"Как относиться к еде?" Светлый вечер с игуменом Гермогеном (Ананьевым) (эф. 15.09.2015) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

"Как относиться к еде?" Светлый вечер с игуменом Гермогеном (Ананьевым) (эф. 15.09.2015)

* Поделиться

игум. Гермоген (Ананьев)1У нас в гостях был насельник Московского Данилового монастыря, автор книги "Кухня батюшки Гермогена" игумен Гермоген (Ананьев).
Мы говорили о христианском отношении к еде, о постах, праздничных застольях, о молитве перед едой и о традиции освящать пищу в храме на различные праздники.

Ведущие: Владимир Емельянов и Алла Митрофанова

В. Емельянов

— Здравствуйте! «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов и Алла Митрофанова.

А. Митрофанова

— Добрый «Светлый вечер»!

В. Емельянов

— Мы сегодня приветствуем игумена Гермогена — насельника Свято-Данилова монастыря, человека, который в своё время отвечал за всю трапезу в этой обители, за правильное питание, за правильную трапезу монахов.

А. Митрофанова

— Отец Гермоген ещё написал бестселлер, который называется «Кухня батюшки Гермогена».

В. Емельянов

— Я хотел немножко попозже, но хорошо. Тогда добавим, что очень много ссылок в интернете и на книгу, и на рецепты батюшки Гермогена, и многие знают и помнят его телевизионные выступления, «Кухню батюшки Гермогена» и так далее. Вот скажите, пожалуйста, батюшка Гермоген, из телевизионных приёмников, с билбордов, с растяжек в Москве всюду насаждается культ чревоугодия. Достаточно посмотреть телевизионную рекламу, половина — это еда: молочные продукты, всякие разные котлеты в булках и так далее, и так далее. В Святом Писании тоже, скажем, немало текста уделено питанию, еде, как таковой — пасхальные яйца, куличи...

А. Митрофанова

— Про пасхальные яйца в Священном Писании ничего не сказано! Но тема еды там очень, да...

В. Емельянов

— Это через запятую, я имею в виду.

А. Митрофанова

— Извини, пожалуйста!

В. Емельянов

— Освящение винограда, яблок, мёда, любых других продуктов и так далее. С другой стороны, Церковь призывает к аскезе в еде, к умеренному употреблению пищи, и говорит о том, что через это мы сохраняем здоровье и долголетие. Вот каким образом разрешить это противоречие современному человеку?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Прежде всего, добрый вечер! В чём состоит противоречие? Начнём с билбордов. Прежде всего мы не должны забывать, что мы живём сейчас в обществе потребления, поэтому нам навязывается потребление всего, в том числе и еды. Церковь в своей аскезе призывает нас не воздерживаться от еды, как таковой. Не еда является злом, а злом является грех. Прежде всего, Церковь призывает нас к разумному воздержанию. Что такое человек? Человек — это храм Божий. Об этом пишет апостол Павел в своём послании к коринфянам, он говорит: «Храм Божий свят. А этот храм — вы!» То есть мы — все люди. Еда является естественной потребностью человека. Таким образом, еда является кирпичиками, из которых складывается храм Духа Божия.

А. Митрофанова

— Как в этом случае удержаться на этой грани, чтобы кирпичей было достаточно, с одной стороны, а с другой стороны, чтобы не превращать еду в культ? И ведь есть же такое понятие, как культура питания. И это очень красиво, это очень хорошо. Сидеть за красивым столом с любимыми людьми, готовить эту еду, это, я вам могу сказать, как женщина, которая очень любит готовить, это классно!

В. Емельянов

— А это не впадание в прелесть?

А. Митрофанова

— А вот пусть отец Гермоген ответит на этот вопрос!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Вы, наверное, сами ответили на свой вопрос — во всём главное, чтобы была мера. Ведь молиться можно в любом помещении. Богу не нужны наши золотые оклады, какие-то необыкновенной красоты иконы, вызолоченные купола. Однако мы пытаемся как-то украсить свой храм, чтобы в храме было красиво, чтобы храм был неким подобием Царства Божия. Так вот на самом деле и наше тело.  Не надо делать культ из еды, не надо, чтобы чрево становилось неким объектом поклонения. Еда должна быть в меру простой, но в то же время, она должна быть здоровой и должна приносить нам какое-то удовлетворение. Я не беру сейчас монахов, вот возьмём просто обычного человека. Если человек будет пренебрегать едой, то есть есть её кое-как, не предавать никакого значения внешнему даже оформлению еды, я уже не говорю о содержании, то тогда он или заболеет или просто впадёт в уныние. Я хочу сказать, что грех уныния и отчаяния — это, в общем, грех пострашнее, чем грех чревоугодия. И вот всегда надо соблюдать вот эту меру. Даже святые отцы пишут о том, что, с одной стороны, является грехом чревоугодие, то есть полная распущенность в еде. А с другой стороны, грехом является небрежение о своём теле и небрежение о правильном питании. Потому что еда имеет как бы два аспекта: с одной стороны, это чисто физиологический необходимый процесс, но она имеет ещё и духовный смысл. Ведь не будем забывать, что в монастырях до сих пор сохранился чин панагии.

А. Митрофанова

— А что это такое?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Панагия с греческого переводится, как «Всесвятая». После окончания Литургии монахи крестным ходом идут в трапезную с богородичной просфорой, трапезничают. То есть происходит, выражаясь современным русским языком, обед. И в конце обеда совершается особенный молитвенный чин — раздробление этой богородичной просфоры, и каждый, из присутствующих на этой трапезе, ест по частичке, соответственно, вот этой панагии — просфоры, которая посвящена Божией Матери. Таким образом трапеза является продолжением богослужения. Ведь вспомним: первые христиане, откуда вышло Таинство Евхаристии? Во-первых, само Таинство Евхаристии. Что такое была Тайная Вечеря? Это была пасхальная трапеза. И собственно, Христос под видом трапезы устанавливает главное Таинство для христиан.

В. Емельянов

— Давайте тогда вспомним, что было на этом столе на Тайной Вечере — это солёная вода, это хлеб и мясо.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Это горькие травы, да, это то, что предписано было Законом. Да, это была...

А. Митрофанова

— Это было первое Причастие?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Но Причастие было именно хлеб и вино — то, что Христос сказал. Здесь мы всё остальное опустим. И в поддержание этой традиции, мы помним, что объединяло первых христиан — именно эти трапезы любви — агапы. Люди собирались вместе для того, чтобы не просто поесть, но и помолиться. Но в том числе, и ели. Другое дело, что мы помним, что апостол Павел тоже предупреждал отдельных христиан, которые любили злоупотреблять за этой трапезой вином и едой, что нельзя, что это грех. Но однако люди ели — ели мясо, пили вино. И в конце совершался чин Причащения, то есть было воспоминание Тайной Вечери. И сейчас, помимо монастырей, мы знаем, что во многих храмах, там, где существует община, люди после богослужения собираются на общие трапезы или чаепития. И таким образом люди тоже объединяются, во-первых, общей молитвой, общим духом. Это и есть духовная составляющая трапезы.

А. Митрофанова

— Я сейчас подумала о том, что в русском языке мы говорим «Тайная Вечеря», называя именно этот евангельский эпизод. В английском это «The Last Supper», то есть «последний ужин». В итальянском это «L'Ultima Cena», то есть тоже ужин, именно слово «ужин». А «вечеря», как я понимаю, — это устаревшее название того же приёма пищи. «Вечеря» — это же называлось когда-то так?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— «Вечеря» ведь от слова «вечер»!

А. Митрофанова

— То есть «садимся вечерять» — в смысле «садимся есть» говорили раньше?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, то есть это был основной приём пищи. Потому что днём люди работали, днём им особенно некогда было обильно есть. Почему, например, до сих пор во многих западных культурах то, что мы называем обедом, соответствует по времени нашему ужину? То есть основной приём пищи. Смысл Вечери в том, что по Закону вот эта пасхальная иудейская трапеза предписывалась уже после захода солнца. То есть зажигались свечи, это всё происходило вечером, так, как это предписывал Закон Моисея. Вот ещё, кстати, почему это Вечеря — это вечерня, этот ужин, то, что переводится в разных... и почему у нас в русском языке... Собственно, мы называем этим словом из церковно-славянского языка — Вечеря. Потому что по традиции, по Закону Моисея это всё совершалось вечером.

А. Митрофанова

— Я это к чему, собственно говоря, упомянула: получается, что основное Таинство христиан — Евхаристия — вот эта совместная трапеза, Причащение, связана, на самом деле, тоже с едой, с приёмом пищи. То есть со всех сторон нам подчёркивается важность этого момента в жизни человека — приём пищи. Как на этом фоне относиться ко всяким аскетическим монашеским практикам, когда люди сознательно изнуряют себя, отказываясь от еды? Уходили раньше в пустыню, питались каким-то корешками и прочее. Это же получается такое пренебрежение к тому, что Господь Бог дал человеку?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Это не есть пренебрежение! Путь таких аскетов — это путь отдельных людей. Скажем, это может быть один из тысяч или даже из миллионов, особенный такой подвиг. Это не есть путь для всех. Во-первых, это люди, которые отказывались от всех земных попечений, от семьи. Они выбирали для себя путь совершенный и кратчайший к Богу. Дело в том, что, если, например, современный человек просто решит вот так вот удалиться и сбросить с себя все заботы... Ведь вы не забывайте, сколько в нас живёт страстей, о которых мы даже не подозреваем. И когда он окажется наедине сам с собою, не имея предварительной духовной подготовки, то эти страсти начнут его душить. Они просто его задавят! И человек вместо духовной пользы впадёт в страшное отчаяние, в уныние, в гнев, в раздражение. И это не будет каким-то духовным плодом! То есть человек, наоборот, вместо пользы получит вред. Поэтому к строгой аскетической практике подходить надо очень аккуратно, осторожно и только под руководством опытных духовников. Вообще, начнём с того, что вне монастырей, конечно, этим вообще нельзя заниматься. Если человек сам начнёт практиковать такую строгую аскезу, то ему грозит или страшная прелесть, то есть человек впадёт в страшную гордыню, решит, какой он великий; или просто сойдёт с ума. И к сожалению, таких случаев достаточно много и в современной практике, когда люди из самых лучших побуждений, пытаясь так вот прийти к Богу, вроде совершенным путём, сами на себя брали какие-то немыслимые подвиги. И в результате, конечно, они ломались, потому что для этого нужна очень большая внутренняя подготовка. И то, что мы читаем о святых отцах, которые питались корешками в пустыне — всё-таки не будем забывать особенности физиологии людей того времени, особенности климата, в котором они жили. И вот сейчас многие миряне тоже пытаются подражать монастырским уставам, исходя из самых лучших побуждений, например: соблюдать очень строгий пост, не вкушать растительное масло Великим постом, есть не варёные продукты...

А. Митрофанова

— Это, скорее, крайности!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, но однако таких людей достаточно.

В. Емельянов

— Алла, эти крайности приводят людей на больничную койку с очень серьёзными заболеваниями, из которых потом очень тяжело, а иногда и невозможно выбраться!

А. Митрофанова

— Ну, да.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Но самое страшное, что люди очень часто получают духовный вред. Потому что вместо того, чтобы получить плоды Святого Духа, они получают то, о чём мы говорили — раздражение, озлобленность на окружающий мир...

А. Митрофанова

— И язву желудка!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, и в придачу ещё язву желудка, кишечника и много-много других замечательных болезней.

 

В. Емельянов

— В «Светлом вечере» сегодня иеромонах Гермоген — насельник Свято-Данилова монастыря, который долгие годы служил келарем обители, то есть отвечал за кухню, трапезу и питание братии, автор книги «Кухня батюшки Гермогена». Отец Гермоген, очень важный момент — молитва перед трапезой и молитва после трапезы. Я не сильно уверен, что многие христиане, садясь за стол, произносят слова молитвы. Многие произносят, многие произносят периодически. Я, например, периодически забываю, хотя понимаю, что, как минимум, хорошо бы прочесть «Отче наш», наложить на себя крестное знамение и перекрестить трапезу, которая на столе.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Если даже нет сил, то хотя бы: «Господи, благослови!» Хотя бы так, если вы в каких-то обстоятельствах. Хотя я не могу представить обстоятельств, в которых христианин не может прочитать про себя молитву «Отче наш», но даже так, если...

А. Митрофанова

— Если, например, синхронный переводчик сидит на дипломатических переговорах и это всё происходит за ужином, и ему необходимо включаться в разговор моментально.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Хотя бы внутренне: «Господи, благослови!» Вот сейчас как раз давайте коснёмся вашего вопроса по поводу освящения мёда, яблок и прочих продуктов, и молитвы перед едой. Так как мы сказали, что еда является физиологической потребностью человека. Скажем, если без одежды, человек сможет жить, то без еды нет.

А. Митрофанова

— Без одежды очень сомнительно.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Конечно, в современном мире многие без одежды не выживут. Но в принципе, если взять отдельных лучших представителей человечества, поместить в пустыню, то без одежды они выживут, а без еды, я думаю, нет, и без воды. Естественно, конечно этому Церковь уделяет особое отношение, потому что Христос преображает мир вокруг Себя. И христиане, неся Свет Христов в себе, тоже преображают этот мир. И поэтому всё, что нам даётся от Бога: новый урожай, те же продукты — всё должно освящаться. Ведь мы знаем пресловутые эксперименты японцев с водой, помните, да? Когда колбочку с водой поместили на рок-концерт, другую в храм, третью на концерт классической музыки.

А. Митрофанова

— Кстати, как вы к этому относитесь? В культ же возводят результаты этих исследований.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Нет, ну, почему в культ? Это же свидетельство той же благодати Божией, это научный факт, причём тут культ? Это просто научный факт! Вы можете к нему относиться, как угодно, но факт есть факт. На самом деле, мы прекрасно знаем, что само по себе явление структурирования воды — это сейчас везде широко использующийся, так скажем, и в медицине, и в науке эффект, который ещё совершенно учёные не могут объяснить, предполагая всё, начиная от того, что вода является живой субстанцией. Конечно, думаю, это смешно, что это некий такой Солярис как бы — Земля.

А. Митрофанова

— А ещё там духи живут!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Но на самом деле вода, она реагирует на действие Святого Духа, так и есть! И Святого, и других духов тоже. Вода, видимо, обладает таким свойством — очень тонко реагировать на духовный мир. И поэтому не будем забывать, что наша еда от 70 до 90% также состоит из воды. И поэтому, где мы едим, как мы едим и с кем мы едим — это всё откладывает отпечаток. И если вы помолились, то представьте себе, что снизошла благодать Святого Духа, и та вода, которая, грубо говоря, содержится в вашей еде, она соприкоснулась со Святым Духом и она структурируется, и вы по-другому это воспринимаете. И представьте себе, что, если вы, не помолившись, садитесь, едите перед телевизором, смотрите замечательные новости, в которых показывают трупы, войны, взрывы, в которых какие-то, извините за выражение, бесноватые политики просто срываются с цепи. И вы представьте себе, как на это реагирует...

А. Митрофанова

— Еда!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да. Еда.

В. Емельянов

— То, что попадает внутрь.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— И поэтому ничего удивительного нет, что люди начинают болеть после этого.

В. Емельянов

— А вы позволите мне процитировать преподобного Серафима Вырицкого, который тоже говорил на эту тему? Вот буквально: «Часто мы болеем из-за того, что не молимся за трапезой и не призываем Божия благословения на пищу. Часто мы готовим еду с хульными словами, бранью, руганью, с дурными помыслами. Обязательно нужно окроплять трапезу Крещенской водой или, если нет у вас, просто святой водой. Она всё освящает. Обязательно нужно перед трапезой молиться. Благословенная пища не в пример лучше той, что поедается без молитвы. Доверие к Богу нарастает день ото дня, когда фиксируешь сознанием: «Это Его дар, это Его пища. День за днём пища подаётся Им. Значит, и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, и всегда».

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Совершенно замечательные слова! И я вот даже хочу сказать, что в бытность, когда я был келарем Данилова монастыря, мне было достаточно прийти на кухню, даже, если, например, я утром, часов до 12, был где-то занят на службе и не имел возможности прийти посмотреть на поваров...

А. Митрофанова

— Проконтролировать!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Проконтролировать своих поваров. Достаточно было попробовать еду, чтобы понять, что здесь было, в каком настроении готовилась эта пища. Понимаете, когда люди находятся в мирном состоянии духа, когда всё делается с молитвой, то пища приобретает необыкновенный вкус! Недаром очень часто многие свидетельствуют о том, что в монастырях или просто в каких-то святых местах, когда, например, собираются паломники, еда на порядок вкуснее, чем в самых дорогих лучших ресторанах.

А. Митрофанова

— Прошу прощения, мне кажется, когда ешь то, что приготовила мама для своих детей или когда непосредственно готовишь для своих близких, это тоже может быть еда, которая вкуснее любого ресторана.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Конечно!

А. Митрофанова

— Но, если смотреть на вещи, как это в реальности происходит. У нас ведь далёко не всякая мама готовит с молитвой. И далеко не всегда даже христиане, когда готовят, то готовят с молитвой.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Особенно сейчас, особенно в наше время.

А. Митрофанова

— Но при этом — они же готовят с любовью! А Бог есть Любовь. И неужели же, если человек в какой-то момент готовит, думая о своих каких-то вещах, но при этом вкладывая душу и сердце в эту пищу, она не будет благословенной?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Нет, она будет очень вкусной, она будет очень тёплой, она будет тоже необыкновенной, потому что, безусловно, если пища готовится с любовью... А любовь к ближнему, даже если без молитвы, это тоже является проявлением благодати Божией в человеке — любое проявление настоящей, искренней любви. Но вы ведь понимаете, что молитва эту любовь возводит на совершенно другое состояние. И потом, к сожалению, без молитвы эта любовь очень часто похищается какими-то невзгодами. Особенно в современном мире — мы очень раздражительны, мы очень подвержены внешним факторам, которые нас выводят из своей колеи. Действительно, достаточно посмотреть немножко телевизор или пообщаться с кем-то из знакомых...

А. Митрофанова

— Зачем его смотреть? Надо радио слушать! Вот я всех призываю слушать радио!

В. Емельянов

— А лучше вообще книжки читать!

А. Митрофанова

— Да! Это совсем прекрасно!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Ну, например, в то время, когда вы что-то готовите, конечно, можно поставить аудио-книгу какую-нибудь или писания святых отцов, например, что-то такое, или просто благочестивую книгу, чтобы можно было готовить...

А. Митрофанова

— А я заметила, что очень хорошо под Верди готовить, например. Кстати говоря, по-разному получается! Если, например, под Моцарта или под Верди, или под...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Под Баха, например!

А. Митрофанова

— Да! Получается разный вкус у еды, как-то с разным вдохновением.

В. Емельянов

— Видимо, Алла очень любит готовить.

А. Митрофанова

— Очень люблю, да!

В. Емельянов

— Я, честно говоря, тоже очень люблю готовить. И я с вами совершенно согласен, вот когда вы рассказывали историю, когда вы келарем служили в Свято-Даниловой обители, что, когда вы приходили  в кухню и пробовали еду, то совершенно было понятно, как она приготовлена...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— В каком настроении она готовилась!

В. Емельянов

— Что творится с человеком... Вы знаете, я тоже заметил это в своё время. Я ещё, кстати, не был крещённым тогда. Это чисто интуитивно каким-то образом у меня проявлялось. Я понимал, что вот буквально какой-то раздражающий фактор: дурное настроение, кто-то что-то не так сказал, обиделся на кого-то, предположим, и при этом ты готовишь — ну, это просто отрава реально, это нельзя есть совсем. Но, как только у тебя хорошее настроение, ты ждёшь желанных гостей в дом, хочешь их хлебосольно угостить... Это можно счесть за некое сумасшествие, наверное, лёгкое помешательство — я разговариваю с едой, которую готовлю. Кстати, вот поэтому мне мешают какие-то посторонние факторы: музыка, речь, радио, телевидение — мне вот это всё мешает. Я с едой разговариваю, я уговариваю её приготовиться вкусно и хорошо!

А. Митрофанова

— Ты уговариваешь баклажанчик, что ты его сейчас разрежешь на части, чтобы он на тебя не сердился?

В. Емельянов

— Нет, я говорю: «Ну-ка, давай перевернёмся, поджаримся! Вот тут немножко не хватает. А ну-ка, что это такое? Сейчас мы тебе огоньку подбавим!» Что-то вот так приблизительно, с приговором.

А. Митрофанова

— Прекрасно! Я бы хотела это увидеть!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Конечно, в этом есть некий элемент язычества, потому что мы здесь как-то немножко обожествляем собственно продукты. Не к Богу обращаемся, а к самому продукту, которого мы попытаемся, как некое тоже...

В. Емельянов

— Это всё-таки в шутку больше!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, я понимаю! Но всё равно... Конечно, христианам... В этом нет, конечно, такого зла, это не есть, конечно, язычество в своём проявлении. Да, обращаться к еде вполне можно во время приготовления. Но это опять-таки совершенно индивидуально! Если вас, действительно, не посчитают сумасшедшим ваши домашние, которые случайно вас застанут!

В. Емельянов

— Они меня и так считают!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Таким образом вы пытаетесь как бы своё отношение — отношение любви тоже к еде, к тому, чтобы установился этот контакт. Потому что нам иногда очень нужны какие-то подпорки-костыли для того, чтобы настроиться на определённый лад. Для духовной жизни есть свои духовные костыли. Вот иконостас в церкви, как писал отец Павел Флоренский, является духовным костылём для молящихся. Вот эти костылики-палочки нужны нам во всём для того, чтобы настроить свою душу на определённый тон. Например, приготовление еды требует очень хорошего, доброго состояния внутри нас, тогда еда получится вкусной. Даже несмотря на то, что мы вдруг что-то перепутаем с рецептом, что-то у нас подгорит, но всё равно всё будет вкусно, всем всё понравится. Вот заметьте, у кого вкуснее получается еда? Как правило, у людей очень добродушных, добрых, любящих — это бабушки, мамы или просто люди, у которых большое сердце. Люди, даже с очень хорошей фантазией, но такие, достаточно суховатые, они могут приготовить, кстати, и великолепное блюдо, но оно будет всегда как-то немножко невкусным.

А. Митрофанова

— Там будет чего-то не хватать! Это то, что называется изюминка, а на самом деле...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Не то, что даже не хватать... Например, вы знаете, чем отличается ресторанная... даже в очень хороших ресторанах, если не сам шеф готовит, а, например, какие-то...

В. Емельянов

— Подмастерья!

А. Митрофанова

— Су-шефы.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, су-шефы из Узбекистана там, Таджикистана.

А. Митрофанова

— Они могут великолепно готовить! У них своя высокая традиция кухни.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Здесь речь идёт не о национальности, а, как говорится, о мастерстве и внутреннем состоянии людей. Когда готовит не шеф, даже в хорошем ресторане, где действительно хорошие продукты и всё замечательно. Та же еда — вы можете, например, заказать любимое блюдои будет всё прекрасно, там будет очень хорошее сочетание продуктов, там будет всего хватать и вы не придерётесь ни к одному вкусу. Но при этом еда будет немножечко невкусна. Это тоже, как попадёте, опять-таки, какой су-шеф попадётся. То есть, например, от одного су-шефа вы это съедите — это, может, будет даже лучше, чем от шеф-повара. А вот от другого — понимаете, вот вроде всё то, всего хватает...

А. Митрофанова

— Но нет волшебства!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Не то, что волшебства, а вот немножечко невкусно, а почему — вы объяснить не можете.

А. Митрофанова

— Игумен Гермоген — насельник Свято-Данилова монастыря, автор бестселлера «Кухня батюшки Гермогена» сегодня в гостях в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». И мы через минуту вернёмся к нашему разговору.

 

В. Емельянов

— Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов и Алла Митрофанова. У нас сегодня в гостях иеромонах Гермоген. Батюшка Гермоген, теперь хотелось бы поговорить вот о чём: пост — любой из четырёх, соблюдаемых христианами. Последние, да не то, чтобы последние, но стало к нему какое-то иногда отношение, особенно у людей, может, и крещённых, но не очень воцерковлённых, скажем так... К нему немножко и где-то ироничное отношение, очень часто искажается его истинный смысл. Потом начинаются эти всякие там новомодные диеты, которые тоже до добра не доводят, как правило, голодания, вегетарианство, сыроядение, веганство. Это же всё к здоровому образу жизни мало имеет отношение? Ведь христиане — не вегетарианцы? Да, они, скажем, братия в монастыре, они не вкушают мяса ни в каком виде...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Но вкушают рыбу! Морепродукты.

В. Емельянов

— Да! Но вкушают рыбу и всё то, что может заменить мясо, ну, именно белок. Что вы можете сказать по этому поводу? Про увлечение повальное этими диетами. Тем более, с развитием этих высоких технологий, только кликни в интернете и десятки, сотни или тысячи ссылок у вас тут же на экране!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да. Во-первых, я думаю, надо сразу разграничить понятия диеты и поста.

В. Емельянов

— Ну, конечно!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Пост — это не диета! И вот одно из главных извращений смысла поста — превращение его именно в диету. Как пишет преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, что помни: в видимом воздержании плоти нет совершенства, его могут иметь и неверные. И даже ещё другие святые отцы говорят, что бесы вообще ничего не едят, как говорится, совершают совершенный пост, и при этом они не перестают быть бесами.

А. Митрофанова

— Простите, и людей едят.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, и пожирают души человеческие. Поэтому смысл поста... вообще, пост — понятие духовное. И опять-таки, телесный пост является тем неким костылём для нашей духовной жизни. И если мы не работаем над собой духовно, если мы не изменяемся к лучшему, если мы не становимся лучше во время поста, не работаем над своими страстями, если мы находимся в каком-то раздражённом состоянии, у нас молитва наша не становится сильнее и лучше, то пользы от поста в пище, в общем, нет. Это скорее будет какая-то диета, которая приносит нам ещё и духовный вред.

В. Емельянов

— Это прописные истины, но, тем не менее, их надо всё время повторять и повторять!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, безусловно!

В. Емельянов

— Потому что люди часто забывают именно вот об этом простом — что не в еде-то суть и не в еде дело!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Абсолютно не в еде! Пост, прежде всего — понятие духовное. Постом мы стараемся отойти от развлечений каких-то обычных, посвятить себя духовному делу. Вообще, что такое пост? У всех почему-то с постом ассоциируется что-то нечто трагическое такое, тяжёлое, траурное. Ведь наоборот, пост называется «весной покаяния», «обновлением души». То есть мы как бы отлагаем вот эти самые такие примитивные, грубые страсти, которым служим в обычное время...

В. Емельянов

— Все шлаки, которые накопились!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, прежде всего духовные наши шлаки. И мы пытаемся за время поста стать лучше, приблизиться к Богу, наоборот, стать светлее, приблизиться к свету. Не то, чтобы сидим в какой-то там мрачнухе, поливаем только себя слезами, находимся в страшной депрессии и унынии, посыпаем пеплом главы. Если это и делается, то только для одного — чтобы прийти к Свету. Вот в чём смысл поста!

В. Емельянов

— Да и многие святые отцы говорили: «Встречайте пост весело! И пускай никто не знает, что вы поститесь».

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да! Как учит Иоанн Златоуст, чтобы никто не видел, что вы поститесь! Наоборот — умойтесь, будьте приветливы, будьте бодры духом! А как можно быть бодрым духом, если ты еле живой, весь в раздражении и у тебя страшный упадок сил? Конечно, всегда есть преодоление! Я хочу сказать, что пост — это подвиг. Конечно, это не просто так даётся, что вот перестал есть и сразу тебе бодрость духа. И вот здесь как раз, конечно, есть настоящее искусство: каждый человек должен найти для себя меру, очень часто — вместе со священником.

В. Емельянов

— Вот это тоже очень важно!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Потому что я уже говорил о том, что некоторые на себя возлагают слишком большие подвиги, потом не выдерживают, и всё это заканчивается печально. Некоторые наоборот — любят дать себе слабинку, то есть всегда очень много крайностей. И вот найти тот царский путь, которым следует тебе идти, чтобы, с одной стороны, ты не впадал в уныние, чтоб ты мог этот пост, как свой крест, понести. И с другой стороны, чтобы в этом не было какого-то угождения плоти, чтобы ты не расслаблялся, чтобы не было, как знаете, часто бывает. Есть люди, которым, например, очень легко не есть — не есть мясо, молочную продукты, они спокойно могут питаться травкой. Пример — наша молодёжь, когда чипсы и кока-кола могут заменить всё.

В. Емельянов

— Ужасно!

А. Митрофанова

— Заворчал, заворчал: ужасно!

В. Емельянов

— Это же мусор!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да мало того, что мусор... формально чипсы и кока-кола являются постными продуктами.

А. Митрофанова

— Очень трудно бывает ребёнка заставить есть, между прочим, ему, пожалуйста, какой-нибудь кусок вкусного батона с чем-нибудь, скажем, с какой-нибудь шоколадной пастой. Чипсы и кока-кола — это гораздо проще всё ему даётся, чем...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Чем кусок мяса скормить ему, например.

А. Митрофанова

— Да, или рыбы.

В. Емельянов

— Кстати, мясо и пост. Не помню, где-то у кого-то я вычитал: тоже приходит к святому отцу послушник, а он его духовник, и говорит: «Не могу я без мяса, можно я буду есть?» — «Да ешь, людей только не ешь!»

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Всё правильно! Ешьте, что хотите, только друг друга не ешьте — другой вариант этой притчи. Совершенно верно, только, к сожалению, часто так случается в общинах и между христианами, когда люди, действительно, постом накладывают на себя очень строгие ограничения, но при этом исполняются какой-то озлобленностью к окружающему миру. К сожалению, часто бывают такие случаи, когда приходит на исповедь женщина, которая плачет, рыдает, сокрушается о том, что она в среду или в пятницу съела еду с растительным маслом, что она такая грешница. Но то, что она, извините, поссорилась с соседями, то, что она наговорила кучу гадостей своим детям и сделала их жизнь невыносимой, она этого не заметила. Для неё это не грех — то, что она вокруг себя посеяла огромное количество какой-то злобы, раздражения и просто неприятия этого поста, потому что вы не забывайте, люди не церковные или мало церковные смотрят на нас и делают выводы. Они смотрят на плоды нашего поста и, если они видят эту злобу, эту агрессивность, это раздражение, они думают: «А зачем тогда, что же это такое? Зачем мне нужна эта духовная практика, в результате которой я не то, что ничего не приобретаю, а приобретаю то, от чего стараюсь избавиться?»

А. Митрофанова

— Мне очень хотелось бы коснуться одного такого момента, который меня занимает уже давно. Я, когда думаю про ресторан «Высокая кухня», отец Гермоген, вы тут упоминали, что вот, если шеф-повар готовит или су-шеф и так далее, понимаете, смотришь на произведение искусства и понимаешь, что ему-то жить всего ничего. То есть человек только что это создал, создал для того, чтобы удовлетворить чей-то очень высокий запрос в плане еды. Человеку было доставлено удовольствие, ради этого удовольствия в течение 20 минут или получаса, в зависимости от того, кто как ест, эффект от этой работы имелся — от очень высококвалифицированной работы. А дальше, понимаете как, завтра он будет есть что-то другое, третье и прочее, и так далее. Отец Гермоген, я у вас, как у повара, хочу спросить: а вам не бывает обидно от того, что эффект от ваших трудов такой краткосрочный что ли? Ведь человек потом забудет об этом или будет вспоминать и даже не вспомнит, как это было. Ведь, в конце концов, поваров так много. Ведь на это у человека уходит вся жизнь — у шеф-повара.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Я всё-таки не повар, я больше монах по своей специальности. Поэтому я вам хочу сказать, что, с одной стороны, это напоминает о скоротечности нашей жизни. Ведь так и жизнь наша очень скоротечна.

А. Митрофанова

— То есть сподвигает шеф-повар к духовным упражнениям, вы хотите сказать?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, то есть считайте, что это, как мандала у буддистов, монахи её создают месяцами, а разрушается она в одно мгновение. То же самое и здесь — на самом деле, тоже заставляет думать о вещах вечных и вещах преходящих. Поэтому, как мне кажется, жалеть об этом не стоит.

А. Митрофанова

— Хороший поворот, мне нравится! Спасибо!

В. Емельянов

— Я могу в поддержку отца Гермогена сказать следующую вещь: ведь то, чем занимаешься ты, это фактически то же самое. Вот у тебя одна из передач — ты вышла довольная, ты понимаешь, что сегодня всё замечательно было, сегодня сложилось так, как я хотела, как я распланировала, я задала все те вопросы и получила все ответы на них.

А. Митрофанова

— Срезал!

В. Емельянов

—Всё, наш звукорежиссёр Сергей выключил микрофон, ты встала и пошла — всё, это всё, что ты сделала, это нигде не осталось. Это сохранилось в компьютере, наши слушатели могут зайти на сайт, послушать не раз и не два...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Но как акт жизни, это уже прожито, это уже не повторится.

В. Емельянов

— Или как у актёра спектакль. Вот эти три часа. Я-то просто знаю, что это такое. Невероятное напряжение, если ты хороший актёр, то затрачиваешься реально, а не просто приходишь поработать, проболтать текст. И всё, спектакль закончился и его нет, а следующий будет другой уже.

А. Митрофанова

— Волшебство осталось! Понимаешь, вот в чём дело!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Это не волшебство, это называется... конечно, волшебство, магия — у нас такие замечательные слова. Но в принципе, это и есть проявление той Божественной Любви, Божественной гармонии, которая остаётся. Как сказал Достоевский, красота спасёт мир. И в этих словах очень много мудрости, в том плане, что истинная красота всегда — это есть проявление гармонии Божией, это искорка Божия. Поэтому неважно — со сцены ли человек...

В. Емельянов

— Красота не всегда спасёт мир! Важно окончание этой фразы: красота спасёт мир, если она добра.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Если добра, безусловно!

А. Митрофанова

— Ох, насочиняли за Фёдора Михайловича Достоевского — не было у него там такого!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Красота не может быть... истинная красота, не просто внешняя, например, какая-то безотносительная красота какой-то фотомодели...

А. Митрофанова

— Он говорил в смысле, что мир станет красота Христова...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Вообще, красота, на самом деле, истина во всём. Вы знаете, если настоящая, то, что нормальный человек, без извращённого какого-то восприятия, называет красотой во всём... Всё-таки в красоте есть какое-то добро. Любая красота: красота музыки, красота слова, красота того же блюда — это есть какие-то искорки той Божественной гармонии, которая просто разливается по миру. Поэтому, если мы соприкасаемся с настоящей красотой, это и есть как раз то самое ощущение волшебства. Потому что вы соприкоснулись, действительно, с Богом через эту красоту, какая-то искорка... И действительно, что-то затронуло вашу душу. Я давно смотрел один замечательный фильм, не помню его названия... кто-то из скандинавских режиссёров, может, вы мне подскажете. Действие происходит на каком-то острове, где-то, по-моему, рядом с Данией, там община каких-то пуритан — таких строгих сектантов, которые там тоже полностью в страшной аскезе живут в таких домиках. И вот приезжает жить одна женщина из Франции. Она была поваром при дворе Наполеона, она что-то там готовила в Париже, было одним из лучших поваров Франции. Видимо, она — гугенот, я так понимаю. И вот она приезжает и живёт там. Как раз там большой какой-то праздник в этой общине совершается... Точнее, не праздник. Женщина выигрывает в какой-то лотерее колоссальную сумму. И она решает сделать подарок для этой общины. Она плывёт на лодке во Францию, закупает там этих черепах, перепелов, великолепное вино, всего и делает прекрасный обед. И вот как люди, которые привыкли есть самую простую пищу, которые самые строгие пуритане, которые едят самый простой хлеб, простую кашу, какие-то овощи; и вот как через эту еду вдруг в людях просыпается какое-то ощущение жизни, какие-то воспоминания. С одной стороны, конечно, какие-то и греховные помыслы, но с другой стороны, вот интересная такая мысль. Вот когда еда, скажем, такая тонкая, с какой-то фантазией и приготовлена с любовью, как она способна иногда даже воздействовать на человеческую душу. Но опять-таки, мы всегда должны помнить одну важную вещь, что во всём главное — мера. Самое главное, чтобы само по себе как бы чревоугодие, гортанобесие...

В. Емельянов

— Чудесное слово! Это в миру называется гурманство. Гортанобесие — прекрасно!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да. Потому что многие думают, что, когда речь идёт о гортанобесии, то это извлечение каких-то неподобных звуков из горла. На самом деле, это как раз грех гурманства.

А. Митрофанова

— То есть ходить в рестораны с мишленовскими звёздами — это гортанобесие? Простите. Да?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— В общем, да!

А. Митрофанова

— А как же тогда быть тем самым шеф-поварам, о которых я спрашивала, которые, получается, способствуют тому, чтобы у людей развивался этот грех? Понимаете, а как тут? Это же тоже красота!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Понимаете, красота тоже... Может быть, это не самый страшный грех, если вы сходите в ресторан с мишленовскими звёздами и попробуете какое-то экзотическое блюдо. Но всё равно это грех. Извините, светский человек, живущий в миру, он много каких-то грехов... он не занимается же постоянно какой-то аскетической практикой, хотя, конечно, должен. Если он христианин, он должен себя в чём-то ограничивать постоянно, хотя в своём поведении или ещё в чём-то. Понимаете, если вы пошли несколько раз в жизни попробовать какое-то интересное блюдо, то я не считаю, что это страшный грех. Если вы целью своей жизни ставите хождение по мишленовским ресторанам. И смысл вашей жизни в поиске каких-то новых вкусов...

А. Митрофанова

— Но это уже другая крайность!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— О чём я и говорю! Поэтому просто сходить в ресторан с мишленовскими звёздами — почему нет? Это не так страшно. Тем более, если это приурочено к какому-то празднику, какому-то событию в жизни. Даже в монастырях мы тоже себе позволяем в праздники более какую-то, скажем, красивую, более вкусную пищу. Это нормально! Тут не надо, с одной стороны,  в какую-то лицемерную аскезу впадать. А с другой стороны, всё-таки надо помнить, что всё должно быть в меру.

А. Митрофанова

— Если я не права, поправьте меня! Мне кажется, я знаю, как эту меру можно было бы определить: вот до тех пор, пока это именно в радость, тогда всё хорошо. Как только это становится таким зашкаливающим потреблением, то уже...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Знаете, для некоторых зашкаливающее потребление тоже радость! Ведь радость это такое сложное чувство. Причиной радости у человека могут быть и страсти. Тут зависит от того, какую жизнь ведёт человек, потому что для одного радость — это какие-то духовные успехи, соприкосновение с духовным миром. А для кого-то радость — быть частью общества потребления.

 

В. Емельянов

— В гостях у нас сегодня иеромонах Гермоген — насельник Свято-Данилова монастыря, автор книги «Кухня батюшки Гермогена». Наш разговор уже постепенно подходит к своему логическому завершению.

А. Митрофанова

— Мы сегодня, между прочим, о богословии еды говорим! У нас так очень высоко тема-то сформулирована: богословие еды.

В. Емельянов

— Немножко... но тем не менее, сформулирована она именно так!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Кстати, совершенно правильно поставлен вопрос, потому что, как мы уже с вами говорили, еда является частью человеческой жизни, неотъемлемой частью, потому что без еды человек не выживет. Поэтому еде надо уделять должное внимание.

В. Емельянов

— Простите, что я вас перебиваю, но в последней части хотелось бы всё-таки поговорить о правильном, здоровом питании, о пользе питания и о той пище, которая принесёт пользу и во всех смыслах будет во благо. Но прежде мне хотелось бы сказать вот что: я, зная, что вы придёте к нам на передачу, у меня чудом просто сохранился какой-то церковный календарь, он вместе с рецептами православной кухни. Но и не только — там описывается и трапеза Ивана Грозного, Петра Первого и так далее.

А. Митрофанова

— Кстати, там сплошное гурманство, между прочим!

В. Емельянов

— Сейчас, подожди! Я расскажу про нашего знаменитого баснописца Ивана Андреевича Крылова, который покушать любил не то слово, как. Он приезжал к Тургеневым. Обычно, когда Иван Андреевич к ним приезжал, Тургеневы готовили еды в четыре раза больше. И я прочёл, чем чрево Ивана Андреевича порадовалось: две полные миски растягаев, две полные миски щей с густой сметаной, поросёнок под молочно-сливочным соусом, шестиугольная кулебяка... То есть я могу себе представить, что шестиугольная кулебяка это такой внушительный пирог. Полтора литра кваса и четыре стакана кофе с молоком.

А. Митрофанова

— Дедушка, когда я была маленькая, рассказывал мне про Крылова, я, правда, не знаю, правда это или нет, как-то не доводилось после этого обращаться к каким-то первоисточникам и проверять, что, когда Крылов приезжал к кому-то на ужин или на обед, он на определённом расстоянии от стола велел ставить себе стул. И вот тот момент, когда тело его начинало упираться в край стола, он понимал, что есть ему дальше нельзя.

В. Емельянов

— Продолжим. После этой трапезы Иван Андреевич, перекрестясь на икону, говорил: «Господи, да много ли человеку надо?» Чем, конечно, семью Тургеневых веселил страшно. Я напомню, что 75и лет прожил этот человек. С другой стороны, один из героев войны 1812 года — генерал Дмитрий Гаврилович Бибиков вставал рано утром в 7-8 утра. Завтракал: чай с куском домашнего хлеба. 11 часов завтрак: какое-нибудь холодное блюдо. Где-то часа в 2-3 дня обедал. Это был недорогой обед, но хороший и здоровый — это 4 блюда. Я так понимаю, что это закуски, первое, второе и что-то там...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— И компот!

В. Емельянов

— Да, условно говоря. В 20 часов — вечерний чай пустой. Ужина не было вообще. В 11 часов вечера он ложился спать. И так много-много лет, день за днём. Человек этот прожил 90 с лишним лет.

А. Митрофанова

— Тоже хороший результат!

В. Емельянов

— И тоже хороший результат. Вот и хотел вас спросить, отец Гермоген: какая пища во благо, какая она должна быть для того, чтобы было и здоровье, и долголетие, чтобы не было, с одной стороны, гортанобесия и чревоугодия, и с другой стороны, чтобы мы не терзали себя совершенно непонятно кому нужной аскезой?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Конечно, в наше время тяжело найти здоровую пищу. Но давайте всё-таки не будем забывать, что, как помните, в «Золушке», перефразируя слова пажа, можно сказать, что молитва творит самые настоящие чудеса. Если мы будем всё принимать в умеренном количестве, с благодарностью Богу и всё освящать молитвой, то это пища, даже самая вредная, она принесёт вреда намного меньше.

А. Митрофанова

— Чипсы станут полезными!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Я хочу сказать, что чипсы с молитвой могут оказаться полезнее, чем даже самая здоровая пища без молитвы. Конечно, не надо искушать Господа, надо искать просто самую простую, здоровую пищу, помнить завет наших отцов: щи да каша — пища наша. Поэтому сейчас, действительно, искать какие-то натуральные продукты.

В. Емельянов

— Это дорого!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Ну, крупы — не так дорого! Овощи — не так дорого!

А. Митрофанова

— Поститься, кстати говоря, тоже дорого! Я сидела, слушала ваш разговор и понимала, что упомянутые вами, отец Гермоген, морепродукты в наше время...

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Можно и без морепродуктов!

В. Емельянов

— Вы знаете, можно поститься и с морепродуктами, но съесть их столько, что...

А. Митрофанова

— Лобстеров, например?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да. Тут вопрос, опять-таки, насколько мы будем соблюдать личную меру. Что касается морепродуктов: не можете себе позволить — без них можно прожить. У нас есть достаточно большой выбор овощей, не таких дорогих. Если их разнообразить, тушить, варить, парить, вместе с кашами. Да ещё те же грибы, например, туда привлечь. Можно вполне не так дорого поститься и питаться вполне здоровой пищей. Другое дело, что здоровая пища требует от нас больше сил и времени. Беда современного человека — это дефицит времени, прежде всего.

А. Митрофанова

— Иначе, как следствие, ты полдня будешь проводить на кухне.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Не надо полдня! Просто человек после того, как 8-10 часов отбабахал в офисе, потом полтора-два часа ехал в метро или в пробках, приезжает домой, а дома-то ещё тоже дел полно, сами понимаете...

В. Емельянов

— Пельмени в кастрюлю!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Поэтому, естественно, все пытаются идти по пути наименьшего сопротивления. На самом деле, здоровая пища не требует очень много времени. Ту же гречку можно запарить в термосе. Ну, чего там? Вскипятить воду...

В. Емельянов

— Да ладно, и сварить её нужно 20 минут всего!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— И сварить 20 минут, да.

В. Емельянов

— Алла, ты обедала?

А. Митрофанова

— Нет, я не обедала!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Те же каши, например: рис, гречка, пшено — они не требуют большого времени для варки. Те же овощи можно запечь и в духовке, и отварить. Просто для этого нужен внутренний настрой и желание. Тогда это у вас не займёт много времени и сил, но просто на это надо настроиться.

А. Митрофанова

— Надо на творчество настроиться! Потому что, когда мы начали говорить про гречневую кашу, запаренную в термосе, я сразу вспомнила начало нашего разговора, когда мы разнообразие блюди и красоту кухни имели в виду и на это обращали внимание. Мне кажется, что творческий момент, когда ты стоишь у плиты — это самое главное состояние внутреннее,  с благодарностью Богу, конечно!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Конечно! Творчество во всём может быть. Вы ту же гречку запарили в термосе, у вас творческий элемент проявился, и вы раз соус какой-то, специи, приправки добавили, вот что-то такое. Везде можно, если в вас это творчество есть, оно всегда себя проявит, даже в самой простой еде. Даже элементарный салат из каких-то самых обычных овощей можно сделать так, что все ахнут. Самое главное, чтобы пара каких-то специй, какая-то даже мера, то есть количество той же соли, того же перца, в конце концов. Это всё нюансы. Если вы человек тонкий, чувствующий, для вас это имеет значение, вы это сделаете. Если это не имеет значения, то можно и без этого, главное, чтобы было вкусно, сытно и добротно. Все же имеют разное строение и у каждого свои приоритеты. Для одного важнее, чтобы было красиво. Например, для детей. Для них не так важно, что они едят, для них важно, чтобы это было красиво и привлекательно.

В. Емельянов

— Некоторые зарубежные сетевые забегаловки именно этим и привлекают детей — очень ярко всё, очень красочно и очень привлекательно для них, притягательно. А, скажем, тарелка...

А. Митрофанова

— Тарелка супа — такая скука смертная!

В. Емельянов

— Суп с фрикадельками или бабушкино пюре с картошкой — это совсем не красиво же! Хотя это можно сделать красиво!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Да, хотя то же пюре можно так красиво подать, в конце концов.

А. Митрофанова

— Как бы вы подали пюре, отец Гермоген?

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Смотря с чем и смотря кому. Вы понимаете, что еда — это тоже коммуникационное средство, через еду мы тоже общаемся, не просто разделяя совместную трапезу, но и когда вы готовите для определённых людей, вы тоже делаете некий определённый посыл изнутри души.

В. Емельянов

— Я могу сказать, как мама мне в детстве делала пюре, потому что я вообще картошку в детстве не очень любил, больше любил макароны. Кстати, макароны до сих пор люблю. Для того, чтобы в меня запихнуть это картофельное пюре, которое, конечно, было сделано с молоком, со сливочным маслом, чтобы оно не было просто таким жёлтеньким, она добавляла туда варёную морковку, вместе с картошкой мяла. Оно получалось розоватое такое, оранжевое. А чтобы оно было зелёненькое, она туда рубила зелень, перемешивала и получалось такое зелёненькое, светло-салатовое. Вот тогда, видите ли, я мог это есть!

А. Митрофанова

— Нарядно получалось!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Красота! Вот сейчас, что, например, мешает? Пожалуйста, зачем мучиться с морковью? Куркума та же самая — добавь немножко куркумы в пюре, оно у вас будет тоже такое жёлтенькое.

В. Емельянов

— Или шафран.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Ну, хороший шафран сейчас дорогой, но опять-таки. Шафран больше для вкуса, если добавить хорошего шафранчика, то он придаст какую-то незаменимую нотку — вот пару тычинок того же шафрана в том же пюре или в рисе, вот пожалуйста!

В. Емельянов

— Отец Гермоген, мы вынуждены заканчивать передачу. И с одной стороны, хочется сказать, что вы невероятно интересный и вкусный собеседник.

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Спасибо!

В. Емельянов

— А с другой стороны, я очень рад, что наша программа заканчивается, потому что сил моих терпеть больше нет, я очень хочу пойти поужинать!

А. Митрофанова

— А я вынуждена пойти на совещание! Но всем нашим слушателям мне бы хотелось пожелать, чтобы вы как можно скорее доехали до дома. И приятного аппетита всем вам, вашим близким, пусть у вас всегда всё будет радостно, вкусно и красиво!

В. Емельянов

— А если вы — верующий человек, то воспользуйтесь советом одного из святых отцов, которого спросили: «А сколько нужно есть?» А он сказал: «А столько, чтобы после трапезы было желание помолиться!»

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Спаси, Господи!

В. Емельянов

— Всего вам доброго! Это была программа «Светлый вечер». В студии были Алла Митрофанова и Владимир Емельянов, а в гостях у нас сегодня был иеромонах Гермоген — насельник Свято-Данилова монастыря, автор книги «Кухня батюшки Гермогена». До новых встреч, до свидания!

А. Митрофанова

— До свидания!

Игум. Гермоген (Ананьев)

— Всего доброго!

 

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем