
В нашей студии был клирик храма Николая Чудотворца в Отрадном священник Николай Бабкин.
В праздник 75й годовщины победы в Великой Отечественной войне мы размышляли о том, как говорить с детьми о войне, как сохранить в них память о настоящем подвиге ветеранов, и как отметить этот день в кругу семьи, чтобы в сознании ребенка не возникло неуместной романтизации войны или легкомысленного к ней отношения. Отец Николай поделился, каким должно быть отношение христиан к страшным событиям войны и к победе, цена которой — многие тысячи жизней. Разговор шел об акции «Бессмертный Полк», о том, как можно привлекать детей к поздравлениям ветеранов, и почему родителям важно самим прививать младшему поколению любовь к Родине и осознанное восприятие этого праздника. По словам нашего собеседника, духовность, вера и молитва — важные составляющие в жизни ребенка, которые формируют в нем здоровый патриотизм. Также отец Николай ответил, как он относится к становящейся популярной в эти дни военной атрибутике, и какой фильм о Великой Отечественной войне он рекомендовал бы к просмотру подростку.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев
— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире программа «Семейный час». Здесь Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— ...Александр Ананьев.
А. Ананьев
— И сегодня у нас будет серьезный разговор. Разговор, без которого сегодня обойтись было бы неправильно. Сегодня вся страна отмечает 75-ю годовщину Великой Победы. Как сохранить память об этой страшной войне, в первую очередь, в наших детях, которые, пожалуй что, и не застанут живых участников тех страшных событий? Как отпраздновать Великую Победу? Об этом мы хотим сегодня поговорить с нашим дорогим собеседником, клириком храма Во Имя Святителя Николая Мирликийского в Отрадном иереем Николаем Бабкиным. Добрый вечер, отец Николай!
Иерей Н. Бабкин Здравствуйте, Александр и Алла, здравствуйте, дорогие братья и сестры! Рад снова оказаться рядом с Вами, пусть и на расстоянии, но зная, что все мы сегодня более близки друг другу, как кто бы то ни было. Тем более, в столь замечательный патриотический праздник.
А. Ананьев
— Да, добрый вечер, отец Николай! И вопрос тем более непростой, что... Ну вот для меня, например, человека, который крестился относительно недавно (Алечка-то в храме уже не первый десяток лет)...
А. Митрофанова
— Ой!
А. Ананьев
— Да. Не первый десяток лет... У меня очень сильно изменилось отношение к салютам, к технике на улицах, вот к этому официальному празднованию Великой Победы, потому что все-таки это, в первую очередь, трагедия. В первую очередь, это миллионы жизней. Это Победа, вырванная ценой неимоверных усилий, ценой буквально крови. И вот у Вас как у священника хочется спросить: а каким же все-таки должно быть у нас сегодня, у христиан, отношение к тем страшным событиям и каким должно быть отношение к Великой Победе?
Иерей Н. Бабкин
— Вы знаете, я думаю, что сегодня эта тема довольно острая, особенно для тех, кто пришел к вере недавно, и те, которые, как Александр, называют себя неофитами, потому что есть важная заповедь Божья, называется «не убий!». И когда человек приходит к вере, он себе ставит вопрос: а можно ли убивать других людей даже ради Победы? Сейчас, в век гуманизма и постмодернистских ценностей, когда эти вопросы звучат очень отчетливо и люди ждут в ответ какие-то ответы, может быть, эти ответы должны быть более гуманные, более человечные, как-то сильнее противопоставляемы тем событиям, которые мы наблюдаем сегодня, — например, конфликты на Ближнем Востоке. Хочется, чтобы все жили в мире, в согласии, как в Писании сказано, все единодушно пребывали вместе, жили в мире, любви. Ну, это, наверное, такой идеализм, потому что на земле Рая никогда быть не может, мы созидаем Рай в самих себе. И я думаю, мы, созидая этот Рай, должны заботиться и беспокоиться о том, чтобы и внешне, вокруг нас было как можно лучше. И я имею в виду мир, мир между людьми. Поэтому подвиг воинов сложно недооценить и сложно переоценить. Они, безусловно, идут на очень серьезные духовные жертвы, когда идут на войну. Можно вспомнить иноков Пересвета и Ослябю, которые, несмотря на свой монашеский чин, вышли на битву с Челубеем. Можно вспоминать и наших верующих воинов и адмиралов, которые приносили победу нашему русскому оружию. Это ведь просто — сказать «не убий!» и отрезать, но гораздо сложнее переступить через свое «я», переступить через свои желания и пожертвовать чем-нибудь. Я думаю, здесь важный ответ на этот ключевой вопрос в дни Великой Победы — это любовь как самопожертвование, именно любовь как самопожертвование. Потому что любовь — это не просто какое-то чувство или временная эмоция, это не просто стремление к миру в душе. Это когда ты что-то отдаешь. Очень сложно поднять руку на человека. Мне приходилось исповедовать людей, бывших участников боевых действий, ветеранов. Это остается на всю жизнь с человеком. Они понимают, что это было необходимо, это было важно, но мы с Вами, как люди, живущие в мире, не военные, никогда не сможем понять их ношу, их боль, которую они несут. Я думаю, эти праздники — они помогают разделить их ношу, помогают понять и осознать, что такое любовь на самом деле. Это не просто какое-то возвышенное прекрасное чувство — это еще и очень сложный внутренний духовный путь того самого пожертвования, которое совершают и будут совершать наши воины на поле брани.
А. Ананьев
— Отец Николай, важный вопрос, особенно в контексте той самоизоляции, в которой мы все пребываем, звучит так: как Вы сегодня со своей семьей и со своими детьми (а у Вас растет сын, из которого вырастет широкоплечий защитник, в этом можно вообще не сомневаться) отметили День Победы сегодня? И как Вы его отмечаете вообще, в обычном режиме, что называется?
Иерей Н. Бабкин
— Так как я священник, то обычно батюшек приглашают на всякого рода парады, где нередко священнику дают слово. В тех приходах, где я служил, слава Богу, сложилась традиция совершать либо с благодарственного молебна, либо с заупокойной литии об усопших воинах. Благодаря этому все это светское мероприятие наполнялось очень важным духовным смыслом. Ну, а потом уже начиналась праздничная часть. Это была и полевая каша, это были и различные изделия, причем, не только военные, а вообще. Народные умельцы, те, кто работают и трудятся, что-то умеют делать своими руками, организовывали выставку, своего рода ярмарку, в которой мог принять участие каждый желающий. И праздник Победы превращался в такое радостное торжество, которое люди ждут. Для нашей семьи важно в этом моменте было понять вообще, что мы здесь делаем. Потому что, к сожалению, для большинства это такой праздник — выпить, закусить. Я буду прямо называть вещи своими именами. Но для тех людей, кто приходит почтить ветеранов, это Праздник Памяти. Поэтому и «Бессмертный полк», и богослужения, в том числе и богослужения на этих праздничных мероприятиях, они призваны к тому, чтобы объединить людей. И я думаю, очень важно для меня и для моей семьи, что мои дети принимают в этом участие. Все начинается обычно утром — со службы, потом мы идем к памятнику, мемориалу воинов, где начинается молитва, затем обращаюсь к людям с каким-то словом. Для некоторых это слово вообще один-два раза в год бывает, они видят священника, потому что не ходят в храм. И затем мы вместе с детьми радуемся. Мы просто ведем себя как обычные люди. То есть вот я стоял у микрофона, а здесь я после этого сразу же с детками так же хожу, пробую полевую кашу, общаюсь с людьми. И, в том числе, мы стараемся привлекать детей к каким-то поздравлениям, в первую очередь, к поздравлениям ветеранов. Вот в прошлом году мы организовали у себя на приходе финансовую помощь для участников боевых действий ветеранов труда и тех, кто имеет отношение к Великой Победе вообще. Так как у нас деревенский храм, таких людей не так много. Мы смогли охватить всех и вместе с нашими волонтерами, и вместе с нашими детьми обошли дома ветеранов, поздравили их, и было очень приятно видеть, как они были растроганы до слез. Вот в этом году сейчас, в режиме самоизоляции очень сложно это сделать. И, к сожалению, я уже не могу привлекать и своих детей. Но на приходах есть волонтерские службы, и в этом году мы также планируем помочь ветеранам. У нас 27 таких семей есть, которые мы хотим охватить. Не все из них участники боевых действий, в основном это инвалиды, одинокие и пожилые люди. Но мы решили, что праздник 9 Мая — это такая хорошая возможность вспомнить о прошлом поколении и сделать что-нибудь доброе. Это вот в рамках какой-то реальной помощи. Конечно, есть еще семейные традиции, которые совершаются. В основном это, наверное, «Бессмертный полк». Но я признаюсь честно, что никогда не участвовал в «Бессмертном полке» сам — к сожалению, из-за отсутствия каких-либо старых фотографий бабушек и дедушек. По обстоятельствам разного рода они просто не сохранились. И так как я всегда задействован в богослужениях и мероприятиях, у меня не было возможности принимать участие. Потому что митинг обычно заканчивается один, и я еду на митинг в соседний храм. Соответственно, я в шествие «Бессмертного полка» постоянно не попадаю и не успеваю. И в этом году, я так понимаю, тоже не получится. Хотя для детей, мне кажется, вот это — замечательная возможность. Но теперь это перспектива только лишь на следующий год. Насчет семейных традиций, я думаю, хорошо бы детям напомнить (и что делаем мы сами), как это было раньше. Потому что первые праздники Победы в нашей стране — это было не радостное событие, это был День траура, День Памяти. Когда миллионы людей умирают, жертвуют своей жизнью, как-то рука не поднимается к шашлыку, к выпивке и к чему-то подобному. Поэтому наши ветераны — они еще помнят об этом. И хорошо бы в этот день, если есть живые бабушки-дедушки, попросить их рассказать внукам, как праздновался День Победы в их молодости, как это было, когда они были детьми. И вот они могут рассказать очень важное. Я помню, когда я сам был маленький, мои бабушка и дедушка еще были тогда живы, рассказывали нам про Праздник Победы — как они наряжались, как они брали цветы, как они ходили к ветеранам, стояли на праздничной линейке. Во многих домах был после этого стол — скромный, но праздничный. И в воздухе царила какая-то особенная атмосфера какого-то торжества. Вот есть разница между патриотизмом и национализмом. Вот эту тонкую грань прочувствовать может не каждый человек. Патриот — это не тот человек, который считает свою нацию лучше других. Патриот — это тот, кто гордится заслугами своих предков и молитвенно их вспоминает. Вот это то, что нужно принести своим детям, это то, что должны сделать родители — в той форме, в которой они посчитают для себя более применимой. Мои детки еще маленькие, они еще даже в школу не ходят, поэтому до серьезных разговоров нам пока еще далеко. У нас, в основном, это сама атмосфера. И им это важно. Потому что главное — чтобы ребенок с детства запомнил, прочувствовал то, что происходит. И пока они маленькие, им важна и молитва, важно увидеть и папу, важно видеть, что родители относятся к этому со всей серьезностью. Вот это и есть те основы здорового патриотизма, которые закладываются в душах наших детей. И для этого они и нужны, все эти праздничные мероприятия. Я очень надеюсь, что в моих детях это останется, что потом, когда уже я состарюсь, мои внуки будут приходить ко мне и спрашивать: «Дедушка, а расскажи, как праздновали Великую Победу, когда ты был маленьким?». И вот я очень надеюсь, что как моим бабушке и дедушке, мне будет что рассказать и порадовать своих внуков.
А. Митрофанова
— В программе «Семейный час» на Светлом радио сегодня, в День Победы — священник Николай Бабкин, клирик храма Святителя Николая в Отрадном, в Москве. Отец Николай, вот мы слушаем Вас, и, Вы знаете, я думаю о таком моменте, связанном с передачей вот этой самой памяти... Вы сказали, как важна атмосфера в семье и восприятие Праздника Победы, правильное восприятие, чтобы дети правильно «считали», что ли, как-то усвоили не националистический характер, а патриотический в самом лучшем смысле этого слова. Мы же понимаем сейчас — слово... Ну, как сказать — у нас такие сложные процессы в стране, немножко оно и затерлось, и как-то его неправильно понимают, и такое явление, как «ура-патриотизм», возникло, и прочее, и прочее. Вот сейчас если все это оставить в стороне и поговорить о том самом святом патриотизме, простите за высокий штиль, как Вы думаете, если, к примеру, в семье один-два-три ребенка, четыре ребенка растет, если вот не 9 Мая, а просто в течение года возвращаться к теме любви к Родине вместе с детьми, как это можно делать? И что в этом смысле может помочь?
Иерей Н. Бабкин
— Вопрос непростой, потому что, конечно, в течение года мало кто из нас задумывается о том, что в детях нужно взращивать патриотизм. Большинство родителей предоставляют это школе, считая, что там тебя всему научат. Конечно, это ложный подход. В первую очередь, все ценности прививаются в семье. Я думаю, патриотизм возникает, когда твои родители, твои папа и мама, не опускаются, в первую очередь, до уровня вот этой желтой прессы, до уровня какой-то слепой оппозиции, абсолютно не аргументированной, а подкрепляемой только слухами, домыслами, какими-то скандалами и так далее. Вот этого дома быть не должно. Дети не должны расти в атмосфере отрицания, в атмосфере озлобленности. А к сожалению, все скандальные, «желтые» СМИ так называемые, они к этому-то и настраивают, и весь этот негатив дети воспринимают. В такой атмосфере патриотизмом и не запахнет. Если же дома есть ветераны, если же про них вспоминают, если родители молятся не только дома, но ходят на кладбище, совершают панихиду в храме, рассказывают детям о воинах Победы, у детей, в принципе, и будет возникать здоровый патриотизм. Они, конечно, не будут бегать, флагами махать в руках, но они будут уважать память своих предков. Я думаю, патриотизм — это именно уважение и почтение к памяти своих предков. Вера помогает в этом отношении. Я не знаю, как по-другому укрепить в человеке патриотизм. Можно, конечно, кричать про подвига наших воинов... Но хоть каждый день про него кричи, но какая может быть связь у живого с мертвыми для человека неверующего? Для верующего понятно — Церковь состоит и из живых, и из усопших. Мы не проводим какую-то градацию строгую, вот прямо такую линию, однозначно нас разделяющую. Для нас смерть, скорее — как переход, как изменение состояния. Поэтому когда мы молимся, мы ощущаем вот эту духовную близость с нашими предками, а значит, не теряем память о них. Ну представьте просто даже — если дети каждый день в молитве вспоминают своих усопших бабушек и дедушек, кто-то из них — воинов, и они так и говорят: «Почивший воин Иоанн», они никогда не забудут, что в их семье были усопшие воины. И у них всегда будет память о предках, а значит, будет патриотизм. Поэтому, я думаю, духовное, духовность, вера и молитва — это те важные составляющие в жизни раб с детства, которые формируют в нем здоровый патриотизм. Не ура-патриотизм, не национализм, а именно здоровый патриотизм, когда человек уважает, помнит и гордится подвигами своих предков.
А. Ананьев
— Я Вам очень благодарен, отец Николай, за вот эту вот маленькую ремарку, которая очень здорово расставляет все нужные акценты. Всего лишь одна строчка в молитве с упоминанием почившего воина сознание ребенка действительно кардинальным образом меняет, меняет в правильную сторону. И это отчасти отвечает на мой следующий вопрос, который я очень хочу Вам задать, и, наверное, ради этого вопроса мы с Аллой Митрофановой и затеяли сегодняшний разговор, который, я изначально знал, будет непростым. Я хочу, чтобы Вы прочертили границу между празднованием Великой Победы и романтизацией войны в сознании ребенка. Я буквально позавчера заезжал на шиномонтаж — очень приличный такой шиномонтаж с маленьким магазинчиком на втором этаже. И передо мной папа с маленьким сыном — ну, он, может быть, чуть постарше Вашего сына — радостно покупал ему пилотку сувенирную, да. И мне не понравилось то, что я увидел, и очень не понравилось то, что я почувствовал. И еще одно — даже маленькая такая история. Лет пять назад мы ехали с дочерью по Третьему транспортному кольцу и проезжали мимо щита, рекламирующего детскую молодежную патриотическую организацию, название которой, в общем, наверное, не так важно. Но она, проезжая мимо этого щита, пожала плечами и сказала то, что заставило меня задуматься. Она говорит: «А ты понимаешь, что они рекламируют насилие среди детей?». Она говорит: «Ты понимаешь, что они детям говорят, что убивать можно и этому надо учиться?». Вы, отвечая на один из наших вопросов, тоже сказали слово «праздник». Но вот праздник и война — это же абсолютно разные вещи. Война не может быть праздником. И Победа, наверное, тоже не может быть — по крайней мере, не должна, как мне кажется — быть праздником в сознании ребенка.
Иерей Н. Бабкин
— Я полностью согласен с Вами, Александр, потому что носить пилотки, заниматься романтизацией Победы в такой Праздник Памяти для меня как человека верующего выглядит весьма кощунственно. Хотя многие постят фотографии в этот день, особенно блогеры многие, в том числе. На детях это смотрится правда очень мило — такой маленький будущий воин. И, вроде бы, при внешнем таком взгляде — ну что плохого? Ну, надел он пилотку, ну, ходит с флагом, ну, вступил в какой-то патриотический клуб, где постоянно бегает с автоматом (ну, я утрирую, конечно). Не важно. Смысл вот в чем. Действительно, происходит вот эта романтизация Победы. Отношение к ней не как к Дню Памяти, а как к какому-то событию, которое можно очень интересно обыграть. Я понимаю, что в этом есть определенная политическая составляющая и идеологическая, само собой. Я понимаю, что под тему войны можно продвигать совершенно разные темы, в зависимости от желания и политической конъюнктуры. Но для человека верующего наблюдать все это крайне неприятно. Потому что для меня Праздник Победы — это праздник крови, пролитой крови бойцов. И эта форма — она не может быть одета в качестве игры. В этой форме люди умирали и проливали кровь. Нельзя ее одеть только потому, что это мило смотрится на тебе или на твоем ребенке. Я еще могу понять эти ленточки, которые цепляют на себя всегда и везде, на каждый праздник, но вот атрибуты военной формы, автоматы в руках детей или еще что-то — это, мне кажется, такой достаточно опасный и легкомысленный взгляд на вещи. Он непродуманный, он невзвешенный. Я не осуждаю этих родителей, я не думаю, что они делают это со зла или еще что-то. Просто праздник — они хотят как-то соблюсти внешнюю атрибутику, и не более. Но если человек к этому подходит именно вот что это игра, это просто праздничное веселье, в этом кроется определенная угроза. Нельзя относиться легкомысленно к войне, это опасно. Это важно. Эта легкомысленность приводит к тому, что наши дети могут начать относиться легкомысленно и к жизни, и в целом к каким-то конфликтным ситуациям. Мы не помним того, что было, мы в мирное время родились, а наши дедушки и бабушки некоторые еще помнят. Конечно, они тоже смотрят на это и улыбаются — времени прошло очень много. Ну, и все-таки я считаю, что должна быть память о воинах. А вся эта форма и все эти заигрывания со смертью (я по-другому не могу к этому отнестись иначе) больше смахивают на кощунство — может быть, ненамеренное, не специальное, но все-таки оскорбление памяти усопших воинов. Как-то странно стоять в военной форме, махать цветами, когда ты стоишь у памятника погибшему воину, для которого эта форма не была игрой, и этот автомат не был игрушкой. Это был образ его жизни, это был его сознательный выбор. Особенно тех, кто пошел в добровольцы. Особенно партизан, например, или тех, кто вообще самоотверженно шел на войну для того, чтобы, если что, и пожертвовать собою. И мне кажется, оказался бы если бы кто-то из нас вот в этой форме, оказался перед ними, ему было бы стыдно. Стыдно, потому что ты надел форму, не имея на это права. Это как, знаете, можно простить ребенку, когда он играет в батюшку — берет, например, кадило или какую-нибудь веревочку и начинает махать. Это мило, это прекрасно. Но когда это делают взрослые люди, когда взрослые люди дают своим детям в руки оружие, одевают их в военную форму, это уже странно, по меньшей мере. И я думаю, к этому нельзя так относиться легкомысленно. Это унижает память павших бойцов нашей Родины. И в отношении ветеранов войны, особенно тех, кто помнит самые первые парады, это выглядит, я уж не знаю — оскорблением, не оскорблением... Такой, знаете, жест не совсем приемлемый... Я даже не знаю, честно, как обозначить это... Да, у нас в детстве, в общем-то, не было такой традиции — одеваться в форму. Мне с детства родители всегда прививали уважение к военной форме. И чтобы кто-то из нас надевал ее в качестве игры, особенно в День Победы, ну, лично для меня и для моей семьи — это совершенно, категорически недопустимо. Может быть, наши радиослушатели, конечно, иначе считают, я не знаю. (Смеется.) Но вот у меня такое отношение.
А. Митрофанова
— Отец Николай, я очень хорошо понимаю. О чем Вы говорите, и вспоминаю слова моих бабушек, которые, глядя на нас, уплетающих за обе щеки какой-нибудь наваристый суп с удовольствием, говорили: «Господи, лишь бы не было войны!». Но Вы знаете, вот сейчас у нас будет небольшой перерыв, а потом мне бы хотелось рассказать о своем опыте. У меня в детском садике был такой момент, когда мы надевали военную форму. И мне бы хотелось этим поделиться. И, может быть, Вы бы тоже прокомментировали этот момент, потому что на меня все это произвело совершенно неизгладимое впечатление и не могу сказать, что сделало меня человеком, безответственно относящимся и к форме, и к орденам, и к Великой Победе.
А. Ананьев
— Мы продолжаем «Семейный час». Здесь Алла Митрофанова, Александр Ананьев и клирик храма Во Имя Святителя Николая Мирликийского в Отрадном, в Москве иерей Николай Бабкин. И сегодня у нас очень серьезный разговор — разговор, посвященный празднованию 75-летней годовщины Великой Победы. И Алла Митрофанова пообещала поделиться историей из своего детства о том, как в детском саду она надевала военную форму, и...
А. Митрофанова
— Ну, да. Ты на меня еще так посмотрел, как будто бы «что там может быть»... (Смеется.)
А. Ананьев
— Ну я заинтригован просто.
А. Митрофанова
— Вообще, все было вот для нас, детей, как-то невероятно торжественно, и мы страшно гордились тем, что у нас был, например, военный танец. Я, по-моему, даже уже на радио «Вера» об этом рассказывала. Приглашали... Естественно, на 9 Мая или под 9 Мая были утренники в детском садике, и все приглашали и родителей, и бабушек и дедушек. И вот в зрительном зале сидит мой дедушка, ветеран войны, у которого... Естественно, в таких случаях дедушки и бабушки приходили со всеми своими орденами и медалями. И у дедушки вся грудь увешана орденами, потому что множество и подвигов... И он сам, и бабушка моя по папиной линии — они были участниками Великой Отечественной войны. Бабушка работала в госпитале, а дедушка, естественно, был на передовой, он с контузией вернулся. И вот мы — дети, и у нас танец военных моряков. Из формы у нас бескозырки с ленточками и какие-то такие, знаете, манишки, тельняшки. С каким благоговением мы, дети, это все на себя надевали! С какой гордостью мы выходили танцевать этот танец военных моряков! Как мы потом ликовали, когда нас фотографировал, потому что был, естественно, и фотограф приглашен — ну, как это в садиках делают. Тогда же не было гаджетов. Когда дедушка, весь в орденах, держит меня на коленях, и я вот в этой самой форме военной морячки... Вы знаете, меня гордость распирала страшная — за дедушку и за то, что он меня... вот он, весь в орденах, и он меня посадил на колени. А у меня благодаря этой бескозырке, Вы знаете, возникало какое-то чувство сопричастности, что ли. Я не знаю, может быть, это был такой эрзац, потому что росли мы в то время, когда дома в большинстве своем все-таки люди не молились. И как-то почувствовать себя иначе причастными к этой Великой Победе мы, дети, не могли. Но для нас это не было тем, что сейчас называется «фан».
А. Ананьев
— Позволь, я спрошу тебя вот сейчас, даже не отца Николая, а тебя. Неужели не было вот этого ощущения, что на Новый год — костюм зайчика или снежинки, а на День Победы — костюм солдатике?
А. Митрофанова
— В моем сознании это было совершенно другое. Потому что рядом со мной сидел мой дедушка, у которого... Вот опять же, у него за плечами все эти чудовищные годы войны — у него в ухе слуховой аппарат, потому что он без него не слышит, он контуженным с войны вернулся. У него все эти какие-то фронтовые воспоминания... И второй мой дедушка, который помоложе, поэтому он не был солдатом, но он как-то, я не знаю, через всю свою жизнь пронес свои воспоминания 15-летнего парня, который рвался на фронт. И для меня вот это... Знаете, я затаив дыхание слушала эти рассказы и эти истории. Никаким... Извините, пожалуйста, но никакой Дед Мороз там рядом не стоял. Это было совершенно по-другому. Я не знаю, может быть, это просто как-то правильно подавали — у нас все-таки были прекрасные воспитатели в детском саду. Но это не вызывало во мне ощущения, что вот, поменяли костюм, и сейчас вот точно так же весело и дружно мы будем петь и плясать, но только про другое.
А. Ананьев
— А я с ужасом вспоминаю свое вот это вот... И примерно из тех же времен — это были начальные классы средней школы, — я помню, принесли автомат Калашникова, его положили перед детьми, дети встали в очередь. Мне не досталось подержать автомат. Но я помню свое ощущение — я помню, как я смотрел на автомат и думал: «Ладно, вот будет война — мне дадут автомат, дадут гранаты, и это будет очень круто!». Вот чего я боюсь, понимаешь?
А. Митрофанова
— Отец Николай, в общем, наш вопрос к Вам: каким... Ну, в данном случае, я не знаю, может быть, действительно у наших воспитателей и в наших семьях как-то иначе относились к подобным вещам?
Иерей Н. Бабкин
— Вы знаете, я думаю, что Вы с Александром оба правы. Все зависит от опыта в семье. Вот, например, для моей семьи были совершенно неприемлемы бескозырки, пилотки и вот вся эта атрибутика. Но когда я был ребенком, у нас был новогодний утренник, то я действительно испытывал некую гордость. Я, правда, был в костюме охотника, но у меня было самодельное ружье, которое сделал папа, я к этому относился очень серьезно. Отец очень любит военные фильмы, всю эту тему, и он очень всегда интересно, с жаром все это рассказывал. И я относился к этому соответствующе. Вот у Вас, Алла, тоже дедушка весь в орденах. Конечно, отношение к войне здесь будет совершенно иное. Но у современной молодежи, у которой уже нету этих дедушек, бабушек, большинство из них уже умерли, не помнят, у них есть только родители, у которых нет особо времени на все эти патриотические беседы, которые предоставляют всю эту тему, в основном, школам или же телевидению, или фильмам. У них совершенно иное отношение к войне, тем более учитывая современную индустрию компьютерных игр, где любой бегает с автоматом. Раньше автомат — это что-то такое было... Вот когда Александр говорит: принесли настоящий автомат, ух ты! Сейчас с этим гораздо проще. Сейчас пошел, купил себе игру, взял автомат Калашникова и пошел стрелять. Тогда стреляли... Что стреляли? Яйца ловили с волком, да? Помните эти игры первые? Вот и все. Уроки, так сказать, гражданской обороны или ОБЖ, вся эта тема — к ней мы относились совершенно иначе, не так, как сегодня дети относятся. И к теме войны не было такого легкомысленного отношения. Я почему выступаю против всех этих пилоток? Может быть, тогда, в наше время... Я уже говорю, как будто какой-то старик, хотя молодой священник совершенно. Но, Вы знаете, все зависит, правда, от воспитания, от семьи, от эпохи, в которой мы живем.
А. Митрофанова
— Отец Николай, если позволите тогда, я попробую сделать обобщение. Вы меня поправьте, возможно, я ошибаюсь. Получается, механическое перенесение своего опыта на следующее поколение — это не вполне правильный ход? То есть вот, к примеру, в моем детстве — да, был такой замечательный опыт. Но сейчас другое время, и если я просто автоматически попытаюсь, например... У нас будут дети, мы их оденем в такую же бескозырку и прочее и будем ждать, что это автоматически сработает, — нет, не сработает. Потому что мы не сможем передать чего-то такого, чего сами, может быть, не поймем, если не будет сопутствующих разговоров, не будет вот этого глубокого погружения... Ну, я не знаю, как вот... Ребенок, может быть, не все может понять еще пока интеллектуально, но кожей-то понимает, нутром понимает. Песня «Вставай, страна огромная!» — тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы мурашки побежали по спине при первых аккордах. Мы все ее узнаем. Вот на каких-то вот таких не только внешних уровнях, но и на уровнях каких-то, ну, кодов культуры, что ли, тоже надо думать, что делать, и как об этом опыте снова и снова свидетельствовать детям, которые все дальше от этого поколения. То есть не механически, а какие-то искать пути, ходы, и это родительская задача такая.
Иерей Н. Бабкин
— Да, да. Я думаю, когда мы были маленькие и нам бабушки или дедушки говорили фразы: «Как раньше было...», «А вот когда я была маленькой...», наверное, мы не понимали, о чем речь, что значит, «когда ты была маленькая...». Вот для нас это была совершенно иная эпоха, какая-то иная история, которая нас, в общем-то, особо не касается. И конечно, когда сегодня кто-то примеряет на нас чужую одежду, свою собственную, думая, что мы так легко ее оденем, наверное, это немного наивно. Я думаю, что, к сожалению, наша современная вот эта индустрия развлечений — она этому препятствует. И это легкомысленное отношение к войне, к сожалению, через вот этот маскарад, который устраивается на 9 Мая... Он вряд ли положит добрые основания в душе ребенка, если только его семья не пропитана настоящим чувством глубокого патриотизма. Вот я Аллу послушал и, знаете, изменил свою категоричность суждений на этот счет. Может быть, в каких-то ситуациях для какой-то семьи даже такого рода атрибутика и переодевание, может быть, действительно станет каким-то важным и запоминающимся уроком и оставит след в душе. Но лично я не могу вот этого принять, для меня это непонятно. Потому что у меня иной опыт. И именно опыт характеризует все. Мы передаем детям все равно какую-то часть своего опыта, часть своего видения. К сожалению, я не смогу на них смотреть с умилением, когда они будут в пилотке или в военной форме. Мне кажется, что с гораздо большей радостью можно смотреть на ребенка, если он идет в «Бессмертный полк» и если он смотрит вместе с тобой какие-нибудь военно-патриотические фильмы, интересуется историей. А одежда уже и все это, внешняя атрибутика — она уже должна быть как следствие вот тех основ, которые закладываются в семье. Если основ нету, то это просто такой маскарад, как на Новый год, как Александр очень точно отметил. К сожалению, в большинстве своем так и бывает. Потому что это, Вы знаете как, 9 Мая все по традиции ленточки крепят на машины. Это смотрится странно. Особенно когда надписи: «На Берлин!» на машине немецкого производства. Явно, что у человека какие-то в голове двойные стандарты присутствуют. Я думаю, мы должны относиться к войне более осознанно, очень внимательно следить за той формой выражения патриотизма, в которой участвуют наши дети, очень внимательно, как-то к этому более продуманно относиться. Мне кажется, дело в нашем легкомыслии. И я полностью согласен с Аллой в том отношении, что у нас свой собственный опыт видения войны, и мы не сможем его просто взять и из одной головы в другую перенести. Дети все равно будут смотреть на все иначе. Я, если бы даже сам сильно очень захотел, я не стал бы относиться к войне, как мой отец, потому что у него совершенно другой опыт. У него все-таки были на глазах и бабушка, и дедушка, которые действительно реально воевали. И он, когда вспоминает Победу, он не может без слез про нее говорить. Вот я так не могу говорить. Я не могу говорить про Победу, что-то рассказывать и плакать при этом. А он слышал с детства, он это очень сильно переживает. Но он не может это вот взять и в мою голову засунуть. Поэтому я вот думаю, что моя форма выражения должна быть другой. Потому что и мой опыт немножко иной.
А. Ананьев
— Но о чем мы можем говорить с детьми и, наверное, как мне кажется, должны: война — это, в первую очередь, смерть. Как кто-то из моих друзей метко написал в социальных сетях: «То, что Победа — праздник, наши дети уже поняли. Теперь надо, чтобы они поняли, что война — это трагедия и, прежде всего, смерть». И вот вопрос, на который мне очень хочется услышать ответ Ваш именно как православного священника: как говорить с детьми о смерти? Как говорить о войне именно в свете того, что, в первую очередь, это смерть и трагедия? Чтобы не перейти границу, чтобы не травмировать, чтобы сформировать очень правильное отношение к тому, что это действительно трагедия, которую вынести невозможно, которую описать невозможно?
Иерей Н. Бабкин
— Обычно все естественно приходит. У меня... Впервые в детстве я столкнулся со смертью, когда умер мой дядя. Просто пришла бабушка домой и сказала: «Гена умер». И что-то после этого в доме случилось. Я впервые услышал это слово. Все вдруг заплакали, и я тоже заплакал, потому что почувствовал, что мы что-то потеряли, что мы его потеряли, но не мог понять, как это — потеряли и почему это — потеряли. То есть для меня не было такого понятия, как смерть. Я знал, что букашки умирают, еще что-то... Но в отношении людей как-то я особо не задумывался. Всегда жило ощущение в моей душе, что не может так все просто у человека заканчиваться, учитывая наш разум, волю, наш жизненный опыт, то, как мы пытаемся развиваться, стать лучше. Не может просто так все заканчиваться. И вот я как маленький был, вот я в душе, конечно, к этому, может быть, так не относился, но я не думал никогда, что все просто так заканчивается. Не хотел я это принимать. И я хоть плакал со всеми, но в глубине души жила эта уверенность. Я помню, когда я прощался впервые с дядей своим на похоронах, в храме, как прикладывался к его холодному лбу, прощаясь с ним, и в моей душе остался и интерес смерти, как, безусловно, сопряженный со страхом и с непониманием и противлением этой смерти, но какое-то еще глубокое почтение к происходящему. Может быть, потому что я впервые увидел смерть в храме, увидел иное осмысление и наполнение этой смерти. Я думаю, в семье должно это происходить вполне естественно. Мои дети, так как они дети священника, они просто... получилось как-то так, что они оказались на отпевании. Ну, случайно просто мимо них гроб пронесли. И они спросили, почему эта бабушка лежит в этом гробу. И матушка аккуратно объяснила, что бабушка ушла из этого мира. И тогда уже дети стали спрашивать, а как это. И мы всегда объясняем детям, да я и прихожанам так же объясняю — на примере бабочки, которая когда-то была гусеницей и ползала по этой земле. Но любая гусеница всегда мечтает когда-нибудь взлететь к этому небу. И нам тоже, бывает, хочется превзойти грань своих возможностей, обрести некое бессмертие, расправить крылья, взлететь к небу. Усопшие достигают этого самого состояния. Детям на примере этой бабочки обычно все становится понятно. Понятно, для чего ты ползаешь по земле. Ну, для детей — да.
А. Ананьев
— Мы продолжаем разговор с клириком храма Во Имя Святителя Николая Мирликийского в Отрадном иереем Николаем Бабкиным. Здесь Алла Митрофанова и Александр Ананьев. Мне бы хотелось обратить внимание наших слушателей — ну, и Вас, отец Николай — вот еще на какой аспект. Почему важно говорить об этом именно сегодня, в 2020 году, когда мы отмечаем 75-ю годовщину Великой Победы? Опять же, не моя мысль, я ее вычитал буквально на днях в Интернете. Не ручаюсь за точность цитаты, но смысл ее сводится к тому, что вот наши с Вами дети, отец Николай, это, по сути, первое поколение, которое не застанет в живых участников войны, вот тех самых дедушек в орденах, о которых рассказывала только что Алла Митрофанова, осязаемых, настоящих, которые могут посмотреть на тебя своими мудрыми глазами и рассказать о том, как это было. Они не увидят ветеранов, они не смогут услышать их рассказов. Это поколение, от которого, по сути, зависит, останется в народе память о Великой Отечественной войне или нет. И вот на это я хотел бы обратить внимание наших слушателей. Действительно, это очень важно.
А. Митрофанова
— Отец Николай, Вы знаете, а вот, как Вы сказали, очень важно нам молиться за наших ушедших близких. И вот именно через такую молитву домашнюю дети могут очень хорошо понимать, что же такое Вечная Жизнь, что такое вот эта жертва за своих близких, и у них формируется правильное отношение и ко Дню Победы тоже — вот именно через такую молитву. Не то, что это «прикольно» — надеть костюмчик, а то, что это действительно очень серьезно, и какая-то благодарность появляется, не наигранная такая, а какая-то глубинная, искренняя и прочее. Как можно было бы еще? Ведь мы знаем — вера без дел мертва, по словам апостола. В делах выражать или, может быть, даже вот дома подумать... Вот сейчас, там, изоляция у нас у всех, но вот все равно можно найти какие-то ходы — выразить свою признательность: и своим близким, и, может быть, соседям, да и просто пожилым людям. Потому что, ну, даже если человек не воевал и не был тружеником тыла, а в войну был ребенком, например, все равно он помнит это время, и какую-то дань нашего уважения за то, что человек через это прошел, отдать можно. Что можно было бы сделать? Я не знаю, курьером заказать продукты, поддержать, помочь, да? Не все же прихожане храмов так, чтобы волонтеры храмов смогли прийти и обеспечить всем необходимым. Какую-то, не знаю, нарисовать виртуальную открытку или... Я просто не знаю, вот сейчас думаю, какие могут быть ходы, действительно... Ведь 9 Мая раз в году, но наша память и наше уважение к этим людям — они же круглый год актуальны, да? И можно с детьми придумать какие-то варианты и ходы, и это тоже для них станет важным опытом. Вот что здесь может быть? Какие-то дела милосердия, которые в таких ситуациях помогают?
Иерей Н. Бабкин
— А мне кажется, сейчас очень актуально в дни самоизоляции вспомнить о ветеранах и каким-то образом поучаствовать в помощи им. Есть и фонды всякого рода, есть просто бабушки и дедушки пожилые, которые живут неподалеку. Если Вы знаете, что в Вашем доме есть ветеран или в Вашем районе живет такой ветеран, наверняка, есть приход, который окормляет этих ветеранов, или какие-нибудь городские службы, участвующие в поздравлении ветеранов (это ежегодно происходит), и, может быть, есть возможность как-то поучаствовать. Взрослым, конечно, проще всего это сделать, потому что они могут перевести пожертвование, например. С детьми сложнее, потому что если они вообще не имеют никакого представления, то нужно будет воспользоваться какой-то образовательной площадкой, посмотреть небольшие ролики, рассказать самим, может быть, полистать старые фотографии и уже в конце спросить, после всего этого: «Скажи вообще, какое твое отношение и как бы вот ты хотел помочь этим людям? И вообще как хотел бы ты их отблагодарить?». И если ребенок как-то неуверенно отвечает, то не нужно заставлять его это делать. Лучше сперва подать пример. Но не говорить ему про это. Пусть пройдет, например, день. А потом, например, подозвав его к компьютеру, ты покажешь ему фотографию какой-нибудь бабушке. И сказать ему: «Ты знаешь, мы решили вместе с мамой — от нашей семьи и от Вас тоже сделать маленький подарок вот ветерану. У нас в город вот живет эта женщина, она одинокая, и с помощью фонда, с помощью социальных служб мы решили сделать ей подарок 9 Мая и перечислить маленькое пожертвование». И посмотреть на реакцию ребенка. И можно будет затем в ответ предложить ему что-нибудь сделать. Это может быть самая обычная ерунда — просто выйти в режиме самоизоляции в магазин, и пусть он возьмет что-нибудь вкусненькое для ветерана, например. Да, это может быть даже просто обычное яблочко или конфетка. Или в цветочный, например. Сейчас есть курьерские службы и так далее. И сам подпишет открытку для ветерана. Курьер может доставить эту открытку вместе с этим цветочком тому самому ветерану и поздравить его. Я думаю, в режимах самоизоляции нужно пользоваться всякого рода способами. И наш социальный отдел по благотворительности, наш Синодальный отдел — он сейчас к празднику 9 Мая тоже планирует определенного рода мероприятия, и уже наши социальные службы организовывают волонтерскую доставку еды, продуктов питания и, в том числе, финансовой помощи — прямо вот до квартиры ветерана. Поэтому любой наш радиослушатель может узнать, как это осуществляется на их приходе, в их храме, и попытаться принять в этом какое-нибудь участие — может быть, не реальное, но хотя бы, так сказать, через добрых людей, через волонтеров передать свою добрую весточку. Можно снять видеопоздравление. Мы сейчас живем в век Интернета. Можно снять видеооткрыточку такую маленькую, где ребенок может спеть песенку, прочитать стихотворение или просто рассказать то, что ему интересно, про войну и поздравить ветеранов. Можно предлагать разные формы и посмотреть, как дети воспримут их. Какая-нибудь из них точно подойдет. И здесь не может быть одинакового способа для всех, потому что все детки разные, характеры у всех различные. Кто-то с большим энтузиазмом это воспримет и захлопает в ладоши, а кто-то, ну, отнесется к этому — «ну, надо, так, значит, надо». Потому что не все же дети понимают, что это такое. Так что, я думаю, здесь важно не то, что они сделают, а сама подготовка родителей к этому. Чтобы они очень хорошо и внимательно отнеслись к этому празднику и уже сейчас, уже заранее, до Дня Победы начали немножко готовиться к этому событию, рассказывая детям, смотря с ними какие-нибудь фильмы. Вы знаете, вот недавно мой знакомый... Он любит смотреть военные фильмы и говорит: «Я очень удивился, когда я смотрел военный фильм, и мой сын, никогда прежде не интересовавшийся темой войны, сел рядом со мной и стал смотреть взрослый фильм — про танки, про сражения. Ему это стало так интересно». Говорит: «Но меня еще более поразило, когда рядом с ним оказалась моя дочь. Вот меня это просто выбило из колеи, потому что я и не ожидал, что и для них это будет какой-то серьезный интерес. Вот мои дети, например, очень любят смотреть «В мире животных». Но если я показываю Никодиму военную технику, он просто рот открывает, рядом садится и сидит. И смотрит, и задает вопросы. Ему это интересно. И я точно знаю, что если я скажу: «Давай поможем дедушке или бабушке», он закричит: «Да!» и захлопает в ладоши. И главное — потом показать ему, как мы помогли. Он поулыбается и будет горд собой. Потому что, в общем-то... Ну, мы не раз это делали, и он знает, что папа отнесет цветочек ветерану, он знает, что папа сходит и передаст и от него, и от сестренки какой-нибудь подарок для дедушки и для бабушки, которая дома сидит в этот день и тоже хочет праздника. Вот и для них это тоже такая возможность поучаствовать в радости. Все зависит от родителей, я думаю.
А. Ананьев
— Кстати, отец Николай, да, у меня к Вам вопрос культурологический, может быть. Какой фильм о Великой Отечественной войне Вы, быть может, порекомендовали бы показать подростку? Сегодня хороший вечер для того, чтобы сесть дома и посмотреть что-нибудь очень правильное. Я, наверное, не говорю сейчас о современных российских кинолентах, которые носят, скорее, приключенческий характер...
А. Митрофанова
— Ну почему? «Брестская крепость», например... Ну, это уже не последнего года, конечно, фильм, а ему несколько лет, но это очень серьезное кино.
А. Ананьев
— Ну, есть, есть. Да, я вот сейчас подумал о «Списке Шиндлера», например — о фильме, который подросткам, наверное, обязательно стоит посмотреть, может быть, и сегодня. А может быть... На меня, я помню, вот как раз классе в пятом произвела неизгладимое впечатление история «Молодой гвардии». И с тех пор у меня на первых аккордах «Священной войны» как раз вспоминались все вот эти молодогвардейцы. Что бы Вы посоветовали посмотреть? Какой Ваш любимый фильм?
Иерей Н. Бабкин
— «Брестская крепость» мне очень понравился — очень здоровый фильм, очень сильный. Я, может быть, немного удивлю наших радиослушателей — я буду предлагать советские фильмы. (Смеется.) Я, конечно, понимаю, что там есть своя доля политики и определенной идеологии... Для меня это — классика того времени. И, кстати, я думаю, не только фильмы про Великую Отечественную войну, а «Три мушкетера» — это очень, мне кажется, важный фильм, который сложно, конечно, будет для маленьких детей, но для подростка очень важный. Потому что он показывает про настоящую дружбу — дружбу, которая, в общем-то, идет наперекор всему. Я думаю, здесь какого-то одного фильма быть не может, но, в любом случае, надо смотреть на реакцию детей. Если им не понравился фильм, это еще не означает, что фильм плохой — может быть, просто они его не поняли. И родители заранее — заранее! — должны настроить их перед этим фильмом. Не спойлеры рассказывать — что будет дальше и так далее, а, может быть, познакомить вообще с эпохой. Рассказать, кто такой Дюма, например. А уже после того смотреть экранизацию. В том числе и касательно войны — рассказать про детей, про партизан, например. Мне очень нравятся фильмы про детей, которые участвовали в боевых действиях — вынужденно. Вынужденно участвовали... И ведь именно партизанская война внесла огромный вклад в Победу. Потому что благодаря нашим партизанам было достигнуто очень много. Они препятствовали продвижению немецких войск, уничтожали провизию, они действовали как бы в тени, но на самом деле их вклад в войну не менее важен. Он был даже более опасен, потому что партизаны не имели какой-то ну вот этой вот военной подготовки особенной. И там часто были дети. Очень часто. Потому что — ну кто про детей подумает, что они — партизаны? И они этим пользовались, часто шпионя за немцами, например, в оккупированных селах и докладывая уже в штаб о ситуации. И благодаря их разведданным происходили те или иные военные операции. То есть приходилось доверять детям в этих вещах. И это очень здорово. Дети, конечно, с одной стороны, взрослели рано, а с другой стороны, подвергались опасности... Ну, я не про это говорю речь. Я говорю про наше восприятие сегодня, когда, например, подросток смотрит эти фильмы, и он... Понятно, что его мнение недооценивают, к нему относятся со снисхождением. И тут он видит перед собой своего сверстника, который старше него не по годам, а по жизненному опыту, по серьезному отношению к жизни и так далее. Я думаю, это оставляет определенный вклад в душе ребенка. И если уж... что касается подростков, то, я думаю, наверное, стоит сделать упор именно на таких фильмах. Ну, и еще на современных тоже, в том числе, таких, как Брестская крепость, например. Главное, чтобы в фильмах был сюжет интересный и этот сюжет ребенку понравился. Это самое основное. А там уже какой фильм выберут, это уже зависит от характера ребенка, от его склонностей, ну, и от того, как родители настроят на кинопремьеру домашнюю, так сказать.
А. Митрофанова
— К каждому ребенку свой подход, и, в том числе, и в тех аспектах воспитания, о которых мы сегодня говорили. Спасибо Вам огромное, отец Николай, за этот разговор! И, Вы знаете, вот то, что Вы прямо несколько раз под разным ракурсом подчеркнули мысль, что нужно приглядываться и прислушиваться к собственному ребенку, а не автоматически переносить на него свой собственный опыт, это, по-моему, бесценно. Благодарю от всего сердца за этот разговор. «Семейный час» на радио «Вера» завершается.
А. Ананьев
— Алла Митрофанова, Александр Ананьев и клирик храма Во Имя Святителя Николая Мирликийского в Отрядном иерей Николай Бабкин. Всего доброго, отец Николай!
Иерей Н. Бабкин
— Спасибо Вам! С Праздником! Спасибо, дорогие братья и сестры, за то, что были с нами!
А. Ананьев
— Спасибо! Всего доброго!
А. Митрофанова
— До свидания!
Послание к Римлянам святого апостола Павла

Рембранд. «Апостол Павел в темнице». 1629
Рим., 93 зач., VI, 18-23.

Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Раб Божий — это выражение, которое нередко звучит в религиозном контексте. У некоторых даже церковных людей оно вызывает непонимание и отторжение. Что подразумевает Священное Писание, когда использует его? Тот отрывок из 6-й главы послания апостола Павла к Римлянам, который звучит сегодня в православных храмах, призывает нас поразмышлять над этим вопросом.
Глава 6.
18 Освободившись же от греха, вы стали рабами праведности.
19 Говорю по рассуждению человеческому, ради немощи плоти вашей. Как предавали вы члены ваши в рабы нечистоте и беззаконию на дела беззаконные, так ныне представьте члены ваши в рабы праведности на дела святые.
20 Ибо, когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности.
21 Какой же плод вы имели тогда? Такие дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их — смерть.
22 Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец — жизнь вечная.
23 Ибо возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем.
Во времена апостола Павла рабство было нормой социальной жизни. В отличие от слуги, который был наёмным работником, получал деньги за свой труд, а также имел личное время и пространство, раб был просто вещью. Конечно, хозяева были разные. Кто-то в силу своей человечности видел в рабе человека. Бывали случаи, когда невольники даже становились членами семьи. Однако общее настроение было таково, что раб считался ничем не лучше и не хуже сторожевого пса, рабочей лошадки или повозки. А потому он не принадлежал себе ни одной минуты в течение суток. Он не имел никакого личного пространства. По сути, он был безволен.
Вот почему Павел использует образ раба. Он хочет донести до слушателей простую мысль. Та свобода, которой кичились многие знатные римляне, — это просто иллюзия. Возможность беспрепятственно перемещаться в пространстве и быть способным платить по счетам, это ещё не означает быть по-настоящему свободным. Ведь всякий из них мог быть порабощён идеями, эмоциями, людьми, вещами, состояниями, веществами. И мы знаем, что Рим времён Павла погряз в разврате. Зависимости независимых граждан приобретали форму одержимости. Люди совершенно теряли возможность выбирать. Именно одержимости диктовали им, что делать, что думать и что чувствовать. Конечный результат такого образа жизни всегда один — это смерть. И начинается она задолго до того, как тело предадут земле. Ощущение уныния, тоски и безысходности и есть плод рабства страстям. Это явный признак, что в какой-то сфере мы порабощены грехом.
Что же можно противопоставить этому тотальному рабству дьяволу? Лишь всецелое служение Богу. И для апостола Павла — это тоже в каком-то смысле рабство. Рабство потому, что Дух Святой начинает владеть человеком безраздельно. Как и у раба, у человека не остаётся ничего своего. Ничего скрытого и секретного. Дух проникает во все самые потаённые уголки его сердца и ума. Он освещает самые тёмные подвалы его души. Преображает всякое его чувство. Он использует человека по Своему Божественному усмотрению. Человек становится исполнителем Его воли, проводником Его силы. Замечательный образ в этом смысле Иоанн Креститель, предтеча Иисуса Христа. Писание называет его «глас вопиющего в пустыне». Вся его жизнь была подчинена служению Творцу. Словно от него остался лишь один голос, который возвещал людям волю Божию. Поэтому и на иконах он изображается как ангел Господень.
А если я не хочу быть рабом ни Богу, ни дьяволу? Если я хочу, чтобы меня оставили в покое и дали жить своей жизнью? Можете попробовать. Но Священное Писание настаивает на том, что сердце человека подобно сосуду. Оно не может быть пустым. Если ёмкость не наполнена жидкостью, она наполнена воздухом. Если мы не наполнены Богом, в нас постепенно заползает то, что противится Творцу. Оно заползает хитро. Под видом наших собственных желаний. И нам лишь кажется, что мы служим только самому себе и нам никто не хозяин. Но в итоге всегда оказывается, что мы работали греху. И отмотать назад возможности уже нет.
А потому чем быстрее мы примем сознательное решение всего себя посвятить поиску и исполнению воли Творца, чем усерднее мы будем исполнять Евангелие и служить ради Христа окружающим людям, тем раньше к нам придёт Дух Божий. И ровно в той степени, в какой Он будет владеть нами, исполнятся истинные желания нашего сердца. Мы отчётливо увидим своё подлинное призвание, то, зачем мы появились на этот свет. Мы войдём в полноту жизни и получим долгожданные удовлетворение и покой.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Поможем отремонтировать Ильинскую церковь (Рождества Христова) на костромской земле

В городе Костроме, на живописном берегу реки Волги возвышается белоснежный храм с зелёными куполами — в честь Рождества Христова. Один из его пределов освящён во имя святого пророка Илии. Поэтому храм в народе называют Ильинским. Это уникальный памятник костромского зодчества, возведённый 4 столетия назад и устоявший до наших дней. В 1941 году власти собирались его взорвать... Но чудесным образом этого не случилось, однако храм простоял закрытым несколько десятилетий, постепенно теряя былое великолепие.
Сегодня святыня находится под опекой священника Виталия Шастина и понемногу возрождается. Помимо Ильинского храма батюшка — настоятель ещё четырёх в разных сёлах Костромской области. Все они нуждаются в особой заботе и ремонте. Отцу Виталию 68 лет, и тем не менее он многое делает сам: красит, чинит и строит. При этом обычно обходится тем, что есть под рукой: кто краску ему принесёт, кто доски или чего-нибудь ещё. Батюшке часто приходят на подмогу добрые люди. Но бывают ситуации, когда только своими умениями и подручными средствами не обойтись. Необходима профессиональная помощь и качественные стройматериалы. Как в случае с Ильинским храмом. Он нуждается в ремонте кирпичной кладки и кровли, замене окон и внутреннем благоустройстве. И на это нужны немалые средства.
Понимая, что в данном случае без посторонней помощи никак не обострись, настоятель, отец Виталий, совместно с приходом обратился за поддержкой в благотворительный фонд «Мои друзья», где открыли сбор.
Если вы хотите присоединиться к помощи Ильинскому храму, что находится в городе Костроме, на улице Дачной, переходите на сайт фонда: Мои друзья.орг. Ваш вклад станет кирпичиком в стенах возрождающейся святыни!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«4-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Стахий Колотвин

о. Стахий Колотвин
В нашей студии был клирик храма Ризоположения в Леонове священник Стахий Колотвин.
Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (Рим.6:18-23) и Евангельского (Мф.8:5-13) чтений в четвертое воскресенье по Пятидесятнице, о днях памяти рождества Иоанна Предтечи, святых благоверных князя Петра и княгини Февронии, святых первоверховных апостолов Петра и Павла.
Ведущая: Марина Борисова
Все выпуски программы Седмица