот это… статистика оправдательных приговоров – так же, и это. В том числе, и среди православных.
Вот, стоит кружка – там, знаете… за полгода ( довольно оживлённый храм ) сколько будет денег в этой кружке?
К.Мацан:
- Я не могу предположить…
О.Константин:
- Менее двух тысяч – которая стоит в бойком месте. Понимаете, как? Вот, всё, что они смогли… это Нило-столобенская пустынь. Сколько там людей! Нило-столобенская пустынь. Вот, из всех паломников, туда приезжающих, всех людей, которые там есть – они в кружку, за полгода, положили 1800 рублей – всё! Причём, в основном, по рубль, два, 50 копеек.
К.Мацан:
- А что можете сделать Вы, как священник, и Церковь, в целом, с этой ситуацией – количеством таким мизерным оправдательных приговоров, с низким, вообще, интересом и вниманием общества к проблемам заключённых?
О.Константин:
- Ну, вот, всё-таки, там, где служат тюремные священники – непосредственно, в храме… ну, допустим, у нас в Бирюлёве, где очень много волонтёров, которые со мною ходят… и, там… если я вот попрошу… там… какие-то собрать деньги, они, конечно, соберут – по благословению настоятеля. Там будут, конечно, уже другие суммы и другой результат.
Поэтому, надо, чтобы священник тоже эти вопросы затрагивал – на проповеди, в разговоре, и так далее.
Мне кажется, что здесь… если мы будем только рассчитывать на тюремных священников… ну, в Москве – это 70 батюшек, по стране – это 1000, где-то священников…
К.Мацан:
- Ну, а количество оправдательных приговоров – как на это можно повлиять?
О.Константин:
- Ну… вначале, нужно изменить отношение в обществе – вначале. У нас для этого проводится «Неделя молитвы» – вот, мы будем опять проводить 1 апреля: 1 апреля – первый день, 2 апреля – второй… вот, всю неделю будем совершать особые молитвы – как об узниках, так и об их жертвах, и о семьях, и о возвращении в общество, и о самих… судебной системе тоже будем молиться.
И вот, здесь будем стараться пошире это всё проводить, и, было бы, конечно, желательно, как в некоторых уже митрополиях делается, чтобы эти все службы проводились не только в тюремных храмах, но и в обычных приходских. Чтобы люди, приходя, хотя бы могли услышать о тех проблемах, которые существуют здесь.
Например, вот, мы об осуждённых – преступниках или не преступниках – молимся, а об их жертвах – мы не молимся, например. Вот, в «Неделе молитвы» посвящён этому отдельный день, особенный.
Всё это – важно. И я думаю, что, всё-таки…
К.Мацан:
- Всё-таки, вы молитесь о жертвах?
О.Константин:
- Конечно!
К.Мацан:
- Во время «Недели молитвы».
О.Константин:
- Конечно, конечно! Самое главное, что… это – одна из самых трогательных служб, когда все узники становятся на колени. Потому, что они понимают, насколько они зависят – в любом случае даже, реальная ли эта жертва, или не реальная, а просто потерпевший, который сам же его сюда и засадил – но от него очень много зависит. Даже вот выход по УДО ( условно-досрочное освобождение ), например – он может воспрепятствовать, и сказать: «Нет, я не хочу его отпускать».
Но я хотел немножко затронуть другую сторону. Мы не раз уже говорили о тюрьме. А у нас сейчас новое совершенно пошло веяние. Потому, что у нас 15 февраля – я же сотрудник этой системы, не просто батюшка, мне Святейший поручил… такое послушание дал, что я являюсь сотрудником именно Федеральной службы исполнения, центрального аппарата – там отвечаю за православную веру…
И вот, у нас было, как раз, совещание в Управлении воспитательной работы – социальной, психологической – и вёл его замдиректора Валерий Геннадиевич Бояринов, замдиректора ФСИН. И вот, он очень высоко оценил итоги работы за прошлый, 2018 год, священников, которые несут послушание в тюрьмах. И, как раз, обратился ко всем – и к воспитателям, и к нам, которые там присутствовали – чтобы пошире именно использовать этот потенциал. Потому, что сейчас нам дан, так сказать, карт-бланш, нам сейчас дана возможность проводить именно просветительную, воспитательную работу не только среди осуждённых, но и среди сотрудников.
И он прямо нас призывал – учите, рассказывайте, занятия проводите. Неважно, верующий человек или неверующий, но те люди, которые здесь находятся, поскольку верующих сейчас всё больше и больше – и православных, и мусульман, и так далее – нужно очень хорошо разбираться. Нужно разбираться, где – истинная вера, где – псевдорелигия. Где вот, так называемый… как говорят – «мусульманский экстремизм» – это неправильно! Само слово «мусульманин»… «салам алейкум» – это что? «Мир вам»… «мусульманин», «ислам» – это всё однокоренные слова, это говорит всё – о мире, о покорности Богу, и это невозможные слова – «исламский экстремизм», это невозможно… Ислам – это мир и покорность, а экстремизм – это экстремизм. То есть, это искажение того даже… вот, той религии, которую мы называем мусульманством.
И поэтому вот… мы, христиане, всё-таки, кое-как христианство изучаем, а мусульманство мы знаем мало. А мы должны знать, и тому же мусульманину объяснить: «Нет, ты не прав. Ваша религия – другая, она к другому призывает, смысл другой этих слов...»
И поэтому важно взаимодействие именно с различными религиями – потому, что… я вот, как раз, сотрудник отдела по взаимодействию с религиозными организациями, и вот, для нас очень важно, когда в колонию придёт не только батюшка, но и имам. Если я приду один, мне скажут, что «батюшка пришёл опять пропагандировать, там… своё». Если он один придёт – соответственно. А если мы придём вдвоём, то каждый уже… вы знаете, как… вот… притча о добром и злом следователях – так и тут.
К.Мацан:
- В контексте разговора о тюрьме, это какая-то опасная параллель, мне кажется!
О.Константин:
- Но, тем не менее!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
- Протоиерей Константин Кобелев, клирик храма Святителя Николая в Бирюлёве и настоятель Покровского храма Бутырской тюрьмы, сегодня с нами проводит этот светлый вечер.
Вот, в продолжение того, о чём Вы говорите. Вы много лет уже занимаетесь тюремным служением, и сейчас Вы уже – сотрудник ФСИН, самой этой системы, и это – продолжение Вашей пастырской работы в ином статусе.
А вот за эти годы – как, в чём Вас изменило это тюремное служение? Что Вы для себя – по-человечески – открыли о вере, о жизни, о священстве, общаясь именно с этими людьми, с теми, кого Вы видите в Бутырском храме, в других местах лишения свободы?
О.Константин:
- Да, вот… в первую очередь, конечно, это открывает понятие о Боге. И кто нуждается в тюремном служении – это, в первую очередь, мы, священники. Потому, что… ну… как бы ни было, всё-таки, мы… наша православная вера, довольно-таки, канонична… в каких-то определённых рамках… там… надо несколько дней готовиться – говеть, исповедоваться, надо натощак прийти ( если, допустим, подготавливаешься к Причастию ) – вот так.
А представьте себе – в тюрьме. Человек сидит, полгода пишет заявление, что «я хочу посетить храм», постоянно повторяет. И вот он позавтракал – и вдруг приходят и говорят: «Пошли в храм на Причастие». И что делать? А когда в следующий раз его приведут? Неизвестно. То есть, она ломает вот какие-то наши… такие вот… представления…
К.Мацан:
- А Вы допускаете таких людей к Причастию?
О.Константин:
- Да… ну, конечно! А что делать? Ведь, он же не знал. Если бы его предупредили, сказали: «Завтра мы тебя выведем», например – это одно.
Например, в колонии, когда там висит на храме объявление: «Батюшка приедет тогда-то», – люди готовятся, а в СИЗО, когда он сидит в камере, и вдруг к нему приходят и говорят: «Пошли в храм! Хочешь пойти, или нет?»
Или, допустим, они даже запланировали вывести такую-то камеру, а у них там что-то не получилось. И они выводят другую.
И поэтому… вот… конечно, конечно, это не умаляет никак наших традиций, наших канонов, но это просто особенно раскрывает милость Божию. И что удивительно: я не скажу, что… проценты людей вот сейчас назову, но процент, относительно приходов – сколько пришло людей ( но здесь – один и тот же несколько раз мог прийти ), и сколько Причастилось.
Вот, в обычном храме – какой процент будет?
К.Мацан:
- Я не знаю… зависит от храма, наверное.
О.Константин:
- Ну, всё-таки? Вот, в храм пришли люди, в течение недели – и сколько было причастников за неделю? Ну, всё равно, это – не очень большой процент. В любом случае. А у нас – 70-80% причащается из тех, кто пришёл.
Вот, это вот, конечно… причём, эти же люди, когда они уже осуждены, когда они уже в колонии находятся, там уже – процент меньше.
Просто СИЗО – именно следственный изолятор – это такой момент, когда человеку… вот, у него суд завтра, или суд уже идёт – следующее заседание, вот, он уже чувствует, что ему какой-то приговор будет, ещё что-то – конечно, это такой момент, когда человек особенно возбуждается к тому, чтобы ему проснуться уже, в конце концов, и… как-то… сделать какой-то выбор, принять какое-то решение.
К.Мацан:
- А вот, Вы заговорили, что важно общаться не только с заключёнными и ожидающими приговора людьми, но и с сотрудниками.
О.Константин:
- Да, вот, как раз – вот это нам дана сейчас такая возможность, и мы сейчас ещё не знаем…
Вот, Владыка Иринарх, председатель синодального отдела по тюремному служению, проводил, как раз, экзамен с уже 6-й группой вот таких батюшек, которые служат… являются сотрудниками – помощники начальников территориальных органов по организации работы с верующими – таких 70 священников по стране.
И вот, в Рязани мы с ним вместе были на экзамене…, и Владыка, как раз, говорил о том, что мы пока ещё не знаем даже всех путей, как это нужно… нужно привлекать сейчас и Семинарии, и светских специалистов, разработать программу, как вот… какое обучение, какие занятия проводить, о чём говорить, как это всё делать – всё новое совершенно!
Нам вот… только 15 февраля перед нами поставили такую задачу.
К.Мацан:
- А то, что мы часто слышим в разговорах о, например, тюремном служении, что у одной Чаши вместе сходятся и офицер охраны, и заключённый – это правда?
О.Константин:
- Да.
К.Мацан:
- Как это переживают люди, как это переживает священник?
О.Константин:
- Ну, священник это переживает глубоко очень. Если… у нас был такой сотрудник один, который часы читал у нас, например. И есть заключённые, которые… там… звонари…
О.Константин:
- А для сотрудников и заключённых – что это значит?
О.Константин:
- Ну, вот… это ломка всех тех стереотипов, которые складывались веками, наверное. Когда именно в сотруднике исполнительной системы – не тех, кто их арестовывал или осуждал, они видят какой-то источник зла. Хотя, это те люди, которые их водят в баню, приносят им еду, и так далее – о них заботятся, их охраняют.
Вот, случился такой… ещё один эпизод хочу рассказать, к сожалению. В одной из наших митрополий – я думаю, что они поймут, о чём я говорю – поступила жалоба Святейшему, что человека поместили в камеру. Хотя, он был внутри зоны, но уже ходил свободно. А почему это произошло? Потому, что возникла угроза его жизни.
Вот, такой тоже бывает момент, когда какие-то… ну, мало ли, какие там у них взаимоотношения, что там случилось – карточный долг, или ещё что-то… ну, мало ли, что там – и опасность, что другие заключённые совершат над ним какое-то насилие. Поэтому, его посадили в… карцер, грубо говоря ( ну, там называется ШИЗО, или ЕПКТ ), и он там находится за решёткой – но ради его же счастья, ради его же здоровья!
К.Мацан:
- Безопасности.
О.Константин:
- И безопасности. Да, может быть, жизни даже самой.
И он везде пишет жалобы, и так далее: «Почему я тут сижу?»
А приехала комиссия, которая должна разобраться, выяснить – что и как, и как поступить.
И вот, ему отвечают, все говорят: «Понимаешь, что… подожди, потерпи. Сейчас вот решится этот вопрос, и всё будет нормально».
К.Лаврентьева:
- Отец Константин, а насколько часто люди, которые ходят к Вам исповедоваться и Причащаться в тюрьме, приходят к Вам уже на свободе, после освобождения от тюремного заключения?
О.Константин:
- Да, слава Богу, бывает такое, но не часто. Порой, человек не хочет уже… может быть, где-то и вспоминать… потом, не хочет, чтобы кто-то из родственников – может, не все и знали даже, что он был… Часто, если небольшой срок – там, детям даже говорят, что «папа поехал в командировку», ещё что-то… такое бывает. Вот. Поэтому… но есть такие люди, которые возвращаются, приходят, и их пускают и назад в Бутырку, кстати – ну, знают, кто они, и они получают на это специальное разрешение – и они приходят на какие-то службы, посещают даже вот и то место, где они были.
Вот, сейчас, как раз, такая проблема… поскольку, я из Твери… там женщина освободилась из женской колонии, и она там пришла к вере, и, уже на свободе, она стала регентом. И вот, она очень просит батюшку, чтобы он её взял на службу, и там она будет регентовать, и помогать ему уже в этой колонии, петь.
К.Мацан:
- Прекрасная история для завершения нашей программы на оптимистической ноте! Сегодня такой у нас… не совсем обычный получился разговор о пути человека к священству, но вот те истории, тот опыт, который у Вас есть, отец Константин, они, конечно, очень красноречиво – может быть, больше любых наших вопросов и каких-то размышлизмов – показывают, что человеком двигает на пути к вере, к Богу и к священству.
Спасибо огромное!
Протоиерей Константин Кобелев, клирик храма Святителя Николая в Бирюлёве, настоятель Покровского храма Бутырской тюрьмы, сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
В студии была моя коллега – Кира Лаврентьева, и я – Константин Мацан. До свидания!
О.Константин:
- С нами Бог, дорогие друзья!
К.Лаврентьева:
- Всего хорошего!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».
12 июля. О личной ответственности человека на пути следования за Господом

В 21-й главе Евангелия от Иоанна есть слова Христа об апостоле Иоанне, сказанные Петру: «Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он прибыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за Мною».
О личной ответственности человека на пути следования за Господом — протоиерей Игорь Фиялновский.
В этих словах Спасителя мы вправе услышать его указания не только апостолу Петру, но и всем нам о том, что дело христианина — не размышления о духовных путях наших ближних, а прежде всего несение ответственности за свою собственную дорогу к спасению.
На вопрос апостола Петра Господь отвечает: «Что касается Иоанна, то если бы он остался в живых до Моего второго пришествия, то это не относится к тебе — ты должен идти своим путём».
Как пишет в своём толковании на этот евангельский стих святой Кирилл Александрийский: «Ты услышал, Пётр, свою судьбу. Зачем тебе любопытствовать о судьбе других и несвоевременно как бы докапываться до познания божественных судеб? Ведь если бы он и совсем не подвергался бы смерти, чем это поможет облегчить твою заботу? Поэтому мудрый и благоразумный, когда ему предстоят какие-либо страдания, должен относиться безразлично к тому, спасётся ли другой или нет. Ведь ему нужно претерпеть собственные свои страдания, причём он не получает никакого облегчения от бедствия или благополучия других».
Все выпуски программы Актуальная тема
12 июля. О личности и почитании Паисия Святогорца

Сегодня 12 июля. День памяти Преподобного Паисия Святогорца, отошедшего ко Господу в 1994 году.
О его личности и почитании — священник Августин Соколовски.
В этих словах Спасителя мы вправе услышать его указания не только апостолу Петру, но и всем нам о том, что дело христианина — не размышления о духовных путях наших ближних, а прежде всего несение ответственности за свою собственную дорогу к спасению.
На вопрос апостола Петра Господь отвечает: «Что касается Иоанна, то если бы он остался в живых до Моего второго пришествия, то это не относится к тебе — ты должен идти своим путём».
Как пишет в своём толковании на этот евангельский стих святой Кирилл Александрийский: «Ты услышал, Пётр, свою судьбу. Зачем тебе любопытствовать о судьбе других и несвоевременно как бы докапываться до познания божественных судеб? Ведь если бы он и совсем не подвергался бы смерти, чем это поможет облегчить твою заботу? Поэтому мудрый и благоразумный, когда ему предстоят какие-либо страдания, должен относиться безразлично к тому, спасётся ли другой или нет. Ведь ему нужно претерпеть собственные свои страдания, причём он не получает никакого облегчения от бедствия или благополучия других».
Все выпуски программы Актуальная тема
12 июля. О разных задачах, поставленных Господом перед ними, и проповеди апостолов Петра и Павла

Сегодня 12 июля. Церковь празднует память Славных и всехвальных первоверховных апостолов Петра и Павла.
О разных задачах, поставленных Господом перед ними, и проповеди апостолов Петра и Павла — протоиерей Максим Первозванский.
И книга «Деяния святых апостолов», и послания апостола Павла говорят нам о том, что были между ними разномыслия по вопросу приёма язычников в церковь. И это хорошо, это правильно, потому что сам апостол Павел напишет, что должно быть между вами разномыслие, дабы открылись искусные.
Ведь действительно, представьте себе, какого масштаба проблема стояла перед церковью. Есть христиане из иудеев, люди с рождения, воспитанные в законе Моисеевом, и это закрытая, на самом деле, общность, объединённая кровью и законом. И есть самые разные люди, не принадлежащие к Израилю, которые тоже становятся христианами, которые уверуют в Господа нашего Иисуса Христа. И как их принимать в церковь? Требовать ли от них соблюдение закона Моисеева?
Как быть христианином из иудеев? Ведь сказанное им в законе Моисеевом прямо написано, что не должно им общаться с язычниками. И мы видим, что в послании апостола Павла к Галатам написано, что Пётр ел вместе с христианами из язычников, а когда пришли некоторые от Иакова, стал уклоняться, потому что в глазах правоверного иудея, даже ставшего христианином, есть вместе с язычником — это вещь недопустимая.
И мы видим, как колебались апостолы, что для этого пришлось специально созвать Первый апостольский собор. Больше того, были даже разделены сферы влияния, и Пётр остался первоверховным проповедующим среди иудеев, а Павла, по сути дела, назначили, если можно так сказать, первоверховным и главным отвечающим за проповедь среди язычников.
Поэтому мы видим, как Господь управляет каждым, давая дело и миссию по силе. Это дар Духа, который каждый из нас должен реализовать, как данный от Господа талант.
Все выпуски программы Актуальная тема