«Николас Ильин. О жизни в искусстве и об отце — философе»

Гость программы — Николай Владимирович Ильин, советник директора государственного музея Эрмитаж, арт-менеджер, галерист, деятель искусства.

Ведущий: Алексей Козырев

---

А. Козырев

– Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев. Сегодня у нас в гостях советник музея государственного Эрмитажа, арт-менеджер, деятель искусства и, что для нас очень важно, человек, которого зовут Николай Владимирович Ильин – это сын Владимира Ильина, выдающего русского богослова, философа. Ник, я тебя приветствую в студии радио «Вера».

Н. Ильин

– Спасибо большое.

А. Козырев

– Мне даже не верится, что мне удалось тебя затащить сюда, потому что ты настолько востребованный человек – выставка в Гуггенхайме, выставка в Берлине, выставка в Эрмитаже – ты организовал потрясающее, огромнейшее количество интереснейших арт-проектов. И я даже скажу, по секрету всему свету, что сотрудничаешь и с нашим философским факультетом.

Н. Ильин

– Да, с удовольствием.

А. Козырев

– Проводишь мастер-классы для наших студентов, рассказываешь им о современном искусстве, о том, как организуют выставки теперь. Ну мне хотелось бы поговорить и об этом тоже, но прежде всего вот о жизни, о детстве, о вере. Потому что ну не каждому достается такая непростая миссия – быть сыном философа. Я читал твои воспоминания, которые недавно вышли – вот в два года сидел на коленях у Бердяева.

Н. Ильин

– Да, это не помню, но это факт. Он был у нас один раз дома, у нас в старой квартире… И там всегда вообще какие-то люди были бесконечно, которые с папой общались и так далее. Мама работала в те времена, занималась недвижимостью, деньги зарабатывала, потому что профессионалы-теологи мало зарабатывали тогда, а семью надо кормить. Тем более моя старшая сестра балетом занималась, Лена, а меня послали в английскую школу, которая дорого стоила, когда мне 10 лет было. Я не говорил по-английски практически, но быстро научился. А когда я туда пришел, они меня дразнили: Froggie, Froggie – лягушка, потому что французы для них все лягушки. Ну я терпел, терпел, потом я...

А. Козырев

– Взял все в свои руки.

Н. Ильин

– По морде дал большому там, самому старшему, и потом все успокоились, больше никто не дразнил.

А. Козырев

– Ну все-таки вот начало – это Париж, да? Круги русской эмиграции.

Н. Ильин

– Париж. По-русски дома говорили все. А я с сестрой потом по-французски, ну так второе поколение. И я шел в детский сад, я шел по четвергам в школу при церкви на Рю Петель, там Библию изучали и так далее.

А. Козырев

– Это Трехсвятительское подворье, да, Московского Патриархата.

Н. Ильин

– Да, точно, там мы всегда туда шли и отец, мать.

А. Козырев

– Как в Париже называли Église Bolshevik.

Н. Ильин

– Ну это такой подвал был, кстати. И это не от любви к Советскому Союзу отца, который вообще он никогда не вернулся сюда, в отличие от матери. Я его помню в 53-м, когда мне было 9 лет что ли – он всегда внизу покупал газету «Фигаро», и поднялся, и орал: «Открывайте шампанское! Сдох этот человек –праздник! Давайте будем веселиться!» – это была смерть Сталина, на обложке «Фигаро» было все это написано.

А. Козырев

– Ну ведь и в России многие так кричали.

Н. Ильин

– Ну вообще я мало что понимал, но все время разговор шел о России. Дома читали «Русскую мысль». Бабушка читала газету «Комба», как ни странно. И атмосфера была ну чисто русская, да, там иконы повсюду были.

А. Козырев

– Ну то есть было сознание, что ты русский, да?

Н. Ильин

– Абсолютно. И я был в церкви все время по воскресеньям там и на Пасху и так далее. И все прекрасно. Даже наши дети потом, которые любили моих родителей, когда дочка была маленькая, там два года или три, я не помню, приехали в Париж. И мама говорит: ну давай мне Диану, я с ней погуляю в Champ de Mars – Марское поле рядом было. Мы с удовольствием – молодые родители, два-три часа свободы – это приятно. И когда она вернулась от прогулки, она говорила: я видела Дед Мороза, большая белая борода у него была. Мама ее потащила в церковь и крестила тайно, без нашего – ну мы не против, но просто так не сообщала.

А. Козырев

– То есть внучку крестила, да?

Н. Ильин

– Нет, нашу дочку.

А. Козырев

– Ну то есть для мамы это была внучка.

Н. Ильин

– Да. И потом когда-то моя жена вместе с мамой пошла в эту церковь, сопровождала просто, и на нее бросились там какие-то старушки, старики, колючие, бородатые: Надежда – такая фантастический ребенок, Надежда – это вообще страсть и красота. Она говорит: какая Надежда? Вы что-то путаете. Ну Диана – нельзя крестить человека Дианой. А Надежда – самое близкое было. Поэтому она стала Надежда.

А. Козырев

– В крещении Надежда.

Н. Ильин

– Да. Ну это так. И потом мама то же самое сделала с сыном – Михаил. Ну мы уже спокойно, в общем, на это смотрели.

А. Козырев

– А вот в семье в детстве чье влияние было больше, мамы или папы?

Н. Ильин

– Ну я был ближе к маме. Папа, он все время работал сидел. Я помню, когда выходил, уже постарше был, возвращаюсь скажем, в одиннадцать-двенадцать – он никогда не спал, он по ночам работал. И был очень доволен, когда кто-то входит – хотел чай поставить, говорить и так далее. А для меня в этом возрасте это было неохотно с ним общаться вообще, потому что он хотел рассказывать про свою работу, про философию, про религию и так далее. А меня это вообще не интересовало, когда мне было там 12–15 лет. Ну и он нежно ко мне относился, все хорошо.

А. Козырев

– Ну ребенку комиксы нужны, да, что-то.

Н. Ильин

– Ну в молодости я уже был хулиганом. Например, мы жили на втором этаже и внизу большой двор, каменные такие плитки. Я брал его ручки, их бросал, смотрел, как они ломаются там. И даже с куклами моей сестры это делал.

А. Козырев

– Сестра ругала? Вряд ли она была довольна.

Н. Ильин

– Да, ругала, чуть не била. Ну вот.

А. Козырев

– Ну куклы-то фарфоровые были? Если пластмассовые уронить, ничего не будет.

Н. Ильин

– Да. Нет, фарфоровые дорогие куклы, слушай. Мы вот, когда я маленький был, она на 9 лет старше.

А. Козырев

– А может, это была такая ненависть к буржуазности?

Н. Ильин

– Ну это нет, любопытство к физике, динамике – смотреть, как они быстро спускаются со второго этажа и разбиваются внизу.

А. Козырев

– Ну, кстати, у твоего отца была книга, которая так и называлась: «Статика и динамика чистой формы». То есть я думаю, что это по наследству просто передалось.

Н. Ильин

– Да, возможно.

А. Козырев

– Тем более что форма в результате этого падения уничтожалась.

Н. Ильин

– Ну да.

А. Козырев

– Как бы кукла разбивалась. А характер отца, он вот такой был спокойный, импульсивный, взрывной?

Н. Ильин

– Импульсивный. И он достаточно быстро, когда ему что-то не нравилось, не в семье, а в разговорах с людьми ругался, и так достаточно жестко, не дипломатически выражался, скажем так. Всегда говорил свое мнение, он был убежден в том, что он говорит правильно. И поэтому он легко поссорился со многими людьми там и так далее. Не только тематически, а просто из-за формы общения. Ну что делать, это так и было. Но мы часто отдыхали вместе. Там, например, помню, на юге Франции - Côte d'Azur. Когда я маленький был, он меня носил на плечах, мы плавали в море и так далее. У меня только хорошее в памяти, кстати, от молодости, никакого негатива не было вообще. И в Англии другая жизнь в интернате английском, там очень хорошие учители были, это была штайнерская школа, Waldorfschule в смысле, у них там...

А. Козырев

– Это папина идея была туда отдать?

Н. Ильин

– Нет, это какая-то женщина посоветовала маме. И она говорит: ну почему нет? Но я доволен, что в такую школу попал, а не там в элитную какую-то, где все эти лорды и так далее. Потому что там преподавали искусство много и работали с деревом, с фарфором и так далее, и в саду работали. В общем, там громадное имение было, это старый дом такой был, и мы там жили так очень приятно.

А. Козырев

– Ну Вальдорфская школа – там все-таки в основе духовное образование, насколько я представляю.

Н. Ильин

– Ну да, там все-таки школа большинство с экзаменом там – натур, абитур, – я тоже там ее закончил в 12 классе, а попал туда, когда был в 4 классе. Ну неважно, мы еще дружим с моими бывшими...

А. Козырев

– Одноклассники.

Н. Ильин

– Одноклассники.

Цитата. Владимир Николаевич Ильин. «Иночество как основа русской культуры». «Вся без исключения русская поэзия может быть сведена к этой великой и единственной теме — МОНОТЕМЕ — к тому, чтобы увидеть невидимую и великую красоту, ради нее пожертвовав всем. Но в этом и моральная суть Евангелия. Продать, или отдать все – и приобрести «бесценный бисер Христа».

А. Козырев

– В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи». С вами ее ведущий Алексей Козырев. И наш сегодняшний гость – деятель культуры, советник директора государственного Эрмитажа, галерист, организатор многих выставок, Николай Владимирович Ильин, Николас Ильин. Мы говорим сегодня о его жизни, о его отце, русском философе и богослове Владимире Николаевиче Ильине. И вот отец – богослов. Но он как-то вот в повседневной жизни разговаривал с тобой на темы религии, веры? Вот как-то видно было, что он, допустим, там правило читает молитвенное?

Н. Ильин

– Мы вместе молились иногда. И ну про саму философию и богословие он со мной не общался, потому что все-таки в 10 лет меня отправили в другую страну, в Англию и до 17–18 лет я там был. Поэтому я только возвращался на каникулы или куда-то уезжал, и у нас мало общения было. И он страдал от этого, а мне тогда это не было особо интересно. Но мне было интересно, например, я был, когда Вознесенский был в Париже, он выступал, и даже Евтушенко тоже один раз. Там вся русская эмиграция собралась в зале. Я был очень под впечатлением, мне это очень нравилось, особенно Вознесенский.

А. Козырев

– И папа пришел на его выступление?

Н. Ильин

– Нет, папа не пришел, я сам туда пришел.

А. Козырев

– Но хотя мог, это в 60-е годы, наверное, еще было.

Н. Ильин

– Ну да. Он мог, мог. Ну он был все время занят, он в каких-то кружках был, он лекции давал. Я был на паре лекций, кстати, он в лагере РСХД на юге Франции, около Гренобля в горах, там очень приятное место. Он много лет подряд летом там был и лекции делал, там кружки были и так далее.

А. Козырев

– РСХД – это Русское студенческое христианское движение, да?

Н. Ильин

– Да, там молодежь была.

А. Козырев

– Лагерь такой, типа скаутский, да?

Н. Ильин

– Да, они поднимали флаг утром там и так далее.

А. Козырев

– Понравилось тебе в этих лагерях, интересно было?

Н. Ильин

– Ну очень, ну я его посещал там два раза. И да, конечно, очень интересно было.

А. Козырев

– Там русские были в основном?

Н. Ильин

– Только русские. Все по-русски говорили. И он был галантный. Там я, кстати, недавно передал фотоальбомы семейные в Дом русской эмиграции, там все старые фото, где он в эти лагерях. Особенно с молодыми девицами, он там им поэзию какую-то читал и так далее.

А. Козырев

– Он знал бесконечное количество стихов.

Н. Ильин

– Ну да, так он тоже на многих языках говорил.

А. Козырев

– Причем когда он цитировал их в своих статьях, он цитировал их по памяти, поэтому некоторые строчки путал, ошибался, что естественно для такого огромного массива. Но он не списывал с книжки, а брал из головы – Тютчева, Фета, Случевского.

Н. Ильин

– Он читал по-немецки, по-гречески, по-французски, естественно. И у нас куча книг было. Там всегда приходил один эмигрант, специалист по книгам, такой толстый дяденька, и он раскладывал новые и старые книги, да, и отец покупал их там, и в магазин тоже ИМКА-Пресс – все-таки знаменитый магазин был в Париже, до сих пор он существует.

А. Козырев

– На улице Святой Женевьевы.

Н. Ильин

– Они там публиковали несколько вещей моего отца. И там это был такой центр эмиграции. Это, кстати, где он с моей мамой познакомился – в ИМКА-Пресс, потому что она когда-то там была секретарша. Она же младше его на очень много.

А. Козырев

– Лет на 20, на 22?

Н. Ильин

– Она 12-го года, а он в 91, значит, большая разница. И она была молодая секретарша и как-то положила глаз на отца, который туда входил и так далее. И они женились в 34-м году. Дочь, сестра моя, родилась в 35-м.

А. Козырев

– Причем их венчал, насколько я помню, отец Сергий Булгаков – Вера Николаевна мне рассказывала, – на Сергиевом подворье.

Н. Ильин

– Ну да. И, кстати, они все семьями, и особенно сестра и мать очень любили владыку Антония в Лондоне, который экзарх Русской Православной Церкви был.

А. Козырев

– Антония Сурожского.

Н. Ильин

– Да, он светлый человек был, много выступал по радио и так далее. И поэтому его не особенно ценили какие-то круги, потому что он свободно выражал свою веру. И мне у него пару раз приходилось жить, когда в Англии там посредине триместра есть Half Term – так зовут, это неделя отпуска. И я не мог всегда домой в Париж, потому что это дорого стоило, и мама меня устраивала в какие-то эмигрантские семьи на эту неделю, потому что школа была закрыта. И два раза я был у владыки Антония. У него такой маленький особняк был, там какая-то монашка готовила еду. Ну, в общем, интересно.

А. Козырев

– Одна монашка? То есть вся прислуга – одна монашка?

Н. Ильин

– Да, там других не помню.

А. Козырев

– А сам он вот в общении, он был простой человек?

Н. Ильин

– Абсолютно.

А. Козырев

– То есть не чувствовалось вот этой архиерейской помпы такой.

Н. Ильин

– Нет, я обыкновенно с ним завтракал утром. Потом он исчезал на весь день, и я его больше не видел. И во время завтрака он общался мило, добро, спрашивал. Абсолютно человеческий человек, и никакого страха там от него не было.

А. Козырев

– По-русски, конечно, общались, да?

Н. Ильин

– Ну по-русски, да. И с эмигрантами. Например, моя сестра дружила с Андреем Ланской – художник, и я у него был несколько раз в мастерской, это очень интересно было. И он всегда приходил в церковь – я помню, у него было длинное кожаное пальто, так в стиле гестапо. И в карманах всегда конфеты, и всем детям он давал конфеты. И он, кстати, оплачивал такси для стариков, которые не могли себе позволить там вокруг Парижа приезжать в церковь. Он был очень религиозный.

А. Козырев

– А это недешево – в Париже такси.

Н. Ильин

– Ну да. Он их оплачивал, русские таксисты все свои были.

А. Козырев

– Еще давал и заработать таксистам, что тоже как бы неплохо.

Н. Ильин

– Ну да, очень успешный художник был. Он даже делал театральную декорацию для балета, где моя сестра там выступала, есть фотка, где она перед его громадной такой занавеской танцует.

А. Козырев

– А сестра такую вот настоящую карьеру балерины?

Н. Ильин

– Она классическая балерина была, она работала с какой-то группой балетной. Я помню, она меня таскала на репетиции, когда мне было ну 12 лет там, что-то такого рода. Я смотрел – там все пахло потом, они там упражнения делают. И мужики меня гладили: какой у тебя прекрасный мальчик.

А. Козырев

– Ну это в балете, да, такая особенность.

Н. Ильин

– Ну это я помню, как она там трудилась. Потом они разъезжали в гастроли. Я помню, когда уже в школе был, в 55-м году, она мне привезла эти маленькие пластинки 45...

А. Козырев

– Оборотов.

Н. Ильин

– Да, оборотов. И это была группа The Platters и знаменитая песня «Only You», такая очень романтическая. The Platters – это был квартет черных, и это была сенсация в школе, когда я показывал, я гордился.

А. Козырев

– А кстати, отец-то ведь тоже был композитор, он закончил консерваторию в Киеве, кроме того, что он был философ и ученый. Он как-то к музыке приобщал?

Н. Ильин

– Да, ну вот его пианино до сих пор стоит у меня. У нас дача в Бретани, и я ее спас и взял, хотя там уже на ней не играют, потому что она старая. Но моей первый памяти вообще в жизни – это когда мне было два-три года, у меня была раскладушка в маминой комнате, у меня не было собственной комнаты. И там прямо рядом было это пианино, и он играл, и сочинял музыку по ночам там. И когда я засыпал я слышал его мелодии: тара-рам, тара-рам – очень интересно было. И тоже странный звук: кр-кр-кр – потому что, когда он корректировал ноты, он пользовался бритвой. Не знаю, почему не резинкой, а бритвой. Это мои вообще первая память.

А. Козырев

– Звуки. Первые звуки, да, вместе колыбельной.

Н. Ильин

– И он там, я отдал, кстати, в Дом русского зарубежья его ноты, и они там как будто готовят книжку про музыку тоже его.

А. Козырев

– Что-то даже исполнялось, я слышал, какие-то ноты были расшифрованы и какие-то произведения исполнялись, они достаточно интересны в музыкальном отношении.

Н. Ильин

– Ну да.

А. Козырев

– Я хочу напомнить нашим радиослушателям, что сегодня у нас в гостях советник директора государственного Эрмитажа, деятель искусства и культуры, сын Владимира Николаевича Ильина, Николай Владимирович Ильин. Мы говорим сегодня о его жизни, о его семье, о его памяти. И после небольшой паузы мы вернемся в студию радио «Вера» и продолжим наш интереснейший разговор с Николаем Владимировичем Ильиным.

А. Козырев

– В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи». С вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, советник директора государственного Эрмитажа, деятель искусства, галерист, организатор многих выставок, Николай Владимирович Ильин. Мы говорим сегодня о его жизни, о родителях, о папе – Владимире Николаевиче Ильине, выдающемся русском богослове и философе. Ну и о маме надо тоже поговорить – Вере Николаевне. Тем более что папу я вот не знал, естественно, по своей молодости, хотя и издавал некоторые его сочинения, и изучал его биографию. А с мамой твоей я был хорошо знаком, и мы с ней даже дружили. Она приезжала в гости ко мне в Москве, и на дачу в Петербурге приезжала в гости. Она была удивительная женщина. И ведь она была не только жена Ильина, но и сама по себе была интересный мыслитель, человек.

Н. Ильин

– Да, у нее характер такой специальный был. Она занималась тоже здоровьем там, она была вегетарианка, не ела ни мяса, ни рыба. Я тоже, кстати, до 14 лет не ел. Пока бабушка мне очень вкусный стейк тайно на кухне, тогда я начал мясо кушать. Но она обожала натуру, она все время писала дневники какие-то своим шрифтом, и все касалось работ моего отца. Она просто это ее был жизненный путь, не рабочий, чтобы деньги зарабатывать, а она все свободное время тратила на него, и это было интересно. Я ее очень любил, она очень нежная была. Ну у нас маленькая квартира была, там и бабушка была, и отец, мать, сестра и так далее. И денег мало было, по-моему. Потому что я помню, когда мне тоже, не знаю, сколько лет было 13–14, на Рождество, когда положено всем подарки дарить, я должен был таскать мою маму из офиса, где она работала, в магазин, чтобы мне купили игрушку.

А. Козырев

– На Православное Рождество или католическое? На православное. Ну вы праздновали 7 января, да?

Н. Ильин

– Да, да. И ну у нас не было елки, иногда была маленькая. Ну она мне купила поезд, электрический поезд. Вот я был очень доволен.

А. Козырев

– Железную дорогу. Замечательно.

Н. Ильин

– А бабушка мне сказки читала, когда я маленький был. Я помню «Дети капитана Гранта» – там прекрасное дореволюционное издание, с очень красивыми иллюстрациями. И я даже когда на горшке сидел, когда совсем маленький был, она читала, я так и долго сидел на горшке, потому что мне так нравились эти сказки.

А. Козырев

– А еще ведь няня была, да?

Н. Ильин

– Да, ну няня, она с нами не жила. Потому что сестра мамы – это тетя наша, Женя, Евгения Николаевна, она в отдельной квартире жила, и няня с ними туда пошла. Потому что у них тоже трое детей было, и все работали, она тоже русский преподавала и была художница немножко. И, в общем, няни все время с ним были. Она никогда не научилась по-французски...

А. Козырев

– А знаешь есть замечательная повесть у Ивана Шмелева «Няня из Москвы» – вот именно про няню, которая приехала со своей семьей, эмигрировавшей во Францию.

Н. Ильин

– Ну да, она из деревни какой-то была, ну недалеко от Петербурга, не знаю где. А бабушка же уехала в 25-м году и оставила обе дочки с няней, в Питере оставила. У них до революции был шикарный трехэтажный дом около Смольного, с балконами и так далее. Все богатые были.

А. Козырев

– У тебя дед был купец 1-й гильдии, почетный гражданин, по-моему, даже.

Н. Ильин

– Да, с большим трудом он стал почетным гражданином, потому что он был евреем и это было не так просто и не положено ему. Он боролся, несколько раз отказывали ему, но в конце концов он добился.

А. Козырев

– Ну император подписал, Николай II.

Н. Ильин

– Да. Это дает привилегии разные. И, в общем, я свою маму, кстати, когда мы были в Петербурге, повел туда в этот дом, и мы так позвонили, нам открыли и позволили смотреть. А мама нашла свою комнату и сказала: вот там был мой для кукол дом, в этом углу. И ей уже было 80 с чем-то лет. В общем, это очень трогательно было.

А. Козырев

– Потрясающе. Но жильцы пустили все-таки?

Н. Ильин

– Да, да. Ну она им объясняла, что она маленькая там жила. И, в общем, это было достаточно интересно. Она любила приезжать в Россию. Папа – нет. И жена меня критиковала, потому что чем больше она в России, тем меньше она с внуками своими провела время и так далее. Но это неважно. Кстати, когда мне было 16 лет, моя сестра старшая говорит: ты знаешь, что мы евреи? Что, я говорю, что это такое? Я помню, в Ветхом Завете есть какие-то евреи. Я не имел понятия вообще, что это такое. Ну слышал, но не знал. И это, в общем, мало на меня влияло. Но бабушка была чистая еврейка и, значит, мама, ее муж тоже. Мать была еврейка, и эта тема была абсолютно табу. Мать ненавидела вообще это слово и не хотела этого упоминать. И мы все были русские, православные и, в общем, это мало чего изменило.

А. Козырев

– Ну оккупацию пережить пришлось, со всеми как бы страхами и угрозами гестапо.

Н. Ильин

– Да, были проблемы, гестапо там. Слушай, все, даже в эмигрантской среде, сдавали врагов, так сказать, да, евреев. И там целая легенда: к нам пришел какой-то полковник гестапо, Мюллер, и мама его какой-то пирог с миндалем делала, который он помнит с молодости – чего-то такое. И папу вызывали пару раз в гестапо и еще один раз заставили его пойти в Берлин во время войны, кстати. Но не как пленный, он там работал в каком-то институте, и дальше писал, но хотел вернуться к семье, что удалось. А потом добрые люди доносили после войны власти, что он как коллаборационист или как, в общем. И был суд, его оправдали, у него никакой коллаборации не было вообще.

А. Козырев

– Ну самое страшное, конечно, что это была угроза и жене, и...

Н. Ильин

– Ну да, так всю семью они отправляли, ты знаешь куда там.

А. Козырев

– В Освенцим.

Н. Ильин

– Ну да. Ну, в общем, это мало меня изменило, кроме низкой толерантности до дешевого антисемитизма, скажем так. Это нагло, и я это не люблю.

А. Козырев

– Ну это вообще не в природе русской культуры.

Н. Ильин

– Ну да. Ну я занимался и еврейской культурой тоже позже. Например, это генетически, я не знаю, как. Например, был Ан-ский – знаменитый ученый, который писал «Диббук» – он отправился до революции в местечки и собирал сведения о еврейской культуре – песни там, и вообще объекты всякие собирал и так далее. И собрание должно было быть основа первого еврейского музея в России. А потом была гражданская война, война вообще 14-го года, революция, и все это конечно не было. Но остатки этого до сих пор в музее этнографии в Петербурге, я им устраивал выставки на Западе – и в Америке, и в Европе, и книжки выходили на эту тему. Я об этом просто хочу сказать, что культура еврейского народа была богатая, и не изобразительное искусство, но, в общем, тексты и была куча, кстати, идиш-газет там когда-то, толерантность большая была. И все это изменилось в 50-е. Ну до смерти Сталина, он не только врачей, он поэтов тоже – в 52-м году перед Перец Маркиш и еще семь поэтов были расстреляны. А Маркиш был очень такой яркий, красавец, он в 20-м году написал очень жесткую поэму, которую зовут «Куча» – это погромы в 18-м году в Украине, когда красные гоняли белых. И красные, и белые не любили особенно евреев, и украинцы тоже помогали, в общем, и сто тысяч погибли, в общем, там в погромах. И на эту тему «Куча». Это было переведено, я нашел человека в Америке, который перевел на английский, и мы с сыном Переца Маркиша делали мероприятия, там лекции, презентации этой книжки. Ну это вот, так сказать, одна из веток, где я убирал свои, так сказать, под вопросом темные зоны моей жизни.

А. Козырев

– А кстати внук Переца Маркиша, отец Макарий – православный монах, и он бывает гостем нашей радиостанции.

Н. Ильин

– Да.

А. Козырев

– Иногда служит в Иванове, в монастыре. После того как он принял сан, приехал из Америки, обратился, стал православным иеромонахом. Так что вот такие интересные бывают пути.

Н. Ильин

– Ну да. Ну а другая темная, скажем, печальная часть. После смерти всех там – и мамы, и папы, и бабушки, я вообще, когда они все живы были, мало интересовался предками и так далее, потом начал искать там, использовать какие-то люди в Петербурге, которые занимаются генеалогией, раскопали всякие биографические детали. И архив отца – вот это я сохранил после смерти мамы, он был упакован там, не знаю, в 30–40 ящиков и с помощью посла Авдеева через ИМКА-Пресс был передан в этот...

А. Козырев

– Дом русского зарубежья.

Н. Ильин

– Дом русского зарубежья. И очень доволен этим.

А. Козырев

– И сегодня он исследуется и выходят книги. Вот недавно вышла очень интересная книга «Русская философия» – то есть это оригинальный такой курс, необычный, оригинальный курс Владимира Николаевича Ильина. Так что большое тебе спасибо, что ты сохранил архив отца и передал его в Россию, теперь возможность есть его...

Н. Ильин

– Ну ты был первый, кстати, который занимался книжкой отца, где статьи его из этой, старые русские...

А. Козырев

– «Возрождение». Ну еще в 97-м году вышла книга «Эссе о русской культуре», вот которую подготовила Вера Николаевна, там было мое предисловие. Так что это, наверное, если не первая книга Владимира Ильина...

Н. Ильин

– Ты там писал большую биографию.

А. Козырев

– Биографию. То одна из первых книг, которые выходили и действительно которые сделали его имя в России не просто известным, а один из ярчайших публицистов, философов вот этой эпохи русской эмиграции.

Н. Ильин

– Мама изучала. Были и другие архивы, кстати. Например, Колумбийский университет, там большой русский архив, да. Но я там был, в Нью-Йорке, выяснял, я был там, Чеботарева, милая женщина там работает, она тоже хотела получить архив. Но в итоге выяснилось, что там большинство людей, которые в этом архиве работают, приезжают из России.

А. Козырев

– Конечно, конечно.

Н. Ильин

– Поэтому было бы логично сразу отдать в Россию.

А. Козырев

– Тем более что примерно в это же время в Россию вернулся архив Ивана Ильина, которого, я знаю, твой отец не любил...

Н. Ильин

– Ну да.

А. Козырев

– Они отнюдь не были друзьями. Но тем не менее как-то символично, что примерно в одно время два Ильиных вернулись в виде архивов в Россию.

Н. Ильин

– Ну да, Иван Ильин – почетный любимый философ разных властей здесь. А мой отец меньше был такой, видно, и его прах не перешли из Франции сюда, они еще в Сент-Женевьев-де-Буа на русском кладбище.

А. Козырев

– Ну я думаю, что это и не стоит делать.

Н. Ильин

– Конечно, нет.

А. Козырев

– Как-то ощущение, что прах доложен лежать там, где его положили.

Н. Ильин

– Да, но Ивана Ильина все-таки...

А. Козырев

– Ну там были свои проблемы с сохранностью. Несколько другие условия оплаты в Швейцарии – там очень дорого стоят места на кладбище, некому было оплачивать. Поэтому там были свои объективные... У него не было потомков, не было детей. И там свои объективные условия.

Н. Ильин

– Ну хорошо.

А. Козырев

– Но я хотел тебя еще расспросить о твоей современной деятельности, как организатора выставок. Как вообще вот человек, учившийся в Вальдорфской школе и из такой, в общем, бедной семьи эмигрантской, как это произошло, что ты вышел на искусство, на произведения авангарда?

Н. Ильин

– Ну это я начал в Сорбонне учить математику после школы, и у меня была уже школьная подружка, моя будущая жена, в 10 лет я с ней познакомился, она на год старше, Криста ее зовут. И, в общем, потом она уехала, она в Африке была, ну в общем, разделились мы, поддерживали контакт. И когда она училась в Париже, мы опять дружили вместе и, в общем, были бойфренд и герлфренд. И короче говоря, тоже она была беременна нашей будущей дочкой, и тогда уже серьезная жизнь должна была начинаться, надо было работать, создать семью и так далее, и я переехал в Германию. И мать была довольна, и бабушка тоже. Она даже, Криста, ну она немка, чистая немка. И это было очень прилично, солидно, да, вот так, чтобы я не терялся как-то, как молодой эмигрант. И я начал работу в турагентстве там, потом перешел в «Люфтганзу», коммерческую службу – они искали людей, которые по-русски говорили, потому что открывали полеты в Россию и в другие соцстраны. И три года там, и в 71-м я перешел в отдел PR – общественные связи, и там очень долго работал. Потом в Швейцарии возглавлял PR «Люфтганзы», потом в Франкфурт, где центр был «Люфтганзы». И президент «Люфтганзы» был очень такой продвинутый человек, он сказал: Ильин, создавайте программу спонсорства культуры. И мы спрашивали, что делать и решили там, что надо без языка, потому что мы на международной площадке – значит, выбрали изобразительное искусство и музыку.

Цитата. Владимир Николаевич Ильин. «Метафизика и феноменология красоты с ее антитезами». «Полноте прекрасного будет соответствовать мистически святость, что в области архитектуры будет соответствовать храму, в области изобразительных искусств – иконе, а в области музыки – ладовому, знаменному распеву».

А. Козырев

– В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи». С вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, советник директора государственного Эрмитажа, галерист, деятель искусства, Николай Владимирович Ильин. Мы говорим сегодня о его семье, о его отце, философе и богослове Владимире Николаевиче Ильине, и говорим о его жизни, в которой вот деятельность в сфере искусства, живописи занимает очень важное место. И причем это не просто личные, скажем так, интересы Ника Ильина, но это приносит и, что называется, большую пользу русской культуре. Я знаю, что ты сотрудничаешь и по возвращению каких-то произведений искусства, которые были либо увезены, либо украдены в российских музеях.

Н. Ильин

– Ну да. Но я не искусствовед, но возглавлял отделы PR и спонсорства «Люфтганзы», у нас был приличный бюджет. И когда ты спонсор, все тебя обожают, директора музеев только мечтают, чтобы ты им помогал, деньги давал и оплачивал выставки и так далее. Таким образом я познакомился с миром искусства изнутри, так сказать. И одна из первых выставок, которую мы спонсировали (я, кстати, ее придумал), ее звали «Великая утопия». Мы начали в 89-м году – это еще советских времен – собирать самую крупную выставку русского авангарда на Западе вообще за все времена. Там были кураторы из Германии, Америки и России, естественно, целая бригада, да, и вышел каталог, который есть на английском, на русском и так далее. И выставка была в Франкфурте, и в Амстердаме, … и в Гуггенхайме – это был большой успех. Ну и потом несколько других русских выставок мы спонсировали: «Амазонки авангарда», например, шесть женщин русского авангарда – выставка, которая в и Нью-Йорк и в Бильбао, и в Венеции. Даже в Лондонской Академии художеств была и в Германии тоже были. И еще Шагал, ну и так далее, Кандинского мы спонсировали в Музее современного искусства МоМа в Нью-Йорке выставку. Когда ты спонсируешь выставки, надо иметь в виду, что не просто давать деньги на билеты, или груз там, или кураторы, а надо маркетинг делать, надо рекламу делать для выставки, чтобы народ узнал про нее – пиар плюс платная реклама. Я помню Кандинский – мы одну страницу «Нью-Йорк Таймсе» купили, ну в смысле заказали. Но не там, где культура, а в бизнес-части, потому что наши клиенты «Люфтганзы», конечно, летали там, бизнесмены. И там было изображение цветное Кандинского, и внизу – какая выставка, где и так далее, и еще наш логотип, соединяем там культуру – и это удовольствие стоило там 50 тысяч долларов это за одну страницу тогда.

А. Козырев

– Ну не так уж и много. Ну сегодня Кандинский, действительно, художник, через которого действительно репрезентирует себя Россия. Открытие Олимпийских игр в Сочи, где Кандинский был одной из таких составных, а вот сейчас, я знаю, «Композиция VII» из Третьяковской галереи прибыла в кафедральный собор Кенигсберга – Калининграда, там, где похоронен Кант. И целая программа – выставка одной картины, концерты. Вокруг этой одной картины Кандинского.

Н. Ильин

– Да. Ну в Эрмитаже тоже.

А. Козырев

– Ну отношение к авангарду неоднозначно. Кто-то считает, что это внешнее, чуждое русской культуре явление. А кто-то, напротив, доказывает, что это имеет глубокий религиозный смысл и религиозные корни, уходящие вглубь.

Н. Ильин

– Ну религиозные – я сомневаюсь, но это было движение, кстати, которое до революции началось, уже в 10-м году и в 13-м, например, было. Опера «Победа над Солнцем», где Малевич и...

А. Козырев

– Матюшин.

Н. Ильин

– И Матюшин. И Крученых текст делал, Матюшин музыку.

А. Козырев

– Ты говорил мне, что музей Матюшина создали чуть ли не при монастыре в Голутвине.

Н. Ильин

– Нет, это самый главный эксперт Матюшина – это Алла Васильевна Повелихина из Петербурга, она при монастыре живет и влияла на то, чтобы около монастыря (не внутри монастыря, а рядом) создали Музей органической культуры в Коломне. И это очень интересная ветка. И авангард потом был задействован во время революции как пропагандистское, так сказать, были поезда с декорациями авангардными и так далее.

А. Козырев

– Ну органическая культура – это не только Матюшин, Кандинский говорил об органике крестьянской избы, например, еще в «Ступенях».

Н. Ильин

– Да, да, было там. Эндер, Гуро там...

А. Козырев

– Это поиск целостных смыслов каких-то – то есть тут религиозный посыл явно есть.

Н. Ильин

– Они смотрят... холистики – не знаю, как по-русски.

А. Козырев

– Целостность, холизм, да.

Н. Ильин

– На явления культуры и музыки, и натуры. И это очень интересно, становится все важнее, и важнее. Недавно, полтора года назад, мне удалось создать английский News letter… Russian art focus  – это с помощью владельца Art Newspaper и одного предпринимателя здесь, которые бюджет дали. И это касается современного искусства в России, но на английском языке. Раз в месяц выходит бесплатно, там уже несколько тысяч абонентов и так далее. И сейчас конкурс будет насчет лучшая статья по-английски о современном русском искусстве. И не только русском, иногда республики дальние там, кавказские и другие.

А. Козырев

– Я знаю, что и президент России был на открытии твоих выставок.

Н. Ильин

– Нет, так это было, он два раза был. Он был в 2000 году, где были «Русские амазонки», тогда он совсем новый президент был, только что выбран. Это было в сентябре, потому что было ежегодное собрание ООН, так он так и так был в Нью-Йорке. Ну и мы договорились там с Кремлем, чтобы он пришел, открыл. И второй – пять лет позже, там была большая выставки в России, гигантская – это от XIII века до современного. Он тоже пришел.

А. Козырев

– В Гуггенхайме тоже, да?

Н. Ильин

– Да, тоже в Гуггенхайме, был большой успех. И ну интересовался, особенно реалистическим искусством, соцреализмом.

А. Козырев

– Ну пора делать новую выставку.

Н. Ильин

– И икона ему понравилась, современная меньше, ну что делать. Вот так. Но для пиара это полезная штука, потому что весь полк корреспондентов, конечно же, сопровождает.

А. Козырев

– Вообще хорошо, когда президент интересуется музыкой, искусством, это хорошо работает и на имидж страны.

Н. Ильин

– Он, кстати, тоже согласился дать покровительство на текущую выставку, которая только что открылась в Берлине, она должна была здесь открываться Diversity United, которая собирает 90 живых художников из 35 европейских стран – это искусство последних 40 лет. Это очень интересно. Там замечательная инсталляция, она сейчас в Берлине – президент Германии под впечатлением, и француз тоже, Макрон. Она должна в конце в Париже быть. И это большой успех. И посмотрим, я надеюсь, что она будет возможна в Москве. Там было сложно.

А. Козырев

– Как бы хотелось, чтобы искусство людей объединяло, а не разъединяло. Потому что есть очень много факторов нашей жизни, разъединяющих нас. Ну прежде всего вот эта пандемия сейчас, которая отменяет выставки, мешает нам свободно коммуницировать. И вот я очень рад, что у тебя есть возможность приезжать в Россию, потому что не всякому иностранцу это сегодня возможно. И я очень рад, что вот то что произошло после октябрьского мятежа, когда русская эмиграция принесла русское искусство в Европу, когда русские художники – тот же Ланской, Стеллецкий – открывали Европе русскую культуру, смыслы, в том числе и связанные с русской иконой, с православием. И сегодня ты, как русский человек, продолжаешь это дело, соединяя Восток и Запад, представляя русскую культуру на Западе, а западную культуру, возможно, в России. Вот это мне кажется очень логичным и правильным, и как бы продолжающим вот ту линию, которую проводил твой отец, твои родители.

Н. Ильин

– Ну мне повезло, что Ельцин сделал умный закон, который установил, что потомки первый эмиграции имели право на русский паспорт. Я долго этим не пользовался, но когда-нибудь сделал, и поэтому у меня русский паспорт, и поэтому я смог путешествовать вот сюда. Иначе иностранцев пока еще не пускают из-за этой проклятой короны, а с русским можно.

А. Козырев

– Ну будем надеяться, что это когда-нибудь закончится. И не только Ник Ильин, но и выставки, которые он организует, тоже приедут в Москву. Мы сможем прийти, увидеть вот эту удивительную выставку современного искусства – 90 картин, да, которые сейчас находятся в Берлине.

Н. Ильин

– 90 художников.

А. Козырев

– 90 художников, да. Ну а я очень благодарен тебе за этот разговор, за возможность вспомнить и Владимира Николаевича Ильина, которого мы не раз вспоминали здесь, в наших программах, на радио «Вера». И Веру Николаевну Ильину, которая была замечательной женщиной и супругой, сделавшей очень много для публикации работ твоего отца. И я надеюсь, не последний раз. Я знаю, что ты сейчас отправляешься дальше в Петербург, то есть большая программа пребывания в России. Ну спасибо, и я поздравляю нас и наших слушателей с тем, что у нас сегодня вечером была такая уникальная возможность пообщаться с Ником Ильиным.

Н. Ильин

– Ну я очень рад. Спасибо тебе.

А. Козырев

– До новых встреч в эфире.