«Путь к священству». Протоиерей Сергий Баранов

Нашим гостем был секретарь Орской епархии, духовник Иверского женского монастыря в городе Орске Оренбургской области протоиерей Сергий Баранов.

Наш гость рассказал о своем пути к вере, о том, как после молитвенного обращения к святой Ксении Петербургской именно в день её памяти стал диаконом, об опыте общения со старцем Ефремом Аризонским — ближайшим учеником Иосифа Исихаста, а также о том, почему, по его мнению, христианство невозможно без несения креста, что такое обожение, и насколько достижимо такое состояние для современных христиан.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

---

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева.

Кира Лаврентьева:

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— И я, Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня протоиерей Сергий Баранов, секретарь Орской епархии, это Оренбургская область, духовник Иверского женского монастыря. Добрый вечер.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— В наших программах, которые мы с Кирой ведем, в этих беседах мы говорим со священником о его пути к вере, если такой есть, если человек не родился в церковной семье, и в вере этот путь, который в итоге привел мужчину к желанию, дерзновению быть священником. Этот путь, как нам кажется, часто сопряжен с вопросами к самому себе, с поиском пути и смысла жизни, с вопросами о Боге или вопросами к Богу, и с ответами, которые человек пытается найти. И в этом смысле разговор о пути человека к священству может быть для каждого, кто каким-то образом о религии задумывается, соотнесен со своими вопросами, которые в душе у каждого есть, и может быть какие-то ответы тоже могут обретаться. Вот об этом сегодня с вами хотелось бы поговорить.

Кира Лаврентьева:

— Здравствуйте, отец Сергий. Вы знаете, я готовлю вашу цитату, потому что хочется именно с нее начать. Начнем с вашей цитаты в одном из ваших интервью. «Обычно говорится о смысле жизни человека очень избитые фразы: надо построить дом, надо посадить дерево, вырастить сына. Я в какой-то момент стал оценивать свою жизнь по этим лекалам и понял, что я не одно дерево посадил, и дом построил, и родил шестерых детей, и внуки уже пошли. А еще я строю храмы, расписываю иконы, на Святой горе Афон расписывать небольшие кельи и двадцать три года посещал тюрьмы, организовал приют для бездомных и тринадцать лет содержал его, построил кафедральный собор, написал книги — в общем, это очень долго все можно перечислять. Но самый главный вывод, который вы делаете, вы говорите, меня спрашивают: «Отец Сергий, ты удовлетворен? Ты столько в жизни всего сделал», а я не знаю, что ответить. Наоборот какое-то ощущение пустоты, очень похожее на переживание, которое описывает Соломон устами своего экклезиаста: «Я обладал мудростью и в полной мере познал мудрость и понял, что это суета. Я был самым богатым, насладился богатством, пресытился и понял, что и это суета. У меня было все, но, в конце концов, я могу сказать, что это все остается в прошлом, все это суета». Отец Сергий, вы сейчас такого же мнения о своей жизни, о своем мироощущении?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Да, только одна очень важная, жирная деталь, в конце у Соломона есть фраза «живи и Бога бойся.

Кира Лаврентьева:

— То есть люби?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Нет, не люби. Люби, это бывает очень относительное понятие в современном мире. Если любовь именно Бог, то — да. Я бы начал свое воцерковление с конца, если позволите, не с начала, а с конца. У меня была точка в моем воцерковлении, в моем священстве, когда, знаете, бывает такая ситуация, не знаю, как у других, но это было, может быть даже, что интимно позволю себе сказать, но иногда приходится раскрываться в каких-то деталях интимных, чтобы предельно быть понятным. У меня была точка моей церковной духовной жизни, когда я стоял возле престола, и вдруг Господь мне задал такой конкретный вопрос, глядя глаза в глаза. «Отец Сергий, все, что ты якобы приобрел в духовном плане, твои духовные переживания, тот духовный опыт, который ты имеешь, то, как чувствуешь ты Бога, мера твоей веры — ты на сто процентов веришь, что это не иллюзия, ты на сто процентов можешь сказать, что это опыт действительно объективный? Ты ни на йоту не сомневаешься, нет ли варианта, что ты себе это психологически разгорячился и выдумал. Двадцать лет ты строил красивый духовный замок». И знаете, эта точка бывает очень обостренная, тяжелая, потому что даже самому себе можно наврать, любому человеку можно соврать. Но Богу соврать невозможно, и поэтому ты должен отвечать предельно откровенно. И я вынужден был оценить себя и сказать: «А я не уверен». Не уверен в каком плане? Моя вера сейчас живет в этой действительности относительно благополучной, хотя я не могу сказать, что моя жизнь благополучна, мне Господь дал в жизни много скорбей. И мои болезни, и болезни моих детей, непонимание оппонентов, много всего было. Чтобы проверить объективность твоей веры, эту веру нужно поставить на самую-самую крайнюю точку, например, точку мученичества. Вот сейчас ты в точке мученичества, и не дрогнет ли твоя вера, вдруг не войдет ли в нее помысел, а стоит ли отдать жизнь, а может быть, все это иллюзия. А может быть, это все ты себе выдумал, а может быть, ты разгорячился и просто создал, сам себе внушил свою веру, ты ее родил, написал сам сценарий. Даже в твоих отношениях с Богом, а не всего лишь это психологическая разгоряченность? И это бывает, когда ты двадцать лет шел в одну сторону, шел, спотыкаясь, разбивая колени, давал большую цену, ты часть жизни этому отдал. И эта точка бывает точкой на краю ада.. И слава Богу, что у меня была эта точка, теперь у меня есть опыт. Вот от этой точки я начал искать другую веру, не веру эмоциональную, разгоряченную. И теперь я еще выстраиваю свою веру, объективность своей веры, постоянно проживаю вот эту точку мученичества. Я начал понимать объективно, опытно, о чем говорил Христос, когда говорил «хочешь быть моим учеником, бери крест». А без креста нельзя? Можно, но не тот результат будет. То есть тема креста вошла в мою духовную жизнь. Я понял, что без этого я постоянно нахожусь в иллюзиях, в комфортном состоянии, мне нужен ежедневный, ежечасный крест, чтобы оценивать объективность моего духовного состояния, моего переживания Бога.

Константин Мацан:

— А значит ли это, что нужно искать страдания специально?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Ну, вообще-то аскетика православная искусственно создана, это же создано святыми отцами, практика духовной жизни. Я знаете, о чем скажу, первый век христианства — век мученичества, люди постоянно были в этом, их вера ежедневно испытывалась этой точкой возможности страданий.

Константин Мацан:

— Но мы сегодня живем в мире сегодняшнем. Вас сейчас люди слушают, и ваши слова о кресте могут быть восприняты так, что, ну значит, нужно искать страданий, проблемности.

Кира Лаврентьева:

— Ну, мне кажется, крест найдет человека.

Константин Мацан:

— Или человек живет семья-дети-работа, и какого-то большого страдания понятого, как болезнь тяжелая, в жизни нет. Что это плохо? Или нужно увидеть все свои обстоятельства жизни как некий крест? Что вы скажете?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Первый век закончился, и при Константине Великом прекратились преследования, а смысл страдания и жажда страдания осталась, и рождается институт монашества, который эту аскетику приносит с собой. Я не говорю, что нужно постоянно искусственно стимулировать страдания. По большому счету, у нас у всех очень много и естественных страданий, которые приносит нам жизнь, которые в промысле Божием, которые приносят нам окружающие нас люди, дискомфорт. Может быть, и не надо искусственно еще, хотя мы все равно пользуемся аскетикой. Вот сейчас начался пост, это все равно ущемление себя, ограничение себя. Практика, мы практикуем терпение, долготерпение, как святые отцы говорят, «Царствие Божие нудится». Это очень точное слово.

Константин Мацан:

— Иными словами, кода вы говорите о страдании в этом контексте, это нужно понимать не так непременно, вот взять и по пальцу себе ударить молотком, чтобы было больно.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Не надо мазохизмом заниматься.

Константин Мацан:

— А любое некоторое самоограничение, какое-то ощущение, что ты в пределах чего-то и себя чем-то ущемляешь.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Я думаю, достаточно будет принять те страдания, которые к нам естественно, мы даже их не можем принять, мы постоянно бунтуем с судьбой своей.

Кира Лаврентьева:

— Но тут же вопрос в том, что, если ты направлен к святости — а если ты в принципе внутри Церкви, если ты пытаешься стремиться ко кресту, ты не можешь не быть направлен к святости, иначе ты просто сгоришь как солома — и если это твой путь, то безусловно ты проходишь пути креста. Ты проходишь пути внутреннего мученичества. Ты не можешь же жить просто так и искать страданий, потому что надо нести свой крест.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Мы все проходим, каждый отчасти...

Кира Лаврентьева:

— Я к тому говорю, отец Сергий, права ли я, что крест все равно найдет тебя?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Найдет.

Кира Лаврентьева:

— То есть искать его искусственно нет никакого смысла.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Вот сейчас сразу важная ремарка. Все несут какой-то крест. Но кто-то несет с благодарностью, кто-то несет, постоянно брюзжа, жалуюсь, в отношениях с Богом у него постоянно недовольство.

Кира Лаврентьева:

— Конфликт.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Конфликт. Тебе все равно придется нести. Нет того человека, который совершенно живет без страданий.

Константин Мацан:

— А вот та очень цепляющая сердце ситуация, которую вы описали, та точка сомнения, которая у вас была, это все-таки сомнение в том, есть Бог или нет, или это сомнение в том, правильно ли я выстраиваю свое представление о нем.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Это сомнение в самом себе и это, мне кажется, должно всегда присутствовать. Это трезвит человека. Трезвит, и он выстраивает свои отношения с Богом тогда правильно. Нельзя быть в иллюзиях, они могут выстроить прекрасный замок, который рухнет в момент кризиса в одну секунду. И это будет не просто разрушение замка, это будет разрушение вас, вы не понесете это. Это очень тяжело.

Константин Мацан:

— Протоирей Сергий Баранов, секретарь Орской епархии, это Оренбургская область, духовник Иверского женского монастыря сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вы начали рассказывать о своем пути воцерковления не с начала, а вот с этой очень важной точки, которая такой, если угодно, эпиграф, свет проливает на весь путь. А с чего все начиналось?

Протоиерей Сергий Баранов:

— С чего все начиналось? Я последнее время чаще всего, когда меня спрашивают о моем воцерковлении, если еще двадцать восемь лет назад я говорил по-другому, то сейчас я говорю одно и то же. У меня такое очень четкое ощущение, что это не я Бога нашел, а Он меня нашел. И у меня в связи с этим такая трогательная благодарность в Его сторону. Моя жизнь могла сложиться как угодно, если бы почему-то Господь какими-то неведомыми судьбами не вошел в мою жизнь и не скорректировал ее. Я ведь вырос в не церковной семье, о Боге никто не говорил. И даже больше того, в армии я был секретарем комитета комсомола взвода. Говорил, что все священники или шизофреники или аферисты, буквально так.

Кира Лаврентьева:

— Выбор не велик.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Да, выбор не велик. И вдруг через шесть после армии я становлюсь священнослужителем. Господь как-то так устроил, почему-то Он заставил меня думать в эту сторону. Все какие-то сопутствующие вещи, на тысячелетие Крещения Руси, вдруг стали открывать храмы, стало что-то появляться информационно — это не главное. Я так остро переживаю, у меня от этого благодарность Богу — Он меня нашел, я просто откликнулся.

Константин Мацан:

— Как это было? Что такое Бог меня нашел? Что это был за день, за момент.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Яблоко на голову мне не падало. Это происходило как-то постепенно. Я ребенком учился в художественной школе, но тогда преподаватель школы говорил, что с этого прогульщика ничего не получится. Потому что я еще занимался спортом и шлялся на улице, был таким подростком неорганизованным. Но после армии и даже в армии почему-то я снова решил вернуться к живописи, после армии сам стал пытаться это все возобновить. Почему-то мне стала интересна иконопись. Но тогда у нас не у кого было учиться вообще, я самоучка. Я стал учиться сам. Стали возрождаться храмы, их некому было расписывать, меня позвали. Я вошел в храм и уже не вышел. Вошел как художник, а остался уже как священник. Потому что одно дело говорить о религии, а другое дело войти внутрь нее и просто примерить на себя эту атмосферу, пропустить через себя. Все равно, когда ты говоришь о чем-то, для тебя религия это внешний объект, ты говоришь о чем-то внешнем. А когда ты вошел внутрь церкви, все естественно встало на свои места. Естественно и сверхъестественно. Я как-то в вашей передаче уже рассказывал, какую роль сыграла Ксения Блаженная в моей судьбе. Для меня это тоже настолько сверхъестественное событие. Для человека совершенно сырого в вере, ничего не понимающего, я даже попал на Смоленское кладбище, когда часовня уже закрыта, мне сказали, вот приложитесь лбом к алтарной стене и проси, что хочешь. Я попросил, стать священником. Ксения, если что, помолись за меня. И вдруг через три месяца от этой точки меня рукополагают в диакона в день Ксении Блаженной, который я даже и не знал. Я узнал это на самом рукоположении. Я услышал, что читают «Ксения, Ксения», почему «Ксения», да потому что сегодня ее день. Потому что три месяца назад ты ее просил о своем священстве. Таких моментов бывает много в духовной жизни. Не знаю я, как-то так произошло. Естественно противоестественно.

Кира Лаврентьева:

— Смотрите, но на этом священническом пути, вы не оставляли творчество, никогда не оставляли.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Да

Кира Лаврентьева:

— Вы всегда созидали, всегда шли в новую сторону, осваивали новые творческие пространства. Насколько вам внутренне хватало вашего священства, если так можно сформулировать вопрос? Он, конечно, не очень деликатный, но так как у нас сегодня с вами разговор довольно откровенный, я решилась.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Да. Все мое творчество проходило через мое священство, все оно было христоцентрично. У меня не было творчества, отдельного от Христа. И вообще по поводу творчества, у меня есть фильм, который мы снимали в Японии, называется «Возвращайтесь», и там в одной главе я говорю о творчестве, вообще в принципе возможно ли творчество православному человеку. Потому что некоторые у нас очень категоричные люди говорят, что это все от лукавого. И я провожу аналогию, что если Бог творец, а мы созданы по образу и подобию Божию, значит, и творчество в принципе в нас заложено от начала. Мы должны не бежать от творчества, мы должны его преобразить. Оно в связи с нашим грехопадением — творчество идет из сердца, и если сердце поражено — оно рождает плохое творчество. И чем больше поражено сердце, тем больше поражено творчество. Оно иногда может приобретать формы совершенно философских эстетических уродств, и это мы знаем в творчестве. Но в то же время творчество Андрея Рублева — это тоже творчество. И вообще Церковь наполнена творчеством. Наше богослужение наполнено звуками, пассивной хореографией, ароматами, то есть нужно не убить в себе творчество, а преобразить. И вот в этом фильме японском, я говорю о том, что православная аскетика подразумевает сужение нашего творческого начала, не до умертвления, а до какой-то точки, за которой начинается точка преломления и за этой точкой преломления творчество расходится уже. Точка линзирования я ее называю, за которой свет преломляется в гамму разноцветья. Но эта точка — это уже творчество обо́женое. Вот таким творчеством пользовался Андрей Рублев, наши кинографы, архитекторы церковные. Все же это присутствует, но все становится христоцентрично, и вдохновляющей силой творчества — слово Дух — становится Дух Святой. Хотя в мире присутствуют и другие духи, чуждые Духу Святому. Там же в Японии, я, когда ехал, у меня был такой стереотип, что буддизм — это не о чем, это пустышка. Но подойдя к первому буддийскому храму, я вдруг почувствовал очень упругую духовность, реальную, но она для меня, человека, знающего Духа Святого, была со знаком минус, она для меня прозвучала как темная духовность, для меня отрицательная. Может быть, люди, не знающие Духа Святого, переживут ее как-то по-другому, но я, уже будучи в Церкви и практикуя молитву, я ее почувствовал именно так. Там есть духовность, но она со знаком минус. И творчество может быть вдохновлено не только Духом Святым, но и духами падшими. Поэтому в природе мы имеем творческие вещи отвратительные просто, уродливые, которые совершенно чужды Духа Святого. Поэтому, чтобы творить от Духа, нужно практиковать духовную жизнь, стяжать Духа Святого и потом твори что хочешь, но ты будешь в границах, в рамках Духа Святого, Он будет твоей культурой, твоим чутьем тонким.

Кира Лаврентьева:

— Вы говорите об этом, а я вспоминаю одного очень хорошего знакомого, который прошел разные практики других религий, и буддизм и все-все прочее, и он сказал такую уникальную вещь. Он сказал, что когда я причастился в храме, покаялся, осознанно причастился, не просто что-то попробовать, а именно осознанно подошел к вопросу. Пришел домой и понял, что это та благодать, та энергия Божественная, которую ты не можешь вообще никак сам в себе увеличить, воспроизвести, в отличие от других энергий, которые на самом деле легко можно себе накрутить. А это чистый Дар, который дается тебе от Бога-Отца, дается тебе в руки.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Три дня назад мы с академистами Сретенской семинарии говорили, чем отличается практика медитации от Иисусовой молитвы православной. Я сказал такую деталь, что буддисты ищут состояния, а мы ищем Личности, мы ищем Христа. И Эту Личность мы принимаем в любом варианте, хоть в состоянии мира, хоть Он нам приносит крест, хоть Он нам приносит какие-то разочарования, дисгармонию, во Христе мы принимаем все. Они ищут состояния умиротворения, или даже просвещения. А мы ищем Христа. Это большая разница.

Кира Лаврентьева:

— Мы с темы креста сегодня начали разговор наш. Вы сказали, что без креста просто невозможно себя оценивать трезво, невозможно оценивать себя реально, свое состояние нынешнее на сегодняшний день. А говорят о том, что если ты примешь свой крест и полюбишь его, то может быть, не будешь испытывать таких катастрофических страданий, которые испытывают некоторые люди от своих крестов, вы сказали, что они жалуются, ропщут, им плохо, они спорят с Богом. Но чтобы уйти от этого спора, но ты не понимаешь, зачем тебе этот крест, но ты и спорить не хочешь, как его принять, чтобы он хотя бы прекратил быть таким тяжелым?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Знаете, недавно я разговаривал с одним человеком, который болен онкологией. Я позволяю себе это сказать, потому что я три раза оперировался в онкологии, у меня больные дети, поэтому я нравственно могу об этом говорить. Я ему сказал, может быть, такую страшную вещь, я ему сказал, перестань воевать со смертью, прими ее. Прими, не все меня поймут, о чем я сейчас говорю, убери этот спазм постоянной войны со смертью, прими ее, как в принципе все христиане всегда жили, это входило в смысл нашей жизни. Как сейчас неверующие люди, ему девяносто лет, он — «не говорите мне о смерти». Как будто ты не умрешь, тебе девяносто лет. Я понимаю, когда семнадцатилетний об этом говорит. Мы были всегда относительно мужественны в отношениях со смертью, потому что мы приняли ее в смысл нашей жизни. И у нас хотя бы этот психологический конфликт прекратился. Это трудно объяснить. Я, когда стал священником, так любил исповедовать, сейчас это для меня так тяжело. Потому что тогда я знал ответы на все вопросы, а сейчас стал осторожнее, чаще всего задумываюсь. И вот стали ко мне приходить люди на исповедь, например, у которых болеют дети. Я им сразу бабахал: да что же вы, это же в смысл жизни входит, читайте акафисты, бодритесь. Раз — и у меня ребенок в реанимации. Я думаю: Господи, я ведь совершенно их не понимал. Потом очередной период. Приходят люди, больные онкологией: вот так случилось, что может быть, это уже последний год моей жизни. Да, что же вы расквасились, работайте, христиане должны, почитайте акафисты. Раз — и я в двадцать шесть лет первый раз еду оперироваться в онкологию. У меня молодая жена, детки. Я думаю, Господи, их нельзя понять интеллектуально, их можно понять, только прожив их состояние. Потом как-то меня стали сильно удручать люди с психическими расстройствами. Они приходят, это вообще какой-то кошмар начинается на исповеди. Да, откуда же этих дураков столько много. И вдруг я служу литургию, Господь мне дает пережить состояние, что такое шизофрения. Я буквально ее живу, я думал, что я сейчас здесь и умру на этой литургии, это было все, это страшнее рака было, страшнее больных детей. Слава Богу, Господь убрал.

Кира Лаврентьева:

— Тут же забрал.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Рукой отнял. Но я вышел из этого и думаю, Господи, я ведь ничего в жизни не знаю. Жизнь нельзя прочитать по книжкам, нельзя ее посмотреть в кино, жизнь можно только прожить. И поэтому, когда я сказал, перестань воевать со смертью, я знал, о чем говорю. И он меня понял, о чем я говорю, в конце концов. Но может быть, те, кто слушает радио, не все поймут, о чем я говорю, это надо прожить.

Кира Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами протоиерей Сергий Баранов, секретарь Орской епархии, духовник Орского Иверского женского монастыря, отец шестерых детей. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы вернемся после короткой паузы.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. В гостях у нас сегодня протоиерей Сергий Баранов, секретарь Орской епархии, это Оренбургская область, духовник Иверского женского монастыря. У нас такая программа сегодня получается, разговор о вещах чувствительных. Начали мы с креста, и только что, отец Сергий, вы рассказывали про свой опыт и онкологии, и встречи со смертью, и болезни детей. И поскольку мы в программе «О пути к священству», я бы хотел, может быть, продолжая эту тему в известной степени, спросить Вас о разнице в этом смысле переживания всех этих тем мирянином и священником. Как Вы это чувствуете? Есть ли у Вас такого рода воспоминания из мирянской жизни? Я слышал такую мысль, что священник, который служит литургию, а это центральная миссия священника — преподносить людям таинства, предстоя алтарю, уже находится на последней грани между временным и вечным. Не в смысле смерти, а что вот здесь твоими руками благодатью Святого Духа совершается таинство и вечное входит во временное. И это какое-то мощное переживание конечности тебя и всей жизни, и одновременно переживание того, что вечность есть. Это дано священнику переживать за каждой литургией. Я говорю об этом сугубо в теории, поскольку сам этого опыта, понятное дело, не имею, и пересказываю то, что слышал. И в этом смысле ты как бы за каждой литургией заранее прощаешься со всем земным и понимаешь всю относительность всех даже самых важных дел, которые занимают какое-то свое место в жизни, но с собой в вечность это не возьмешь. Вот я такое такое слышал размышление о служении священника. Что Вы об этом думаете? Как оно в Вас отзывается? Именно на фоне того, что священнику в этом смысле дается какой-то особенный ответ на вопрос о смерти, в отличие от мирянина.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Знаете, я вам скажу, что вы говорите об идеале, и этот идеал — это редкое явление. Да, он должен быть, мы должны туда стремиться, но я с грустью, с печалью, искренне — я так не люблю неискренности, фантазии, каких-то высоких слов, лучше откровенно, но в тему — это очень редкое явление, и чем дальше, тем оно реже. Может быть, у Иоанна Кронштадтского это было, если не всегда, но очень часто. Но обычный среднестатистический священник, я думаю, если он будет искренним, он скажет — да еще и не каждый скажет — что да, это моя мечта. Кто-то просто служит, даже не задумываясь о таких высоких вещах. В семинарии об этом поговорили, а потом в буднях у него все это ушло в будни, обыденность. Он служит литургию, а сам уже думает, куда он поедет отпевать, что ему там дальше делать. К сожалению. Я не боюсь об этом говорить, это не унижает священников, я бы хотел, чтобы это стимулировало священников. Это, знаете, как бросить камень в болото, чтобы какое-то там движение. Почему вода болотится? Потому что она стоит. Текущая вода не болотится, она живая. И мне хочется вот этой откровенности. Если я не буду говорить про других священников, про всех священников, я могу говорить объективно о себе. Честно, это очень редкое явление. Мы даже к этому можем подходить только отчасти. Знаете, есть такая вещь грустная, как привыкание. Привыкание к святыне, к состоянию. И если человек не живет духовной жизнью постоянно, молитвой стимулируя свою духовную жизнь, у него это болотится. Можно сколько угодно каких красивых слов с амвона говорить, вот, все, что Вы сейчас сказали.

Константин Мацан:

— Не с амвона.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Но, знаете, лучше бы горько промолчать. Я вот очень не люблю такую фразу, когда христиане говорят: «Ну, мы же не святые». И мне хочется навстречу сказать: «А почему вы не святые? Для того, чтобы ты стал святым, Христос распялся на кресте. А почему ты не святой тогда, если такая цена за твою святость заплачена?» Поэтому я люблю, когда мы говорим: «К сожалению, мы не святые». Это будет порядочно, честно. Да, к сожалению, мы не святые. Но это должно нас не успокаивать, а через совесть как-то стимулировать хоть что-то делать. Если у нас не получается литургия в такой самой возвышенной форме, будем хотя бы хранить внимание, будем хотя бы стараться хоть какое-то благоговение соблюдать на литургии, это уже хорошо. Иногда, когда мы говорим слишком высоко, а живем низко, мы привыкаем к лицемерию, а это самое-самое страшное. «Господи, прости, я дрянь», — меня это быстрее спасет, нежели я что-то о себе буду думать. Литургия. Ох, как бы я хотел пережить литургию Иоанна Кронштадтского! Епископы уступали место у престола Иоанну Кронштадтскому, чтобы постоять рядом и войти хотя бы отчасти в его литургию. Но этот опыт редчайший, и он умаляется, но он никогда не прекратится. На литургии нужно пытаться молиться, не просто ее отстоять и все сделать как по чину. Если священник не молится, это большая трагедия.

Константин Мацан:

— Мой вопрос еще был в том, есть ли здесь разница между мирянином и священником. Вот мирянин, который участвует в литургии как сомолитвенник, в идеале, опять же, а не просто ждет причастия, тут уже я с горечью могу рефлексировать свой опыт мирянина. Это тот же опыт молитвы и вот этого ответа на вопрос о конечности своей, что и у священника в алтаре, который своими руками таинство людям преподносит? Или все-таки есть разница, как Вам кажется, вот во внутреннем переживании этого вопроса экзистенциального, который перед каждым стоит?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Я, знаете, иногда отвечаю на подобный вопрос: Господь в любое время, в любую секунду направлен в сторону каждого максимально обильной своей благодатью. Все зависит не от Бога, который дает меру, а от человека, который способен взять. Я так рассматриваю. Господь готов в сторону каждого дать очень много, все зависит от того, что мы не можем принять, не повредившись.

Вот таким уникальным человеком, который смог принять обильную благодать, была Божия Матерь, не повредившись в гордости, во мнении о Себе Самой, Своей исключительности. Хотя прямо в Ее время Ее современники, израильский народ, именно повредились. Ведь это, действительно, Богом избранный народ, действительно, исключительный. Но они приняли свою богоизбранность не как ответственность перед миром, а как честь, и это все, это их помрачило. Их разум помрачился от гордости, что они очевидных вещей, пришел Бог на землю, они его не увидели, они Его распяли. Они не могли понести такой чести, а Богородица понесла такую сугубую честь, сугубую благодать и не повредилась. Я думаю, иногда священник не может понести столько, сколько там в самом конце храма некоторые миряне могут понести. Все зависит от способности принять. Кто сколько сможет, столько и примет. А Бог даст всем одинаково, но мы не все можем принять. Я не знаю, у нас... Ну, конечно, служение литургии, если бы оно было на такой высоте на должной — это чудо. У нас однажды привозили в Орск мощи Елизаветы Федоровны, поезд провозил, и на станции на двадцать минут вынесли эти мощи, двадцать минут стоянка поезда была, и там полгорода верующих собралось, чтобы прикоснуться к мощам. Эти двадцать минут прошли, мощи обратно в поезд, увезли, и вдруг я вижу, в стороне стоит молодая женщина и плачет. Я подошел: «Что случилось?» Она говорит: «Мне не досталось, я не смогла». Ну, столько народу. Я тогда ей сказал: «Да знаешь, Она Сама к тебе подошла и обняла тебя и поцеловала, потому что ты Богу ближе всех была в своем смирении, своей обездоленности».

Константин Мацан:

— В начале программы Кира, зачитывая ваши цитаты, долго перечисляла большое количество ваших социальных заслуг.

Кира Лаврентьева:

— Да, было дело.

Константин Мацан:

— Среди них социальные такие проекты: и встреча с заключенными в их опыте, встречи с бездомными в их опыте жизни, их креста, на самом деле, что вам дала как священнику?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Ой, я не хочу говорить высоких слов, что во мне действительно глубокое сочувствие, истинная любовь. Я всегда определяю это скорее понуждением себя на эти дела ради Христа. Как-то Христос сейчас проходит сквозь мою жизнь так трогательно, и мне хочется для него что-то делать и делать. Поэтому я не говорю, что во мне есть любовь ко всем и вся, я скорее делаю это ради Христа, потому что Он меня попросил: «Понудь себя». Даже я бы хотел и прощать и любить врагов не потому, что мне это присуще, я далек от этого, но я хотел бы это делать ради Христа. А делая ради Христа, потом это как-то уже входит в твою природу уже естественно вместе со Христом. Я в одном фильме говорю, сравниваю обо́жение: это не как сосуд, наполненный благодатью, все-таки остается две разные природы — сосуд и благодать. Обо́жение больше похоже на раскаленный металл, когда две стихии становятся уже неразделимы. Это не огонь и не металл, это раскаленный металл. И когда вот вдруг — дай Бог, чтобы в практике нашей духовной жизни хоть отчасти произошло вот это обо́жение — ты начинаешь чувствовать Христом, мыслить Христом, и ты естественно начинаешь действовать Христом. А до этого просто понуждение ради Христа, но постоянное стяжание благодати, чтобы уже жить Христом. Как апостол Павел говорит такие слова, кому-то они просто слова: «Не я уже живу, живет во мне Христос». Как это так? Что это такое?

Константин Мацан:

— А вот что это?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Это Царство Небесное на земле. Вот знаете, Господь в Евангелие как-то сказал ученикам: «Истинно говорю вам, есть некоторые из стоящих здесь, кто не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Небесное, пришедшее в силе». И у некоторых людей, читающих эти строки тогда, возникало мнение, что Второе Пришествие будет в первом веке, пока еще живы вот эти свидетели, то есть как бы об этом Христос говорил. Но в Евангелие, если мы проследим, после этих слов Господь идет на гору Фавор, берет учеников и преображается пред ними. И они, вот эти отдельные ученики, отчасти в малой мере переживают Царствие Божие в Нетварном Свете. И знаете, очень плохо, когда мы говорим теоретически об этом. Это бытийные вещи. Они для нас, христиан, не должны быть ни в коем случае теоретическими, иначе все наше христианство — это просто что-то мертвое.

Константин Мацан:

— Протоиерей Сергий Баранов, секретарь Орской епархии, это Оренбургская область, духовник Иверского женского монастыря сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Я почему так про эти слова апостола Павла из Послания к галатам спрашиваю «Отныне живу не я, а живет во мне Христос», почему так среагировал, потому что меня самого в свое время эти слова, по сути, обратили к вере. И я тогда, конечно, ничего не понимал про бытийные вещи, совершенно не богословски их воспринял, а воспринял их как то, что Господь это не Кто-то далеко на небе грозный, большой. Или не грозный, но какое-то общее, большое, большая Личность, под которую нужно себя подстроить, а это Тот, Кто ближе к тебе, чем самый-самый родной человек, вот Он еще ближе к тебе. Настолько глубоко к сердцу Христос. Я вот так это психологически воспринял.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Если есть три минуты, я бы вот еще такую детальку сказал. Обратите внимание, ветхозаветное понимание праведности: Авраам был праведен и ходил пред Богом, Исаак был праведен и ходил пред Богом. Ветхозаветное понятие Бог — это что-то перед тобой. А новозаветное — это внутри тебя. Это вообще кардинально разные вещи. Бог — не объект перед тобой, а Он становится частью тебя. Это такое таинство, о котором даже больше молчать. Вот таинство обо́жения. Когда меня спрашивают: «О чем ты говорил со старцем Ефремом в Аризоне?» Я говорю: «Я ни о чем не говорил. Я стоял возле престола, мы служили литургию, и я просто благоговел». Да молчит всякая плоть! Тут прекращается слово, даже боишься его нарушить, вот это состояние, словом.

Константин Мацан:

— Расскажите об этом подробнее, о встрече с такими людьми. Что он вам дал? Как это было?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Да я не могу сказать, что у меня был большой опыт. Я два раза ездил в Аризону к старцу Ефрему, потому что...

Кира Лаврентьева:

— Для наших радиослушателей поясним, что это ближайший ученик старца Иосифа Исихаста.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Да. Знаете, иногда бывает в духовной практике, люди говорят в какой-то момент: «Я устал, устал слышать о святых, покажите мне реально что-то, дайте мне до него дотронуться». И поэтому я больше тридцати раз был на Афоне, расписывал храмы. Я ездил в Аризону к старцу Ефрему, ездил в Эссекс в монастырь старца Софрония (Сахарова). Мне всегда был драгоценен реальный опыт, не теория. Теория — да, это тоже хорошо. Но мне хотелось вот прикоснуться. Потому что по большому счету хороший духовник в первую очередь несет не слово, он несет дух, он передает дух. С такими людьми можно даже ни о чем не говорить, а просто черпать этот дух, благоговея, находясь рядом с ними. Я был всего два раза, коротко, и об этом надо, наверное, так, скромно говорить.

Кира Лаврентьева:

— Отец Сергий, вот представим, что нашу программу сейчас слушает человек, который только-только, буквально недавно начал интересоваться православием и буквально недавно начал заходить в храм. И мы поднимаем такие глубины, такие пласты сейчас — крест, обо́жение, христоцентричность, встреча с великими духовниками, святость в миру. А для человека этого это все очень сложно пока, он этого еще не вмещает, потому что он еще младенец в этом. И даже, наверное, совет молиться для него такой, знаете, очень сложный, потому что, ну, что такое молиться? Ну, прочитать правило, прочитать Иисусову молитву, если тебя благословят, прочитать акафист. Но тут же крайне важно еще искусственно не нагонять себе каких-то суперощущений, искусственно не вызывать у себя покаяние, которое на самом деле покаянием, вполне возможно, и не является.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Чтобы театром это не стало.

Кира Лаврентьева:

— Чтобы не превращаться в театр. Какие бы вы дали советы человеку, который еще только хочет понять, что такое христианство? Он еще только хочет познакомиться со Христом. И твердая пища, о которой мы сегодня говорим, для него еще невозможно ее переварить. Не потому, что нам с Костей возможно ее переварить, и мы такие умные ее с Вами обсуждаем. Мы тоже такие же. Что бы Вы сказали, отмотав, может быть 30-40 лет к началу своего пути духовного, к началу своего священнического пути?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Знаете, в этом плане у меня ничего не изменилось. Слава Богу, что я никогда не переживал православие как религию просто морали, как религию культуры.

Кира Лаврентьева:

— Тут даже дело не в морали, дело в том, какие шаги правильно сделать, чтобы пойти нужным путем?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Тут человеку сразу бы вдохновение его не перебить чем-то, на примитив не выйти. Все-таки я помню, что мной двигала именно жажда мистики. Мистики в хорошем смысле этого слова, потому что для некоторых православных это какое-то ужасное слово. Да. Хотя это богословское...

Кира Лаврентьева:

— Мистическое переживание.

Константин Мацан:

— Мистика — это не есть мистицизм дурной.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Да, то есть я понимал, что Церковь наполнена сверхъестественным, и все, что касается Бога — это область сверхъестественного. И меня не удовлетворяла просто церковная культура, традиция внешняя. Мне нужен был с самого начала Бог Живой. Я не знаю другого опыта, поэтому другого не могу сказать. Единственное, что я могу сказать, что духовное пространство наполнено не только Святым Духом, но и духами лукавыми. Поэтому в это пространство не нужно врываться, очертя голову.

Кира Лаврентьева:

— И брать подвиги не по разуму.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Постепенность, стабильность дает хороший результат. И совет опытных людей.

Кира Лаврентьева:

— То есть духовник?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Да.

Кира Лаврентьева:

— То есть нужен духовник. А как найти духовника? Это тема такая, отдельной программы.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Ну, через Интернет можно.

Кира Лаврентьева:

— Лично Ваш путь, он какой был в этом смысле?

Протоиерей Сергий Баранов:

— Ну, у меня как-то все само собой сложилось. И, знаете, может, отчасти повлияло то, что у меня сразу был духовник-монах, и, может быть, поэтому мои духовные приоритеты так и выстроились. А с другой стороны, я, может, и искал такого, это тоже мои желания были.

Кира Лаврентьева:

— Отец Сергий, ну вы и сейчас окормляете монашествующих, будучи белым священником, женатым священником с детьми, а окормляете монахинь. Вам это тяжело дается?

Протоиерей Сергий Баранов:

— В жизни вообще все тяжело дается, что ты делаешь искренне и по полной.

Кира Лаврентьева:

— Просто нет ли вопросов, на которые вы по жизни не можете найти ответов?

Протоиерей Сергий Баранов:

— А я себе, знаете, вот этот вопрос решил очень просто. Я как-то был в Ново-Тихвинском монастыре, и монахини собрали весь монастырь на общение со мной, и кто-то пошутил: «Ну, мы сейчас будем вам задавать вопросы, держитесь!» Я ответил: «Для меня это не проблема, потому что я могу легко сказать: я не знаю, я сомневаюсь». И когда ты вот так подходишь... А если ты пытаешься всегда и на все дать ответ — глупо, то, конечно, ты сам себя загоняешь в некрасивое положение, ты обязательно где-то опрофанишься. Веди себя честно, открыто, и всегда будет легко. А трудности, они нужны. Я всегда говорю, что я никогда бы не хотел, чтобы у нас был идеальный монастырь. Потому что, во-первых, это неправда, идеальных монастырей не бывает. А во-вторых, вот в этих неидеальных условиях мы как раз и проявляемся, наша искренность проявляется в сторону Христа.

Кира Лаврентьева:

— Что для Вас сейчас самое радостное в священстве?

Протоиерей Сергий Баранов:

— То, что я пытаюсь заниматься молитвой. И это не красивые слова, я говорю искренне: то, что я имею возможность служить литургию и на литургии молиться — это меня очень сильно поддерживает. Потому что есть такой принцип выгорания священнического. И если бы я не молился, я бы выгорел, в связи со всем тем, что вы перечислили, там еще много чего. В связи со всем тем, что я делаю, я бы выгорел эмоционально. Молитва меня очень сильно укрепляет. Я вспоминаю слова Паисия Афонского, который сказал: «Я нигде так не могу отдохнуть, как в молитве. Даже на подушке на кровати».

Кира Лаврентьева:

— Притом, что говорят, что молитва — это одно их самых сложных деланий.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Есть такие слова в Псалтири: «Расточая, приобретаем». Чем больше ты ради Христа готов отдать, тем Он тебе тут же восполняет эту пустоту.

Кира Лаврентьева:

— Что такое отдавать, не приобретая при этом душевное эмоциональное переживание? Даже душевные переживания. Это важный момент. Что такое отстраниться несколько от себя на молитве и начать разговор с Богом без своего ветхого человека?

Протоиерей Сергий Баранов:

— А это, знаете, практика Иисусовой молитвы предполагает, что ты со временем умеешь молиться безо́бразно, бесчувственно. Это другой формат бытия. И вообще ты начинаешь понимать, что молиться и мыслить — это разные состояния.

Кира Лаврентьева:

— Категории.

Протоиерей Сергий Баранов:

— Категории. Когда ты молишься, ты не мыслишь в привычном формате, твоя мысль останавливается. Если когда мы мыслим, наша мысль идет поступательно, то при молитве она останавливается в области сердца. И вот эта остановка, она тебя не утомляет, а укрепляет. Это конечно, сейчас мы кому-нибудь голову сломаем, наверное, радиослушателям.

Кира Лаврентьева:

— Да, сломаем, это точно. Сегодня такая вскрывательная программа. Уважаемые радиослушатели, вы нас простите за чрезмерную сложность, может быть, местами сегодня.

Константин Мацан:

— Ну вот, сегодня отец Сергий много раз сказал мысль, которая во мне, с одной стороны, по-человечески резонирует очень сильно, с другой стороны, вызывает некоторое неприятие как у радиоведущего, что лучше бы молчать о таких вопросах. Но мы не можем молчать, у нас работа такая. С другой стороны, всегда можно найти, наверное, в пространстве своей души и жизни, действительно, место, где не слова, а просто тихое молчание о самых главных вопросах очень много дает, судя по тому, что вы говорите нам сегодня. Отец Сергий, спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Протоиерей Сергий Баранов, секретарь Орской епархии, это Оренбургская область, духовник Иверского женского монастыря был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.

Кира Лаврентьева:

— Всего доброго.