Сенатор галльского города Туля — сегодня это территория Франции, пребывал в приподнятом настроении. Его старший сын Викентий, офицер римского легиона, приехал в долгожданный отпуск, и отцу не терпелось поговорить с ним. Однако, беседа сложилась совсем не так, как предполагал старый политик.
— Сынок, как же я рад, что в семье ещё остались люди, которые чтут традиции и держатся старых устоев. Мужчины нашего рода, одного из самых древних и знатных в Галлии, всегда отличались безупречной выправкой, и в тебе я вижу воплощение лучших черт славных предков. С нетерпением жду, когда, наконец, ты женишься, подаришь мне внуков, возьмёшь поместьев свои руки, и я со спокойной душой отойду к Богу.
Викентий молчал. Он всматривался в дальние холмы, расчерченные тёмно-зелёными полосами виноградников. По лицу офицера невозможно было догадаться, что слова отца смущают его.
— Но, папа, брат мой Луп счастливо женат. И, возможно, супруга его Пимениола вскоре порадует тебя наследником. Стоит ли ждать моей свадьбы?
Отец безнадежно отмахнулся.
— Брат твой Луп огорчил меня! На днях они с женой объявили, что решили принять монашеский постриг. Ты помнишь Гонората, сына римского консула?
— Конечно, подростком он часто бывал у нас, мы вместе играли. Славный, начитанный, благородный юноша!
— Так вот, он несколько лет назад поселился отшельником на маленьком острове архипелага Лерен, где кроме ядовитых змей никто никогда не жил. Друзья навестили Гонората, и он поразил их, как выразился твой брат, глубиной своей веры, силой молитвы и проницательностью ума. Многие сыновья благородных семейств решили разделить его подвиг. Сейчас там образовался целый монастырь, и Луп стал его насельником. Так что, ты — мое упование!
— Я слышал много доброго о Леринской обители. Так значит, её основатель — тот самый с детства мне знакомый Гонорат? Тем лучше, ведь именно в этот монастырь направлялся и я. Я оставляю службу и удаляюсь от мира, чтобы сосредоточить своё сердце на общении со Христом. Прими решение своих сыновей как благословение Бога, отец.
В Леринском монастыре, основанном святым Гоноратом, в пятом веке ревностно подвизались выходцы из самых благородных семейств Галлии. Иные из них приняли монашество, оставив брачную жизнь по согласию с женами, и в обители проживали вместе с сыновьями. Викентия, отличавшегося красноречием и обширными знаниями, избрали воспитателем и учителем подрастающих мальчиков. Вчерашний воин принял священный сан и до конца своих дней прожил в Леринском аббатстве, окормляя братию.
Брат Викентия, Луп, стал епископом города Труа. По решению собора галльских епископов он отправился в Британию для противостояния ереси Пелагия, умалявшего значение благодати Божией в деле спасения души. Преподобный Викентий в помощь брату написал богословское произведение «О древности и всеобщности кафолической веры против непотребных новизн всех еретиков». Этот труд снискал одобрение священников и епископов, оспаривавших ересь пелагиан. Чтобы избежать славы, святой Викентий обнародовал его под псевдонимом Перегрин, что значит Странник.
Старый сенатор из галльского города Туля был огорчён тем, что его сыновья не оставили наследников. Но он не мог и представить, что Викентия и Лупа многие поколения христиан станут называть отцами Церкви.
Тишина. Наталия Лангаммер
Вы когда-нибудь слушали тишину? — спросил нас режиссер в театральной студии, где я занималась в детстве. Мне было лет десять.
И мы решили послушать эту самую тишину. Замерли на минуту.
Вечер. Школа. Звуки уставших шагов учителей, которые задержались после уроков. Звук швабры, моющей пол. То ли звон, то ли шипение потолочных светильников. И тишина. Просто тишина.
Недавно слушала аудиобеседы владыки Антония Сурожского с прихожанами. Он рассказывал, что просит не беспокоить друг друга в храме, когда кто-то молчит, пребывает в тишине. Это очень важный момент. Момент погружения в себя, раздумий, молитвы. В конце лекции он предложил: «Давайте помолчим». И я вместе с владыкой и его паствой замолчала.
В детстве слушать тишину было любопытно. А сейчас?
Сейчас, в зрелом возрасте это, как глоток воды, как покой, как выдох усталости, как сладость.
Сейчас, когда я верующий человек, в тишине я слышу не звуки мира, я слушаю, я хочу услышать Бога. Я безмолвно молюсь. Кажется, мы оба молчим.
Как это нужно. Как это редко бывает. Просто остановиться и слушать тишину, а в ней — присутсивие Господа.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
Игумения Таисия (Солопова) и её мать
«Мать моя вложила мне в сердце любовь к Богу и ближним, и всё то, что подобает христианину», — говорила игумения Таисия (Солопова) настоятельница Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря. Будущая монахиня, духовная дочь святого праведного Иоанна Кронштадтского, устроительница храмов и монастырей, родилась в богатой семье дворян — морского офицера Василия Васильевича Солопова и его жены Виктории Дмитриевны, принадлежавшей к роду Пушкиных.
Супруги жили в одном из своих имений близ города Боровичи Новгородской губернии. Долгое время они оставались бездетными. Виктория Дмитриевна горячо молилась Божьей Матери о том, чтобы Владычица даровала ей дитя. И чудо произошло — 16 октября 1842 года на свет появилась здоровая, крепкая девочка. Малышку назвали Марией и окрестили в честь преподобной Марии Константинопольской. Василий Васильевич по роду своей морской службы редко бывал дома. С матерью же маленькая Маша была неразлучна. «Бывало, сидит она у окна своей комнаты, шьёт и рассказывает события из Священной Истории. А я примощусь на скамеечке у её колен и слушаю», — вспоминала игумения Таисия. Виктория Дмитриевна баловала дочь, покупала ей гостинцы и игрушки. Но, стремясь развить в девочке любовь к милостыне, часто говорила ей: «Видишь, Машенька, какая ты богатая, счастливая, сколько у тебя разных лакомств. А у других-то, несчастных, и хлебца нет, — ты бы поделилась с ними, а они бы за тебя Богу помолились». Девочка впитывала эти материнские уроки милосердия и всегда с радостью делилась тем, что имела. У неё была особая копилка, которую мама регулярно пополняла серебряными пятачками. Когда они с Машей выходили на прогулку, то брали копилку с собой и раздавали деньги всем нищим, которых встречали по пути.
В 1852 году Маше исполнилось 10 лет, и родители отвезли дочь в Петербург, в Павловский институт благородных девиц, где ей предстояло провести 6 лет. Разлука с домом, особенно — с нежно любящей матерью, плохо сказалась на здоровье девочки. Маша слегла и несколько месяцев провела в лазарете. Там, в помещении институтской больницы, она пережила несколько удивительных духовных видений, после которых ощутила призвание посвятить свою жизнь Богу и стать монахиней.
За 6 лет учёбы это желание только окрепло. И вот — выпуск из института, возвращение домой. Прошло немного времени, и Виктория Дмитриевна стала говорить о том, что девушке пора устраивать свою жизнь — прежде всего, найти подходящего мужа. Мария поняла: разговор о монастыре будет для матери неожиданностью. Но всё же решила открыть ей свою душу. Однажды, когда Виктория Дмитриевна пригласила домой портниху, Мария как бы между прочим попросила не шить ей много платьев. В ответ на удивлённый взгляд матери Маша, прижав руки к груди, взволнованно сказала, что не в состоянии жить светской жизнью; что она давно и всей душой стремится в монастырь. Виктория Дмитриевна оказалась непреклонна. «Если не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй больше никогда таких слов», — отрезала она.
Много дней и ночей провела Маша в слезах и молитвах. Но вот однажды матушка неожиданно собралась и уехала, не сказав, куда. А когда вернулась, обняла дочь и благословила на монашеский постриг. Виктория Дмитриевна рассказала, что во сне увидела Божью Матерь. Владычица укоряла женщину за то, что та не хочет отпустить дочь в монастырь. Проснувшись, она приказала заложить лошадей и поехала в близлежащий Иверский монастырь — помолиться перед иконой Царицы Небесной. «Там я дала обещание не удерживать тебя более», — со слезами сказала Виктория Дмитриевна.
Мария несколько лет прожила послушницей в разных обителях. 10 мая 1879 года в Тихвинском монастыре она приняла монашеский постриг с именем Таисия. Всё это время она вела с матерью постоянную переписку. А после её кончины узнала от родных, что последние слова Виктории Дмитриевны были о дочери: «Маша — вечная за нас молитвенница, сама Царица Небесная избрала её Себе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Люди как деревья»
Золотая осень. Субботним утром я иду по дорожке парка, усыпанной листвой, и любуюсь деревьями, «одетыми в багрянец и золото». Вот пронзительно красные рябины. Вот дубы со светло-коричневыми листьями. Вот жёлто-золотистые берёзки. А вот сверкают на солнце ярко-зелёные иголки соснЫ. Небольшой ветерок, слегка колыхающий кроны деревьев, создаёт приятный шум. Деревья словно разговаривают друг с другом и обращаются к проходящим мимо людям.
А людей этим утром немного. Вот улыбаясь идёт девушка. Её длинные волосы оттенка мёда и платины будто сливаются с золотой листвой берёз. Да и сама девушка стройна, как берёзка. Навстречу девушке идёт юноша с ярко-красными волосами. В наушниках у него играет музыка, и он покачивается ей в такт. Юноша похож на рябину, такой же рубиновый, и качается как это дерево, только рябинка от ветра, а он под звуки музыки. Немного поодаль вышагивает крепкий широкоплечий мужчина. Невольно я сравниваю его с массивной сосной, мимо которой он проходит. Мужчина излучает уверенность и надёжность, он такой же сильный, как это дерево.
Я подумал, что люди, как деревья, разных цветов и оттенков. Они не похожи друг на друга, но в целом образуют красоту и гармонию. Как же прекрасен этот мир, созданный Богом!
Все выпуски программы Утро в прозе