Едучи на эскалаторе в метро, совершенно случайно услышал обрывок разговора двух молодых женщин:

- Ох, скоро ведь Прощёное воскресенье!...Ты пойдёшь?

- Пойду… Жаль только, хотела маму повести, а она – ни в какую. Говорит, не хочу никого прощать принародно, всё это показуха и лицемерие…

О чём говорили эти женщины, что такое – Прощёное воскресенье? Это древний церковный обычай: в последнее воскресенье перед началом Великого поста все верующие собираются в храме и, по окончании вечерней службы, говорят друг другу и священникам храма: «Простите, ради Бога!», а те отвечают: «Бог простит, и я прощаю!».

Чин прощения - странный обычай, на взгляд современного обывателя? Может быть. Но его происхождение – вполне оправдано: в древние времена монахи, живущие в труднейших условиях Сирийских и Египетских пустынь, на весь Великий пост уходили поодиночке в пустыню, чтобы провести пост в покаянии и молитве. Жизнь в пустыне, без средств связи, электричества и удобств, среди диких зверей, была не сахар, монахи понимали, что могут в пустыне погибнуть, и прощались друг с другом до конца поста и Пасхи – вполне искренне… И в наши дни мы входим в пост, испросив прощения у ближних, осознание необходимости прощения – начало нашего изменения.

Но имеет ли смысл этот древний обычай и для нас, нынешних, даже и не настолько верующих, чтобы воспринять наступающий Великий пост как личный духовный подвиг? Я думаю, имеет, и ещё как. Прежде всего, это напоминание нам, христианам, о том, что Церковь прежде всего – единая община, где все знают друг друга, где все должны быть неравнодушны друг к другу. С течением веков обстановка в Церкви изменилась, но о необходимости единства Церковь и напоминает нам обычаем совершать чин прощения.

Конечно, если мы действительно пытаемся примириться с нашими реальными обидчиками, то формальным посещением храма тут не отделаешься, примиряться с ними надо в условиях нашей реальной жизни, борясь, в первую очередь, со своим самолюбием и гонором. Но Прощёное воскресение напоминает всем нам о необходимости прощения друг друга. О том, что все наши распри перед лицом вечности – ничто. И о том, что если сегодня я хотя бы формально смог заставить свой язык повернуться и попросить прощения на словах, хотя бы вспомнил, как эти слова произносятся – то завтра мне, глядишь, достанет мужества и милосердия попросить прощения и на самом деле, прямо взглянув в глаза моим ближним.