
Мы беседовали с кандидатом искусствоведения, пианисткой Юлией Казанцевой.
Разговор шел о классических музыкальных произведениях посвященных теме Рождества Христова, о том, как и почему многие композиторы воплощали эту тему в своих произведениях.
Ведущая: Алла Митрофанова
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, снова и снова повторяю эти замечательные слова: с Рождеством Христовым! Продолжаем цикл рождественских встреч на Радио ВЕРА в «Светлом вечере» и продолжаем разговор о музыке. Вы знаете, наверное, Рождество Христово — это такой очень важный праздник надежды. Думаю, многим из нас сейчас непросто и еще больше людей вокруг нас, кому совсем тяжело, и вот это такое время, когда мы можем и радостью зарядиться друг от друга, и от тех удивительных музыкальных произведений, литературных произведений, которые Рождеству Христову посвящены, и друг другу руку протянуть и вспомнить, что Рождество Христово — это время особого такого милосердия, потому что, в первую очередь, это время милосердия Божьего по отношению к нам. И несмотря на трудные обстоятельства, найти в себе возможность улыбнуться и порадоваться жизни, потому что жизнь — это величайший подарок Бога нам, и подарок, который напрямую связан с праздником Рождества Христова, прихода в мир Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа. Ну и, конечно, поскольку сегодня разговор пойдет о музыке классической, то собеседница наша — Юлия Казанцева, замечательный пианист, лауреат международных конкурсов, приглашенный лектор Московской филармонии и один из постоянных собеседников и экспертов на Радио ВЕРА. Юлечка, с Рождеством Христовым!
Ю. Казанцева
— С Рождеством!
А. Митрофанова
— Я Алла Митрофанова. Собственно, дорогие друзья, ближайший час у нас будет посвящен разговору о Рождестве Христовом в классической музыке. Юль, я знаю, что ты историк и удивительный рассказчик, которому подвластны все эпохи. При этом, когда мы о Рождестве Христовом в музыке говорим, то мы, наверное, в первую очередь говорим о музыке барокко, но ведь не с барокко все начинается и думаю, что вообще первая музыка, связанная с Рождеством Христовым, — это хор ангелов, о котором мы читаем в Евангелии, ангелы, которые поют «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение», то есть в людях благая воля, воля ко благу, воля к добру, наши добрые сердца. Как этот хор ангелов отражается в традиции классической музыки, складывающейся вокруг Рождества Христова?
Ю. Казанцева
— Вот удивительно, что ни о какой другой теме в музыке не написано столько самых разных произведений, как на тему Рождества: есть оратории, песни, концерты, балеты, самые разные композиторы, самые разные эпохи. Сегодня мы успеем немножко попутешествовать во времени и посмотреть как раз на рождественскую музыку разных эпох. Сложно сказать, с чего всё началось, вот нельзя назвать какое-то одно произведение, абсолютно с тобой согласна, первое произведение — это то, что исполнили ангелы, и то, что мы видим на картинах, например, на картинах эпохи Возрождения: ангелы поют, иногда даже в руках держат лютни, мандолины, то есть эта музыка — это звучащие картины, на самом деле, картины Рождества. Но то, что мы привыкли называть классической музыкой, начинается с эпохи барокко: Бах, Гендель, Вивальди. И сегодня я ещё одного композитора для вас приготовила — это Арка́нджело Коре́лли. Замечательный композитор, который немножко в тени находится великого Баха, и мы это сегодня исправим. Но, знаешь, я абсолютно убеждена, что машину времени ещё не изобрели, а музыка-то есть и именно музыка и есть та самая машина времени, то есть мы, если хотим, можем переместиться в 1734 год, а хотим — можем в 1690-й — это, кстати, то, что я сейчас предлагаю сделать, именно туда переместиться, или 1741-й, то есть куда хотим, и послушать, как тогда люди праздновали Рождество. Вот взять, например, Лейпциг 1734 года — кажется, что это так давно, и всё вообще было иначе, но нет, Рождество наступило, и всё так же, как и сейчас, вот радость, ликование, идём в церковь, а там и Иоганн Себастьян Бах для нас написал "Рождественскую ораторию«— грандиознейшее произведение, очень рекомендую его послушать, очень! Причём оно большое, если целиком послушать сразу не получится — не печальтесь, можно первые две минуты попробовать вкусить эту радость, ликование, как это изображает Бах. А можно отправиться аж в город Дублин 1741 года и послушать, как Гендель изображает Рождество, тот самый знаменитый хор «Аллилуйя, аллилуйя!..» (напевает) — это, кстати, та мелодия, которую знают все. Вот согласись — и взрослые, и дети, даже те, кто не знает, кто такой Гендель, а музыку-то знают.
А. Митрофанова
— Может быть, даже не всегда целиком это музыкальное произведение мы способны воспроизвести в голове, но вот именно тот фрагмент, который ты сейчас напела — совершенно точно, он настолько часто используется в современном кино и вообще в разных произведениях современного искусства в качестве цитаты, но немногие вспомнят, что это Гендель, и, думаю, далеко не всех нас эта музыка отправит именно в Дублин. Поэтому как раз та «машина времени», которой мы пользуемся в сопровождении тебя, особенно дорога и ценна, ты можешь дать те пояснения, которые нам картину эпохи воссоздадут, достроят. Упомянутый тобой Корелли, я думаю, нуждается в особо глубоком комментарии, познакомь нас, пожалуйста, с ним, а то мы, действительно, привыкли в первую очередь вспоминать о Бахе, при том, что ведь Бах-то в строгом смысле не первый. Вот так, если визуализировать, прекрасные картины эпохи Возрождения, которые изображают ангелов с музыкальными инструментами в руках, ведь тогда музыка тоже звучала.
Ю. Казанцева
— Конечно, конечно! Ты затронула мою самую любимую тему о том, что музыка бездонна, безгранична, и мы сами себя обкрадываем, если не пытаемся шаг за шагом расширять свои познания. Бах прекрасен, я его слушаю каждое Рождество, это просто традиция, включаю «Рождественскую ораторию», но плюс к этому хорошо бы каждый год что-то одно добавить и так, глядишь там за сорок лет, и вот уже сколько всего мы послушали, каждое Рождество что-то новое и вот на это Рождество предлагаю включить концерт Арканджело Корелли. Может быть, кто-то его слышал, а кто-то не слышал, концерт так и называется — «Рождественский концерт». Для этого мы перемещаемся в 1690 год в город Рим, где и сейчас широко празднуется Рождество, и в то время, то есть гуляют все, все улицы заполнены народом, никто не работает, все поют: тогда было принято, пели в церкви, пели на улицах, концерты, то есть музыка, как выражение праздника, когда невозможно молчать, вот душа просит, поэтому музыка звучит повсюду. И закончилась уже рождественская служба, но никто не расходится — там же, в церкви, и дальше продолжается концерт. И звучит концерт, который Корелли написал специально для этого случая, то есть после службы, когда хочется как-то продлить удовольствие. Знаешь, так бывает, что не хочется расходиться, еще хочется это продлить, а официально все закончилось, и что делать? А вот нужно еще продлить и послушать концерт Корелли. Это жанр, который был очень популярен в эпоху барокко — «кончерто гроссо», в переводе — «большой концерт»-«гроссо». Забавно, потому что такие же «кончерто гроссо» писали Вивальди и Корелли, они маленькие, они крохотные. Потом у Брамса концерты час идут. А здесь очень удобно слушать, по семь, по десять минут, на один зубок. Не всегда у нас есть час времени, а десять минут можно найти. Очень рекомендую послушать целиком концерт Корелли, там пять частей, а мы послушаем один фрагмент. Между прочим, и Бах, и Гендель, и Вивальди с огромным уважением относились к музыке Корелли, слушали его концерты, даже переписывали. И нельзя сказать, что Бах учился у Корелли, или Вивальди учился у Корелли, но в каком-то смысле они выросли на его музыке, выросли, слушая его концерты, изучая его концерты. Поэтому предлагаю восполнить такой пробел и тоже погрузиться в атмосферу Рождества 1690 года и послушать фрагмент из «Рождественского концерта» Арканджело Корелли.
А. Митрофанова
— Замечательно. Арканджело Корелли — «Concerto Grosso», «Рождественский концерт» Корелли на Радио ВЕРА. Небольшой фрагмент и домашнее задание — послушать потом его целиком.
В эфире звучит музыкальный фрагмент
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, в эти праздничные дни мы, конечно же, о Рождестве Христовом говорим в первую очередь. Какими бы ни были времена, никакие сложности Рождество Христово отменить не могут, и слава Богу, что это так. И в атмосферу праздника нас сегодня погружает Юлия Казанцева — замечательный пианист, искусствовед, историк музыки, кандидат искусствоведения, приглашенный лектор Московской филармонии, один из постоянных экспертов Радио ВЕРА Ни один, мне кажется, разговор о классической музыке у нас без Юлии Казанцевой и ее удивительных открытий не обходится. Юль, спасибо тебе за концерт Корелли и надеюсь, что, если кто-то, как я, например, я неуч в классической музыке и через тебя очень многое для себя открываю, надеюсь, что для кого-то Корелли сегодня тоже станет таким замечательным открытием. Однако хочу у тебя спросить: ведь есть богатейшая европейская традиция, сложившаяся вокруг праздника Рождества Христова, и есть традиция российской музыки, а что параллельно происходит у нас и когда вообще начинается? Напомни, пожалуйста.
Ю. Казанцева
— Я даже сейчас хочу не то что сказать, когда начинается, потому что это всегда очень сложный вопрос, а хочу затронуть именно русский XIX век, это время невероятного расцвета и русской музыки, и рождественской в том числе. И вообще XIX век — это такой удивительный поворот в истории Рождества, когда, как ты знаешь, это стал праздник уже такой светский, и появляется огромное количество традиций именно светских, когда появляется рождественская литература совершенно прекрасная: Гофман, Диккенс, Андерсен, Достоевский у нас, и в музыке происходят те же самые процессы. Вот самый знаменитый пример, который вы и без меня послушаете, но я хочу про него сказать, — это «Святки» Чайковского. Пётр Ильич Чайковский, когда ему было тридцать пять лет, он тогда еще ходил в начинающих композиторах, довольно поздно начал композиторскую деятельность, и он получил заказ от журнала «Нувеллист» написать такой необычный цикл «Времена года». Тогда же Вивальди был забыт, и никто не знал, что Вивальди написал, думали, что это такая новая идея, свежая идея — «Времена года», по пьесе на каждый месяц. И вот ежемесячно журнал выходит, и в приложении появляется одна пьеса — «Святки». Очень, очень прошу вас послушать «Святки» Чайковского, это атмосфера домашнего праздника. Вот то, что мы с вами слушали, и можно послушать барочные оратории Баха, Генделя, или даже концерт Корелли — это музыка, которая исполнялась все-таки в церкви, сейчас оратории Баха можно и в концертном зале, конечно, услышать, но всё равно это музыка церковная. А вот «Святки» Чайковского из «Времен года» — это музыка очень домашняя, она настолько уютная! У нас снова работает «машина времени» — и вот треск свечей и фортепиано в уголке стоит, и там играют на нём, все члены семьи по очереди играют, ведь Чайковский это писал не для сцены, не для профессиональных виртуозных пианистов, а просто для того, чтобы дома звучала вот эта волшебная музыка, создавала святочную атмосферу. Поэтому второе домашнее задание — это вспомнить «Святки» Чайковского. Третье домашнее задание — прямо записывайте, приду, проверю (смеется), — Ференц Лист, не русский композитор, но это как бы вписывается в ту же картину домашнего музицирования. Совершенно неожиданный поворот, потому что Ференц Лист — виртуоз из виртуозов, который просто показал всем, на что способны пальцы человеческие — на что-то невероятное просто, ну цирковой номер. Что такое музыка Листа — это цирковой номер. И вдруг Ференц Лист пишет не эффектную, а такую домашнюю музыку, именно рождественскую, она так и называется «Рождественское дерево». У Ференца Листа родилась тогда внучка, он в ней души не чаял — ну, знаешь, любящий дедушка, и он написал для внучки цикл, который длится целый час. Целый час! Какой ребёнок это высидит — не знаю, но Лист об этом не думал, любовь требует воплощения, и он пишет этот цикл. Причём целый час нам рассказывают историю Рождества на фортепиано, именно рассказывают, то есть там есть номер, когда приходят волхвы, когда пастухи приходят, а есть номера, которые изображают, как мы это сейчас, вот наряжаем ёлку, или колокольные звоны, потом там идёт целая череда танцев, то есть мы уже пришли домой из церкви, и вот у нас праздник, пришли гости, и вот Лист это всё удивительно, как-то мило показывает, рассказывает. И заканчивается цикл «Колыбельной»: дети так натанцевались, там и подарки, и ёлка, и вот они засыпают. Так что рекомендую послушать ещё «Рождественское дерево» Ференца Листа. А мы с вами сейчас послушаем очень редко звучащее произведение, это Сергей Ляпунов, замечательный забытый русский композитор, он младший современник Чайковского, как бы родился между Чайковским и Рахманиновым. У Сергея Ляпунова много прекрасных произведений, симфоний, фортепианная музыка, и у него есть цикл, который так и называется — «Святки». Что сказать про Сергея Ляпунова, потому что действительно он находится в тени? Если в общих чертах мы представляем себе историю Чайковского, Рахманинова, то о Сергее Ляпунове, как правило, мы знаем мало. Он из дворянского рода, родился в прекрасном старинном городе Ярославле, очень с детства увлекался музыкой, приехал в Москву, поступил в консерваторию, учился у Танеева, а это любимый ученик Чайковского, то есть можно сказать, что Ляпунов — внук Петра Ильича Чайковского, вот так вот, с музыкальной точки зрения.
А. Митрофанова
— Ну да, или так: через одно рукопожатие.
Ю. Казанцева
— Ну вот прямой наследник. После Московской консерватории Ляпунов отправился в Петербург, там стал преподавать в Петербургской консерватории и очень подружился с композиторами «Могучей кучки», там Мусорский, Балакирев, Римский-Корсаков. В тридцать пять лет Ляпунов стал помощником управляющего Певческой капеллы, это старейшее музыкальное заведение вообще в России, гораздо старше консерватории, и там в своё время управляющим был и Глинка, и Балакирев, и Римский-Корсаков. Ляпунов был очень разносторонним человеком, то есть он, с одной стороны, концертирующий пианист, виртуоз уровня Ференца Листа, а с другой стороны, он интересовался древнерусским пением, изучал его, и плюс к этому, ещё преподавал в консерватории. Как в нём всё это уживалось, когда он успевал, с одной стороны, писать симфонии, с другой стороны, играть концерты — невероятно. Но, к сожалению, история его довольно трагическая. Когда произошла революция, Ляпунов не уехал, остался преподавать в консерватории и притом служил смотрителем консерваторской церкви, он был глубоко верующим человеком. И когда в 1922 году пришли грабить, он просто закрыл всё, ключи спрятал и никого не впускал. И, с одной стороны, можно сказать: ну невозможно же идти против такой силы, ну всё равно же зайдут, не остановишь, просто закрыв дверь, но вот Ляпунов такой совершил всё равно подвиг. Его, конечно, арестовали, судили, но каким-то чудом оставили в живых, дали всего лишь шесть месяцев тюрьмы и отпустили. Представляешь, отпустили на все четыре стороны. После этого он уехал в Париж, прожил там два года всего лишь, успел организовать школу для русских эмигрантов, продолжал учить детей музыке. И вот так печально закончилась его жизнь, он совсем немного прожил, и я надеюсь, что время Ляпунова ещё наступит. Его редко играют, его музыка редко звучит, но эта музыка достойна того, чтобы она звучала, чтобы пианисты её играли, чтобы на симфонических концертах его музыка звучала, и я бесконечно рада и благодарна такой возможности, что сейчас мы можем поставить на Радио ВЕРА замечательную, даже не пьесу, это цикл Ляпунова, который называется «Святки». Вот Чайковского все знают, а Ляпунова не все знают. Цикл можно послушать целиком, он идёт в целом минут двадцать, а мы, как всегда, послушаем фрагмент. Там тоже разные картины Рождества, а то, что я предлагаю послушать, это первая пьеса, с неё цикл открывается — «Святая ночь». И вот, знаешь, прямо можно закрыть глаза и как будто кино смотришь: вот звёзды, тишина, а вот — чудо происходит... Да, да!
А. Митрофанова
— Ах, Юля, вот умеешь ты рассказать так, что хочется сразу всё бросить и включить себе цикл Ляпунова. Начнём с малого, фрагмент «Святок» Ляпунова" сейчас прозвучит на Радио ВЕРА. Ты знаешь, я очень надеюсь, что, может быть, с Ляпуновым, произойдёт то же, что произошло и с Вивальди, второе его второе рождение, когда люди, спустя продолжительное время открывают, для себя забытое имя и поражаются той красоте, которая, оказывается, совсем рядом, просто лежала где-то в чулане или на чердаке, или где-то ещё, но теперь открыли, узнали и уже не забыть этого никогда. Спасибо тебе.
Ю. Казанцева
— Терпеливо ждала, в масштабе вечности двести лет — не срок, а у Ляпунова ещё и двести лет не прошло...
А. Митрофанова
— Пусть как можно скорее это произойдёт. «Святки» Ляпунова, фрагмент на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, я напоминаю, что этот «Светлый вечер» вместе с нами проводит Юлия Казанцева — искусствовед, кандидат искусствоведения, пианист, лауреат международных конкурсов, потрясающая рассказчица, приглашённый лектор Московской филармонии. Ну, а мы слушаем фрагмент «Святок» Ляпунова.
В эфире звучит музыкальный фрагмент
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, дорогие друзья, с Рождеством Христовым! Снова и снова будем повторять эти удивительные слова, которые дают нам радость и надежду, в какой бы ситуации мы сейчас ни оказались, радость Рождества Христова никакие земные обстоятельства отменить не могут. И этот час вместе с нами проводит Юлия Казанцева — удивительная рассказчица, приглашенный лектор Московской филармонии, кандидат искусствоведения, пианист, лауреат международных конкурсов и человек, который погружает нас сегодня в музыкальную традицию, сложившуюся вокруг праздника Рождества Христова в классической музыке, сегодня о классике мы говорим. Юлечка, конечно, упомянутый тобой в первой части нашего разговора Пётр Ильич Чайковский заслуживает тоже пристального внимания не только потому, что, наверное, «Щелкунчик» — это то, что даже у меня, человека лишенного музыкального образования, на уровне фоновых знаний где-то автоматически включается, когда о Рождестве Христовом заходит речь, но и потому, что Чайковский — это ведь что-то сродни Диккенсу. Вот как Диккенс в литературу внёс колоссальный вклад в разработке и популяризации вот этой традиции добра, добрых дел в праздник Рождества Христова и заложил, в общем-то, ту форму святочного рассказа, которую мы знаем сегодня, так и Чайковский через «Щелкунчика» внёс какой-то невероятный вклад в культуру музыкальную. Вот расскажи о том прорыве или, может быть, о том каноне, который появляется благодаря Чайковскому.
Ю. Казанцева
— Знаешь, с одной стороны такие избитые слова, но я попробую их немножко оживить. Вот что это такое — это волшебный балет. А что значит «волшебный», мы сейчас и посмотрим, в чём там, собственно, волшебство. Чайковский, когда он писал «Щелкунчика», вот мы говорили, что он довольно поздно начал композиторскую профессиональную деятельность, и в тридцать пять лет, когда писал «Времена года», ещё считался начинающим композитором, и довольно долго к нему успех не приходил, были у него нелёгкие времена, когда и музыку его не исполняли, и вообще жилось ему тяжело, но эти времена закончились, и к моменту «Щелкунчика» это была самая настоящая мировая слава. Мало у кого из великих композиторов бывает так, что не после смерти памятник ставят, а прямо при жизни, и называют его главным композитором, именно главным. Например, был момент, когда в Соединённых Штатах открывали Карнеги-холл, знаменитый зал, и собрался консилиум из уважаемых музыкантов, они решали, кого позвать, какого самого-самого композитора, самого лучшего, самого главного, чтобы он дирижировал открытием, чтобы его музыка звучала на открытии Карнеги-холла — и выбрали Чайковского, конечно же, кого же ещё? Он тогда гастролировал во всём мире, его музыку знали и любили и в Европе, и в Америке, и у нас, даже не то что любили, а уже не обсуждалось. То есть, конечно, может не нравится музыка Чайковского, хотя я не могу представить, чтобы его музыка не нравилась, но это вот наш главный композитор, и вот он находился в таком статусе, при этом его слава скорее тяготила. Представь себе, что ведь у славы тоже есть обратная сторона, а какая там была обратная сторона — его просто рвали на части, и туда нужно поехать, и туда, и ведь он не мог отказать, потому что понимал, что так сложилось, что именно благодаря его музыке весь мир узнал, что вообще в России есть тоже музыка, ведь Глинку в Европе не очень знали. Чайковский открыл всему миру русскую музыку. Точка. Вот что он сделал. И он понимал, что это его обязанность, хочется-не хочется, а он очень не любил все эти публичные выступления, когда нужно было речи какие-то говорить, а его без конца награждали, там почетное звание доктора искусств в Кембридже, и вот он должен был выполнять эту светскую функцию. Знаешь, как король должен ездить и олицетворять собой страну, и вот так Чайковский ездил и олицетворял собой русскую музыку. А ему писать некогда было! А у него заказы, от которых тоже отказаться нельзя! Мариинский театр заказал ему «Щелкунчика», от таких заказов нельзя отказываться-то. А что делать? Вот уже дедлайн, вот уже пару месяцев осталось, а он не успевает, у него как раз гастроли! И в итоге он просто сбежал ото всех, заперся у себя дома в Клину и сутками сидел и работал. Он жаловался брату, что даже ночью ему снится, что он продолжает работать, и ему снится, прямая цитата, мне так понравилась: «снится, что диезы и бемоли не то делают, что им положено». Композиторский кошмар. И он очень переживал, что вот «мой „Щелкун“ (он так называл балет: мой „Щелкун“) наверняка плохая музыка-то получается». В общем, оказалось, что музыка гениальная, это было сразу понятно на премьере. Он столько всего придумал! Вы знаете, что такое творческий подход? Вот задача перед композитором — изобразить волшебство, значит, нужно что-то такое этакое. Например, в Париже Чайковский увидел новый инструмент — челеста, тогда только его изобрели, его никто не знал у нас. Под строжайшим секретом Чайковский вывозит, выписывает этот инструмент, следит, чтобы особенно коллеги не узнали, ни Римский-Корсаков, ни Глазунов, а то они же тоже накинутся на челесту, что-нибудь напишут, а он хотел, чтобы осталась тайна, чтобы произошло чудо именно на премьере Щелкунчика«, и ведь произошло, когда Фея Драже вышла, и зазвучали волшебные колокольчики — все ахнули, потому что мы-то привыкли, и всё равно действуют, согласись, вот эти колокольчики феи Драже...
А. Митрофанова
— Ну, конечно, конечно. И вообще, это прекрасная история, я у тебя в канале её читала и помню, что правда, вот действительно, это же сродни открытию химического элемента нового, что-то вот такого уровня, то есть это открытие уровня Менделеева, и это происходит на наших глазах в «Щелкунчике», и это делает Чайковский. Ну, это невероятно!
Ю. Казанцева
— Я очень рекомендую, мы все знаем музыку Чайковского, когда будете в следующий раз слушать фею Драже, представьте, что вы первый раз в жизни вот это слышите, и тогда вы поймёте восторг публики, которая тогда, на премьере в 1892 году, просто ахнула. Но это ещё не всё. А вот мы послушаем другой волшебный момент, и знаешь, такая детская логика, но абсолютно правильная: что такое чудо? Это когда что-то идёт не по правилам, вопреки правилам, то есть так не бывает, а так случается. Но не бывает! В общем, про что я? В балете все танцуют, это знает каждый ребёнок. А в опере все поют. И что происходит в «Щелкунчике»? Танец снежинок. Типичный балетный номер — «Вальс снежинок», и вдруг эти «снежинки» начинают петь — в балете, ты понимаешь? Нарушение всех шаблонов. И причём Чайковский придумал так, что он располагает хор мальчиков за сценой, мальчишеские голоса, они как ангельские звучат, такой тембр. И тоже публика ахает: как это — «снежинки» поют в балете? Вот я предлагаю, кстати, сейчас послушать «Вальс снежинок».
А. Митрофанова
— Ну, замечательно. «Вальс снежинок» из «Щелкунчика» Чайковского, знаешь, как «Мороз и солнце, день чудесный» — вспомнить, вдохновиться, чтобы перечитать «Евгения Онегина», вот так и с этим фрагментом пусть будет то же. Вообще, я сижу и записываю всё, что мне срочно, вот прямо в срочном порядке, опережая бег мысли, после нашего с тобой разговора важно будет включить и переслушать или открыть для себя. И спасибо тебе огромное за замечательные наводки. Ну, а «Щелкунчик», для него, конечно, время в сердце есть всегда, это музыка, которая позволяет вспомнить, что вообще-то у людей за спиной время от времени тоже случаются крылья. «Вальс снежинок» на Радио ВЕРА.
В эфире звучит Вальс снежинок«
А. Митрофанова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, дорогие друзья, с Рождеством Христовым! И этот час вместе с нами проводит кандидат искусствоведения, пианист, лауреат международных конкурсов, приглашённый лектор Московской филармонии — Юлия Казанцева. Говорим сегодня о музыке, классической музыке Рождества Христова, это же целая отдельная и очень важная музыкальная традиция, которая вместе с тем и с другими музыкальными традициями тоже, конечно же, тесно связана. Музыка Рождества Христова дарит нам вдохновение, дарит нам надежду в любых, даже самых сложных обстоятельствах, в которых мы с вами можем оказаться. Юлечка, вот сейчас слушали мы фрагмент из «Щелкунчика» Чайковского и слушали «Вальс снежинок». Я, конечно же, параллельно (ну, у всех свой профессиональный травматизм) вспоминала Диккенса: «Рождественскую песнь в прозе» и думала о том, что Диккенс, наверное, первым в слове так здорово выразил, что такое дух Рождества. И несмотря на то что у него там, может быть, больше домашняя традиция отражена, не столько традиция духовная, напрямую связанная с церковной жизнью, хотя она там, безусловно, тоже присутствует, сколько вот традиция именно домашнего празднования, это тоже очень важно, потому что ведь, как сказать, все вроде бы ходят в храм на Рождество, и там у Диккенса это совершенно чётко видно, что вот колокольный звон из храмов доносится, все в храмы бегут. А вот что происходит дома? А дома, в силу целого ряда общественно-политических событий, к моменту, когда в начале 40-х годов Диккенс берётся за свою знаменитую «Рождественскую песнь» и вообще вот эту серию рождественских рассказов, ведь дома-то не то чтобы особо и отмечали Рождество. И Диккенс, вот как говорят, что «он Рождество придумал» — это, конечно, не так, Рождество никто не придумывал, Рождество случилось, и вот оно есть в нашей жизни, это огромное счастье, — но Диккенс стал тем человеком, который вернул традицию Рождества Христова в те самые дома, о которых мы в его «Рождественской песне» читаем, и это, конечно, колоссальная его заслуга и спасибо ему. И сама традиция святочного рассказа, которую мы имеем сейчас, благодаря Диккенсу, она, конечно, очень здорово расширяется, укрепляется, и это замечательно. И вот у меня такое ощущение, что — да, конечно, до «Щелкунчика» была традиция музыкальная, связанная с Рождеством Христовым, но как будто бы Чайковский, он не то чтобы сделал её домашней, но из храмовой музыки он её расширил, разлил её во все аспекты нашей жизни — вот что он делает, то есть повторяет путь Диккенса, но в моём восприятии Диккенс это сделал в литературе, а Чайковский это сделал в музыке, и это потрясающе. И сегодня мы имеем такую богатую традицию популярной музыки, посвящённой Рождеству Христову, что, наверное, этому можно посвятить отдельный эфир. Вот что бы ты сказала о популярной музыке сегодня, рождественской именно?
Ю. Казанцева
— Я, знаешь, хочу в завершение две истории рассказать, которые очень люблю. Они для меня, знаешь, почему важны? Вот есть песня одна, которая переведена более чем на триста языков, рождественская песня, сейчас я её назову...
А. Митрофанова
— Догадываюсь.
Ю. Казанцева
— ... вы её все знаете. Там несколько таких, вот у меня сегодня два примера. Почему именно эта песня меня восхищает невероятно своей историей? Если мы посмотрим на картину: вот Рождество, там и ангелы, и волхвы, и пастухи, все празднуют Рождество. Бах пишет «Рождественскую ораторию», Гендель, Чайковский, то есть великие композиторы пишут музыку Рождества, и рядом с этим звучит музыка, написанная обычным, простым сельским священником, и эта музыка звучит наряду с ораторией Баха. Дело происходило в 1816 году в австрийской деревушке, и там, представь себе, деревенская церковь, стоит маленький скромный орган, и этот орган прогрызли мыши. Прямо вот оказалось, что сейчас служба вечером, а он не играет, прогрызли они там меха, повредили механизм. И молодой священник Франц Гру́бер в печали пошёл гулять и думать, что же делать, ну без музыки-то невозможно. И он придумал экспромтом такое стихотворение: «Тихая ночь, святая ночь...» Пошёл к своему другу, вот этому деревенскому органисту, говорит: «Давай что-нибудь придумаем, у меня есть текст». А тот говорит: «Давай. А я сейчас мелодию придумаю, мы её споём. Ну, раз органа нет, мы её просто споём, и на гитаре я себе немножко подыграю». Вот так они спасли положение, и в 1816 году прозвучала первый раз песня «Тихая ночь, святая ночь».
А. Митрофанова
— Фантастика.
Ю. Казанцева
— И всё, сыграли и забыли. А потом начинается чудо, понимаешь, самое настоящее чудо. Прихожане, их там было не так много, им так эта мелодия понравилась, что они стали её просто петь, повторять, потом друзья друзей узнали, стали петь, повторять, и теперь мы сейчас, в 21 веке, на триста языков перевели эту песню: «Тихая ночь...» (напевает) Узнала?
А. Митрофанова
— Конечно.
Ю. Казанцева
— То есть это вот на каком угодно языке, каждый человек это узнает, это тоже символ Рождества. Ну согласись, прекрасная история! Ведь когда хватились уже, в конце 19 века: все поют, ой, а что мы поём, кто написал-то, кто автор? И начали думать: может, это Моцарт, может, это Шуберт? Стали искать, и оказалось, что нет, не Моцарт и Шуберт, а два друга — Франц Грубер и Йозеф Мор, простые сельские священник и органист. Ну волшебная история.
А. Митрофанова
— Невероятно. И главное, что вот это сарафанное радио вносит свою лепту, и эту музыку теперь знает весь мир. Ты знаешь, такие истории, мне кажется, они происходят ещё и когда, что называется, Господь вмешивается, Господь благословляет: вот два друга, что им делать? И они для богослужения, для Бога, чтобы Богу спеть, вот эту музыку пишут.
Ю. Казанцева
— Потому что мыши орган прогрызли.
А. Митрофанова
— Потому что мыши прогрызли орган, да-да-да. (смеются) Правда, это невероятно. Но есть же и другие песнопения, и песни рождественские, которые тоже очень популярны и которые сейчас исполняются от рингтонов до органов.
Ю. Казанцева
— Да! Я бы нам выбрала другой пример, «Тихую ночь» мы напели с тобой...
А. Митрофанова
— И тоже можем послушать на любом языке.
Ю. Казанцева
— Можем послушать, но я выбрала нам послушать другой пример, который тоже все знают. Более того, даже я слышала не раз, что эта песня вызывает уже, не то что раздражение, но такое, знаешь, весёлое раздражение, когда: ну сколько можно, вот куда ни придёшь, начиная с ноября, отовсюду звучит «Jingle Bells», везде, от рингтонов до патефонов. Но это действительно хорошая музыка, и я решила так со стороны посмотреть, свежим взглядом, кто её написал? И тут для меня был такой сюрприз! Представляешь, это не то что сейчас написано, это XIX век, это музыка, которая соревнуется, безусловно, с «Тихой ночью» по популярности. И это тоже скромный органист, американский органист из маленького городка, Джеймс Лорд Пьерпонт его звали. И он, конечно, и думать не думал, что его музыка будет звучать столько лет во всём мире, и будут обработки самые разные, от джаза до не знаю, каких ещё жанров, а он написал это просто для службы. И как к нему слава пришла: переписывали, пели дома, всё это так вот само, понимаешь? Он ничего для этого не делал. Такая же история, что само это пришло, само это осталось, потому что люди полюбили, и теперь это звучит...
А. Митрофанова
— И Господь благословил, однозначно. Предлагаешь нам «Jingle Bells» послушать?
Ю. Казанцева
— В оригинале. Он был органистом, и он написал мелодию вот как это для органа звучит, поэтому предлагаю вернуться к истокам.
А. Митрофанова
— Ты знаешь, а для меня это будет открытием, я никогда не слышала исполнение «Jingle Bells» на органе.
Ю. Казанцева
— Я рада, это мой сюрприз.
А. Митрофанова
— Юля, спасибо огромное за этот разговор, нам, к сожалению, заканчивать пора, обязательно сейчас послушаем «Jingle Bells» на органе. А я просто от всего сердца тебя благодарю за эту радость, за вдохновение и за желание снова и снова погружаться в удивительный и разнообразный мир классической музыки. И, конечно, музыка Рождества Христова — это... Ну вот, правда, у меня ощущение, что все эти великие произведения, которые мы сегодня обсуждали, которые ты перечисляла, и не все мы смогли сегодня послушать, но кто записывал, у тех теперь есть домашнее задание и программа минимум замечательная. У меня ощущение, что в процессе создания этой музыки принимал участие тот самый ангельский хор, который в Рождество Христово пел «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение». Я не понимаю, как без этого хора могла бы появиться такая удивительная музыка. Уверена, что ангелы, они ликовали вместе с композиторами, когда те писали свои удивительные произведения. Спасибо тебе огромное, Юлечка.
Ю. Казанцева
— Спасибо, что позвали в гости.
А. Митрофанова
— Всегда рады, и надеюсь, эту традицию будем продолжать. Юлия Казанцева — кандидат искусствоведения, пианист, лауреат международных конкурсов, удивительная рассказчица, приглашенный лектор Московской филармонии, провела с нами этот час. Я, Алла Митрофанова, прощаюсь с вами, ну а мы слушаем «Jingle Bells» на органе.
Все выпуски программы Светлый вечер
29 апреля. О вере

27 апреля, в день Антипасхи и в Неделю Апостола Фомы, в московском Храме Христа Спасителя Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил Божественную литургию.
На проповеди по завершении богослужения он говорил о вере.
Именно вера подвигала людей на подвиги, нравственные подвиги, на героизм по защите Родины, ближних своих, что также невероятно трудно произвести из материалистических убеждений. А почему я должен умирать за кого-то? С какой стати? А что, моя жизнь хуже другой жизни? А почему я должен умирать вообще за какую-то общность людей, как бы она ни называлась? Ведь жизнь-то дается один раз! И вот когда мы отвечаем на эти вопросы тем, что нет, есть ценности и есть силы, которые толкают нас, в том числе и Родину защищать, и ближних защищать, и жизнью своей рисковать, и жизнь свою отдавать, мы выходим за пределы материального. Потому что в материальном мире таких законов нет. Вот это и есть самое сильное обоснование того, что Господь есть. Что по Его закону, который был вложен в природу людей, несмотря на скорби, гонения и всякого рода скверну, сохраняется и вера в само бытие Божие, в Его присутствие в человеческой истории. Сегодня в нашей благословенной и многострадальной стране происходит совершенно особое возрождение веры. Ведь мы пережили все. И так называемый научный атеизм, отрицание веры. И будучи совершенно зрелым обществом, с очень значительным историческим опытом, мы, как народ, возвращаемся к вере. И вот все вы, мои дорогие, являетесь свидетельством этого. Дети и молодежь, люди среднего, пожилого возраста, мы все вместе стоим в этом святом храме. Мы люди XXI века. И я знаю, что ни у кого из нас нет сомнения, есть Бог или нет. Мы верой своей жизнью отвечаем — да, есть.
Все выпуски программы Актуальная тема
29 апреля. О спасении мира Христом

В 3-й главе Евангелия от Иоанна есть слова: «Не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасён был чрез Него».
О спасении мира Христом — протоиерей Андрей Ефанов.
Как часто, когда задаешь вопрос верующему, почему он старается избегать греха, слышишь в ответ: «Я боюсь страшного суда Божьего». Но Писание говорит нам, что совершенная любовь изгоняет страх. Не ради суда над нами Господь Бог создал нас, не ради суда Он послал Сына Своего в мир, но ради спасения нас от рабских оков греха. Не Бог осуждает нас на посмертные или вечные страдания, но наша неспособность соединиться с источником жизни, нашим Небесным Отцом, приводит нас в печальное и горестное состояние богооставленности. Как же нам спастись во Христе? Прежде всего, сердечно и деятельно исполнить заповедь любви к Богу. При этом необходимо помнить, что любовь к Богу невозможно стяжать, не полюбив своих ближних, даже тех, кто неприятен нам по тем или иным причинам.
Все выпуски программы Актуальная тема
29 апреля. О духовной заботе христиан об усопших

Сегодня 29 апреля. Радоница.
О духовной заботе христиан об усопших — священник Августин Соколовски.
Воскресение Христово, по слову апостола Павла, это основание нашей веры. Пятидесятница — это кульминация Пасхи. Святость — плод Пятидесятницы. Между святыми усопшими, между усопшими и Пасхой есть особенная связь. Поэтому существует в православии и обязательный день поминовения — Родительская суббота накануне Пятидесятницы, за 9 дней до всех святых. Другое вселенское поминовение совершается за 9 дней до Великого Поста. Возможно, что наша традиция особой молитвы за усопших на 9 день после смерти берет свое начало от календарного расположения этих вселенских дней. В русской церкви также существует традиция особого поминовения усопших на 9 день после Пасхи. Имя этому дню — Радоница. Есть разные версии этимологии, но буквально это архаичное славянское слово созвучно Дню Радости. Именно в этот день, согласно уставу, разрешается служение панихид. Усопшие всегда поминаются в молитвах литургии. Прошение о всех прежде отшедших отцах и братьях наших ежедневно читается на сугубой ектение, в том числе и в пасхальные дни. Но отдельное поминовение не предусматривается вплоть до Радоницы. Историки и богословы по-разному объясняют появление этого праздника. В той или иной форме он также существует в сербской, грузинской, румынской и польской церквях Вселенского Православия. «Забота об умерших» назвал свой трактат о упоминовении отец Древней Церкви Святой Августин. Очень важно помнить, что молитва об усопших на Радоницу — это не народные обычаи, не какая-то берущая свое начало из язычества традиция, но именно подлинное евангельское выражение заботы об умерших, которые учили православных христиан святые отцы. Христос Воскресе!
Все выпуски программы Актуальная тема