
В дискуссии участвовали: автор «Частных мнений» на Радио ВЕРА Анна Тумаркина, настоятель храма святого равноапостольного князя Владимира в Новогирееве протоиерей Алексей Батаногов, психолог Евгения Ульева.
Разговор шел о том, какою Господь задумал женщину, нужно заботиться о внешней красоте, как относиться к различным женским тренингам и что такое истинная женственность.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Н. Лангаммер
— Добрый вечер, дорогие радиослушатели. В эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Это программа, которая позволяет авторам наших утренних выпусков «Частного мнения», которые вы слушаете — трехминутные, четырехминутные, поговорить на поднятые ими темы с гостями, которые приходят к нам в студию, расширить эти темы, и я думаю, что много интересного услышать. У нас сейчас в студии такой автор — Анна Тумаркина, востоковед, Аня потом еще дополнит, преподаватель английского языка. И у нас отец Алексей Батаногов, настоятель храма святого равноапостольного князя Владимира в Новогирееве, — как эксперт, чтобы нас не унесло никуда. Добрый вечер.
Протоиерей Алексей
— Добрый вечер.
Н. Лангаммер
— И Евгения Ульева, психолог. Потому что мы все-таки хотим эту тему посмотреть еще и с какой-то альтернативной точки зрения, и думаю, что Женя нам будет оппонировать с Аней. Давайте для начала послушаем программу, которая была в утреннем эфире и которая стала поводом для сегодняшнего разговора, называется она «Женские тренинги».
«Впервые в жизни я столкнулась с женским тренингом в начале двухтысячных. Это было в одном из молодежных центров, где мы, шумные и беззаботные студенты, организовывали встречи, мастерские и даже дискотеки. Женский тренинг и его участницы не имели никакого отношения к студенчеству, они просто снимали у нас помещение. Однажды мне стало безумно интересно, что же там происходит, и я, улучив момент, познакомилась с ведущей этих занятий. Главледи, как я ее про себя прозвала, долго и подробно меня изучала, задавала вопросы. Посмотреть на диковину, то есть на меня, подтянулись и ее подопечные: все они были как-то похожи, на одно лицо — яркий макияж, мини-юбки, высокие сапоги на шпильках, тонкие сигареты, маникюр со стразами. Я рассказывала им про то, чем жила и дышала наша студенческая компания. Они мне подробно изложили концепцию своего клуба. С точки зрения этих прекрасных дам на шпильках я ну совсем не вписывалась в понятие женщина —короткая стрижка, джинсы, в голове рок-н-ролл, новейшая поэзия, да еще вся в учебниках, сессия на носу. Нет, женщины такими не бывают. Женщины, как излагала главледи, должны быть прекрасны, словно корзина цветов, и игривы, словно котята, даже на смертном одре. Живут такие вот отрады исключительно для того, чтобы нравиться мужчинам. Ну и себе в зеркале иногда, особенно после посещения парикмахерской. Не посетила парикмахерскую раз в неделю — ты существо среднего рода и нет тебе оправданий. А мужчин было необходимо очаровывать, даже если совместным внукам недавно исполнилось полвека. Наши дебаты кончились веселым смехом и почти что дружбой, ведь мы с ними были по-настоящему интересны друг другу как обитатели параллельных миров. Прошло примерно 15 лет, и число женских тренингов в виртуальном и реальном пространстве выросло в несколько раз. Они не похожи один на другой: где-то женщин учат быть игривыми кошечками в корзине цветов, как учили моих давних знакомых, где-то — ставить цели и добиваться успеха, без которого нынче никуда, а где-то и вовсе носить древнерусский сарафан в пол, дабы собирать подолом женскую энергию матери-земли. И с первого знакомства с понятием «женский тренинг» меня не оставляет ощущение, что во всем этом заложена одна большая системная ошибка: если женщина не выглядит вот так и не ведет себя вот эдак, то она, собственно, и не женщина вовсе. Сначала вот тут чуть подправь, убери вот здесь, переделай себя, подсбрось килограммов. А не можешь достигнуть уровня тех или иных стандартов — так и знай свое место в ряду под условным обозначением существо женского пола. Существо, даже не человек. Но из Библии мы знаем, что сотворил Господь человека, мужчину и женщину сотворил их. То есть женщина является женщиной не потому и не благодаря, а просто по праву рождения. По праву сотворения, если совсем точно. Безусловно, есть множество групповых занятий, помогающих женщинам пройти через кризисные ситуации, проработать душевные травмы, специфические женские проблемы. Существуют даже просто женские клубы по интересам — очень разнородные, вполне себе безобидные, и это прекрасно. Вот только не стоит верить тем, кто обещает вас сделать настоящей женщиной. Настоящими женщинами нас с вами создал Бог«.
Н. Лангаммер
— Вот такие размышления предложила нам Аня. И мне было интересно, почему она вспомнила об этом сейчас, если у нее уже была позиция сформирована еще тогда, в юности, когда она с этим столкнулась. Ань, почему сейчас ты вернулась к этой теме и написала текст?
А. Тумаркина
— Ну дело в том, что если в юности мне это показалось очень забавным, то уже ближе к зрелости мне вся вот эта вот концепция показалась немного опасной. А может быть, даже и не немного опасной. Потому что очень опасно думать, что женщина должна как-то себя достраивать, наращивать, ваять, искусственно ломая, дабы иметь право называться женщиной. На самом деле та девочка, которая описана в этом тексте, студентка с рок-н-роллом в голове, она, в принципе, такой и осталась. Она такой и осталась, но это уже зрелый человек — я замужем, воспитываю сына. И я твердо убеждена в том, что женственность — это не приобретенное качество, а врожденное, богоданное.
Н. Лангаммер
— Ну вот я хотела бы продолжить эту тему. Во-первых, мы видим, что Анечка и в бусах, и красиво подкрашена, и вообще красавица. И ты себя-таки культивируешь немножко, да. Все-таки в какой-то степени мы должны себя достраивать или нет? Вот я хочу сначала Женино мнение, потом отца Алексея.
Е. Ульева
— Добрый вечер. Очень интересная тема и очень актуальная. Потому что мы сейчас попали в мир, в котором вообще уже идут сомнения, да, — женщины, мужчины, гендер и так далее, то есть мы попадаем в воронку, где вообще начинает отрицаться женственность как таковая и мужественность, все это смешивается в каких-то жутких пропорциях, появляются там трансгендеры и так далее. И вот женственность, которая дана Богом, по праву рождения, как великий дар — это как раз то, с чем христианство должно, я считаю, сейчас вот прямо выходить и миссионерствовать: что вот женщина, она такая, как задумано Богом.
Протоиерей Алексей
— Творцом.
Е. Ульева
— Творцом. Троицей Единосущной и Нераздельной. И вот этот момент, что мы не должны себя никуда достраивать, а мы должны возрастать. Мы созданы по образу, но должны достигать подобия. И, естественно, есть, нет, конечно, ни женского, ни мужеского пола, как тоже...
Протоиерей Алексей
— Во Христе.
Е. Ульева
— Во Христе, да. Но тем не менее в биологии он существует, когда мы живем на этой земле, биологический пол, он присутствует. И очень важно девочку, чтобы росла девочкой, женщина чувствовала себя уверенно и спокойно без достраивания. То есть тут я с Аней абсолютно согласна, что не надо ни на какие ходить курсы, где тебе должны объяснить, что ты там должна еще прокачать — ну вот этот термин из этих курсов...
А. Тумаркина
— Прокачать, да.
Е. Ульева
— Чтобы ты наконец-то почувствовала себя женщиной. То есть внутри Церкви, когда мы находимся в храме, обратите внимание, вот мы же себя чувствуем там и женщинами, и мужчинами, нам не надо ничего достраивать. Мы приходим к Богу такими, какие мы есть.
Н. Лангаммер
— И нам там спокойно быть.
Е. Ульева
— И нам там очень хорошо.
Н. Лангаммер
— Но все-таки, отец Алексей, вот все-таки, мы первозданны, мы пришли там, не знаю, в этот мир. И в какой-то степени мы можем себя в смысле гендера достраивать. В том смысле что культивировать красоту, подчеркивать, наверное, что Господь в нас заложил.
Протоиерей Алексей
— Вы знаете, это очень интересная и очень важная тема, и сложная. Полностью согласен с вами. Но должен добавить одно «но». Все-таки вот достраивать, конечно, слово нехорошее какое-то, сразу вызывает отторжение. Ну я вот думаю об этом, мы не должны забывать, что все-таки человек был сотворен по образу и подобию Божиему и помещен в Эдемский сад, в рай, но потом совершилось грехопадение. И человек — это не совершенный, совершенный по творению, но искажена природа вследствие грехопадения человека. И человек призван к совершенствованию. Он призван к духовному совершенствованию, безусловно, в первую очередь. Он призван к преображению. И внешняя красота, она связана с внутренней красотой человека, безусловно. И каждый человек должен учиться всю жизнь свою чему-то. И только Бог совершенен и не нуждается в том, чтобы учиться. А любой человек, он все равно, достраивать и то, о чем говорила Анна, это совершенно справедливо. Вот те примеры, которые были предложены, когда в некоем женском клубе, ну якобы женском или там который так себя именовал, были, так сказать, все на одно лицо, с одинаковыми тонкими сигаретами и на шпильках в сапогах, в мини-юбках, похожи образом покрашенные — это, конечно, ужас все. Безусловно, с этим согласиться нельзя, это опасно.
Н. Лангаммер
— Чем, отец Алексей?
Протоиерей Алексей
— Ну это искажает на самом деле образ Божий. Все же индивидуальны, а тут все похожие стали — ну как минимум то, что на поверхности лежит. Я думаю, что мы сегодня в передаче еще и о других опасностях поговорим. Но это не означает, что вовсе невозможно никакой работы над собой. Ну внутренней прежде всего. Но внутреннее и внешнее все равно связано. Это я так, так сказать, немножко теоретически к этому вопросу подошел. То есть мы понимаем, что женственность и мужественность вложены Творцом, без сомнения. И когда мы говорим о гендерных этих всяких (просто слово трудно подобрать) ужасах, которые сейчас происходят — конечно, с этим невозможно согласиться ни с какими оговорками. А вот что касается все-таки некоего духовного, внутреннего, профессионального роста — конечно, он возможен и необходим.
Н. Лангаммер
— То есть мы сегодня будем говорить, наверное, о мере о какой-то, да? Потому что то что упомянула Аня, и то что поднималось, когда мы с ней эту программу обсуждали — это достраивать себя во внешности, достраивать себя в умении нравиться мужчинам, достраивать себя в умении зарабатывать, стоять на ногах, добиваться успеха, — то есть нам предлагается палитра вот этих вот тренингов огромная. И женщины, которые находятся в лоне Церкви, ходят на такие тренинги и тоже чего-то ищут. Вот, Жень, ты сказала, что мы приходим в храм, и мы сами собой. Но сколько твоих даже клиенток, верующих женщин, все равно ищут эти тренинги и что-то еще хотят в себе поменять. Вот что больше всего, Жень, с чем ты сталкиваешься?
Е. Ульева
— Ну мне кажется, что мы не должны забывать, что все-таки мы живем в таком коммерциализированном сообществе, и это очень активно же продвигается и рекламируется и в соцсетях, и везде, они задействуют специальные технологии, которые очень привлекают внимание. И есть такое понятие как целевая аудитория, да, на которую это рассчитано, и так называемая более целевая аудитория, то есть они четко очень этот крючок закидывают: там приходи — ты будешь успешным, приходи — ты будешь счастлив. Ну а кто не хочет быть счастлив? Тем более женщина, она хочет быть счастлива. И вот эта такая простая технология, что вот сделай там один-два-три, шпильки одень или там еще что-то.
Н. Лангаммер
— Пять пунктов, как стать счастливой.
Е. Ульева
— Сейчас мы вас научим или там правильно выйти замуж, или еще что-то —цепляет, конечно, людей. Ко мне приходят люди уже, конечно, поскольку я все-таки человек православный, и мы больше говорим о страстях, о том, как себя вот внутренне переделывать. Потому что изнутри-то страсти никуда не деваются, вот обиды, там злость...
Н. Лангаммер
— Ну конечно.
Е. Ульева
— Вот эти вот вещи, тревожность, которая существует сейчас и так далее. Вот я, например, с этим работаю. Ну у меня как бы в основном женщины. Моя аудитория целевая — это женщины.
Н. Лангаммер
— Ну есть вот эти женщины, результаты тренингов, которые приносят на себе там достройки...
Е. Ульева
— Ну у меня не то что тренинги, у меня всегда какой-то такой добрый разговор, с любовью.
Н. Лангаммер
— Нет, которые ходили на тренинги, потом пришли к тебе рассказать, что, Жень, вот ходила на тренинг, вот в результате у меня вот такой-то вывод или, может быть, такая травма.
Е. Ульева
— Травма — да, есть такое, есть. Потому что, к сожалению, в этом очень много эзотерики, оккультизма и так далее — там очень много всего предлагается. И мне приходится прямо объяснять, спасибо моему богословскому образованию, я просто вижу, какие вещи, например, делать категорически нельзя. Потому что там очень жестко все замешано. Ну понимаете, там, где деньги, там, где попытка вот все это продать, там, естественно, замешано, к сожалению, все. Даже я сейчас сталкиваюсь и в православной среде с очень таким пиаром: давайте вот это сделаем, вот это прокачаем. И люди, может быть, даже ходят в православную церковь, но те, кто предлагают эти курсы, не обладая таким глубоким пониманием, что такое вообще православие, они вот эти все технологии тащат в храм.
Н. Лангаммер
— Ну к сожалению, они тащат и везде. Потому что мы сталкивались, Аня писала еще программу про камни, чтобы продать какие-то камни красивые, браслеты, украшения — конечно, по дате рождения, и мы сейчас вам составим карту, и мы его заговорим там на победу. Там, не знаю, мы занимаемся какими-то травами маслами, к чему я тоже прикоснулась — и там тоже чакры, вибрации. Видимо, без эзотерики ничего не подать.
Е. Ульева
— Потому что это просто рецепт. Это же Эдемский сад, да: вот будете как боги, — вот это искушение, оно же никуда не девается, каждый человек все равно через это проходит. Вот плод познания, тоже простая схема была: ты съел — и ты стал как Бог.
Н. Лангаммер
— А что тогда надо совершенствовать? Почему тогда не покупается вот это: сейчас я вас научу, как быть котенком игривым из корзины с розами. Ань, ты тоже упомянула, что это опасно. Но почему, что тогда продают эти тренинги, если они вкрапляют туда эзотерику? А в чистом виде что тогда они могут продать — как накраситься?
А. Тумаркина
— Ну на самом деле то, с чем я столкнулась, это все было достаточно примитивно. Это было именно как накраситься, как себя подать, как правильно ходить — там было все достаточно примитивно. Когда сюда вмешивается эзотерика, это все достаточно опасно. Почему, потому что человек берется на испуг. На самом деле сначала человека нужно хорошо напугать и сказать, что, если у тебя не будет вот этого, ты: а) не состоишься как личность, б) многое в жизни потеряешь. Вот таким образом сильно напуганный человек готов купить все что угодно, а потом уже разобраться. Ну про опасность эзотерических тренингов (самые известные из них — это тренинги ведических женщин) сказано достаточно много. Но если обобщить, к сожалению, все это ведет к тому, что женщина говорит мужчине: ты мой бог, а он ей говорит: иди, чисть картошку.
Н. Лангаммер
— О, как ты, туда подвела, да, в семейную систему. То есть получается, я не только котенок, но на самом деле я для тебя еще и...
А. Тумаркина
— Рабыня.
Н. Лангаммер
— Рабыня.
А. Тумаркина
— Да, то есть женское достоинство попирается. В принципе, я, наверное, и текст написала в защиту женского достоинства. Наверное, тоже была моя самая главная цель. Я хотела сказать, я не знаю, в этой части программы мы будем говорить о том, что я пришла в христианство из ортодоксального иудаизма. В 26 лет я крестилась, до этого очень долго я к христианству шла, окончив институт стран Азии и Африки по специальности филология иврит, и поэтому я читала Библию на языке оригинала, на иврите. И дело в том, что, когда Бог говорит: и создал Бог человека, употреблены слова <иврит> — ну дословный перевод <иврит> в современном иврите это «самец и самка». Но после этого мы забываем о том, что была создана женщина, и говорится о том, что Адам не нашел себе помощника среди животных, и тогда Господь сказал: сотворим ему помощника подобного ему. На иврите <иврит> — ну об этом тоже можно будет потом поговорить, это интересно, что это значит.
Н. Лангаммер
— Что это значит?
А. Тумаркина
— <иврит> это может переводиться и как «подобного ему» и как «супротивного ему».
Н. Лангаммер
— Напротив стоящего, соответствующего.
А. Тумаркина
— Напротив стоящего, соответствующего. Но дело в том, как это толкует иудейское предание, поскольку я из этой традиции вышла. Толкуется это так, что женщина, сотворенная вместе с Адамом, была несовершенна. И только когда она немножечко себя, скажем так, доваяла, досоздала, она смогла уже называться не «накива», а она смогла называться словом «иша».
Н. Лангаммер
— А когда же она себя досоздала? Это все в Книге Бытия где-то умещается?
А. Тумаркина
— Это толкуется устной Торой. По крайней мере раввинистическая традиция выводит из этого концепцию, что женщина должна себя ваять, должна себя достроить, дабы иметь право называться женщиной. А христианское достоинство женщины, оно, насколько я понимаю, изначально и неоспоримо — то есть женщине не нужно что-то делать, чтобы заслужить право называться женщиной. Если я не ошибаюсь.
Н. Лангаммер
— Отец Алексей, у нас какой-то зазор образовался там, в достраивании.
Протоиерей Алексей
— Нет, мне кажется, все правильно вы говорите, Аня, замечательный пример. Кстати, русский перевод достаточно адекватно переводит: сотворим по нему — то есть это как бы тоже можно понимать и как соответствие, и как, так сказать, вот как некое вот задание, путь совместный. Тут человек, мужчина, и тут женщина вместе, сообразно, да, когда мужчина ругает свою жену, нужно понимать, что он ругает самого себя. Вот ну да, это я отвлекся, простите.
Н. Лангаммер
— Достраивать себя женщине или нет? Это вот из иудейской традиции перешло к нам?
Протоиерей Алексей
— Понимаете, в чем дело, вот я повторю то, что сказал вначале, что мы понимаем, что есть искаженная природа человеческая. И если мы бы взяли традиционное общество, хотя бы традиционную семью, традиционное воспитание, то можно было бы сказать, что ничего достраивать не надо. Но мы видим искалеченные часто характеры, искалечены их личности влиянием так или иначе эмансипации, там не знаю, глобализации. Современный мир очень искажает и мужчину, и женщину. И мужчину искажает. Это связанные вещи. Вы наверняка замечали, как часто бывает, что когда очень сильная женщина, да, и рядом с ней мужчина становится инфантильным. Ну как-то не то что меняются местами, искажается суть взаимоотношений мужчины и женщины. И наоборот, когда женщина слабая, немощная, так сказать, ну вот женщина, женственная, то даже несильный мужчина становится сильнее. Потому что ему нужно защищать, ему нужно нести ответственность. И вот такое взаимное влияние происходит как бы естественным образом. Но очень много негативного влияния самого разного, которое калечит людей. И женщина может забыть, что она женщина, взять на себя много мужского. От этого могут быть проблемы у нее взаимоотношений с мужем в семье или вот даже проблемы там познакомиться, еще что-то. И в этом смысле какое-то такое, знаете, вернуться в себя что ли. Вот в этом смысле это полезно может быть, какой-то совет со стороны, какой-то навык. Вот мне не нравится слово «достраивать», я против этого слова, но вернуться в себя. Если тебя, бывает же, что в семье человека калечат, девочку могли искалечить, мальчика там, не знаю. Отец хотел всю жизнь сына, родилась девочка, он стал воспитывать как...
Н. Лангаммер
— Как сына.
Протоиерей Алексей
— Как сына. Ну или наоборот, или еще что-то, или в школе. Какая-то проблема со внешностью, ну такая в общепринятом смысле. Есть очень много травм, которые так или иначе могли исказить человека. И разобраться в этом во всем, конечно, нам помогает наша вера, безусловно. И Господь прощает нас и благодатью нас исцеляет, безусловно. Но иногда бывают какие-то такие советы и психолога, умного человека, духовника, и какой-то вот взгляд такой вот, со стороны, бывает полезен, чтобы человек изменился.
Н. Лангаммер
— Я хотела бы вернуться немножечко. Вот я не поняла все-таки. Вот эта «иша», да, мужчина, женщина. Аня рассказала про иудейскую традицию, что Господь создал, но нужно еще достроить, вот дорасти до этой «иша» — это и есть обрести подобие Божие, стать той, которую задумал Бог?
Протоиерей Алексей
— Здесь нет никакого противоречия, как я вижу, с христианской традицией. Адам и Ева, они несовершенны. Православное христианское богословие то же самое об этом говорит. Они безгрешны, они добровольно совершают, отступают от заповеди Божией, совершают грех, совершается грехопадение, но задание-то у них: будьте совершены, как Отец Небесный. И Адаму, и Еве предстоит путь духовного роста, духовного совершенства. Поэтому такой уж прямо принципиально иной трактовки в иудаизме я не вижу.
Н. Лангаммер
— Ну мы все равно идем к обретению подобия Божия или стать такими, как Господь задумал нас.
Протоиерей Алексей
— Ну конечно, это прежде всего идет, да, безусловно. Но, конечно, это духовное состояние человека прежде всего. Но душа с телом все равно связаны.
Н. Лангаммер
— А почему у нас это попадает в некое противоречие? Вот эта вот известная цитата апостола Петра, что не плетение волос, но сокровенного сердца человек...
Протоиерей Алексей
— Вы так перешли прямо. Я думал, надо и о внешности тоже поговорить.
Н. Лангаммер
— Вот, конечно.
Протоиерей Алексей
— Потому что мы все-таки говорили сейчас не о внешнем.
Н. Лангаммер
— А вы сказали, что это связано.
Протоиерей Алексей
— А я сказал, что связано. Это связано, я повторю, что безусловно.
Н. Лангаммер
— Апостол Петр противопоставлял. Нет?
Протоиерей Алексей
— А связано — это не означает, есть иерархия: то есть безусловно, внутреннее, духовное принципиально важно. Вечное и временное. Что важнее, временное или вечное? Конечно, вечное важнее, безусловно. Поэтому противопоставление правильное, это напоминание о том, что ну все правильно, так сказать, если ты будешь заниматься только плетением волос, то ты в духовном не преуспеешь. Безусловно. Это как бы подчеркивается важность духовной красоты. А кстати, я абсолютно убежден, что духовная внутренняя красота отражается на внешности. Бывают люди очень с правильными чертами лица, красивыми как бы чертами лица, но некрасивые, отталкивающие именно благодаря ну каким-то страстям, может быть, своим, характеру, каким-то внутренним своим свойствам души. А бывают люди, которые, в общем, и не особо красивые, так, в общепринятом смысле слова, но они красивы, они притягательны, с ними хочется быть, к ним тянешься. Внутренняя красота, безусловно, она не просто важнее, она еще и внешне человека изменяет.
Н. Лангаммер
— Конечно. Но вот я все возвращаюсь к фразе Жени, да, что мы приходим в Церковь, и там мы сами собой. Жень, но мы когда приходим в Церковь — я могу про себя сказать, я думаю, что это путь многих, я пришла — я убрала челку, я завязала обязательно вот этот посадский платок с цветами, мне захотелось вот такой русскости: купола, просторы. Ну как-то почему-то цеплялась душа за вот то дореволюционное христианство, как-то казалось, что там чисто, и вот это оно и есть: юбку в пол, обувь неважно какая, главное духовное. Неважно, какое пальто, главное, что у меня в душе, да. Не нужна косметика, ну зачем, это же искажение картины, которую создал Господь. Я сейчас очень серьезно говорю, потому что этот вопрос очень у многих возникает: нужно ли себя дорисовывать, так скажем, нужно ли себя украшать? Зачем? Мы же вводим в соблазн мужчин. Поэтому темная одежда в пол, косынку завязала, обувь — ну чистая и ладно. И вот такой образ почему-то христианки у нас, православной христианки, он постоянно живет в Церкви. Фредерика де Грааф очень хорошо сказала, что я, когда приехала в Россию, я поняла, что православных русских женщин сразу видно — это ужасно. Я цитирую Фредерику сейчас. Как же так получается, отец Алексей, что если мы хотим действительно работать над собой внутри, мы попадаем вот в этот образ — ну я бы это назвала уже субкультурой какой-то, да, почему-то куда-то к кокошнику, к посадским платкам.
Протоиерей Алексей
— Ну вот вы много очень интересного сказали, на некоторых моментах бы остановился. А вот действительно ли женщина, которая надевает посадский платок и черную юбку в пол и так далее, там челку убирает и вот этот некий вид, так сказать, облик такой благообразия, смирения, святости принимает, она действительно в душе так, такая?
Н. Лангаммер
— Нет, конечно. Мы только начинаем этот путь.
Протоиерей Алексей
— Нет, это ну тоже игра определенная. Это тоже на самом деле такое, ну некое достраивание, в другую сторону просто. Мне кажется, это тоже ошибка, неправильно. И по моим наблюдениям, все-таки уже ушло то время, уходит по крайней мере то время, когда такой православный дресс-код был именно таким. Мне кажется, это тоже ошибка. Это неестественно. Не надо идеализировать дореволюционную Россию и прихожан дореволюционных. Тогда была такая мода, тогда такую одежду носили, это было в то время естественно. А сейчас, в наше время, это не совсем естественно.
Н. Лангаммер
— Ну мы цепляемся за это. Почему?
Протоиерей Алексей
— Не знаю. Мне кажется, это неправильно, это некая искусственность. Есть опрятная красивая одежда современная, которая уместна для храма. И почему нужно одевать какую-то, так сказать, одежду из XVIII или XIX века, которую ты никогда в обычной жизни не одеваешь. Это тоже какое-то раздвоение, мне кажется, получается.
Н. Лангаммер
— И мы вернемся к этой теме, и я спрошу девушек, как они для себя решили эту проблему — потому что, по-моему, каждая женщина задает себе вопрос, как ходить в храм и как выглядеть христианкой, — через небольшую паузу. В эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Не переключайтесь.
Н. Лангаммер
— И мы возвращаемся в студию. «Клуб частных мнений» продолжает обсуждение темы. Ну наверное, мы ее назовем: как все-таки Господь задумал женщину, да, какой мы в результате должны быть, чтобы это было правильно и в духовном, и в телесном смысле, внешности. И мы остановились на том, как проходит женщина через вот эту субкультуру, которая, мне кажется, нас касается неизбежно, когда мы приходим в храм. Назовем ее: юбка, кроссовки, рюкзак за спиной и косынка так, чтобы лицо почти что не видно было. Как это было у тебя, Аня?
А. Тумаркина
— Знаете, поразительным образом, первый раз в жизни я вообще зашла в православный храм в 18 лет, будучи иудейкой по вероисповеданию, и зашла я из интереса. И вы знаете, казалось бы, это был конец 90-х, и все то, что мы знаем о злых бабушках, которые якобы выгоняют женщин за бесплатковость и джинсы, меня не коснулось ни разу. Крестилась я в 26 лет, и не раз и не два заходила в джинсах в храм, и у меня никогда не было проблем. Но дело в том, что я говорила на эту тему со своим духовным отцом, и он мне дал замечательный ответ. Он мне сказал: Ань, лучше в храме одевать юбку только для того, чтобы тебе никто не мешал молиться, и ты никого не искушала. Потому что мы никогда не знаем людей вокруг нас, мы не знаем их реакцию. И кто-то, может быть, и не скажет ничего, да, но я могу кого-то смутить. Поэтому как здесь принято, так и ходи в храм. Отношение к православной культуре у меня такое, ну скорее иронично...
Н. Лангаммер
— Саркастическое.
А. Тумаркина
— Саркастическое, да. Потому что, к сожалению, вот эта вот тоска по некоей утраченной культуре, с которой мы не знакомы и которая нам представляется каким-то золотым веком — это, может быть, там начало XX века или XIX век, да, с его балами и с его юбками и платочками, к сожалению, порождает симулякры. И вот это плохо. Порождает очень много всяких фальшивых и ненужных образов, произведений недоискусства, которые действительно людям вредят.
Н. Лангаммер
— Чем вредят, Ань?
А. Тумаркина
— Чем вредят? Ну тем, что это неправда, это уводит человека в сторону и происходит подмена. Дело в том, что заботиться о внешнем виде, да, о наличии или отсутствии платка на голове и юбки на талии, гораздо проще, чем каяться, гораздо проще, чем не злословить, не осуждать.
Н. Лангаммер
— То, что отец Алексей сказал.
А. Тумаркина
— Да. И я бы очень хотела выразить благодарность отцу Алексею. Мне кажется, что вы говорите не о достраивании, вы говорите о реконструкции — это принципиально иное.
Протоиерей Алексей
— Да, я же и сказал, что достройка мне совершенно не нравится слово, отторжение вызывает. Восстановление.
А. Тумаркина
— Реконструкция.
Н. Лангаммер
— Восстановление точнее, да.
Протоиерей Алексей
— Я дополню Аню. Дело в том, что опасность есть в этом некоторая. Это игра, становится игрой. А можно наиграться, надоест. Знаете, ролевая игра такая. Это неправильно.
Н. Лангаммер
— Ну то есть мы так одеваемся, но внутри мы совсем вообще не изменились.
Протоиерей Алексей
— Знаете, очень важный принцип, на самом деле, который сейчас немножко позабыт: в храм нужно идти в лучшей одежде. Ты идешь к Богу, ты идешь — это праздник, воскресный день. А не в чем попало. И в этом смысле, конечно, в храм можно прийти в любой одежде. Тебе плохо, тебе нужно прийти помолиться, покаяться. Не является одежда препятствием приходу в храм. Но если ты идешь запланированно на воскресное праздничное богослужение, ты должен одеть хорошую, красивую, чистую, опрятную праздничную одежду. И не играть в XVIII или какой-нибудь еще другой век.
Н. Лангаммер
— Отец Алексей, а вот такой вопрос у меня. Знакомая девушка, когда воцерковлялась, ну у меня на глазах, она в храм одевала действительно самое красивое в воскресенье. И она подкрашивалась — и реснички, и щечки. И ей все говорили: Аня, зачем? Ну как так можно? Ты же к Богу идешь, там где-то написано, что нельзя причащаться, если косметика на лице. А она до слез, она говорит: ну я же хочу быть красивой, когда я прихожу к Богу.
Протоиерей Алексей
— Я убежден, что все очень сильно зависит от внутренней мотивации человека. Конечно, не все уместно в храме, безусловно. Конечно, существуют разные, так сказать, — университет, праздник, день рождения, театр, храм, — и это, конечно, нужно учитывать. Но очень важно, чем человек мотивируется, если он хочет привлекать внимание других людей. Вот женщина подкрашивается, а для кого она подкрашивается? Для себя, часто говорят. Я себя так увереннее чувствую. Ну допустим. Для мужа. Мне хочется мужу нравиться. Хорошо. Мне хочется всем мужчинам нравиться.
Н. Лангаммер
— Это уже иное, да.
Протоиерей Алексей
— Ну я скажу мягко: это иное. Большой вопрос. Всем нравиться совсем не обязательно. Это ошибка. Во-первых, просто невозможно, ты же не разменная монета, чтобы всем нравиться. Вот поэтому тут мотивация. Если она так чувствует, если у нее это чистое такое вот, если в этом есть мера, — я не вижу здесь никакой проблемы. Если вот внутреннее движение, мотивация другая — ну это неправильно. Понимаете, мне кажется, очень важный принцип здесь никого не осуждать. Потому что мы, к сожалению, что происходит? Человек пришел в несоответствующем нашему пониманию дресс-коде, и даже не дресс-коде, нашему пониманию — и мы его начинаем осуждать. Мы же не знаем, почему так, откуда, куда он потом идет — мы не знаем ничего про него или почти ничего. Но мы точно знаем: он не соответствует каким-то правилам. Все. И вот мы это осуждаем. И вот это хуже, гораздо хуже.
Н. Лангаммер
— Я хотела еще вот Жене задать этот вопрос, про вход в храм. Жень, я вот честно скажу, я бываю двух вариантов: я бываю без косметики и прекрасно себя чувствую, и я бываю при параде, да. Но вот ты это скажи. Потому что ты такая же, я тебя вижу и такой, и такой. Почему?
Е. Ульева
— Ну я к этому совершенно спокойно отношусь. Вот хочу добавить к словам отца Алексея. У меня вот личный опыт, мне повезло, у меня был очень мудрый духовник. И когда я в черненьком начала приходить в храм, он мне начал говорить: Женечка, у вас кто-то умер, что-то случилось? Я говорила: ой, нет батюшка. Вот он меня научил как раз наряжаться в самое лучшее, я научила этому своих там восьмерых детей, они это запомнили. Потому что ребенку это важно, да, понимание, куда он идет, в каком виде. Потому что ребенок тоже очень много про внешнее — так вот, как принято и как не принято. Потом мне еще понравилась мысль отца Саввы (Мажуко), он однажды сказал, что мы живем, сейчас вот, современная Церковь, она живет в крестьянской культуре. Потому что аристократия была истреблена, и вот крестьяне, они пришли в Церковь в XX веке и поэтому вот эти платки там....
Н. Лангаммер
— Не шляпки.
Е. Ульева
— Да. Вот это, он говорит, это же была субкультура определенная, поэтому это и прижилось, и кажется, что как будто так и надо. Поэтому я считаю, что в храме, ну вот тот приход, в который я сейчас все время хожу, у нас можно абсолютно в любом виде прийти. У нас на это вообще никто не смотрит, и бабушки в том числе. И вы знаете, мне показалось, что им легче. Потому что современные бабушки-то все-таки, московские по крайней мере, да, они очень, они приезжают за рулем, они приезжают с работы и так далее. Они вот у нас вот джинсы. Есть платок. Ну сейчас во всех храмах, по-моему, при входе висят платки. Вот кто, кому прямо очень надо надеть платок — пожалуйста.
Н. Лангаммер
— Да, и парео можно завязать.
Е. Ульева
— Путешествуя за границей — там на Кипре, еще в каких-то странах, ну сразу видно русских, потому что русские одевают платки. Ни Сербская Церковь, ни Греческая Церковь, там Иерусалим, я видела, там не принято платки.
Н. Лангаммер
— А кстати, почему не надевают, отец Алексей? Почему в Греции не надевают платки?
Протоиерей Алексей
— Очень интересно, кстати, вспомнили правильно совершенно. Ну у нас наша традиция надевать платок, она связана с тем, со словами апостола Павла, что жена, когда молится, покроет свою голову. Это знак смирения на самом деле, это знак смирения, покорности. Греческая, так сказать, все что было в Византийской империи, они не носят платок, наоборот. Потому что, когда они попали под османское иго, мусульманки обязательно носили платок, и их заставляли носить платок. И для них снять платок — это было, значит, не покориться под эту новую чуждую культуру. Они таким образом исповедали себя христианками, так сказать, не надевая этот атрибут, тогда мусульманский. И у них эта традиция поздняя, безусловно, но эта традиция укоренилась. И если найти в Греции бабушку, которая ворчит и делает замечания, она стянет платок: что ты в платке пришла в храм, ты что, мусульманка? В Иерусалиме очень интересный у меня был опыт у Гроба Господня. Ну там же жарко, да, паломники же там разные бывают, бывает, вовсе нецерковные люди пришли, так сказать, посмотреть, поклониться Гробу Господню или просто сфотографироваться. И они бывают очень легкомысленно одеты — ну жарко, лето там. И, значит, они платочек повязывают. Значит, мини-юбка, шортики там, футболочка все, значит, еле одето, но в платочке. И вот, значит, там монах, который стоял при входе в Гроб, он снял с нее платок и накрыл ей, так сказать, плечи. Платок — это твое дело, это ты даешь знак ангелам, даже если мы вернемся к библейском тексту, новозаветному, ну вот к Посланиям апостола Павла. А вот то, что у тебя, так сказать, обнаженное тело — ты смущаешь окружающих, и это плохо. То есть опять же твоя одежда, твой образ, он не должен смущать никого, вводить в искушение.
Н. Лангаммер
— Ну да, конечно.
Протоиерей Алексей
— Вот это важно. А все остальное второстепенно.
Н. Лангаммер
— Но мне кажется, вот по поводу косметики я дерзну озвучить такую версию — это не только мое мнение, что ходить порой без косметики и не очень ухоженной, в каком-то понимании, светском понимании, это такая тоже анртипроповедь, и можно этим смутить. Потому что многие женщины смотрят и говорят: ой, а я так...
Протоиерей Алексей
— Не хочу.
Н. Лангаммер
— Я так не хочу, тогда я в эту Церковь не пойду. Да, Жень, вот как бы мы с тобой говорили, для чего мы красимся. Вот ты для чего, да? В этом смысле, да, твое решение.
Е. Ульева
— Ну у меня это связана просто с профессиональным съемками.
Н. Лангаммер
— Дресс-код.
Е. Ульева
— Ну да, когда вот телевидение, там даже батюшек красят, тут это есть какие-то свои условности. Ну наверное, лучше выглядишь все-таки, когда прикрашиваешься немножко, помоложе, посимпатичнее. Есть такое.
Н. Лангаммер
— Ну да, вопрос мотивации да, отец Алексей, вы указываете. Ань, твоя мотивация.
А. Тумаркина
— Я хотела просто еще добавить по поводу антипроповеди. Дело в том, что это антипроповедь не только тем, что такая женщина, а даже и мужчина, есть и мужская субкультура, и мужчина может выглядеть неэстетично. Дело даже не в том, что это некрасиво или не радует взгляд. Дело в том, что такой человек резко выделяется из толпы. А Господь нам сказал: пусть по тому узнают, что вы ученики Мои, что любовь имеете между собою. А не по внешнему виду. И это было принципиально. Первые христиане, в принципе, внешне не отличались от тех народов, среди которых они живут. И немножечко по поводу косметики хотела добавить. Дело в том, что в современном мире косметика, она уже не играет ту роль, которую она играла даже век назад. То есть это не столько инструмент привлечения мужчины, сколько это социальная мимикрия. И женщина красится просто для того, чтобы чувствовать себя уверенной в себе, что она социально успешна, что она обеспечена, то есть что она достойный и здоровый член общества. Это по большей части, как мне кажется.
Протоиерей Алексей
— Анна, вы правы совершенно. Тоже хотел добавить. Ну встречается такое суждение, знаете: вот женщина там с распущенными волосами — это значит, распущенная. Или красятся только женщины легкого поведения, которые хотят, так сказать, привлечь, соблазнить и так далее, что-нибудь такое. Сейчас общество так не относится к этому, это не так. Тогда, когда-то — это было так. Тогда нельзя было идти с распущенными волосами, потому что это был знак определенный, так сказать. Это сейчас не является этим. Этого никто не знает об этом просто. И то же самое что касается косметики. Нельзя смущать, нельзя соблазнять. Если я кого-то чем соблазню, апостол Павел говорит, я не буду есть мяса вовек, то есть соблазн — это плохо. Но если это все разумно, в меру, со вкусом — в этом ничего плохого нет.
Н. Лангаммер
— Знаете, мы вот сейчас говорим про внешние украшения, что нас учат на тренингах там как краситься, как себя подавать, как привлекать мужчину, мягко скажу. Но ведь тренинги еще бывают и про успешность — то, что сейчас Аня упомянула, да, быть успешной женщиной. Я просто пытаюсь подвести к какому-то итогу: какой же должна быть женщина, когда она вернется в тот образ, который Господь ей создал, задумал, да? Но вот этот успех, он является шагом в сторону создания себя как вот образа Божия или нет? Жень.
Е. Ульева
— Ну на тренингах — нет, конечно. Я за то чтобы человек внутри себя был какой-то гармоничный, спокойный. Вот мне кажется, все-таки изнутри идет. Ну я с психологической точки зрения: если человек как-то принимает себя, понимаете, он должен себя принимать, в этом тоже очень много смирения на самом деле. Когда вот меня Бог создал таким. Я все время молодым девочкам говорю: ну вот посмотрите на одноклассниц, это вот старая история: у кого волнистые волосы, они пытаются их выпрямить, а у кого прямые — они пытаются их накрутить. Вот ну есть такое, да, особенно подросток, когда он себя ищет, вот какой он, он пробует разные образы и так далее. И вот наша задача — уже взрослого, зрелого человека такого, разумного, спокойного, счастливого, воцерковленного — это как раз принимать себя спокойно. Спокойно принимать то, что ты стареешь. Спокойно принимать себя в любом возрасте. Там если ты мама и ты располнела после родов — тоже это надо спокойно принимать и не пытаться там, не рыдать по юности, когда ты там тонкая, звонкая была и так далее. То есть это умение принимать себя в любом возрасте и состоянии, правильным, здоровым образом, с благодарностью к Богу, оно и делает, мне кажется, вот такую здоровую личность. То есть человек тогда спокоен, радостен, и от него идет вот этот свет, вот эта вот гармония, которая подходят и говорят: ой, вы так хорошо выглядите, ой ну надо же, неужели у вас столько детей? Вот к вопросу, кстати, о косметике. Я как бы на каких-то передачах всегда, естественно, подкрашивалась, наряжалась. Потому что когда люди, естественно, знали, что у меня там восемь детей и еще восемь внуков — как вы прекрасно выглядите! То есть для меня это тоже было как проповедь, да: не бойтесь рожать, вы тоже вполне можете прекрасно выглядеть. У меня полжизни на самом деле прошло в этом. Потому что мы рожали детей, и мы жили еще в обществе, когда это просто еще вообще отвергалось. И мама многодетная — это была какая-то лохматая, в засаленном халате, какая-то жирная тетка, тупая, без образования. То есть это вот такой был образ.
Н. Лангаммер
— Стереотип.
Е. Ульева
— И нам приходилось его вот прямо ломать. Вот я, мои подруги, мои современницы, вот мы в храме там с 90-х годов, нам надо было очень его преодолевать. Поэтому мы наряжались, мы там подкрашивались, мы хорошо выглядели. Мы там, так сказать, ну знаете, такую витрину делали многодетности, православия. Было такое.
Н. Лангаммер
— Ну вот тоже вопрос успеха женщины, как-то его сейчас делят на две части: либо ты успешна в семье, либо ты успешна в карьере. Жень, вот у тебя и то, и то складывается. Вот у тебя, кстати, Ань, тоже. Но все-таки.
Е. Ульева
— А мне кажется, это у всех складывается, кто вот идет к Богу. И это же чудо на самом деле. Вот дал тебе Бог возможность — рожаешь. Потом вот прекратился там возраст детородный, да, вот пришла у меня профессиональная вдруг реализация, о которой я даже, честно говоря, никогда не задумывалась, что она будет. Господь все дает. Просто не надо ничего бояться, надо быть благодарным Богу, принимать себя таким, какой ты есть, понимая, что есть еще огромный потенциал, где ты можешь развиваться, что у тебя очень длинная жизнь впереди, что ты все успеешь. Не надо там именно в 20 лет все-все перебрать и...
Протоиерей Алексей
— Всему свое время. Вот на примере Евгении как раз вспомнил одну свою мысль, которую когда-то часто высказывал, но уже давно последний раз: что вот эта идея, что нужно сделать карьеру женщине, а потом рожать детей, она порочная, на мой взгляд. Дело все в том, что представьте себе — ну так вот, по-светски, — женщину, которая сделала блистательную карьеру. На это пошло много времени, трудов, образования, сил, переживаний. И в какой-то момент она должна ее бросить и начать рожать детей? Это же невозможно.
Н. Лангаммер
— Об этом никто не думает, что бросить надо.
Протоиерей Алексей
— Наоборот, нужно, пока ты молодой, здоровый, родить детей побольше.
Е. Ульева
— Когда биологический возраст соответствует этому.
Протоиерей Алексей
— Да. А потом ты молодой — а у тебя уже внуки, и у тебя вся жизнь впереди.
Е. Ульева
— Да, это абсолютно правильно.
Протоиерей Алексей
— Я по своей семье это понимаю. У меня взрослые дети, внучка есть, и мы молодые, все хорошо.
Е. Ульева
— Все успеют. Дорогие женщины, вы все успеете. Рожайте, выходите замуж вовремя, рано. А потом вы успеете и в карьере, и везде. Не переживайте, жизнь, она так много дает шансов.
Протоиерей Алексей
— Конечно. На всякий случай, я просто чувствую, что должен об этом сказать. Не всегда так получается. Плохо, когда человек сам делает выбор и вместо того, чтобы быть женщиной, устремляется в карьерный рост. Другое дело, что бывает, что ведь не получается рождение. Надо на Бога уповать. Вот у Бога все вовремя. Особенно для тех, кто умеет ждать.
Н. Лангаммер
— Вот интересно получается. Я слушаю вас, и мне как, ну разговор как бы обнуляется, если, в принципе, человек смиренно, с Богом, то сразу пропадает необходимость достраивать, пропадает необходимость искать карьеру.
Протоиерей Алексей
— Конечно.
Н. Лангаммер
— То есть решение-то вопроса очень простое: принимать волю Господа о себе.
Протоиерей Алексей
— Есть еще «но»: надо жить тогда стараться по заповедям Божиим. Потому что если вот ты живешь не пойми как, то промысл Божий тебя должен как-то направить и исправить. Поэтому здесь очень важно внутреннее состояние человека — вера. Какие цели-то у меня в жизни, к чему я устремлен, для чего я живу? Если это все кверху ногами, то конечно, жизнь покатится тоже кверху ногами.
Н. Лангаммер
— Конечно. И даже труднее, наверное, Господа слышать, когда ты живешь в грехе. Даже услышать, что Он ждет от тебя в каждую конкретную минуту сложно. Просто как будто такая прослойка между тобой и Богом, такие поролоновые облака, темные такие, и ты связь теряешь, мне кажется.
Е. Ульева
— Ну или наоборот, человек иногда свои греховные какие-то движения принимает за промысл Божий: это вот Богу угодно, да. Человек там грешит и как-то связывает это в своей голове.
Протоиерей Алексей
— Нет, ну православные люди прекрасно научились себя оправдывать. Это мы каяться плохо умеем, исправляться плохо умеем. А объяснить-то — мы все объясним.
Н. Лангаммер
— И все-таки какой же тогда вот эта «иша» задумана? Ань, вот ты для себя нашла ответ? Ты вот подняла эту тему, но для тебя есть ответ?
А. Тумаркина
— Я думаю, что есть. Но я думаю, что здесь все не исчерпывается гендерной ролью. Почему, потому что мы знаем из Послания к Тимофею, да, что женщина спасется чадородием. И тут многие женщины могут испугаться: как же так? А ведь у многих нет детей по объективным причинам, и как, и что же я, не спасусь? Но он говорит: если, да, пребудет в вере, любви, в святости с целомудрием. И я убеждена что вот это вот «если», оно абсолютно так же применимо и к мужчинам. И тогда это не достраивание, тогда это не что-то искусственное, не поиск симулякра. А это реконструкция, это возрождение. То есть это, собственно, то, чего от нас ждет Господь, вне зависимости от пола. Поскольку вспоминаю свое еврейское наследие, в Библии было написано, в оригинале <иврит> — «в образе Нашем», «как подобие Наше», то есть это «как» как некая величина, к которой мы все равно стремимся.
Н. Лангаммер
— Жень.
Е. Ульева
— Ну трудно что-то добавить. Единственное, вот в середине нашей передачи пришла мне такая мысль по поводу христианства, что все-таки Новый Завет, он очень возвысил женщину. Мы не должны забывать про Богородицу, Деву Марию. И вот это вот величие женщины, оно как раз вот, мне кажется, Новый Завет, его вот Аня-то и почувствовала в христианстве, правильно? Вот это вот не достраивание, а вот...
А. Тумаркина
— Дополнение, наполнение даже.
Е. Ульева
— Женщина была вознесена на такую высоту, да, которая ну как маяк для нас, да, куда нам стремиться нашим женским нутром. К нашей Богородице, к нашей ненаглядной Деве Марии, и как образец, мне кажется, это прекрасно.
Протоиерей Алексей
— Я подчеркну вашу мысль: ни в одной религии нет такого места женщине, как в христианстве. Это самая эмансипированная религия. Именно в Европе и там в Америке, в христианских странах эмансипация начала развиваться, потому что — ну это как бы вот, к сожалению, да, я так скажу, к сожалению. Но именно христианство подняло женщину на такую высоту.
Н. Лангаммер
— Ну до Богородицы дотянуться... Я даже присела. А нам-то как?
Протоиерей Алексей
— Нет, подождите. Дело все в том, что во всех религиях, если мы говорим про религиозную жизнь, у женщин есть некие меньшие права — она в другом месте стоит, туда не заходит, все прочее. У нас единственное, что не может женщина — она не может стать священником. Потому что служение священником — это служение по образу Христа. Единственное. Все остальное — может.
Н. Лангаммер
— И, если можно, в завершение программы все-таки вот такая задача: несколькими словами, какая она, христианка? Ань.
А. Тумаркина
— Христианка? Она светлая. Мне кажется, вот этим эпитетом можно покрыть все остальное. Она светлая. А дальше — как она светит? Ну как, как получится. Как Бог даст, как она сама захочет. Если она идет с Богом, если она верует, если она надеется, то она будет светить. Она светлая.
Н. Лангаммер
— Богом задуманная христианка. Жень.
Е. Ульева
— Ну для меня это, конечно, жены-мироносицы. Потому что для меня это вот образ женщин-христианок, которые несмотря ни на что, да, где-то, может быть, совершенно неразумно взяли ароматы и, не зная, кто им отвалит камень, они пошли ко Христу — ненаглядному, любимому — помазать Его. Вот для меня это такая вершина христианства, что несмотря ни на что идти к Любимому, к Богу, согревая вокруг себя этим светом любви, тепла. Где-то, может быть, я говорю, вот женщина, она же более интуитивно, она больше сердцем, чем мозгом. Поэтому интеллект — ну женщины, безусловно, все интеллектуальны, но тем не менее даже биологически женщина, она более такая чувствительная, да, более эмоциональная и так далее. Вот эта тепло, любовь, она и дана женщине. Вот эта интуитивная какая-то любовь, интуитивная вера. Поэтому, мне кажется, Христос явился именно женам-мироносицам первым, а не апостолам. И вот мы должны об этом помнить, как женщины.
Н. Лангаммер
— Отец Алексей, христианка какая?
Протоиерей Алексей
— Ну мне кажется, что христианка, что христианин, это главное слово — любовь. Любящая христианка. Любовь выше всего. И, знаете, я еще подумал о чем? Что воть все эти тренинги, с чего мы начали — ну это все потому, что нет любви. Это попытка заменить, это такое вот изменить что-то: вот нет настоящего, нет главного и предлагается суррогат некоторый. В чем-то, повторюсь, это может быть на определенных этапах полезно так вот именно, в восстановлении. Ну а любовь выше всего.
Н. Лангаммер
— Спасибо большое за этот разговор. У нас в эфире программа «Клуб частных мнений», где мы продолжаем беседы на те темы, которые авторы программы «Частное мнение» поднимают утром. В студии была Анна Тумаркина, автор такой программы. Евгения Ульева, психолог. И отец Алексей Батаногов, настоятель храма святого равноапостольного князя Владимира в Новогирееве. Спасибо вам, уважаемые слушатели, за ваше внимание. До новых встреч. Меня зовут Наталья Лангаммер. Всего доброго.
Все выпуски программы Клуб частных мнений
Поддержать детей, которые проходят лечение в больницах Петербурга

Лиля росла без родителей. Когда ей было три года, она в одиночку боролась с опухолью в больнице Санкт-Петербурга. В перерывах между химиотерапией её отправляли в детский дом. Шансов на усыновление было крайне мало — никто не хотел забирать девочку с такой тяжёлой болезнью... Жизнь малышки переменилась, когда о ней узнала волонтёр по имени Лидия.
Женщина много лет совместно с одной благотворительной организацией помогала детям-сиротам в больнице, и до этого не решалась взять ребёнка под опеку. Они с мужем уже воспитывали двоих детей, у одной из девочек была инвалидность. Но увидев Лилю, она почему-то не смогла пройти мимо. Малышка месяцами лежала в больнице, переживая сложные процедуры без поддержки взрослых. Лидия посоветовалась с мужем и детьми, и они решили забрать девочку в семью. «Благодарю Бога за то, что у нас появилось такое чудо», — говорит приёмная мама.
Сейчас Лиле уже 13 лет, она вместе с близкими живёт в деревне в Вологодской области. Здесь есть свой дом и сад, настоящая русская печь, уютные комнаты и аромат пирогов. Во всём тут чувствуется любовь и забота. Девочка учится, занимается в художественной школе и помогает маме по хозяйству, у неё есть друзья и насыщенная жизнь подростка.
Лилина болезнь всё ещё сохраняется. Она уже не лежит в больницах, но регулярно наблюдается у врачей и проходит обследования. Это нужно, чтобы контролировать опухоль.
Некоторые медицинские обследования и анализы не входят в перечень бесплатных и стоят дорого. Поэтому Лилю поддерживает фонд «Свет.Дети». Он помогает семье с оплатой этих процедур.
Поддержать фонд и его подопечных из разных городов, которые прямо сейчас проходят лечение и обследования в больницах Санкт-Петербурга, можно на сайте фонда.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Жизнь и судьба М.А. Булгакова». Алексей Варламов

У нас в студии был ректор литературного института имени Горького Алексей Варламов.
Разговор шел о жизненном пути знаменитого писателя Михаила Афанасьевича Булгакова: о ключевых событиях, главных вызовах и отношениях с Богом.
Этой беседой мы открываем цикл из пяти программ ко дню рождения М.А. Булгакова.
Ведущая: Алла Митрофанова
Все выпуски программы Светлый вечер
«Проблема созависимости в семье». Татьяна Воробьева

У нас в гостях была детский психолог высшей категории Татьяна Воробьева.
Мы говорили о проблеме созависимости: как определить, что такая проблема есть, и над чем стоит работать, если отношения в семье стали осложняться.
Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева
А. Леонтьева
— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева...
К. Мацан
— И Константин Мацан, добрый вечер.
А. Леонтьева
— Сегодня, как всегда, мы говорим о семье с Татьяной Воробьевой. Чтобы не перечислять всех регалий, просто скажем: детский психолог высшей категории, мама, как мы сегодня говорим, двоих сыновей и двух внуков. Добрый вечер.
Т. Воробьева
— Добрый вечер, дорогие.
К. Мацан
— Нашим радиослушателям уже знаком голос Татьяны Владимировны, особенно вот в этих программах, где мы с Аней пытаем гостей в паре, вот уже не первый раз Татьяна Владимировна у нас. И для нас это очень радостно, что такой цикл складывается бесед, из которых сплошная польза.
А. Леонтьева
— Да, и мы, наверное, сами ищем ответы на свои вопросы, поэтому, в общем, программа более-менее корыстные. Я хотела начать с такого вопроса. Вот у нас недавно в программе был психолог, и мы обсуждали такую тему, что вот наши дети, такие молодые там — 18, 20, 16 и далее — они знают очень много психологических терминов: они знают, что такое абьюзмент, они знают, что такое созависимость, они знают вот кучу каких-то вот диагнозов, которые они периодически выставляют там друг другу, своим отношениям. И мы говорили, насколько вообще это полезно, потому что ну есть ли вообще такие отношения, где никаких диагнозов поставить невозможно. Есть такая точка зрения, что любовь, такая здоровая нормальная человеческая любовь, она выражается словами: «я его люблю» — точка. Никакой драмы, никаких переживаний. Ромео и Джульетта — это созависимость, безусловно. Все что...
Т. Воробьева
— Как страшно, прямо слова-то — созависимость.
А. Леонтьева
— Да. И вот поэтому хотелось поговорить с вами как раз вот об этом слове «созависимость». И ну вот, наверное, опять же начну себе приносить пользу. Вот моя дочь очень часто употребляет это слово — «созависимость.» И я никак не могу найти вот эту грань, где кончается созависимость и начинается любовь. Вот как вы относитесь к этому слову?
Т. Воробьева
— Ну это слово, мы скажем, многоплановое, есть не один план. Но само слово «со-», конечно, предполагает, даже не углубляясь, так сказать, в его семантику, ну, конечно, предполагает именно зависимость одного от другого. Вот где это слово можно принять априори, не рассуждать — это только в медицинском термине: психосоматика, психофизиология. Ну, скажем, корреляционная взаимосвязь, где душа определяет наше с вами физиологическое развитие, или недоразвитие, или нарушение этого развития, где психосоматика, где душа определяет наше состояние здоровья или нездоровья — вот эти два термина, они объективны. И о них не надо ни спорить, ни говорить, они настолько объективны, что мы все прекрасно знаем: человек, который гневливый, горячий и так далее, чаще всего будет болеть инфарктами, инсультами и так далее и тому подобное. Это все можно увидеть на практике, это все показывает жизнь, это все написано в эпикризах врачей по поводу больных, поступивших к ним. То есть причина здесь понятна. А вот созависимость человеческая, созависимость личностная — вот это фактор, конечно, неоднозначный и неодинаково в одном плане действует. Здесь можно много говорить, не с позиции философии, не с позиции, но всегда зависимость, она присутствует, она всегда есть, и было бы странным, если бы сказали, мы бы отказались от этого, тогда мы бы оказались в вакууме — в вакууме социальных отношений, в вакууме личностных отношений. Но вакуума в природе нет. Монашество, которое представляет собой действительно желание уйти в единение человека, но в единение опять не с самим собой, а с Богом, поэтому здесь тоже нет.
А. Леонтьева
— Тоже созависимость.
Т. Воробьева
— Еще какая. И это единственная верная, единственная не требующая никакой коррекции зависимость — человека от Бога. Православный человек всегда скажет не «я пойду», не «я сделаю», а «по милости Божией я пойду», «по милости Божией я сделаю», «по милости Божией» у меня получилось или не получилось. И более того, он отказывается от дерзости говорить «я хочу». Вот это слово «я хочу» для православного человека (я себя отношу к этим людям, хотелось бы быть православным все-таки человеком) действительно дерзко сказать: «я хочу» — это как-то режет слух и, самое главное, режет слух твоей души. Не как я хочу, а как Богу угодно. Вот эта зависимость — это самая благая зависимость, которая есть в этом мире. А почему, потому что в этой зависимости продиктованы все ступени созависимости, от чего мы придем к самой благой зависимости от Бога: «Блажени нищие духом» — я отказываюсь от себя и своего «хочу», я хочу только одного: жить по воле Божией. Совсем недавно на консультации у меня была достаточно молодая женщина, пережившая какую-то такую маленькую свою трагедию — ну по ее ощущениям, трагедия. Конечно, не трагедия, но тем не менее человек пришел, плачет и для нее это боль, для нее это непонятно и так далее. Ну, по милости Божией, удалось объяснить, разрешить эту задачу. Не проблему. Я очень боюсь слова «проблема», потому что проблема, она состоит из энного качества задач, правильно или неправильно решенных. Поэтому достаточно одну задачу решить неправильно, и проблема не будет разрешена. Поэтому всякий раз надо начинать от простого к сложному: решить первую задачку, вторую. Ну вот, скажем так, решили задачку. В благодарность, узнав, что мы все-таки являемся детским домом благотворительным, я получаю такое смс-сообщение и руководство, видимо, к моему действию, но оно было почему-то очень суровым, резким и негативным. Что же пишет эта женщина, мать троих детей? «У вас детский дом, я могу помочь. — Спасибо, спасибо большое, ну у нас есть в этом ракурсе такая помощь, у нас своя машина есть и так далее. — А вот у вас можно взять детей? Я хочу взять ребенка». Вот здесь у меня все иголки души поднялись перпендикулярно. Слово «хочу взять» — это очень дерзко. Это ребенок — и слова «хочу» здесь не может быть. Я столько раз сталкивались вот с такими вещами, где «хочу» звучит как «хочу», а потом ребенка приводят назад или, лучше, сдают в психиатрическую больницу, дабы определили его психиатрический статус и так далее и тому подобное. И всеми силами желают от него отделаться. Вот поэтому это тоже ведь созависимость от своего «хочу». Я бы хотела сказать: не надо хотеть, не будьте созависимы своим желаниям — это опасная вещь. В психологии есть такой термин «когнитивный диссонанс», он заключается именно в том, что наши желания и результат того, что мы получаем, могут не совпадать, и вы входите в вот такой диссонанс. То есть хотела благого, хотела кого-то осчастливить, а получилось не только не осчастливила, себя наказала, себе труд дала невозможно тяжелый и потому отказалась. Вот вся беда в том, что хорошо, если это цена только вашей души. А если это цена того, кто стал зависеть от вас? Мы ведь в ответе за тех, кого приручили — имеется в виду зверек, животное. А это не зверек, это не животное, это творение Божие.
К. Мацан
— Ну я думаю, что при всей той пронзительности примера, который вы привели, не каждый, наверное, из наших слушателей на практике столкнется вот с этой темой: взять ребенка из детского дома. Хотя тем смелым, которые в итоге это сделать захотят или уже сделали, мы можем только аплодировать и снимать шляпу...
Т. Воробьева
— Константин, смелым или безрассудным?
К. Мацан
— Вот и об этом поговорим сегодня. Я почему...
А. Леонтьева
— Это слово «захотят» как раз, видишь, Татьяна говорит, что хотеть взять ребенка...
К. Мацан
— Я вот как раз к этому принципу хотел бы обратиться, к этому вашему тезису о том, что не надо хотеть. Это же можно рассмотреть не только на примере вот той ситуации, которую вы описали: ребенок из детского дома. Мы все чего-то хотим. И я даже могу представить себе реакцию наших слушателей, реакцию со стороны здравого смысла: но я же не могу не иметь желаний? И даже люди православные, верующие, которые знают десять заповедей, знают заповедь блаженства, знают слова: «Блаженны нищие духом», «Блаженны плачущие», которые так много слышат, не знаю, в проповедях о смирении, о некотором самоумалении, о необходимости с осторожностью относиться к тому, что хочешь, к воли Божией — все равно, даже на этом фоне готовы включить здравый смысл и сказать: но я же не могу не хотеть. Я же не могу не желать, я ж не могу не стремиться. Меня Господь создал личностью — с моими талантами, с моими устремлениями и так далее. Вот что вы об этом думаете?
Т. Воробьева
— Да, хороший антитеза-вопрос к тому, что сейчас мы услышали. Но тем не менее хотеть, конечно, не вредно. Но ведь есть биологические хотения, физиологические хотения, хотения наши личностные — все это хотения. Важно, на что они направлены. Если они направлены на служение, а служение, оно всегда берется все-таки, да, из тех талантов, которые вам даны и самое главное, не умаление себя. Я очень с трудом принимаю термин «умаление» — это все-таки монашеские вещи, а мы живем в миру. Поэтому для меня всякие вот вещи, где мы только цитируем, они становятся оскоминой, и ты их уже не воспринимаешь. Я очень боюсь вот этой оскомины, я боюсь псевдоправедности такой. Человек —он человек, со всеми своими слабостями, немощами, со всеми своими желаниями. Я просто хочу сказать только об одном, что наши желания должны вытекать из мотива направленности. Я для себя хочу или хочу служить ближним? Звонит близкий мне человек и говорит: так и так, вот как быть, мне надо читать лекцию в университете и так далее, а я вывезла в деревню своих бабушек, мам своих и так далее. И здесь очень плохая связь, вот надо, наверное, ехать в город, как правильно поступить? Надо поступить так, как это будет нужно твоим престарелым бабушкам, которые останутся здесь, в деревне. Тебе неудобно, тебе хочется вырваться в Москву — это понятно, хотя бы в ванной хорошо помыться и так далее, неважно, и компьютер там прекрасный, и обстановка не как в бане, как говорится, когда студенты сказали: знаете, как будто в бане вы ведете лекцию и так далее. Надо выбрать то, где действительно идет служение, истинное служение. Истинное служение идет более слабому человеку, более нуждающемуся в тебе, тому, кому ты действительно нужна. Да, и получилась прекрасная лекция онлайн, получились прекрасные отзывы, действительно очень такой формат интересный получился. Поэтому все получилось. Самое главное в наших желаниях — мотив, тот истинный мотив, о котором мы должны вот просто бы понять. Однажды меня во Владимирской губернии попросили выступить перед родителями, которые взяли под опеку детей и так далее, это было выступление в какой-то там их местной школе. И врывается одна мама и начинает сходу кричать: ну вот, психологи обязаны, учителя обязаны... Я сижу, слушаю, она не знает, что это я, продолжаю выступать. Я задаю всей этой аудитории вопросы. Я не прошу для них ответов для меня, вслух. Этот ответ должен каждый дать сам себе. А для чего вы взяли детей под опеку? Какой мотив стоял у вас лейтмотивом? Действительно помочь ребенку, дать ему семью, дать ему то тепло, которое в семье — не от материальной базы зависимое, нет, а вот то тепло, внимание, тебе предназначенное только внимание, вопрос только тебе адресованный, забота только для тебя — это то как раз, что не хватает подчас детям больших детских домов. В нашем детском доме хватает, слава Богу, по милости Божией, — опять добавлю. Какой мотив был у вас? Взяли ли вы ребенка, чтобы доказать окружающим: вот, у меня тоже есть ребенок. Какой мотив был у вас? Материальное положение в маленьких городах, поселках, конечно, оно трудное. Взяли вы для того, чтобы свое материальное предложение поправить? Какой мотив был у вас? Насолить тому, кто вас бросил, кто вас обидел, потому что вы сами не имеете возможности иметь ребенка? И вы сказали: я возьму, я воспитаю, у меня будет ребенок. Какой мотив был у вас? Послужить ребенку, а не себе — у кого был такой мотив? У кого был мотив послужить ребенку, которого взяли, со всем тем багажом, который он принесет? А багажи, поверьте мне, далеко не лучшие, далеко не простые, но Божие-то начало есть в каждом. Так вот кто взял, опираясь на это желание, на это желание, на это хотение: я хочу послужить вот этой неокрепшей душе, послужить всем тем, чем могу, чем смогу — искренне, просто — вот ведь вопрос хотения или нехотения. Поэтому, когда в основе нашего желания лежит слово «служение» — да, это благое желание. Вчера у меня на консультации была взрослая достаточно девушка, и когда мы с ней стали разговаривать, я говорю: а чем вы занимаетесь? Она называет какие-то суперкурсы, которые связаны с аудиовизуальными составлениями ландшафтов и так далее и тому подобное, то есть подготовка каких-то планов ландшафтов, какие-то разработки. Я говорю: а цель какая-то хорошая, в общем-то, какое хорошее занятие. Я-то со своей позиции: послужить людям, доставить действительно радость. Потому что не всякий может увидеть это в целостности и так далее, фрагментарно. И я говорю: а с какой вы целью? — Ну чтобы иметь большую стартовую площадку для зарабатывания денег. Ну что же, это тоже неплохо. Стартовая площадка для зарабатывания денег тоже нужна, почему нет, ну почему нет? И материальная позиция нужна и так далее. «А для чего их много, этих денег?» Пауза большая... «Для меня». Вот как раз тот самый маленький случай, который я сказала о маленьком мальчишке, который только поступил в наш детский дом. Мальчишка прекрасно говорит, прекрасно, вот словарный запас — только позавидовать можно, это действительно просто неординарный словарный запас. И когда я прошу там: чего ты боишься? Он мне начал рисовать. Я говорю: если проще нарисовать — нарисуй. А потом я говорю: а что ты очень хочешь? Что же он хочет, я сказала. Он нарисовал большую конфету и написал: «Слат-кой жиз-ни». Я говорю: сладкой жизни... Да, я хочу много конфет, много денег, — он деньги тоже нарисовал, купюру в тысячу рублей — я хочу этого. А скажи, пожалуйста, это для тебя или ты хочешь для мамы? Которая осталась, мама дала ему багаж, хороший мама дала багаж. Там свои сложности, своя трагедия и так далее. Но мамы здесь не было, в его жизни. Я не стала говорить о мальчиках, которых он еще не знает. Мама, которая была. Нет, у него этих мыслей нет. Его-то можно понять — у него нет еще этих мыслей, он не вырос до этого или не снизошел до этого. А вот у этой 18-летней девушки — с ней рядом сидит мама. А у нее даже мысли не мелькнуло сказать: да для мамы, пускай чтобы я могла помочь маме — а ей, видимо, непросто и так далее. Чтобы я могла ей послужить. Вот такое желание или такое хотение — вы поняли, о чем я сказала? — очень важно, на что оно направлено.
К. Мацан
— Татьяна Владимировна Воробьева, детский психолог высшей категории, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
А. Леонтьева
— А, Татьяна, я вот хотела вернуть немножко разговор к теме любви и созависимости. На одной из наших передач вы сказали очень непопулярную вещь — я хотела бы, наверное, растолковать для себя, — вы сказали, что какая-то ваша коллега, вы ее похвалили за то, что она несла на себе подвиг...
Т. Воробьева
— Да, пьющего мужа.
А. Леонтьева
— Да, быть женой пьющего мужа. Но вообще если ты скажешь, что это подвиг кому-то, да, то скорее всего тебе скажут: ну какой же это подвиг, почему ты должна испортить свою жизнь из-за того, что он пьет?
Т. Воробьева
— Ради алкоголика, да, казалось бы.
А. Леонтьева
— Вот поясните, что, вот почему вы так, как какую-то крамольную вещь, можно сказать, сказали?
Т. Воробьева
— Я не сказала крамольную вещь, нет. Я сказала вещь, которая мне глубоко понятна. Понятна, потому что каждому из нас — я сейчас боюсь говорить опять большие слова, — дано нести какие-то испытания. Вот они есть у каждого из нас в жизни, хотим мы не хотим: у кого-то семья, у кого-то пьющий муж, у кого-то больной тяжело ребенок и так далее. Ведь алкоголизм — это болезнь, это прежде всего болезнь и не что иное. Болен человек. А как можно бросить больного? Как можно бросить? Его можно не любить, можно злиться, желать... Господи, чего только не желать. Приходить и каяться и так далее и тому подобное. Но это больной человек. Разве вам станет легче от того, что, оставив этого больного человека, который дальше пойдет либо в пропасть, будет еще больше пить, либо где вино, там и блуд, либо начнет просто блудить и окончательно действительно погибнет — то есть нет там перспектив, что он вылезет без вас. Ваша рука, ваше терпение, его отношение — ведь ему подчас, когда он трезвеет, становится безмерно и неловко, и он слова дает, что больше не повторится и так далее. То есть попытка-то души вырваться из болезни есть, и этой попыткой, мотивацией этой попытки являетесь вы — единственный человек, который терпит всю эту тяжесть невероятную, но терпит, но несет, но не жалуется: мой муж алкаш, вот достал так... Нет. Опять вот, консультации — это, конечно, ракурс наших проблем сегодняшних бесконечных. Вчера на консультацию пришла молодая женщина, она приехала из-за города и так далее — молодая, сильная, красивая. И в своей, так сказать, беде она пытается мне рассказать о той беде, которую она сегодня проживает и переживает. И в этом рассказе вдруг звучат такие слова, которые меня немножко внутренне заставили содрогнуться. Ну психолог не имеет права на содрогание и так далее, он имеет право только слушать, слышать и потом уже, так сказать, резюмировать и помогать, помогать, помогать. Больше ничего другого, ни на что другое он права не имеет, тогда он перестал быть психологом. О чем же она поведала? У нее был первый муж, достаточно успешный, но вот бизнес его крупный обвалился, а самое страшное — у него образовались определенные опухоли, причем злокачественные опухоли — в области мозга, в области глаз, ну коль мозг, то и глаза. И она так и говорит, как она говорит: и я его бросаю, я от него ухожу. А у нее сын от первого брака, но она от него уходит. Она находит второго человека. И вот она ждет от него ребенка, и он ее предает. Он не хочет иметь ребенка, он бросает ее, как она говорит, в беременности, а потом и по рождении ребенка, он бросает. А с мужем с тем происходит чудо: он — брошенный, растоптанный — находит женщину, которая будет за ним ходить, ухаживать, которая отведет его ото всех тех немощей, которые обрушились в горе — потому что в горе он стал, видимо, выпивать, все это было. И она его подняла, она сделала все, чтобы его прооперировать. Бизнес его вернулся. С возвратом бизнеса он подал на суд, чтобы вернуть своего ребенка, и ребенок уходит к отцу. И вот пришла эта молодая девушка, и она меня вот спрашивает: вот за что мне так? Я не имею права обличать, уличать — нет, мы не знаем ее чувств, мы не знаем, что она проживала — это принадлежит ей и Богу. Поэтому, но здесь — мы предаем и нас предают. Ну по-другому не бывает, к сожалению. Ей сейчас больно, маленький ребенок на руках — ребенок бесконечно кричит, он не может успокоиться никак, она ее любит, — то есть все и бедность. Но вот появляется и третий мужчина в ее жизни, который помогает ей. Она уехала из Москвы, купила там домик в деревне. И он, она подчеркивает, что у него там есть ну такая физическая немощь, но он ей помогает, он ей дает деньги. Он женат и у него есть дети. И как мне быть? — задается вопрос. Как же ей быть? Мотив только один может быть: уже служи одному ребенку своему. Не отбирай у той семьи. Даже того, кто тебя полюбил сейчас — не отбирай. Ты уже отобрала: у сына — себя, у дочери — отца. А сейчас ведь опять может быть «хочу». Ведь она приехала этот вопрос мне задать. Она говорила, говорила про свои несчастья, страдания — как трудно, как бедно, как тяжело. И вот это третий вопрос: а мы ничему не научились, у нас опять «хочу». «Хочу» впереди. Опять не служение, не желание во имя, а опять «хочу» — во имя себя, любимой. Не осуждаю, не обсуждаю, ни в коей мере — это ее боль, и боль страшная, и страдания страшные. И сказать — это может сказать только тот, кто является священником или... А психолог должен говорить только одно: да, вы должны растить свою дочь. Больше никаких слов и рекомендаций быть не может.
К. Мацан
— Я вас слушаю и понимаю, неслучайно и Аня в вопросе заметила, что позиция, которую в этом смысле вы излагаете, очень непопулярна.
А. Леонтьева
— Конечно.
К. Мацан
— Я вот даже, может быть, уже не в первый раз за программу мог бы еще это в дальнейшем проблематизировать, что мне кажется, что она непопулярна даже у верующих.
Т. Воробьева
— Конечно.
К. Мацан
— То есть то, что человек исповедует себя православным, верующим, ходит в церковь, приступает к таинствам — ну я просто это вижу и по себе: что много лет ты живешь церковной, жизнью, но в какой-то момент на испытании — даже минимальном, минимальной трудности — ты все равно как будто бы включаешь логику обычного здравого смысла секулярного мира: но я же хочу, мы же не должны от мира закрыться, ну мы же здравомыслящие люди, да, все понятно. мы знаем слова про... про все что угодно, но и зарабатывать надо, и это надо, и у меня же есть свои желания, свои таланты — то есть то что я уже сказал. Вы встречаете людей, которые так живут, вот как вы говорите, которые вас слышат, которые способны услышать слова, даже наши сейчас, например, в рамках программы? И сказать, что я с понедельника, с сегодняшнего дня меняю оптику и начинаю служить, забываю про свои «хочу» и так далее.
Т. Воробьева
— Ведь понимаете, я скажу словами преподобного Серафима Саровского, которого очень люблю, вот не просто люблю, а очень люблю: а благодать — это не груша, ее враз не скушаешь. И не попав, не споткнувшись и так далее, вы не познаете, иду я мерою, которой мне Господь заповедал, или не иду. И отступите, и предадите, и в грязь упадете — все это будет в нашей жизни. А важно только хотеть зависеть от воли Божией. Вот это желание, оно должно остаться вот как столп вашей воли. Помните, мы как-то говорили, не знаю, простите, может быть, и не говорили, это просто уже, что такое душа? Душа начинается... Это не мое учение, это учение святых отцов, сразу говорю. А я, когда меня спрашивают, что читать, я всегда говорю: читайте Евангелие, Апостол, святых отцов — вот там все прописано, там вся психология, особенно коррекционная, она там вся. Вот вся коррекционная психология. Душа состоит как бы из трех ступеней, условно так назовем, но эти ступени четко иерархически выстроены. Не поднявшись на первую, нельзя перейти на вторую. Не поднявшись на вторую, нельзя перейти к высоте человеческой личности, человеческой сущности, человеческого эго, то что называется чувство, разум и воля. Человек рождается с чувствами. Сначала это биологические чувства — дистантные чувства, анализаторы, правда, — которые постепенно узнают голос мамочки, начинают улыбаться, а потом мы, в ответ нам улыбаются — вот это все чувства. Первые социальные, да, чувства, вот они в два месяца уже у малыша появляются, и мы их ждем. Более того, а в три месяца у ребенка должен комплекс оживления быть — на ваше присутствие, на ваш голос — руки-ноги ходуном и так далее. И это является физиологической зрелостью ребенка. Если ее нет, это уже — nota bene! — страшно, страшно, мы куда-то с вами падаем. Так вот чувства, ведь они не только биологические и физиологические — хотеть, правда, — они есть еще душевные чувства, то о чем вы говорите, человек должен что-то хотеть: хотеть купить какую-то себе кофточку. Ну а почему нет? Если ты в присутственном месте, ты должен как-то выглядеть прилично и так далее. И тогда, но ты же не купишь себе балахон, ты пойдешь, поищешь по размеру, по цвету, по средствам — то есть поставишь тысячу условий, которые должно выполнить — это все нормально, чувства опосредованы социумом, в котором мы живем, в котором мы действуем и так далее и тому подобное. Душевные чувства. И первым душевным чувством является любовь к мамочке, любовь к дому, любовь к отцу, любовь к животным — и мы это формируем, мы это воспитываем. Мы хотим — а что же мы хотим? А мы хотим пробудить в детях наших самое главное чувство, которое должно присутствовать у человека — без громких слов, без помпезности — сочувствие, сопереживание, содействие. Вот эти чувства, оказывается, душевные чувства — душевные, но они-то начинают формировать важнейшие чувства, которые мы все с вами ждем: чтобы увидели, какие уставшие руки, чтобы видели, что ты устал, чтобы почувствовали, что у тебя что-то грустное, чтобы захотели задать хотя бы вопрос. А еще, главное, и послужить тебе — вот, значит, мы уже воспитываем в человеке человека Божиего, который в состоянии видеть, слышать, понимать. И себя, свои «хочу» убрать на второй план, а послужить тебе. Как вот вчера у меня тоже, вчера был день бездонный. Уже в девять часов я встречаюсь с юношей, и он задает мне вопросы и так далее, да. Там у него, как у юношей бывает часто, первая любовь и трагедия, и все понятно. А я его знаю с момента рождения, этого юношу, и потому не могу не ответить на вопросы. И я ему говорю: а какой ты хочешь видеть свою будущую вот половинку, какой она должна быть? Ну я бы хотел, чтобы она меня любила, вот как та девушка, которая его оставила. Да зачем? Зачем чужое платье на себя надевать? У тебя должен быть твой образ, твое видение, твое желание. Да, какое? — А я не знаю. — А я тебе скажу. Вот если хочешь, я тебе дам шпаргалку: она должна быть доброй. — Всего-то? — Нет, это не всего. Добрый человек, он внимательный, чуткий. Потому что внимание определяет чуткость. Только чуткий человек и может быть внимательным. И это увидит, это увидит — и как вошел, и как сказал, и какие глаза, и какие руки. Чуткость рождает заботу: я вижу, что тебе плохо. Забота рождает жертвенность: я откажусь, я не пойду, если ты хочешь, чтобы я побыла рядом — я побуду. А вот это все в знаменателе — это и есть любовь. Это и есть любовь, только она вот так прорастает, и ты ее так узнаешь. Не надо какие-то тесты психологические закручивать — ни Айзенка, ни Векслера, ни Кречмера — не надо. Простое, видимое, ясное. Она позаботилась о тебе и спросила: ты ведь с работы, может быть, ты голоден? Он позаботилась и спросила: ты знаешь, ты подумал о родителях? Ты маме купил что-то? У тебя зарплата была. Господи, вот кого бы искать тебе.
К. Мацан
— Давайте вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Татьяна Владимировна Воробьева, детский психолог, психолог высшей категории. У микрофонов Анна Леонтьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
А. Леонтьева
— Сегодня мы говорим о семье. Я, Анна Леонтьева, и мой коллега Константин Мацан, говорим с Татьяной Владимировной Воробьевой, детским психологом высшей категории. И говорим о такой сложной вещи как любовь и созависимость. Я вот, Татьяна, из того, что вы говорите, вспомнила: у меня была, ну у нас в гостях были люди, значит, семья — ну мы говорим сейчас про пьющих мужей, а я думаю, что эта тема для многих очень...
Т. Воробьева
— Да, она очень актуальна, к сожалению.
А. Леонтьева
— Да, очень актуальна, и это очень большая польза. И вот в этой передаче был человек, который вот был болен, да, и после этого, после своего выздоровления он ну создал вот такой вот пансионат, где люди выздоравливают от созависимостей, как то: наркомания, алкоголизм. И он сказал такую вещь, что вот эта созависимость, имеется в виду алкогольная, да, не бывает без контролирующего какого-то человека. Из того, что вы говорите, мне тоже вдруг, я начинаю понимать, что если человек там, например, жена...
Т. Воробьева
— Ну есть контролирующий человек.
А. Леонтьева
— Контролировать своего мужа, условно, или жену, и он или она хотят изменить, да, этого человека, то есть вот это вот желание изменить, получается, оно такое пагубное, да?
Т. Воробьева
— Изменить человека — это вообще не во власти человека. Изменить человека может только вот, знаете... Знают, именно знать — это значит прожить, прочувствовать, видеть, слышать, обонять — это есть знать. Не рассуждать просто умозрительно — не видя, не зная, не прочувствовав, не прожив. Поэтому я знаю только одно, твердо знаю: «Ослаби, остави прости...» — эти слова мы каждый день говорим в молитве, каждый день. Это слова из вечерней молитвы, из правила вечерней молитвы. Так вот в них действительно поставлена своего рода последовательность: ослабить этот недуг. Ослабить недуг — я прошу ослабить недуг близкого мне человека, больного человека. И мы видим, что на какое-то время вдруг человек становится чуть-чуть поспокойнее. Оставить — это уже время достаточно более длительное, в медицине скажут: ремиссия. Прости — человек уже больше к этому не возвращается. Не то что он уже там не выпьет вина там или еще что-то, он не возвращается к этому опойству. Потому что в самом вине греха нет, грех в опойстве, грех в потере меры. И вот поэтому, когда жена берет на себя желание изменить, исправить — она становит созависимой от своего мужа. И я могу сказать, чувства ее столь разные, столь негативные, столь подчас падающие вниз — то от надежды, то просто вот в пропасть и так далее, летящие. Поэтому изменить нам — очень трудно. Неслучайно для того, чтобы понять, что ты болен, надо понять, что ты болен. И пока ты это не понял, изменить невозможно подчас. А почему об этом я говорю, казалось бы, ну что же, сами себе противоречите. Нет, не противоречу. Потому что жизнь с больным человеком, она трудна. Она эмоционально обеднена, она эмоционально истощима. Но это в том случае, когда у тебя нет веры. В этом случае это пытка и мука. Если у тебя есть вера, ты понесешь. И ты увидишь, как не может Господь не услышать твой писк, твой стук, твой стон — не может не услышать. Но все должно дойти до своей полноты. Мы мало об этом знаем. Мы мало в это верим. Мы хотим: вот я помолилась — и чтобы завтра он стоял, как огурчик. Не бывает такого. Надо пройти тот путь, то упорство, в котором рождается и укрепляется твоя вера, надежда, а самое главное, действительно знание, что не может быть такого, что тебя не услышат. Обязательно услышат. Как Господь остановит — пойдет ли, это будет «12 шагов», будет ли это какая-то лечебница, будет ли это друг, будет ли это рождение ребенка — мы не знаем, что будет послано Богом как ведущим инструментом по лечению болящего человека. «Ум и руки врачующих благослови, да послужат орудием всемощного врача Христа Спаса нашего», — часть молитвы образу Богородицы «Всецарицы». Поэтому как мы подходим к этой проблеме, становимся мы созависимыми: пришел, гад, пьяный! — у меня все трясется, видеть не хочу! Какая злоба подымается. А вот если мы вспомним простые слова евангельские, там сказано: потому не дается, что молитесь зло. Совершенно верно. Однажды у Порфирия Кавсокаливита я прочитала такие наставления, которые, поверьте, я не сразу поняла, я возвращалась к ним ну в течение достаточно длительного времени. И потом я поняла. Он сказал простые слова: когда вы молитесь — об обидчике, о болящем, о том, кто создает такие трудности с вами общежития — молитесь за себя. Я не могла понять, что это значит: молиться за себя? А потом поняла: молиться за себя — что это мне дай силы, это мне дай любовь, чтобы я молилась за этого алкаша, а я молилась действительно за себя. Потому что в молитве я проявлена. Вот тогда слова евангельские стали совершенно очевидны: вот в чем наша злость — мы молимся, а внутри нас все равно звучит мотивчик, как червячок: ну исправь же ты его, ну исправь же ты его, больше не могу! — а слова какие: сил нет у меня, да? А сил Господь дает обязательно ровно столько, сколько вы понесете. Свыше сил нет ничего, свыше сил не дается. В лесу в этом году я пошла за ягодами, и мою любимую собаку посадила в машину, мы поехали. Казалось бы, вот черничник, а места хорошо знаю. Бросаю машину где-то в полутора километрах, и иду за ягодами, собираю ягоды. И вдруг моя любимая собака фокстерьер Окси Джи линяет куда-то. Ну я думаю: я все здесь знаю, ничего, не заблужусь. Но кустик за кустик, ягодку за ягодкой — и я поняла, встала вертикально, и понимаю: солнца нет, собаки нет, и где я нахожусь, ориентира нет. А леса у нас, вы понимаете сами, дремучие — это леса муромские, владимирские, богатые леса. Направо пойдешь — не туда придешь, налево — тоже не туда. Ну куда же идти? И я начала молиться. И вы знаете, я так ясно почувствовала, что я слышна, что я слышна, что мои молитвы принимают. Но я-то жду, что сейчас придет собака Окся, которая прекрасный поводырь, я жду, что она придет, сейчас вот появится из-за куста. Я жду, что она придет, но она не приходит. А помысел приходит: ну поверни голову вправо, поверни, смотри. Смотрю — что такое, вот, да, кажется, там тоже были какие-то кустики, пойду-ка я к ним. А все продолжаю кричать: «Окси, ко мне!» Только лес эхом отвечает. Вдруг где-то там, далеко, слышу голос, и собака лает. Я кричу: «Скажите, около вас не фокстерьер? — Нет, около меня черная собака, — ответил. — А ваша собака в полутора километрах сторожит вашу недвижимость». Ну вот о чем я хотела сказать? Что мы все время ждем своего решения. Своего решения. А ведь решение было дано правильное: посмотри. Я посмотрела, и я узнала то место, где начинается эта тропа. И я вышла. Но я наломала березовых веник, чтобы Оксю хлестануть. Она поняла все, быстренько нырнула под машину, и не удалось ее вразумить и так далее и тому подобное. Вот в этом вся беда: мы все время ждем и диктуем. Мы не умеем ждать не своего, а Божиего. Вот в этом вся разница. Мы не умеем уповать. Да, можно положить больного в клинику, где его, может быть, и вылечат. Но это вылечивание без его воли, без его желания, без его стремления, оно будет иметь очень маленький диапазон временной. Ну ремиссия будет до первого друга, до первой возможности — он будет держаться, мучиться, но ведь это мучение закончится очень быстро. А ведь важно только одно сказать: Ты меня держи. Один человек, который был одержим этим недугом и страдал от него, и работу потерял, и все потерял. И вот он приходит к батюшке и говорит: батюшка, давайте, такой есть чин отречения, и у него даже сроки ставятся. Я отрекусь вот от вина, я зарекаюсь пить вино. Да, это очень серьезно, это действительно очень серьезно, когда над ним читается молитва особенная, и это не кодирование. Кодирование — это, запомните, — психоэмоциональная процедура, не более. А здесь ты должен свою волю вот подчинить — ты даешь слово Богу. И когда он сказал: вот батюшка, ну хотя бы на два года. А батюшка в ответ говорит: нет, давай-ка на три месяца сначала. Вот, видите, малыми шажками, но большой верой.
К. Мацан
— Татьяна Владимировна Воробьева, детский психолог высшей категории, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Я как-то с упорством, достойным, может быть, лучшего применения, но все-таки буду свою линию дальше гнуть. Вот в каком смысле. Мучаясь вопросом о том, а насколько исполнимо то, что вы говорите, скольких сил это требует и как на практике вот так жить и так мыслить, как вы предлагаете, я вот на что обращаю внимание. На наш вопрос отвечая, вы переводите разговор вполне осознанно в плоскость, ну скажем так, духовной жизни — вы говорите о молитвах, вы говорите о тех истинах, которые можно почерпнуть в церковном Предании. Значит ли это, что без, собственно говоря, церковной духовной жизни вот те проблемы, о которых мы говорим, не решаются? И значит ли это, что человек, который не является церковным, не может вот выхода найти? И это, скажем так, первый вопрос. А второй вопрос — это связано, получается, с темой, о которой мы часто говорим: когда в церковь, когда к психологу? И может ли так быть, что человек сталкивается с проблемой — я сейчас не про пьющих мужей, а про любую проблему своих хотений, своей неудовлетворенностью жизнью, — там друг, например, или близкий. И, с одной стороны, в такой ситуации хочется сказать: ну друг, брат, разберись, начни с духовной жизни со своей, вот, может быть, здесь начать искать. Так думается. Но тут же ожидаешь ответ: да нет, ну что ты мне задвигаешь тут про Бога сейчас опять? Надо идти к психологу, надо разбираться с простыми вещами. Вот что вы обо всем этом думаете?
Т. Воробьева
— Давайте по первому вопросу начнем. Да, человек воцерковленный или не воцерковленный — вот такая альтернатива, что если воцерковленный — то он вылезет, а невоцерковленный — не вылезет. Нет, это неправильное рассуждение. Он все равно Божий человек, и нет человека на этой земле не Божиего. Ну нет такого человека. А следовательно, каждому дано найти свои пути. Только бы задумался об этом. Только бы задумался об этом. Вот здесь хотение перестать мучить ближних, перестать гробить свое здоровье — даже с позиции здорового эгоцентризма. Хотя здорового эгоцентризма не существует, он больная вещь — это душевная олигофрения, душевное слабоумие. Но тем не менее хотя бы с позиции своего эгоизма: скажем, продлить свою жизнь, почему же нет? Он найдет свои мотивы. Мы, помните, начали говорить о душе, что душа состоит из чувств. А потом? Разумный ум, который объясняет, почему ты это проживаешь, для чего ты это проживаешь. Разумный ум — это не аспирантура, это не докторская диссертация — это простой разумный ум, который характеризуется совестью, стыдом и так далее. Вот понимаете, если разумный ум не включается: ну почему ты это делаешь? Вот к чему это ведет? Почему с тобой это происходит? То есть пока человек не отвечает на эти вопросы, вот здесь не стоит обязательности: он должен быть верующим. Ну, конечно, нет. Это как сегрегация: если неверующий — значит все, туда ему...
К. Мацан
— В сад.
Т. Воробьева
— Туда, да, ему и дорога. Нет, конечно, что вы. Ведь Господь всех сотворил, чтобы в разум истины прийти. Как придет он, когда придет — может быть, перед гробовой доской — мы не знаем, это его путь, это его жизнь, это его страдание, это его боль. Он будет идти своей болью, своим страданием. Важно, к чему он придет. Поняв свои чувства, поняв то, что он проживает, захотев однажды на них действительно посмотреть с позиции своего «я» — кто я? что я? — он принимает решения. Вот тут он принимает решения. Вот вершина человеческой личности — эмоционально-волевой контроль: чувства, разум, воля. В психологии — светская психология, академическая психология — это эмоционально-аффективная сфера, когнитивная сфера, эмоционально-волевой контроль. Но даже там это выстроено четко так, иерархически. Нельзя, получив чувства — а они часто являются именно двигателем всего того, что мы делаем — мотивации, не разобрав их: почему с мной это происходит, почему я опять нажрался, напился, почем я опять оскотинился, для чего мне это дано? Ну дано, наверное, для того чтобы ты разумом понял и сказал: зачем я это делаю? Может быть, да, инстинкт самосохранения заговорил в тебе. Разве здесь написано: ты должен идти в церковь? Нет, не написано. У него свой путь, он пойдет своим путем. Хорошо, чтобы он пришел, но он будет жить так, как он будет жить. И никого ты не возьмешь за руки и не приведешь в храм. Я просто говорю о том, рассуждая о себе, рассуждая о своем понимании, а не навязывая ни в коей мере теорию такого фетиша: вот надо — нет, это очень опасно. Потому что, возьмемся за руки друзья и шагнем все — нет. Вера — это не шагнем все. Это либо дано, либо придет, а либо не придет. Но это уже не наша воля, так сказать. Это ответ на первый вопрос: всякий человек творение Божие. Только благодаря Богу он появился на этот свет. Не было бы воли Божией, он бы на этом свете не был. А потому Господь будет стучаться к нему, будет стучаться к непонимающему человеку, но будет стучаться к нему и скорбями, и болезнями, и уходом жены, и прочее, и прочее. Даст ему прожить весь ад того, что он сам делает — ведь он сам это делает, он сам хочет, он сам выбирает. Вот поэтому дайте человеку, действительно, не познав, действительно очень трудно. Поэтому, познав, он будет выбирать решение. То решение, которое ляжет в основу либо гибели, либо спасения, либо изменения, либо веры — все может быть, мы не знаем, какими путями он придет к вере. Второй вопрос, Константин, пожалуйста, еще напомните мне, потому что мы ушли на первый.
К. Мацан
— Ну второй вытекающий из первого был, к той часто обсуждаемой теме: когда обращаться к психологу, когда, ну если угодно, к священнику и духовной жизни?
Т. Воробьева
— Я хочу сказать, помните, опять слова апостола Павла: с иудеем я был иудеем, с эллином я был эллином. Вот здесь с кем вы разговариваете: разговариваете с человеком мирским — значит, вы будет разговаривать с позиции светской психологии. Но законы-то ее не отменяются, правда. Вы помните, сказали: чувства, разум, воля. Поэтому вы начнете работать: помогать человеку увидеть свои чувства, понять, почему он их проживает, они ему дают жизнь или они его приводят к гибели. Какое чувство, например, страха? У вас он черный, у Анны фиолетовый, у меня оно, может быть, будет коричневым. У Врубеля, помните, было черно-фиолетовым и так далее. У каждого будет цвет. Но это ведь чувство — это что? А это энергии, эмоция, да, аффект — это энергетические позиции, значит, энергетические единицы измерения. Коль это энергия, то это вектор направленный. Если я не люблю Иванова, и он мне гадит, я прихожу к психологу и говорю: вы знаете, ненавижу Иванова! Вот он мне мешает! Ну так вот Иванов точно также испытываете это чувство к вам. И очень трудно ждать, что Иванов скажет, что я так люблю Петрову — нет, он не скажет. Он скажет: я также ее не люблю, эту Петрову. Итак, чувства, их окрашенность. Далее — их мобильность, их амплитуда, их векторная направленность — это все то, что не исчезает. Закон энергии мы знаем: она аккумулируется, она может сублимироваться, но она не исчезает. Вот поэтмоу либо над нами тучи черные, и в дом входишь, там невозможно находиться — что случилось в нашем доме, что у нас происходит, мы все это понимаем. Так вот, мы и начинаем, как светский психолог, помочь человеку разобраться в качестве его чувств. А самое главное, опять для светского человека, что ведь важно, мотив его: жить хочется, правда? И жить хорошо. А не жить и болеть и не хочется. Ну так вот и давайте мы решаем: черные чувства, они дают эту энергию, она созидающая или она разрушающая психосоматика — опять вспомнили, правда? Конечно, разрушающая. То есть вы хотите заболеть, вы сами от себя отбираете. Вот давайте мы с вами откроем дневничок и начнем: каждое утро, день и вечер — какие чувства превалировали утром, днем и вечером. А потом подведем итог: я сегодня прибавляла себе жизни или я ее точно убавляла. Вот для светского человека. То есть со светским человеком вы будет говорить как светский психолог обязательно. С православным человеком — вы будет православным человеком обязательно. А в основе, конечно, стоит ваше знание, умение, навыки и ваша убежденность. Без этого ничего не получится.
А. Леонтьева
— Я хочу сказать, что мы вот с Костей обсуждали как-то программу, вы упомянули программу «12 шагов», где первый шаг там перепоручить свою жизнь Богу...
Т. Воробьева
— Первый шаг.
А. Леонтьева
— И работать со своими зависимостями. А у меня сейчас есть такой юный собеседник, с которым мы все время дискутируем: есть Бог — нет Бога. И мы очень, у него очень смешные аргументы, но у меня теперь появился еще один аргумент. Я говорю: вот посмотри на бывших вот пьющих людей, вот они перепоручают свою жизнь Богу. И от них отказываются все врачи и психиатры, говорят: у вас такая вот степень этой болезни, что мы не можем вам помочь. А вот они — раз — и выздоравливают. Ну не раз, конечно, это я утрирую, но просто это такое, для меня это чудо какое-то Божие.
Т. Воробьева
— Ну я хочу сказать, о вере ведь не спорят. Это опять слова апостола Павла моего любимого. О вере не спорят. И в спорах не рождается истина. В спорах рождаются свары. Это надо понять. Почему это ответ также Константину на его вопрос. Никогда не спорьте о вере, этого не надо делать. Потому что, я еще раз подчеркиваю: к вере придет человек своим путем. Если должно прийти — он придет. Ну, не дай Бог, не придет. Но это опять принадлежность каждого человека, его душе, так сказать. Поэтому не надо спорить о вере, не надо. Я всегда говорю: о вере надо либо молчать, если не веруешь, либо достойно. А то это опасно. Это как светофор: красный свет зажегся — знаешь: не надо перебегать дорогу, а то вдруг машина выскочит, и жизнь твоя закончится. Вот так обо всем том, что не подлежит спорам ни в коей мере, ни аргументации. Вот такое: мы хотим переубедить там атеистов и прочее — но ведь это в том случае, если атеист мне задал вопрос. И всегда говорю: помните правило одно всегда — опять не мое правило, опять слова, сказанные апостолом Павлом: только на поставленный вопрос есть ответ. Нет вопроса — нет ответа. Спросили — я верующий человек. Почему? Можете привести примеры, как пришли, почему и так далее. А убеждать — нет. У каждого свой путь. И это не инертность.
А. Леонтьева
— Я это записала.
К. Мацан
— Помните, у Высоцкого, кажется: а мы все ищем правильный ответ и не находим нужного вопроса.
Т. Воробьева
— Как хорошо.
А. Леонтьева
— Вот будем в наших программах множить вопросы, в лучшем смысле этого слова. Те вопросы, на которые мы можем поразмышлять в студии, те вопросы, на которые наши радиослушатели могут уже после наших бесед в эфире поразмышлять сами, а ради этого мы и эти беседы записываем. Спасибо огромное за эту сегодняшнюю беседу. Татьяна Владимировна Воробьева не в первый и не в последний раз, Бог даст, по милости Божией, как мы сегодня говорим, в нашей программе не первый раз. В нашей студи «Светлого вечера» также были с вами у микрофонов Анна Леонтьева, я Константин Мацан. Спасибо. До свидания и до новых встреч.
Т. Воробьева
— А я благодарю вас за прекрасные вопросы. За емкие и очень важные и актуальные вопросы, с которыми мы каждый день практически сталкиваемся. Прекрасные вопросы. Благодарю вас.
А. Леонтьева
— Спасибо. Я надеюсь, что мы продолжим. До свидания.
Т. Воробьева
— До свидания.