«История территорий Южного Урала с 18 века до появления Оренбурга». Дмитрий Сафонов

Наш собеседник — доктор исторических наук, профессор Оренбургского государственного университета Дмитрий Сафонов.

Мы говорили об истории освоения Россией Южно-Уральских земель и о появлении Оренбурга.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, я рад вас приветствовать. С удовольствием представляю своего собеседника — сегодня вместе с нами и вместе с вами эту часть «Светлого вечера» проводит Дмитрий Сафонов, доктор исторических наук, профессор Оренбургского госуниверситета. Дмитрий Анатольевич, здравствуйте, добрый вечер.

Д. Сафонов

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Мы с вами уже во второй раз встречаемся в нашей программе. В прошлый раз мы говорили про историю нынешней Оренбургской области, но историю очень давнюю — мы начали с древнейших времен, насколько это было возможно заглянуть в прошлое, и дошли до XVIII века, до того момента, когда, насколько я понимаю, образуется Оренбургская комиссия или Оренбургская экспедиция.

Д. Сафонов

— Ну что тут скажешь. Если коротко, буквально фразой одной, двумя напомнить, на чем мы остановились совсем предметно — это на том, что после возвращения экспедиции или группы Тевкелева в столицу споры относительно будущего юго-востока по-прежнему не получили окончательного разрешения, то есть по-прежнему шли споры относительно того, нужно это делать или не нужно. Неизвестно, сколько бы тянулась вот эта вот такая неопределенность, потому что оба варианта — принимать, не принимать — они имели свои плюсы и свои минусы. И, наверное, эти вот чаши весов, образно говоря, еще долго могли бы колебаться в приблизительно равном соотношении, если бы в конце концов на ту чашу, которая олицетворяла решение «да, принимать», не был брошен такой, знаете ли, проект, который был подготовлен обер-секретарем Сената, Иваном Кирилловичем Кирилловым, который как раз и попытался достаточно многословно аргументировать полезность, необходимость и вообще всю выгодность присоединения к себе вот юго-восточной территории и освоения ее Россией. Нужно сказать, что Кириллов привел целый ряд аргументов, текст был составлен, я бы сказал даже мастерски, потому что там были подборки аргументов для самых разных групп потенциальных читателей. То есть на кого-то он действовал главным доводом или надеялся воздействовать на кого-то главным доводом, что это продолжение петровского курса — то есть как бы святое дело, великий Петр завещал и так далее. Для кого-то это был аргумент, что это нужно для величия России, и вообще он даже высказывал, что, по большому счету, вообще до Тихого океана присоединять, и тогда Россия станет великой и мощной и так далее. Для кого-то он выдвигал аргументы несколько иного плана — что задачи подобные большие и сложные, но их легко решить, потому что, мол, территории тут слабые, очень богатые, но слабые в военном отношении, поэтому особых проблем с местным населением не будет. И наконец для корыстолюбцев, если так можно сказать, были аргументы другого рода — что здесь много чего ценного, полезного и так далее, которое нам вполне-вполне пригодится. Ну то что проект в итоге был поддержка временщиком Бироном, которого в излишнем патриотизме в отношении России винить, наверное, не получится — его заинтересовала возможность как раз вот как бы вот это вот быстрого обогащения при очень незначительных расходах. У Кириллова там была фраза, я сейчас ее навскидку, наверное, не воспроизведу на старом языке, но она звучала примерно так: редкий случай подвернулся, многое малым приобрести — вот приблизительно такая идея у него была. В итоге возобладала точка зрения, что хорошо, давайте все-таки будем присоединять. Руководителем экспедиции был назначен Кириллов, и у нас традиционно пытаются представить его, знаете, таким просветителем, деятелем цивилизационного плана, некоторые договариваются до того, что это «птенец гнезда Петрова» и так далее.

А. Пичугин

— А на самом деле?

Д. Сафонов

— Ну я больше склонен, я вообще не очень верю, знаете, в этих «птенцов гнезда Петрова» и тому подобные вещи, в идеалистов.

А. Пичугин

— Ну конечно, люди преследовали сугубо свои цели.

Д. Сафонов

— Скажем, в английском варианте были случаи, когда удачливые командиры дослуживались до вице-королей Индии, то почему бы не допустить, что Кириллов надеялся себя видеть не менее значимым человеком. Другое дело, что он тоже не владел ситуацией, и он на полном серьезе полагал, что вот туда нужно будет двигаться на юг — ну если брать из Уфы, — дойти до определенного места, а там прямо вот рукой подать будет до Аральского моря.

А. Пичугин

— А тут надо пояснить, чем ценно было Аральское море в то время для нашей стран, и вообще, чем оно было ценно.

Д. Сафонов

— Виноват, я сам себя поправлю: Сыр-Дарья и Амур-Дарья туда впадали — то есть вот единственный ассоциативный ряд был. Ну что вот в итоге-то я, забегая вперед, скажу, что экспедиция дошла до места, на котором сегодня находится город Орск — любой может посмотреть на карте, где Арал и где Орск. Но Кириллов, и на полном серьезе, утверждал, что там рукой подать. Почему в экспедицию и был включен целый ряд людей, которые должны были построить корабли. То есть они полагали, что в районе Орска мы построим корабли и быстренько их выведем на Аральское море.

А. Пичугин

— Ну если мы сейчас посмотрим на карту России, мы увидим, что Орск, он, конечно, на границе с Казахстаном. Но вот передо мной открыта карта, даже если до Аральского моря 500 километров просто по прямой, а уже как там добираться...

Д. Сафонов

— Это мы с вами знаем. А он был уверен, что это совсем все близко. Причем не только он был в этом уверен, он и остальных в этом убеждал. Ну в итоге создается экспедиция, 7 июня, соответственно, 1734 года подписывается привилегия городу Оренбургу — то есть по идея такая, что на реке Орь будет поставлен город Оренбург, который как раз и будет своеобразным окном в Азию. То есть сыграли на том, что Питер — это окно в Европу, а это окно в Азию. И, соответственно, в Оренбургскую экспедицию было включено где-то 130 человек — то есть в нее входили геодезисты, инженеры, ботаник, рисовальщики, аптекарь, врачи, артиллеристы, историограф и вот, как я уже сказал, команда для строительства флота. Ну, в принципе, в июне, чуть позже, в июне 1734 года экспедиция выступила к месту назначения, и к началу ноября они Уфы-то и достигли. Почему Уфы, потому что это был единственный, так сказать, крупный город, сравнительно крупный город в данном регионе — во-первых. Во-вторых, последняя как бы российская военная база на ее границе. И вот здесь-то Кириллов повел себя достаточно по-колонизаторски. Я имею в виду, не в смысле как колонизатор, а с мышлением вот колонизаторским таким —то есть он вел себя как большой европейский чиновник в такой колониальной стране. То есть он начал всех поучать, давать указания, даже местному губернатору, всем все указывать, ссылаясь на то, что за его спиной руководство серьезное и так далее. Башкир он не знал и знать вообще не хотел. Ему доходили известия, что возможны башкирские недовольства — нет, ничего подобного, все будет нормально. И повел себя настолько агрессивно, что когда взволнованные, вполне обоснованно, башкиры из близлежащих племен, естественно, стали задавать вопросы, почему войска срочно пришли в Уфу — раньше никогда не было, то Кириллов не только с ними не стал вести переговоров, а наоборот, их велел подвергнуть порке. В результате чего большинство, если не все, умерли.

А. Пичугин

— Это так пороли?

Д. Сафонов

— Забили практически. То есть более ну неразумного, мягко говоря, образа действий было придумать невозможно. Естественно, башкиры расценили это как объявление войны. И когда, значит, начался, подошел момент, собственно, движения на юг, то Кириллов, не дожидаясь даже подхода пополнения, 11 апреля 1735 года и двинулся. Всего две роты у него было с собой драгун, ну и пошли они туда прямо, причем пошли... Вот вы знаете, чтобы пройти к современному Орску, есть несколько направлений, ну из старых городов. Но вот он выбрал, получается, самый опасный — маршрут пролегал через самые родовые башкирские земли представителей старшин, которых они убили. При этом на все предупреждения Кириллов отвечал, что башкиры достаточно, как он писал, плюгавый народ в военном отношении. Ну за что он тут же и поплатился: буквально через несколько дней после того, как они от Уфы отошли, башкиры разгромили его отряд так, что фактически он потерял и значительную часть продовольствия, которое с ним было и, что еще более опасно, людей. Крепость же надо строить — руки рабочие нужны, а вот их-то как раз и потеряли. Возвращаться назад он не осмелился, поэтому пошли они дальше. Ну то есть и фактически экспедиция была разгромлена, не успев начаться. Но тем не менее.

А. Пичугин

— Ну Кириллову памятник в Орске стоит, я сам видел.

Д. Сафонов

— Ну так ведь, понимаете, вот стереотипы: ну ведь это же человек, который основал. Ну в общем, в апреле они вышли, в начале августа подошли как раз к устью реки Орь. Ну любой местный оренбуржец всегда расскажет, что как раз август-сентябрь — это самый-самый сухой период у нас и, соответственно, все пересыхает, все водные артерии пересыхают. Ну получается, то есть им казалось, что Орь небольшая речушка, и они поставили лагерь, заложили крепость прямо на самом ее берегу. Ну что, в дальнейшем, как вы понимаете, при весеннем различие привело к тому, что вся крепость или, скажем так, та жалкая пародия на крепость, которая создавалась, она оказалась сразу под водой. 15 августа Кириллов поспешно объявил, что крепость заложена. Ну у нас иногда некоторые подменяют понятия, говорят, что создана. Как можно крепость в считанные дни создать? Конечно, заложена только. И он тут же послал рапорт в столицу, что все отлично, все идет по плану совершенно. Чтобы доказать свою полезность и правоту, в этом письме он даже утверждал, что они вот только-только успели основаться, да, на этом месте, и уже надо же, прямо тут нашлись серебряные месторождения — то есть прямо вот сокровища под рукой совершенно. К этому времени там, в столице, уже начали веять другие веяния. Ну в частности из Екатеринбурга Татищев, из некоторых других мест другие местные люди стали засылать свои мнения, указывая, что это чистой воды авантюра и ничем хорошим она не кончится. В конце концов в столице решили приостановить экспедицию. И произошло удивительное событие — то есть гонец с радостным рапортом от Кириллова ехал в столицу, а другой гонец, из столицы, с приказом свернуть экспедицию, ехал ему навстречу. Ну в итоге они разъехались, и в конце как бы итоговая ситуации была такова, что ладно, раз крепость основали, раз серебро нашли, раз все хорошо, то вперед, почему нет? Давайте дальше развивать ситуацию.

А. Пичугин

— То есть гонец в Петербург принес более радостную новость.

Д. Сафонов

— Конечно. То есть получилось, что все хорошо. Ну раз так, почему бы и нет? Нужно сказать, что Кириллов, конечно, как организатор был так себе. Он всего лишь регулярно рапортовал о новых находках, удачах и так далее, ни словом не говоря о проблемах. А проблем было все больше и больше. Ну самая большая проблема, это вот, конечно, было то что Оренбурга еще нет, практически не построен. Но это ладно, еще второе — не хватает продовольствия: крупы, которые были у них с собой, кончились уже в конце сентября, а подвоза не предвидится. То есть фактически весь гарнизон остался на голодном пайке.

А. Пичугин

— Я напомню, что сегодня в программе «Светлый вечер» вместе с вами и с нами Дмитрий Сафонов, доктор исторических наук, профессор Оренбургского госуниверситета, и мы говорим об истории Оренбуржья. И вот сейчас про Оренбургскую экспедицию, про все неурядицы, которые случались в первые годы ее существования. Ну она, собственно, просуществовала-то не так долго, но это еще было правление этой экспедиции Кириллова. Итак, продовольствие заканчивалось...

Д. Сафонов

— В конце ноября стало ясно, что продовольствия, при самом идеальном раскладе, хватит только на месяц. И вот тут-то Кириллов быстро удирает в Самару. Дело в том, что маршрут...

А. Пичугин

— Где вскоре умирает.

Д. Сафонов

— Ну это умирает-то он позже, а тут главное, что он убрался в Самару. И фактически стал руководить экспедицией оттуда. Но перед своим отъездом он дал достаточно, ну я бы сказал, жестокий приказ: то есть 800 человек гарнизона должны были покинуть крепость, для того чтобы сэкономить, оставить для оставшихся. Им было приказано — это в ноябре-то месяце! — идти пешком в Самарский казачий городок — это 280 верст. В итоге они прошли где-то полпути, стало ясно, что дойти не смогут, вернулись обратно — из 800 человек 500 погибли в дороге.

А. Пичугин

— А их убивали или это климат, наступившая зима?

Д. Сафонов

— Холод и голод — то есть они просто вымерзли и вымерли. То есть даже башкиры к ним не прикасались, их не было. Дело в том, что маршрут вот на Оренбург — Бузулук — Самара — вот эта линия, сейчас где проходит железная дорога туда, на Среднюю Азию —это как раз была зона, где башкиры не жили густо. То есть, по идее, там от Самары до Оренбурга можно было двигаться без конфликта с местным населением. Но Кириллов пошел из Уфы, через самый трудный участок. После того, как Кириллов осознал, что многое из того, что он обещал, не получается, а самое главное, нет тех обещанных богатств, которые он должен был представить, то естественно, ему нужно было найти себе какое-то оправдание. Вот почему он и перенес, переставляет акценты так, что, мол, мы бы это все сделали, если бы нам не мешали. И, таким образом, он создает как бы своеобразную такую информационную легенду о том, что вот всему мешают только башкирские восстания. Вот если бы башкир подавить — то тогда, конечно, все, как по плану он обещал, все так и будет. Вот почему Оренбургскую экспедицию по его ходатайству переименовывают в Оренбургскую комиссию. Но экспедиция — это же экспедиция, то есть как бы вот двигающаяся такая, я не знаю, группа в определенном смысле. А комиссия — это как бы управляющий орган, то есть такой чрезвычайный орган, задача которого была именно подавление башкирского восстания. Ну причем книжный человек Кириллов расправляется с местным населением достаточно жестоко и, так сказать, списывает на этот мятеж башкирский все свои, собственно говоря, неудачи. Но, в принципе, город был заложен в плохом месте — считай, на самом берегу разливающейся реки. Снабжение хлебом было очень проблемным, потому что его из Уфы нужно было везти через восставшие районы. Сообщение с Самарой вообще прерывалось из-за того, что не было промежуточных крепостей, просто не доехать. Если была обещана торговля — то купцы, которые двигались из разных регионов, с чего бы им заворачивать в этот самый Оренбург, с какой радости? Поэтому они шли традиционными своими маршрутами. Ну и, в общем, получается, что ничего из того, что Кириллов обещал, сделать не мог. Когда он умер от чахотки в апреле 1737 года, то в общем-то, пусть не прозвучит это цинично в моих устах, но это было для него как спасением. Спасением в том смысле, что ему не пришлось отвечать за это. А с него бы спросили за те расходы и нереализованные обещания, которые он до этого щедро рассыпал. Но тем интереснее то, что произошло далее.

А. Пичугин

— А простите, сразу нужно уточить. Мы сейчас говорим об Орске — о том самом городе, который огромный промышленный город, существующий на востоке Оренбургской области ныне. Он назывался некоторое время Оренбургом.

Д. Сафонов

— Да, наверное, вот вы правы абсолютно. Надо было сказать, что у Оренбурга существует знаменитая история о том, что это как бы трижды основанный город.

А. Пичугин

— Даже трижды.

Д. Сафонов

— То есть он основан был один раз вот в том месте, в другом, и наконец-то на современном месте. Я просто хотел к этому подойти как бы поэтапно.

А. Пичугин

— А простите тогда, извините, я вас, наверное, опередил. Да, давайте идти в вашей логике.

Д. Сафонов

— Хорошо. Так вот комиссия существует, башкиров надо подавлять, город у нас вроде бы есть, хотя никто его не видел из власть предержащих, но по бумагам-то он есть — значит, надо действовать далее. И вот тут-то назначается новый человек, новый руководитель Оренбургской комиссии, причем назначается, я бы сказал, с глубоким-глубоким подтекстом, ибо назначен был тайный советник Василий Никитич Татищев, который был до этого начальником уральских горных заводов в Екатеринбурге. Это был человек, который был самым ярым противником всего этого проекта. То есть парадокс, да: во главе проекта ставят человека, который был резко против него. Почему? Он был в конфликте с Бироном и его окружением, и Бирон элегантно ему отомстил. То есть его переводят на службу в Оренбург, поручают руководство этой самой комиссией. При этом документ, который его назначает, задает ему очень жесткие рамки: он не имеет права ни на какие инициативы. То есть представляете: противнику начинания вверено довести до ума именно то и в том состоянии, что это есть в настоящий момент. Причем Татищева отправили туда срочно. Он был тяжело болен, так его буквально несли на носилках, везли, так сказать, он даже сидеть не мог, но в Оренбург все-таки доставили. Ну Татищев понимал, что деваться некуда, надо что-то делать, то есть он действительно продолжал руководить подавлением башкирского восстания. Ну а Оренбург вызывал — ну я не знаю, он мог вызывать только слезы, наверное. Потому что, когда он приехал, он что увидел — землянки, грязь сплошную. Он писал (вот у меня есть по рукой цитата), что крепость оплетена хворостом и ров в полтора аршина ширины. И в итоге ров вырыли чуть побольше, но это как бы на ситуацию не повлияло. И как раз в этой ситуации он пытается как-то исправить то, что еще как бы можно исправить, и ходатайствует о перенесении Оренбурга на новое место. Ну вроде как аргумент он выложил, что ужас какой-то, надо перекладывать. В принципе, как всегда бывает, бумага, предложение походило по инстанциям. Ну скажу сразу так, что согласие на строительство Оренбурга на новом месте было дано после того, как Татищев был снят с этой должности, то есть его уже преемник это реализовывал. Местом новым стало местечко такое — урочище Красная гора. Ну чтобы пояснить наглядно, вот если взять любую карту и посмотреть на карте, где находится Орск и где Оренбург, то Красная гора приблизительно посредине этого вот, на этих расстояниях. Значит, новое место было выбрано с точностью до наоборот. То есть если под Орском на первом месте, давайте скажем так, город заливался весной, то теперь крепость решено было ставить на высоком берегу. Да, теперь угрозы от разливов нет, но зато высокий берег. Ну и вдобавок ко всему в районах, близких к Яику, к реке, там, знаете ли, с лесом не очень, поэтому, так сказать, есть проблемы со строительством. Ну как бы чуть лучше. В итоге в 1741 году только начали строить эту крепость на новом месте, а Татищев был снят. Снят он был по доносам. Значит, доносы были, конечно, там целая история, просто это немножко уведет нас в сторону. Ну только что ему в вину было поставлено взятие взятки несколько лет назад волчьими шкурами. И только Елизавета Петровна распорядилась как бы спустить проблему на тормозах, но карьера Татищева, собственно, на этом была кончена. Опять же получается, что вроде как ничего хорошего нет, но вроде что-то и есть. То есть я подвожу к нужной мысли, что при частой смене правителей, ну условно частой, и смене начальников комиссии, каждый следующий получал ситуацию в готовом виде. И продолжал ее не потому, что, так сказать, надо было, так сказать, что от этого стало бы лучше, а уже скорее по традиции. В доказательство этого скажу, что третьим начальником комиссии в 1739 году стал контр-адмирал князь Василий Алексеевич Урусов. Это вообще вдуматься надо, что контр-адмирал посылается в степи...

А. Пичугин

— То есть Аральское море еще пока там на горизонте маячит.

Д. Сафонов

— Да нет, в общем, о нем уже замолчали, честно говоря. Но тем не менее человек в степи: не знает, ну он ничего не знал об этих народах, языков тоже, естественно, и близко. Он даже был далек от проблем экспедиции, не знал о том, что там происходит. Единственное, у него было достоинство, которое отмечалось современниками — он был очень же́сток. Не жесток, а же́сток: то есть как бы приказ есть — надо выполнять. Соответственно, он с самого начала получает указ, где была программа: то есть строить Оренбург на новом месте, на Красной горе. Прежний Оренбург переименовать в крепость Орск. А между этими, так сказать, точками заводить военные базы, крепости тоже. То есть как бы границы усиливать, ну и, соответственно, подавить до конца башкирское восстание. Ну, собственно, этим они активно и занимались, понятное дело. Ну в общем-то, как раз он больше всего преуспел, если серьезно говорить, то, наверное, в подавлении башкирского восстания. Потому что давил он их очень жестко. И вот известный историк оренбургский, получается, Петр Рычков в истории оренбургской, вот он как раз и подчитал, что за время вот башкирского восстания — с 35-го по 41-й год, — он подсчитал, сколько народа погибло. Я, правда, не знаю, как он считал, но абсолютное большинство погибло как раз во времена руководства Урусова: 696 деревень башкирских было снесено с лица земли с населением вместе, то есть он проводил зачистку практически. Ну в принципе, значит, строительство города велось вот на новом месте. Ну условия были тяжелейшие, в пользу чего говорит тот факт, что в 1742 году Урусов скончался от цинги. Ну если мы все понимаем или знаем хотя бы, что такое цинга, то здравый смысл нам подсказывает, что если начальник всего умер от цинги, то, наверное, смертность рядового состава и менее значимых людей была весьма и весьма значительной. То есть получается, что когда пришло правительство Елизаветы Петровны, которая сменила Анну Иоанновну, то новая власть не была отягощена ни грузом информации о том, что происходит реально на юго-востоке, ни о той цене, которую пришлось за все это заплатить, ни о том, что нет разбора, кто виноват или что делать. Просто исходили из того, что город основан, крепость строится, а значит, его надо осваивать, в общем-то, и дальше. Вот почему в итоге и создается идея, рождается идея, простите, о том, что уже нужно заводить более стабильную административную единицу, а именно губернию, Оренбургскую губернию.

А. Пичугин

— И вот здесь мы прервемся. Прошу прощения, Дмитрий Анатольевич, прервемся буквально на минуту. Я напомню, что очень интересная сегодня у нас программа: Дмитрий Сафонов, доктор исторических наук, профессор Оренбургского госуниверситета, рассказывает нам об истории Оренбуржья. И через минуту мы продолжим эту увлекательную программу, никуда не уходите.

А. Пичугин

— Возвращаемся к нашему разговору, к нашей беседе. Напомню, что сегодня вместе с нами и вместе с вами Дмитрий Сафонов, доктор исторических наук, профессор Оренбургского государственного университета. И об истории Оренбуржья мы говорим, и дошли до основания непосредственно Оренбургской губернии.

Д. Сафонов

— Четвертым руководителем Оренбургской комиссии и одновременно первым губернатором Оренбургской губернии стал Иван Иванович Неплюев. Неплюев очень интересная фигура, фигура своей эпохи, то есть со всей жестокостью XVIII века в совершеннейшей мере. Его тоже зачисляют в «птенцы гнезда Петрова», хотя, так сказать, в определенном смысле он был, скажем, наверное, действительно причастен к петровским преобразованиям. Дворянский сын, он, скажем так, был в числе тех первых групп, которые посылались им за границу, Петром имеется в виду, за границу учиться. И соответственно, по возвращении оттуда, когда Петр принимал экзамен своеобразный у этих вот возвращенцев, то он, в частности, выслушивал Неплюева и сказал фразу, которую Неплюев воспроизводил в своих мемуарах. Петр выслушал его и сказал: в этом малом путь будет. Ну от слова «путный» — то есть толк будет. Соответственно, был назначен смотрителем и командиром над строящимися морскими судами и оставлен при Петре переводчиком. Потом у него происходит интересный поворот в судьбе: в 21-м году он был направлен в коллегии иностранных дел в Константинополь резидентом. А затем, по возвращении в Россию, поселился в Киеве — в документах это называлось очень интересно: смотреть за делами по заграничной корреспонденции. Ну если называть вещи своими именами, то фактически Неплюев стал резидентом русской разведки на юге, то есть как бы против Турции работающей. Это я к тому, что человек, получается, был, скажем так, авторитетный, с серьезный доверием, вхожий, по идее, в высокие кабинеты власти. Ну, так сказать, такой профессионал хороший. Поэтому, в принципе, когда были времена Анны Иоанновны, засилье немцев у престола и так далее, то во все это Неплюев не ввязывался. Но его все-таки ввязали. В 40-м году был так называемый процесс кабинет-министра Волынского, который там пытался не то заговор, не то протест против, так сказать, немцев, за что и был наказан. Ну и для того, чтобы, скажем так, вот этот вот конфликт не приобрел публичной именно национальной подоплеки, то и было решено, чтобы в судьи собрать людей тех, которые бы, ну скажем так, имели репутацию и кого нельзя было бы обвинить в причастности... Нет не в причастности, а давайте так: в какой-то ангажированности. Вот почему, собственно говоря, Неплюеву, который был далек от всяких судов и прочее, вызывают в столицу, и он становится одним из судей. Естественно, все было предрешено: Волынский был казнен, Неплюева возвращают на службу, вроде бы все хорошо. Но тут — бах, — и дворцовый переворот 1741 года. И, соответственно, начинают как бы наказывать уже тех, кто были, ну так или иначе себя проявили во времена предшествующего царствования. Поскольку Неплюев был замешан, получается, в расправе над Волынским, его вызывают в Петербург, лишают наград, имений и так далее. И несколько месяцев он сидит под следствием. Выясняется, что он, в общем-то, ни в чем не виноват, его выпускают. И вот тут возникает проблема: что с ним делать — доверия-то к нему прежнего нет, наверняка обиделся. Имения-то ему вернуть уже невозможно. И, видимо, в чьей-то умной голове родился план...

А. Пичугин

— А почему невозможно, кстати?

Д. Сафонов

— Скорее всего их уже раздали дальше. Ну самое главное, что по самолюбию был, конечно, удар. И плюс, наверное, недоверие. Вот почему и было решено, кто-то придумал красивый ход: предложить ему такую должность, которая либо, если он откажется, даст шанс отправить его в отставку — ну не хочет служить, не надо. Либо, так сказать, его убрать с глаз долой, вроде как чтобы он не был живым напоминанием свершившийся с ним несправедливости. Вот его, собственно, и решено было назначить новым командиром или начальником Оренбургской комиссии. Соответственно, он никогда не имел дела ни с руководством большими административными территориями, никогда не имел дела с массовым строительством, никогда не контачил с кочевыми народами. Но, так сказать, если бы он отказался или провалился, то ему грозила бы только отставка. Но тем не менее. Вот почему многие биографы склоняются к мысли о том, что первый оренбургский губернатор попал в Оренбург, в общем-то, не совсем по своей воле — то есть это была своеобразная завуалированная ссылка. Неплюев получил инструкцию включить новую Россию в состав империи и, как всякий хороший служака, он прибыл как раз эти вопросы и решать. Значит, он прибыл где-то в апреле 1742 года в Самару, начал рассматривать, что есть, оказалось все достаточно печально и плачевно. То есть сообщение от Самары, как я уже упоминал, на зиму прерывалось с той восточной зоной. Командиры с крепостей приезжали в Оренбург раз в год, передвигаясь только такими большими достаточно, вооруженными отрядами. Ну, в общем-то, получается, что еще все делать, делать и делать. Вот почему Неплюев начинает тянуть нитку крепостей от Самары до нового Оренбурга и дальше принимает решение, что город Оренбург на Красной горе — тоже это не решение. В отличие от своих предшественников, он как раз исходил из задач, которые были поставлены. А задачи были таковы, что Оренбург должен стать как бы перевалочным центром торговли. Вот почему, я не знаю, вольно или невольно, его предшественники считали, что город построим — и купцы подтянутся сами. Неплюев посмотрел на проблему другими глазами: надо построить крепость там, где уже проходят торговые пути — то есть не их притягивать к нужному месту, а город поставить там, где все ходят. Ну и плюс ко всему, поднимая вопрос о бытовой стороне, он правильно рассудил, что город нужно основывать не на пустом месте, где с нуля, а лучше всего там, где уже есть поселение — то есть, как ни крути, какая-то зона уже людьми освоена и, значит, какие плюсы и минусы будут известны. Соответственно, он и принимает решение перенести город, который на Красной горе тоже, считай, городом еще не успел стать, перенести дальше, западнее по реке Яик на современное место, где он сегодня находится, на место Бердской слободы. Это была казачья слобода. Вот как раз казаков из Бердской слободы вместе со всей слободой переселяет чуть дальше — там рядышком в Яик впадала река Сакмара, вот туда их и переселяют. А 19 апреля 1943 года закладывается Оренбург вот на нынешнем месте. Соответственно, Оренбург-1 отныне именуется Орская крепость, Оренбург-2 именуется Красногорское укрепление, ну вот и теперь начинается строительство. Ну существует легенда (если это легенда, то она красивая, если это, правда, то это еще более элегантно) — легенда такого рода, что поначалу-то все жители жили в землянках, так вот утверждается, что Неплюев ушел из землянки, переселился из землянки в дом последним. То есть он до той поры, пока все остальные, все население крепости не переселилось в дома, он демонстративно жил в землянке, то есть переселился самым последним из них, до ноября месяца.

А. Пичугин

— Ну легенда красивая.

Д. Сафонов

— Красивая. То есть ну как бы говорит о нем как о организаторе. В итоге Неплюев начинает активное строительство крепостей, он начинает, так сказать, поощрять всякого рода торговлю. Тут проблема, конечно: надо кончать с башкирскими восстаниями. Но тут еще есть и проблема с казахами. Дело в том, что к этому времени все поменялось, и поменялся интерес со стороны того же Абулхаира к своему прежнему подданству в отношении российской императрицы. Почему? У джунгаров возникли свои проблемы, и их завоевательные походы кончились. То есть, скажем так, Абулхаир ощутил, с одной стороны, ненужность теперь зависимости от России — это с одной стороны, и увидел своими глазами слабость этой России, конкретной, которая присутствовала на границе, — с другой стороны. Вот почему он начинает, в общем-то, вести достаточно самостоятельную политику. А стереотипы мышления российские государственные таковы, что раз пообещал, клятву принес — так все теперь, он должен себя вести соответственно. А почему же он так себя не ведет? Ну вплоть до того, что Абухаира вызывают на встречу — он нарочно не приезжает, то есть его даже поймать поговорить не получалось. Ну и, в общем, в этой ситуации нужно было что-то делать. Неплюев предпринимает достаточно жесткий — только теперь я даже, наверное, иначе назову: жестокий ход — он провоцирует конфликт между башкирами и казахами. То есть сначала казахам недвусмысленно сообщается, что если они хотя пограбить башкир, то им достаточно переправиться через Яик, а русские крепости их пропустят. Казахи этим воспользовались. А когда башкиры пришли с претензиями обид к русским на тему того, что что же вы их пропустили? Им было сообщено, что а мы не возражаем, если вы захотите отомстить. В итоге сначала казахи пролили башкирскую кровь, потом башкиры пролили казахскую. Кровь пролегла между двумя народами, и возможности их соединения для того, чтобы выжить русских с этой территории уже, так сказать, шансы на это стали отсутствовать. Ну и, в общем, получается, что, в принципе, Неплюев утверждает свою власть, России, как бы на новой территории. Ну насколько это все было эффективно? Сразу скажу, что в экономическом отношении не очень. Потому что самая большая беда — это было продовольствие. Практически не было своих тут, обработки земли не велось — в общем, все было привозное, все привозное. То есть, скажем, по осени в гарнизоны крепостей завозилось по счету, чуть ли не на конкретное количество людей, пайки продовольственные до весны. Ну и легко сообразить, что любые какие-то деформации демографические, если какие-то произойдут, то это может вызывать крайне нежелательные последствия. Торговля — да, велась, товарооборот постепенно рос. Вот есть цифры, что где-то к 60-му году таможенные пошлины дали 72% доходов губернии. На первый взгляд звучит красиво — 72%. Ну понимаете, смотря как считать. То есть, условно говоря, если доходы были ноль изначально, а потом дали 72% — это от нуля-то, получается. Ну для того, чтобы торговать, в Оренбурге было построено две интересные архитектурные задумки. То есть в самом городе был построен гостиный двор, а за городом, в трех километрах от него, был построен меновой двор. Два таких как бы больших квадрата с внутренним двором и лавками по периметру. Соответственно предполагалась, что купцы из России будут приезжать в город и там размещать свои товары. А купцы из Средней Азии будут останавливаться на меновом дворе, за пределами города. Ну причины вполне объяснимы, никакой там национальной сегрегации или что, то есть просто-напросто вводятся как карантинные меры — из Средней Азии часто привозили нежелательные болезни. И поэтому, так сказать, как бы вот они так были немножко разделены, и шла меновая торговля. Через какое-то время, постепенно все осознали определенные выгоды этого, очевидные преференции: то есть купцу не надо ехать откуда-то из Калуги или Тамбова аж до Бухары и так далее, можно сэкономить путь, доехать до Оренбурга. Точно также и для среднеазиатских купцов время поездки сокращалось. Ну отсюда получалось, что действительно постепенно, понемножку торговля начинает замыкаться на Оренбург.

А. Пичугин

— И это дало невообразимый толчок к его развитию, и к возвышению, и к обогащению. Нет?

Д. Сафонов

— Относительному — да. Но не надо забывать, что Оренбург оставался военной базой. Военная база. То есть я к тому веду, что вот, например, крепость Оренбург — если называть вещи своими именами, то это была военная база. То есть это значит, что военная дисциплина и так далее, основная часть — это военный гарнизон, основные постройки военные и все такое прочее. И отсюда как бы вот это было определяющей задачей. В принципе, торговлей у нас занимался в большей степени другой населенный пункт — это, знаете, в 19 километрах к северу от Оренбурга — сегодня место это называется поселок Каргала, а тогда она называлась по месту основания вначале, когда была основана — Сеитов посад. По имени того, кто ее затеял — это был старшина Сеит, сын Хаялин — вот по его имени, Сеитов посад. И там стали селиться преимущественно торговые татары и выходцы из Казанской губернии, которые и вели торговлю со Средней Азией. То есть возникла такая интересная ситуация, когда рядом стали существовать как бы два города: один, созданный государством, другой созданный как бы инициативой населения. Один — военная база, другой — торговое предприятие. Ну и они созданы почти приблизительно в одно время, получается, были. Ну почти, вот в одну эпоху. И вот как раз можно было интересные наблюдения провести между тем, как развивался тот и другой город, и как, и чем все это завершилось. Ну могу сказать, что в Оренбурге практически не осталось ни одной постройки, ну скажем так, времен основания. Ну потому что вот, понятное дело, строили, перестраивали и так далее. Ну известно специалистам там в паре мест, что, условно говоря, вот здесь стоит здание, фундамент которого, вероятнее всего это времен неплюевских построек и позже. А вот, скажем, в Сеитовом посаде, в Каргале, если кто приедет, то вам покажут, например, остатки дома, где жил Сеит Хаялин, ну то есть как бы основатель города, следы от него остались. Между прочим, я вот прошлую передачу упоминал про Тевкелева...

А. Пичугин

— Да, а мы на нем закончили.

Д. Сафонов

— Да, вот из важных персон, так вот он как раз похоронен там на кладбище, вот в Сеитовом посаде. Правда, могила его не найдена, ну точнее найти не получилось, ну однозначно. А вот могилу его жены недавно нашли.

А. Пичугин

— Я напомню, друзья, что сегодня у нас в программе «Светлый вечер» Дмитрий Сафонов, доктор исторических наук, профессор Оренбургского госуниверситета, говорим мы о истории Оренбуржья, и вот Оренбургская губерния создается. У нас не так уже много времени остается, поэтому, наверное, может быть, мы ретроспективно посмотрим на XIX век.

Д. Сафонов

— В общем, условия жизни в начинающемся Оренбурге были достаточно тяжелы, освоение края происходило достаточно медленно и дорого обходилось казне и людям. Ну и, в общем-то, потом мы наблюдаем, как раз во времена пугачевщины, когда зона вся эта была разорена. То, что осталось в конце, к концу XVIII — началу XIX века — это была, в общем-то, разоренная территория. То есть и так была не очень сильна развита инфраструктура, а теперь еще и ее поломали, порушили, нужно было восстанавливать снова. В 1871 году в Оренбургскую губернию прибывала сенатская комиссия — двое сенаторов, в задачи которых входило как бы проанализировать, что же здесь находится. Обратите внимание, что власть наконец заинтересовалась — ну так что же там у нас есть? — только уже на рубеже XVIII–XIX веков. А результаты комиссии — это был большой доклад, он опубликован, в научных публикациях, разумеется, достаточно такой детальный и так далее. Но, пожалуй, самое интересное в этом докладе — фраза, ближе к концу написана, приблизительно такая — я ее не дословно воспроизведу, смысл фразы был такой: ну мы до сих пор не можем понять, для чего Оренбург нужен. То есть, понимаете, вот смысла в этом городе нет. Даже просто как иллюстрацию, когда вот создали эту Оренбургскую губернию, то губернским городом была Уфа. Почему? Потому что в Оренбурге элементарно негде было разместить аппарат — ну чиновничий, управленческий — места нет просто, понимаете. И у нас достаточно долгое время в XIX веке в Оренбургской губернии военный губернатор сидел в Оренбурге, а гражданский губернатор сидел, соответственно, в Уфе.

А. Пичугин

— А если у них происходили какие-то взаимодействия, это же по меркам... Сейчас там километров 400, наверное, между Оренбургом и Уфой. А по меркам XIX века это...

Д. Сафонов

— Да. Они в переписке состояли. Понимаете, нюанс заключался в том, что подобный дуализм власти, он был редкостью, и это только оренбургское было ноу-хау на тот момент, и в итоге в нормативных документах не была прописана их соподчиненность, понимаете. То есть теоретически предполагалось, что военный занимается военными делами, а этот гражданскими. А тут получается, когда они вместе в одном городе находились, они как-то, наверное, согласовывались, а тут не получалось. И в итоге между ними шла такая эпистолярная война. То есть когда военный губернатор полагал себя более важным и пытался давать указания гражданскому, а тот не без ехидства отвечал, что он не подчиняется. И был даже такой практически анекдотичный случай, когда оренбургский губернатор — это было в первой половине XIX века — испросил себе отпуск на некоторое время, и для исполнения его обязанностей на это время как бы и. о. военного губернатора уфимскому велели переехать в Оренбург и как бы оттуда руководить. Он переехал на это время в Оренбург и получил письмо от себя — ну из Уфы. Ну поскольку сейчас-то он был военный губернатор, то он ответил не менее ехидно на вопрос гражданского губернатора из Уфы и отослал его обратно, чтобы цепочка не прерывалась.

А. Пичугин

— Ну это да, это на самом деле очень интересные факты. Это человек был непростой.

Д. Сафонов

— Это эпоха, это нравы, это правила. Ну, в общем и целом, нужно сказать, что исправление некоторое ситуации началось, в плане улучшения, это вот как раз когда власть начала делать определенные выводы и уроки извлекать из пугачевщины. То есть стало ясно, что войска здесь размещать надо. Войска чтобы содержать, держать их на привозном пайке дорого — вот почему начинается наконец-то освоение края. Вот почему помещикам желающим, дворянам дают землю бесплатно, при условии, что они на эту землю переселят своих крепостных. То есть начинаются посевы, начинается разведение скота — ну, в общем то есть, иными словами, начинает развиваться инфраструктура. Ну, конечно, грех не упомянуть знаменитую Илецкую Защиту (нынешний город Соль-Илецк) — это, так сказать, очень важное место по добыче соли. Нужно сказать, что вот эта каменная соль, которую здесь ломали, она была самой качественной и вдобавок ко всему самой дешевой по добыче. Но именно при добыче. Представьте себе, что себестоимость добываемой соли была полкопейки за пуд, но когда ее довозили до ближайшей пристани, то она уже стоила шесть копеек пуд. То есть это, конечно, как раз иллюстрация того, что, скажем так, край-то осваивался, но крайне медленно. Вот эти гигантские расстояния, они мешали, скажем, многим начинаниям, они не давали возможности должны образом развиваться региону. Ну потом, собственно говоря, в первой половине столетия происходит несколько важных поворотных таких моментов, которыми мы, в общем-то, гордимся. Первое — это Оренбургское тайное общество. Если позволите, я просто напомню, что в советский период в советских школьных учебниках истории СССР Оренбуржье упоминалось только два раза: первый раз — с пугачевщиной, и второй раз — с Оренбургским тайным обществом пост-декабристским.

А. Пичугин

— Ну пугачевщину мы умышленно пропустили, потому что это целый пласт, который там...

Д. Сафонов

— Конечно. Нет, я просто говорю, что это было два таких важных эпизода. А в принципе, для расцвета Оренбуржья это, конечно, то, что некоторые авторы очень громко, эмоционально именуют «золотой век» Оренбургской губернии, хотя это счет идет от силы на пару десятков лет — то есть это времена, когда губернатором Оренбурга был Василий Алексеевич Перовский — это, так сказать, особая страница. Перовский был как бы личным другом императора Николая, и поэтому у него было возможностей на порядки больше, нежели у любого другого администраторов такого уровня. И как раз при Перовском, собственно, Оренбург перестал быть крепостью и стал превращаться в город. Ну просто, как штришок, упомяну, что Перовский в приказном порядке потребовал от каждого домохозяина посадить перед домом по три дерева. Потому что место по площади, ну вся территории крепости, она была просто без зелени. И, знаете, деревья, значит, были посажены. И легенда утверждает, что на следующий год он объехал все улицы — ну благо, там было не так уж много объезжать. И соответственно, там, где деревья были и поднялись — одарил рублем, а там, где не было, то наказывал. Но, в принципе, конечно, Оренбург был в ужасном в этом плане состоянии. Как анекдот опять же, упомяну: когда началась Первая мировая война, все помнят, что Петербург был переименован в Петроград — ну такой патриотический ход. Точно также возникла идея, что Оренбург — тоже нужно менять немецкое...

А. Пичугин

— В Оренград?

Д. Сафонов

— Это один из вариантов. Там было много — Неплюевск, Аннадар — и, в общем, спорили очень много, масса было предложений, год с лишним городская дума разбиралась. И в итоге есть протоколы, где один говорит, что в таком случае давайте подберем название городу, чтобы оно было как бы визитной карточкой, не просто какое-то дежурное, а такое, чтобы сразу понятно, о чем речь. На что один из думцев ехидно с места сказал: тогда надо назвать его Пылеград, поскольку более пыльного города найти невозможно. И, кстати, это действительно так: перед Первой мировой войной до 70% призывников из Оренбурга не призывались по причине трахомы глаз от постоянной пыли и грязи. Ну такая вот у нас была своя, в общем-то, беда. Но, в принципе, Перовский начал каменное строительство, при нем был построен первый фонтан. Ну для города, понимаете, да, для военной базы бывшей и для города, стоящего на сухой местности, в степи, фонтан — это было что-то такое, ну фонтан — водопровод, ну и все с этим связанное. Так что при Перовском начинается вот как бы новый этап развития города Оренбурга, ну и, соответственно, региона. И именно Перовский как раз и свершает ряд действий, которые наконец меняют статус Оренбурга, скажем так, в империи. То есть если до этого это был всего какой-то несчастный город на окраине, непонятно что делающий, то как раз Перовский начинает конфликтовать со среднеазиатскими государствами, которые ведут достаточно агрессивную политику и вынашивает планы, скажем так, разгрома Хивы и Бухары. Ну у него это не очень получается — это зимний поход 1839 года. Но потом, вслед за этим, скажем, наверху, в столице, начинают склоняться к тому, что да, действительно в Среднюю Азию идти надо и надо присоединять. И Оренбург меняется — он из ненужной окраины превращается в базу, с которой возможно дальнейшее продвижение в Среднюю Азию. То есть сюда подтягиваются силы, сюда переводятся резервы, сюда едут за военной карьерой талантливые офицеры и чиновники — так сказать, есть спрос, понимаете. И, таким образом, там в 50–60-х годах начинаются активные военные действия в Средней Азии, то Оренбург как раз выступает как важная база, с которой осуществляется это самое вторжение, и как следствие его, присоединение всех этих территорий к Российской империи. И вот этот вот, скажем так, неожиданный расцвет Оренбурга имел достаточно скорый и закат. Потому что как только границы империи ушли далеко на юг, Оренбуржье потеряло свою ценность и превратилось в обычную провинциальную губернию, которой оно оставалась вплоть до начала XX века.

А. Пичугин

— Спасибо вам большое за этот интереснейший рассказ — я, затаив дыхание, слушал. Я думаю, что вы, дорогие наши слушатели светлого радио, тоже. Дмитрий Сафонов, доктор исторических наук, профессор Оренбургского государственного университета, был с нами. Спасибо огромное. Прощаемся, до новых встреч, всего доброго. До свидания. Будьте здоровы.

Программа подготовлена при поддержке акционерного общества «Холдинговая компания «Металлоинвест».

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Православная школа сегодня». Протоиерей Дмитрий Григорьянц
• «Возрождение культурного и духовного наследия». Анор Тукаева, Валерия Лебедева
• «Отдых в жизни современного христианина». Иеромонах Геннадий (Войтишко)