Образы святых встречаются во многих произведениях литературы. Где-то эти отражения видны явно, а где-то надо еще постараться их разглядеть.
Сегодня мы говорим о преподобном Зосиме Соловецком. И повести Бориса Ширяева «Неугасимая лампада».
Время действия — 15 век и век 20-й. Место действия: Россия, остров Соловки в Белом море.
Борису Ширяеву было 25 лет, когда он попал на Соловки. Выпускник Императорской военной академии, после революции он сражался в рядах Добровольческой армии. Был арестован большевиками и приговорен к расстрелу. Бежал... Затем снова последовал арест и приговор: десять лет ссылки на Соловки, в только что организованный Соловецкий лагерь особого назначения — СЛОН.
«...Соловки первой половины двадцатых годов, последний монастырь — первый концлагерь, в котором прошлое еще не успело уйти и раствориться во времени, а предстоящее слепо, но упорно прощупывало, пробивало свой путь в жизнь, в бытие.
Соловки — дивный остров молитвенного созерцания, слияния духа временного, человеческого с Духом вечным, Господним».
Через всю повесть Бориса Ширяева о годах, проведенных в лагере на Соловках, проступает образ святого Зосимы Соловецкого — основателя и первого игумена Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря.
В начале 20-х годов большевики решили приспособить Соловецкую обитель для содержания узников, так называемых, врагов советского режима. Но безбожная власть оказалась не в силах изгнать из этих мест память о преподобном Зосиме Соловецком....
«Дебря Соловецкая мирная. Святитель Зосима вечный пост на нее наложил: убоины всем тварям лесным не вкушать, а волкам, что не могут без горячей крови живыми быть, путь с острова указал по своему новогородскому обычаю. Волки послушались слова святителя, поседали весной на пловучие льдины и уплыли к дальнему Кемскому берегу. Выли, прощаясь с родным привольем. Но заклятия на них святитель не наложил.
— И вы, волки, твари Божие, во грехе рожденные, во грехе живущие. Идите туда, на греховную матерую землю, там живите, а здесь — место свято! Его покиньте!
С тех пор лишь робкие, кроткие олени да пугливые беляки-зайцы живут на святом острове, где за четыре века не было пролито ни капли не только человечьей, но и скотской горячей крови».
Борис Ширяев не случайно в начале повести вспоминает это предание из жития Зосимы Соловецкого. Мирные звери — и звероподобный лагерный начальник. В первый же час по прибытии автора на Соловки начальник лагеря Ногтев на глазах у всех застрелил заключенного — просто так, для устрашения остальных.
Как-то лагерное начальство проведало о живущем в глухой лесной дебре схимнике-молчальнике, старец этот не покинул остров вместе с соловецкими монахами. Пьяный Ногтев ворвался с наганом в келью монаха-схимника. Но тот не испугался — молча положил земной поклон и показал Ногтеву на свой открытый гроб: «мол, тоже скоро там будешь».
Меньше, чем через год Ногтев был расстрелян своими же чекистами за спекуляцию монастырским имуществом.
«Дано ему было то, как святителю Зосиме, узревшему обезглавленными новгородских бояр на пиру у Марфы Борецкой Посадницы», — пишет о старце-схимнике Борис Ширяев.
При чем же здесь Марфа-посадница?
В свою бытность игуменом Соловецкого монастыря преподобный Зосима не раз ездил в Новгород. Новгородцы делали щедрые пожертвования на монастырь. Но вот боярыня Марфа Семеновна Борецкая, известная в истории как Марфа Посадница, велела слугам прогнать со двора соловецкого игумена.
«Настанет время, когда жители этого дома не будут ходить по своему двору; двери дома затворятся и уже не отворятся; этот двор опустеет», — печально сказал Зосима монаху, который его сопровождал.
На следующий день Марфа Посадница устыдилась своей грубости и позвала Зосиму с его спутником на обед.
В те годы всем Новгородом, пятинами его и концами посадница Марфа Борецкая правила и, провожая старца в далекий обратный путь, созвала она на пир всех бояр. На пиру том отверзлись очи святителя и узрел он грядущее; видит: сидят за столом бояре — все без голов...
Так и сбылось. Посек гордые головы грозный Московский царь, попалил огнем Новогородское торжище и подворья, но жалованную обители честь, земли, ловы и соляные варницы утвердил большой печатью Московского царства«.
Вот и СЛОН — лагерь особого назначения — на Соловках существовал недолго, около десяти лет. В 1933 году он был расформирован. Арестованных переправили на «большую землю», в Кемь, имущество передали Беломору-Балтийскому каналу. Бог устроил это место для иноческого жития, для прославления имени Божьего. Так повелось с первых соловецких пустынников.
Однажды, возвращаясь с лагерных работ, Борис Ширяев заблудился в лесу и случайно набрел на избушку соловецкого схимника.
«Я стоял у входа в сокровенный затвор последнего схимника Святой Нерушимой Руси. Взойти я не посмел. Можно ли было нарушить своей человеческой нуждой в приюте смиренно-торжественный покой беседы молчальника с Богом? До рассвета стоял я у окна, не в силах уйти, оторваться от бледных лучей неугасимой лампады пред ликом Спаса...»
Эта неугасимая лампада в землянке схимника стала для заключенных Соловецкого лагеря символом надежды на спасение.
Борис Ширяев выжил на Соловках. Во время Великой Отечественной войны он попал в немецкую оккупацию, после чего эмигрировал из России.
Повесть «Неугасимая лампада» он писал в Италии, посвятив ее памяти художника Михаила Нестерова. В день вынесения приговора он оказался рядом и сказал будущему писателю: «Не бойтесь Соловков. Там Христос близко».
Как оказалось — и соловецкие святые тоже.
«Соловецкие монахи — особенные. Других таких по всей Руси не было: не в молитве, а в труде спасались. Обычай этот древний, от самых святителей повелся, когда они первый храм Господень на Соловках воздвигали из валунов и палого бурелома. Храм тот был во славу святого Преображения Господня учрежден и стоял он на том самом месте, где теперь Преображенского собора алтарь».
Соловецкий арестант Борис Ширяев, видя сгоревший при большевиках Преображенский храм, верил, что придет время восстановления Соловецкого монастыря. И это произошло.
«Сотворенное человеком — видимое — сгорало. Сотворенное Богом — невидимое — жило. Оно — вечно», — написал он в повести «Неугасимая лампада», произведения, где между строк проступает лик святого Зосимы Соловецкого, стало главным в жизни писателя Бориса Ширяева.
Схиархимандрит Иоанн (Маслов) и его семья
Крестьяне села Потаповка, что в Сумской области на Украине, расходились по домам. Зимой рабочий день в колхозе заканчивался рано. Бригадир Сергей Федотович Маслов шагал по улице, прислушиваясь к скрипу снега под большими валенками. Было 6-е января 1932-го года. Рождественский сочельник. Маслов думал о том, как вечером пойдёт на праздничную службу: каким-то чудом в разгар очередной советской антирелигиозной кампании их маленький сельский храм оставался открытым. С радостью думал он и о том, что в его семье совсем скоро будет прибавление — супруга Ольга Савельевна ждала ребёнка. На подходе к дому бригадира встретила соседка. «Где ты ходишь, Федотыч, жена твоя рожает!» — сказала она громким шёпотом. Послали за фельдшером, и вскоре избу Масловых огласил крик младенца. Так, накануне великого праздника, появился на свет будущий монах, богослов, духовник и старец — схиархимандрит Иоанн (Маслов).
Мальчика окрестили и назвали Иваном. Он стал третьим ребёнком Сергея Федотовича и Ольги Савельевны. У Вани было две старших сестры, а позже на свет появились двое младших братьев. Масловы верили в Бога и, несмотря на тяжёлое для церкви и верующих время, крепко держались благочестивых христианских традиций. С раннего детства родители брали Ваню с собой в храм. Во время службы мальчик никогда не шалил, не бегал, а тихонько стоял рядом с родителями. А когда наступало время пения молитвы «Отче наш», которую маленький Ваня знал наизусть, он громко и радостно пел её вместе со всеми прихожанами. Одна из сестёр старца Иоанна вспоминала, что мальчик рос добрым, тихим, спокойным. «Мы, старшие, бывало, затеем драку, а Ваня скажет: зачем дерётесь? И нам станет стыдно. Нам часто попадало от матери, а ему — никогда. Он был смиренный, никого не обижал», — рассказывала она.
Наблюдая за сыном, родители вспоминали, как задолго до его рождения, в 1922 году, из закрытого большевиками монастыря в деревню вернулся их родственник — старый монах. Вскоре он скончался, а перед смертью предрёк, что будет ещё монах в семье Масловых. «Уж не о Ване ли нашем он тогда говорил?», — размышляли Ольга Савельевна и Сергей Федотович.
Но Ваня пока не думал о монастыре — в 1941 году началась Великая Отечественная война. Отца забрали на фронт, и девятилетний Иван остался в семье за старшего. Мать старца Иоанна вспоминала, что сын стал для неё настоящей опорой, а для братьев и сестер — руководителем и воспитателем. Дети называли его «батькой» и во всём слушались. Несмотря на юный возраст, Ваня научился делать всё: шить, готовить, пахать и сеять. Днём он работал дома и в поле, а по ночам плёл на всю семью лапти. «Он кормил семью, укреплял всех нас, — говорила Ольга Савельевна. — Когда пришла похоронка на мужа, он один умел меня утешить, а ведь это так дорого стоит», — вспоминала она. Сестра говорила, что, если бы не Иван, они бы просто не выжили. При этом мальчик успевал учиться — ходил в школу за шесть километров в соседнее село.
В 1951 году Ивана призвали в армию. Там молодой человек сильно простудился, болезнь дала осложнения на сердце. Поэтому его демобилизовали раньше срока. Он вернулся домой и зачастил в Глинскую пустынь, которая располагалась неподалёку от их села. Ездил туда в свободное время на велосипеде. Ольга Савельевна чувствовала: скоро её сын примет важное решение. Так и случилось. В 1954 году Иван сказал матери, что хочет стать монахом и поселиться в Пустыни. Как ни готовилась женщина к такому повороту событий, как ни радовалась, что сын избрал для себя духовный путь, отпускать его в монастырь было тяжело. «Когда он уходил, я за ним следом несколько километров бежала, всё плакала», — рассказывала Ольга Савельевна. Со временем, когда остальные дети устроятся в жизни, она тоже примет монашеский постриг. «Матушка свято прожила свою жизнь», — говорил схиархимандрит Иоанн (Маслов). И всегда с любовью вспоминал свою большую и дружную семью.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
29 марта. О свете Христовой веры
В Неделю Торжества Православия Святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл на проповеди говорил о свете Христовой веры:
29 марта. О правильном понимании слов из Книги Бытия
В 6-й главе Книги Бытия есть слова: «Раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем».
О правильном понимании этих слов, — протоиерей Владимир Быстрый.