Поделиться
У нас в гостях был кандидат исторических наук, заведующий кафедрой истории и исторического архивоведения Московского государственного института культуры, глава некоммерческого благотворительного фонда «Наследие» Леонид Решетников.
Мы говорили о том, как изменилась Российская Империя с приходом к власти императора Александра II, почему, несмотря на многочисленные заслуги, его хотели убить, и как в настоящее время сохраняется память о нем.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Дмитрий Володихин:
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это «Светлое радио» радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы обратимся к памяти императора Александра II. Мы в этом году отмечаем печальную дату 140 лет со дня его трагической кончины и кроме того 160 лет с момента совершения одной из величайших реформ за всю историю Российской империи — отмены крепостного права. Это все также сделано по воле Александра II. В гостях у нас кандидат исторических наук, заведующий кафедрой истории исторического архивоведения Московского государственного института культуры, а также директор благотворительного некоммерческого фонда «Наследие» Леонид Петрович Решетников. Здравствуйте.
Леонид Петрович Решетников:
— Здравствуйте.
Дмитрий Володихин:
— Ну, что ж. Прежде всего Александр II это человек, который получил необыкновенно долгую и разнообразную подготовку к должности царя. Насколько я понимаю, его батюшка страстно не любил вспоминать о том, как его воспитывали и хотел, чтобы сын его получил все самое лучшее, что можно дать наследнику престола, и был бы готов к державной работе, а вовсе не то, что досталось на долю самого Николая Павловича.
Леонид Петрович Решетников:
— Это определение очень точное, правильное. Дело в том, что царей наших государи всегда готовили. Но учитывая судьбу Николая I, как он пришел к власти, с какими проблемами он столкнулся. Это же царь-предреформатор, можно сказать, так вот он пытался реформировать Россию и очень много сделал, и понимал, что его наследник и его продолжатель должен действительно знать все проблемы и быть готов к их решению, потому что откладывать большинство проблем уже было нельзя или затягивать с их решением. Поэтому абсолютно правильно, когда мы говорим, что подготовка будущего государя, будущего императора Александра II была очень разнообразной, широкой, глубокой и все лучшие силы империи использовались для того, чтобы подготовить такого государя.
Дмитрий Володихин:
— Помнится, у него в учителях был сам Жуковский, если я не ошибаюсь.
Леонид Петрович Решетников:
— Да, да. Жуковский был и учителем, и я бы сказал еще, как бы точнее выразиться, он учил познавать страну, народ, традицию, города, села. Он его часто вывозил в маленькие города, предлагал останавливаться там, маршруты намечал, чтобы будущий государь видел не только Москву, Петербург и знал какие-то серьезные проблемы, но он видел бы, как живет народ и какие настроения и как все это выглядит в реалии.
Дмитрий Володихин:
— То есть иными словами, батюшка Николай Павлович в тот момент, когда сынок повзрослел, отправил его в длительное путешествие по России вплоть до дальних ее окраин, и вместе с наследником, цесаревичем отправился и Жуковский.
Леонид Петрович Решетников:
— Ну, он его возил и в краткие поездки, на неделю, на три, на пять дней. Всегда сопровождал его. Будучи цесаревичем еще, Александр познавал страну и ближайшие к Москве города и села и далекие. Так что к моменту воцарения Александр II знал страну очень хорошо.
Дмитрий Володихин:
— Да, кто-то даже выразился достаточно ярко, что эти поездки были своего рода венчанием с Россией. Наверное, наверное. Сам его батюшка не только на престол взошел с таким трудом, проходя через военный путч на Сенатской площади, он еще и воспитывался так, что учителям позволялось его и младшего брата бить.
Леонид Петрович Решетников:
— Да, наказывать физически.
Дмитрий Володихин:
— Причем, очень сурово и больно. И он избавил, насколько я понимаю, своего сына от такой участи. Считал, что ничего доброго в этом нет.
Леонид Петрович Решетников:
— Да, избавил от такого казенного воспитания. Все-таки поэтому иногда говорят, что учителя подготовили государя к более либеральному правлению, к более либеральным реформам, и вообще он был либерал. Хотя я лично с этим категорически не согласен.
Дмитрий Володихин:
— Ну, это с кем сравнивать. Если сравнивать с другими государями 19-го — начала 20-го века, он не то, что либерал, он немножко больше либерал, чем они. Вот собственно и все. И то сказать, что Александр I в начале своего царствия был полиберальнее чуть-чуть. Но вот можно ли сказать, что отец видел необходимость реформирования и целенаправленно готовил сына к тому, что тот этим займется.
Леонид Петрович Решетников:
— Безусловно. Смотрите, ведь реформа, о которой вы сказали, 160 лет которой исполнилось в этом году, и как-то эта дата не особо прозвучала в нашей стране. К сожалению. Были, конечно, отдельные мероприятия и акции, но она заслуживает большего внимания. Так вот эта реформа практически готовилась постепенно в период царствования Николая I, его отца. То есть уже отец понимал необходимость освобождения крестьян, но ситуация и состояние умов и состояние сил на внутренней арене была такая, что каких-то решительных действий предпринять было нельзя, но постепенно все-таки и во время Николая I положение крестьян улучшилось, улучшалось небольшими шагами, но они постоянные были. И уже цесаревич рос в атмосфере понимания этой необходимости, необходимости взять на себя решение, сделать решающий шаг и принять эту реформу и реализовать ее. Тут недаром говорите, Дмитрий Михайлович, связываете это все с отцом. Действительно это так. Во многом Александр II в понимании, что надо делать и как надо делать, вырос из Николая I, которого у нас долгое время в советской историографии представляли только как какого-то старшину или унтер-офицера у власти в короне. На самом деле это человек, который провел тоже целый ряд преобразований и в экономике страны и готовил своего сына, понимая, что время приближается, это становится актуально, и готовил своего сына к преобразованиям, которые он провел. Вообще у нас Александр II несправедливо, очень несправедливо полузабытый государь. Да, хорошо, что мы в начале 90-х поставили хороший, красивый памятник у храма Христа Спасителя с перечислением почти всех заслуг Александра II, но вспоминаем о нем мало, а вспомнить есть о чем. И заслуги в развитии России, нашей империи, нашей цивилизации у него очень и очень большие.
Дмитрий Володихин:
— Если продолжить тему реформирования еще при Николае I. В сущности, ему досталось очень тяжелое хозяйство. Я имею в виду не только то, что царствование началось под гром пушек и призывы бунтовщиков к расправе с ним самим и его семьей. Мало кто об этом говорит, но ведь Наполеоновские войны, война 1812 года, заграничный поход были безумно разорительны. Страна в долгах, причем, долги эти касаются как внешнего государственного долга, так и внутри страны. Огромное количество имений разорено, помещики обнищали, а в значительной части это ведь служивые люди. И Александр I вынужден в какой-то степени оплачивать расходы, отдавая государственных крестьян в частные руки, фактически он продал довольно много крестьян. Николай I ведет политику героическую, он выкупает помещичьих крестьян, давая им свободу, а потом проводит реформу государственных крестьян. То есть делает так, чтобы эти государственные крестьяне получили сносные возможности для своей жизни, улучшенный, более или менее организованный быт. Казна на это тратит чудовищное количество денег. И когда происходит перевооружение армии и флота — не то, что Россия отсталая, ей просто чуть-чуть не хватило денег, потому что государь благородно отдал на то, чтобы выручить крестьянство, он освободил больше крестьян, чем в последствие Александр II. И второй момент, при нем была проведена дорогостоящая, сложная, можно сказать, интеллектуально насыщенная реформа финансов. Его помощник верный человек Егор Францевич Канкрин, министр финансов отовсюду получал предложения: возьмите-возьмите кредиты, возьмите у Англии, возьмите у Франции. Но он к этому относился так, что, конечно, пожар можно заливать керосином, он от этого меньше не станет. Нет, он повел долгосрочную, чрезвычайно трудоемкую реформу и все-таки смог несколько оздоровить финансы.
Леонид Петрович Решетников:
— Но он оздоровил, вообще-то, всю страну. Николай I, отец Александра II, и, посмотрите, многие не понимают глубинные причины Крымской войны. Конкурирующие страны увидели, что Россия после тяжелых побед, которые как вы правильно сказали, экономику России сильно ослабили, после этого Россия опять становится на ноги и становится опять государством, империей, которая выходит в качестве одного из важнейших факторов европейской и мировой политики. И потихонечку решили остановить это движение. Так, глубинные причины Крымской войны, а многие историки говорят, что это прообраз мировой войны, потому что против России и Англия, и Турция, и Османская империя, и Франция, и Сардиния — в общем это ведущие государства того времени.
Дмитрий Володихин:
— Казалось бы, только что Николай I повел себя как величайший миротворец в Европе, он ввел русский миротворческий контингент по просьбе австрийского правительства для того, чтобы усмирить венгерский мятеж. Выручил, спас фактически страну от страшного хаоса, от катаклизма. И вот правительство Австрии ему в Крымскую войну, извиняюсь, подсунуло свинью, оказалось во враждебном отношении к России, а не в союзническом. Да. Ну что ж. Настало, наверное, время поставить в эфире музыку времен Александра II, мы переходим уже к его эпохе, и прозвучит знаменитая симфония № 2 Александра Порфирьевича Бородина, она же «Богатырская». Время было богатырское по масштабу реформ и симфония богатырская.
Звучит симфония
Дмитрий Володихин:
— Дорогие радиослушатели, это «Светлое радио» радио «Вера». В эфире передача исторический час. С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы обсуждаем труды и дни императора Александра II с кандидатом исторических наук, заведующим кафедрой истории и исторического архивоведения Московского государственного института культуры и главой некоммерческого благотворительного фонда «Наследие» Леонидом Петровичем Решетниковым. Ну, что ж, вот мы подобрались от воспитания цесаревича к моменту, когда ему нужно принимать от отца хозяйство, также как тот принял хозяйство от старшего брата Александра. И как в предыдущем случае, переход власти из одних рук в другие был осложнен мятежом, так во втором случае он был осложнен тем, что не закончена Крымская война. И Крымская война заканчивается печально. Мы не можем сказать, что англичане, французы, сардинцы были страшно довольны. Они с удовольствием вообще бы поотбирали провинции у Российской империи, может быть, и вовсе разделили бы ее на части. А тут, так сказать, частная победа, тактическая, по баллам, как в борьбе иногда говорят: победил по баллам, не положил на лопатки. И в России, конечно, тоже недовольство огромное. Поражение оно и есть поражение — нейтрализация Черного моря и потеря крепостей на Черном море, незначительная, но потеря территорий, чего с Россией давно не бывало. И на этом фоне разворачивается каскад масштабных реформ, главной в данном случае, силой, которая подталкивает реформу к осуществлению, является сам царь Александр II.
Леонид Петрович Решетников:
— Да, он с этим уже жил как цесаревич. И я думаю, и некоторые историки напубликовали работы о том, что он, будучи уже цесаревичем последние годы перед приходом на трон, уже работал вместе со своими помощниками, экспертами, как сейчас говорят, работал над планом этих реформ. План реформ видел его отец. Основная главная реформа это освобождение крестьянства от крепостной зависимости и видел его отец и, несмотря на сопротивление определенной части высших кругов, решение было принято, и Александр II взял это решение на себя, хотя его пугали. Пугали с одной стороны, недовольством дворянства и угрозой путча.
Дмитрий Володихин:
— Нового.
Леонид Петрович Решетников:
— Нового, да. Как было с батюшкой его. А с другой стороны, пугали тем, что простому народу будет предоставлено слишком много прав и свобод, возможностей экономических, и его будет очень трудно контролировать. Но Александр II пошел достаточно решительно на этот шаг, указ был подписан. Но мы иногда забываем, что у нас крепостное право распространялось не на всю империю. Не на всех крестьян империи. Крепостное право было неизвестно за Уралом, практически на Урале, на Севере России, имеется в виду не только области Мурмана, мало заселенные, но и достаточно уже заселенный Пермский край.
Дмитрий Володихин:
— Холмогоры, Архангельск.
Леонид Петрович Решетников:
— Холмогоры, Архангельск, уже известные города, известные районы, там крепостного права не было. Также как его не было в будущих прибалтийских республиках, в Прибалтике.
Дмитрий Володихин:
— Его раньше отменили, но, правда, очень жестко, не дав крестьянам земли.
Леонид Петрович Решетников:
— Без земли, да. Но там тоже позиция, кстати, это не позиция Николая I, который проводил эту часть и потом Александр II, а позиция немецких баронов и немецких помещиков прибалтийских немцев, которые владели этой землей и владели вообще-то, позициями очень большими. Для них местное население, будущие литовцы, эстонцы и латыши были абсолютно подчиненные и не воспринимались вообще серьезно. В отличие от крестьян последних годов крепостного права, когда уже появились крепостные крестьяне-заводчики, крепостные крестьяне-фабриканты, когда появились крепостные крестьяне, которым помещики были должны. Вот такое шло развитие. Там в Прибалтике такой ситуации не было. Короче говоря, это его решение, его указ закончил период в развитии России, который я называю постфеодальный. Это был переход уже полностью к капиталистическому пути развития. На мой взгляд, со всеми остатками, традициями какими-то, но это уже был совершено новый этап. Россия вошла полновесно в мировой процесс развития, и он значительно ускорил решение всех остальных проблем. Крестьяне, не смотря на то, что писали в советских учебниках, в советской историографии, в своем большинстве крестьяне приняли эту реформу с огромным удовлетворением, с одобрением.
Дмитрий Володихин:
— Если бы не были довольны, очевидно были бы какие-то варианты новой пугачевщины, ничего такого.
Леонид Петрович Решетников:
— Да. Вы помните, отдельные два-три-четыре момента упоминаются в учебниках, где-то какие-то были недовольства.
Дмитрий Володихин:
— По мелочи.
Леонид Петрович Решетников:
— По мелочи. В некоторых из них расследование тогдашнее показало, что это было по неумелой работе чиновников, недостаточного внимания к решению и реализации того, что было принято, из-за этого во многом произошло. И попыток махинации с землей и так далее. Но в целом было принято с большим удовлетворением крестьянством. Восстаний, бунтов — об этом речи даже быть не может.
Дмитрий Володихин:
— Если я правильно понимаю, вариант с реформой, которая ныне называется отмена крепостного права, была гораздо мягче, чем остзейским или вернее прибалтийским крестьянам. Помимо личной свободы им дали еще возможность пользования землей, их освободили не безземельными. Обставили получение земли выкупными платежами, не такая простая процедура, но и земля-то считалась частной собственностью помещика. И вообще, обойтись без этого было, так или иначе, невозможно. Ощущение такое, что реформа и должна была бы быть сложной и должна была у многих вызывать недовольство, но все-таки проведение реформы — это далеко не худший способ решения чрезвычайно сложной и уже застарелой проблемы. Часто в литературе советского периода и литературе даже прозападной российского времени, нашей современности, говорят: о, реформа не удалась, реформа не продуманная, реформа не удачная, надо было как-то иначе. Ваше мнение, до какой степени можно считать, что это все не продумано и не удачно.
Леонид Петрович Решетников:
— Да, многое было подуманное. И смотрите, ведь государство вложилось как в эту реформу, финансово вложилось. Много бремени выкупов взяло на себя государство, значительную часть бремени выкупов. Что бы мы ни говорили, а к 1905-1907 году у помещиков оставалось всего лишь 8% пахотной земли.
Дмитрий Володихин:
— Когда большевики объявили — землю народу, а что там было эту землю-то отдавать, она вся уже у народа и есть.
Леонид Петрович Решетников:
— Вся и была, да. И если взять 1911 год, юбилей реформы, 50 лет, то в стране на деньги крестьян было поставлено, они собирали эти деньги, более четырехсот памятников Александру II по всей стране, это было народное движение, движение благодарности. Реформа она как... Конечно критики начального периода 61, 62, 63 год видели какие-то несостыковки, видели какую-то слабость, как они считали, недостаточность, но реформа дает не на следующий год. Любая реформа дает результаты в достаточно отложенном времени. Должно пройти какое-то время, чтобы были результаты. И уже через десяток лет эти результаты были налицо.
Дмитрий Володихин:
— Иными словами, эта реформа получила не столько одобрение политиков, историков, сколько самое правильное одобрение, то есть одобрение снизу.
Леонид Петрович Решетников:
— Да. Она была принята, но надо тут еще сказать, у нас тоже есть одно заблуждение по помещикам, по дворянству. Вы в начале говорили, что дворянство это служивые люди, это опора государства были.
Дмитрий Володихин:
— Ну к тому времени уже значительная часть не служила.
Леонид Петрович Решетников:
— Но все равно они оставались достаточно твердой опорой государства. Это середина века и можно об этом говорить. И их интересы тоже надо было учесть, нельзя было их разорить так, что ничего от них не осталось. Мы бы ликвидировали этот средний, как сейчас говорят, класс, который часто является опорой государства и сегодня, и в прошлом, и в будущем тоже. Поэтому у Александра II была очень сложная задача — удовлетворить крестьянство и в то же время не нанести смертельный удар по дворянству, являвшемуся опорой империи. И в прошлом, и в то время, и продолжительное время в будущем. И он, эта реформа и ее разработчики, кто участвовал в разработке, добились хорошего конкретного результата. И правильно, никаких реальных восстаний, бунтов.
Дмитрий Володихин:
— Никакой новой пугачевщины.
Леонид Петрович Решетников:
— Никакой новой пугачевщины, вообще речи быть не может.
Дмитрий Володихин:
— Вот, допустим, экономический результат реформы. Еще Николай I сознательно и очень масштабно занимался развитием экономики страны, подталкиванием ее к экономическому развитию, к развитию транспорта. Но насколько я понимаю, реформы Александра II, в частности отмена крепостного права дали эффект взрывного развития русской экономики.
Леонид Петрович Решетников:
— Там пошли потом целый ряд реформ прямо списком после этой реформы и, надо сказать, что они все были направлены на упорядочение жизни империи, структурирование ее. Все-таки уход от такой некоторой разбросанности, разбавленности чем-то, империя, как окончивший военное училище офицер, приобретала форму, оружие, выправку, строй — вот это все делал Александр II. Можно говорить, что он, может, в отличие от Николая I больше уделял внимание экономическому развитию с привлечением инвестиций западных финансов. Но это тоже была вынужденная мера, без нее было нельзя, потому что мы вступили на новый этап экономического развития, и требовалось много усилий, чтобы поднять экономику на уровень европейских стран.
Дмитрий Володихин:
— Ну, что же. Экономика развивалась семимильными шагами. Это и количество добавившихся заводов, фабрик, и, по-моему, опережая всю Европу развивающееся железнодорожное дело, строительство железных дорог. И здесь же огромное количество гражданских пароходов, которое появилось в России. Не боевой флот, это то, что само население создает на свои средства. Таким образом видно, что эффект от реформ был очевиден. Была судебная реформа, земская реформа, военная реформа и вот результат их, вернее, о сложностях, происходивших от военной реформы, мы сейчас поговорим. А пока, дорогие радиослушатели, мне хотелось бы напомнить вам, что это «Светлое радио» радио «Вера», в эфире передача исторический час. С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы буквально на минуту прерываем нашу беседу для того, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.
Дмитрий Володихин:
— Дорогие радиослушатели, это «Светлое радио» радио «Вера», в эфире передача исторический час. С вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях кандидат исторических наук, заведующий кафедрой истории и исторического архивоведения Московского государственного института культуры и глава некоммерческого благотворительного фонда «Наследие» Леонид Петрович Решетников. Мы обсуждаем деятельность Александра II и мы подошли к одному из переломных моментов его царствования. А почему, собственно, не стоит увеличивать без нужды градус либерализма Александра II? Это был необычный человек, какие-то вещи можно было прочитать по его делам, но по его словам понять о том, что он думает, было не так-то просто. И этот человек вступил в войну за свободу угнетенной турками Болгарии в тот момент, когда министр обороны говорил ему: «Мы проводим военную реформу, армия не готова, мы потерпим поражение, и это будет катастрофа». Но тут царь, наверное, послушал Бога и все-таки в эту войну вступил.
Леонид Петрович Решетников:
— Он послушал Бога, но он и послушал народ, послушал общественность. Я бы даже не называл это войной за освобождение Болгарии, а это за освобождение балканских славян. Потому что в результате нашего участия в войне окончательно укрепила свою независимость Сербия, Черногория и во многом Греция. То есть это был поход в защиту православия на Балканах, прежде всего славян, но имея в виду еще и греков. И конечно, государь Александр II не хотел войны, безусловно, и все документы, все сохранившиеся источники говорят о том, что он с трудом принимал это решении, именно потому, что Россия развивалась, Россия решала внутренние проблемы, их было много. И он занимался, как мы уже говорили, всем спектром внутренней политики, и их надо было решать. И в этот момент развернулась военная реформа, учитывалось все, что было связано с проблемами во время Крымской войны, нейтрализовывались уже те неудачи, нейтрализовывалась нейтрализация Черного моря. Все это было на ходу, но государь был государем православной империи. Те кровавые события на Балканах, восстание в Болгарии в апреле 1876 года, подавленное с величайшей жестокостью османами, Турецкой империей, как мы привычно говорим. Жестокость была неимоверная. Она привела к тому, что государь, согласуясь со своей совестью христианского руководителя, христианского царя и с требованием, настроением общественности, народа, принял это решение. Что, Дмитрий Михайлович, исключительно важно? Мы, к сожалению, об этом мало говорим. Ведь простые люди, крестьяне, которые составляли рядовой состав армии, и казаки, они даже не знали, где эти Балканы находятся. Они никогда в принципе не слышали ни о болгарах, ни о сербах, ни о черногорцах, но, когда они поняли, что речь идет о угнетении православных братьев, им не надо было ничего больше объяснять: убивают, терзают наших православных братьев. Это была исключительная война, исключительный поход, который возглавил сам Александр II, и был с ним наследник престола, будущий Александр III. Исключительность в том, что пошли не завоевывать что-то, не решать какие-то имперские вопросы, прежде всего, а освобождать людей. И когда нас обвиняют сейчас, критикуют, что вы там решали свои имперские вопросы, Константинополь. Да, если бы решали, мы бы не ушли. Мы же пришли, освободили Болгарию, создали эту Болгарию, научили их, создали парламент, конституцию и ушли через несколько лет. Просто взяли сами и ушли, может быть, и не надо было, но ушли. То есть Александр II возглавляет поход, он на театре боевых действий в течение нескольких месяцев. Вся семья, все способные носить оружие члены семьи, члены рода Романовых все на фронте, никто не остался в Петербурге. Одна потеря, один человек убитый, князь Лейхтенбергский убит. Это пример личный: я не просто бросаю вас, воюйте, освобождайте, я сам иду освобождать. Это исключительная война, подвиг «за други своя». Тут именно «за други своя», это не оборона Отечества, это тоже великий подвиг, но то оборона Отечества, это понятно всем, это не попытка захватить какую-то территорию, а это помочь своим единоверцам, своим христианским братьям. Вы посмотрите, есть такие факты, о которых вообще не пишут у нас. Когда наши войска вошли в Болгарию, они застали разгромленные села, маленькие города после апрельского восстания и огромную массу детей-сирот, которые слонялись по этим селам и городкам, брошенные дети, родители убиты, растерзаны, головы отрезаны. И что делают наши казаки и наши офицеры. Они этих деток берут с собой. До десяти тысяч человек казаки и офицеры вывезли в Россию, дали им семью, отца, мать. Некоторым, которых брали, и которым уже было шесть-семь-восемь лет, им даже сохранили их фамилии. Они с болгарскими фамилиями так и жили. Но те, которые были маленькими, принимали фамилии того офицера или того казака, который вывез этих детей. Вот такой был настрой. И этот настрой олицетворял сам царь, который был на фронте, который своего сына послал на фронт, своих близких, своих родственников, племянников, дядьев — все были на фронте. Это была необыкновенная война, о ней надо говорить постоянно, рассказывать о ней, об этом подвиге нашего народа.
Дмитрий Володихин:
— Вот кстати об одном из аспектов этой войны говорят до обидного мало и последнее время как-то уж совсем глухо. Россия одержала в войне убедительную победу и Болгарии фактически подарила свободу. Воевали на фронте русские, румыны и сами болгары. Сейчас распространилось какое-то странное мнение, как будто эта свобода была общеевропейским подарком. Но хотелось бы напомнить, что Россия во время этой войны понесла тяжелые потери. Леонид Петрович, там ведь армия десятки тысяч положила солдат, офицеров, казаков на полях сражения на Балканах.
Леонид Петрович Решетников:
— Общие потери убитые, пропавшие и раненные — двести тысяч человек. Для того времени это очень большие потери. Ограниченное участие принимала румынская армия, ну и болгарское ополчение. Мы создавали армию по ходу этого похода, генералу Столетову это было поручено, это где-то около десяти тысяч добровольцев. А так основной удар приняла на себя и вынесла всю войну наша русская императорская армия во главе с Александром II и цесаревичем и нашими славными генералами Гурко, Скобелевым и другими. Поэтому говорить о том, что кто-то там в чем-то поучаствовал. Но скорее всего англичане не дали взять Константинополь — вот их участие, не дали, угрожая мировой войной уже. Если Россия дошла до Сан-Стефана — это тогда было несколько километров до Константинополя, сейчас это просто район Стамбула — она ввела свою эскадру туда и угрожала мировой войной. Конечно, государь Александр II остановился и понимал, что воевать со всей Европой Россия не может и сейчас это и не надо, мы остановились. Все равно Сан-Стефанский мирный договор предусматривал границы Болгарии, включающие все районы, где говорят на болгарском языке, то есть мы отстояли большую Болгарию. К сожалению, на Берлинском конгрессе, спустя полгода, запад устроил России обструкцию, изоляцию, давление и добился того, что мы часть своих завоеваний вынуждены были отдать, отступить, и Болгария получила независимость только части нынешней территории.
Дмитрий Володихин:
— Но это не вина России. И мне хотелось бы напомнить, отмена крепостного права, судебная реформа, земская реформа, развитие экономики, победа в Русско-турецкой войне. И этот царь уходит из жизни как жертва террористического акта, он был убит сторонниками революции в России. Тут мы ненадолго прервемся, мы переходим от жизни Александра II к памяти об Александре II. Сейчас прозвучит Коронационный марш Петра Ильича Чайковского, созданный к венчанию на царство сына Александра II императора Александра III.
Звучит марш
Дмитрий Володихин:
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это «Светлое радио» радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем судьбу Александра II и историческую память о нем. И нами приглашен в студию кандидат исторических наук, заведующий кафедрой истории и исторического архивоведения Московского государственного института культуры, глава фонда «Наследие» Леонид Петрович Решетников. Ну, вот возвращаясь к тому, на чем мы завершили предыдущий фрагмент передачи — смерть Александра II. Казалось бы, сторонник революции, человек либеральных взглядов должен бы одобрять то, что делал Александр II. И, в общем, ощущение, от террористического акта, который погубил царя — это было далеко не первый акт, их был целый каскад, но предыдущие не удались — ощущение абсурдное. Понятно было бы, если бы бросались на человека чрезвычайно консервативных убеждений. Понятно было бы, если бы устраивали теракты против Николая I и Александра III, а здесь того, кто сделал максимальное количество шагов по либерализации жизни в России, его же и убили. Ну, как-то так, зачем? Может быть, хотели наоборот создать ситуацию, когда был бы взрыв снизу, а Александр II этого не дал и многие вещи, которые могли это спровоцировать убрал. Во всяком случае, объясните. Я, например, не специалист по этому времени и логики в действиях террористов-революционеров просто не вижу.
Леонид Петрович Решетников:
— Смотрите, ведь мы еще не сказали, при Александре II бурное развитие получила культура, творчество. Ведь все писатели, композиторы, которыми мы гордимся, или уже расцвели в этот период или начали уверенный подъем к вершине своего творчества. Любую фамилию называем, которая у нас на слуху, это все произошло в период царствования Александра II. Он дал большую свободу и возможность средствам массовой информации, огромное количество журналов литературных, творческих, газет, то есть действительно, пожалуйста, вы хотите, кроме экономических и административных результатов, хотите больше свободы, вот вам больше свободы. Я думаю, логика очень простая со стороны радикальных кругов получается, что все, о чем они говорят, можно сделать без них.
Дмитрий Володихин:
— Сверху.
Леонид Петрович Решетников:
— Сверху. Без террора, без убийств, без уничтожения людей.
Дмитрий Володихин:
— Без смены власти.
Леонид Петрович Решетников:
— Да, без смены власти. Все можно сделать сверху. Как же так? Такого надо убирать, он сделает нас абсолютно ненужными. Это вот эта радикальная часть. Либеральная часть. Ах, столько нам дается свободы? Тогда царь не нужен, мы сами будем царями. Вот они и сплотились: либералы рукоплескали, а эти подонки устроили охоту за ним. Вы уже правильно сказали, терактов было до десятка, пытались его убить, ликвидировать, потому что это был самый опасный царь для них, они остаются без дела, и осуществляется это злодейское убийство. Причем государь настолько верил и любил свой народ, что он очень долгое время практически вообще ходил без охраны, ну, адъютант рядом. Только в самые последние годы его сопровождал небольшой разъезд казаков.
Дмитрий Володихин:
— Да и то сказать, для того, чтобы это произошло, потребовалось, чтобы на него буквально устроили террористы охоту, очень негативно они высказались, кто-то может и обидится. Они охотились на царя, но планирование убийства, это примерно то же самое, что акты террора в наши дни, которым мы ужасаемся, взрывам, взятию заложников, похищению людей, расстрелам в центре городов. Террор такой же по свойству своему. Мало того, еще и гибло огромное количество ни в чем не повинных людей.
Леонид Петрович Решетников:
— Да, случайных людей, которые никакого отношения вообще ни к чему не имели.
Дмитрий Володихин:
— Даже не охрана, а просто они присутствовали рядом и во время большого взрыва гибли большими массами.
Леонид Петрович Решетников:
— В том числе и дети.
Дмитрий Володихин:
— И как можно об этих людях говорить ласково? В этих ситуациях, в этих обстоятельствах, на мой взгляд, всякое одобрительное отношение безнравственно. И осуждение должно присутствовать. Нельзя сказать, что убийца из-за каких-то светлых идеалов, это не просто убийца, а человек, которого можно запросто простить — «это не хорошо, это не по-христиански».
Леонид Петрович Решетников:
— А мы именами этих всех убийц назвали улицы.
Дмитрий Володихин:
— И они до сих пор в городах.
Леонид Петрович Решетников:
— До сих пор. Это вообще какая-то историческая шизофрения, так нельзя. Мы должны все-таки говорить о светлом, правильно? Вот хорошее название — «Светлое радио» — о светлом, о свете, а не о темноте, не об убийцах. Поэтому такая смерть, убийство, точнее, Александра II нас очень многому должна научить, что человек, который посвятил всю свою жизнь подъему жизни народа, подъему жизни империи, гибнет от рук просто властолюбивых людей, которые мечтают только об одном — чтобы они оказались наверху власти.
Дмитрий Володихин:
— Стать коллективным царем.
Леонид Петрович Решетников:
— Коллективным царем.
Дмитрий Володихин:
— Ну, вот, давайте, как вы сказали, лучше о хорошем, о светлом. Александр II ушел из жизни в 1881 году. Как вы сказали, на народные деньги поставлено такое количество памятников.
Леонид Петрович Решетников:
— Свыше четырехсот.
Дмитрий Володихин:
— По-моему, ни один — не то, что ни один другой государь не удостоился — если сложить все памятники другим государям, то все равно будет намного меньше.
Леонид Петрович Решетников:
— Меньше, да. И все они были уничтожены, все, после 17-го года, до одного.
Дмитрий Володихин:
— Это такой пароксизм исторической памяти отрицательного характера. Но сейчас-то наступила другая эпоха. А до какой степени память об Александре II прирастает памятниками. Я слышал, здесь есть некий прогресс.
Леонид Петрович Решетников:
— Наш фонд, некоммерческий благотворительный фонд «Наследие», занимается восстановлением исторической памяти. И этот год, как и предыдущие, в связи с датами 160 лет освобождения крестьянства от крепостного права и 140 лет со дня злодейского убийства, мы решили сделать какие-то памятные акции, чтобы в памяти нашего народа остались хорошие чувства в отношении императора. Сначала нам удалось поставить памятник в городе Венёве, в том городе, где вместе с Жуковским, своим воспитателем, он был, ночевал и около этого здания, где сейчас музыкальная школа, мы открыли этот памятник с помощью Венёвских властей, которые нас поддержали. Это очень интересно, что в регионах местные власти часто очень по-доброму откликаются на наши инициативы. Даже в одном селе Алферово, в 1911 году тоже крестьяне этого села собрали деньги и поставили памятник, мы его возродили, и этот памятник поставили в селе Алферово Ивановской области. В этом году при поддержке Думы города Городца — этот город известен по всей России как место кончины святого благоверного князя Александра Невского — на том же самом месте, в тот же самый день, когда в 1911 году был поставлен памятник Александру II, мы поставили этот возрожденный памятник. При огромном стечении народа, несмотря на пандемию. И этот памятник Александру II стоит. Набережная начинается памятником Александру Невскому, он был небесным покровителем Александра II, и заканчивается набережная памятником Александру II. Правда, сама набережная называется набережной революции. Я думаю, вот это название уйдет и будет Александровская набережная. Памятник Александру II в городе Белеве.
Дмитрий Володихин:
— Тут у меня вопрос. Алферово это?..
Леонид Петрович Решетников:
— Ивановская область.
Дмитрий Володихин:
— Ивановская область. А набережная какой реки?
Леонид Петрович Решетников:
— А набережная это в городе Городец.
Дмитрий Володихин:
— А, значит, еще один город всплывает. Давайте здесь проложим борозду между Алферово и Городцом.
Леонид Петрович Решетников:
— Городец это город, где умер Александр Невский, там ему памятник стоит, и мы на этой набережной на том же самом месте, я говорю, как было в 1911 году, и в тот же самый день, как было в 1911 году, мы поставили памятник Александру II. И эта набережная, где стоят два великих Александра, называется набережной революции.
Дмитрий Володихин:
— Ничто не вечно.
Леонид Петрович Решетников:
— И недавно мы поставили памятник Александру II, он тоже стоял в этом городе, городе Белеве, это один из старейших городов России. Он основан в 1147 году, считается. И этот памятник поставили в этом небольшом городе. И надо сказать вот эти небольшие города с появлением таких памятников преображаются. Здесь еще, в Москве по-другому как-то, многое восстановлено, многое поставлено: и святому Владимиру, и патриарху Гермогену, и Александру III, и Александру I, Пушкин там, Достоевский.
Дмитрий Володихин:
— Дмитрий Донской.
Леонид Петрович Решетников:
— Дмитрий Донской. А в маленьких городах — Ленин и какой-нибудь восставший рабочий и больше ничего нет. Там зачистка, там их было мало, зачистили все, и так оно и осталось. Больше ничего нет. Редко-редко еще что-то. Если связано с Великой Отечественной войной, еще памятники Великой Отечественной войне. А появление памятника императору, да еще на постаменте написано все, что он сделал. Мы же о многом не сказали. Мы не сказали о присоединении Средней Азии, о продвижении на Дальнем Востоке. Это все при Александре II делалось, очень много, много. Города эти приобретают совершенно другую атмосферу, другой окрас.
Дмитрий Володихин:
— Просто жители получают шанс получше почувствовать глубину своих корней, почувствовать, что история страны насчитывает не один век, а одиннадцать.
Леонид Петрович Решетников:
— А некоторые, как в Венёве: как у нас останавливался, в этом одноэтажном здании? Останавливался цесаревич, будущий Александр II? У них удивление, как же так, неужели, мы не знали, сам царь в этом здании? А здание официально, где останавливается государь, получает статус дворца. А так как очень скромные наши государи были, и возможности скромные, некоторые дома, конечно, по нашим понятиям сейчас, на дворец не тянут. Но они все равно получали этот статус. И город получает своеобразный статус, новый статус. Да, здесь почил святой Александр Невский. Но, с другой стороны, здесь был государь-реформатор.
Дмитрий Володихин:
— Ну, что ж. Хотелось бы, чтобы вы, наши уважаемые радиослушатели, запомнили: существует в стране все-таки воля к тому, чтобы вспоминать о созидателях нашей истории. О тех личностях правителей, которые приводили страну к доброму, которые приводили страну к упорядочению, к развитию. А не только о национальных исторических трагедиях. Время нашей передачи подходит к концу, с вашего позволения, дорогие радиослушатели, я поблагодарю Леонида Петровича Решетникова за ту просветительскую работу, которую он сегодня между нами провел. И мне остается сказать вам, спасибо за внимание, до свидания.
Леонид Петрович Решетников:
— Спасибо большое. Всего хорошего.
«Генерал Владимир Константинович Витковский». Константин Залесский
Поделиться
Константин Залесский
Гостем программы «Исторический час» был историк Константин Залесский.
Разговор шел о судьбе яркого военачальника русской императорской армии — генерала Владимира Константиновича Витковского, о его участии в Первой Мировой войне, в Белом движении, а также о жизни в эмиграции.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Все выпуски программы Исторический час
«Путь иконописца». Мария Глебова
Поделиться
Мария Глебова
У нас в гостях была доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Глебова.
Наша гостья рассказала о своем пути к вере и знакомстве с отцом Иоанном Крестьянкиным, об удивительных людях, повлиявших на ее путь в иконописи, а также о своем участии в работе над созданием иконы Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона, как обычно в это время, в студии Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— Диакон Игорь Цуканов. И сегодня мы с Кирой очень рады представить нашу сегодняшнюю гостью Марию Олеговну Глебову. Мария Олеговна, добрый вечер. Мария Олеговна — доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель также копирования в Суриковском институте, человек, который лично имел радость, такую благодать лично общаться и знать отца Иоанна Крестьянкина, да?
Так что у нас сегодня будет о чём поговорить. Мария Олеговна, добрый вечер.
Мария Глебова:
— Здравствуйте, уважаемые отец Игорь и Кира.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну вот, вы знаете, первое, с чего я хотел, честно говоря, начать наш разговор, это такая важная для меня, например, тема, потому что у нас в храме есть курс, последние несколько месяцев, курс, мы рассказываем о новомучениках нашим, прихожанам, потому что у нас храм царя Николая. А вы участвовали в создании вот той самой знаменитой иконы новомучеников и исповедников Церкви Русской, которая была написана как раз в стенах ПСТГУ к 2000 году, когда состоялся юбилейный архиерейский собор, на котором был прославлен Собор новомучеников и исповедников. И мне хотелось попросить вас рассказать, как вообще эта икона создавалась, и какую роль, какое значение новомученки в вашей жизни играют, если можно.
Мария Глебова:
— Икона эта создавалась как бы не то, что была поручена Святейшим Патриархом Алексеем, была поручена нашему университету, отцу Владимиру Воробьёву, который являлся членом комиссии по канонизации. Было благословение разработать эту иконографию. Председатель комиссии был тогда митрополит Ювеналий. И нас собрали преподаватели, сказали, что вот мы будем разрабатывать эту икону. Мы были представлены митрополиту Ювеналию, и были изложены некоторые задачи, что необходимым условием, что в центре должен быть храм-мученик, храм Христа Спасителя. Также должны в этой иконе быть отражены разные мучения новомучеников в разных концах нашей страны. И мы делали разные эскизы, все преподаватели, нас человек было 5, разные композиции, у нас до сих пор сохранились эти планшеты. Сначала мы думали сделать эту икону наподобие иконы Всех русских святых, разработанной матушкой Иулианией. То есть как бы русскую землю и разные группки святых, как бы куски земли. Там у неё же, насколько я понимаю, тоже с севера на юг есть распространена ориентация. И мы так тоже распределили. В центре у нас был храм-мученик. Но как-то не приняли эту икону. Ещё мы думали, что по бокам вот клейма с отдельными святыми, потому что русских святых, конечно, много, но какие-то есть наиболее чтимые, а здесь как-то хотели именно прославить святых, очень большие списки были, и хотелось отразить ещё наиболее ярких новомучеников и какую-то часть их жития. В общем, была у них такая задача очень большая.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну да, грандиозная.
Мария Глебова:
— Ну, конечно, саму иконографию у нас разрабатывал отец Владимир и наш декан, отец Александр Салтыков. И отец Александр, и отец Владимир, они сами потомки новомучеников. Вот у отца Александра его отец был членом общины российской, он сидел за веру, известны его стихи, которые он написал в заключении. И также известно, что когда он отбывал ссылку, последние годы ссылки были у него в Гжеле. И он, будучи искусствоведом, возразил, что у нас есть Гжель, это благодаря только отцу отца Александра Салтыкова.
По-моему, он Александр Александрович тоже. До ареста он был директором Пушкинского музея. Вот это был очень грамотный человек, и богословски, и как бы в истории искусства он очень обширные были у него знания. И эти знания он передал своему сыну, отцу Александру, и своему племяннику, отцу Владимиру Воробьеву. У нас вот отец Владимир очень разбирается в иконописи. То есть это редко настолько глубоко, такой у него хороший вкус, ну редко встретишь такого священника. Но это всё благодаря тому, что их в детстве водили в музеи, очень много с ним общался отец отца Александра. Он просто их вдвоём как бы образовывал. Вот, и поэтому они взялись тоже, отец Александр и отец Владимир, за богословскую часть этой иконы. Мы были исполнителями, мы сами придумывали сюжеты, композиции, но идея была отцов, корректировал как бы наши эскизы, вот как бы вся эта комиссия, митрополит Ювеналий, мы делали эскизы, мы привозили туда, в Донской монастырь, показывали их, вот, и нам делали замечания. Постепенно, как бы, канонизация святых, она шла как бы постепенно, то есть у нас постепенно заполнялись пустые места, то есть этих святых было очень много, и они добавлялись и добавлялись. Это было очень сложно, потому что вот мы начинали отрисовывать, говорили: надо ещё вписать нескольких святых. В результате там огромное количество, ну, больше трёхсот у нас святых в среднике. Конечно, таких икон не существует. И была задача, вот как это связать с клеймами. Это сложная была задача тоже. Вот сам средник мы всё равно использовали какие-то наработки матушки Иулиании, вот это как бы переливание нимбов друг в друга, мы шли от пятен, как бы, от пятен голов, то есть некоторые головы у нас соединены, так тоже на её иконе Собор русских святых, потому что, если мы бы делали по-другому, но она тоже, в свою очередь, посмотрела, ну, это наблюдала в древних иконах, вот, чередование там у нас поворотов голов, вот, очень сложно было, а у нас был тональный эскиз, перевести его в цвет. Сложная была задача, тоже продумывали. И тут очень много говорил нам отец Александр о символике цвета. Например, что вот у нас патриарх Тихон, он в зелёном облачении, митрополит Кирилл в красном. Вот он как бы, ну, как бы их подвиг тоже как-то... Я сейчас много не вспомню, но он как-то это всё объяснял. Они очень хорошо, например, у отца Владимира дедушка, он общался с митрополитом Кириллом. У него есть письма...
Диакон Игорь Цуканов:
— Смирновым.
Мария Глебова:
— Смирновым, да. У него есть, думаю, письма от него, какие-то памятные подарки. То есть митрополит Кирилл с детства был близок к отцу Владимиру, он собирал о нём, пытался найти его письма, найти... У него были какие-то документы, он собирал, митрополит Кирилл, долгое время о патриархе Тихоне тоже. В общем, всё это было утеряно. Надо отца Владимира, конечно, спрашивать, я сейчас боюсь соврать, но он очень следил за каждым ликом, как мы его пишем, похож, не похож. Мы бросали жребий и писали каждый какую-то свою группу святых, как их и свои клейма.
Диакон Игорь Цуканов:
— А кого вы писали?
Мария Глебова:
— Я писала митрополита Кирилла, разрабатывала убиение митрополита Владимира, ну, со своей студенткой я писала. И ещё я писала икону, где забирают священника у престола. И что-то ещё. Ну, и в среднике тоже. Ну, деисус ещё. Я деисус разрабатывала со студентами. Ну, мы все отрисовывали средник, и у нас очень большое было количество ликов в среднике. А также я... ну, просто вот мы все рисовали, и как-то все очень спорили, вот. А я училась в Троице-Сергиевой лавре, и как-то... Ну, как-то мне так Господь открыл, что у нас не получалось какое-то время. Ну, в цвете все разные люди. Я всех подчинила и просто сориентировала цветовой строй иконы на икону «О тебе радуется» Дионисия. Ну, как бы вот не то, что я прям срисовывала, но просто я ее сориентировала по цвету, заритмовала клейма по цвету. Ну я вот отвечала за цветовую всю часть и замешивала всем колера, потому что иначе эта работа начинала выходить нецельной. На меня очень все ругались, но всем пришлось смириться, и работа очень цельная вышла. Просто я замешивала каждый цвет, каждую опись, требовала исполнения, чтобы четко придерживались к цвету. Если бы такого не было, эта бы икона, она и так многолюдная, она бы просто развалилась бы по цвету, ну, и невозможно было бы смотреть. Но также я смотрела, чтобы личное было, тоже приём, написания был один, одежды, следила и за цветовой, и за такой структурой. Вот как бы мой вклад был. Ну и лики разрабатывала наравне со всеми. Но цвет я просто взяла в свои руки, потому что в Лавре мы много копируем, и у меня опыт был больше, чем у остальных в копировании, опыт с цветом, и я немножко всех уговорила меня слушаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, скажите, пожалуйста...
Мария Глебова:
— Сначала жаловались, а потом все уже радовались. Икона, в общем, цельная.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну, потому что результат прекрасный, да. Мария Олеговна, скажите, пожалуйста, вот вы ведь крестились уже в таком, ну, можно сказать, взрослом возрасте, да? Вот как это получилось, учитывая, что все-таки у нас в церкви есть традиция крестить детей еще маленькими? То есть ваши родители как-то сознательно решили дождаться, чтобы это было именно ваше решение?
Мария Глебова:
— Ну, знаете, мы в детстве ходили в храм, но мы были некрещеные. Вот мы и живем рядом с храмом Архангела Гавриила, и нас всегда на Пасху водили. Мама водила, мама была крещеная, а мы нет. Мы на крестный ход ходили, ну, как-то вот там яички там носили. В общем, как-то появлялись мы в храме, но мы были некрещеные. И когда я поехала вместе, я училась в московском лицее художественном, мы поехали на практику на раскопы в Псков, и как раз столкнулись с Псковщиной. И там мы очень много верующих людей встретили, там прям была такая святая Русь. Когда мы попали в Печоры, мне показалось, что мы в 17 век попали. Сейчас, конечно, Печоры уже другие, там были какие-то странники. Там были чуть ли не в веригах люди, в каких-то лохмотьях, какие-то в старых русских каких-то одеждах, я не знаю, и такие просто, ну, бородатые какие-то странники, там настоящие были странники, люди, которые прямо, ну, то есть такая прямо... Это был 1986 год, вот. И меня настолько это всё поразило, Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Теор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец.
Но мы его знали, он с нами разговаривал очень много, с молодёжью.
Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Тэор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец. Мы его знали, он с нами разговаривал, с молодёжью. Потом там вот митрополит Иоанн, я его помню. Вообще там, конечно, на Псковщине такая вера была сохранённая. И приходы, и люди какие-то были. Вот это всё мы увидели. Конечно, так всколыхнулось. И вот у меня подруга, она поехала в Порхов. Её пригласила, она плакала, и к ней подошёл отец Рафаил Огородников и говорит: вот не хотите приехать к нам чай попить? И она поехала, а я как раз тоже зарисовывала находки. Мы работали на раскопе, раскапывали деревню XII века, вот нам попадались даже кресты, кресты до Крещения Руси, то есть там были, вот мы их зарисовывали, эти находки, и как-то я вот очень унывала.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть кресты вот этих первых храмов, которые еще при Ольге, да, были?
Мария Глебова:
— Да, при Ольге это были янтарные кресты, вот я просто прямо помню эти находки, и металлические там, и каменные были крестики нательные, тапочки 12 века, вот, и 9 века, там разные были находки, мы слоями снимали деревню около прямо, это на Завеличье было, рядом, недалеко от Троицкого собора, и там, ну, чтобы перед стройкой в Пскове каждый слой снимается, зарисовывается, находки зарисовываются, а потом уже следующий слой.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Так-так, Мария, продолжайте, пожалуйста, про Псков, это очень интересно.
Мария Глебова:
— Ну и ещё как бы рассказать, что вот мы учились в лицее, у нас было несколько подруг, мы очень много рисовали в разных стилях, очень много по музеям ходили, наброски, пейзажи. И вот в этот момент, мне было уже 16 лет, у нас это девятый, это у нас шестой класс или пятый,
по-моему, пятый класс ещё был, да. И у меня был какой-то свой стиль письма такой, и как-то я чувствовала, что в этой стилистике, в которой я пишу, я чувствовала уже какой-то тупик, вот это вот муки творчества, то есть мне хотелось что-то другого языка какого-то. То есть у меня очень цветная была живопись, очень такие тонкие отношения. И как-то вот что-то мне хотелось другого, как передать свет, я думала. Ну ещё разные, я всё время, мы там до трёх ночи писали в Пскове белые ночи, мы вот писали, писали. В свободное время от работы мы всё время занимались живописью, я всё время с этюдником ходила. Помню, что мы очень бедно жили, нам нечего было есть, там очень маленькая была зарплата, какие-то корочки хлеба, всё время рисуем, куда-нибудь ездили, там рисовали, в общем, везде. Как бы занимались живописью, я чувствовала, что у меня какой-то тупик в моём творческом пути, и тупик какой-то мировоззрения. Я вот хотела креститься, но как бы я не знала, как к этому подойти. И вот моя подруга, она поехала в Порхов, познакомилась с отцом Рафаилом, и потом приехала такая счастливая к нам, а мы вот уже там всё сидим, рисуем эти находки, ужасно скучно, грустно, почему-то какая-то тоска такая, пишешь одно и то же, как-то не можешь вырваться из этой стилистики живописной, хочется чего-то другого, а не можешь это найти. Это такой вот кризис какой-то и внутренний, и в творчестве, и какой-то внутренний. И, в общем, когда мы её увидели такой счастливой, я тоже захотела поехать туда, в Порхов. И отпросилась с работы и поехала в Порхов вместе с этой подругой своей. Туда мы приехали. Вот, я думаю, только креститься я точно не буду, потому что я не готова. Ну, к крещению я читала, что надо очень готовиться. Я не готова, пускай даже... А все же подходят, говорят: давай, мы тебя покрестим. Я говорю: нет, я буду готовиться. Вообще, я ехала, думала, только бы он меня не крестил, отец Рафаил. Я откажусь. Мы пришли в такой домик, такая избушка, двор какой-то, мухи там летают, какие-то котята ползают. Зашли туда, и он увидел меня, говорит: ну нет, крестить мы тебя не будем. И я думаю, ну и хорошо. В общем, там все чай пили, какие-то были люди, вот была жена Булата Окуджавы, я видела, потом ещё какие-то очень, вот отца Василия Рослякова, он туда приезжал, какие-то были люди, батюшки, вот отец Никита там был. Я помню, отец Виктор был такой очень лохматый, чёрный такой, как цыган, монах Гришка. Вот они там все туда приходили.
Кира Лаврентьева:
— В общем, публика такая довольно колоритная.
Мария Глебова:
— Да. И какие-то были очень такие богемные и московские люди, и такие какие-то монахи. В общем, там помогали чай разливать, в общем, ну я всё думала про крещение, вот как-то про своё, ну вообще, что, и отец Рафаил очень такие духовные беседы вел интересные за столом, такие, ну как бы, ну как-то немножко всех поддевал так, и меня тоже. Но я была вот очень погружена в то, что мне хочется креститься, как это сделать, как подойти к Богу, молилась я всё время. Вот я даже ничего не замечала, что там, я даже не очень помню, потому что для меня это всё не существовало. Очень много я молитв читала каких-то своих, вот такой путь к Богу вот был у меня. А потом всё-таки, по-моему, как-то я услышала, что все едут в Печоры к отцу Иоанну какому-то. И я сказала, что я тоже хочу. И я поехала как раз с этим Гришкой, монахом таким чёрным, страшным. Но мне было всё равно. Я помню, что у меня и одежды какой-то не было, какое-то было платье, было холодно, какие-то, ну ещё какая-то крайняя нищета, но дух парил, я вообще была вся в молитве. Мы поехали туда и оказались в Печорах. Меня они поразили, конечно. Мы стояли на службе, и после литургии в Сретенском храме вышел такой очень радостный человек, такой действительно похожий на Айболита. Это отец Иоанн был. Он так на меня очень как-то мимо, вскользь посмотрел, как будто меня нет, разговаривал с Гришей. Он говорит: вот у нас некрещённая. Он говорит: ну, надо её крестить к Преображению. И тогда же на меня не смотрят, говорят: как твоё имя? Я говорю, Мария. Ну, думаю, если уж креститься, то уж с именем Марии Магдалины. Он говорит: ну, какой у тебя день рождения? Я говорю, ну, ноябрь. Он говорит, ну, тогда у тебя Блаженная Мария будет. Вот думаю, ну, вот ещё. Вот тоже как-то я расстроилась. И вообще он сказал, чтобы меня покрестили, и я приехала в Печоры уже причащаться. И вот потом я поехала опять на работу, но уже как-то у меня уже радость такая была в сердце большая. Там какие-то находки, доделала дела, и обратно поехала в Порхов. Вот Рафаил меня исповедовал вечером, а утром меня покрестили. Вот, ну как-то всё, он очень много шутил, он такой очень был добрый человек. Ещё, что меня подкупило, в те годы была бедность большая, а он нас всё время угощал, он покупал ящиками фрукты, а там были ещё какие-то бедные дети жили, там много людей жило, какая-то женщина, ну вот её муж бросил с детьми, мы все поедали эти груши, персики, такой прям отец такой, каких-то собачек он ещё, кошечки, все у него там ели. Люди какие-то несчастные там было много. Потом всё время он подавал каким-то милостыню, за ним бежали. Такой очень любящий человек. Меня это поразило, конечно. Нигде такого не увидишь. Такая монашеская любящая душа, любящая всё живое. Он ещё мух не разрешал убивать, потому что это живая тварь, объезжал лягушек на машине. Какой-то удивительно такой нежный человек, добрый ко всему, живому, сострадательный. Видела после, как приезжал к нему отец Тихон, сейчас митрополит. Он был тогда ещё послушник, жил в Москве как-то, он унывал. И я видела, что отец Рафаил его утешал, очень как-то разговаривал с ним, и очень много за него молился. Вот мы видели, что он как-то поклоны много кладёт. Мы говорим, батюшка: за кого вы молитесь? Он говорит, вот за этого Георгия, чтобы он с пути не сбился. То есть он очень много вымаливал его.
Вот, наверное, благодаря ему и как-то его жизнь так сложилась. Ну, в общем, как бы меня покрестили, и я вечером... Такой ночной поезд был, поехала в Печоры. В Печорах была служба, я первый раз причастилась на Преображение. Такое было большое счастье. И потом отец Иоанн сказал, чтобы к нему пойти. А там очень много всяких женщин, на какой-то меня источник. Меня там уморили молениями, то есть я часа в три уже попала к отцу Иоанну. Отец Иоанн принимал при входе в братский корпус, там была комната, и он обнимал каждого человека, клал его голову на грудь. Это какое-то такое счастье, что даже описать невозможно. Встреча с таким человеком. Это, наверное, ни на что не похоже. У него огромные глаза. Он заглядывал тебе в твои глаза, и твоя душа просто таяла. Просто ты весь как ребёнок на ладони был. Это действительно такое усыновление было.
Конечно, кто видел такое, это человек никогда не забудет. Вообще большое счастье каждому увидеть такого человека. Можно описывать, но благодать, её невозможно описать. Как вот он с тобой молитвы читал, как говорил, это невозможно. Кто это видел, это на всю жизнь путь такой в жизни даёт, путь веры как бы. Вот, наверное, вера, она так и передаётся как бы из...
Диакон Игорь Цуканов:
— Из рук в руки, да. Вот, дорогие друзья, если кто-то сомневался, что, так сказать, задавался, может быть, вопросом, кто у нас сегодня в гостях, я думаю, даже потому, как Мария Олеговна рассказывает, мы можем понять, что это живописец, потому что ваша речь, она очень живописна, да. Себе просто представляешь очень живо вот всё то, о чём вы рассказываете. У нас в гостях сегодня доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Олеговна Глебова. Также Мария Олеговна преподает в Суриковском институте, она преподаватель копирования. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, вот хотел задать вам вопрос о ваших еще наставниках, потому что я прочитал в одном из ваших интервью, что вашим преподавателем по иконописи была такая Екатерина Сергеевна Чуракова, одна из ближайших учениц как раз матушки Иулиании Соколовой, которую вы уже упоминали. А благодаря матушке Иулиании мы вообще, как я понимаю, ну, может, я ошибаюсь, вы меня тогда поправьте, но мы имеем ту иконописную школу, которая, ну, вот это преемство дореволюционной такой старой классической иконописи, оно произошло в нашу жизнь уже как раз через матушку Иулианию во многом. И вот Екатерина Сергеевна была таким вашим преподавателем. Вот что вам помнится о ней и как, может быть, какую тоже роль она сыграла в вашей жизни?
Мария Глебова:
— Ну, Екатерина Сергеевна, я вообще из семьи художников, конечно. Самую большую роль во мне сыграла моя мама. Как бы она меня и наставляла. Но вот в иконописи, конечно, открыла иконопись моя преподавательница Екатерина Сергеевна Чиракова, как бы основной был завет: учитесь у древних икон. Мы очень много копировали, сама она тоже очень много копировала, реставрировала. Она была очень интересный человек, такая личность.
Она была чадом отца Иоанна Маслова. Она строгой жизни была, у неё был распорядок, хотя она была уже очень пожилой человек, но и до самой смерти она очень рано вставала, вела дневник каждый день. Она меня научила работать, ну, даже учиться — это тоже работа. То есть она говорила, что на день себе надо задачу ставить, и обязательно её выполнять. То есть распределять время. Но сама она так и работала. Она очень много сделала. Почти весь ЦАК и многие храмы в Лавре отреставрированы именно ею. Но в ЦАКе просто почти каждая икона отреставрирована ею. Это большой труд, и реставрация такой...
Диакон Игорь Цуканов:
— ЦАК — это церковно-археологический кабинет в Лавре.
Мария Глебова:
— Да, церковно-археологический кабинет. Ну, также, когда мы только поступили, мне, конечно, она не очень понравилась. Какая-то бабушка, вот у других молодые учителя, а у нас какая-то бабушка, и она всё время ходила по классу и говорила, мол, «положи, Господи, хранение устом моим». Мы её что-то спрашиваем, и она не всегда рассказывала.
То есть мы хотели её расспросить про матушку Иулианию. Она говорит: «Это для меня очень дорого, и я это на ветер не бросаю». Она вот не любила как бы выносить что-то так. То есть она очень такой сокровенный была человек. Ну, стихи она знала, даже пела нам. Она очень богата культурно была человек. Мне вот это очень было близко, потому что учиться я у неё училась, она очень приветствовала все мои начинания, я очень много ездила, копировала, даже вот к овчиннику ездила, она всё это поддерживала, мне это очень нравилось, разрешала всё, разные работы делать. То есть я такой человек активный, она меня как бы поддерживала в этом.
Вот я копировала в Кремле, очень много общалась с реставраторами. И, конечно, там я узнала, что у нас очень великий педагог, потому что она известная очень реставратор. И вообще их род, ну, как бы отец её, братья, они все реставраторы очень известные. Благодаря имени Екатерины Сергеевны открывались многие возможности по копированию. Вот, например, в Кремле мне давали прямо в руки Рублёва, и я копировала. Вот.
Также вот больше всего меня поразило, что она очень точно видит цвет. Вот тоже мы делали выкраски в Благовещенском соборе Московского Кремля, были на балконе, до икон метров 20-30, и она сделала выкраску. Мне показалось, что она ярковатая. Ну, я не сказала, но она мне дала её, я думаю: ну ладно. А когда спустили эти иконы, я приложила, этот цвет был один в один. То есть это очень, у неё точные были знания, древние иконы. Потом она сама была очень хороший художник. Я потом уже, когда бывала у неё в гостях, видела её зарисовки, альбомы. Вообще их семья, у неё папа учился у Серова.
К ним, ну, как бы друг их семьи, был Корин, и к ним часто приходил Нестеров, вот, советовался с ними о своих картинах, в доме остались какие-то памятные вещи об этом. Вообще, сам дом, они все его построили, разукрасили всей семьёй, все художники. Там резные были колонны у этого дома, все стулья были сделаны из каких-то коряг, столы, ложечки, всё выточено, потому что братья скульпторы были. В общем, весь дом был живой, всё было расписано. Это было просто какое-то торжество искусства. И вообще всё, что у Екатерины Сергеевны было, всё было живое, красивое, интересное. Она такая была, очень самобытный человек. И очень любила икону древнюю. Она мне сказала, вот держись, древней иконы, и тогда всё будет хорошо. Вот такой завет. И я тоже стараюсь своим ученикам это передавать, не придумывать, а держаться за традиции. Потому что вот тоже недавно была беседа с Евгением Николаевичем Максимовым. Он сказал, что он как бы понял, что
вот почему нам нужна традиция? Это как благодать передаётся от отца к сыну. Вообще вот что в церкви как бы. От старшего к меньшему. Так и мы вот от древней иконы мы перенимаем. Мы не своё что-то создаём, а мы вот как бы это воспринимаем то, что уже есть, и дальше это храним. Как благодать она передаётся, ты не можешь её придумать, но её обязательно надо получить.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну еще на Стоглавом соборе же было заповедано, что писать, как писал Андрей Рублев.
Мария Глебова:
— Это да, но это как бы слова такие каноничные, а вот как понять это изнутри? Вот тоже интересное такое наблюдение академика. Вот он говорит, что я сам до этого додумался. Тоже интересно.
Кира Лаврентьева:
— Я вот как раз на эту тему хотела спросить, Мария. Радостно, конечно, видеть вас в нашей студии сегодня, помимо того, что вы очень интересный многогранный человек, вы ещё очень благоговейно говорите об иконописи. Это уже так, наверное, нечасто встретишь, хотя я не каждый день общаюсь с иконописцами, художниками, но всё же пересекаюсь и по роду профессии, и просто среди знакомых есть такие люди. Да, тоже прекрасные и замечательные, но что я хочу спросить. Ведь раньше, прежде чем художник брался за образ, он же постился, молился, не разговаривал. Если он какой-то помысел в себе там допустил, не дай Боже, он бежал к старцу, потому что у него, например, мог не прописываться образ. Вот он видит, что у него не пишется образ так, как нужно, он начинает вспоминать, может быть, он что-то не исповедовал. Я так много читала об этом, что, может быть, это, конечно, гипертрофированно, я понимаю.
Мария Глебова:
— Может быть, сейчас это существует, но, может быть, в другом виде?
Кира Лаврентьева:
— Почему я спрашиваю? Какое-то вот это благоговейное отношение. Я понимаю, что невозможно, когда у тебя там семьи, дети, и ты иконописец, поститься перед написанием каждого образа 40 дней. Я понимаю. Но какая-то форма все-таки аскезы, она хотя бы проговаривается на уровне обучения?
Мария Глебова:
— Ну мы читаем молитвы перед началом всякого доброго дела, потом читаем молитвы Алипию Иконописцу и преподобному Андрею Рублеву. Ну, понимаете, благоговейные ученики, они так это и несут. Другие, ты их не проверишь. Но я молюсь перед работой. Стараюсь, когда ответственное что-то пишу, причаститься и писать. Ты сам образ не напишешь. Особенно, когда срисовать некогда. Это только особая благодать просто.
Ну, все по-разному, но вот я просто, ну, акафист читаешь или там слушаешь, как бы, сейчас получается, что ты пишешь и слушаешь. У нас, конечно, очень заняты руки. Руки, но я часто слушаю службу просто, акафист, канон там, песнопения кто-то слушает. Ну, кто как может. Ну, стараюсь на литургию ходить, вот, когда пишу часто.
Ну, конечно же, исповедоваться. Мы все ведём такую церковную жизнь. Да, это не искусство. Это всё-таки такая... Ты создаёшь святыню, конечно, иконописец обязан быть чистым человеком. Вот даже если человек живёт уже, он как бы грешит, всё равно молитву Иисусу творить стараешься. Я не знаю, мне еще помогает очень природа, но я стараюсь, в Москве ты пишешь — как-то это не так, я вот стараюсь писать на природе, у себя на даче мне нравится сидеть, там слушать что-то, писать, чтобы было тихо, спокойно, мне это очень важно. Я даже мастерские не очень люблю совместные, люблю одна писать, мне легче сконцентрироваться. Ну, конечно, общество — это прекрасно. Может, потому что я преподаватель, но мне нравится уединение.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, сегодня в гостях у «Вечера в воскресенья» Мария Олеговна Глебова, доцент кафедры и иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов.
Кира Лаврентьева:
— Я просто почему спрашиваю? Ну, вопрос мой, наверное, наивен для вас, и вообще рассуждения такие детские, может быть, немножко, но всё же мне кажется, что благоговение нельзя терять. Всё-таки иконопись, да, это ведь не обычная живопись.
Мария Глебова:
— Да, это совсем разные вещи. Я не знаю, мне просто, я как бы не дорассказала, когда я крестилась, я сразу стала писать иконы, мне вот стало тягостно заниматься светским искусством. Да, я была очень счастлива, что я потом уже оставила всё светское. Хотя я часто пишу пейзажи, природа меня просто радует. И мне кажется, что в иконах очень много от природы красок. То есть вот так, сидя в серой Москве среди каких-то домов, ты не напишешь хорошо. Всё-таки природа — это такой, как бы, Дом Божий такой. И нам много можно, художникам, взять из этого творения Божьего, для своей работы. Конечно, мы не такие аскеты, как раньше, но мы как бы со смирением, с покаянием пишем иконы и как бы стараемся следовать поэтому святым этим образам, которые написали наши предшественники, которые были высокой духовной жизни, молиться. Вот я не знаю, для меня вот, ну и копирование, ты как бы постигаешь этот образ, это большое счастье, углубляешься в него. Я думаю, что такого нового что-то современный человек едва ли может прекрасного создать, хотя бы соприкасаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— А вот как сегодня работает иконописец в том смысле, что очевидно, что он пишет иконы по заказу, я не знаю, храмов или каких-то благотворителей, но вот как это происходит? Вот приходит какой-то
проситель, то есть тот, кому нужна икона, говорит, что вот мне нужна икона, там, святителя Николая Чудотворца, например. Вот насколько иконописец, скажем, ну, свободен в том, чтобы, вот, существует же много, множество иконографических типов, допустим, иконы святителя Николая того же самого. Насколько иконописец свободен в том, чтобы написать конкретного святителя Николая, вот именно такого, а не какого-то другого? Или обычно вас ставят в какие-то жесткие рамки, что вот только так и никак иначе?
Мария Глебова:
— Да по-разному. Ну, я всегда беседую с заказчиками, и прислушиваются очень многие люди, объясняю, что там светленький лик такой живоподобный, что это, как бы, это времён упадка такое изображение. Как мы говорим о том, какой образ лучше. И вот часто заказчики прислушиваются, то, что они с уважением относятся, даёт то, что ты можешь как-то сделать достойный образ, выбрать образец хороший, доказать заказчику, что именно это хороший образец, и стоит его делать, что он и грамотный, и в традиции выполнен, что он духоносный этот образ, художественно прекрасен. Ну, объясняешь это, объясняешь почему. Некоторые прям не верят, но постепенно перестраиваются. Вот такой диалог, он сейчас почти повсеместный, потому что людям часто нравится, ну, как в музыке попса, так им нравятся такие какие-то слащавые образы, безвкусные из интернета, и вот получается, что заказчик, благодаря иконописцу, он образовывается тоже. Получается, что для иконописца сейчас необходимы знания, вот, в принципе, наш вот университет, он много знаний даёт, у нас немножко маловато практики, часов, но уж знаний у нас даётся более чем, то есть у нас очень грамотные выходят ребята. Некоторые даже искусствоведами начинают работать, кто не такой талантливый, потому что очень гуманитарное, достойное такое образование дается, и они вполне способны к диалогу.
Диакон Игорь Цуканов:
— А какое количество выпускников после того, как они уже заканчивают ПСТГУ, действительно остаются, иконописцами, становятся? Кто-то ведь уходит на какие-то другие стези, да?
Мария Глебова:
— Ну, понимаете, вот, например, я в своей мастерской. У меня, конечно, такое образование, такое, может быть, тяжёлое, я очень много заставляю заниматься, но вот мои почти все работают выпускники в профессии. Но тоже идут, например, в мастерскую ребята, которые действительно хотят учиться, работать, ну, как бы у нас очень жёсткий режим, я опаздывать не разрешаю, занятия начинаются, прогуливать не разрешаю. Как-то так.
Диакон Игорь Цуканов:
— А если прогуливают или опаздывают?
Мария Глебова:
— Ну, объяснительные пишут.
Диакон Игорь Цуканов:
— Но вы за это не отчисляете?
Мария Глебова:
— Нет, мы не отчисляем, но я просто стараюсь, чтобы была дисциплина. Вот, потому что...
Диакон Игорь Цуканов:
— Екатерина Сергеевна как раз, да?
Мария Глебова:
— Ну да, чтобы люди, чтобы мы успели пройти всё, потому что у нас очень много устных предметов, а если всё-таки быть иконописцем, надо очень много практически работать. И для этого надо много учиться, потому у нас ребята приходят часто вообще без художественного образования. И вот так, ну, как бы такая милость Божья, очень у нас хорошие есть преподаватели, окончившие Суриковский институт, они могут обучить рисунку, живописи, и вот получается, что многие ребята учатся и академическому, и иконописи, параллельно, но без этого нельзя. Вот, как отец Иоанн сказал, что надо научиться сначала рисунку, живописи, чтобы рука была верная и сердце верное, а потом уже начинать заниматься иконой. Вот отец Иоанн Крестьянкин, когда благословлял меня на учёбу по иконописи, он говорил, что обязательно надо, чтобы был хороший рисунок и живопись. То есть он меня благословлял учиться, чтобы я хорошо училась по этим предметам, потому что в иконописи это всё очень важно.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть можно ли сказать, что вся ваша деятельность, художественная жизнь, она проходит по благословению отца Иоанна? Так и получилось, да?
Мария Глебова:
— Ну, он очень помог, когда я поступала учиться, мы поступали с его благословения, учились, какие-то проблемы были. Потом уже батюшки не стало, у меня духовник, отец Владимир Воробьёв, какие-то я вещи спрашиваю. Человек должен трудиться, но Господь ведёт человека, у нас каждый день что-то происходит, какие-то задачи, какие-то события. Мы должны по-христиански проводить свою жизнь, освящаться молитвой, богослужением, таинствами. Вот такой труд благодатный, это, конечно, большое счастье. Трудиться и преподавать мне тоже нравится. Иногда, конечно, я устаю, потому что институт — это всё-таки некое заведение, там эти экзамены, просмотры всякие бывают сложные. Это не просто мастерская. График, какие-то сейчас всякие там требования такие бывают тяжёлые. Ну, всё равно очень приятно общаться с ребятами вот такими молодыми. Есть очень хорошие, искренние такие сердца, трепетные души. Очень приятно сталкиваться с такими вот ребятами.
Да все хорошие, и как бы радостно, когда как-то у них жизнь устраивается, работа. У нас не много уже выпускников, все, в принципе, даже кто многодетные мамы, но они даже всё равно ещё умудряются рисовать. Но это сформировало их как личности, вообще иконопись. Многие, прям, много детей, но у них очень творческие семьи, и дети все рисуют. Значит, даже если они сами мало рисуют, всё равно это то, как они освятились иконописанием, как дало благодать их семьям, их детям. Я тоже считаю, что это прекрасно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, ну вот вы сказали, что вас благословил на занятие иконописью, на обучение в Лаврской иконописной школе отец Иоанн Крестьянкин, а вот дальше, после вашего первого знакомства в 1986 году, вы ведь продолжали с ним общаться, да?
Мария Глебова:
— Да, ну вот как раз батюшка очень следил, чтобы я хорошо училась в МСХШ, чтобы занималась рисунком, живописью хорошо, чтобы закончила хорошо. Он говорил, что всё это, за всё ты дашь ответ на Страшном суде, за каждое пропущенное занятие, за каждую несделанную работу, что очень важно, мастерство, чтобы было у художника, чтобы, если я собираюсь писать иконы, то моя рука должна быть крепкой, глаз верным, и сердце отдано Богу. Только тогда можно приступать к иконе. Говорил: неизвестно, вот как ты будешь учиться, выйдет из тебя иконописец, не выйдет. То есть иконопись — это уже какая-то награда такая художнику, вот, а не то, что это вот художник одолжение делает, что он занимается.
Диакон Игорь Цуканов:
— Не ремесло.
Мария Глебова:
— Не ремесло. Вот. Также всегда мы болели, когда там родственники у нас там... Я помню, что я ещё как бы батюшке написала помолиться, была какая-то опухоль у наших родных, вот. И мы просили его молитвы, и опухоль рассосалась. Вот такое чудо было у нас. Потом тоже вот часто, ну, как бы отец Иоанн участвует в жизни, мы чувствуем его молитвы, чувствуем какое-то особое присутствие его в своей жизни.
Диакон Игорь Цуканов:
— До сих пор?
Мария Глебова:
— До сих пор, да. Ну, советов очень много давал. Вот самое большое, что он для меня сделал, вот я, например, не очень слушалась свою маму, всё время куда-то уезжала, убегала, что-то искала где-то. А он очень следил, чтобы дети очень почитали своих родителей. Его была задача, чтобы в послушании рос человек. И он всегда спрашивал мнение, как вот мама думает. Вот как мама думает, так мы и поступим. И у всех моих друзей также отец Иоанн, он как бы вернул детей родителям. Это очень много, потому что действительно, что может быть без послушания, без почитания своих родителей. И вот он как бы всегда о своей маме рассказывал. Также я помню, что была тогда угроза в церкви. Пожилой митрополит Виталий, в Зарубежной церкви, он как-то не следил за действиями своей церкви. И началась такая, ну, как можно сказать, экспансия на нашу территорию. То есть начали организовываться приходы новые, каких-то священников сманивали в зарубежную юрисдикцию. Потому что он был старенький, и как бы, видимо, не мог за этим следить. И обычно не самые достойные священники шли, ну как бы предавали, ну как бы нарушали клятву, и образовывались новые приходы. И вот мы тоже ходили к такому священнику, который был чадом отца Иоанна, и постепенно он перешел в Зарубежную церковь. И вот отец Иоанн нас собрал тогда и стал с нами говорить. Им легко говорить зарубежом, что мы предали, что мы сотрудничали с властями, а сами бы они прожили? Говорит, меня Господь вёл через этапы. И Господь меня хранил. Он так трогал свои волосы, говорил, у меня даже волосы не тронули. Настолько Господь вот был со мной в тюрьме. Говорит, когда я шёл, в этапе было объявлено, в этапе священник — волосы не трогать. Говорит, и вот, разглаживал свои волосы, говорит, и вот я же назорей.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть его не остригли, как заключенных.
Мария Глебова:
— Не остригли, да. И он очень осердился на все эти события, что такое происходит в церкви, и поддерживал людей, чтобы они оставались в нашей церкви, не переходили в зарубежную юрисдикцию.
Но потом пришёл, сменил его митрополит Лавр, и как-то наши церкви воссоединились. Интересно, что я, как немножко пострадавшая от этого, от Зарубежной церкви, писала икону новомучеников на воссоединение церквей. Её дарил патриарх Алексей, тоже так интересно было. Ну вот новомученики, они очень близки, и вот отец Иоанн ушёл в День новомучеников, и писали мы на канонизацию эту икону. Как-то в моей жизни они особое участие обо мне принимают.
Кира Лаврентьева:
— Огромное спасибо за этот разговор. Мария, честно говоря, мы с отцом Игорем радостно удивлены. Спасибо вам большое, что вы пришли сегодня в нашу студию. Дорогие друзья, это был «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, у нас в гостях была Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов были диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья, а вам, Мария, желаем помощи Божьей силы, радости.
Мария Глебова:
— Спасибо большое.
Диакон Игорь Цуканов:
—Спаси, Господи.
Кира Лаврентьева:
— Всего доброго. До свидания.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
«Уверенность в себе». Протоиерей Алексей Батаногов, Елена Браун, Светлана Чехова
ПоделитьсяВ этом выпуске «Клуба частных мнений» протоиерей Алексей Батаногов, юрист, подполковник внутренней службы в отставке Елена Браун и предприниматель Светлана Чехова размышляли о том, что может давать христианину уверенность в себе, как отличить это от ложной самоуверенности и как доверие Богу помогает в жизни.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Клуб частных мнений
