«О чем мы поем?»

В этом выпуске иеромонах Фотий (Мочалов), певец и композитор Ираклий Пирцхалава и специалист по связям с общественностью Светлана Бакулина делились своими размышлениями о том, какие смыслы содержат популярные песни, чем они могут быть вредны, а чем полезны, какие песни стоит петь, а от каких стоили бы отказаться и почему песня может не только объединять и дарить радость, но и наносить вред душе.

Ведущая: Наталия Лангаммер

---

Н. Лангаммер

— Добрый вечер, дорогие радиослушатели! В эфире программа «Клуб частных мнений», меня зовут Наталья Лангаммер. По традиции мы обсуждаем в вечернем эфире какой-то из выпусков программы «Частное мнение», которая выходит утром на Радио ВЕРА, и сегодня такую программу Светланы Бакулиной мы будем обсуждать. Светлана — специалист по связям с общественностью. Мы сейчас программу послушаем, а тема будет про тексты современных песен, греховные они или правильные, и что нам вообще слушать. И для обсуждения этой темы мы позвали Ираклия Пирцхалаву — певца, композитора и, как Ираклий сказал, соавтора некоторых текстов. Я так уже чувствую, что дискуссия будет жаркой, судя по настрою Ираклия, но подчеркну, что «частное мнение» на то и частное мнение, что с ним можно согласиться, можно не соглашаться. И поможет нам все это спокойно прожить сегодня иеромонах Фотий Мочалов, все знают отца Фотия, победителя программы «Голос», прекрасного певца, но в данном случае еще и священника. Отец Фотий, держите нас в христианском русле, куда бы мы ни ушли. Давайте для начала послушаем программу Светланы.

В эфире звучит программа «Частное мнение», рассказывает Светлана Бакулина

— Как-то я возвращалась из паломничества. Ехали на автобусе, полные впечатлений, в умилении и ощущении благодати. Сначала, пока только отъезжали от святых мест, спели акафист, потом за окном полетели деревни, окрестности шоссе, темнело, и паломники решили спеть что-то более бытовое, душевное, сначала русские народные песни, потом песни из старых советских фильмов. И тут у меня появилось ощущение диссонанса. Я стала вслушиваться в тексты: «Огней так много золотых на улицах Саратова, парней так много холостых, а я люблю женатого», «... это мне судьба послала грешную любовь мою». Тем временем репертуар поющего паломнического автобуса сменился с застольных песен на тоскливые, современные. Кто-то запел «За окошком снегири греют куст рябиновый», но буквально через пару предложений я поняла, что и в этой песне поется: «... Я сегодня ночевал с женщиной любимою, без которой дальше жить просто не смогу. У меня своя семья, жизнь давно очерчена, но себя не обмануть, сколько не хитри...» Приехала домой и решила посмотреть, а что хранится в моих аудиозаписях на компьютере. Полистав плейлист былых лет, обнаружила сколько всего из него нужно удалить. Много песен страстных, агрессивных, тревожных, и те же тексты про грех. Например: «У меня появился другой, ты просил найти выход, а выход только такой» или: «Знаю, что не сумел я понять, что надо мне, и винить бы себя, но причина — другая семья», снова про внебрачную связь. Или вот про любовь, но там первая же строчка: «Я дарю тебе талисман, повяжите нити на запястье, и тебе будет счастье». Подпевать таким песням сейчас, уже воцерковившись, я не могла. Но где взять другие песни, про христианские добродетели? Я вспомнила, что как-то в монастырской трапезной листала песенник с хорошими композициями, на следующий день я уже сидела и выписывала из него названия: «Родительский дом», «У природы нет плохой погоды», «Слава Богу за всё». С тех пор я внимательно слушаю тексты песен в машине, в компании, везде, и нахожу то, что приятно христианской душе. Например, есть песни о вере, пусть иногда завуалировано, но я это считываю, эти смыслы в словах: «Ты живи и небу доверяй, веры не теряй», «Пока солнце твоё светит, пока ходишь по планете, пока звёздам гореть надо, Отец рядом с тобой». Есть про почитание родителей: «Помолимся за родителей, за всех живых и небожителей, помолимся, и когда-нибудь помолятся дети о нас». Есть песня, которая так и называется «Исповедь». А в другой песне такие строки: «На троне высоком царица-любовь, а на меньшее я не согласен». Есть песни-молитвы: «Боже, Боже, милосердный Боже, сохрани нас, Боже, от беды укрой». Эти верные строчки про важное, как жемчужинки, разбросаны по эфиру радио или просторам интернета, но они есть, я их ищу. Знаете, не существует заповеди, которая запрещала бы слушать светские песни, но важно помнить, что в них есть слова, которые учат нарушать заповеди, а грех выставляют как норму. И это только наш выбор, в каком информационном пространстве выстраивать свою жизнь.

Н. Лангаммер

— Вот, можно соглашаться, можно не соглашаться. Ираклий реагировал уже по ходу, что неправильно, нет греховных смыслов в этих песнях, да?

И. Пирцхалава

— Да жизнь вообще наполнена грехом, он будет. Вопрос в том, чтобы исповедоваться, просто в нём и каяться.

Н. Лангаммер

— Ну хорошо, а если он как норма в песнях пропевается, ну он и принимается тогда как норма жизни.

И. Пирцхалава

— Я хотел бы вас понять, вы о пропагандирующей составляющей или о чём ? То есть вас смущает то, что это пропаганда идёт? Мне кажется, те примеры, которые вы нашли — ну да, это не совсем христианская идеология, мягко выражаясь. Но вы, наверное, не знаете ещё и других песен, которые есть.

С. Бакулина

— К сожалению, мы знаем, мы и старались подобрать так аккуратно.

И. Пирцхалава

— Это вы очень так легонечко.

С. Бакулина

— У нас светлое радио.

И. Пирцхалава

— Слава Богу. Спасибо, что вы есть. И этого не избежать, смотря тоже в каком контексте. Допустим, была такая история у меня в Грузии, и смех и грех. Один из президентов Грузии, Михаил Саакашвили, когда он правил, выпустил закон о том, что пропаганда криминальной идеологии наказывается каким-то серьёзным по грузинским меркам штрафом. И вот уже престарелому композитору, который сочинил песню «Вот такая доля воровская» пришёл большой штраф, и он был довольно-таки удивлён этому моменту по причине того, что эта песня была изначально написана как музыка к кинофильму, по сюжету которого один из героев был, по-моему, партийный коммунист или что-то такое, его там сажали, и он попадал в лагерь, где сидели урки и пели вот эту песню совсем в другой интерпретации музыкальной, довольно-таки интересной, там такая грусть прямо в мелодии, что сопереживать начинаешь заключённому, композитор вложил в это всю свою душу, чтобы передать эту эмоцию в этот видеоряд, дополнить правильным музыкальным сопровождением и словами. Но он же не был виноват, что вдруг ресторанные певцы подхватили эту историю и сделали совсем другую интерпретацию этой песни, и, в общем-то, она стала популярной в разных кругах, и вот ему пришёл штраф на этот предмет, казалось бы, и смех, и грех. Какую я имею в виду аналогию: некоторые из этих песен тоже из кинофильмов, возможно, это был какой-то сюжет, то есть ваша идея, она о чём — что мы должны бороться за чистоту произведений в музыке? Ну, этого не будет, потому что если взять огромное количество даже классических произведений или опер, там есть не совсем христианская идеологическая составляющая, это тоже определённая игра. Поэтому это вопрос, наверное, к каждому из исполнителей или композиторов, потому что это действительно ответственность, просто, опять-таки, это осознание приходит в каком-то возрасте или не приходит вовсе.

Н. Лангаммер

— Как у вас было? Вот у вас есть песня «Слава Богу за всё», замечательная, между прочим, песня, но «Лондон-Париж», как бы она чаще звучит.

И. Пирцхалава

— Это смотря, опять-таки, у кого, вот подозреваю, что у вас чаще звучит «Слава Богу за всё» наверняка, я надеюсь. Во-первых, благодарю вас, потому что песня, действительно, была написана и прямо всем сердцем спета, это песня из проекта «Metamorfosi», который, во-первых, сделан по благословению Святейшего Патриарха-Католикоса всея Грузии Илии II, невероятно любимого мной человека и всей Грузии, в общем-то. И этот проект сделан, там песня с отцом Серафимом (Бит-Хариби) «Покаяние», до этого была первая часть, «Утешение» было. Ну, как-то я пришёл к этому, как-то пришёл, и не знаю как, постепенно приходил к этому, и понимаю, что скорее всего это моё будущее, потому что эстрадная песня становится для меня всё менее такой эмоциональной после проекта «Metamorfosi». Но время покажет, я же не знаю, куда я приду. Надеюсь, мой жизненный путь меня будет вести правильно.

Н. Лангаммер

— Но, видите, я так поняла Свету, почему вынесли эту тему на вечернее обсуждение, что — а есть ли альтернатива тому, что бы спеть в этом паломническом автобусе? Я предлагаю вот за сегодняшнюю программу придумать какую-нибудь песню, которую бы в конце, а-ля мы в паломническом автобусе и спеть а капелла, меня просто не простят слушатели, если такие голоса в студии, и они не зазвучат. У меня совсем маленький опыт прикосновения к эстраде, но я знаю, что когда пытаешься привнести какие-то христианские смыслы в текстах песен, очень сложно их вывести. То есть мне аранжировщики или композиторы, ну или продюсеры, с кем я ни говорила, мне все говорят: «Ой, да ну, о чём ты? Кто это будет слушать? Это не тренд. Убери свои трехтомничек теологический из текста песни, это никому не нужно, и лучше гораздо будет восприниматься песня про несчастную любовь».

Н. Лангаммер

— И мы возвращаемся в студию программы «Клуб частных мнений», и я вот к отцу Фотию с этим вопросом. Вот у отца Фотия наверняка репертуар весь такой чистенький, без всяких греховных смыслов, без искушений, нет?

о. Фотий

— Нет.

Н. Лангаммер

— А что вы поёте такого?

о. Фотий

— У меня нет стерильного репертуара, как может показаться, и я не пою только лишь духовные песни или церковные, у меня всё есть. Но так что вот прям грех-грех, конечно, такого нет, тем более что самый мой первый альбом, который я записывал, потому что был контракт с победителем или с финалистом «Голоса», этот альбом цензурировал даже владыка наш, правящий архиерей, на всякий случай, чтобы, если что, потом не было никаких вопросов. Поэтому мы выбрали репертуар, действительно, чистейший, это романсы 18-19 веков наших классических композиторов. В чём само понятие «чистейший», то есть там нет ничего, что бы имело намёк на лирику любовную, то, что из уст монаха было бы как-то сомнительно.

Н. Лангаммер

— Ну да, ещё строже у вас, да.

о. Фотий

— А так, в принципе, даже если это песня о любви, в этом ничего греховного. Это романтическая любовь, я пою всё равно эти песни на других просто языках, чтобы уж никого не смущать, а так у меня всё есть это, на итальянском, на испанском.

Н. Лангаммер

— Но ведь эти песни, на самом деле, мне кажется, мы слушаем в какие моменты: когда мы испытываем подобные эмоции. Я знаю, если что, Ираклий меня поправит, что очень популярное направление это такая женская история про то, что «вот ты меня бросил, ты меня не оценил, ну и я самая лучшая, и иди ты, а я тут буду страдать», или «ты женат, и я тут буду страдать, и я все равно самая лучшая», вот это прям очень популярно. Но когда эту песню слушаешь, ты в это и погружаешься, и где-то это откликается, ну не права я, Ираклий?

И. Пирцхалава

— Знаете, какая штука? Дело в том, что если более глобально взглянуть на этот вопрос, с вами сложно не согласиться, потому что я человек, который родился в Советском Союзе, и хоть там это было коммунистическое время, но, может быть, было значительно меньше воцерковлённых людей Я помню, как меня чуть не выгнали с музыкальной школы, маленького совсем, потому что мама меня водила в Елоховскую церковь, и кто-то это увидел и настучал директору, и серьёзно ставился вопрос об отчислении. Но мама была очень находчива, она аргументировала: «Вы что, не слышали, какой там хор поёт? Вы точно преподаватель музыкальной школы? Вы должны пойти туда и послушать!» Одним словом, как-то выкрутилось. Но при том как-то всё понравственнее, что ли, было, насколько я, во всяком случае, помню, не было того разгильдяйства, которое в данный момент я наблюдаю. И если вспомнить — реально, это правда ведь так, была ведь сексуальная революция так называемая, это всё шло через что? В первую очередь, музыку, кино. Просто дело в том, что это ведь можно лишь предполагать, было это действительно целенаправленно задетонировано, или это вот так вот произошло, как произошло. Но дело в том, что и в том, и в другом случае этим вопросом занимались. В это вкладывали колоссальные бюджеты, находили лидеров мнений, так называемых, делали материалы с продюсерской точки зрения, и это срабатывало, потому что этим занимались. Теперь возникает вопрос: занимаются ли альтернативой?

Н. Лангаммер

— Вопрос.

И. Пирцхалава

— Вот Радио ВЕРА занимается, а так особо и не вспомнишь, чтобы как-то этому уделялось внимание, чтобы ценность у аудитории была и осознание последствий было, что посеешь, то и пожнёшь, это можно передавать через искусство, и я бы сказал — нужно, потому что большинство советских старых фильмов, мы видим это доброе зерно, которое есть, и мы видим поучение: да, ты можешь поступить так, как негативный герой, но мы понимаем, где ты окажешься. И вот это остаётся в сознании у людей, это называется пропаганда, в общем-то. Все просто.

Н. Лангаммер

— Ну, а если сейчас что-то попробовать делать христианское, вот по крохам каким-то привносить, это реально, нет?

И. Пирцхалава

— Я думаю, что есть люди, которые это пробуют. Мне кажется, двое здесь сидят перед вами. И одно дело, когда это мы делаем своими силами, это душевный вопль, а другое дело, когда серьёзная машина работает на этот предмет для развития этого. Это, в общем-то, один такой путь помедленнее, а второй такой, как бы, путь революционный.

Н. Лангаммер

— Что отвечают на радиостанциях, когда вы приносите свои христианские песни?

И. Пирцхалава

— Вы знаете, я даже туда уже их и не ношу.

Н. Лангаммер

— Бесполезно, да?

И. Пирцхалава

— А какой смысл? Я знаю, что Радио ВЕРА будет играть мои песни, и слава Богу. И кому они в сердце попадут, я буду счастлив. Ну, я и радиостанции понять-то могу, потому что, ну а как песня там «Утешение» или «Слава Богу за все», или «Покаяние» будет сочетаться со следующей песней, которая там должна играть, она называется, допустим, как-нибудь совсем иначе? Поэтому...

Н. Лангаммер

— Отец Фотий, что с этим делать, с тем, что у нас вот такая машина? Но я тоже понимаю, о чём говорит Ираклий, мне кажется, все понимают, что у нас тотально идёт вот это вот направление такое, чтобы мы пребывали в страстном состоянии. Даже ритмы, которые мы слышим, это вот разогнаться до ста сорока и нестись по шоссе, это всё равно пробуждает такое вот страстное внутреннее. Христианину что теперь делать?

о. Фотий

— Это было всегда, в общем-то. Пока существует музыка, была многожанровость всё равно, может быть, не такая, как сейчас. Понятно, что большинство радиостанций сейчас крутят то, что популярно, то, что легко воспринимается, а раньше такая музыка была просто фольклором. То есть и во времена Моцарта, Баха всё равно существовала музыка, которая будет вот такая лёгкая, легкомысленная, то, что можно напевать, не только народная, ну и разные были уличные музыканты, которые пели то, что вот развлекает. А музыка элитарная, академическая, она, соответственно, создана для немножко других сословий, другого слуха, воспитанного слуха людей, которые понимают прекрасное и понимают язык этой музыки. К сожалению, она не совсем в почёте, вернее, в почёте, но не соответствует тем критериям продаваемости, потому что в основном все источники информации это коммерческие источники информации и нужно продавать музыку, она должна не только веселить, но и действительно быть предметом прибыли. Классическую музыку сложно продавать, на неё идёт особый слушатель, поэтому в этом плане люди делятся на тех, кто воспитан в высоком искусстве, а есть люди, которые не понимают ни оперы, ничего. Ну и есть такое выражение, не знаю, кто его придумал: «не Хиблой единой», то есть не все могут понимать оперу, поэтому им нужна какая-то пища, такая более легко перевариваемая, которая уже разжёванная, пускай это будет не эстрадная песня, но что-то такое пограничное, есть такие пограничные жанры, как кроссовер, есть жанр нью-эйдж или неоклассика.

Н. Лангаммер

— Звучит уже страшно «нью-эйдж», был бы здесь Александр Леонидович Дворкин... (смеется)

о. Фотий

— Я имею в виду то, что более-менее нормально, то есть где нет ухода в ритуальность, оккультность, и то, что легко слушать, даже такой жанр есть: Easy Listening, оно, по крайней мере, уже будет действовать на душу человека созидающе, то есть как-то облагораживать его нрав, ведь задача музыки, она не только рекреационная, она ещё действительно терапевтическая, поэтому сам человек выбирает то, что будет восстанавливать его нервы, его равновесие, баланс какой-то внутренний, это может быть и классика, это может быть и, в том числе, классика советской эстрады. То, что, можно сказать, в чём-то рафинировано, в чём-то стерильно и наполнено, по крайней мере, глубокими смыслами. Это песни все, которые можно просто слушать, как произведение поэзии, не только музыки.

Н. Лангаммер

— Ну вот до записи Ираклий как-то отреагировал на нашу вот эту со Светой программу утреннюю, что — ну что, за всю эстраду отдуваться, что ничего в этом такого нет.

И. Пирцхалава

— Вы что-то меня сдали вообще с потрохами, я думал, я вам говорю. (смеется)

Н. Лангаммер

— Сдали с потрохами, потому что очень важный был челлендж, вызов брошен, что ничего страшного, что такие тексты звучат, вот даже начиная с советских песен, всё равно есть вот эти маленькие подвохи, когда грех, ну как норма проживается. Ну, собственно, так оно и есть в жизни, но для христианина это пагубно или не пагубно эти песни, слушать, петь, проживать через себя, или что мы действительно тут тему-то подняли? Свет, чего ты возмутилась-то?

С. Бакулева

— На самом деле, у меня такой вопрос, и с ним я и хотела сегодня прийти и посоветоваться с вами, то есть мы являемся определёнными носителями культуры и лидерами мнений. Вы, соответственно, в более широкой массе. В данном случае я широко известна в узких кругах, как говорят.

Н. Лангаммер

— Блогер, да.

С. Бакулева

— Небольшой блогер, экскурсовод. И вот такая история произошла как раз на моей экскурсии, и для меня это действительно такая большая боль, потому что, честно скажу, в тот момент я растерялась, потому что есть такое личное спасение, то есть ты следишь за своим состоянием, фильтруешь свой список композиций, которые ты слушаешь, и другое дело, когда при тебе идёт такая вещь, и ты, наверное, должен как-то людей направить. И здесь у меня возник определённый вопрос: а что я могу предложить как альтернативу? То есть какие-то песни были спеты, а в общем-то, даже и у меня оказался, как выяснилось, небольшой багаж знаний, какие песни можно в противовес предложить. Да и в целом как реагировать, как правильно направлять людей? Одно дело, когда мы ограничиваем себя, а вот как, позволять им петь эти песни или что-то сказать, или переключить внимание, то есть вот какой подход использовать здесь в этой ситуации, как вы думаете?

Н. Лангаммер

— Как вы думаете, Ираклий?

И. Пирцхалава

— Вопрос мне?

Н. Лангаммер

— Да, который сказал, что «ну ничего страшного».

И. Пирцхалава

— Я могу сказать с точки зрения просто человеческой, не с духовной. Отче тут, наверное, будет более компетентен, как себя вести человеку православному. Я бы, конечно, если вдруг услышал бы что-то, что мне режет слух и не нравится, и я нахожусь в обществе людей, я или встаю ухожу, или, в общем-то, смиряюсь, потому что какое я имею право нравоучением заниматься? Ну, если это не совсем богохульное что-то. Я просто право такое, я считаю, не имею. Но это то, что вас мучает, скажем так, этот момент, что какую альтернативу предложить. Я вот согласен абсолютно с отцом Фотием на предмет того, что действительно, люди, кто-то воспитан на том, что он имеет именно тягу, желание ходить, посещать классические концерты или джазовые концерты, а у кого-то такого просто нет. И это, если не заложить, в идеале вообще, в детском возрасте, чтобы развивать у человека его вкус к музыке. Это, если родители не сделали сами, то на школу, конечно, рассчитывать не приходится, потому что я помню свои уроки по музыке, как мы просто хором горлопанили те или иные песни, это ничего не развивало. Были три четверти класса, у которых медведь на ушах прыгал, и они просто прокрикивали эти песни, это ничего не давало нам, мы просто формально отбывали музыку. Мы были на музыке, хорошо, кому-то поставили «тройбан», кому-то" пятерку«, разошлись. Что это дало ребенку? Ничего. Ну, то есть, если у родителей нет такой возможности, у меня такая Божья милость была, что у меня мама сама невероятный музыкант, поет и так далее, и она меня воспитывала на старых грузинских народных песнях, на тбилисских романсах городских, это мне даже больше, мне кажется, дало относительно пения и понимания многоголосия, чем музыкальная школа.

Н. Лангаммер

— И мы сейчас вернемся в студию «Клуба частных мнений», в студию Светлого радио после небольшой паузы. Напомню, что у нас в гостях Ираклий Пирцхалава, отец Фотий (Мочалов) и Светлана Бакулина, которая предложила поговорить на тему греховных текстов в песнях в современной эстрадной повестке, так скажем. Не переключайтесь.

Н. Лангаммер

— И мы возвращаемся в студию «Клуба частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер, и мы продолжаем обсуждать тему греховности текстов песен современной эстрады и какую альтернативу мы можем этому предложить. У нас в гостях Ираклий Пирцхалава — певец, отец Фотий (Мочалов) и Светлана Бакулина — специалист по связям с общественностью, которая и взволновалась этой темой. Знаете, мне хотелось бы, наверное, разнести немножечко такие роли: те, кто слушают то, о чём мы сейчас говорили, что с детства привит тот или иной вкус, и человек выбирает ту или иную музыку, и людей, которые эту музыку несут, и музыку, и тексты. И вот с этой точки зрения, Свет, и тебя тоже туда же, потому что ты тоже плейлисты размещаешь, что-то рекомендуешь, и Радио ВЕРА тоже что-то рекомендует — кстати, предельно ответственно к этому относятся, и не только в текстах музыкальных, но и в любых текстах, которые мы выдаём в эфир, и это очень, мне кажется, важно, потому что мы можем вести людей в искушение. Ираклий, есть ли что-то в репертуаре прошлом, что, ну, хотелось бы, чтобы не звучало, чтобы люди забыли?

И. Пирцхалава

— А оно уже не звучит, мы ликвидировали такие вещи. Конечно же, у меня в репертуаре за двадцать с лишним лет были разные песни, конечно. Не формата Радио ВЕРА, это абсолютно точно. Я просто не сильно мониторю, что из старого звучит сейчас на радио и так далее.

Н. Лангаммер

— Мне больше интересно, что бы вам хотелось, чтобы не звучало, есть что-то, за что не то что стыдно, но неловко?

И. Пирцхалава

— Вы знаете, такого, что прямо стыдно и неловко нет. Мне больше не за песни, в общем-то, иной раз неловко, а за какие-то поступки, которые по молодости совершались. Знаете, всё-таки, если какой-то ярой пропаганды, чего-то такого нет, то я спокойно отношусь, в общем-то, к современной музыке, я не склонен как-то реагировать резко на этот счёт, потому что в детстве, в основном, я был воспитан вообще на английских или там на американских известных исполнителях, слушал и не понимал, о чём они там вообще говорят, потому что для меня это было восприятие исключительно фонетическое.

Н. Лангаммер

— Согласна, было такое. Ну а сейчас, если разбираться, там «Imagine» Beatles, «Imagine there’s no heaven» — «представь, что рая нет», и как к этой песне относиться? Вот я еду, я её подпеваю, вдруг я начинаю сейчас анализировать: и что я пою?

И. Пирцхалава

— Я, честно говоря, не знаю там дальше о чём, просто, может, вы вырвали из контекста, а дальше там что?

о. Фотий

— Что нет стран, нет религии, ну такая она риторическая песня. Понятно, что говорит она не очень о хорошем, потому что где ничего вот этого нет, того, что там перечисляется, значит, есть какое-то смешение — то, чего, в общем-то, враг рода человеческого добивается, где есть полное смешение, там есть уничтожение, там уже нет никакой индивидуальности...

И. Пирцхалава

— Нет плохого и хорошего.

о. Фотий

— Да, превратить всех в безликих людей.

Н. Лангаммер

— Вот я её пою, вот я что при этом, согрешаю или нет?

о. Фотий

— Ну, для вас же это всего лишь песня, и вы, понятно, что не отождествляете себя с этими смыслами. Песня хорошая с музыкальной точки зрения.

Н. Лангаммер

— Да, согласна.

о. Фотий

— Тем более, мало для кого понятен иностранный язык, вам это дано, вы приоткрыли для себя тайну этой песни, и вы уже знаете, что в ней есть вещи, к которым нужно очень аккуратно относиться, но не стоит её анафематствовать сразу же, потому что всё равно она не имеет той силы пропаганды, пропагандистской силы, которая может быть опасной.

Н. Лангаммер

— Ну, давайте лучше «Let it be» петь, всё-таки там больше христианского смысла. И есть же у нас тоже такие песни, мы сейчас не будем их приводить, но когда мы их поём, вот возвращаясь к вопросу Светы, когда мы подпеваем этим песням, это грех или ничего страшного?

о. Фотий

— Мы живём в такое время, что у нас можно выбирать между злом большим и злом меньшим, настолько много сейчас есть песен, которые явно нехорошие, явно несут в себе агрессию и пропаганду непонятно каких ценностей, в том числе пропаганду наркотиков, поэтому по сравнению с такими вещами какие-то мелкие шалости это будет просто цветочки, поэтому, я думаю, что не стоит настолько критично относиться к тому, что давно уже стало народным, давно не привносит никакой тьмы в души людей, подчас люди даже уже не задумываются над смыслом текста, там как «А я люблю женатого», для них это уже просто песня. Если эта песня объединяет, это уже огромный плюс, то есть людей вот сподвигло что-то петь, сейчас люди вообще даже не поют, люди не читают, и люди не поют, а если песня людей объединяет в одном едином душевном порыве, то это уже большой плюс, значит, она работает в сторону добра какого-то.

Н. Лангаммер (Светлане)

— Утешают тебя слова отца Фотия, что твой паломнический автобус сделал?

И. Пирцхалава

— Знаете, вот абсолютно правильно, лучше уж люди с семейными ценностями поют песни о не семейных ценностях, чем наоборот, то есть вопрос в этом. Вот сегодня, допустим, молодёжь, не поёт эту песню, но для них, может быть, нет стопа относительно того, что девушка замужняя или мужчина женатый, но они не знают этой песни, вы понимаете, в чём дело.

Н. Лангаммер

— Не поют, но творят злое. Я объясню, почему я отозвалась на Светино предложение: потому что, когда мы записываем программу «Частных мнений», я тоже приоткрою немножко кухню, у нас замечательный батюшка, который тоже смотрит эти тексты, чтобы мы не ввели в искушение людей, ответственность огромная. Помните, в этой басне, когда писатель и разбойник попали в ад, и под разбойником костёр потух, а под писателем он разгорался, и тот возопил: «Почему, Господи, уже столько лет прошло!» Он говорит: «Потому что твои книги продолжают губить души людей». И мы, действительно, к слову вот здесь, на Радио ВЕРА, очень внимательно относимся, чтобы это не ввело в искушение, вот это прямо отслеживается, отслеживается, отслеживается, поэтому я откликнулась тоже на Светину вот эту тему по поводу того, что же наши песни делают с людьми. Ну, Свет, вот отец Фотий говорит, что это меньшее из зол, уж если выбирать.

о. Фотий

— Кого-то уберегают от уныния — самый страшный грех, в момент которого может произойти точка невозврата. Человек в унынии, он, что называется, в депрессии, по-современному, в таком состоянии любая песня, она может его просто вытащить, как из болота, из трясины, может оказаться спасительной.

С. Бакулина

— А может и наоборот. Получается тогда, что здесь, наоборот, я, скорее, критична в этом вопросе, потому что для кого-то, мне кажется, эти песни как раз-таки могут быть искушением что вот вернуть в какое-то прошлое, в какие-то мысли и настроить на определённое состояние, поэтому здесь, может быть, я с годами стала критичной и действительно, не права. Я таким образом просто вижу состояние душевное человека, своё в том числе, то есть я понимаю, например, если я долгое время нахожусь на богослужениях на территории монастыря, у меня не возникает вопроса вообще в принципе петь такое, но стоит мне не причаститься там две недели, может быть, ещё где-то праздные какие-то беседы вести, и я понимаю, что тянет на эти песни. И вот таким образом для меня, наверное, показатель того, что поёт человек — это как говорят «глаза — зеркало души», но здесь тоже какое-то отражение состояния души, вот я так оцениваю себя, и я, соответственно, так смотрю порой на других людей, и здесь я теряюсь, батюшка, то есть вот здесь меня коробит разрешить петь такие песни. И я знаю, что есть в этом паломническом автобусе, опять же, если вспоминать ту историю, люди, которые тоже, воцерковившись, они начинают уже, да, они знают эти песни, и я их знаю, но я себя останавливаю, чтобы не подпеть, то есть какие-то вещи уже начинаешь там про себя или предлагать какие-то другие песни. Вот для меня почему-то кажется, что это некое, может быть, совсем расслабление, если пропускать и не ограничивать людей в репертуаре и как-то так вот относиться.

о. Фотий

— Надо искать золотую середину между какой-то излишней строгостью и ханжеством, и действительно, любовью. Всё-таки мы все христиане и должны через эту призму воспринимать любое явление. Если дело направлено на любовь, а в данном случае, когда песни поются всем автобусом или, например, застольные песни всем столом, то это проявление, конечно, единения и любви, поэтому мы, как христиане, наверное, должны с этой точки зрения всегда смотреть, а не быть ханжами и стараться где-то перегнуть палку там, где это не нужно.

Н. Лангаммер

— Ну, да, действительно, Свет, я вот сейчас так на себя надеваю то, что говорит отец Фотий, когда едешь после уже такого духовного труда, наступает момент, когда хочется чуть-чуть выдохнуть.

Н. Лангаммер

— И мы возвращаемся в студию «Клуба частных мнений», в студию Светлого радио и продолжаем разговор на тему «Вредят ли греховные слова в некоторых песнях современной эстрады душам людей, которые их слушают?» Тему предложила Светлана Бакулина, и у нас в гостях Ираклий Пирцхалава и отец Фотий (Мочалов), и мы вот уже почти час пытаемся разобраться, есть ли грех в том, что певцы это поют, и есть ли грех в том, что мы это слушаем и подпеваем. И давайте в конструктивное русло: а что мы предлагаем? Мы уже поняли, Ираклий довольно ярко описал, что против машины такой особо не пойдешь, которая сейчас пропагандирует определенный образ жизни, но Радио ВЕРА идет немножко, слава Богу. Но если бы мы сейчас вот ехали в том паломническом автобусе, давайте к приятному, что бы мы могли петь? А что бы вы хотели петь?

о. Фотий

— Ну вот когда я был в лагере от воскресной школы, мы, например, пели уже песни не только молитвенные, например, о преподобном Серафиме Саровском: «Ночь. Как безмолвные зрители, звездочки смотрят с небес, тихо вокруг, от обители тянется Саровский лес». Это уже такая немножечко народная, можно сказать, песня, но все-таки еще пока о святом, то есть околоцерковная, можно сказать, такая песня.

Н. Лангаммер

— Да. Знаешь ее, Свет?

С. Бакулина

— Ну вот не знаю я такой песни.

о. Фотий

— Может быть, ее знают в основном только нижегородцы, потому что это же связано с Дивеево.

С. Бакулина

— Не хочу расстраивать вас — я из Нижнего Новгорода.

о. Фотий

— А, да?

С. Бакулина

— Да, но такую песню я не знаю.

И. Пирцхалава

— Я, когда возвращаюсь с святых мест, лучшая песня, как говорят музыканты, это тишина. Поэтому я вот стараюсь как-то не говорить.

Н. Лангаммер

— И тишина тоже. Но мы сейчас в автобусе, Ираклий, мы сейчас решаем конкретную задачу, и кто-то хочет петь.

И. Пирцхалава

— Вот я молчу в этот момент. (смеется)

С. Бакулина

— Есть, действительно, люди, которые молчат, то есть люди теряются, мы не можем иногда сойтись в репертуаре, и поэтому там самые активные запевают чему кого научили, как говорится.

И. Пирцхалава

— Так а мне интересна в результате развязка этого сюжета, как вы отреагировали?

Н. Лангаммер

— Да спели они, спели «парней так много холостых...»

С. Бакулина

— Они спели, я смиренно молчала и понимала, что я пойду на исповедь, что я не знаю, как в этой ситуации поступить, но кто-то со стороны, вот один человек сказал о том, что — «Слушайте, ну вы экскурсовод, может, вы как-то будете следить за репертуаром?» Я поворачиваюсь, и женщина одна заступается за меня и говорит: «Да мы их просили- просили, что не нужно!»

Н. Лангаммер

— То есть это был выбор аудитории, а Светлана типа не отследила этот момент.

С. Бакулина

— Да, здесь я растерялась, то есть вроде бы не хочется поучать и вроде бы понимаешь, что грех. Но спели.

И. Пирцхалава

— Мне так понравились слова отца Фотия на предмет того, что какие же мы тогда христиане, если мы действительно через призму любви, вот с этими очками любви не воспринимаем то или иное происходящее рядом с нами? А это же, получается, тогда и осуждение. Так что, в общем-то, опаснее: греховные песни или смертный грех?

С. Бакулина

— Это очень, конечно, хороший комментарий, но в моей ситуации я очень сильно борюсь с осуждением...

И. Пирцхалава

— Нет, я не вас имею в виду, а вот рассказав про того человека, кто вам сказал, что «вот контролируйте, пожалуйста, вы же здесь экскурсовод», как будто у экскурсовода функции ещё сторожевой собаки должны быть, странная история.

Н. Лангаммер

— Но Света здесь заступалась за тех людей, которые не хотят это слышать по возвращении из паломничества, и Света в их числе.

И. Пирцхалава

— А вот этот автобус — это и есть в микроварианте наш мир. Даже не наш город — наш мир. И есть люди, которые говорят «мы не хотим», и это о борьбе, то есть быть против. А зачем быть против, когда можно создавать альтернативную историю?

Н. Лангаммер

— Давайте мы её споём сейчас, альтернативную историю! Я вас попросила об этом, честно скажу, ещё даже до записи. Мы придумали песню, которую можно спеть и которая будет всем сейчас по сердцу. Вот не насильно мы сейчас что-нибудь хорошее, а что-нибудь, что хотелось бы. Ираклий?

И. Пирцхалава

— Что, грузинское? (смеются)

Н. Лангаммер

— Да мы слов не знаем. Давайте что-нибудь такое общеизвестное. Отец Фотий, у вас был вариант?

И. Пирцхалава

— Я так понимаю, мы сейчас должны петь.

Н. Лангаммер

— Ну, я не могу сделать так, чтобы вы не спели, ну как же? Давайте что-нибудь.

о. Фотий

— «Коня»?

Н. Лангаммер

— Ну, «Коня». Мы тоже подфальшивим, чтобы было честно, как в паломническом автобусе. Вот так, и оказалось, что мы текста не знаем.

И. Пирцхалава

— А давайте, я спою на грузинском чуть-чуть, а отец Фотий споет на русском «Коня», тогда будет разнообразная этноистория.

Н. Лангаммер

— Вот, давайте.

И. Пирцхалава

— Кто начинает, я?

Н. Лангаммер

— Вы, да.

И. Пирцхалава

— Хорошо. Слушайте, а вот я вспомнил историю, как мы ехали однажды из монастыря в Мегре́лии в Тбилиси. Это был, конечно, не автобус, а микроавтобус, но почему-то нам навеяло, как-то вот вдохновило мегрельское «Кирие элейсон», и после этого у меня вот есть такое желание ее перепеть совместно с кем-то из грузин, и надеюсь, это у нас получится, и 6 октября, куда я всех приглашаю, на концерт с отцом Серафимом (Бит-Хариби), концерт будет называться «Слава Богу за все». Вы сегодня вспомнили эту песню, мы так и назвали, в общем-то, потому что первый грузинский тост на застолье звучит (говорит по-грузински), это «Слава Богу за все». В концертном зале Храма Христа Спасителя жду вас. Отче, мы с вами познакомились, это какой-то знак. Значит, нам надо с вами тоже что-то, возможно, придумать, если позволит у вас время, желание. А песня звучит, все мегрельские слова я не знаю, это язык, один из языков Грузии, звучит так. (поет) А дальше звучат мегрельские слова, которые я не знаю.

Н. Лангаммер

— Красиво, красиво.

И. Пирцхалава

— Ну вот такой вот запев на многоголосье, это очень красиво. И мы весь путь пели вот эту песню, это было здорово, потому что с нами были мегрелы, которые знали вот эту мегрельскую часть, в отличие от меня.

Н. Лангаммер

— Да, но мы подпевали. Отец Фотий, ваш черед.

о. Фотий

— Кстати, а я вспомнил, что на крестном ходу обычно все поют Иисусову молитву, в короткой версии: (поет) Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Богородицею помилуй нас«, как-то так, она чуть помедленнее, конечно, но вот ее все время повторяют, когда идут в крестном ходу. Кто-то против, кто-то нет, причем даже из духовенства не очень поддерживают, но это тоже как-то такой ригоризм, не очень, мне кажется, здоровый. Ну, спою песню, которой сопровождаются любые застолья. (Поет песню «Конь»)

Н. Лангаммер

— Спасибо, отец Фотий, спасибо вам огромное! Такой интересный получился, мне кажется, разговор. Свет, ты получила ответы, ты успокоила свою душу?

С. Бакулина

— Мне есть о чем подумать, да, я вас очень благодарю. Действительно, очень хорошо, что мы сегодня поговорили на эту тему, но обязательно после программы я запишу список песен, которые нужно будет предлагать в паломническом автобусе, как вариант для пения.

Н. Лангаммер

— Спасибо. Мне кажется, самое важное, что я услышала сегодня, если можно поделюсь, это то, что все-таки всегда, мы про это забываем, христианство — это про любовь и если людям по силам вот это, то не бить по рукам, не судить, а самим петь, что можно, и создавать, что можно. Да, отец Фотий?

о. Фотий

— Да, и выносить всегда оправдательный вердикт, это задача любого христианина, то есть делать от обратного: не осуждение, а противоположное — оправдывать всегда.

И. Пирцхалава

— Потому что, в общем-то, в «Отче наш» написано: как мы, так и к нам.

Н. Лангаммер

— А музыка, она всегда, мне кажется, про что-то светлое, она приближает к Богу, а уж в какой степени мы приближаемся, давайте помолимся за тех, кто хотел иное слушать, а сами пойдём светлым путём, будем слушать в том числе музыку на волнах Светлого Радио ВЕРА. Напомню, что в программе сегодня у нас участвовали Ираклий Пирцхалава — певец, отец Фотий (Мочалов), Светлана Бакулина — специалист по связям с общественностью, которая и предложила тему для обсуждения. В эфире была программа «Клуб частных мнений», меня зовут Наталья Лангаммер. Мы будем снова в эфире через неделю, в воскресенье в 18.00. Видеоверсию программы смотрите в социальных сетях Радио ВЕРА. На этом я прощаюсь с вами, всего доброго, спасибо за беседу.

о. Фотий

— Спаси Господи.

---

Все выпуски программы Клуб частных мнений

• «Вера — дар, или приобретение?» о. Георгий Букин, Нина Юркова, Анастасия Медина
• «Зачем читать Евангелие каждый день?» Прот. Андрей Спиридонов, Евгений Сулес, Елизавета Берназ
• «Искусственный интеллект». о. Павел Когельман, Евгения Ульева, Анни Берг