Это было сладостно-больно. Уезжать к бабушке на всё лето. Далеко. На юг. К белоснежным вершинам Тянь-Шаня, хрустким яблокам «Апорт», когда каждое — по полкило, горам сухофруктов на городском рынке, окуренных с разных сторон шашлычным дымом. Больно — потому что здесь, дома, оставалась она — первая любовь, испуганно-приглядывающиеся глаза, опасливое предвкушение неизведанного — одним словом, романтика в её самом трепетном варианте.
Не успев приехать, уже хотелось написать. Созваниваться было нереально — слишком далеко, «золотые» были бы переговоры. Оставалось одно: письма, благо, что в те давние времена почта работала исправно, мессенджеров и соцсетей не было, и расстояния ощущались вполне физически.
И вот ты садишься за прадедушкин дубовый стол, испещрённый чьими-то шаловливыми ручками — может, даже твоими же — раскрываешь чистую тетрадь на середине — чтобы легче было выдрать страницу — и — зависаешь в растерянности. Как начать? Нет, конечно же, хочется сразу написать: «Маша, я тебя люблю!» Но — пока я и сам не знаю, люблю ли я её — или так, только что-то повеяло откуда-то? Это будет явный перебор. Так, а если просто: «Моя дорогая Маша!» Хм, неплохой вариант. Но я так её ни разу ещё не называл. А вдруг она воспримет это как фамильярность? Какая она мне «дорогая»? Как мама? Я же никого кроме мамы в жизни «дорогой» не называл? Не, не пойдет. «Здравствуй, Мария!» Ой. Ну это вообще странно. Ещё на «Вы» можно добавить. Подумает, что точно издеваюсь. Всё, решено — и податливый шарик ручки тщательно выводит на листе: «Привет, Маша!»
А дальше-то что? О чем писать-то? О своих наметившихся, но ещё не то что неоформившихся — даже до конца не прорезавшихся чувствах? Не, в таких вопросах торопиться не надо. Тем более — играть роль влюблённого. О том, какая здесь погода? А разве это будет ей интересно? Или, быть может, рассказать ей о том, чем мы занимаемся с друзьями? Про наши шалаши, про то, как забрали в милицию после 10 вечера, как я чуть не свалился в бурный горный поток, когда ходил на пленэр — благо, этюдник зацепился за куст и буквально меня спас. Картины проплывают передо мной, сменяя одна другую — теперь только выбрать и красиво описать. Да, вот это, думаю, будет ей интересно!
...Кто-то несильно теребит меня за рукав, и я просыпаюсь. «Папа, какую фотку девчонкам скинуть — эту? Или я тут слишком весёлый? А на этой глаза прищурил!» Старший сын в муках выбора листает бесконечную ленту снимков своего смартфона. Веерная рассылка — страшная вещь: один клик — и ты на экранах всех друзей и подруг. Поэтому дело — ответственное!
«А ты не хочешь что-то написать, как ты свои каникулы проводишь?»
«Па, ну ты чего, что тут писать? Всё просто клёво — по фоткам разве не видно?»
Конечно, видно. Конечно, клёво. Да только грустно от того, что наши дети могут так и не ощутить всё волшебство, всю магию слова — перед которым самые высокотехнологичные гаджеты так и останутся всего лишь бездушными железками, передающими скорлупки чужих впечатлений...
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..
Псалом 124. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 124. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 124. На струнах Псалтири
1 Надеющиеся на Господа подобны горе Сиону; не поколеблются вовеки те, что живут в Иерусалиме!
2 Горы осеняют их, и Господь осеняет людей своих отныне и вовеки.
3 Ибо не дает Господь грешникам власти над праведными, да не протянут праведные рук своих к беззаконию.
4 Даруй, Господи, блага тем, кто добр и праведен сердцем!
5 А людей развращенных и творящих беззакония покарает Господь. Мир Израилю!
9 мая. Об особенностях богослужения в День Победы в Великой Отечественной войне

Сегодня 9 мая. Об особенностях богослужения в День Победы в Великой Отечественной войне — игумен Лука (Степанов).
Празднование Дня Победы оказалось 9 мая не сразу по завершении Великой Отечественной войны. Уже во времена послесталинские, когда потребность напоминать народу и молодому поколению о великом подвиге нашего народа была особенно ясно ощутимой. А в 1994 году уже решением Архиерейского собора было установлено совершать, начиная с 1995 года, по всем храмам Русской Православной Церкви особое богослужение после Божественной литургии, где за ектенией сугубой и сугубое прошение об упокоении душу свою положивших за свободу нашего Отечества. А вот после литургии совершается благодарственный молебен за от Бога дарованную победу, и после нее заупокойная лития. Подобная традиция упоминать почивших воинов и со времен преподобного Сергия Радонежского в нашем Отечестве, когда и на поле Куликовом сражавшиеся и погибавшие наши воины были тоже мгновение поминаемы святым старцем, видящим препровождение их душ на небо ко Господу. И всегда о своих героях молилось наше Отечество и Русская Церковь.
Все выпуски программы Актуальная тема