Поделиться
Наш собеседник — настоятель храма Живночальной Троицы в Листах в Москве протоиерей Андрей Овчинников.
Мы говорили о пользе и вреде привычек в нашей жизни, и о том, в каких случаях они становятся важным навыком, а в каких — пагубным пристрастием, с которым надо бороться. Отец Андрей ответил на вопросы: делает ли привычка человека несвободным; а также как научиться вкладывать любовь в привычные действия, и почему это важно. Разговор шел о том, почему во время богослужения, как общения человека с Богом, всегда читаются в основном одни и те же молитвы, какая польза от однообразия служб, и как при этом избежать привыкания и участвовать в службах и Таинствах с участием сердца.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Ну что ж, здравствуйте, дорогие друзья! Меня зовут Александр Ананьев, я профессиональный неофит, а это означает, что каждый вечер по понедельникам на радио «Вера» я задаю вопросы неофита тем золотым людям, которые соглашаются на эти вопросы ответить. И сегодня я уже — поймите меня правильно — с доброй привычкой приветствую своего дорогого собеседника, настоятеля храма Живоначальной Троицы в Листах протоиерея Андрея Овчинникова. Здравствуйте, отец Андрей! Рад вас и видеть, и слышать!
Протоиерей А. Овчинников
— Здравствуйте, дорогой Александр, здравствуйте!
А. Ананьев
— Здравствуйте. А прежде, чем ля озвучу нашу сегодняшнюю тему, скажите, пожалуйста, вот что: есть ли у вас привычки, которыми вы дорожите, и есть ли у вас привычки, от которых вы хотели бы избавиться?
Протоиерей А. Овчинников
— Как у любого человека, есть те привычки, которыми я очень дорожу. Например, помолиться утром Богу. Это стало уже моей хорошей, доброй христианской привычкой. Привычки, которые мне мешают жить, от которых мне хочется избавиться, это то, что есть у каждого человека, и над этим мы все работаем. Ну, например, я хочу избавиться от привычки много пить чай или кофе. И просто пить простую родниковую воду. Я хочу приучить себя раньше ложиться спать. Пока не получается. Я хочу меньше сидеть в телефоне и тратить время на ерунду. Привычка, к сожалению, вошла уже в мое естество, и с этим я тоже борюсь.
А. Ананьев
— Ну, это, видимо, уже веяния XXI века. Если раньше, в XIX веке, у человека была привычка собираться за круглым столом с чашкой чая или кофе с дорогими людьми и говорить на хорошие темы, то сейчас привычка в телефоне... Вы же не в «шарики» играете в телефоне, вы же не смотрите смешные картинки — вы общаетесь с теми людьми, которые ищут ответа на духовные вопросы, вы даете советы, правильно ведь я говорю?
Протоиерей А. Овчинников
— Да. Дорогой мой, если бы мы только заходили в Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), чтобы написать пост или ответить на письмо человеку о духовных вопросах, мы бы были уже святыми людьми.
Кстати, мобильный телефон, при многих проблемах, которые он создал в нашей жизни, обладает очень хорошим качеством — тренировкой нашей воли. Если бы мы, открывая социальную сеть, занимались бы только полезными делами или заходили бы в Интернет, чтобы узнать погоду, пробки, какие-то важные вещи для нас, написать письмо, и на этом бы выходили и занимались бы обычными делами, то это было бы очень правильное решение, очень правильное действие. Но, к сожалению, не хочу из себя изображать какого-то великого, преуспевшего в добрых делах человека... Как любой, как любой человек, конечно, уязвляешься на тот благообразный мир, который предлагает Интернет, к сожалению, это так. И с этим стараюсь бороться.
А. Ананьев
— И вот сейчас я, с благословения отца Андрея, хочу озвучить тему нашей сегодняшней программы, нашего сегодняшнего разговора. Тема звучит так: «Осторожно: вызывает привыкание». И сегодня я хочу либо убедиться в своей правоте, либо убедиться в том, что я не прав. Я считаю, что привычка делает из человека «собаку Павлова», у которой красная лампочка загорелась — у собаки начинается слюноотделение. Собака пошла к миске. Это то, что с нами делает привычка. При том, что человек создан Богом свободным, в том числе свободным от привычек. Не важно, хороших или плохих.
Я считаю — по крайней мере, вот с точки зрения неофита, у меня есть такая убежденность, такая, знаете, горящая мысль: в человеке не должно быть привычек. Все, что человек делает, должно быть осознано, должно быть продумано, должно быть вызвано желанием, но никак не выработанным алгоритмом действий, никак не автоматизмом. В противном случае, как мне кажется с точки зрения неофита, даже такая благочестивая привычка, как молитва утром или молитва перед трапезой... Дорогой отец Андрей, я знаю это по себе: я встаю перед столом, обращаюсь к иконам и говорю: «Отче Всех, на Тя, Господи, уповаю». И я каждый раз ловлю себя знаете на каком ощущении? Я вот эту молитву читаю, у меня рот как бы вот так двигается, я говорю эту молитву. Без нее я не могу уже сесть за стол. Мой опыт в Церкви не такой большой — недавно он три года отметил. Не могу сесть за стол. Но при этом я читаю молитву и думаю знаете о чем? «Сегодня у нас, значит, зразы из кальмаров, завтра надо купить вот это. А еще — не лезет ли собака в тарелку за стол... А еще... Так, а что бы посмотреть завтра?» При этом я читаю молитву, потому что у меня есть привычка, понимаете, что страшно? Это хорошая привычка. Хорошая привычка делает молитву, какие-то обряды, таинства даже, формальными. Вот что мне страшно. И уж что говорить о плохих привычках, которые тоже делают нас рабами!
Давайте сначала в общем: привычка — что это такое? Действительно ли она делает нас несвободными?
Протоиерей А. Овчинников
— Привычка делает нас несвободными, потому что все, что вы сказали, это так. Но, если интересно, мы можем найти аналог привычки в христианском понимании. Есть слово «навык». Вот смотрите: привычка к молитве — это что-то неправильное, а вот молитвенный навык — это уже совсем другое. То есть человек навык, встав от сна, обратиться к Богу с молитвой.
Здесь есть некое сходство формирования привычек и навыков. И то, и другое рождается, появляется и укрепляется в нашем внутреннем мире многократным повторением одного и того же упражнения. Ну вот приведите любой пример какой-нибудь дурной привычки, которую мы постоянно, многократно повторяем и уже не можем от этого избавиться. Ну помните, вот такие плохие привычки, как употребление каких-то бранных слов или Имени Божия всуе, Которое тоже часто мы можем так вот... с языка слетает, потому что привыкли. Привычка реагировать с каким-то повышенным возбуждением на критику людей, которая приходит в раздражении... То есть это наша защитная реакция, которая стала привычкой: «Не трогайте меня — я вас укушу!» или «Я на вас накричу!» Когда человек многократно это делает, все понимают: да, человек раздражительный, от него надо держаться подальше.
Что касается навыков, в отличие от привычек, они намного дольше формируются в человеке, они требуют гораздо большего усилия. Ну, например, опять же, в поведении, в отношении с людьми — как тяжело нам всем привыкать общаться друг с другом уже по-христиански, вместо вот этой раздражительности начать использовать совершенно другие слова, другую интонацию, другое отношение к ближнему. Говорить вот эти вот «волшебные» слова, которые мы забываем, уходят из нашего обихода. И вот мы понимаем, что постоянно надо себя понуждать, постоянно делать усилие. Как только ты усилие не делаешь, опять ты скатываешься вниз.
Например, навык к вечерней молитве — или привычка смотреть телевизор? Вот два хороших примера. Лег на диван, включил — и полночи просмотрел. Попробуй взять Псалтирь, попробуй открыть «Молитвослов» и помолиться вечером — нет навыка.
А сразу, Александр, если продолжить про христианский заменитель вот этих понятий... Мы сказали о полезной привычке, которая называется в христианстве «навыком», вредная привычка в христианстве называется «пристрастие» — вот то, что мы можем уже разбирать с духовной точки зрения. И в слове «пристрастие» корень — «страсти», вы понимаете.
А. Ананьев
— Мне очень нравится, отец Андрей, что вы, чтобы проиллюстрировать свою мысль, используете очень близкие по значению слова, практически синонимы, которые в корне меняют вообще понимание. Вот слово «привычка», слово «навык», слово «пристрастие», вроде как, примерно означают одно и то же, а поди ж ты — разница невероятная!
Но вот какая штука: может ли быть навык, используя подобранное метко вами слово, в любви?
Протоиерей А. Овчинников
— Навык в любви... Ну, выражение для меня незнакомое. «Навык в любви». Но можно поразмышлять. (Смеется.)
А. Ананьев
— Вот. Ну, например: я люблю свою жену. Я прихожу домой с работы. Она говорит: «Здравствуй, муж! Как у тебя дела?» Я говорю: «У меня хорошо дела!» — «Голодный?» — «Голодный!» — «Садись ужинать!» На следующий день: «Здравствуй, муж! Как у тебя дела?» — «Хорошо у меня дела». «Голодный?» — «Голодный!» — «Садись ужинать!» Через 24 года вот этот диалог двух любящих людей становится, ну, таким навыком, понимаете? И так во всем — во фразе «Я тебя люблю», которую ты произносишь уже вот как этот... Лампочка загорелась — «я тебя люблю», все, поехали дальше. И ты уже не то что бы не вкладываешь в эту фразу каких-то глубинных смыслов — почему же, вкладываешь, но просто ты ее произносишь уже... это уже твой навык. Ты понимаешь. что если ты не скажешь это слово, не скажешь эту фразу, что-то пойдет не так. Оно превращается в навык. И в какой-то момент сама вот эта фраза потеряет значение. И чувство потеряет значение, потому что появился навык. Чувства — они не могут быть навыком. Как только у тебя появляется навык, у тебя уходят чувства. И вот на этом сравнении отношений мужа и жены, двух любящих людей, я хочу проиллюстрировать свое видение отношения к духовной жизни.
Протоиерей А. Овчинников
— Да, вот если прокомментировать ваш пример, когда встречаются вечером супруги, одну и ту же фразу можно говорить с разной интонацией и с разным наполнением. Можно по-разному здороваться и говорить «Доброе утро!», благодарить за вкусный ужин, поздравлять друг друга с праздником, дарить цветы. Одно и то же действие, но оно может иметь разное наполнение. Вот если мы поговорим о том, как люди иногда исповедуются... Вот часто слышишь такие слова, если отвлечься, кратко: «Батюшка, опять одно и то же! Опять осуждение, опять раздражительность, опять многословие, гнев и так далее». Я говорю: «Стоп-стоп-стоп! Не может такого быть, потому что в одну и ту же реку два раза человек не входит. Если вы внешне говорите, что вы согрешили раздражительностью или гневом, то градус этого греха у вас разный. Согласитесь, что можно разгневаться и кулаки распустить, можно словами бранными ругаться, а можно мыслью гневаться. Это будет гнев, но в разной степени. Поэтому в примере, когда мы одно и то же действие, одну и ту же фразу, казалось бы, много раз произносим, она всегда слышится по-разному. И она всегда действует по-разному. И вот здесь как раз идет речь, наверное, о навыке. Смотрите, какой навык можно добавить... не то, что добавить — какой навык можно в себе развить, когда мы, вроде бы, внешне делаем одно и то же действие, но вот включение нашего сердца, например, в это слово — оно ведь разное. Ведь можно так сказать, что ты почувствуешь, что в этих словах... Вот жена сказала: «Ты будешь ужинать?» — «Ну ты что, будешь ужинать опять, что ли? Ну сколько можно есть на ночь?» — это одна фраза. «Дорогой мой, ты устал. Ты будешь ужинать?» — «Да, буду. Тем более, с тобой». То есть можно много вариаций предложить — таких, так сказать, внешне одинаковых упражнений или одинаковых действий, но все-таки внутренне будет разное содержание.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на Светлом радио, на радио «Вера», задаю сегодня я, меня зовут Александр Ананьев. А на эти вопросы отвечает настоятель храма Живоначальной Троицы в Листах протоиерей Андрей Овчинников. Давайте поговорим о дурных привычках, отец Андрей. Вопрос будет несколько неожиданный: действительно ли лишь привычка становится грехом, настоящим, махровым, который тянет нас вниз? Ибо если мы оступились и это не стало привычкой, едва ли это можно назвать грехом. Когда я прихожу на исповедь, я горько сожалею не о том, что случайно съел ложку йогурта во время поста, понимаете, или, о каком-то вот слове, которое вырвалось, и забыл, нет. Я горько сожалею, в первую очередь, о том, от чего я не могу избавиться, — от гнева, от лености, от того, что не могу остановиться тогда, когда надо остановиться. Понимаете, грех корнями врастает именно в привычку.
Протоиерей А. Овчинников
— Да, да, есть такая проблема. И мало того, вся аскетика как наука борьбы с грехом говорит только об одном: чем раньше ты, человек, остановишься на своем пути греховной привычки, тем будет тебе легче бороться. И старцы очень часто приводили пример с растениями: то есть травинка, кустик и дерево. Вот это такие простые примеры, которые помогают понять, что от многократного повторения греховного увлечения страсть пускает корни в тебя, и уже вырвать ее легко никогда не получится. И здесь, к сожалению, наша природа падшая — она против нас работает. Свойство греха в том, что он завернут в очень привлекательный фантик. Вот как-то умеет дьявол такое мерзопакостное действие завернуть в какую-то привлекательную и такую очень интересную обложечку. Почему, собственно говоря, человек и грешит — он понимает, что ему будет плохо, но вот сначала ему хорошо.
Вот я вспоминаю такую историю... Вот я читал — на Севере (ну, такой очень, конечно, жестокий способ) как ловят медведей? Берут такую стальную пружину, ее сворачивают и заливают жиром. Жир застывает, и такие шарики с пружиной разбрасывают на медвежьей тропе. То есть медведь идет, видит этот кусок мяса, съедает — естественно, в желудке растапливается жир, пружина раскрывается, он умирает в страшных муках. Ну вот как бы такой вот формат, такой пример. То есть любой грех дьявол подает в хорошо запакованной оболочке. Если бы он показывал грех в этом безобразии, в этом страшном внутреннем уродстве, ни один бы человек никогда бы его не совершил. Вот мы здесь должны понимать, смотреть как бы на шаг вперед: вот да, сейчас тебе будет хорошо, но потом будет тебе очень плохо, останавливайся.
А. Ананьев
— Я вот действительно... Вы сейчас заставили задуматься. Ведь все, что нас убивает, все, что нам вредит, все, что тянет нас вниз, оно ведь все вызывает привыкание. Позволишь себе раз — и во второй раз ты гораздо легче уже на это пойдешь, а в третий раз еще легче, а без четвертого ты уже не сможешь. Это как та упаковка с опасным препаратом, на которой написано: «Осторожно, вызывает привыкание». Только там никто не пишет: «Осторожно, вызывает привыкание». Там, наоборот, пишут: «Да ладно, один раз можно! Не переживай! Все так делают! Ничего не случится! Это же один раз только!» Все-таки до чего же опасная штука-то вот эти вот вредные привычки!
А ваш совет как пастыря, отец Андрей, как диагностировать в себе, что у тебя появилась привычка? Наверное, к вам обращались люди с какими-то жалобами или с просьбой о совете, и вы говорили: «Подожди, а ты разве не понимаешь, что у тебя уже вот эта привычка»? Это, знаете как, простите за сравнение, алкоголик, который не понимает, что он уже алкоголик, что у него уже привычка, что у него уже зависимость, выработанная организмом от этого зелья, но изнутри он это не видит. Но вы снаружи уже понимаете, что это оно и с этим надо бороться.
Протоиерей А. Овчинников
— Очень простое решение этого вопроса — это спросить себя: «Без чего я не могу прожить один день?» Например, без кофе. Вот есть люди, которые не могут обойтись без чашки кофе, а точнее, там, без трех, без пяти или, там, кто сколько может. Пожалуйста, можно список составлять. Курение, Интернет, телевизор, общение в социальных сетях, смотрение на себя в зеркало, вкусная еда, которую человек привык потреблять.
Вот мы много раз говорим о том, что человек, который не может от чего-то отказаться, он обрекает себя в будущем на страдания, потому что в этой жизни возможность удовлетворить свои страсти есть, самые разные — невинные и страшные страсти, любые, начиная от чревоугодия и кончая блудом. И при желании все получится. Но когда человек уйдет в тот мир и будет только своей душой пребывать в потустороннем мире, возможности удовлетворить свои страсти просто из-за отсутствия тела у него не будет, а страсть неудовлетворенная является источником страдания для человека. Поэтому христианский опыт говорит о том: дорогие люди, постарайтесь в этой жизни избавиться от этих привычек, от этих занятий, от этих интересов, от этих увлечений, которые там, в будущей жизни, вам будут недоступны. Там будет то, что можно в этой жизни делать, а вот то, что там делать будет нельзя, лучше этим не увлекаться.
А. Ананьев
— Вы знаете, а я сейчас сделал благодаря вам открытие, отец Андрей, и открытие это прекрасное. Я вдруг понял, что... Один из уровней, один из пластов смысла вот этого фрагмента «Первого послания святого апостола Павла к коринфянам: «Все мне позволительно, но не все полезно». Я даже не осознавал, что, по сути, он здесь говорит именно о привычках. Вернее, не столько о привычках, сколько о вреде привычек. Причем, любых, как хороших, так и плохих. Потому что есть вот... Я как-то привык говорить: «Все мне позволительно, но не все полезно», забывая о том, что там есть еще вторая часть: «Все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». Действительно ли апостол Павел говорит здесь не только о телевизоре, Интернете, смартфонах, кофе, но и о хороших привычках, которые тоже не должны мною обладать? Каждый раз, когда я встаю за молитву перед трапезой, это должна быть не привычка, а осознанный выбор, свободный осознанный выбор. Я должен понимать, что я могу без этого, теоретически, но я не хочу.
Протоиерей А. Овчинников
— Да, интересно, интересная мысль.
Я бы вот продолжил в таком ключе. Вот мы часто говорим о том, что для Царства Небесного мы должны читать молитвы, мы должны благодарить Бога... Там, я не знаю, что мы должны еще делать... Его прославлять, познавать Его волю, да? Но давайте мы немножко спустимся на землю и попробуем привести примеры хороших человеческих земных занятий, которые, при своей внешней, вроде бы, приземленности, способны нам помочь в будущем. Ну, например, человек как творец — творец красивого, интересного, полезного. Например, врач, который открыл антибиотики. Вот он много лет посвятил этой теме, и после открытия антибиотиков жизнь, в среднем, увеличилась на 15 лет. Можно сказать, что вот этот труд земной — он дал человеку какие-то бонусы в будущем? Думаю, что да. Да, воспитание детей или сохранение, созидание своей семьи, которая, вроде бы, оканчивает свое бытие на земле, но своими как бы ветвями она уходит туда, в будущее, в будущую жизнь. То есть мы говорим о словах апостола Павла «все мне позволительно, но не все полезно». То есть здесь надо нам найти такой — вот я такое слово люблю — интерфейс, то есть поле взаимодействия, поле, так сказать, площадь соприкосновения небесного и земного. Не только молитва, не только слово Божие, не только послушание Господу, покаяние — не только это. Мы об этом много говорим, и иногда мы слишком много об этом говорим. Христианин должен из этой жизни выбирать то, что уйдет туда с ним. Вот очень важно вот про эти привычки говорить. Например, я привык в транспорте уступать место пожилому человеку. Это что такое? Это значит, что я себя упражняю в любви. Хотя я делаю это на автомате. Но при этом я должен не просто вскочить, как Ванька-встанька, а я должен так это сделать, чтобы человеку было приятно сесть на мое место, которое я ему уступаю.
А. Ананьев
— Ну, здесь мы говорим уже не столько о привычке, отец Андрей. Если уж мы подбираем синонимы, это воспитание. Воспитание, по сути, культура — это тоже привычка, та основа, на которой стоит человек, наверное, то, что мой духовник протоиерей Игорь Фомин называет «Саша, надо дрессировать себя». Вот ты выдрессировал себя, и ты уже как-то иначе, наверное, и не можешь. Ну, а вернее, теоретически, наверное, может, но тебя всего раскурочит, если ты будешь сидеть на этом кресле В: автобусе, а рядом старушка с сумкой картошки будет стоять. Ну тебе будет просто физически больно смотреть на это.
Протоиерей А. Овчинников
— А вы помните, сколько мы уже знаем примеров, когда у человека было в запасе, там, две-три секунды на принятие решения, и он вот в этот момент, в силу, наверное, навыка или привычки, решился, решился вот поступить, потому что до этого он себя очень часто в этом упражнял? Вы помните вот случай, когда офицер во время каких-то учебных метаний гранат бросился... граната куда-то соскочила, кругом стоят молодые ребята — он просто бросается на нее, ложится и своей жизнь спасает 20 человек. Вот как это, почему он такой поступок сделал? Значит, этому предшествовала какая-то очень правильная работа над собой. Он сделал это на автомате, как говорится, на таком навыке.
А. Ананьев
— Рефлекс, рефлекс.
Протоиерей А. Овчинников
— На привычке. На рефлексе, да, да-да. И вот в христианстве очень часто нам даются на принятие решения какие-то доли секунды. Ну, скажем, конфликт, ссора. Человек на автомате либо отвечает криком, руганью, раздражительностью, не думая об этом, правда же? Либо человек, так же на автомате, себя сдерживает, улыбается, извиняется или как-то вот реагирует по-христиански — на привычке. Времени для обдумывания практически не дается. И вот нужно, как солдаты тренируются в мирных условиях, чтобы в боевых уже все делать «на автомате» — автомат перезаряжать, там, не знаю, гранаты метать, так же и христиане должны «на автомате», но в «мирное время» к этому готовиться, чтобы «в боевой обстановке» «на автомате» поступить правильно.
А. Ананьев
— Не задумываясь.
Протоиерей А. Овчинников
— А то что бывает? Да, мы умны задним умом. Вот человек накосячит, а потом задним умом, прокручивая ситуацию назад: «Ах, ах, ах! Зачем я сказал, зачем сделал, зачем пошел туда?» В христианской жизни нужно постоянно себя тренировать, чтобы, когда нам предоставляется возможность, отреагировать... Но чаще всего это какие-то взаимоотношения с людьми. Но, скорее всего, это конфликтные ситуации, когда наш собеседник, или наш сосед, или наш сотрудник по работе поступает, как нам кажется, неправильно, вызывая на конфликт и на ссору. И вот гнев — он напоминает ураган, извержение вулкана, то есть такие взрывоопасные состояния, которые длятся секунды, но после которых все кругом в разрухе. Скажем, в отличие от зависти, которая зреет, иногда годами, она человека отравляет своим таким ядовитым каким-то состоянием, и очень долго человек от этого страдает. Гнев — нет, взорвался — потом пыль осела, человек на себе рвет волосы и говорит: «Ах, зачем я это сделал?» Поэтому чтобы мы себя потом не ругали, чтобы мы себя не корили и не были умны задним умом, нужно себя упражнять в этом — в маленьких упражнениях, например, учить прощать себя, учиться реагировать спокойно, не выходить, не кричать, не раздражаться. То есть это должно стать навыком, должно стать привычкой, должно стать рефлексом, как угодно назовите, но только поступайте правильно.
А. Ананьев
— Ровно через минуту я поделюсь с вами... Во-первых, вы открыли сейчас мне глаза на один мой нехороший рефлекс — я вдруг понял (я не собирался об этом говорить, он вообще был у меня за границами понимания, но я поделюсь этим с вами)... И мы продолжим разговор о плохих и хороших привычках, а также о том, как быть свободным в своем выборе дальнейших действий. Не переключайтесь.
«Вопросы неофита» на Светлом радио. Мы возвращаемся к разговору с настоятелем храма Живоначальной Троицы в Листах протоиереем Андреем Овчинниковым. Я — Александр Ананьев. И вот, отец Андрей, та история, которой я хотел поделиться. Я вдруг осознал, что у меня есть эта дурная привычка, которую я уже давно пытаюсь побороть: это привычка проходить мимо просящих у тебя деньги на улице. Когда... У меня она есть, и я о ней так жалею... я ее боюсь уже. Потому что я настолько «на автомате», там... Подходит ко мне какой-нибудь помятый дядечка на улице и говорит: «Простите...» Я ему даже не даю договорить, я говорю: «Простите, нету» — не задумываясь, есть у меня, нет... Конечно, есть. И теоретически, могу. Но я знаю, что я не буду этого делать, потому что я не знаю этого человека. Но снова и снова, когда вдруг ко мне возле метро подошла какая-то молодая женщина и говорит: «Простите, вы не можете?..», я «на автомате» сказал: «Простите, нету» и пошел дальше. А потом с ужасом думаю: «Господи, что ж я делаю-то, а? Ко мне подошел человек с просьбой о помощи, а я ему автоматически «простите, нету». Это болезнь, наверное, больших городов, понимаете? Если бы я жил в деревне — вот моя мечта, которую я обязательно реализую, — и в этой деревне жило бы 50 человек, и кто-то из этих 50 подошел и сказал: «Саш, помоги, пожалуйста!», да нешто я не помогу? Да я побегу помогать, понимаете? А здесь, в Москве живут 24 миллиона человек. И из этих миллионов постоянно, сплошь и рядом возле метро кто-то помятый и с помятым лицом подходит и говорит: «Помогите, пожалуйста». И с большой долей вероятности, 94 процента из тех, кто подходит, действительно просят на что-то нехорошее, ну, или просто жулики. Но неужели те шесть процентов людей, которым действительно здесь и сейчас нужна помощь, им куска хлеба детям купить невозможно, не заслуживают моего внимания? А у меня уже все — привычка: «Простите, нету!» — и ухожу. И с этой привычкой тоже надо как-то бороться.
Хотя, с другой стороны, ведь это защитная реакция, это... Ну, когда ты выходишь в жидкую грязь, ты надеваешь галоши. Когда ты выходишь в город, ты надеваешь вот эту защиту, которая называется «простите, нет» — на любой вопрос «простите, нет», и идешь дальше. И ты, вроде как, в безопасности относительной. Вступишь в разговор — потеряешь время ,деньги, силы и потом еще будешь жалеть, что все это потерял.
Протоиерей А. Овчинников
— Особенно она связана с нашим братом, священниками, потому что все люди, которым что-то нужно, в том числе на нехорошие дела и привычки, понимают, что батюшки — люди сердобольные, они должны помогать, они читают Евангелие. Идешь иногда из храма просто по улице: «Батюшка, батюшка, можно вас спросить? Можно вам вопрос задать? Билет потерял! Доехать не могу! На операцию не хватает! Еще что-то! Работал месяц — не заплатили!» — ну, и пошло-поехало. В одном храме служил, так у нас замечали тоже сотрудники, что если ты кому-то помог, выстраивается очередь, то есть через полчаса следующий клиент приходит, потом еще один и так далее.
Но здесь — да, вот вы указали точно причину, большие города, где мы никого не знаем, нас никто не знает, мы никого не знаем, и самое главное, что городские службы — они взяли на себя функцию некоей заботы о человеке. Вот мы как-то проводили эфир, говорили о том, что сейчас ушла культура такая похоронная. То есть вот умер человек, звоним в милицию и «скорую помощь», покойника увозят в морг, и мы получаем только его в храме на отпевание. А в своем детстве я помню, когда приезжал к бабушке в Подмосковье. Гроб стоял в комнате на столе, приходили соседи, все было очень как-то по-доброму. Мы ночевали в этом доме — то есть покойник в одной комнате, мы в другой комнате. Утром похороны, табуреточки несут люди, елочки разбросаны по дорожке... Все как-то очень было вот по-теплому и по-доброму. И все понимали, что вот так надо прощаться с умершим.
Или, там, как ухаживали за больными, которых тоже ни в какие больницы не увозили, а были все дома, и тоже все вокруг нас было... Как помогали старикам... Вот вы правильно сказали: если бы это была маленькая... ну пусть не деревня, пусть это будет поселок, но все знают, что есть вот какой-то вот бедный, несчастный, там, убогий, есть женщина, которая потеряла мужа, у которой сын инвалид. То есть они известны, вот как на приходах. Мы на приходах на своих знаем людей, которым мы помогаем, — вдовы, больные, одинокие, пенсионеры и так далее. В принципе, вот приходская жизнь — это, наверное, такая идеальная модель человеческого общества. Но как ее осуществить в мегаполисе, вопрос открытый, и я не знаю на него ответа. Повторю, что многие социальные институты нас отучили от реального милосердия.
А. Ананьев
— Я сейчас представил себя по ту сторону чьей-то хорошей или плохой привычки. Когда ты вдруг сталкиваешься с тем, что добрый поступок или шаг навстречу человек делает не потому, что я какой-то особенный, и не потому, что он вдруг увидел меня и захотел сделать шаг навстречу, а потому что у него такая привычка, как, я не знаю... как у врача: «Проходите, я вас слушаю!», мне становится немножко не по себе.
Протоиерей А. Овчинников
— Когда вы к себе чувствуете какое-то особое теплое отношение, да?
А. Ананьев
— Когда теплое отношение, наоборот, мне становится хорошо.
Протоиерей А. Овчинников
— А, хорошо, понятно.
А. Ананьев
— Я чувствую себя человеком, я чувствую себя увиденным и услышанным. В то время, когда у человека есть хорошая привычка говорить какие-то вещи, делать какие-то вещи, и он на автомате говорит: «А, да, здравствуйте, вы очень хорошие, возьмите, пожалуйста, до свидания», уже «на автомате», у меня остается осадок. Это, знаете, как подойти к какому-то очень популярному человеку, попросить автограф, а он «на автомате»: «Как вас зовут?» — «Александр». — «Пожалуйста, до свидания!» Все. Увидел он меня? Нет. Услышал он меня? Нет. Он просто «на автомате» сделал то хорошее... Никто же не упрекнет его в том, что он так поступил... Но он сделал это «на автомате». Мне от этого стало хорошо? Пожалуй, что нет. Я все пытаюсь, отец Андрей, найти либо доказательства, либо опровержения того, что и от хороших привычек, автоматизма, рефлекса надо избавляться.
Протоиерей А. Овчинников
— Либо в эти привычки что-то добавлять. А что добавлять, нам говорит Евангелие. Это участие нашего сердца. Если бы автограф знаменитость не просто автоматически дала, а если бы она еще написала не просто «Александр», а «Дорогому другу Александру с большой радостью от меня, такого-то, такого-то», ну совсем бы было по-другому. А еще бы приобнял бы, да еще на память сфотографировался. Вот, казалось бы, я бы сказал, знаете, такое у меня хорошее выражение появляется — некая культура или искусство таких красивых добрых дел по Евангелию. Вот мы очень мало делаем красивых поступков с точки зрения Евангелия. Внешне — да, они бывают у нас иногда неплохо, формально, исполнены. Но красота евангельская — она другая, и то, что ты можешь сделать, ты не делаешь.
А. Ананьев
— Мне пришел в голову вопрос: может ли работа, любимая работа, стать привычкой, хорошо это или плохо? Есть у меня предположение, что есть два вида работы. Вот чтобы представить себе, безымянный горшечник, который делает одинаковые горшки с понедельника по воскресенье, каждый день по пять одинаковых горшков, это такой ремесленник, — наверное, это хорошо. Но рядом есть Леонардо да Винчи, у которого нет привычки. Который бежит от привычек как от огня. Который каждый день пытается избавиться от привычки делать так. Он каждый раз говорит: «Так, мы сегодня сделаем по-другому! Мы сегодня сделаем иначе. Мы сегодня сделаем вот так, и все удивятся! Давайте...» И вот тогда он десять раз ошибется, десять раз оступится, но на одиннадцатый раз напишет «Мону Лизу», понимаете? Вот что такое привычка в работе. Не должна быть любимая работа привычкой, на мой взгляд. Согласитесь со мной, отец? Ведь все-таки у вас ведь ваше служение — это не привычка, это каждодневный труд, который день ото дня все время разный. А если вы вдруг поймете, что это стало рутиной, привычкой, что вы уже, как робот, утром отправляетесь из дома в храм, служите, общаетесь, исповедуете, причащаете, читаете проповедь, возвращаетесь домой, то вам станет не по себе. Вы поймете, что что-то пошло не так.
Протоиерей А. Овчинников
— Помните в начале беседы пример, когда муж приходит домой, и жена встречает его вопросом: «Добрый вечер! Здравствуй, дорогой, будешь ли ты ужинать?» Вы сказали по поводу нашей рутинной такой работы пастырской... Ведь смотрите, чинопоследование службы, литургии на 90 процентов одинаковое. Меняются только чтения и какие-то песнопения, а так она примерно одинакова. И мы уже тысячи раз эту литургию совершаем одним и тем же чином много-много лет. И каждый раз она переживается по-особенному. Это самая как бы большая награда священнику, когда он служит литургию и каждый раз ее переживает по-особому. Не дай Бог, случается выгорание, и ты действительно становишься просто требоисполнителем, ты просто «на автомате» делаешь, вроде бы, все правильно, но опять вот мы говорим про важное «но» — все определяет участие или неучастие сердца во всем, в любом деле, особенно христианском, конечно. Без сердца сказанная проповедь, без сердца совершенное крещение, без сердца отслуженная литургия, без сердца разговор с человеком, который к тебе пришел за помощью, — все делает все просто бессмысленным и бесплодным. И, конечно, в этой рутине надо учиться находить новизну, научиться вкладывать что-то свое, частичку себя, стараться дать людям то, что ты можешь дать. Вот этот принцип — очень важный. Чтобы это не была такая, знаете, сейчас есть выражение, «благочестивая пустота». Прекрасное выражение — «благочестивая пустота». То есть, вроде бы, все хорошо — облачение, правильные слова, исполненные чинопоследования, но пустота. Ничего нету после этого, ничего.
А. Ананьев
— Когда я готовился к нашему разговору, я выписал вопрос, который хотел вам задать. Вот сейчас он прозвучит уместно и актуально. То, что в круге церковного года мы, как вы верно заметили, читаем одно и то же, повторяясь — либо каждый день года одно и то же, либо каждый день одно и то же («Символ Веры» на литургии, там, «Отче Наш», какие-то вещи, которые мы повторяем снова и снова), — это почему? Это для того, чтобы выработать у нас привычку, для того, чтобы нас отдрессировать? Вот я лично, как неофит, — я прихожу в храм для чего? Я хочу поговорить с Богом. Я хочу сказать Ему, чтобы Он услышал. Ну, Он там лучше слышит, как мне кажется. И чтобы я Его услышал. Но странно же представить, что я прихожу к человеку, которого я хочу услышать, с которым хочу поговорить, и мы с ним каждый день играем один и тот же разговор? Это даже отношения мужа и жены убьет очень быстро. Мы каждый раз его по-новому произносим. Здесь же — одно и то же. Почему? Какой в этом высший смысл?
Протоиерей А. Овчинников
— Ну, во-первых, разговор людей и разговор человека и Бога — это все-таки разные виды общения. И Церковь — она выработала в своих богослужениях некий идеал общения грешного человека со своим Творцом. То есть богослужение — это язык общения с Господом. И вот это почему мы так много говорим о пользе храмовой службы. Человек, который ходит на все службы — ну, предположим — он может даже не читать книги. Он уже будет богословом, он будет уже умудренным христианином, просто впитывая богослужебные тексты. Значит, дальше. Вы сказали: а какая польза от такого однообразия? Ну, смотрите, чисто практическое объяснение: есть два человека, один любит ходить по разным храмам, ну вот такой путешественник, такой странник, по всем храмам ходит. Другой ходит только в один храм. Может быть, у вас было такое — когда вы ходите в один храм, для вас некоторые такие моменты, которые вначале вам были интересны, они потом уже становятся как бы неинтересны. Ну, скажем, поведение певчих, вид алтарников, лица священников... Что там еще? Убранство храма, какие-нибудь там матушки на свечах. То есть вот когда человек в храм заходит, первое — это вот это видение всего. Вот ему надо там как бы сразу как-то разобраться, найти место, куда встать, и на это уходит очень много времени, сил, и когда человек уже вспомнит, что главное-то в храме — это молитва, она уже и заканчивается. И вот здесь как раз польза однообразия в том, что уже ты, как некий... ну, не то, что приученный к такому, а воспитанный в этом, ты, приходя в свой единственный храм, сразу включаешься в главное, что в храме, это богослужение. Ты уже знаешь регента, певчих, матушек, батюшек, иконы какие где лежат или висят, и так далее. Все, тебе эти вещи неинтересны. Они будут интересны потом — служба закончится, ты подойдешь к иконе, ты поздороваешься с дьяконом, ты поздороваешься с регентом и так далее. Но ты на службе не отвлекаешься. Вот, мне кажется, второе еще объяснение — оно связано с этим.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на Светлом радио. Сегодня на мои вопросы отвечает протоиерей Андрей Овчинников, настоятель храма Живоначальной Троицы в Листах. А говорим мы с ним о том, действительно ли привычка, любая привычка, это плохо, действительно ли привычка превращает нас, то есть человека, который призван задумываться о каждом шаге, в безвольный автомат, в программу, которая работает по одному и тому же алгоритму? Вот знаете, отец Андрей, размышляя о нашей сегодняшней теме, я вспомнил то, что со мной происходит довольно часто. Я человек, ну как бы это сказать... увлеченный, это означает, что я легко начинаю уходить в какие-то свои мысли, размышления. И вот у меня есть дорога, по которой я езжу на работу каждое утро — дом, работа, дом, работа, дом, работа. А потом — раз! — и в воскресенье утром я поехал не на работу, а поехал к любимой тетушке в Одинцово. И вот я сел в машину, завел, поехал, и через пятнадцать минут осознаю, что я еду, на самом деле, не в Одинцово, а в противоположную сторону, я опять еду на работу. Вот она, сила привычки! Я уже не раб Божий Александр, я уже раб своей привычки, которая ведет меня в противоположную сторону от того, куда мне надо. И тут я начинаю думать: а зачем мне эта привычка? Наверное, чтобы было удобнее, чтобы я каждый день не задумывался над тем, какой сейчас светофор, какой там, сейчас, поворот. Я уже на автомате как-то еду, и мне довольно безопасно.
Я хочу с вами поделиться цитатой, которую я нашел, цитатой Исаака Сирина Ниневийского. И хотел бы попросить вас прокомментировать эти удивительные слова: «Бойся привычек, — говорит он, — больше, нежели врагов. Питающий в себе привычку — то же, что человек, который дает пищу огню, потому что мера и силы того и другого зависит от количества вещества. Если привычка потребует чего однажды, и требование ее не будет исполнено, то в другой раз найдешь ее слабою. А если однажды исполнишь ее волю, то в другой раз найдешь, что нападает она на тебя с гораздо большей силою.
Протоиерей А. Овчинников
— Да, сильная цитата. Тут комментировать непросто. Ну, возможно, он имеет в виду все-таки пристрастие. То есть там сказано о том, что если ты найдешь, дашь ей пищу, то найдешь ее сильною, если ее лишишь, то будет испытывать от нее какое-то страдание. Ну, примерно я так вот понял, да?
А. Ананьев
— Я все-таки думаю, что не только плохая, есть и хорошая. Вот простой пример: у меня есть человек знакомый, у него большое сердце, и он стремится всем помогать. Это его привычка, это его потребность, это то, что им обладает, его привычка. И вот он один раз помог, там, кому-то, второй раз помог чуть больше, в третий раз он уже не может помочь столько, сколько он помог в предыдущий раз. Он помогает еще больше. А на выходе знаете что происходит? Жена и трое его детей: а) не видят отца, б) у них у самих не хватает ничего. Потому что, сколько бы у него не было денег, он все отдает на помощь, это его привычка. И она обладает им. И мне кажется, Исаак Сирин Ниневийский как раз и предостерегает нас от того, чтобы мы держались в стороне от привычек. Помогать нужно, но это не должно стать привычкой.
Протоиерей А. Овчинников
— Да, согласен с амии. И, наверное, добавил бы, что везде нужна еще рассудительность. То есть все сделанное без рассуждения сделано либо ошибочно, либо неправильно, либо не по Божьей воле. И мы, особенно в начале нашего пути, нашего христианского пути, вот я себя вспоминаю в молодости... Да, думал, что нужно все деньги раздать, нужно все силы бросить на помощью другим людям, нужно постоянно как бы быть включенным в то, чтобы помогать, отдавать и так далее. Жертвовать... Но, в конце концов, ведь Евангелие очень часто говорит о том, что надо помочь и себе еще. Надо же себя еще возлюбить. Ведь помните слово — «возлюби ближнего своего как самого себя»? Оказывается, правильно любить себя и правильно помогать себе и, в конце концов, спасти себя — это более чем серьезно и важно, с точки зрения Евангелия. И только потом, когда ты окреп в личном подвиге, ты можешь помогать другим людям, как пловец, который хорошо плавает, может спасать других. И святые предостерегают о том, чтобы мы увлекались помощью другим, забывая о собственном спасении, о собственных силах, которые могут быть очень слабые, и не делали это без рассуждений.
А. Ананьев
— Коль у нас зашла речь о цитатах, не могу с вами, уже под завершение нашего разговора, не поделиться цитатой, которая, собственно, и натолкнула меня на то, чтобы предложить вам, дорогой отец Андрей, вот эту непростую тему. Цитата святителя Феофана Затворника. Он пишет, что главный враг духовной жизни — привычка к святыне. «Бойтесь привыкнуть к святыне, а потом смотреть на нее как на обычную вещь». И вот здесь мне стало жутко. Жутко по-настоящему. Ведь святыня, дорогой отец Андрей, вы, как священник, наверное, ну если сами... я думаю, что вы не испытывали, но вы знаете, что это возможно — она тоже может стать привычкой и потерять... Или не может она потерять? Вот в чем вопрос!
Протоиерей А. Овчинников
— Может потерять. Но слово не «привычка», есть такое слово «привыкание». Привыкание — оно более глубокое. Привыкание, да. То есть ты зашел в алтарь не как в место нахождения, присутствия Божия, а как на работу, как в офис, если так глупо сравнить. И такое бывает. Отец Иоанн Крестьянкин говорил, что современный человек — он в храм не входит, он в храм вваливается. Знаете, как вваливаемся с улицы куда-нибудь в помещение. То есть даже вот такое, казалось бы, простое действие, как заход в храм... Или есть для тех, кто смотрит богослужения так уже более глубоко... Знаете, выход дьякона из алтаря на ектенью — это тоже действие. Как он выходит из алтаря. Обратите на это внимание, если в вашем храме есть дьякон. Есть такие дьяконы — они так просто как-то выбегают, там что-то «паки-паки» и все. А статные такие, знаете, старой школы — они ведь как выплывают, как такие павы выходят, с небес спускаются. Вот понимаете, вот в каждом действии показано — человек на привычке делает это, или человек каждое богослужение переживает как первое или как последнее в своей жизни.
А. Ананьев
— Я вот сейчас чувствую, наши слушатели услышали вот это и думают: «Так, а у меня есть привычка к святыне или нет?» Как мирянину понять, есть у него привычка к святыне или нет? Привычка... привыкание, привыкание к святыне!
Протоиерей А. Овчинников
— Привыкание, привыкание.
А. Ананьев
— Привыкание к обряду, привыкание к...
Протоиерей А. Овчинников
— ...таинству.
А. Ананьев
— ...алгоритму... Вот у меня есть, наверное, привыкание к алгоритму исповеди. У меня уже такое есть дежурное состояние, какие-то, наверное, дежурные пункты. Я все время пытаюсь выйти за эти границы, это очень непросто, и все время как-то оступаюсь. Но я знаю, что у меня уже есть вот эта зона комфорта, в которой мне спокойно и хорошо. Я пришел, я сейчас сделал вот это, вот это, вот это, я об этом даже задумываться не буду, потом «Символ Веры», потом «Отче Наш», потом причастие, исповедь, приложиться к кресту — и домой завтракать. Все. Тадам! Отлично!
Протоиерей А. Овчинников
— Никак! Так — нет. Нет-нет-нет, так нельзя. Так нельзя. Ну, еще раз говорю: я вот буду постоянно к этой теме возвращаться. Понимание умом нашего, так сказать, христианского уклада жизни — это одно, и мы это делаем, вот то, о чем вы сказали. Но включение сердца в то, что предлагает Церковь, это главный плод наших трудов. Вот именно сердце должно включиться. Тогда не будет привыкания к причастию, тогда не будет привыкания к исповеди, тогда мы каждое евангельское чтение будем слышать сердцем, как будто Бог с нами разговаривает и нам что-то важное сообщает. Но вот, еще раз говорю, что участие сердца — это очень длительный, очень сложный, непростой процесс. Как любое действие. Вот как вот мы начали с семьи — встреча жены, и встреча священника с алтарем или литургия, если твое сердце отключено, то здесь привычка просто тебя победит в этом смысле. И ты будешь все делать правильно, ты можешь это все исполнять буквально, но внутри будешь пустым. Благочестивая пустота, о чем мы говорили. Поэтому сердце свое напрягаем. Напрягаем, просим Господа об этом, потому что только Он может наше сердце поменять, и обращаем на это внимание, чтобы каждое священнодействие (а это и есть священнодействие — наша исповедь, наша молитва, наше покаяние — это все священнодействие), оно должно быть с участием сердца всегда. И мы должны чувствовать его.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное, отец Андрей! Благодаря вам я расставил несколько очень важных точек над очень важными буквами. И думаю, что наши слушатели — тоже. Сегодня мы беседовали о привычках — хороших, плохих, о том, как важно включать сердце и не становиться рабами пристрастий, с настоятелем храма Живоначальной Троицы в Листах протоиереем Андреем Овчинниковым. Спасибо вам большое, отец Андрей! Я — Александр Ананьев. Вернуться к нашему разговору можете на сайте http://radiovera.ru в любое время. Ну, а «Вопросы неофита» слушайте каждый понедельник в 20:00. Всего доброго!
Протоиерей А. Овчинников
— До свидания! Спасибо большое!
