Недавно один поэтический журнал предложил мне поучаствовать в опросе на тему: что такое для вас как для поэта живопись и какой вам видится судьба живописи в ХХI веке – веке развитых видеотехнологий?

Я люблю классическую живопись, в ней в потенциале есть всё, что впоследствии усвоило и развило современное искусство, все попытки ответить на вопросы об устройстве этого мира, о тайне человеческого сердца, о смысле жизни и смерти… Мудрость Рембрандта и яростный цвет Ван Гога, небесные образы Джотто и Андрея Рублева, человеческая трагикомедия Брейгеля и Гойи, пейзажи Левитана и обличение войны в полотнах Верещагина – всё этот неотъемлемая часть христианской культуры, без всего этого не было бы и моего творчества.

ВАН ГОГ

От уха до уха – обычно

Так обозначают улыбку,

Широкую, как непередаваемая

Жажда, как небеса.

Вся история европейской

Культуры, ультрамарин и охра,

Составляет историю

Чувства: от уха

Малха до уха Ван Гога.

Святой гнев.

Мы веруем, что все стихло,

Что улеглось безумие,

Что ты, наконец, свободен

И ласково понят.

В конце концов, небо

(Ты это доказал) над Эдемом

Не глубже,

Чем над церковью в Овере в июле,

А подсолнухи сияют

В глазах райских львов.

Как и поэзия и музыка, живопись растет из предельных глубин человеческого естества, из тех глубин, в которых, как на фреске Микеланджело, Адама касается творящий перст Бога, передающий ребенку часть генофонда Отца – Его образ, как это называют богословы. И один из генов и есть – творчество, посыл, побуждающий человека, вслед за Творцом, осваивать и преображать мир. Тяга к живописи не иссякнет в человеке никогда: всякий новый человек, приходящий в мир и имеющий чудесный Божий дар – зрение, будет снова и снова тянуться к карандашам и краскам, будет проводить часы, созерцая тайну полотен великих мастеров кисти, и пытаться найти себя, проходя их путём – как бы ни были развиты современные ему видеотехнологии. Примечательно, что я пишу всё это в дни, когда масса людей запоем читает модный роман Донны Тартт «Щегол», главный герой которого – картина, живопись как знак тайны человеческой души и знак чаемого им, потерянного и обретаемого Царства, знак любви :

«Не только катастрофы и забвение следовали за этой картиной сквозь века – но и любовь. И пока она бессмертна (а она бессмертна), есть и во мне крохотная, яркая частица этого бессмертия. Она есть, она будет. И я прибавляю свою любовь к истории людей, которые тоже любили красивые вещи, выглядывали их везде, вытаскивали из огня, искали их, когда они пропадали, пытались сохранить их и спасти, передавая буквально из рук в руки, звучно выкликая промеж осколков времени следующее поколение тех, кто будет любить их, и тех, кто придет за ними».