"Православный театр - что это?" Светлый вечер с Никитой Астаховым и Татьяной Белевич (30.09.2015)

У нас в гостях были основатели и руководители Русского духовного театра "Глас" - Заслуженный деятель искусств РФ Никита Астахов и Заслуженная артистка РФ Татьяна Белевич.
Наши гости рассказали о своём пути к созданию театра "Глас", о духовной составляющей в их творчестве и о том, как может театр нести христианские ценности.

Ведущий: Алексей Пичугин

А. Пичугин

— Дорогие слушатели радио «Вера», здравствуйте! Здесь программа «Светлый вечер». Меня зовут Алексей Пичугин. И сегодня мы говорим о Русском духовном театре «Глас». Я представляю наших гостей: это Татьяна Белевич — заслуженная артистка России, директор театра «Глас»; и художественный руководитель театра «Глас» — Никита Сергеевич Астахов. Никита Сергеевич, Татьяна Георгиевна, здравствуйте, рады вас здесь приветствовать!

Н. Астахов

— Здравствуйте!

Т. Белевич

— Здравствуйте!

Наше досье:

Никита Астахов. Родился в 1943 году, окончил Высшее театральное училище имени Щепкина, служил в московском театре имени Маяковского. Через несколько лет перешёл в Литературный театр, а позднее в Москонцерт. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации. Совместно с актрисой Татьяной Белевич создавал в Москонцерте литературно-концертные программы духовного содержания. В 1989 году основал Русский духовный театр «Глас».

Татьяна Белевич. Окончила Высшее театральное училище имени Щепкина. Работала актрисой в Драматическом театре города Новомосковска, в Московском областном ТЮЗе и в Москонцерте, заслуженная артистка Российской Федерации.

А. Пичугин

— 25 лет, уже, вернее, даже больше — 27-й год пошёл Русскому духовному театру «Глас». Для России всё равно это пока, я так понимаю, что духовный театр — явление редкое. Я знаю всего лишь, наверное, два, может быть, три театра не подобных, наверняка они отличаются друг от друга. Но вот духовный театр — что это такое? И как, вообще, 25 лет назад, на излёте советского периода, в годы Перестройки у вас возникла такая идея — создать именно духовный театр? И создавали ли вы изначально духовный театр или вы просто делали свой собственный театр? А я нашим слушателям скажу, что и Татьяна Белевич, и Никита Астахов — создатели этого театра, именно они стояли у его истоков.

Т. Белевич

— Началось всё с крещения Руси.

А. Пичугин

— С 88-го года?

Т. Белевич

— Да, когда отмечали 1000-летие крещения Руси, нам очень захотелось сделать постановку, посвящённую этой дате. Мы тогда были артисты.

А. Пичугин

— А где вы тогда служили?

Т. Белевич

— Мы служили в Москонцерте, были солистами Москонцерта, имели сольные программы в двух отделениях. И нам очень захотелось сделать такую постановку, но ничего подобного, что бы хотелось поставить, такого материала мы не могли найти, пьес не было. В общем, весьма сложно пришлось. В конце концов, закончилось тем, что мы сами сделали сценарий, батюшки помогали нам. И мы назвали его «Светлое воскресение». Это первая постановка, куда входили евангельские тексты, «Очерки по истории русской святости» Иоанна Кологривого. И впервые также со сцены произносилась духоносная проза Николая Гоголя.

А. Пичугин

— А где вы это ставили?

Т. Белевич

— Помещения у нас не было, мы вот делали это. И первое выступление у нас было в церкви Покрова в Филях — это филиал музея Рублёва был тогда. Это 1989 год, 24 апреля — вот у нас там состоялась премьера.

А. Пичугин

— Точка отсчёта, да?

Т. Белевич

— Мы считаем, что это день рождения театра, мы не считаем, как мы готовились год или два, а как уже сыграли. И с тех пор мы считаем, что сегодня 27-й год мы работаем.

А. Пичугин

— А вы набирали единомышленников, и кто вам помогал тогда? Всё-таки, я понимаю, что 89-й год уже, начиная с 88-го, наверное, отношения Церкви и государства сильно менялись. Но всё равно это 89-й год: ещё институт уполномоченных сохраняется, советская власть на дворе. А всё равно, наверное, было не просто найти людей, которые шли бы по этому пути вместе с вами?

Т. Белевич

— Понимаете, мы всё основное взяли на себя. Поскольку мы и актёры, и мы как бы занимались и режиссурой, и сценарием. В общем, была такая авторская постановка. Тогда нам помогала ныне покойная, Царство ей Небесное, Таня Синицина — это замечательная певица, которая впервые исполняла тогда «Голубиную книгу» - вот эти песнопения народные, духовные. И включали хоровые коллективы. Они были разные в то время, которых мы приглашали. И почему мы так ещё назвались: потому что, когда мы вот сыграли эту первую постановку — у нас сценическое действо скорее, оно не столько спектакль — тогда вышла пресса. И впервые — в АПН такой был журналист Семилетов, Вячеслав, по-моему, — вот он написал, что наконец-то в Москве появился первый духовный театр. Вот это было как бы то, что нас сподвигнуло назваться потом Русским духовным театром.

Н. Астахов

— Надо сказать, что мы таким театром не являемся — русским духовным. А это было обозначено направление, направление театра. И собирался коллектив для того, чтобы мы захотели стать русскими и православными людьми.

Т. Белевич

— Надо понять, что это же было коммунистическое время. И мы здесь довольно резко и дерзко пошли, как говорят теперь, ва-банк: мы объявили свой путь, своё направление.

А. Пичугин

— А вы сами тогда уже были церковными людьми?

Н. Астахов

— Мы ходили уже в церковь. Таня пораньше...

Т. Белевич

— Да, и помогал нам батюшка, кстати сказать, протоиерей отец Георгий Докукин, который до сих пор с нами. И в то трудное время, когда к актёрам было весьма сложное отношение в Церкви.

А. Пичугин

— Как я понимаю, сложное отношение к актёрам со стороны Церкви — это всё-таки явление довольно позднего порядка. Если не брать какой-то совсем уж исторический древнерусский период, то глядя на классику, если читать кого-то из классиков девятнадцатого века, тот же Тургенев пишет, как на театральные премьеры ходили священники, архиереи. И даже в советское время я знаю, по воспоминаниям актёров, которые служили за рубежом, что архиереи Московского Патриархата, священнослужители, которые тоже служили где-то за рубежом, они ходили в театр, то есть это было всё нормально. И какого-то противостояния между Церковью и театром не было, оно возникло позже. Но вот откуда оно пошло — это тоже хороший вопрос.

Т. Белевич

— Дело в том, что мы — выпускники театрального вуза имени Щепкина. Это был императорский театр, который открыл такую школу, дальше которая готовит уже кадры, будем так говорить. И там была церковь в этом театральном училище, церковь в честь святой Марии Магдалины, кстати сказать. И там изучался Закон Божий, все учащиеся были верующими. Конечно, со временем, в советское время, всё это уже было убрано, так же как из системы Станиславского духоносность была выкинута.

А. Пичугин

— А в системе Станиславского была духоносность когда-то?

Т. Белевич

— Да.

А. Пичугин

— А в чём она заключалась?

Т. Белевич

— В основе его учения.

А. Пичугин

— А можно поподробнее? Просто я об этом не слышал. Мне кажется, что, наверное, многие слушатели тоже не знают.

Т. Белевич

— Дело в том, что мы много лет, с самого начала образования Всемирного русского народного собора, Рождественских международных образовательных чтений, участники вот этих общественно-церковных собраний. И у нас в театре много лет такой круглый стол, конференция «Театр, кино, телевидение», значит там «Духовная безопасность России». В том числе, мы приглашаем профессионалов и церковных деятелей поговорить на эту тему. И мы долго звали одного человека. Наконец она к нам пришла — Шнейтер Галина, которая много лет, более 20, работала в музее Станиславского, очень хорошо знала и родственников Станиславского. И она прочитала нам изумительный доклад, с благословения священника, который является её духовником, именно о том, что Станиславский был верующим человеком, о его системе духоносной. Потому что, когда мы уже сейчас получили в советское время эти тома Станиславского, там, в основном такая механика, как должен действовать актёр. И мы всё время, вот даже учась в театральном вузе, говорили, что вот это задача для актёра, а вот есть сверхзадача, которую режиссёр ставит, а есть сверхсверхзадача. И мы вот думали, что это за сверхсверхзадача? Вот что-то такое заумное. А сейчас, когда сами начали работать в этом направлении и с религиозными текстами, и с духовно-нравственными, будем так говорить — у нас же вся классика на этом построена, авторы-то были верующими людьми. То мы уже сейчас пришли к выводу такому, что сверхсверхзадача — это есть служение Господу, понимаете, каждый на своём месте.

А. Пичугин

— Это вы так переосмыслили систему Станиславского в этом направлении?

Т. Белевич

— Почувствовали.

Н. Астахов

— Мы не переосмыслили, а мы вернулись к корням её, которые были подрезаны, уничтожены для того, чтобы воспитывать людей в такой атеистической атмосфере. Вообще, надо сказать, что конфликт между Церковью и традиционным русским театром выдуман, он выдуман...

А. Пичугин

— Вот я об этом как раз начал говорить!

Н. Астахов

— Потому что, если вы посмотрите, митрополит Платон, он признавал и восхищался работами крепостной актрисы Паши Жемчуговой. Если взять святого Иоанна Кронштадтского, про которого говорят, что он ругал театр, он ругал некоторые мизансцены, которые были во время спектаклей. Это говорит о чём? Это говорит о том, что святой ходил на спектакли несколько раз и знал подробно мизансцены, в которых находились актёры.

А. Пичугин

— Наверное, и не несколько раз. Он, в принципе, был такой видной фигурой в светской жизни Петербурга.

Н. Астахов

— Конечно! Если говорить о Станиславском, то, например, поколение театральное воспитывается на его фразе «Я признаю любой театр, кроме скучного». А в черновиках у него написано другое — он писал: « Я признаю любой театр, кроме скверного!» Понимаете, это и о нашем времени сказано. Если бы Константин Сергеевич был сегодня жив, он бы как раз против скверного театра, который сегодня набирает силы, я думаю, он высказался бы очень определённо!

А. Пичугин

— О современном театре мы сегодня поговорим в нашей программе, потому что интересно, конечно, тоже ваше мнение на этот счёт.

Т. Белевич

— Вот я ещё хотела добавить по поводу Станиславского. Вы задавали вопрос по поводу доклада. Вот эта Галина Шнейтер, Царство ей Небесное, она почила, но она, как говорят, сделала свой основной вот этот подвиг — раскрыла для многих Станиславского. Она говорила, что они верующие были — и Константин Сергеевич и его жена актриса Лилина. Дело в том, что когда она заболела, у неё был рак кости — саркома, — ей должны были ампутировать ногу. И она попросила, чтобы ей не делали наркоза, чтобы ей вживую ногу ампутировали. Это боль дикая, но она сказала: «Я не хочу отойти ко Господу в нечистоте», то есть с наркозом. Представляете, какого духа были эти люди? Если говорить о супружеской паре, которые много лет прожили, имели серьёзные семейные, нравственные отношения. И когда сейчас это всё разрушается, и говорят об актёрах дурно, что они все такие. Не все такие были, и в основе как раз профессии везде человек находится и его духовный стержень.

А. Пичугин

— А тогда по какому принципу вы набираете труппу? Те, кто служат у вас в театре, это обязательно воцерковлённые, верующие люди? Или же всё-таки люди просто приходят на работу?

Т. Белевич

— К сожалению, до сих пор в вузах, особенно в творческих вузах — мы вот выходили с предложением несколько раз и мечтали об этом, чтобы всё-таки преподавались Основы православной культуры. Но до сих пор этот предмет не преподаётся, поэтому люди, конечно, приходят не подготовленные. Они получают профессию, но очень мало кто имеет представление о церковной жизни, если только в семье это у кого-то есть. Поскольку театру у нас 27-й год, то уже, конечно, пришли люди, которые даже родились даже позже того, как театр появился.

А. Пичугин

— Много молодёжи?

Т. Белевич

— Много! Поэтому, конечно, очень важно иметь профессию, потому что профессии научить вот так, без подготовки, очень трудно, много времени надо. Поэтому кто-то более подготовлен, кто-то менее...

А. Пичугин

— Но вы смотрите на вероисповедание человека, когда он приходит?

Т. Белевич

— А оно проявляется, понимаете? Его же сразу так не увидишь, мы же не будем говорить: «Прочитай молитву!» Хотя были моменты, когда люди к нам поступали, читали «Отче наш», как стихи! Но это не всегда является показателем веры, потому что вера, она в делах, в поведении, в понимании, это всё со временем. Но мы как бы пытаемся трудиться на этом направлении...

Н. Астахов

— Надо обратить внимание на то, что с каждым поколением, грубо говоря, через каждые 5-7 лет, мы это видим и свидетельствуем о том, что молодёжь всё воцерковлённее и воцерковлённее становится. Если в начале нас впрямую обманывали, хитрили, чтобы зарплату получать, то потом люди уже приходят «Отче наш» знают, «Символ веры». Уже смотрю: несколько молитв центральных знают. А дальше, всё дальше и дальше уже люди, я вижу, у них религиозное мышление. А сейчас уже на последнем показе, когда мы спросили — молодёжь показывалась: «Кто вы, вообще? Православные? Зачем вы в такой театр пришли?» А они уже говорят: «Мы хотим именно в этом театре работать!» То есть уже идёт такая позиция православного художника, православного артиста. Мы, наверное, входим в такое время, когда возникает вопрос о возрождении православного актёра на Руси. И все предпосылки для этого есть: политика государства, церкви открыты, никто никого не зажимает — пожалуйста, душа, работай, сердце, работай! И дальше следующий шаг, это уже действительно вспомнить, какие у нас были традиции на нашем русском православном театре.

Т. Белевич

— А потом, мы же знаете, что делаем? Мы привлекаем на утреннюю молитву, на утреннее правило перед началом. У нас актёры читают, есть мы в театре, нет ли нас — уже так заведено.

А. Пичугин

— Кто хочет, тот приходит?

Т. Белевич

— Да. И они начинают потихонечку привыкать, потому что люди сначала стесняются: они не знают, как ударение правильно поставить, как правильно прочитать. А у кого сердце открыто, они уже втягиваются. Те актёры, которые изначально с нами, мы их называем «наши старички», они, конечно, воцерковлённые люди, они с такой позицией, тоже хорошие, крепкие художники.

Н. Астахов

— Как хочет, так приходит — не очень понял! Рабочий день театра для актёров начинается в 11 часов с молитвы.

А. Пичугин

— Я имею в виду, на ней обязаны присутствовать все сотрудники театра?

Н. Астахов

— Они должны присутствовать на молитве все, но для того, чтобы поднять их духовный уровень, мы это делаем, а для того, чтобы они привыкали к словам молитвы. Во многих наших спектаклях звучат молитвенные тексты, поэтому актёр, который не владеет этим или, предположим, взять наш последний спектакль «Похвала Владимиру» — к тысячелетию преставления Красного Солнышка нашего Владимира — там мы говорим на церковно-славянском языке. Если актёр не пройдёт такую подготовительную школу, работая с молитвенными текстами, с церковным языком, он просто не справится с теми задачами, которые ставит перед ним режиссёр в этом плане.

 

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что сегодня мы говорим о Русском духовном театре «Глас» вместе с руководителями и основателями этого театра Татьяной Белевич и Никитой Астаховым. Вы сказали, Никита Сергеевич, что спектакль, посвящённый князю Владимиру на... ну, не на церковно-славянском, а на древнерусском, получается, да?

Н. Астахов

— На древнерусском, да.

А. Пичугин

— Весь спектакль?

Н. Астахов

— Нет, монологи прямые Ольги, Святослава, Игоря. Вот эти прямые диалоги. Называется «Корсунская легенда», то есть мы останавливаемся на историческом таком взгляде, что святой князь Владимир крестился в Корсуни. Берём и подходим к этому моменту. И чтобы придать спектаклю колорит исторический, да это и очень интересно для зрительного зала, не столько для актёров, потому что это оказался мучительный путь — оказывается, свой родной язык актёру труднее выучить, чем английский или французский. Понимаете, парадокс какой? Но самое интересное то, что результат такой работы — он необыкновенный: зрительный зал, вроде бы не зная своего исторического языка, всё понимает, что говорят ему актёры со сцены. Но всё специально проработано, продумано для того, чтобы поняли. И люди, я вижу... как была одна женщина очень простая такая.

Т. Белевич

— Из Молдавии, кстати сказать, молдаванка.

Н. Астахов

— Да, из Молдавии. Я говорю: «Вы, Маша, поняли?» Она говорит: «Поняла!» Я говорю: «Всё поняли?» Она мне: « А где не поняла, там почувствовала!»

А. Пичугин

— Вы знаете, южнославянские языки, они ближе к древнерусскому.

Н. Астахов

— Да, ближе.

А. Пичугин

— Поэтому люди, которые владеют ими, как-то проще понимают эти тексты. Я бы ещё хотел с вами поговорить о проблемах, которые, наверное, в первые годы у вас были. В частности, я знаю, что то здание, которое сейчас у вас есть на Ордынке, вы получили только в конце 90-х, то есть почти 10 лет вы были без постоянного дома. Как вы пережили те 90-е, когда театру было, безусловно, не очень хорошо у нас в России?

Т. Белевич

— Вы знаете, мы их пережили!

А. Пичугин

— Судя по тому, что вы здесь, в студии, я понимаю!

Т. Белевич

— И я говорю, что самое большое чудо, что мы вообще выжили! Потому что каких-то лёгких периодов... как мы ни возьмём — всё опять сложное время. Мы пережили, мы получили это помещение с большим трудом, были счастливы. Мы его отреконструировали, сделали зал там.

А. Пичугин

— Место замечательное — самое сердце  старой Москвы.

Т. Белевич

— Место замечательное, мы его полюбили. Это стал не просто театр, это стал некий центр, куда стекаются люди, которые интересуются такой духовной культурой. И в результате сейчас мы опять скитальцы.

А. Пичугин

— Почему?

Т. Белевич

— Потому что 17 лет назад было выпущено постановление Правительством Москвы о реконструкции театра, потому что там маленький зал, очень маленькое помещение было и второе там небольшое...

А. Пичугин

— То есть, как вы его получили в 98-м году, так, по идее, и должна была начаться реконструкция?

Т. Белевич

— Нет, сначала мы такой капремонт сделали. А потом уже сумели добиться того, что Правительство обратило внимание, что нам нужны более приемлемые условия, и выпустило такое постановление. Но выпустить-то выпустили, а строить — не построили. То денег не было, то, значит, ещё какие-то причины, то власти менялись, то надо было гаражи — опять давайте корректировать, то ещё что-то. И потом уже вроде всё пошло — строительство пошло, мы счастливые. Одно здание снесли, мы в другое переместились, там боком ходили. И вдруг нам говорят: «Вы знаете, будем вас строить». Но мы добивались в две очереди, чтобы мы там были, а там уже строили. Говорят: «Нет, давайте мы вас быстро построим! Вы в таких условиях, давайте, выезжайте, и мы сейчас быстро за год, за два построим!» Мы, как послушные люди, выехали. Стали где-то арендовать, сначала на каком-то дрожжевом заводе, куда невозможно было не дойти, ничего. Потом мы, в конце концов, нашли рядом с этим помещением на Ордынке, на Пятницкой, 60 дом, который взяли в аренду. Но здесь Департамент культуры, слава Богу, они помогли нам и выделяют деньги до сих пор на аренду этого здания. Там мы организовали небольшой зальчик, вот который сейчас, где мы и работаем. И то через два года, потому что выяснилось, что не на год-два мы туда засели, а вот уже семь лет. И мы там в жутких тоже условиях.

А. Пичугин

— А как продвигается реконструкция вашего родного помещения?

Т. Белевич

— А она заморожена!

Н. Астахов

— Реконструкция идёт таким образом: вложили в землю 250 миллионов и остановили.

А. Пичугин

— Есть какая-то надежда, что всё это закончится?

Т. Белевич

— Нет. Сейчас говорят, что есть такое предложение выставлять на торги то, что там осталось. Потому что здание, где мы были, его подготовили под снос, чтобы начать строительство, с воссозданием таких фасадов — это историческое здание.

А. Пичугин

— Ну, как обычно, это лужковская реконструкция называется...

Т. Белевич

— А потом, значит, там вывели все коммуникации, всё, там ничего нет — ни воды, ни электричества. Оно старое здание, там второй этаж деревянный, там деревянные балки. В общем, оно почти уже сгнило, оно разваливается. И туда нельзя. На сегодняшний день пока не ясно, потому что мы чувствуем, что ситуация сейчас, вообще, экономическая сложная, понимаем её и разделяем. Но может оказаться так, что нам прекратят платить за аренду того, где мы сейчас находимся, потому что достаточно дорогая аренда. Мы сами не в состоянии, театр не может себя окупать, тем более с арендой.

А. Пичугин

— Конечно, когда это не малое помещение, особенно в центре Москвы, в самом центре!

Н. Астахов

— Вообще, с 1 января будущее представляется очень расплывчатым!

Т. Белевич

— Смутным. Тем более мы не знаем — бюджет ещё не принят. Обычно, пока Госдума рассмотрит, это будет в конце декабря. А если нам скажут, что съезжайте в январе или когда там вообще...

А. Пичугин

— У вас есть какие-то пути отступления?

Т. Белевич

— Нету! Вот нам сейчас... Потому что дано распоряжение, насколько я понимаю, Сергеем Семёновичем Собяниным Московскому городскому департаменту имущественного комплекса, как он теперь называется — раньше был Москомимущество — подобрать что-то для театра...

А. Пичугин

— Подобрать могут довольно-таки далеко от Садового кольца!

Т. Белевич

— Да. Дело в том, что Святейший Патриарх дважды обращался в Правительство к Сергею Семёновичу о том, чтобы театру помогли. Здесь, кстати, огромная благодарность Святейшему!

А. Пичугин

— А вот, кстати, Патриарх же может как-то повлиять на эту ситуацию?

Т. Белевич

— Вот я вам про это и говорю, что он дважды обращался. И для нас это ценно, и не только для нас, а, по-моему, для всех православных, что Святейший такое внимание уделяет культуре, и театру в частности.

А. Пичугин

— А он бывал у вас?

Т. Белевич

— Он видел нас. Он видел и до того, он знает, потому что мы и принимаем участие...

Н. Астахов

— Наш театр верующие знают хорошо.

Т. Белевич

— То есть есть уже сформированное отношение, мнение. И здесь поддержка Святейшего, конечно, очень для нас дорога. Просто дай Бог ему здоровья! Но до сих пор вопрос-то не решился, потому что сначала нам Департамент имущественного комплекса предложил год назад на Олонецкой, это где-то...

Н. Астахов

— Свиблово.

Т. Белевич

— Нет, это не Свиблово.

А. Пичугин

— Ну, в ту сторону, на севере Москвы.

Т. Белевич

— Это уже около Кольцевой дороги, около Окружной дороги, около промзоны.

А. Пичугин

— Да-да!

Т. Белевич

— И причём там не театральное помещение, а студия, где дети занимались, всякие инвалиды. И там такая скандальная ситуация была, что детей выселяли, родители там на телевидение с лозунгами выходили, а мы, значит, должны были туда вселиться. Сейчас нам предложили, вот сейчас был момент, недавно буквально, это Лефортовский вал, где тоннель.

А. Пичугин

— Это хорошее место!

Т. Белевич

— Но там оно глухое. Тоже промзона, там завод «Серп и молот», там тупик такой.

А. Пичугин

— Да, сейчас «Серп и молот», как все заводы, выводят. По крайней мере, не Олонецкая улица.

Т. Белевич

— По крайней мере, да. Но там помещение 31-го года постройки, там какой-то то ли колледж был, то ли чего, там даже зала нет, там просто комнатки. Там нет ни воды горячей, ни лифта, то есть для театра невозможно туда даже по технике безопасности людей пускать, потому что там ни выходов нет, ничего. И это требует больших финансовых вложений, чтобы реконструировать. Но мы, тем не менее, написали, в конце концов, помучились, помучились, говорим: «Хорошо, ладно, давайте нам это...»

Н. Астахов

— Вы спрашивали, есть ли у нас какой-то вариант отхода. И я впервые подумал, что, если разгонят нас с 1 января, какой выход может быть? Выход такой, что надо ехать в другой город, но коллектив с нами не поедет, потому что он останется в Москве и правильно сделает! Значит, остаётся опять всё начинать сначала!

А. Пичугин

— А вы готовы?

Н. Астахов

— Кто его знает? Может, и готовы, не понятно. Но мне кажется, что на периферии, которая серьёзно относится к традиции, к истинной традиции русского театра, я думаю, мы найдём какой-то город.

А. Пичугин

— Мы неоднократно говорили о том, что у нас, к сожалению, есть какое-то такое столичное пренебрежение по отношению к проявлениям провинциальной культуры, в том числе, и к театру.

Н. Астахов

— К сожалению!

А. Пичугин

— Бывают, конечно, гастроли иногородних театров и в Москве, и в Петербурге, но мы практически, это я сейчас говорю и про себя, и про, наверное, большинство зрителей, которые в театре появляются время от времени, к сожалению, не так часто, как хотелось бы; и вот такой столичный снобизм, он, конечно, и в этом отношении тоже заметен, потому что — ну, что там театр где-то в городе Н.? Что они там могут поставить? Они, как ставили в 58-м году какую-то пьеску, так они и сейчас её, наверное, ставят!

Н. Астахов

— Театр, да и вообще вся экономика, вся политика, нравственность, историзм — он весь на периферии находится. И лучшие актёры, они все из провинции приехали. Поэтому этот снобизм, который у нас есть, в Петербурге есть, да, он существует, но это такая гордость выше своего носа, это понятно. Но есть у нас в столице очень серьёзные люди, очень серьёзные люди, которые беспокоятся об истории нашей страны, как развиваться будет государство, поэтому, если эти силы нас не поддержат, то тогда будем искать другие какие-то силы.

А. Пичугин

— Я напомню нашим слушателям, что мы сегодня говорим про Русский духовный театр «Глас», говорим с его создателями и руководителями: заслуженным деятелем искусств, художественным руководителем театра «Глас» Никитой Астаховым; и директором, заслуженной артисткой России Татьяной Белевич. Буквально через несколько мгновений вернёмся в эту студию!

 

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что сегодня мы говорим в программе «Светлый вечер» про Русский духовный театр «Глас» вместе с его основателями и руководителями Татьяной Белевич и Никитой Астаховым. Меня зовут Алексей Пичугин. Давайте от проблем, от таких невесёлых совершенно историй перейдём к вашему репертуару — чем вы пока, и я надеюсь, в дальнейшем радуете зрителей.

Н. Астахов

— Вот у вас передача называется «Светлый вечер», а мы начали со «Светлого воскресения», как мы уже говорили об этом. Это первая наша работа такая. Мы искали форму — как это донести. Когда я первый раз прочитал Евангелие от Иоанна, я ничего не понял, мне пришлось несколько раз читать это. Потом я стал удивляться, как это интеллигентный человек не понимает такие тексты. Потом, когда я понял это, я до того находился в таком серьёзном эмоциональном состоянии, плюс профессиональное. Я подумал, как эти прекрасные тексты вынести на сцену. Почему окутывать текстами какую-то похабщину на сцене, почему? И вот родилась такая мысль. Хотя я в то время был и комсомольцем, и коммунистом, и всякие эти дела... Но я этим увлёкся, и мне стало это интересно. И мы взяли на себя с Татьяной Георгиевной донесение этих текстов. Работа была очень трудная, потому что фальшивить было нельзя — сидели верующие люди в зале, которые сразу бы перечеркнули бы нас. Они бы сразу увидели, что мы фальшивые люди и не имеем права касаться этой темы. Но мы добились этого, мы даже поняли, что, оказывается, возможно доносить в определённой форме такие тексты до зрительного зала, и ему интересно даже в то время было. А дальше это просто был уже некоторый опыт театральный соединения с музыкой, с вокальным коллективом, с фольклором духовным, который исполняла Татьяна Синицина. Мы даже не спектаклем это назвали, а назвали сценическим действом. Это был разговор о Православной Руси, донесение богословских текстов и духовная проза Николая Васильевича Гоголя. Вот это наш краеугольный камень репертуара.

А. Пичугин

— У вас ваше видение того, каким должен быть духовный театр, менялось за эти 26 с лишним лет?

Н. Астахов

— Да его, видения, нет и по сегодняшний день. Есть, единственное, желание и поиск. Мы всё время почитываем историю, как говорится, мы ищем ориентиры в истории, чтобы нам не заблудиться. Нам очень в этом плане помогает отец Георгий Докукин. То есть все вопросы репертуара я решаю с ним, чтобы мне просто, как прихожанину храма, не просто, как художнику, не ошибиться. Я не хочу ошибиться в этом плане и завести куда-то весь коллектив.

Т. Белевич

— Мне кажется, что на ваш вопрос я ещё так ответила: оно не то, чтобы менялось, самое главное, чтобы оно не изменилось. Потому что требует каких-то коммерческих проектов, выживания, зарабатывания денег. И требования по культуре сегодня в основном упираются в то, что, чем дороже билеты и больше народу приходит, то, значит, это хорошая культура, она потребляема, в ней нуждаются. Но здесь у нас есть некоторые нестыковки, потому что, если народ вели очень долго не в ту сторону и у них уже образовалось какое-то культурное поле, а, может, антикультурное, то, конечно, туда идут. А здесь нужно силы прикладывать, чтобы люди понимали ещё что-то другое.

А. Пичугин

— Но ведь в Москве огромное количество классических драматических театров, начиная с Малого!

Т. Белевич

— Мы любим Малый театр, мы выпускники этой школы. Там как раз они поддерживают классическую традицию и её не искажают. Но есть другие примеры, когда выявляют не автора, а самого себя.

А. Пичугин

— А может, это и не так плохо? Вот есть Малый театр, есть в Москве достаточное количество... театр Станиславского, например, и другие классические и драматические театры, но есть ещё...

Т. Белевич

— Кстати, Станиславского сейчас — не Станиславского, а Электротеатр «Станиславский».

А. Пичугин

— Да-да! Они же изменили название! Но может, неплохо, когда есть какая-то альтернатива? И люди, которые хотят пойти на классическое представление в МХАТ, они пойдут туда и посмотрят спектакль таким, как он задумывался? Они хотят посмотреть что-то другое — они найдут себе... Кстати говоря, вы не обижайтесь, но мне кажется, что ваш театр тоже немного особняком стоит. Поэтому люди, которые хотят посмотреть какую-то более духовную интерпретацию, они пойдут к вам. Если, простите за каламбур, менее духовную, они пойдут в какой-то другой театр!

Т. Белевич

— Вы понимаете, здесь неправильное восприятие!

Н. Астахов

— Надо сказать, что зритель у нас очень изменился за эти годы. Если в начале к нам приходили только православные люди, только. То сейчас больше половины зрительного зала — это молодёжь. А остальная половина — это люди театральные, которые пришли посмотреть на некоторую новую форму, которая появляется в столице. И только два-три человека, которых — рыбак рыбака — я вижу, что пришли из Церкви. Вот такой показатель.

Т. Белевич

— Понимаете, духовный театр многие путают с религиозным театром.

А. Пичугин

— Нет-нет, я сейчас не путаю, я как раз конкретно!

Т. Белевич

— Поэтому надо посмотреть репертуар. Мы сейчас открыли сезон водевилем «Беда от нежного сердца» Юрия Сологуба. Это, конечно, он в других театрах идёт, идёт и у нас. Но каждый художник, каждый режиссёр отличается своим почерком, своими акцентами. Конечно, театры должны быть разными, мы вовсе не говорим, что давайте все, как мы. Другой не захочет или не сможет, как мы. А мы не захотим или не сможем, как другой.

А. Пичугин

— А сами вы ходите к коллегам?

Т. Белевич

— Очень редко! То есть, вообще почти не ходим. Потому что работа настолько... Вообще, театр в театр очень редко приходит!

А. Пичугин

— А на гастроли ездите, на театральные фестивали?

Т. Белевич

— Ездим. Ездим на гастроли и фестивали. Бывали, лауреатство получали на международных театральных фестивалях. И постановки получают, и за лучшие актёрские роли на международных фестивалях. Всё это есть.

Н. Астахов

— Мы — лауреаты многих международных фестивалей, у нас много наград.

Т. Белевич

— Но, если говорить, как вы видите, как должно быть. Дело в том, что к нам приходят и звонки и письма — подскажите, помогите, потому что мы тоже где-то чего-то аналогичное хотим создать. Поэтому, может быть, конечно, театр перешёл в другую фазу, когда он шире, чем театр.

А. Пичугин

— Никита Сергеевич, вы сказали про театральную публику Москвы. А есть, остаётся она, сохраняются театралы в этом классическом понимании?

Н. Астахов

— Не просто сохраняется вот это советское театральное такое сообщество...

А. Пичугин

— Не просто советское, а даже досоветское ещё...

Н. Астахов

— Оно развивается. То есть я вижу молодых театралов, которые... вот одна меня с зелёными ногтями остановила, пришла, «Ревизора» посмотрела у нас. А у нас «Ревизор» с развязкой, о чём как бы не принято говорить, но это произведение есть у Николая Васильевича Гоголя.

Т. Белевич

— Два спектакля.

Н. Астахов

— И она, с зелёными ногтями, остановила меня, говорит: «Да, вы, вообще, театр не хуже других!»

А. Пичугин

— Это успех!

Н. Астахов

— Это она оценила не суть театра, а форму, театральную форму. Ей понятно просто по форме, понимаете?

А. Пичугин

— Меня в своё время поразила история: в городе Александрове есть музей 101-го километра, ну, как, наверное, во многих городах такого рода. Там, в музее, рассказывают историю про жителя Александрова — он из московской интеллигенции, который по 58-й статье отсидел долгое время в лагерях, вышел. Ему было запрещено, как и многим, жить в Москве, не ближе 101-го километра. И он каждый день из Александрова — он должен был отмечаться в милиции — ездил в Москву в театр на спектакли разных театров. Каждый день! Потом на последней электричке возвращался в Александров, отмечался в милиции. Но не мог без этого, представьте, жить!

Н. Астахов

— Есть, есть такие люди!

А. Пичугин

— Но таких, наверное, уже нет. Вот это — любовь к театру, которую сейчас уже сложно представить.

Т. Белевич

— Таких, конечно, мало. Новые формы вот эти компьютерные... Сложно представить такую любовь, но нужно её формировать и воспитывать. Потому что театр — это всё-таки особая атмосфера.

Н. Астахов

— Вы понимаете, театр формирует общественное мнение. Возьмите, Щепкина почитайте, Герцена — формирует общественное мнение. Он как раньше формировал, приводил к катаклизмам, так и на сегодняшнее время формирует общественное мнение. Но форма формирования общественного мнения перенеслась сейчас на компьютер. Поэтому чисто техническая формула воздействия на людей, она изменилась. Но театр несёт ту же нагрузку. Если театр увёл в своё время, в 1917 году, увёл людей из Церкви...

А. Пичугин

— А вы так считаете? Увёл?

Н. Астахов

— Но это записано! Как Ленин говорил: «Нам мало разрушить Церковь. Нам нужно увести людей из Церкви. И лучший институт, который может это сделать — это театр». Это была политика театра. И он выполнил её. И у меня такое ощущение, исходя из опыта нашего театра, что театр на сегодняшний день должен выполнить противоположную функцию. Вот эта функция каким-то образом свалилась на наши плечи. Непонятно, почему это, но свалилась. Да, мы приводим людей в Церковь. Мы приводим! Вы понимаете, какая абракадабра — театр приводит! А чего здесь плохого?

А. Пичугин

— Ничего абсолютно!

Н. Астахов

— Приходили католики к нам, протестанты приходили. С удовольствием смотрят наши спектакли.

Т. Белевич

— Мусульмане приходят.

Н. Астахов

— К себе тянули, понимаете? И даже переходили в православие, некоторые из них. Понимаете, как интересно?

Т. Белевич

— По поводу театра, о чём сейчас Никита Сергеевич сказал, что перешли там на видео, на это... И это возрастает у людей такой процесс одиночества, когда они вообще где-то чего-то, но одни. А театр соединяет людей. Вот это общение, которого сегодня не хватает, непосредственного общения друг с другом, с актёрами, которые живут, которые дыхание передают — сегодня он так играет, а завтра уже по-другому. В кино это уже не изменишь — как оно было, так и есть, смотри сто раз одно и то же. А здесь всё время по-разному, потому что идёт жизнь, вот этот обмен, общий обмен.

Н. Астахов

— Очень интересно. Потому что перед компьютером человек страшно одинок, он один сидит. А здесь он вместе со всем плачет, вместе со всеми смеётся, это в нём развивает совсем другие психофизические свойства.

А. Пичугин

— Никита Сергеевич, Татьяна Георгиевна, скажите, насколько театр сегодня доступен в Москве, например?

Т. Белевич

— Это зависит от финансовых возможностей каждого человека.

А. Пичугин

— Вот! Как раз об этом я и говорю: насколько молодой человек сейчас в Москве может позволить себе и, скажем, свою девушку, свою жену отвести в театр?

Т. Белевич

— Я не знаю, как молодой человек, потому что я могу только по моей семье судить, что людям, конечно, тяжело покупать дорогие билеты, особенно интеллигенции, которые не в коммерческой среде. А коммерсанты, как правило, в большинстве случаев допоздна работают и мало кто ходит. Или  ходят в ночные клубы...

А. Пичугин

— Но залы-то полные! Каждый спектакль в любом театре московском, залы практически все полны. Но цены на билеты не очень низкие.

Т. Белевич

— Цены дорогие. Потому что, я говорю, что политика такая, что мы должны зарабатывать. И чем дороже, тем мы как бы лучше. Я, например, разговаривала с одним писателем — поэт из Союза писателей России, как говорится, не последний человек. Я говорю: «Скажи, пожалуйста, вот билет-то у нас под 300 рублей...» Это дешёвые билеты, самые дешёвые...

А. Пичугин

— Это у вас самый дешёвый билет? Вот мы узнали самую низшую планку стоимости у вас!

Т. Белевич

— Ещё по 150 бывают для льготников и так далее. А он говорит: «Да не только я, я и среди своих друзей не знаю таких, которые могли бы купить этот билет!»

А. Пичугин

— За 300 рублей?

Т. Белевич

— Тяжело людям, понимаете, тяжело! Опускаешь цены — конечно, бегут, ломятся. А за бесплатно, вообще, очередь бы была. Есть тяга, а возможностей-то нет. Поэтому здесь, конечно, что-то надо очень хорошо подумать, потому что не всё оценивается материальным вот этими делами...

А. Пичугин

— Измерениями.

Т. Белевич

— Да.

 

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что говорим сегодня в программе «Светлый вечер» про Русский духовный театр «Глас» с его основателями и руководителями — директором Татьяной Белевич и художественным руководителем Никитой Астаховым.

Н. Астахов

— Когда Юрий Михайлович Лужков принимал нас у себя и спрашивал о концепции театра, я ему рассказал. Он говорит: «А, ну понятно! Театр для бедных!» Я говорю: «В принципе, да, для бедных!» Потому что православные люди, они бедные. Но сам театр должен быть богатым. Как во время войны люди приходили в театры, там должен быть свет, тепло, буфет работает. Чтобы как-то немножко душа отдохнула, пришла в нормальное состояние.

Т. Белевич

— У нас, кстати, ничего этого нет: ни буфета, ни...

А. Пичугин

— У вас нет буфета?

Т. Белевич

— Да вообще, там, извините, условия очень тяжёлые!

А. Пичугин

— А был наверняка в старом помещении?

Т. Белевич

— Нет, там не было. И там не было, там тоже были трудные условия. Как-то получается, что по жизни мы никак не получаемся наравне с теми нормальными театрами, которые существуют.

А. Пичугин

— Что же вы такое говорите: нормальные театры, не нормальные?!

Т. Белевич

— Я имею в виду, которые имеют нормальные, профессиональные условия. Я это имею в виду!

А. Пичугин

— Я понимаю, о чём вы говорите! Но ведь есть замечательные театры, которые...

Н. Астахов

— Понимаете, в чём дело, у нас до того трудные условия 27 лет, что мы к ним привыкли. И они стали нормальными для нас.

Т. Белевич

— Вы представьте, как режиссёр ставит спектакль, когда у него такой маленький пятачок, когда сейчас уже аудиовизуальные ряды такие там идут, такая техника в новых театрах. Причём, мы-то уже думали, что вот мы стояли на контроле, был вопрос на контроле Правительства, мы шли вместе, в одном ряду с Градским, с Геликон-оперой, театром Табакова. Я ходила на эти правительственные совещания. И мы вот уже ждали, потому что строительство началось, понимаете, деньги уже угроханы были. Мы каждый день сидели с архитекторами, планировали, где будет у нас буфет, где у нас сцена, где подъёмники, где чего. .. И сейчас опять ничего, понимаете? И не знаем, что светит, потому что, я не знаю, есть ли в Москве, вообще, приспособленные под театральную деятельность помещения. Мне даже сказали, что уже все кинотеатры-то в собственности!

А. Пичугин

— Да, я свидетель. Я, правда, наблюдал жизнь и смерть клуба, но он находился в помещении бывшего кинотеатра. Но уже даже его оттуда выселили! Давайте в последней части нашей программы затронем немного всё-таки такую, я даже не знаю, как её правильно назвать — нравственную, не нравственную парадигму. Меня всегда интересовало: наверняка у вас в спектаклях, в нынешнем репертуаре или когда-то, появлялись фигуры, например, Христа. Вот можно сыграть Христа?

Н. Астахов

— Нет-нет-нет! Не было.

А. Пичугин

— Не было никогда?

Н. Астахов

— Нет, абсолютно! Мы с самого начала ни Богородицу, ни Христа... Почему? Не потому, что там каноны или ещё что, а потому что Господь — это Свет. И играть одну ипостась человеческую Господа — это неверно, это не решение образа. Поэтому у нас нет... Единственное, мы можем сыграть как бы житие какого-то святого, когда он не был святым, бытие его. Это мы чего-то немножко, слегка можем коснуться.

А. Пичугин

— А «Мастер и Маргарита» вы могли бы поставить?

Т. Белевич

— Сейчас хотели...

Н. Астахов

— Мы сейчас хотели поставить «Собачье сердце», так его внук...

Т. Белевич

— Булгакова. Нет, он не внук, он — правопреемник, даже не по крови...

Н. Астахов

— Да. Он запросил такую сумму — 350 тысяч, чтобы он нам разрешил. И плюс ещё 9% с каждого спектакля «Собачье сердце»!

А. Пичугин

— Ничего себе!

Т. Белевич

— А потом, ещё сценарий надо делать, который он тоже будет контролировать...

Н. Астахов

— Он будет контролировать и так далее. Вот вам отношение!

А. Пичугин

— Я, скорее, сейчас не про реальную возможность, а про желание. Вот могли бы «Мастер и Маргариту» поставить?

Т. Белевич

— Пока у нас не было такого желания, потому что уже достаточно поставлено.

Н. Астахов

— Вы знаете, апостол Павел сказал: «У нас нет ничего, но у нас есть всё!» Вот я к искусству так отношусь, то есть я внутренне, мне моё самохвальство говорит, что я могу поставить всё. Другой голос меня ограничивает: «Правильно ли ты поставишь это?» Понимаете, вот эти два. А чистый занос  художественный — мне всё интересно поставить. Но, как меня не благословил архимандрит Иоанн ставить «На дне» Горького. У меня концепция была крайне интересная — думаю: «Это же сегодняшний день, об этом надо ставить!» А он говорит: «Не надо ставить!» Я спрашиваю: «Почему? Я так интересно поставлю!» — то есть я был так уверен. «Не полезно!» Я говорю: «Как не полезно? Для людей очень может быть полезно!» Говорит: «Для коллектива вашего не полезно в данный момент погружаться в такой материал!» Булгаков — почитайте критику православных наших литературоведов, к нему надо относиться очень осторожно. В том плане, что существует понятие «форма мысли». То есть актёр, исчезая навечно, он форму мысли может оставить в обществе. Писатель, художник могут оставить. И эти формы мысли могут очень сильно воздействовать на людей. И, если ты закладываешь в художественное произведение возвышающие моменты, прекрасные моменты, то это одно воздействие на человека. Можно заложить и разрушительные моменты, понимаете?

А. Пичугин

— Но это уже талант художественного руководителя должен быть!

Н. Астахов

— Поэтому я говорю, что у меня очень много внутренних вопросов в духовном плане, и я стараюсь их решать со священником.

Т. Белевич

— В этом и есть разница режиссёров и театров!

Н. Астахов

— А говорить о репертуаре — мы во как-то ушли потихоньку. Репертуар, я слежу за этим, чтобы он постоянно расширялся: классика — Пушкин, Достоевский, Чехов; Нилус, которого никто не ставит; Шмелёв более-менее знаком; Шукшин, Есенин, Рубцов. У нас огромнейший репертуар! И прекрасная литература.

Т. Белевич

— Очень хорошая литература сама по себе, понимаете? И поэтические, и музыкальные спектакли, и с юмором, и лёгкие. Есть такое предвзятое отношение, которое неверно...

А. Пичугин

— До эфира вы говорили, что чувствуете определённое одиночество ваше в культурно-театральном поле.

Т. Белевич

— Может быть, в чём-то, да.

Н. Астахов

— Одиночество, в смысле нашего эгоизма, что мы всё-таки не ходим так часто по другим театрам.

А. Пичугин

— Вы знаете, к нам приходят ваши коллеги, которые говорят, что они тоже по другим театрам часто не ходят. Но это же всё равно среда сформирована. И вот есть, например, в Москве театр Русской драмы. Я так понимаю, что его тоже можно в какой-то мере назвать — «Камерная сцена» я имею в виду — можно назвать, ну, православным, не православным, но тоже на том же пути.

Т. Белевич

— Да, стремящимися к этому. Они правильно идут.

А. Пичугин

— А ещё в других городах России есть подобные театры или нет?

Т. Белевич

— Мы не знаем! Мы знаем, что к нам обращались из Новосибирска сколько-то лет назад, пытались там... к нам приходили на эти круглые столы: «Дайте методички! Напишите хотя бы систему, помогите!» Мы чего-то написали, что могли, как бы свой путь в этой книжице «Незримые ступени христианства» — свои размышления о театре, свой как бы опыт небольшой попытались изложить искренне. Но, я, может, уже повторюсь, что театр наш сейчас, при том, что нет у нас помещения, а если бы оно было, то это уже центр должен быть. Это центр должен быть русской культуры, понимаете?

А. Пичугин

— Да, понимаю прекрасно!

Т. Белевич

— Потому что к нам идут и хоровые коллективы, к нам и кино идёт. Мы знаем документальные фестивали, мы тоже их ведущими были, их проводили. И вообще, из духовенства многие нам помогают — митрополиты. Мы про отца Георгия уже сказали, а изначально нас благословил и помог нам просто реально, и мы считаем его крёстным отцом — это митрополит Блаженнейший Владимир, который возглавлял Русскую Православную Церковь на Украине. Это человек, который просто нам реально помог и поверил, когда мы только-только начинали. Вот он отцу Георгию сказал, а он его рукополагал: «Ты ручаешься за них?» Он сказал «Ручаюсь!»

А. Пичугин

— И вот уже 27 лет ручается!

Т. Белевич

— Да, 27 лет. И он, собственно и сказал потом... мы поехали в Киев по его приглашению.

Н. Астахов

— Когда о нас документ в мэрию тогда шёл, он написал: митрополит Владимир, и крестик поставил.

Т. Белевич

— Это не мэрия, это Моссовет тогда был коммунистический!

Н. Астахов

— Да. А нам в Моссовете говорят: «Что это за плюс?» Мы к нему пришли: «Вот, владыка, относятся к вашей подписи, как к плюсу!» Он говорит: «Ну, и правильно: театр «Глас» плюс митрополит Владимир!» Представляете?

Т. Белевич

— И, конечно, это был помощник и молитвенник.

Н. Астахов

— Вы знаете что? В театры надо ходить. Почему? Даже не за тем, что, ах, на меня произведёт это впечатление...

А. Пичугин

— Пригласите наших слушателей в театр, пожалуйста!

Т. Белевич

— Приглашаем, да!

А. Пичугин

— Объясните, что надо ходить в театр!

Т. Белевич

— Вы знаете, приходите раз, а потом сами решите, надо или нет! Мы находимся на Пятницкой, 60 — в Интернете можно найти на сайте theatreglas.ru.

А. Пичугин

— Метро «Третьяковская», «Павелецкая»...

Т. Белевич

— Метро «Новокузнецкая», «Добрынинская» — отовсюду можно. Может быть, это, конечно, неказистое здание.

А. Пичугин

— Слава Богу, в центре! Пока ещё в центре.

Т. Белевич

— Пока ещё там, да.

А. Пичугин

— И дай Бог, чтобы в центре и оставался!

Н. Астахов

— У нас одна зрительница ко мне подходит и говорит: «Я уже шесть раз Есенина у вас смотрю!» Я говорю: «Зачем так много?» Она мне: «А я, как с сыном поругаюсь, сразу к вам на этот спектакль!»

А. Пичугин

— Да. Спасибо вам большое, что пришли к нам сегодня! Я напомню нашим слушателям, что сегодня в программе «Светлый вечер» мы говорили про Русский духовный театр «Глас» вместе с его создателями и руководителями: с заслуженным деятелем искусств, художественным руководителем театра «Глас» Никитой Астаховым; и директором театра, заслуженной артисткой России Татьяной Белевич. Меня зовут Алексей Пичугин. Спасибо вам большое, будьте здоровы!

Т. Белевич

— Благодарим вас за приглашение! Всего доброго!

Н. Астахов

— До свидания!