Нашим собеседником был настоятель Старо-Ладожского Никольского мужского монастыря игумен Филарет (Пряшников).
Мы говорили о том, как научиться прощать, почему это важно, и как связано прощение нами других людей с прощением Господом наших грехов.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев:
— «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим...» — одна из самых важных строчек самой важной молитвы, данной нам Спасителем, Господней молитвы «Отче наш».
Эта строчка — о прощении. «Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим...» Но — зачем? Почему мы должны прощать? Что случится, если мы не простим? И, самое главное, способны ли мы, живые люди, испытывающие простые человеческие эмоции — боль, страх, отчаяние, гнев... обычный человеческий гнев — покажите мне человека, который не испытывал гнев... вот, способны ли мы, обычные люди, простить?
Об этом, и многом другом, хочу поговорить сегодня с очень особенным собеседником — игуменом Староладожского Никольского мужского монастыря, кандидатом теологии, игуменом Филаретом Пряшниковым.
Добрый вечер, отец Филарет, здравствуйте!
О. Филарет:
— Здравствуйте!
А. Ананьев:
— Начну с неожиданного вопроса. Должен ли христианин называть грех — грехом?
О. Филарет:
— Моё мнение — безусловно. Это делать необходимо — потому, что... вспоминаем слова Господа и Спасителя, Который обращается к апостолам, а, через апостолов, к каждому из нас: «Вы — соль земли».
Вот, что значит — быть солью земли? Это — всегда быть, может быть, совестью, может быть, человеком, который смотрит на мир совершенно иными глазами. Глазами одухотворённого человека. Зрячего... знаете, вот... как Херувим: всё — взгляд. Поэтому, грех называть грехом нужно и необходимо, особенно в наше непростое время, когда вот эти грани между добром и злом — они размываются. Когда говорят, что чёрного — не существует, что всё, что необходимо для человека — это всё полезно, и прочая, и прочая... то есть, то, что мы видим сегодня. Когда Закон Божий... да...
А. Ананьев:
— Ой, знаете, отец Филарет, сейчас-то, как раз, по-моему, наоборот — грань между злом и добром, между чёрным и белым — она никогда не была так осязаема, как сейчас! Сейчас-то, как раз, такое впечатление, что это стало просто очевидно — вот, пожалуйста...
О. Филарет:
— Я говорю о нравственности. Я говорю о тех нормах, о которых, в принципе, человек не должен забывать. Потому, что мы все живём в определённых рамках, которые Господь устанавливает человеку. Мы остаёмся людьми тогда, когда понимаем, что такое добро, что такое зло. А внешний мир, который лежит во зле, по словам Христа, к сожалению, сегодня человеку представляет совершенно иной взгляд на грех вообще.
Вот, Вы задали вопрос: стоит ли грех называть грехом, если ты видишь его рядом с собой? Безусловно. Когда совершается беззаконие, мы не должны молчать. Вот, это — постулат христианина.
Вспомните Господа Иисуса Христа. Когда Его истязали, один человек, заметив, что Христос... ну, может быть, не так разговаривает с Первосвященником, подошёл и ударил Его. И Господь, ведь, не смирился, а сказал ему: «Почему ты Меня незаслуженно бьёшь? Если Я что-то сделал не так, скажи Мне. А так — зачем ты это делаешь?» То есть, видите, насколько многогранна духовная жизнь человека?
И, безусловно, когда мы встречаемся в нашей жизни с грехом, мы должны осознавать и понимать, что это есть, какой вред приносит он человеку. И, безусловно, особенно мы, священники, общаясь с огромным количеством людей, мы вот эту грань должны понимать. Люди всегда должны оставаться неким барометром, а барометр — это наша совесть. Вот, когда совесть в человеке заглушается различными мнениями, человеческой выдумкой, когда грех перестаёт быть грехом — вот, о чём я говорю, когда грань эта размывается... когда семейные ценности не нужны, когда любовь к родителям считается чем-то совершенно ненужным... и ведь много таких вещей в современной жизни! К сожалению.
А. Ананьев:
— Почему для меня важно поговорить с Вами на эту тему?
Дело в том, что и я, и очень многие люди — как в Русской Православной Церкви, так и, в особенности, за её стенами — считают, что христианское прощение выглядит примерно так: христианин встречает грех, зло ( но я подчеркну: то, что он считает грехом и злом; здесь, неизбежно, мы должны дать этому оценку сами, оценку субъективную — мы, люди ), и, вот, он встречает грех и зло, и, вместо того, чтобы оттолкнуть его и сказать: «Ты, грех и зло, пойди отсюда вон!» — христианин его обнимает, и говорит: «Да что ж ты так... я тебя прощаю, ты ж мой хороший!» — вот, как мы представляем, в большинстве случаев, христианское прощение.
И у меня — и как у христианина, и как у мужчины, как у мужа, как у гражданина — есть неприятие такой модели поведения. И я допускаю, что я просто неправильно понимаю, что же такое христианское прощение.
О. Филарет:
— А в святоотеческом предании это сводится к очень интересной формуле, которая мне чрезвычайно нравится: «Ненавидь грех, но люби грешника». Вот, это всё, о чём учит Христос, о чём нам доносит святоотеческое предание. «Ненавидь грех, а люби грешника». А почему? Потому, что в каждом человеке есть образ Божий. Прежде всего. И люди сотворены таким образом, что они могут изменяться.
Вот, как мы вспоминаем апостола Павла? Савл, гонитель христиан. Помните, как он сам о себе часто говорил: «Я — как самый последний изверг...» — как он критически относится к своей прошлой жизни! Гнал христиан, гнал Христа. А потом — поразительное изменение происходит в его жизни. Он становится проповедником, и заканчивает свою жизнь смертью за этого Христа, Которого когда-то гнал.
Вот, и в нашей жизни — точно так же. Всё построено на милосердии и снисхождении к человеку. А поступок — как сам по себе поступок — безусловно... мы должны не принимать его априори. Потому, что любой грех — он уничтожает, и любой грех — разрушает человека.
Вот, о прощении врагов... Вы знаете, у христианина вообще не должно быть врагов. По идее, да? Хотя, мы встречаем: «Любите врагов ваших...» А, вот, в молитве, которую Вы сегодня произносите — о прощении должников — а кто такие должники? Те люди, которые не выполняют Божьи заповеди, которые должны по отношению к нам проявлять свою любовь, но не делают этого. Они обязаны, по заповеди Божией, прощать, приходить в трудную минуту, а они не приходят... и, вот, этих людей мы, безусловно, прощаем — тех, которые, возможно, причинили нам какую-то боль. Это основа христианства.
А. Ананьев:
— Я очень хорошо понимаю то, что это — основа, и то, что это важно. А ещё я понимаю... совсем невесёлую штуку. Я не могу любить мерзавцев.
Я знаю, что Господь любит мерзавцев так же, как и меня любит. Он не делает разницы между мною и ими. Я и мерзавец для него одинаково важны, одинаково любимы, как не могут быть дети менее любимы, или более любимы. Но я не могу любить мерзавца.
Или же... или же, я просто неправильно понимаю, что значит любить в христианском смысле. Любить подонка, любить убийцу, любить человека, который предал или обманул... что это значит вообще?
О. Филарет:
— А это значит, что мы должны вспомнить гимн любви, который написан в Посланиях апостола Павла.
А. Ананьев:
— Апостолом Павлом...
О. Филарет:
— Потому, что в основе нашей жизни лежит любовь.
В любом случае... вот, Вы говорите, есть люди, которые нарушают, грубо нарушают Божий закон. Но я хочу сказать, что они своё искупят, когда подпадут под человеческий закон. Если человек убил, если он нанёс урон другому, вступает закон — какой? — человеческий. Весь Уголовный кодекс — он построен, Вы знаете, на христианских заповедях. Там касается и об убийстве, и воровстве, и прочая, прочая. Поэтому, человек, даже если попадает в такие места, после того, как он оступился... вот, дай Бог, чтобы он там нашёл прощение сам себе. Потому, что, прежде всего, человек должен простить себя. Он должен понять себя, он должен переступить через себя.
И, Вы знаете, вот, мы говорим о прощении... и, ведь, в нашей жизни случаются такие вещи, когда нужно просто отойти от этой ситуации, и, наверное, не говорить ни о чём.
Вот, Вы, наверное, знаете мою судьбу, мою жизнь. Это 2014 год... раз уже у нас идёт разговор откровенный... это в Южно-Сахалинске попали под влияние одного человека, который двоих расстрелял в Кафедральном соборе в Южно-Сахалинске... 2014 год, 9 февраля... а семерых ранил. Одна из убитых — это монахиня Людмила, моя мама, которая умерла у меня на глазах.
И, вот, я помню, как ко мне пришла сестра убийцы, и говорила: «Ну, простите его!» Я не мог ничего сказать. Я просто сказал: «Ну... Бог — Судья. Как я... что? У меня в душе ничего нет».
Вот, Вы знаете, наверное, христианин, прежде всего, должен научиться не мстить и не желать зла — даже таким людям. Оступившимся. Потому, что есть суд Божий. То есть, над нами есть нечто высшее, что должно сыграть свою роль. Или для спасения такого человека — даже самого-самого отъявленного грешника... или для спасения, или, к сожалению, для... того, что он заслуживает. По Божьей воле, не по воле человека... не по моей воле, не как я хочу, а по воле Божией.
А. Ананьев:
— «Вопросы неофита» на светлом радио.
Игумен Староладожского Никольского мужского монастыря, кандидат теологии, замечательный священник игумен Филарет Пряшников сегодня отвечает на вопросы неофита.
Я — Александр Ананьев, и... я, честно говоря, не был уверен, нужно ли поднимать эту очень болезненную, очень трагическую страницу. Но, раз Вы о ней упомянули, я сообщу нашим слушателям — может быть, кто-то не в курсе. Хотя, Южно-Сахалинская трагедия до сих пор отзывается болью в сердце каждого христианина в любой точке Земного шара.
9 февраля 2014 года, что очень важно — в День Собора новомучеников и исповедников Русской Церкви, 24-летний мужчина вошёл в Воскресенский собор Южно-Сахалинска и открыл огонь из помпового ружья по безоружным прихожанам, по иконам храма. В упор расстрелял бездомного Владимира Запорожца, который бросился в храм, чтобы помочь людям, и, так же хладнокровно, в упор убил монахиню Людмилу Пряшникову, маму игумена Филарета, которая находилась за свечным ящиком и вызывала полицию, и, тем самым, спасла очень много людей.
Матушка Людмила и Владимир, ценой своей жизни, спасли многих, 24-летний мужчина был осуждён, приговорён к длительному тюремному заключению, и, как указывают средства массовой информации... отец Филарет, для меня это очень важно... в содеянном убийца не раскаялся.
Я понимаю, о чём Вы говорите. Христианин не должен мстить и желать зла. Но «не мстить», и «не желать зла» — не равно «простить», понимаете? Я не могу себе представить всю ту боль, которую Вы до сих пор испытываете. Я представляю себе, что Вы — и как сын этой замечательной женщины, и как священник, и как христианин — не планируете мстить этому заблудшему, изломанному — то ли службой, то ли войной, то ли личными трагедиями, то ли заблуждениями, под воздействием которых... я не знаю... я не знаю, что случилось с этим человеком... я с ним не знаком, я с ним не говорил... пишут разное. Пишут разное. Но простили ли Вы его?
Даже не так... я спрошу иначе. А можно ли его простить? Вообще, физически... да?
О. Филарет:
— Тоже какая-то была программа, и меня спросили: «Как Вы думаете, Ваша мама его простила за то, что оборвалась жизнь совершенно неповинных людей? Почему?» Ну, вопрос, почему это сделано было — это, конечно, вопрос уже другой.
И я ответил так: «Да, я знаю, что она его простила — потому, что у неё было такое сердце». Ну, а мы — те, которые остались здесь... и очень много было вопросов — и у меня лично — а почему так? Можно ли было этого избежать? Можно ли было это как-то... потому, что потом, всё равно, анализировал... Почему не забежал в храм? Потому, что нас уже не пускали... потом злые языки судачили, говорили: «Все вы испугались!» Мы метались по этой территории... нас уже не пускали в собор, пока... вот... были выстрелы. Почему она пришла в этот день в храм, когда у неё был сегодня выходной... в этот день... понимаете... То есть, очень много было вопросов! Почему... почему... почему...
А потом всё успокоилось, утихло. Боль — она прошла, осталась пустота. И, поэтому, всё, что связано с этим событием, и с теми действующими персонажами, которые, возможно, не очень положительны, а наоборот — я пытаюсь... я пытаюсь быть христианином, и стараюсь просто... отпустить это. Ещё раз хочу сказать — оставить на суд Божий.
Когда был суд гражданский, первоначально же убийце дали всего лишь 24 года. То есть, мы думали: «Ну, да... действительно... потому, что особое злодеяние, с особой жестокостью...»
Потом Прокуратура мне говорит: «А Вы будете оспаривать, писать письмо, чтобы... значит...» — я подумал, помолился и сказал: «Как будет, так и будет. Ничего писать не буду». Впоследствии, всё было пересмотрено, и человек получил — пожизненно. С надеждой, что вот это вот... то, что получил... оно будет способствовать его, всё-таки, перерождению. Я хотел бы в это верить. Чтобы на пороге своей жизни он всё-таки осознал, что жестокость — она не имеет права существовать.
Бог прощает человека... но... как Вы сказали, да... что... без человека Бог не простит тебя. Пока ты сам не придёшь к осознанию, кто ты есть, и что ты сделал.
Поэтому, о прощении грехов, о прощении врагов и всех близких... безусловно, нужно соблюдать эту заповедь. Потому, что, иначе — тогда Бог тебя не простит. Не поймёт.
А обижаться на весь мир, на Бога, на Его Промысел, и мстить... не знаю... я считаю, что это не очень правильно.
А. Ананьев:
— Ну... весь Гражданский, и Уголовный, и прочие всякие... закон мирской... он же построен на том, чтобы не прощать. Там есть, в каждой статье закона, своё «око за око». Совершил это — получил это... совершил это — получил это...
О. Филарет:
— Да... но есть смягчающие обстоятельства...
А. Ананьев:
— А... смягчающие обстоятельства...
О. Филарет:
— Человек был в состоянии аффекта — и ему прощают... да... какие-то вещи... но, всё равно...
А. Ананьев:
— Да, нет... «dura lex, sed lex» — «Закон суров, но это закон». Я — к тому, что Вы говорите... о том, что... существующий закон — он имеет христианские корни, евангельские корни, с чем я, честно говоря, не тороплюсь соглашаться. Потому, что... ну, сказано же нам «не осуждай», и...
Мне тут... я тут покаюсь немножко... пришло «приглашение» — предложение, от которых не отказываются — от областного суда. Мне назидательно предложено было вступить в ряды... как это называется... присяжных заседателей.
Как я расстроился, Вы себе даже не представляете! Я понимаю, что, как гражданин, я не имею права отказаться, и, единственное, почему я имею право отказаться — если я сильно заболею, чего я себе не желаю, или если я — священник, чего я себе желаю, но, увы, пока не сложилось. Только священник имеет право отказаться от этой почётной миссии. Я не хочу судить! Я не умею судить! Я не имею права судить! При этом, закон, как бы, имеет... вот... ну, это — к слову о божественной природе закона. Я с этим не согласен.
Ну, а почему Вы сказали, что закон имеет вот эту божественную... там же нет ни слова о прощении?
О. Филарет:
— Ну... в любом случае, там есть формулировки, которые взяты из того Декалога, который когда-то получил древний народ. Потому, что в нашем обществе существуют ценности, которые переступать нельзя. И, вот, об этих ценностях заложено также в различных законах.
Ценность человеческой жизни, неприкасаемость чужой собственности... вообще, всё крутится вокруг человеческой жизни, потому, что это есть дар Божий.
А прощать — это уже совершенно другая природа. Это уже совершенно другое.
Мы говорим о зоне ответственности. Потому, что и по тяжести... понятно, любой грех является разрушительным для человека, но по тяжести греха, а также по высоте подвига христианского — различаются, да? Как апостол Павел говорит, вспомните: «Как звезда от звезды разнится...» — да? Вот, так же и здесь. Звёзды разные, и грехи разные, и поступки бывают разные, и воздаяние бывает разное, и добро бывает по своему качеству — разное.
Поэтому, когда мы говорим о земном законе, и я говорю, что оттуда очень многое взято, если мы говорим о ценности человеческой жизни. Потому, что, в любом случае, отстаивается право человека на существование.
Вот, Вы говорите, что сегодня происходят очень страшные вещи, когда один человек принимает решение, существовать ли другому человеку — зачастую, безнаказанно, беззаконно убивая ни в чём неповинных людей. Неужели это не страшно? А что может стать на пути человека, который не имеет никаких граней — ни божественных не боится, ни человеческих законов... вот... нечто... существующее у нас — гражданские законы, а законы Божии — это законы совести, в любом случае. Совесть никто не отменял.
А. Ананьев:
— Нам сказано, чёрным по белому: «Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему. И, если покается, прости ему. И если семь раз в день согрешит против тебя, и семь раз в день обратится и скажет: каюсь — прости ему».
Когда я думаю об этом, я понимаю, что если... у меня есть люди, которым я не подаю руки — я признаюсь, отец Филарет. Есть люди, которые мне неприятны, и которых я обхожу по большому радиусу. Есть такие люди. Но: я твёрдо знаю, что если такой человек однажды подойдёт ко мне и скажет: «Саша, ты знаешь, я тебя обидел... я... нарочно или не нарочно, специально или не специально... причинил тебе зло... по крайней мере, ты решил, что я причинил тебе зло, и я прошу у тебя прощения. Правда, мне тяжело от того, что мы с тобой находимся в таких отношениях...» — слушайте, я его обниму, правда! Мне будет легко и просто это сделать. Но самому пойти к нему навстречу, и сказать: «Слушай... ты, конечно, дурак, но я тебя люблю и прощаю», — я не смогу. Это — неестественно, это неправильно.
Суть вопроса: как простить того, кто не покаялся. И надо ли, вообще, это делать? Потому, что Евангелие, в общем, говорит нам: «А — не надо! А не надо прощать того, кто не покаялся! Не бери на себя роль Бога. Это только Бог может простить... хотя, и Бог не будет прощать не покаявшегося человека». Или — будет? Вот, непонятно...
О. Филарет:
— Какой грех не прощается? Грех нераскаянный.
Да... и Вы прекрасный пример подали — потому, что в моей жизни тоже существуют такие моменты. Имея внутри себя... если я верующий человек, у меня, всё равно, есть какая-то шкала ценностей, да? И я эту шкалу иногда принимаю по отношению тех поступков, которые направлены в адрес мой, допустим, или в адрес Церкви — потому, что, всё-таки, я священник, и я должен защищать где-то достоинство... там... нашего монастыря, в котором живу, тех людей, которые находятся за мной, которые находятся рядом со мной, отстаивать их даже права... скажите так, что даже права их мне приходится отстаивать, и встречаться с людьми, которые нас не понимают, ненавидят, и, в принципе... было бы хорошо, если бы нас не было — вот, для них было бы так хорошо.
Что мы делаем? Безусловно, за руку не здороваемся. Но мы молимся. Вот, понимаете... как написано в том же Божественном законе нашем, в Евангелии: «Молитесь за обижающих вас». Потому, что я чувствую, что в наш адрес идёт... не я обижаю, не я ограничиваю свободу человека, а ограничивают меня в чём-то... прихожан, допустим...
Здесь мы, безусловно, отстаиваем свою позицию. Мы должны мужественны в этих вопросах. Не должно быть какого-то желания... вот, когда радуемся: «Ага... сгорел дом, и здорово! Давно пора, так чтобы было!» А, наоборот... вот, даже посочувствовать человеку, даже противнику, что ли, который стоит против тебя, не разделяет твою веру, не разделяет твою религию, в принципе, не хочет воспринимать тебя, как существование в этом мире.
А, ведь, мы тоже... вспоминая первомучеников, мы ж понимаем, перед чем они стояли. А прощали они убийц-то своих, которые... вот... там...? Они об этом даже не задумывались. А молились они за Императора, который издавал указы мучить, терзать, вывешивать их, сжигать заживо? Вот, вопрос в чём... вопрос очень и очень сложный!
Поэтому, когда мы говорим: «А, простите! Да, ничего...» — иногда нужно определённое пройти перерождение. Иногда нужно пройти путь... чтобы, вот, как Вы сказали... да?
Если подойдёт человек и скажет: «Прости меня, пожалуйста...» — даже не объясняя ничего... вот, здесь, правда — обнимешься, и заплачешь, и даже поблагодаришь Господа, что Господь вразумил человека и привёл на путь истинный.
А. Ананьев:
— Или, если он за помощью обратится. Если он обратится за помощью, я приду на помощь. Но...
О. Филарет:
— Это естественно — помочь нам. Но, Вы знайте, что «спасибо» Вам за это никто не скажет. То есть, это уже будет Ваш личный подвиг... и цена... зачем Вы будете это делать — тоже вопрос. Просто...
А. Ананьев:
— Если он попросит.
О. Филарет:
— Если попросит...
А. Ананьев:
— Если он придёт и попросит о помощи. Конечно.
О. Филарет:
— Конечно, да...
А. Ананьев:
— У меня были такие случаи. И... Вы знаете... просьба о помощи — она, в каком-то смысле... в человеческом, в христианском... она синонимична просьбе о прощении.
О. Филарет:
— Знаете, иногда бывает так всё не... как сказать... неожиданно!
Вот... я встречался с одним чиновником, определённого высшего круга... ну... так, как я игумен, и мне нужно общаться с разными людьми, отстаивать, ещё раз скажу, интересы монастыря... биться... потому, что наш Староладожский Никольский мужской монастырь — это объект культурного наследия, это памятник федерального значения. Поэтому, очень много приходится... делать таких моментов.
И, вот, мне звонят его... ну, может быть, друзья, и дают характеристику: «Смотри, он атеист! Он Церковь не любит, ваш народ не уважает, ваших священников... попов, там... или как...»
Ну, я, так, немножко напрягся... А человек решает очень важные вопросы, что касается сохранения памятников культуры. Вот...
Я накрыл стол. Он приехал. Мы решили все вопросы. И — как я был удивлён! Вот, почему я говорю... Господь... он берёт мою руку, так, сжал, и говорит: «Батюшка, помолитесь за меня, пожалуйста!» А мне такие про него вещи рассказали... там... атеист... а — просто взял руку и... вот... говорит атеист этот: «Батюшка, помолитесь за меня, пожалуйста!»
Я потом звоню друзьям, говорю: «Слушайте... что вы... нормальный человек, уважительно относится... никаких, там... в сторону священников анекдотов не травил... и всё прочее...» — «Ну, прошу прощения...»
А, вот, видите... иногда не знаешь, как Господь тебе покажет человека, с какой стороны!
А. Ананьев:
— Мы сейчас с Вами прервёмся на минуту. У нас полезная информация на Радио ВЕРА. А через минуту мы продолжим разговор... ой, вопросов у меня к Вам, вопросов неофита, ещё очень и очень много!
Не переключайтесь, друзья! Мы вернёмся совсем скоро.
А. Ананьев:
— «Вопросы неофита» на светлом радио.
Игумен Староладожского Никольского мужского монастыря из прекрасного Южно-Сахалинска — игумен Филарет Пряшников — сегодня отвечает на вопросы неофита.
Я — Александр Ананьев.
Говорим сегодня о прощении. И, уж простите меня, дорогой отец Филарет, не могу не вернуться к той февральской страшной трагедии 2014 года, о которой мы уже сегодня поговорили.
Скажите, Вы с этим человеком говорили? А, если не говорили, то — хотите ли? А, если хотите, то чего бы Вы ему сказали?
Мне важен этот вопрос, потому, что... ну... неизбежно, всё равно, мы все ставим себя на Ваше место...
О. Филарет:
— Ну... желания такого не возникало. Но я думаю, что если будет возможность... я даже не знаю, хотелось бы мне это... вообще... встретить в своей жизни. Может быть, это пока мне не надо. Пока не надо. Вот. Не знаю. Даже затрудняюсь ответить на вопрос.
А. Ананьев:
— Это очень... ну, для меня... по-человечески... я гораздо менее опытный, чем Вы, но... вот, по-человечески... для меня, это свидетельство того, что Вы — не простили.
О. Филарет:
— Нет... нет... это совершенно не так! Вот... всё-таки, простить — это...
А. Ананьев:
— Так...
О. Филарет:
— ... это — понять человека. Простить — это значит... принять, может быть. А я пока... ну... я не могу смириться с тем, что произошло, наверное, в моей жизни. Вот, это, наверное, самое... очень сложное. Если психологически приходить... потому, что... как христианин — я понимаю, что это нужно. А как человек... я пока... мне сложно это пережить. И, до сих пор... вот, восемь лет прошло... но я думаю, что любой человек, который прикоснулся... потере близких людей... детей... близких... вот, таким образом... Потому, что когда идёт естественная смерть, когда есть естественное утухание, допустим... ты понимаешь, что конец неизбежен. А, вот, когда это происходит всё в одну секунду... то, конечно... тяжело это принять. Я думаю, что тот, кто пережил потерю близких таким образом, он до конца не может не то, что смириться... а, наверное, ответить... я говорю ещё... ответить на эти вопросы.
Я не хочу зла никому — в том числе, и тем людям, которые причинили боль не только мне, но и родителям Владимира. Но, всё-таки, мы — живём дальше. А что будет дальше — мы посмотрим. Ещё не знаем.
А. Ананьев:
— Вот, видите... даже Вы сейчас, дорогой отец Филарет, противопоставили человеческое и христианское. То, что мы должны, как христиане, как люди со Христом, мы не способны сделать, как человеки, как дети Адама и Евы...
О. Филарет:
— Нет... ну, мы же составное существо! Мы же состоим из материального и духовного... да?
А. Ананьев:
— Да!
О. Филарет:
— И я...
А. Ананьев:
— И есть, просто, вещи, которые для нас — невозможны! В принципе, невозможны!
О. Филарет:
— Опять же, вспомните Христа! Я всегда привожу пример Господа. Потому, что для нас Он... ну... недосягаемая высота... но, хотя бы, мы должны оглядываться на Него, как Он поступал.
Вспомните случай с Лазарем. И когда Ему сказали, что: «Твой друг Лазарь умер!» — что сделал Христос? Он заплакал. Понимаете... Он прослезился! А Он, будучи Великим Богом, и зная, что через какое-то время произойдёт чудо из чудес... Он заплакал! Отчего Он это сделал?
То есть, понимаете... вот... духовное — это не всегда отрешённость от каких-то эмоций, которые присутствуют у человека... эмоций радости... да?
И я тоже вспоминаю также Господа... первое чудо — где Он совершил? В Кане Галилейской. На свадьбе был. И что Он сделал? Из воды сделал вино. Так, вот, вопрос: Он, что, там сидел в углу? Или Он так же радовался, вместе со всеми, переживал?
И, Вы знаете... апостол Павел тоже говорит: кто радуется — радуйтесь с ними, кто плачет — плачьте с ними.
То есть, наверное, где-то... человеческие, вот эти вот, и жизненные опыты, эмоции, и боль, которые, так или иначе, в человеке возникают — естественны, потому, что это наши естественные, как это называется, страсти. Не в смысле — греховные страсти, а страсти, которые у нас есть по природе — переживать, радоваться, плакать, смеяться, и прочая.
То есть, вот... наверное, я бы в этом плане ответил. Потому, что мы — не небожители, мы не ангелы, а мы — человеческие существа. И иногда, действительно, обиду простить очень тяжело. Но, со временем, человек приходит к этому. Человек, конечно же, простит.
И, Вы знаете, будучи настоятелем монастыря... вот, я уже два года, как совершаю своё служение здесь... до этого — много где служил, и приходскую жизнь знаю, и епархиальные сложности и трудности жизни, когда был начальником... руководителем отдела в Южно-Сахалинске... сегодня, вот, Вы вспомнили наш монастырь... и я сегодня совершаю служение в Ленинградской области — потому, что Староладожский Никольский мужской монастырь — это рядом с Санкт-Петербургом находится... и научаешься, в любом случае, обращать внимание на людей, искать снисхождения к людям — потому, что у каждого... ну... свой характер, у каждого есть своё...
Конечно, как начальствующий, ты можешь... так сказать... строго сказать, выговорить, наказать. А, вот, сложнее — то, чего нам сегодня не хватает — понять человека.
Вы, понимаете... вот, я говорю, что доля ответственности любого человека за грех — она разная, и грехи бывают разные. И отношение к тебе бывает совершенно разное. И нанесённый... там... может быть... душевная, духовная рана — она... они тоже бывают очень разные. Иногда можно просто обидеться из-за одного слова... то есть... тоже надо с этим бороться, и мы обязательно в христианстве этот путь проходим. Пока не пройдём вот эти все ступени — Иоанн Лествичник описывает всё, от чего мы должны отказаться в этой жизни, что должны переменить в себе... поэтому... и прощение... прощение... Вы правильно сказали: Господь прощает без остатка, но даже у Него есть определённые условия.
А. Ананьев:
— Какие?
О. Филарет:
— Человек должен захотеть получить это прощение. Вот и всё.
А. Ананьев:
— Есть ли то, что Господь не простит? Ну... кроме отсутствия раскаяния.
О. Филарет:
— В святоотеческом предании говорится, что грех нераскаянный никогда не простится. То есть, неосознанный. Непонятый.
А. Ананьев:
— А всё остальное простится?
О. Филарет:
— Господь прощает безусловно, без всяких условий, человека, который только скажет: «Прости».
И мы здесь тоже с Вами вспоминаем Евангельскую историю. На Кресте Господь висел — кого Он простил? Разбойника. За что простил разбойника? У которого руки были по локоть в крови. Но это Господь, понимаете? Он прощает человека даже за одну... за одно раскаяние. «Вспомни меня, Господи, в Царствии Твоём...»
Неужели разбойник там висел на кресте и каялся в своих грехах, в своих неправдах — кого убил, кого зарезал, всё прочее... нет. Он просто пожалел, и сказал: «Вспомни меня, Господи...» Вспомни меня! Не сойди, не возьми... как тот, который слева кричал: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас!» — давай, сделай это!
Вот, видите... вот... как всё очень глубоко бывает... понимание проблем.
А. Ананьев:
— Но, перед этим, разбойнику сначала пришлось выразить и почувствовать сочувствие, соболезнование Христу, Который, действительно, был невиновен, и сначала разбойник это, всё-таки, вслух признал, и это тоже важно! Потому, что просто в минуту отчаяния закричать: «Помогите!» — этого недостаточно. Когда тебе больно, страшно и выхода нет.
О. Филарет:
— Он сжалился над Страдающим. Да... да... да...
А. Ананьев:
— Но... разбойник-то забыл о себе в этот момент! Он сначала... он сжалился над страдающим Христом — вот, что важно! Он не просто попросил, он совершил очень важное преображение — он преобразился очень серьёзно, в этом смысле. В отличие от второго разбойника.
Заглянем на соседнюю, буквально, страницу с этим эпизодом — Евангелие от Луки, глава 23: «Отче, отпусти им, не ведают, что творят!»
Знаете, я много думал... и думаю над вот этими словами Христа. Ведь, Он — Бог. Он — не только Человек, но и Бог. Но, как Человек... я вижу в этих словах, что, как Человек, Он не считает Себя вправе, вообще, прощать этих людей. Это не в Его юрисдикции, это не в Его возможностях... да? Это может только Бог.
Другими словами, как я это читаю: «Мне хотелось бы простить этих людей, но я не могу. Господи, Ты можешь простить их. Прости им!» Понимаете? Из чего я делаю вот какой вывод: мы, люди, мы бы даже если бы и хотели бы, у нас всё равно будут шрамы, у нас всё равно будут раны, у нас всё равно будет боль, у нас всё равно будет... понимание того, что мы не поймём, не примем, не влезем в шкуру человека, который причинил нам вот это страдание. И мы не простим — потому, что это не в нашей природе. Но Господь — Господь может. И всё, что мы можем в этой ситуации... бессилия какого-то... мы можем молиться за то, чтобы Господь им простил, понимая, что сами простить мы не можем.
О. Филарет:
— Ну... Вы знаете... ещё раз хочу сказать, что простить — это значит, понять. Полноценно, и без всякой оговорки прощает, конечно, Господь. Человек должен жить так, чтобы тем людям, причинившим тебе какую-то боль, не отвечать злом. Потому, что зло — оно никогда не будет побеждено злом — только добром. И когда мы проецируем... а иногда и не проецируем ничего... в ту сторону, откуда пришла боль — это уже есть начало прощения. То есть, нежелание зла другому — это уже начало прощения.
Господь молится на Кресте за этих людей — безумных людей — и Он ведь говорит: «Не ведают, что творят!» Иногда человек... доля ответственности... когда не знает, что делает... а когда знаешь, и намеренно это делаешь — две разные доли ответственности, да? Я говорю об ответственности человека, если мы говорим о людях.
Поэтому, самое главное — я считаю, в деле прощения другого человека... ну... понимаете, мы, вот, обобщаем... потому, что жизненные ситуации совершенно разные бывают. Иногда дети не могут простить своих родителей, и годами не разговаривают с родителями, упуская какие-то дни... Вот, часто бывает так, приходишь — а не общаются... да вы, что? Родители... что такое родители? Часы, минуты, секунды... и у вас не будет их! Понимаете? Так же и бывает... родители не хотят знать своих детей. А корень-то — в чём? В непрощении. Вот, в чём проблема-то! Эта проблема — она потом ложится на всё остальное.
Но здесь тоже вступает закон любви. Хотя бы, не желать зла. Хотя бы, не способствовать расширению этого конфликта, или неприязни.
А как мы часто делаем? Мы, когда встречаемся со знакомыми, и обсуждаем какую-то ситуацию — даже, вот, скандал в семье, или конфликт в семье, — мы же пытаемся того человека выставить в худшем свете, более худшем. А когда ты даже не осуждаешь... источник того, что происходит сегодня в вашей семье, на работе, допустим... ну, вот... были друзья — стали, как Вы говорите, «нерукопожатные», да?... но, хотя бы, про этого друга не говорите плохого — это уже прощение.
И, правильно Вы говорите, когда он придёт и попросит у Вас помощи — помочь, безусловно! Поступить так, как нас учит Господь. Но — не говорить плохого, не желать зла... сопереживать и сочувствовать. Это тоже есть дар прощения. Я так считаю.
Потому, что прощение не должно быть... ну... знаете, какое... вот... ну, простил — и всё. Как-то бездумно. Нет! Потому, что любая жизненная ситуация — это наша жизненная школа, это — духовная жизнь, и мы этому чему-то учимся.
Поэтому... вот, так бы я ответил на этот вопрос. Вопрос очень сложный, на самом деле. Иногда священнику даже тяжело разговаривать... и искать... потому, что священник тоже не может всё знать. До конца.
А. Ананьев:
— «Вопросы неофита» на светлом радио.
Игумен Староладожского Никольского мужского монастыря, кандидат теологии, игумен Филарет Пряшников сегодня отвечает на вопросы неофита.
Я — Александр Ананьев.
У меня к Вам вот какой вопрос, и он тоже не из простых.
Как Вы понимаете... и, вообще, как это работает... то, что Господь не простит нам, если мы не простим — им. Господь не простит мне, если я не прощу — его. Это что за «око за око»?
О. Филарет:
— Нет, это из той серии, что «как хотите, чтоб с вами поступали люди, так поступайте и вы».
Вы хотите, чтоб вас прощали? Прощайте и вы. Вы хотите, чтоб вас понимали? Понимайте и вы другого человека. Понимаете? Вот — это закон... основание совсем другое: как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы.
Но, действительно, если мы людей не будем прощать — за обиды, за оскорбления, ещё за какие-то вещи, то Бог и нам не простит — потому, что, в любом случае, в нашей жизни будут точно такие же ситуации, когда уже мы будем обидчиками, когда уже мы будем источниками. Ведь человек не застрахован от неправильного поступка. Это тоже духовный такой закон. Этот закон бумеранга. То есть, если ты этого не отпускаешь, то это потом придёт к тебе, и ты уже станешь источником ссоры, непонимания, или ещё чего-либо.
Поэтому, мой ответ такой, что... это всё строится на: поступайте так, как... вот, я хочу, чтобы меня простили, если я кого-то обижу — значит, и я должен простить. И Господь, видя это — Он и простит меня обязательно. Потому, что я буду понимать, снисходительно относиться к слабостям другого человека.
Апостола Павла давайте вспомним: «Тяготы друг друга носите...» А что такое тяготы? «... и тако исполните закон Христов». А что такое закон Христов? Поэтому, тяготы друг друга — это наши вот эти вот несовершенства. Иногда чувство вины... несовершенство, прежде всего. Несовершенство, которое есть — каждый человек может споткнуться, каждый человек может ошибиться.
А. Ананьев:
— Вопрос, который я даже сформулировать с лёгкостью не могу... Как это работает?
Вот, мы умираем, встречаемся с Господом, и Господь — что? Он говорит нам, что: «Ты... там... не простил этого, вот этого, вот этого, и, поэтому, Я тебя тоже не прощаю»? Не совсем понимаю...
Вы знаете, я, в своей жизни, стараюсь... ну, как — стараюсь... это даже не из-за того, что я прямо такой весь возвышенный христианин и молитвенник... не молитвенник я, я просто надеюсь, что я в какой-то хоть степени христианин... но меня родители так воспитали, что... вот... надо стараться жить так, чтобы... вот... как — ты, так — и тебе. Вот. Это даже не христианство, это просто... ну... закон... совести какой-то... гражданской, не более того. То есть, у меня нету за спиной — слава Богу, по крайней мере, пока — каких-то чудовищных случаев, когда я поступил с человеком так, как не хотел бы, чтобы со мной поступали. Да, со мной гораздо хуже поступали! Но... как-то... ничего... живём!
Как это будет? Что это будет? Вот... я хочу услышать Ваше представление о механизме... понятно, что мы не знаем... мы верим... мы надеемся. А потом я поделюсь с Вами своим — потому, что я... размышляя тут недавно о природе семи смертных грехов, и, вообще, что это такое, вдруг сообразил, о чём же идёт речь! Как мне кажется. И, скорее всего, я заблуждаюсь в тысячный раз, но мне интересно Ваше мнение.
О. Филарет:
— Ну... во-первых, непрощение обид, или непрощение обидчика — это тоже грех. Входит, так сказать, в перечень. На исповедь когда мы готовимся, там очень-очень много вот этих вот всех негативных качеств. Это есть то качество, которое надо изжить из себя при жизни.
Потому, что когда Господь позовёт нас... призовёт... Он совершенно, на мой взгляд, поставит радикальные вопросы. «Я хотел кушать — ты меня не накормил. Я был в темнице, и ты ко мне не пришёл. Я нуждался в твоей помощи — ты отвернулся от Меня...» — и далее... вот... пророчество Всеобщего Суда — это же прообраз нашего частного суда. Господь спросит намного более серьёзные вещи: «Как ты относился к своим близким, которые приходили к тебе, и просили... Я приходил через них к тебе!»
Поэтому, я думаю, что изжить из себя вот эти вот вещи, которые нам мешают быть совершенными... возможно ли обычному человеку прощать, а не святому? Ведь, мы все — грешные люди. Но мы призваны к святости! К преодолению различных наших греховных качеств — в том числе, непрощения обид, в том числе, непонимания другого, в том числе — отворачивания руки помощи, когда это необходимо... потому, что... знаете... где-то написано, что Бог помогает ближним через твои руки. Вот, помолился нуждающийся, да... и к тебе обратился кто-то. Поэтому, здесь всё очень сложно. А, вот, Господь спросит меня, безусловно, когда Он встретит, и... может быть, там и спрашивать ничего не надо — Он всё будет знать и так.
Но, вот, эти греховные вещи преодолевать необходимо — здесь. Научиться не осуждать — здесь научиться. Почему? Потому, что с этим греховным негативом... как я, вот, читая святоотеческое предание, и размышляя тоже над этим моментом... потому, что эти грехи, переходя в тот мир — они будут жечь тебя, вот ад где!
Если здесь я имею возможность... руки... ноги... сотворить то, что мне хочется, то там я уже не буду в этом теле, там будет совершенно иное пребывание. И, вот, как Господь говорит: «Царство Божие внутри вас есть», — так и ад начинается здесь, когда человек не изживает из себя грех. Это очень важно.
А. Ананьев:
— Очень созвучно моим размышлениям, очень! Но у меня, в моих умозаключениях, немножко иначе расставлены какие-то смысловые акценты.
Семь смертных грехов... Я долго думал, а чего они такие смешные? Гордыня, жадность, гнев, зависть, прелюбодеяние, обжорство и лень. Там нет убийства, там нет кражи, там нет предательства... то есть, всего того, что гораздо страшнее, чем банальное обжорство.
Вроде, как, тем не менее, Василий Великий... а, Григорий Великий, по-моему... сказал, что вот они — семь смертных грехов. И гнев, кстати, как я его вижу... мы много говорили с психологом о природе гнева... гнев — это, по сути, и есть корень того, что мы называем непрощением. Да? Это — то, что выросло из неоправданных ожиданий. Твои ожидания не оправдались — из этого возникла... там... злость, из злости — гнев, из гнева — ярость, из ярости... там... убийство... ну, вот... всё оттуда ползёт.
На самом деле, всё очень просто. Вот, в этих семи состояниях, верно сформулированных, человек может всё, что угодно, кроме одного — человек не может услышать Бога. Человек не может поговорить с Богом. В этих семи состояниях у человека есть его большой жирный «Я»... «Я, я, я... мне... я»... и, вроде, по сути, он не делает ничего страшного... ну, ленится... а, на самом деле, он делает самое страшное, что может быть, вообще, на свете — он отворачивается от Бога.
А Рай и ад, как я их себе представляю, с высоты своих... там... четырёх лет в Церкви — это очень просто. Рай — это там, где есть Бог. А ад — это там, где Бога нет. И в Раю ты, или в аду, зависит от тебя, и только от тебя. И здесь. И сейчас. И только здесь и сейчас.
И, когда ты не прощаешь, это не значит, что Господь потом ткнёт в тебя пальцем, и скажет: «А... вот, ты не простил, и Я тебя не прощаю — вот, наказание тебе!» Да, нет! Просто, пока ты не отпустил это, пока ты зациклен на этом, пока ты вцепился себе ногтями в запястье, и воешь от боли, и говоришь: «Мне больно... я... я...» — ты не услышишь Бога. Ты не обратишься к Богу. А обратиться к Богу ты сможешь лишь тогда, когда отбросишь всё это, найдёшь в себе силы отбросить всё это, сказать: «Господи, неважно, что я... важно, что Ты. Важно, что я с Тобой», — и, вот, в этом состоянии — будет Рай. А пока ты этого не сделаешь, будет ад.
О. Филарет:
— Ну, я с Вами, безусловно, соглашусь. И, самое главное, чтобы люди понимали... остальные люди понимали, это что.
Но, ещё раз хочу сказать, что очень сложно бывает перейти... пройти... потому, что это тоже определённый... не сразу, не сразу можно прийти к тому ощущению. Ведь, иногда... я говорю, что конфликты между людьми, которые нельзя... которые не могут друг друга простить... длятся десятилетиями. Это страшно. Вот, это страшно! Когда мы, вроде бы, даже и верующие — и не можем отпустить... там... какое-то несправедливое слово.
Но, всё равно... я говорю, что безвыходных ситуаций не бывает. Человек, наоборот, пройдя всё, он выходит более мудрым, он выходит... в любом случае, переживая, ближе к Богу становится — потому, что Господь всегда рядом с тобой тогда... не когда ты в благоденствии, а когда ты... в поиске... в испытаниях... в борьбе... вот, когда есть борьба, тогда Бог с тобой.
Помните, как... тоже в святоотеческом предании... человек заболел — значит, Бог тебя посетил. Один монах не болел несколько лет — он, прям, страдал и говорил: «Бог оставил меня! Бог покинул меня!» А если у нас есть болезни, если у нас есть ещё душевные переживания, а если ещё духовные искания какие-то, которые мы черпаем из жизненных ситуаций, читаем что-то, научаемся — значит, в нас борьба ещё есть. И борьба, и стремление к лучшему! Потому, что, вот, эти вот великие добродетели христианские — вера, надежда и любовь... вот, что такое надежда? Это — надежда на то, что спасение тебе есть, спасение возможно, что ты, пройдя всё это, обязательно в конце встретишь Господа, к Которому мы все стремимся — всю свою жизнь, все свои стопы, и все свои мысли направляем к Нему. И молимся, каждый раз, «Отче наш» читаем, и, конечно же, стараемся учиться быть похожими на Него!
А. Ананьев:
— У нас осталось полторы минуты, и я прошу Вас о невозможном — за полторы минуты ответить на мой последний вопрос.
Имею ли я право наказать? Господь — имеет. Пророк Иеремия так и пишет: «Неужели вы думаете, что Я не накажу вас, народ?» — и наказывает.
О. Филарет:
— «Наказание» равно «вразумление». Бог вразумляет нас. Бог никогда не наказывает человека. А он вразумляет.
А. Ананьев:
— А у меня нет такого права?
О. Филарет:
— Ну, когда Вы наказываете своего ребёнка, Вы же, всё-таки, хотите, чтобы он понял, за что он получил ремнём? Или Вы хотите его истязать, чтобы он потом Вас ненавидел? Вот...
А. Ананьев:
— Бог с Вами! Я, вообще, детей не бью, даже если...
О. Филарет:
— Нет, иногда вразумлять надо! Родители — вразумляют своих детей. И меня воспитывали так — вразумляли. Не нака... не били, не истязали, а — вразумляли. Вот, так и Господь вразумляет человека.
А — мы? Имеем ли право мы наказывать? Я даже не знаю... Я, вот, стараюсь людей, своих близких, не наказывать... но вразумлять иногда приходится. Сказать какое-то слово, остановить... да... или даже где-то поспорить... и — не согласиться.
А, вот, чтобы наказывать... каким образом? Лишить довольствия? Отлучить от Причастия? Отлучить от общения? Вот... что здесь подразумевается?
А. Ананьев:
— Дорогой отец Филарет... у меня много вопросов осталось... в частности, у меня остался огромный неотвеченный... незаданный вопрос — об искуплении. Об искуплении — с христианской точки зрения.
О. Филарет:
— Да...
А. Ананьев:
— Не с уголовно-процессуальной, а — с христианской. Ведь, есть же такое понятие, как искупление. Мне очень важно понять, как это работает...
Я — к тому, что я приглашаю Вас однажды вернуться к разговору — здесь, в программе «Вопросы неофита». А за этот час я Вас очень благодарю. Спасибо Вам большое!
О. Филарет:
— Спасибо Вам за вопросы и общение!
А. Ананьев:
— Игумен Филарет Пряшников — игумен Староладожского Никольского мужского монастыря, сегодня отвечал на мои вопросы.
Я — Александр Ананьев. Прощаюсь ровно на неделю.
Всего доброго! Не злитесь друг на друга! Любите друг друга! Хотя... не мне вам рассказывать, как это бывает, порой, непросто...
Все выпуски программы Светлый вечер
Иван Шмелев «Записки неписателя» — «Пасхальное чудо»

Фото: PxHere
Английский богослов и писатель Гилберт Честертон однажды сказал: нет ничего удивительнее во вселенной, чем воскресение души человеческой. Но, может быть, стоит изумиться и другому: порой мы можем этому чуду помочь. И для этого иной раз нужно совсем немного. Например, чуть-чуть доброты. Малая толика внимания — и пасхальное чудо совершается. Писатель Иван Шмелёв, автор знаменитого романа «Лето Господне», посвящает один из эпизодов книги «Записки неписателя» истории именно о таком чуде.
Маленький герой с родителями и дедом Иваном Васильичем вернулся из церкви в пасхальную ночь. Семья готовилась разговляться за праздничным столом, как вдруг из своей комнаты вышел ещё один член семьи — дядя Вася. На него смотрят с жалостью — он смертельно болен. Дедушка тоже переживает за него, но более всего оттого, что дядя Вася в Бога не верит. Даже слышать о Нём не желает.
Прежде чем раздавать родным пасхальные угощения, дед просматривает список бедняков, которым на Пасху его управляющий должен был разослать подарки. И очень расстраивается, когда обнаруживает: одной фамилии не хватает в списке. Кажется, бедной семье Семечкиных не послан подарок. Иван Васильич переживает, пока не становится доподлинно известно: всё послано. Тогда только он начинает раздавать домашним пасхальные яйца. Ко всеобщему удивлению попросил яйцо и дядя Вася.
— Ну, милый, Христос Воскресе, — говорит дед, протягивая ему пасхальное яйцо. А Василий с усилием поднимается, выпрямляется и отчётливо отвечает:
— Воистину Воскресе!
И добавляет:
—Так вы меня, отец, обрадовали. Тревогой своей. Добротой.
Маленький герой, видевший это, подытоживает много лет спустя: в ту ночь на глазах у всех случилось великое событие. Маленький, казалось бы, поступок, даже не поступок, а всего лишь тревога — вдруг Семечкиных обидели, обошли? И этого хватило, чтобы Василия коснулся свет Пасхальной ночи. На всю жизнь мальчик запоминает: люди могут стать проводниками Бога, проводниками Его любви. Господь действует через нас, и мы можем стать чудом для того, кто рядом.
Все выпуски программы: ПроЧтение
Иван Гончаров «Обломов» — «Завтра, завтра, не сегодня, все ленивцы говорят»

Фото: PxHere
Народная мудрость учит: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Главный герой романа Ивана Александровича Гончарова «Обломов» поступает строго наоборот. Илья Ильич ленив настолько, что едва встает с дивана.
Друг детства, Андрей Штольц, поднял Илью и познакомил с Ольгой Ильинской. Ольга и Илья полюбили друг друга. Казалось, что в Обломове пробудилась новая жизнь. Но... В конце концов он вновь улёгся на диван, Ольга уехала, и через несколько лет Илья Ильич умер от инсульта, вызванного малоподвижным образом жизни.
Что погубило героя? Лень, косность. Но интересно вот что. Гончаров чётко показывает конкретный момент, когда жизнь Обломова начинает безудержно катиться под гору. Как это происходит? Наступила поздняя осень, вот-вот встанет Нева, и Обломов будет отрезан от другого берега, на котором живёт Ольга. Но, думает герой, можно прямо сейчас броситься на ту сторону и сделать Ольге, наконец, предложение стать его супругой. «Сердце Обломова быстро забилось, он спустил ноги на пол, но, подумав немного, со вздохом опять улегся. Нет, подумал он, повременю». Это и стало началом конца, сначала морального, затем и физического.
Получается, что не столько великая и неодолимая лень погубила Обломова, сколько минутная нерешительность. Ведь уже даже ноги с дивана спустил! Проявить бы ему небольшое усилие — и не погублена была бы жизнь.
«Часто встречается в людях противление всякому действию, безразлично: приятному или неприятному. Они бессознательно тормозят и в конце концов, опаздывают» — замечает священник Александр Ельчанинов, духовный писатель начала двадцатого века. Вот и Обломов опоздал — на всю жизнь.
Финал книги печален, но все же есть в романе и отблеск света. В душе Обломова, в её удивительной, хрустальной, как говорит Штольц, чистоте и нежности. Книга завершается надеждой на то, что сын Обломова, воспитанный Штольцем, может быть, соединит в себе нравственные качества Обломова и энергичную деятельность Штольца.
Все выпуски программы: ПроЧтение
Псалом 128. Богослужебные чтения
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
В истории Израиля был тот период, который люди, жившие в ту эпоху, вряд ли могли бы назвать благословением Божиим. Речь идёт о Вавилонском плене, который постиг израильский народ в 6-м веке до Рождества Христова. Если же смотреть на плен из исторической перспективы, то невозможно не увидеть в нём руку Божию, ведущую Свой народ ко благу. Сегодня в православных храмах во время богослужения звучит 128-й псалом, он был составлен после плена, и его осмысление национальной трагедии еврейского народа чрезвычайно интересно, ведь псалом в ней сумел увидеть благой промысл Божий.
Псалом 128.
Песнь восхождения.
1 Много теснили меня от юности моей, да скажет Израиль:
2 много теснили меня от юности моей, но не одолели меня.
3 На хребте моём орали оратаи, проводили длинные борозды свои.
4 Но Господь праведен: Он рассёк узы нечестивых.
5 Да постыдятся и обратятся назад все ненавидящие Сион!
6 Да будут, как трава на кровлях, которая прежде, нежели будет исторгнута, засыхает,
7 которою жнец не наполнит руки́ своей, и вяжущий снопы — горсти своей;
8 и проходящие мимо не скажут: «благословение Господне на вас; благословляем вас именем Господним!»
Прозвучавший сегодня псалом начинается с воспоминания о том, что в истории Израиля было совсем немного спокойных периодов, всё же прочее время Израиль вынужден был воевать. Впрочем, сложно было бы ожидать чего-то иного, ведь еврейский народ, это, если можно так выразиться, искусственная общность, в том смысле, что он сложился не сам по себе, не в силу естественных причин, его создал Сам Бог. Израиль жил — или, как минимум, старался жить по закону Божию — и это резко контрастировало с жизнью окружающих народов, неудивительно, что такой контраст приводил к бесконечным войнам.
Сказав об истории, 128-й псалом в качестве своей следующей мысли привёл очень любопытную аналогию, он сказал о пережитых Израилем бедах, как о перепаханном поле: «На хребте моем орали оратаи, проводили длинные борозды свои» (Пс. 128:3). Этот стих современный русский перевод предлагает перевести так: «Спину мою пахари распахали длинными бороздами». Любопытно, что, несмотря на очевидное указание на боль и мучение — пашут, всё же, не поле, а спину, этот образ содержит в себе и утешение — поле не может дать ничего полезного для человека, если оно не будет надлежащим образом обработано. Так и в отношении Израильского народа: он обрёл силу и крепкую действенную веру в Бога, лишь пройдя все выпавшие на его долю испытания. 128-й псалом свидетельствует, что после плена народ сумел увидеть смысл перенесённых страданий.
Псалом продолжает: «Но Господь праведен: Он рассёк узы нечестивых» (Пс. 128:4). Вавилон сковал Израиль, он лишил избранный Богом народ свободы, но Бог в конечном итоге вмешался и не дал погубить Свой народ. После этой мысли псалом делает довольно неожиданный переход: он если и не проклинает, то очень близко подходит к проклятью — «Да постыдятся и обратятся назад все ненавидящие Сион!» (Пс. 128:5). Под Сионом здесь стоит понимать Иерусалим, стоящий на Сионе, и, если говорить, шире, то сам Израиль, ведь Иерусалим его столица. Конечно, странно было бы призывать кару Божию на тех, кто недостаточно любит какой-то народ, но дело в том, что израильский народ — особенный, и говоря о нём, невозможно не говорить о Боге, именно так и стоит понимать эту мысль 128-го псалма: постыдиться и покаяться должны те, кто борется с Богом. Судьба таких людей незавидна, она — предостережение для всех прочих, и когда мы становимся свидетелями их падения, то стоит задуматься о величии Божием. К этому, в конечном итоге, и призывает нас 128-й псалом.











