О мало кому известном поэте Николае Сергеевиче Тютяеве, отошедшем к Господу в самом конце 1990-х годов, я впервые услышал от подмосковного поэта и книгочея Валерия Лобанова, чьи стихи звучат в наших «Рифмах жизни». А ему, в свою очередь, это имя открылось тогда же, в конце прошлого века, в родовых для обоих местах — в Ивановской области. Рассказали знакомые. Валерий Лобанов раздобыл единственную прижизненную книгу Тютяева «Благая весть», изданную за полгода до его кончины стихотворца. И чтение поразило.

Отпели хромки и тальянки.
Пройдут селом по вечерам
Девчонки, словно иностранки,
Ещё сопливые вчера...

Ошпарит гром магнитофона,
Хлестнёт духов густой букет...
И бабка деда Агафона
Перекрестится им вослед.

Земле положено вращаться,
Катушкам — более того.
Осталось только достучаться
До тайны сердца своего.

Николай Тютяев, из книги «Благая весть»

Это, такое рубцовское по духу своему стихотворение (Николай Рубцов был драгоценен для Николая Сергеевича), — оказывается, когда-то отобрал из присланных неведомым ему автором текстов, — знаменитый писатель Виктор Астафьев. Отобрал для своей антологии «Час России», куда включал только по одному произведению — того или иного российского поэта.

...Мало сказать, что судьба Тютяева сложилась трудно. В молодые годы он взял на себя вину старшего брата, который защищая мать от истязаний пьяного отца (ко всему, председателя колхоза), не рассчитал свои силы и убил родителя. Юный Коля Тютяев получил десять лет. Незадолго до смерти Николай рассказал, что о страшном подвиге его попросила мама: «Ты малолетка, тебя не расстреляют...» ...Он жил одиноко в маленьком поселке Нерль, работал клееваром и вахтёром. Знавал безработицу, недоедание.

Умер этот влюблённый в поэзию человек в Рождественские дни: истощённый туберкулёзом и другими хворями, потерял сознание недалеко от больницы.

Память по себе Николай Сергеевич оставил светлую.
Ныне о нем рассказывают в местных музеях и школах.
На прощанье — ещё одно стихотворение Николая Сергеевича.
Не дари мне, позёмка, горностаевых шуб.

Спой ты мне отходную, прощальную песнь
О прошедшем огни, громы медных труб,
И изведавшем всё, что творится здесь.
Перезревшей душе докучает гам.

Этих жил и костей досаждает груз.
Впору ей испытать, что таится Там,
В лабиринтах снов, в кабинетах муз.
Как ласкает слух запредельный зов!

Не пойму — то ли он? — то ли песня твоя?..
Как созвучны они! Это гул веков.
Это родственный голос услышал я.

Николай Тютяев, из книги «Благая весть»