«О подвиге победы в Великой Отечественной войне детям». Священник Николай Бабкин

В нашей студии был клирик храма Николая Чудотворца в Отрадном священник Николай Бабкин.

В праздник 75й годовщины победы в Великой Отечественной войне мы размышляли о том, как говорить с детьми о войне, как сохранить в них память о настоящем подвиге ветеранов, и как отметить этот день в кругу семьи, чтобы в сознании ребенка не возникло неуместной романтизации войны или легкомысленного к ней отношения. Отец Николай поделился, каким должно быть отношение христиан к страшным событиям войны и к победе, цена которой — многие тысячи жизней. Разговор шел об акции «Бессмертный Полк», о том, как можно привлекать детей к поздравлениям ветеранов, и почему родителям важно самим прививать младшему поколению любовь к Родине и осознанное восприятие этого праздника. По словам нашего собеседника, духовность, вера и молитва — важные составляющие в жизни ребенка, которые формируют в нем здоровый патриотизм. Также отец Николай ответил, как он относится к становящейся популярной в эти дни военной атрибутике, и какой фильм о Великой Отечественной войне он рекомендовал бы к просмотру подростку.

Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова

---

А. Ананьев

— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире программа «Семейный час». Здесь Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— ...Александр Ананьев.

А. Ананьев

— И сегодня у нас будет серьезный разговор. Разговор, без которого сегодня обойтись было бы неправильно. Сегодня вся страна отмечает 75-ю годовщину Великой Победы. Как сохранить память об этой страшной войне, в первую очередь, в наших детях, которые, пожалуй что, и не застанут живых участников тех страшных событий? Как отпраздновать Великую Победу? Об этом мы хотим сегодня поговорить с нашим дорогим собеседником, клириком храма Во Имя Святителя Николая Мирликийского в Отрадном иереем Николаем Бабкиным. Добрый вечер, отец Николай!

Иерей Н.  Бабкин Здравствуйте, Александр и Алла, здравствуйте, дорогие братья и сестры! Рад снова оказаться рядом с Вами, пусть и на расстоянии, но зная, что все мы сегодня более близки друг другу, как кто бы то ни было. Тем более, в столь замечательный патриотический праздник.

А. Ананьев

— Да, добрый вечер, отец Николай! И вопрос тем более непростой, что... Ну вот для меня, например, человека, который крестился относительно недавно (Алечка-то в храме уже не первый десяток лет)...

А. Митрофанова

— Ой!

А. Ананьев

— Да. Не первый десяток лет... У меня очень сильно изменилось отношение к салютам, к технике на улицах, вот к этому официальному празднованию Великой Победы, потому что все-таки это, в первую очередь, трагедия. В первую очередь, это миллионы жизней. Это Победа, вырванная ценой неимоверных усилий, ценой буквально крови. И вот у Вас как у священника хочется спросить: а каким же все-таки должно быть у нас сегодня, у христиан, отношение к тем страшным событиям и каким должно быть отношение к Великой Победе?

Иерей Н. Бабкин

— Вы знаете, я думаю, что сегодня эта тема довольно острая, особенно для тех, кто пришел к вере недавно, и те, которые, как Александр, называют себя неофитами, потому что есть важная заповедь Божья, называется «не убий!». И когда человек приходит к вере, он себе ставит вопрос: а можно ли убивать других людей даже ради Победы? Сейчас, в век гуманизма и постмодернистских ценностей, когда эти вопросы звучат очень отчетливо и люди ждут в ответ какие-то ответы, может быть, эти ответы должны быть более гуманные, более человечные, как-то сильнее противопоставляемы тем событиям, которые мы наблюдаем сегодня, — например, конфликты на Ближнем Востоке. Хочется, чтобы все жили в мире, в согласии, как в Писании сказано, все единодушно пребывали вместе, жили в мире, любви. Ну, это, наверное, такой идеализм, потому что на земле Рая никогда быть не может, мы созидаем Рай в самих себе. И я думаю, мы, созидая этот Рай, должны заботиться и беспокоиться о том, чтобы и внешне, вокруг нас было как можно лучше. И я имею в виду мир, мир между людьми. Поэтому подвиг воинов сложно недооценить и сложно переоценить. Они, безусловно, идут на очень серьезные духовные жертвы, когда идут на войну. Можно вспомнить иноков Пересвета и Ослябю, которые, несмотря на свой монашеский чин, вышли на битву с Челубеем. Можно вспоминать и наших верующих воинов и адмиралов, которые приносили победу нашему русскому оружию. Это ведь просто — сказать «не убий!» и отрезать, но гораздо сложнее переступить через свое «я», переступить через свои желания и пожертвовать чем-нибудь. Я думаю, здесь важный ответ на этот ключевой вопрос в дни Великой Победы — это любовь как самопожертвование, именно любовь как самопожертвование. Потому что любовь — это не просто какое-то чувство или временная эмоция, это не просто стремление к миру в душе. Это когда ты что-то отдаешь. Очень сложно поднять руку на человека. Мне приходилось исповедовать людей, бывших участников боевых действий, ветеранов. Это остается на всю жизнь с человеком. Они понимают, что это было необходимо, это было важно, но мы с Вами, как люди, живущие в мире, не военные, никогда не сможем понять их ношу, их боль, которую они несут. Я думаю, эти праздники — они помогают разделить их ношу, помогают понять и осознать, что такое любовь на самом деле. Это не просто какое-то возвышенное прекрасное чувство — это еще и очень сложный внутренний духовный путь того самого пожертвования, которое совершают и будут совершать наши воины на поле брани.

А. Ананьев

— Отец Николай, важный вопрос, особенно в контексте той самоизоляции, в которой мы все пребываем, звучит так: как Вы сегодня со своей семьей и со своими детьми (а у Вас растет сын, из которого вырастет широкоплечий защитник, в этом можно вообще не сомневаться) отметили День Победы сегодня? И как Вы его отмечаете вообще, в обычном режиме, что называется?

Иерей Н. Бабкин

— Так как я священник, то обычно батюшек приглашают на всякого рода парады, где нередко священнику дают слово. В тех приходах, где я служил, слава Богу, сложилась традиция совершать либо с благодарственного молебна, либо с заупокойной литии об усопших воинах. Благодаря этому все это светское мероприятие наполнялось очень важным духовным смыслом. Ну, а потом уже начиналась праздничная часть. Это была и полевая каша, это были и различные изделия, причем, не только военные, а вообще. Народные умельцы, те, кто работают и трудятся, что-то умеют делать своими руками, организовывали выставку, своего рода ярмарку, в которой мог принять участие каждый желающий. И праздник Победы превращался в такое радостное торжество, которое люди ждут. Для нашей семьи важно в этом моменте было понять вообще, что мы здесь делаем. Потому что, к сожалению, для большинства это такой праздник — выпить, закусить. Я буду прямо называть вещи своими именами. Но для тех людей, кто приходит почтить ветеранов, это Праздник Памяти. Поэтому и «Бессмертный полк», и богослужения, в том числе и богослужения на этих праздничных мероприятиях, они призваны к тому, чтобы объединить людей. И я думаю, очень важно для меня и для моей семьи, что мои дети принимают в этом участие. Все начинается обычно утром — со службы, потом мы идем к памятнику, мемориалу воинов, где начинается молитва, затем обращаюсь к людям с каким-то словом. Для некоторых это слово вообще один-два раза в год бывает, они видят священника, потому что не ходят в храм. И затем мы вместе с детьми радуемся. Мы просто ведем себя как обычные люди. То есть вот я стоял у микрофона, а здесь я после этого сразу же с детками так же хожу, пробую полевую кашу, общаюсь с людьми. И, в том числе, мы стараемся привлекать детей к каким-то поздравлениям, в первую очередь, к поздравлениям ветеранов. Вот в прошлом году мы организовали у себя на приходе финансовую помощь для участников боевых действий ветеранов труда и тех, кто имеет отношение к Великой Победе вообще. Так как у нас деревенский храм, таких людей не так много. Мы смогли охватить всех и вместе с нашими волонтерами, и вместе с нашими детьми обошли дома ветеранов, поздравили их, и было очень приятно видеть, как они были растроганы до слез. Вот в этом году сейчас, в режиме самоизоляции очень сложно это сделать. И, к сожалению, я уже не могу привлекать и своих детей. Но на приходах есть волонтерские службы, и в этом году мы также планируем помочь ветеранам. У нас 27 таких семей есть, которые мы хотим охватить. Не все из них участники боевых действий, в основном это инвалиды, одинокие и пожилые люди. Но мы решили, что праздник 9 Мая — это такая хорошая возможность вспомнить о прошлом поколении и сделать что-нибудь доброе. Это вот в рамках какой-то реальной помощи. Конечно, есть еще семейные традиции, которые совершаются. В основном это, наверное, «Бессмертный полк». Но я признаюсь честно, что никогда не участвовал в «Бессмертном полке» сам — к сожалению, из-за отсутствия каких-либо старых фотографий бабушек и дедушек. По обстоятельствам разного рода они просто не сохранились. И так как я всегда задействован в богослужениях и мероприятиях, у меня не было возможности принимать участие. Потому что митинг обычно заканчивается один, и я еду на митинг в соседний храм. Соответственно, я в шествие «Бессмертного полка» постоянно не попадаю и не успеваю. И в этом году, я так понимаю, тоже не получится. Хотя для детей, мне кажется, вот это — замечательная возможность. Но теперь это перспектива только лишь на следующий год. Насчет семейных традиций, я думаю, хорошо бы детям напомнить (и что делаем мы сами), как это было раньше. Потому что первые праздники Победы в нашей стране — это было не радостное событие, это был День траура, День Памяти. Когда миллионы людей умирают, жертвуют своей жизнью, как-то рука не поднимается к шашлыку, к выпивке и к чему-то подобному. Поэтому наши ветераны — они еще помнят об этом. И хорошо бы в этот день, если есть живые бабушки-дедушки, попросить их рассказать внукам, как праздновался День Победы в их молодости, как это было, когда они были детьми. И вот они могут рассказать очень важное. Я помню, когда я сам был маленький, мои бабушка и дедушка еще были тогда живы, рассказывали нам про Праздник Победы — как они наряжались, как они брали цветы, как они ходили к ветеранам, стояли на праздничной линейке. Во многих домах был после этого стол — скромный, но праздничный. И в воздухе царила какая-то особенная атмосфера какого-то торжества. Вот есть разница между патриотизмом и национализмом. Вот эту тонкую грань прочувствовать может не каждый человек. Патриот — это не тот человек, который считает свою нацию лучше других. Патриот — это тот, кто гордится заслугами своих предков и молитвенно их вспоминает. Вот это то, что нужно принести своим детям, это то, что должны сделать родители — в той форме, в которой они посчитают для себя более применимой. Мои детки еще маленькие, они еще даже в школу не ходят, поэтому до серьезных разговоров нам пока еще далеко. У нас, в основном, это сама атмосфера. И им это важно. Потому что главное — чтобы ребенок с детства запомнил, прочувствовал то, что происходит. И пока они маленькие, им важна и молитва, важно увидеть и папу, важно видеть, что родители относятся к этому со всей серьезностью. Вот это и есть те основы здорового патриотизма, которые закладываются в душах наших детей. И для этого они и нужны, все эти праздничные мероприятия. Я очень надеюсь, что в моих детях это останется, что потом, когда уже я состарюсь, мои внуки будут приходить ко мне и спрашивать: «Дедушка, а расскажи, как праздновали Великую Победу, когда ты был маленьким?». И вот я очень надеюсь, что как моим бабушке и дедушке, мне будет что рассказать и порадовать своих внуков.

А. Митрофанова

— В программе «Семейный час» на Светлом радио сегодня, в День Победы — священник Николай Бабкин, клирик храма Святителя Николая в Отрадном, в Москве. Отец Николай, вот мы слушаем Вас, и, Вы знаете, я думаю о таком моменте, связанном с передачей вот этой самой памяти... Вы сказали, как важна атмосфера в семье и восприятие Праздника Победы, правильное восприятие, чтобы дети правильно «считали», что ли, как-то усвоили не националистический характер, а патриотический в самом лучшем смысле этого слова. Мы же понимаем сейчас — слово... Ну, как сказать — у нас такие сложные процессы в стране, немножко оно и затерлось, и как-то его неправильно понимают, и такое явление, как «ура-патриотизм», возникло, и прочее, и прочее. Вот сейчас если все это оставить в стороне и поговорить о том самом святом патриотизме, простите за высокий штиль, как Вы думаете, если, к примеру, в семье один-два-три ребенка, четыре ребенка растет, если вот не 9 Мая, а просто в течение года возвращаться к теме любви к Родине вместе с детьми, как это можно делать? И что в этом смысле может помочь?

Иерей Н. Бабкин

— Вопрос непростой, потому что, конечно, в течение года мало кто из нас задумывается о том, что в детях нужно взращивать патриотизм. Большинство родителей предоставляют это школе, считая, что там тебя всему научат. Конечно, это ложный подход. В первую очередь, все ценности прививаются в семье. Я думаю, патриотизм возникает, когда твои родители, твои папа и мама, не опускаются, в первую очередь, до уровня вот этой желтой прессы, до уровня какой-то слепой оппозиции, абсолютно не аргументированной, а подкрепляемой только слухами, домыслами, какими-то скандалами и так далее. Вот этого дома быть не должно. Дети не должны расти в атмосфере отрицания, в атмосфере озлобленности. А к сожалению, все скандальные, «желтые» СМИ так называемые, они к этому-то и настраивают, и весь этот негатив дети воспринимают. В такой атмосфере патриотизмом и не запахнет. Если же дома есть ветераны, если же про них вспоминают, если родители молятся не только дома, но ходят на кладбище, совершают панихиду в храме, рассказывают детям о воинах Победы, у детей, в принципе, и будет возникать здоровый патриотизм. Они, конечно, не будут бегать, флагами махать в руках, но они будут уважать память своих предков. Я думаю, патриотизм — это именно уважение и почтение к памяти своих предков. Вера помогает в этом отношении. Я не знаю, как по-другому укрепить в человеке патриотизм. Можно, конечно, кричать про подвига наших воинов... Но хоть каждый день про него кричи, но какая может быть связь у живого с мертвыми для человека неверующего? Для верующего понятно — Церковь состоит и из живых, и из усопших. Мы не проводим какую-то градацию строгую, вот прямо такую линию, однозначно нас разделяющую. Для нас смерть, скорее — как переход, как изменение состояния. Поэтому когда мы молимся, мы ощущаем вот эту духовную близость с нашими предками, а значит, не теряем память о них. Ну представьте просто даже — если дети каждый день в молитве вспоминают своих усопших бабушек и дедушек, кто-то из них — воинов, и они так и говорят: «Почивший воин Иоанн», они никогда не забудут, что в их семье были усопшие воины. И у них всегда будет память о предках, а значит, будет патриотизм. Поэтому, я думаю, духовное, духовность, вера и молитва — это те важные составляющие в жизни раб с детства, которые формируют в нем здоровый патриотизм. Не ура-патриотизм, не национализм, а именно здоровый патриотизм, когда человек уважает, помнит и гордится подвигами своих предков.

А. Ананьев

— Я Вам очень благодарен, отец Николай, за вот эту вот маленькую ремарку, которая очень здорово расставляет все нужные акценты. Всего лишь одна строчка в молитве с упоминанием почившего воина сознание ребенка действительно кардинальным образом меняет, меняет в правильную сторону. И это отчасти отвечает на мой следующий вопрос, который я очень хочу Вам задать, и, наверное, ради этого вопроса мы с Аллой Митрофановой и затеяли сегодняшний разговор, который, я изначально знал, будет непростым. Я хочу, чтобы Вы прочертили границу между празднованием Великой Победы и романтизацией войны в сознании ребенка. Я буквально позавчера заезжал на шиномонтаж — очень приличный такой шиномонтаж с маленьким магазинчиком на втором этаже. И передо мной папа с маленьким сыном — ну, он, может быть, чуть постарше Вашего сына — радостно покупал ему пилотку сувенирную, да. И мне не понравилось то, что я увидел, и очень не понравилось то, что я почувствовал. И еще одно — даже маленькая такая история. Лет пять назад мы ехали с дочерью по Третьему транспортному кольцу и проезжали мимо щита, рекламирующего детскую молодежную патриотическую организацию, название которой, в общем, наверное, не так важно. Но она, проезжая мимо этого щита, пожала плечами и сказала то, что заставило меня задуматься. Она говорит: «А ты понимаешь, что они рекламируют насилие среди детей?». Она говорит: «Ты понимаешь, что они детям говорят, что убивать можно и этому надо учиться?». Вы, отвечая на один из наших вопросов, тоже сказали слово «праздник». Но вот праздник и война — это же абсолютно разные вещи. Война не может быть праздником. И Победа, наверное, тоже не может быть — по крайней мере, не должна, как мне кажется — быть праздником в сознании ребенка.

Иерей Н. Бабкин

— Я полностью согласен с Вами, Александр, потому что носить пилотки, заниматься романтизацией Победы в такой Праздник Памяти для меня как человека верующего выглядит весьма кощунственно. Хотя многие постят фотографии в этот день, особенно блогеры многие, в том числе. На детях это смотрится правда очень мило — такой маленький будущий воин. И, вроде бы, при внешнем таком взгляде — ну что плохого? Ну, надел он пилотку, ну, ходит с флагом, ну, вступил в какой-то патриотический клуб, где постоянно бегает с автоматом (ну, я утрирую, конечно). Не важно. Смысл вот в чем. Действительно, происходит вот эта романтизация Победы. Отношение к ней не как к Дню Памяти, а как к какому-то событию, которое можно очень интересно обыграть. Я понимаю, что в этом есть определенная политическая составляющая и идеологическая, само собой. Я понимаю, что под тему войны можно продвигать совершенно разные темы, в зависимости от желания и политической конъюнктуры. Но для человека верующего наблюдать все это крайне неприятно. Потому что для меня Праздник Победы — это праздник крови, пролитой крови бойцов. И эта форма — она не может быть одета в качестве игры. В этой форме люди умирали и проливали кровь. Нельзя ее одеть только потому, что это мило смотрится на тебе или на твоем ребенке. Я еще могу понять эти ленточки, которые цепляют на себя всегда и везде, на каждый праздник, но вот атрибуты военной формы, автоматы в руках детей или еще что-то — это, мне кажется, такой достаточно опасный и легкомысленный взгляд на вещи. Он непродуманный, он невзвешенный. Я не осуждаю этих родителей, я не думаю, что они делают это со зла или еще что-то. Просто праздник — они хотят как-то соблюсти внешнюю атрибутику, и не более. Но если человек к этому подходит именно вот что это игра, это просто праздничное веселье, в этом кроется определенная угроза. Нельзя относиться легкомысленно к войне, это опасно. Это важно. Эта легкомысленность приводит к тому, что наши дети могут начать относиться легкомысленно и к жизни, и в целом к каким-то конфликтным ситуациям. Мы не помним того, что было, мы в мирное время родились, а наши дедушки и бабушки некоторые еще помнят. Конечно, они тоже смотрят на это и улыбаются — времени прошло очень много. Ну, и все-таки я считаю, что должна быть память о воинах. А вся эта форма и все эти заигрывания со смертью (я по-другому не могу к этому отнестись иначе) больше смахивают на кощунство — может быть, ненамеренное, не специальное, но все-таки оскорбление памяти усопших воинов. Как-то странно стоять в военной форме, махать цветами, когда ты стоишь у памятника погибшему воину, для которого эта форма не была игрой, и этот автомат не был игрушкой. Это был образ его жизни, это был его сознательный выбор. Особенно тех, кто пошел в добровольцы. Особенно партизан, например, или тех, кто вообще самоотверженно шел на войну для того, чтобы, если что, и пожертвовать собою. И мне кажется, оказался бы если бы кто-то из нас вот в этой форме, оказался перед ними, ему было бы стыдно. Стыдно, потому что ты надел форму, не имея на это права. Это как, знаете, можно простить ребенку, когда он играет в батюшку —  берет, например, кадило или какую-нибудь веревочку и начинает махать. Это мило, это прекрасно. Но когда это делают взрослые люди, когда взрослые люди дают своим детям в руки оружие, одевают их в военную форму, это уже странно, по меньшей мере. И я думаю, к этому нельзя так относиться легкомысленно. Это унижает память павших бойцов нашей Родины. И в отношении ветеранов войны, особенно тех, кто помнит самые первые парады, это выглядит, я уж не знаю — оскорблением, не оскорблением... Такой, знаете, жест не совсем приемлемый... Я даже не знаю, честно, как обозначить это... Да, у нас в детстве, в общем-то, не было такой традиции — одеваться в форму. Мне с детства родители всегда прививали уважение к военной форме. И чтобы кто-то из нас надевал ее в качестве игры, особенно в День Победы, ну, лично для меня и для моей семьи — это совершенно, категорически недопустимо. Может быть, наши радиослушатели, конечно, иначе считают, я не знаю. (Смеется.) Но вот у меня такое отношение.

А. Митрофанова

— Отец Николай, я очень хорошо понимаю. О чем Вы говорите, и вспоминаю слова моих бабушек, которые, глядя на нас, уплетающих за обе щеки какой-нибудь наваристый суп с удовольствием, говорили: «Господи, лишь бы не было войны!». Но Вы знаете, вот сейчас у нас будет небольшой перерыв, а потом мне бы хотелось рассказать о своем опыте. У меня в детском садике был такой момент, когда мы надевали военную форму. И мне бы хотелось этим поделиться. И, может быть, Вы бы тоже прокомментировали этот момент, потому что на меня все это произвело совершенно неизгладимое впечатление и не могу сказать, что сделало меня человеком, безответственно относящимся и к форме, и к орденам, и к Великой Победе.

А. Ананьев

— Мы продолжаем «Семейный час». Здесь Алла Митрофанова, Александр Ананьев и клирик храма Во Имя Святителя Николая Мирликийского в Отрадном, в Москве иерей Николай Бабкин. И сегодня у нас очень серьезный разговор — разговор, посвященный празднованию 75-летней годовщины Великой Победы. И Алла Митрофанова пообещала поделиться историей из своего детства о том, как в детском саду она надевала военную форму, и...

А. Митрофанова

— Ну, да. Ты на меня еще так посмотрел, как будто бы «что там может быть»... (Смеется.)

А. Ананьев

— Ну я заинтригован просто.

А. Митрофанова

— Вообще, все было вот для нас, детей, как-то невероятно торжественно, и мы страшно гордились тем, что у нас был, например, военный танец. Я, по-моему, даже уже на радио «Вера» об этом рассказывала. Приглашали... Естественно, на 9 Мая или под 9 Мая были утренники в детском садике, и все приглашали и родителей, и бабушек и дедушек. И вот в зрительном зале сидит мой дедушка, ветеран войны, у которого... Естественно, в таких случаях дедушки и бабушки приходили со всеми своими орденами и медалями. И у дедушки вся грудь увешана орденами, потому что множество и подвигов... И он сам, и бабушка моя по папиной линии — они были участниками Великой Отечественной войны. Бабушка работала в госпитале, а дедушка, естественно, был на передовой, он с контузией вернулся. И вот мы — дети, и у нас танец военных моряков. Из формы у нас бескозырки с ленточками и какие-то такие, знаете, манишки, тельняшки. С каким благоговением мы, дети, это все на себя надевали! С какой гордостью мы выходили танцевать этот танец военных моряков! Как мы потом ликовали, когда нас фотографировал, потому что был, естественно, и фотограф приглашен — ну, как это в садиках делают. Тогда же не было гаджетов. Когда дедушка, весь в орденах, держит меня на коленях, и я вот в этой самой форме военной морячки... Вы знаете, меня гордость распирала страшная — за дедушку и за то, что он меня... вот он, весь в орденах, и он меня посадил на колени. А у меня благодаря этой бескозырке, Вы знаете, возникало какое-то чувство сопричастности, что ли. Я не знаю, может быть, это был такой эрзац, потому что росли мы в то время, когда дома в большинстве своем все-таки люди не молились. И как-то почувствовать себя иначе причастными к этой Великой Победе мы, дети, не могли. Но для нас это не было тем, что сейчас называется «фан».

А. Ананьев

— Позволь, я спрошу тебя вот сейчас, даже не отца Николая, а тебя. Неужели не было вот этого ощущения, что на Новый год — костюм зайчика или снежинки, а на День Победы — костюм солдатике?

А. Митрофанова

— В моем сознании это было совершенно другое. Потому что рядом со мной сидел мой дедушка, у которого... Вот опять же, у него за плечами все эти чудовищные годы войны — у него в ухе слуховой аппарат, потому что он без него не слышит, он контуженным с войны вернулся. У него все эти какие-то фронтовые воспоминания... И второй мой дедушка, который помоложе, поэтому он не был солдатом, но он как-то, я не знаю, через всю свою жизнь пронес свои воспоминания 15-летнего парня, который рвался на фронт. И для меня вот это... Знаете, я затаив дыхание слушала эти рассказы и эти истории.  Никаким... Извините, пожалуйста, но никакой Дед Мороз там рядом не стоял. Это было совершенно по-другому. Я не знаю, может быть, это просто как-то правильно подавали — у нас все-таки были прекрасные воспитатели в детском саду. Но это не вызывало во мне ощущения, что вот, поменяли костюм, и сейчас вот точно так же весело и дружно мы будем петь и плясать, но только про другое.

А. Ананьев

— А я с ужасом вспоминаю свое вот это вот... И примерно из тех же времен — это были начальные классы средней школы, — я помню, принесли автомат Калашникова, его положили перед детьми, дети встали в очередь. Мне не досталось подержать автомат. Но я помню свое ощущение — я помню, как я смотрел на автомат и думал: «Ладно, вот будет война — мне дадут автомат, дадут гранаты, и это будет очень круто!». Вот чего я боюсь, понимаешь?

А. Митрофанова

— Отец Николай, в общем, наш вопрос к Вам: каким... Ну, в данном случае, я не знаю, может быть, действительно у наших воспитателей и в наших семьях как-то иначе относились к подобным вещам?

Иерей Н. Бабкин

— Вы знаете, я думаю, что Вы с Александром оба правы. Все зависит от опыта в семье. Вот, например, для моей семьи были совершенно неприемлемы бескозырки, пилотки и вот вся эта атрибутика. Но когда я был ребенком, у нас был новогодний утренник, то я действительно испытывал некую гордость. Я, правда, был в костюме охотника, но у меня было самодельное ружье, которое сделал папа, я к этому относился очень серьезно. Отец очень любит военные фильмы, всю эту тему, и он очень всегда интересно, с жаром все это рассказывал. И я относился к этому соответствующе. Вот у Вас, Алла, тоже дедушка весь в орденах. Конечно, отношение к войне здесь будет совершенно иное. Но у современной молодежи, у которой уже нету этих дедушек, бабушек, большинство из них уже умерли, не помнят, у них есть только родители, у которых нет особо времени на все эти патриотические беседы, которые предоставляют всю эту тему, в основном, школам или же телевидению, или фильмам. У них совершенно иное отношение к войне, тем более учитывая современную индустрию компьютерных игр, где любой бегает с автоматом. Раньше автомат — это что-то такое было... Вот когда Александр говорит: принесли настоящий автомат, ух ты! Сейчас с этим гораздо проще. Сейчас пошел, купил себе игру, взял автомат Калашникова и пошел стрелять. Тогда стреляли... Что стреляли? Яйца ловили с волком, да? Помните эти игры первые? Вот и все. Уроки, так сказать, гражданской обороны или ОБЖ, вся эта тема — к ней мы относились совершенно иначе, не так, как сегодня дети относятся. И к теме войны не было такого легкомысленного отношения. Я почему выступаю против всех этих пилоток? Может быть, тогда, в наше время... Я уже говорю, как будто какой-то старик, хотя молодой священник совершенно. Но, Вы знаете, все зависит, правда, от воспитания, от семьи, от эпохи, в которой мы живем.

А. Митрофанова

— Отец Николай, если позволите тогда, я попробую сделать обобщение. Вы меня поправьте, возможно, я ошибаюсь. Получается, механическое перенесение своего опыта на следующее поколение — это не вполне правильный ход? То есть вот, к примеру, в моем детстве — да, был такой замечательный опыт. Но сейчас другое время, и если я просто автоматически попытаюсь, например... У нас будут дети, мы их оденем в такую же бескозырку и прочее и будем ждать, что это автоматически сработает, — нет, не сработает. Потому что мы не сможем передать чего-то такого, чего сами, может быть, не поймем, если не будет сопутствующих разговоров, не будет вот этого глубокого погружения... Ну, я не знаю, как вот... Ребенок, может быть, не все может понять еще пока интеллектуально, но кожей-то понимает, нутром понимает. Песня «Вставай, страна огромная!» — тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы мурашки побежали по спине при первых аккордах. Мы все ее узнаем. Вот на каких-то вот таких не только внешних уровнях, но и на уровнях каких-то, ну, кодов культуры, что ли, тоже надо думать, что делать, и как об этом опыте снова и снова свидетельствовать детям, которые все дальше от этого поколения. То есть не механически, а какие-то искать пути, ходы, и это родительская задача такая.

Иерей Н. Бабкин

— Да, да. Я думаю, когда мы были маленькие и нам бабушки или дедушки говорили фразы: «Как раньше было...», «А вот когда я была маленькой...», наверное, мы не понимали, о чем речь, что значит, «когда ты была маленькая...». Вот для нас это была совершенно иная эпоха, какая-то иная история, которая нас, в общем-то, особо не касается. И конечно, когда сегодня кто-то примеряет на нас чужую одежду, свою собственную, думая, что мы так легко ее оденем, наверное, это немного наивно. Я думаю, что, к сожалению, наша современная вот эта индустрия развлечений — она этому препятствует. И это легкомысленное отношение к войне, к сожалению, через вот этот маскарад, который устраивается на 9 Мая... Он вряд ли положит добрые основания в душе ребенка, если только его семья не пропитана настоящим чувством глубокого патриотизма. Вот я Аллу послушал и, знаете, изменил свою категоричность суждений на этот счет. Может быть, в каких-то ситуациях для какой-то семьи даже такого рода атрибутика и переодевание, может быть, действительно станет каким-то важным и запоминающимся уроком и оставит след в душе. Но лично я не могу вот этого принять, для меня это непонятно. Потому что у меня иной опыт. И именно опыт характеризует все. Мы передаем детям все равно какую-то часть своего опыта, часть своего видения. К сожалению, я не смогу на них смотреть с умилением, когда они будут в пилотке или в военной форме. Мне кажется, что с гораздо большей радостью можно смотреть на ребенка, если он идет в «Бессмертный полк» и если он смотрит вместе с тобой какие-нибудь военно-патриотические фильмы, интересуется историей. А одежда уже и все это, внешняя атрибутика — она уже должна быть как следствие вот тех основ, которые закладываются в семье. Если основ нету, то это просто такой маскарад, как на Новый год, как Александр очень точно отметил. К сожалению, в большинстве своем так и бывает. Потому что это, Вы знаете как, 9 Мая все по традиции ленточки крепят на машины. Это смотрится странно. Особенно когда надписи: «На Берлин!» на машине немецкого производства. Явно, что у человека какие-то в голове двойные стандарты присутствуют. Я думаю, мы должны относиться к войне более осознанно, очень внимательно следить за той формой выражения патриотизма, в которой участвуют наши дети, очень внимательно, как-то к этому более продуманно относиться. Мне кажется, дело в нашем легкомыслии. И я полностью согласен с Аллой в том отношении, что у нас свой собственный опыт видения войны, и мы не сможем его просто взять и из одной головы в другую перенести. Дети все равно будут смотреть на все иначе. Я, если бы даже сам сильно очень захотел, я не стал бы относиться к войне, как мой отец, потому что у него совершенно другой опыт. У него все-таки были на глазах и бабушка, и дедушка, которые действительно реально воевали. И он, когда вспоминает Победу, он не может без слез про нее говорить. Вот я так не могу говорить. Я не могу говорить про Победу, что-то рассказывать и плакать при этом. А он слышал с детства, он это очень сильно переживает. Но он не может это вот взять и в мою голову засунуть. Поэтому я вот думаю, что моя форма выражения должна быть другой. Потому что и мой опыт немножко иной.

А. Ананьев

— Но о чем мы можем говорить с детьми и, наверное, как мне кажется, должны: война — это, в первую очередь, смерть. Как кто-то из моих друзей метко написал в социальных сетях: «То, что Победа — праздник, наши дети уже поняли. Теперь надо, чтобы они поняли, что война — это трагедия и, прежде всего, смерть». И вот вопрос, на который мне очень хочется услышать ответ Ваш именно как православного священника: как говорить с детьми о смерти? Как говорить о войне именно в свете того, что, в первую очередь, это смерть и трагедия? Чтобы не перейти границу, чтобы не травмировать, чтобы сформировать очень правильное отношение к тому, что это действительно трагедия, которую вынести невозможно, которую описать невозможно?

Иерей Н. Бабкин

— Обычно все естественно приходит. У меня... Впервые в детстве я столкнулся со смертью, когда умер мой дядя. Просто пришла бабушка домой и сказала: «Гена умер». И что-то после этого в доме случилось. Я впервые услышал это слово. Все вдруг заплакали, и я тоже заплакал, потому что почувствовал, что мы что-то потеряли, что мы его потеряли, но не мог понять, как это — потеряли и почему это — потеряли. То есть для меня не было такого понятия, как смерть. Я знал, что букашки умирают, еще что-то... Но в отношении людей как-то я особо не задумывался. Всегда жило ощущение в моей душе, что не может так все просто у человека заканчиваться, учитывая наш разум, волю, наш жизненный опыт, то, как мы пытаемся развиваться, стать лучше. Не может просто так все заканчиваться. И вот я как маленький был, вот я в душе, конечно, к этому, может быть, так не относился, но я не думал никогда, что все просто так заканчивается. Не хотел я это принимать. И я хоть плакал со всеми, но в глубине души жила эта уверенность. Я помню, когда  я прощался впервые с дядей своим на похоронах, в храме, как прикладывался к его холодному лбу, прощаясь с ним, и в моей душе остался и интерес смерти, как, безусловно, сопряженный со страхом и с непониманием и противлением этой смерти, но какое-то еще глубокое почтение к происходящему. Может быть, потому что я впервые увидел смерть в храме, увидел иное осмысление и наполнение этой смерти. Я думаю, в семье должно это происходить вполне естественно. Мои дети, так как они дети священника, они просто... получилось как-то так, что они оказались на отпевании. Ну, случайно просто мимо них гроб пронесли. И они спросили, почему эта бабушка лежит в этом гробу. И матушка аккуратно объяснила, что бабушка ушла из этого мира. И тогда уже дети стали спрашивать, а как это. И мы всегда объясняем детям, да я и прихожанам так же объясняю — на примере бабочки, которая когда-то была гусеницей и ползала по этой земле. Но любая гусеница всегда мечтает когда-нибудь взлететь к этому небу. И нам тоже, бывает, хочется превзойти грань своих возможностей, обрести некое бессмертие, расправить крылья, взлететь к небу. Усопшие достигают этого самого состояния. Детям на примере этой бабочки обычно все становится понятно. Понятно, для чего ты ползаешь по земле. Ну, для детей — да.

А. Ананьев

— Мы продолжаем разговор с клириком храма Во Имя Святителя Николая Мирликийского в Отрадном иереем Николаем Бабкиным. Здесь Алла Митрофанова и Александр Ананьев. Мне бы хотелось обратить внимание наших слушателей — ну, и Вас, отец Николай — вот еще на какой аспект. Почему важно говорить об этом именно сегодня, в 2020 году, когда мы отмечаем 75-ю годовщину Великой Победы? Опять же, не моя мысль, я ее вычитал буквально на днях в Интернете. Не ручаюсь за точность цитаты, но смысл ее сводится к тому, что вот наши с Вами дети, отец Николай, это, по сути, первое поколение, которое не застанет в живых участников войны, вот тех самых дедушек в орденах, о которых рассказывала только что Алла Митрофанова, осязаемых, настоящих, которые могут посмотреть на тебя своими мудрыми глазами и рассказать о том, как это было. Они не увидят ветеранов, они не смогут услышать их рассказов. Это поколение, от которого, по сути, зависит, останется в народе память о Великой Отечественной войне или нет. И вот на это я хотел бы обратить внимание наших слушателей. Действительно, это очень важно.

А. Митрофанова

— Отец Николай, Вы знаете, а вот, как Вы сказали, очень важно нам молиться за наших ушедших близких. И вот именно через такую молитву домашнюю дети могут очень хорошо понимать, что же такое Вечная Жизнь, что такое вот эта жертва за своих близких, и у них формируется правильное отношение и ко Дню Победы тоже — вот именно через такую молитву. Не то, что это «прикольно» — надеть костюмчик, а то, что это действительно очень серьезно, и какая-то благодарность появляется, не наигранная такая,  а какая-то глубинная, искренняя и прочее. Как можно было бы еще? Ведь мы знаем — вера без дел мертва, по словам апостола. В делах выражать или, может быть, даже вот дома подумать... Вот сейчас, там, изоляция у нас у всех, но вот все равно можно найти какие-то ходы — выразить свою признательность: и своим близким, и, может быть, соседям, да и просто пожилым людям. Потому что, ну, даже если человек не воевал и не был тружеником тыла, а в войну был ребенком, например, все равно он помнит это время, и какую-то дань нашего уважения за то, что человек через это прошел, отдать можно. Что можно было бы сделать? Я не знаю, курьером заказать продукты, поддержать, помочь, да? Не все же прихожане храмов так, чтобы волонтеры храмов смогли прийти и обеспечить всем необходимым. Какую-то, не знаю, нарисовать виртуальную открытку или... Я просто не знаю, вот сейчас думаю, какие могут быть ходы, действительно... Ведь 9 Мая раз в году, но наша память и наше уважение к этим людям — они же круглый год актуальны, да? И можно с детьми придумать какие-то варианты и ходы, и это тоже для них станет важным опытом. Вот что здесь может быть? Какие-то дела милосердия, которые в таких ситуациях помогают?

Иерей Н. Бабкин

— А мне кажется, сейчас очень актуально в дни самоизоляции вспомнить о ветеранах и каким-то образом поучаствовать в помощи им. Есть и фонды всякого рода, есть просто бабушки и дедушки пожилые, которые живут неподалеку. Если Вы знаете, что в Вашем доме есть ветеран или в Вашем районе живет такой ветеран, наверняка, есть приход, который окормляет этих ветеранов, или какие-нибудь городские службы, участвующие в поздравлении ветеранов (это ежегодно происходит), и, может быть, есть возможность как-то поучаствовать. Взрослым, конечно, проще всего это сделать, потому что они могут перевести пожертвование, например. С детьми сложнее, потому что если они вообще не имеют никакого представления, то нужно будет воспользоваться какой-то образовательной площадкой, посмотреть небольшие ролики, рассказать самим, может быть, полистать старые фотографии и уже в конце спросить, после всего этого: «Скажи вообще, какое твое отношение и как бы вот ты хотел помочь этим людям? И вообще как хотел бы ты их отблагодарить?». И если ребенок как-то неуверенно отвечает, то не нужно заставлять его это делать. Лучше сперва подать пример. Но не говорить ему про это. Пусть пройдет, например, день. А потом, например, подозвав его к компьютеру, ты покажешь ему фотографию какой-нибудь бабушке. И сказать ему: «Ты знаешь, мы решили вместе с мамой — от нашей семьи и от Вас тоже сделать маленький подарок вот ветерану. У нас в город вот живет эта женщина, она одинокая, и с помощью фонда, с помощью социальных служб мы решили сделать ей подарок 9 Мая и перечислить маленькое пожертвование». И посмотреть на реакцию ребенка. И можно будет затем в ответ предложить ему что-нибудь сделать. Это может быть самая обычная ерунда — просто выйти в режиме самоизоляции в магазин, и пусть он возьмет что-нибудь вкусненькое для ветерана, например. Да, это может быть даже просто обычное яблочко или конфетка. Или в цветочный, например. Сейчас есть курьерские службы и так далее. И сам подпишет открытку для ветерана. Курьер может доставить эту открытку вместе с этим цветочком тому самому ветерану и поздравить его. Я думаю, в режимах самоизоляции нужно пользоваться всякого рода способами. И наш социальный отдел по благотворительности, наш Синодальный отдел — он сейчас к празднику 9 Мая тоже планирует определенного рода мероприятия, и уже наши социальные службы организовывают волонтерскую доставку еды, продуктов питания и, в том числе, финансовой помощи — прямо вот до квартиры ветерана. Поэтому любой наш радиослушатель может узнать, как это осуществляется на их приходе, в их храме, и попытаться принять в этом какое-нибудь участие — может быть, не реальное, но хотя бы, так сказать, через добрых людей, через волонтеров передать свою добрую весточку. Можно снять видеопоздравление. Мы сейчас живем в век Интернета. Можно снять видеооткрыточку такую маленькую, где ребенок может спеть песенку, прочитать стихотворение или просто рассказать то, что ему интересно, про войну и поздравить ветеранов. Можно предлагать разные формы и посмотреть, как дети воспримут их. Какая-нибудь из них точно подойдет. И здесь не может быть одинакового способа для всех, потому что все детки разные, характеры у всех различные. Кто-то с большим энтузиазмом это воспримет и захлопает в ладоши, а кто-то, ну, отнесется к этому — «ну, надо, так, значит, надо». Потому что не все же дети понимают, что это такое. Так что, я думаю, здесь важно не то, что они сделают, а сама подготовка родителей к этому. Чтобы они очень хорошо и внимательно отнеслись к этому празднику и уже сейчас, уже заранее, до Дня Победы начали немножко готовиться к этому событию, рассказывая детям, смотря с ними какие-нибудь фильмы. Вы знаете, вот недавно мой знакомый... Он любит смотреть военные фильмы и говорит: «Я очень удивился, когда я смотрел военный фильм, и мой сын, никогда прежде не интересовавшийся темой войны, сел рядом со мной и стал смотреть взрослый фильм — про танки, про сражения. Ему это стало так интересно». Говорит: «Но меня еще более поразило, когда рядом с ним оказалась моя дочь. Вот меня это просто выбило из колеи, потому что я и не ожидал, что и для них это будет какой-то серьезный интерес. Вот мои дети, например, очень любят смотреть «В мире животных». Но если я показываю Никодиму военную технику, он просто рот открывает, рядом садится и сидит. И смотрит, и задает вопросы. Ему это интересно. И я точно знаю, что если я скажу: «Давай поможем дедушке или бабушке», он закричит: «Да!» и захлопает в ладоши. И главное — потом показать ему, как мы помогли. Он поулыбается и будет горд собой. Потому что, в общем-то... Ну, мы не раз это делали, и он знает, что папа отнесет цветочек ветерану, он знает, что папа сходит и передаст и от него, и от сестренки какой-нибудь подарок для дедушки и для бабушки, которая дома сидит в этот день и тоже хочет праздника. Вот и для них это тоже такая возможность поучаствовать в радости. Все зависит от родителей, я думаю.

А. Ананьев

— Кстати, отец Николай, да, у меня к Вам вопрос культурологический, может быть. Какой фильм о Великой Отечественной войне Вы, быть может, порекомендовали бы показать подростку? Сегодня хороший вечер для того, чтобы сесть дома и посмотреть что-нибудь очень правильное. Я, наверное, не говорю сейчас о современных российских кинолентах, которые носят, скорее, приключенческий характер...

А. Митрофанова

— Ну почему? «Брестская крепость», например... Ну, это уже не последнего года, конечно, фильм, а ему несколько лет, но это очень серьезное кино.

А. Ананьев

— Ну, есть, есть. Да, я вот сейчас подумал о «Списке Шиндлера», например — о фильме, который подросткам, наверное, обязательно стоит посмотреть, может быть, и сегодня. А может быть... На меня, я помню, вот как раз классе в пятом произвела неизгладимое впечатление история «Молодой гвардии». И с тех пор у меня на первых аккордах «Священной войны» как раз вспоминались все вот эти молодогвардейцы. Что бы Вы посоветовали посмотреть? Какой Ваш любимый фильм?

Иерей Н. Бабкин

— «Брестская крепость» мне очень понравился — очень здоровый фильм, очень сильный. Я, может быть, немного удивлю наших радиослушателей — я буду предлагать советские фильмы. (Смеется.) Я, конечно, понимаю, что там есть своя доля политики и определенной идеологии... Для меня это — классика того времени. И, кстати, я думаю, не только фильмы про Великую Отечественную войну, а «Три мушкетера» — это очень, мне кажется, важный фильм, который сложно, конечно, будет для маленьких детей, но для подростка очень важный. Потому что он показывает про настоящую дружбу — дружбу, которая, в общем-то, идет наперекор всему. Я думаю, здесь какого-то одного фильма быть не может, но, в любом случае, надо смотреть на реакцию детей. Если им не понравился фильм, это еще не означает, что фильм плохой — может быть, просто они его не поняли. И родители заранее — заранее! — должны настроить их перед этим фильмом. Не спойлеры рассказывать — что будет дальше и так далее, а, может быть, познакомить вообще с эпохой. Рассказать, кто такой Дюма, например. А уже после того смотреть экранизацию. В том числе и касательно войны — рассказать про детей, про партизан, например. Мне очень нравятся фильмы про детей, которые участвовали в боевых действиях — вынужденно. Вынужденно участвовали... И ведь именно партизанская война внесла огромный вклад в Победу. Потому что благодаря нашим партизанам было достигнуто очень много. Они препятствовали продвижению немецких войск, уничтожали провизию, они действовали как бы в тени, но на самом деле их вклад в войну не менее важен. Он был даже более опасен, потому что партизаны не имели какой-то ну вот этой вот военной подготовки особенной. И там часто были дети. Очень часто. Потому что — ну кто про детей подумает, что они — партизаны? И они этим пользовались, часто шпионя за немцами, например, в оккупированных селах и докладывая уже в штаб о ситуации. И благодаря их разведданным происходили те или иные военные операции. То есть приходилось доверять детям в этих вещах. И это очень здорово. Дети, конечно, с одной стороны, взрослели рано, а с другой стороны, подвергались опасности... Ну, я не про это говорю речь. Я говорю про наше восприятие сегодня, когда, например, подросток смотрит эти фильмы, и он... Понятно, что его мнение недооценивают, к нему относятся со снисхождением. И тут он видит перед собой своего сверстника, который старше него не по годам, а по жизненному опыту, по серьезному отношению к жизни и так далее. Я думаю, это оставляет определенный вклад в душе ребенка. И если уж... что касается подростков, то, я думаю, наверное, стоит сделать упор именно на таких фильмах. Ну, и еще на современных тоже, в том числе, таких, как Брестская крепость, например. Главное, чтобы в фильмах был сюжет интересный и этот сюжет ребенку понравился. Это самое основное. А там уже какой фильм выберут, это уже зависит от характера ребенка, от его склонностей, ну, и от того, как родители настроят на кинопремьеру домашнюю, так сказать.

А. Митрофанова

— К каждому ребенку свой подход, и, в том числе, и в тех аспектах воспитания, о которых мы сегодня говорили. Спасибо Вам огромное, отец Николай, за этот разговор! И, Вы знаете, вот то, что Вы прямо несколько раз под разным ракурсом подчеркнули мысль, что нужно приглядываться и прислушиваться к собственному ребенку, а не автоматически переносить на него свой собственный опыт, это, по-моему, бесценно. Благодарю от всего сердца за этот разговор. «Семейный час» на радио «Вера» завершается.

А. Ананьев

— Алла Митрофанова, Александр Ананьев и клирик храма Во Имя Святителя Николая Мирликийского в Отрядном иерей Николай Бабкин. Всего доброго, отец Николай!

Иерей Н. Бабкин

— Спасибо Вам! С Праздником! Спасибо, дорогие братья и сестры, за то, что были с нами!

А. Ананьев

— Спасибо! Всего доброго!

А. Митрофанова

— До свидания!