«Христианин в современном обществе». Евгений Воскресенский

У нас в гостях был актер театра и кино Евгений Воскресенский.

Мы говорили о пути Евгения к вере, о творчестве, и о том, что для него значит быть христианином в современном мире.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

И. Цуканов

— Добрый вечер, дорогие друзья! Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Как обычно, в воскресенье вечером мы говорим с нашими гостями на тему «Христианин и общество». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер!

И. Цуканов

— Меня зовут Игорь Цуканов. Сегодня у нас в гостях Евгений Воскресенский, актер театра и кино. Вы все его знаете, я уверен. Вот если бы Вы его сейчас увидели, как вот мы сейчас видим друг друга, то Вы бы сразу узнали...

Е. Воскресенский

— У Вас тут одновременно не снимают? Обычно, наверное, снимают и показывают и на YouTube-канале, и вот это вот... Если у Вас это снимают, то, может быть, увидели бы!

К. Лаврентьева

— Да, видеосъемки у нас, конечно, нет.

Е. Воскресенский

— Воскресенский в воскресенье вечером – это прекрасно! (Смеется.)

И. Цуканов

— Да! Добрый вечер!

Е. Воскресенский

— Добрый вечер, да! Добрый воскресный вечер, я бы сказал!

И. Цуканов

— Евгений, ну вот, наверное, первое, что хотелось спросить: Вы поступали в свое время в Щукинское театральное училище...

Е. Воскресенский

— Ну, я три года поступал в разные институты, но взяли только туда, в остальные не взяли.

И. Цуканов

— А, вот про это и хотел спросить! У Вас такое завидное упорство было – Вы именно хотели сразу стать актером, да?

Е. Воскресенский

— Сразу? Да нет, наверное, сразу я не хотел, потому что родители хотели... Мама хотела, чтобы я был врачом, поэтому отдали меня в химическую школу. Это было ужасно для меня, потому что гуманитарий, в общем, по складу ума. И поэтому как-то вот там с этим ничего не получилось, потому что я ну совершенно как бы никак в точных науках. Ну, и занимался музыкой всегда – мама меня как-то посадила за рояль, это было ужасно тоже. Ну все, что делают родители для детей, это ужасно. Понимаете, все это ужасно! (Смеется.) Но потом, сейчас понимаю, что я благодарен маме за все – то, что она, конечно, делала для меня, для моего становления как бы. Занимался музыкой, и как-то вот так произошло – я поступил в Училище культуры такое, на дирижерско-хоровое отделение. Это в Челябинске – я же из Челябинска, уральский, так сказать, человек. Но у них театрального там не было института. Но я даже об этом не... Я хотел музыкой все-таки заниматься, уже точно не врачебной деятельностью. Ну вот как-то так получилось... Потом я закончил училище, поехал в Ленинград поступать в Институт культуры, там познакомился с девушкой, с моей знакомой. Она работала в Театральном институте, в театральной студии занималась. И как-то вот меня «совратили» на театральную деятельность. Но это сидело во мне, наверное, давно, понимаете? Потому что я, насколько мне мама говорила, что я все время в детстве, когда мне было 2-3 года, я ходил, наряжался во все там мамины туфли, мамины кофты, мамины шляпы. У нас коридор был такой – мы в деревянном доме жили – я ходил во все коридоры, и люди же все оставляли какие-то предметы там...

И. Цуканов

— Реквизит!

Е. Воскресенский

— Сумки, реквизиты, да, туфли – все, я ходил, наряжался. Поэтому это, наверное, где-то сидело, и поэтому оно однажды вылезло чуть попозже... Мне в актерскую деятельность, да...

И. Цуканов

— Ну если Вы три раза пытались, то все-таки в этом есть некоторое упорство.

Е. Воскресенский

— Ну да. А потом, Вы знаете, как Вам сказать... У нас есть такое поверье, что кто ничего не умеет делать, тот идет в артисты. У меня с точными науками не получилось, по маминому желанию... (Смеется.) С музыкой у меня тоже не получилось, потому что я... Ну, я действительно чувствовал, что образования, которое я получил, не хватает для того, чтобы стать хорошим музыкантом. Поэтому куда? Вот только фиглярничать.

И. Цуканов

— Последнее, что оставалось! (Смеется.)

Е. Воскресенский

— Последнее, что осталось – вот это вот, да! Больше никак, да! (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Ну это Вы скромничаете, конечно!

Е. Воскресенский

— Ну ладно!

К. Лаврентьева

— Евгений Александрович, а чувство юмора всегда было?

Е. Воскресенский

— Чувство юмора? Да, Вы знаете, наверное, было. Не знаю... Вы знаете, в детстве меня звали «Вицин». Это как раз 1966-1967 годы, когда вышла «Кавказская пленница». И меня почему-то дети звали... Я был какой-то такой, наверное, смешной в детстве, наверное. Не знаю. Может быть, потом я повзрослел – не очень такой... Но, во всяком случае, звали меня «Вицин». И потом вот Игорь Федорович Масленников, когда меня снимал в сериале «Что сказал покойник?» по роману Хмелевской, он мне говорил: «Ну вот, мне кажется, у нас вот Вицин... Ты похож на Вицина». (Смеется.) Так что вот – ну да, наверное, было.

К. Лаврентьева

— В одном из интервью Вы рассказывали, что когда учились на дирижерском, да?..

Е. Воскресенский

— Да...

К. Лаврентьева

— ...вы не могли стоять и дирижировать, потому что все начинали хохотать.

Е. Воскресенский

— Это было такое, да, в училище...

К. Лаврентьева

— Вы специально смешили, или это просто вот харизма? (Смеется.)

Е. Воскресенский

— Да нет, это просто вот... Ну это просто моя такая натура, понимаете? Все эти знаки рук – они, видимо, как-то смешно вздымались кверху и опускались вниз, и это приводило всех в какое-то... Ржа какая-то была, короче, в классе, в хорклассе, да... (Смеется.)

К. Лаврентьева

— И тогда Вы поняли, что все-таки в театральный?

Е. Воскресенский

— Ну вот это вот – да, оно было как бы. А тут вот как-то все – и театральная студия, Ленинград, мы чего-то познакомились, все... Ну, я поступил – не поступил, уехал в Москву, опять не поступил, и во МХАТ поступал. Мне сказали: «У Вас никаких данных» во МХАТе, «и нефиг Вам вообще думать об этой профессии, идите»... В ЛГИКе мне сказали: «Вы где учитесь?». Я: «В Институте культуры». – «Вот и идите в свой Институт культуры. Нечего Вам здесь делать». Но как-то вот, знаете... И во МХАТ ходил. Вы знаете, в Москве, набирал тот год... 1982 год – там набирали все. Во ВГИКе, наверное, Сергей Аполлинариевич Герасимов... Извините, что с утра... К вечеру что-то я не разговорился. Сергей Аполлинариевич Герасимов... Во МХАТе набирал Олег Ефремов. А в ГИТИСе набирал Анатолий Эфрос – такой замечательный у нас был режиссер театральный, целая эпоха, в общем, театральной Москвы. И вот Щукинское училище... Марина Рубеновна наша – вот Царствие Небесное, мой педагог, которая меня и «подобрала», в общем-то. (Смеется.) Вот я как-то ей понравился. И читал вот, кстати, Гоголя. Потому что когда те три года – читал какие-то другие произведения, и не брали в институт. Как Гоголя только прочитал – «Записки сумасшедшего», вот сразу все, взяли. (Смеется.)

И. Цуканов

— У Вас с Гоголем ведь вообще много чего связано. Вы и снялись в фильме «Гоголь. Прощальная повесть», да? И вот это вот чтение при поступлении...

Е. Воскресенский

— И поступление, да.

И. Цуканов

— И сейчас вот у Вас моноспектакль по Гоголю, да?

Е. Воскресенский

— Да. «Гоголь против Гоголя».

И. Цуканов

— Почему Вам?.. Кстати, 1 апреля у Вас, да, будет спектакль?

Е. Воскресенский

— 1 апреля, день рождения Гоголя, да. Приходите в Дом культуры ФСБ.

К. Лаврентьева

— Но все-таки Вы проявили завидное упорство в поступлении. Другой человек пошел бы и нашел себя в другом деле. А Вы поступали, поступали... В итоге – поступили.

Е. Воскресенский

— В итоге – поступил, да. Но многие так же – вот не с первого... Много... С первого раза поступали... не знаю, кто. Очень трудно с первого раза поступить.

К. Лаврентьева

— Но далеко не все проявляли такое упорство.

Е. Воскресенский

— Ну, не все... Ну, упорство... Ну, наверное, было. Но я говорю, что я понимал, что я больше уже ни на что не сгожусь. (Смеется.) Поэтому – куда деваться? Мне уже все... Мне уже было двадцать три года, понимаете? Это уже такая «пенсия» для поступления, для абитуры, да? И потом, я там врал на собеседовании. «Сколько Вам лет?» - Я говорю: «Двадцать один». Все время говорил – двадцать один, а мне уже было двадцать три. Потому что вот... А когда уже тебя приняли, когда ты уже потом документы сдаешь... Это сейчас как-то там по-другому – сначала ЕГЭ какой-то там, чего-то сдавать... А тогда ты сначала проходишь эти туры всегда, и потом приносишь документы. И когда тебя уже приняли – в принципе, все, она смотрит – уже двадцать три... У нас, кстати, пять человек было с таким возрастом, «старым»... (Смеется.) «Старым» возрастом... Ничего, взяли нас всех, слава Богу!

К. Лаврентьева

— Но Вы при этом довольно рано дебютировали в кино.

Е. Воскресенский

— Да.

К. Лаврентьева

— В фильме «Забытая мелодия для флейты» Эльдара Рязанова.

Е. Воскресенский

— Ну да.

К. Лаврентьева

— Что это за история? Как Вы туда попали?

Е. Воскресенский

— Да история очень простая, Вы знаете... Это мой педагог любимый – Александр Анатольевич Ширвиндт. Он ставил дипломный спектакль у нас. И его пригласил Эльдар Александрович. Ну вот, в общем, вся и недолга, как говорится.

И. Цуканов

— На дипломный спектакль?

Е. Воскресенский

— Дипломный спектакль, да, там оперетта Оффенбаха «Герцогиня Герольштейнская» такая – на французском языке мы пели. Замечательно было. Ему понравилось. И он тут же запускал «Забытую мелодию», и вот там небольшая вот эта роль этого студента...

И. Цуканов

— ...студент там, Кирилл...

Е. Воскресенский

— ...Кирилла-студента, да-да-да. И вот как-то мы познакомились, и... Ну, и потом, я еще не так много, но я еще в двух фильмах снялся – «Старые клячи», тоже небольшую роль, и «Андерсен. Жизнь без любви», да. Так что вот такая... Дико благодарен Александру Анатольевичу, что я вот попал в кино...

И. Цуканов

— Что касается Гоголя, я все-таки хотел доспросить. Вот как-то Вы с ним так идете по жизни рука об руку, можно сказать. А для Вас Гоголь что-то особенное, видимо, значит, да?

Е. Воскресенский

— Ну, наверное, да. Потом, мне говорили, что я как бы мордой лица немножко похож на него, да? (Смеется.) Особенно в профиль там что-то похоже. Ну, какие-то есть, наверное... какие-то связи. Потом, Вы знаете, действительно, из того, что я читал – Достоевского, Толстого и Гоголя, - вот он мне как-то больше откликается в душе, понимаете? Поэтому я когда прочитал «Записки сумасшедшего», а потом сыграл это через 15 лет – тоже был фильм канала «Культура», был «Титулярный советник» такой, был тоже художественно-документальный фильм по Гоголю, по «Запискам сумасшедшего». Я потом сыграл там Поприщина. Вот оно как-то вот, знаете, само по себе, да? Пригласили же меня режиссеры... Вот. Потом мы с Машей Голубкиной делали спектакль с ансамблем оркестра Лундстрема – это «Вечера на хуторе близ Диканьки». Потом был вот этот фильм – к 200-летию канала «Культура», такой «Гоголь Прощальная Повесть», вот и опять меня приглашают, понимаете? Потом я решил сделать спектакль, моноспектакль – вот в 2013 году сделал этот моноспектакль, получил президентский грант – миллион рублей, «распилил» бюджет на миллион рублей. (Смеется.) Сделать спектакль, да... Ну, и вот сделали этот спектакль. Потом меня тут пригласил Дом Музыки - вот в 2017 году в Дом Музыки пригласили сделать «Вечера с Гоголем». Я сделал три спектакля с ансамблем Оркестра народных инструментов имени Осипова. Это «Вечера на хуторе», драматическое произведение «У театрального разъезда», и «Выбранные места из переписки с друзьями». Вот такие три спектакля в Доме Музыки. Ну это был такой вот абонемент – «Вечера с Гоголем». Ну, это такая работа – она была как бы одноразовая. Но вот сейчас я иногда играю эти спектакли, потому что приглашает филармония. Вот ездил в Самару, ездил в Рязань, сейчас здесь буду играть это с Оркестром Осипова в Московской филармонии, этот спектакль. Так что вот он как-то, Вы знаете, все время... все время как-то вот...

И. Цуканов

— ...с Вами рядом.

Е. Воскресенский

— Да. Потому что, действительно, русская жизнь... Как бы моя подруга училась в Сорбонне, и у нее французский педагог, профессор по иностранной литературе. И вот она им говорила в Сорбонне, что если Вы хотите узнать русского человека, русскую душу, то читайте именно Гоголя. Вот она у них в Сорбонне говорила...

К. Лаврентьева

— Не Достоевского – Гоголя?

Е. Воскресенский

— Не Достоевского – именно Гоголя!

И. Цуканов

— Даже не Пушкина!

Е. Воскресенский

— Да. Нет, да...

К. Лаврентьева

— И даже не Толстого.

Е. Воскресенский

— Да. Хотя, если у широкой публики, естественно, известны больше всего Толстой, Достоевский и Чехов – чисто драматические произведения.

К. Лаврентьева

— Удивительно знаете что? Лично для меня... Но, мне кажется, не буду я первопроходцем в этом вопросе...

Е. Воскресенский

— Давайте-давайте, да...

К. Лаврентьева

— В основном, ведь Вас приглашали на различные комедийные роли в кино и сериалах, и Вы кажетесь в кино таким довольно легким человеком, добрым, и так это и передается очень гармонично на Ваши роли в кино. А когда смотришь совершенно другую сторону Вашего творчества, касающуюся Гоголя, то открывается совершенно другая сторона Вашей личности. Ведь это далеко не легкий и жизнерадостный писатель.

Е. Воскресенский

— Да нет, конечно...

К. Лаврентьева

— Чем он Вам близок?

Е. Воскресенский

— Вы знаете, там вот этот «смех сквозь слезы», понимаете?

К. Лаврентьева

— Конечно.

Е. Воскресенский

— Смех сквозь слезы, и вот...

К. Лаврентьева

— но слез больше все равно получается.

Е. Воскресенский

— Ну, да. Но просто, Вы знаете, он... Ну он настолько подмечал все наши какие-то детали, вот нашей жизни... Понимаете, до сих пор читаешь – просто удивляешься. Ну, допустим, так: «Как только у нас поставят какой-нибудь забор, обязательно туда чего-нибудь свалят». Вот правда. (Смеется.) До сих пор так, Вы понимаете? До сих пор вот!

К. Лаврентьева

— Но Чехов тоже подмечал. Но ближе Вам все-таки Гоголь?

Е. Воскресенский

— Ну, там, Вы знаете, Чехов – он все-таки подмечал какую-то сторону как бы такой вот... интеллигентной стороны, что ли, какой-то части... Даже больше не народа, да? А у Гоголя – ну, он и про тех говорил, но в основном это вот какая-то такая народная... о народе... Вот пласт его как бы вот каких-то вымыслов, замыслов... (Смеется.) Оно вот ближе как бы к «плинтусу», что называется. Вот сюда вот... Внизу как бы он, и снизу как бы все это поднимается.

К. Лаврентьева

— Раскапывал буквально, угу...

Е. Воскресенский

— Чехов как бы – вот да, он как бы где-то с середины, я бы так сказал, если это можно так сказать, вот какая-то такая прослойка... Все равно как бы с интеллигентной точки зрения. Конечно, там задеваются народные какие-то мотивы, понятно, да... Но этот вот – глубина как-то постижения, Вы знаете, мне кажется, она более вот... Более мне, что ли, созвучна. Я как-то это все чувствую и понимаю, настолько это современно звучит, понимаете? До сих пор можно процитировать чего угодно, там. Ваше нападение на театр, - вот сейчас у него вот эти слова, знаете, ваше нападение на театр, - односторонне, несправедливо. Вы подкрепляете тем, что Вам известные духовные лица выступают против театра. Но они правы, а Вы неправы. Разберитесь лучше, точно ли они выступают против театра, или против того вида, в котором он нам теперь является.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Уважаемые радиослушатели, у нас в гостях Воскресенский Евгений Александрович, актер театра и кино. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Евгений Александрович, Вы говорите все-таки, что Гоголь Вам очень созвучен.

Е. Воскресенский

— Да.

К. Лаврентьева

— Но ведь он был и глубоко верующим человеком. У нас все-таки тема «Христианин и общество».

Е. Воскресенский

— Да-да-да.

К. Лаврентьева

— Я не могу не спросить, был ли он близок Вам в этом.

Е. Воскресенский

— Вы знаете, опять же, вот его слова из этой вот статьи «Театр», да?.. Есть в обществе такое, что необходимо, есть в обществе такие ступени, которые незримо ведут нас к христианству, в том числе, может быть, и театр, если он обращен к своему высшему назначению. Поэтому для меня как бы вот... Понимаете, я сначала его же как литературу читал и не думал ничего о религиозных каких-то вещах. Вообще, я крестился очень поздно...

К. Лаврентьева

— В 1986 году.

Е. Воскресенский

— В 1986 году, уже после института. Мне было 28 лет. Я вообще и ни в Церкви не был, и ничего не знал ни про христианские... про мою фамилию... Кстати, это псевдоним, который стал фамилией. Я и не знал ничего, что такое Воскресение Христово. Я абсолютно ничего не знал.

И. Цуканов

— Вы просто во воскресеньям играли в детских спектаклях?

Е. Воскресенский

— Я в детских спектаклях, я по воскресеньям. И как бы сложился такой анекдот, что этот «воскресенский артист» – он по воскресеньям играет, да-да-да. А сама фамилия – потому что я... Гороскопы мы как-то читали... Просто мне в театре сказали, что «надо какой-то псевдоним – будет у Вас?». Я говорю – будет. «А какой?» Я говорю: «Не знаю». – «Ну давайте скорее, что Вы...» А я не знал, чего. И мы просто накануне смотрели гороскоп и так далее, я еще некрещеный был. Ну потом, правда, вел передачу «Астрологические прогнозы», мне батюшка тоже... Ну, я потом расскажу про это. Это тоже смешно очень. Он мне говорил: «Ты чего, дурак, что ли, совсем, будешь вести это?». А я говорю: «Батюшка, мы сделаем из этого комедийную программу». Я говорю: «Посмотрим». – «Ну запиши, посмотрим». Я говорю: «Все равно же кто-то будет делать. Давайте, я попробую». Я потом сделал – он говорит: «Ну, издеваешься над этой ерундой! Ну хорошо, давай, веди тогда!». Ну и вот. И у меня просто, по астрологическому прогнозу, мой день – воскресенье. Ну, и как-то вот... И так сложилось.

И. Цуканов

— Ну это как-то промыслительно сложилось, потому что Вы же потом пришли в Церковь и крестились... Как это произошло?

Е. Воскресенский

— Ну потом – да. Вот да. Какие-то вопросы когда-то мне задавали... «А что, говорят, что со сменой фамилии у Вас что-то должно произойти». Я думаю: «Ну да»... Вот я в августе поменял фамилию – ну, как бы это псевдоним, хотя паспорт у меня оставался до 2005 года – Бондаренко как бы... Просто потом так получилось, что финансовые документы... Титры фильмов, передачи являются финансовым документом – какой-то закон приняли, и нужно как по паспорту. И как-то я на какой-то фестиваль приехал, и там, смотрю, у меня фамилия «Бондаренко» стоит. Я говорю: «Ребята...». А вот и все. А меня как Бондаренко уже никто не знал тогда. Поэтому пришлось как-то поменять фамилию. Так что вот это вот – да, мне сказали, что-то же должно измениться. Я говорю: «А что у меня должно измениться?». Вот я в августе 1986-го поменял фамилию, как бы псевдоним, а в декабре крестился.

К. Лаврентьева

— А что за история с крещением? Она очень необычная, да?

Е. Воскресенский

— Ну, как...

К. Лаврентьева

— У Вас же было домашнее крещение.

Е. Воскресенский

— Да. Ну, вот в этом смысле было необычное, да. Мой батюшка, знаете, как бы из одного храма переходил в другой храм. И вот этот период времени – два месяца, что ли – он дослуживал там, и не перешел уже в другой храм, и поэтому, видимо, крестили дома. Я не знаю, почему меня дома крестили... (Смеется.) Хотя тогда как-то... Это 1986 год – ну, еще будто коммунизм, но и, в общем, можно было и в храме покреститься.

И. Цуканов

— Но уже не андроповский коммунизм все-таки.

Е. Воскресенский

— Ну, как-то уже да. Уже какой-то, типа, Горбачев, там, уже перестройка, гласность, типа, социализм. Там уже как-то стали храмы... Там уже все шло к Тысячелетию Крещения Руси – там вся подготовка уже как-то шла. Ну, как-то вот в ванне, знаете, крестили меня дома, в ванне. Это очень было интересно, смешно. Мы там еще с девочкой с одной крестились вдвоем, с моими друзьями. Ну, и как-то – да, очень смешно. Это было 24 декабря. Знаете, мне еще люди, которые мне сказали: «Иди, вот батюшка хороший, только поздравь его, пожалуйста, с Рождеством. Сейчас Рождество, ты поздравь его, пожалуйста». (Смеется.) Я прихожу и говорю...

И. Цуканов

— Католическое!

Е. Воскресенский

— Ну да, типа, да. Я говорю: «Батюшка, хочу поздравить Вас». – «С чем?» – «Ну, вот сейчас наступает Рождественская ночь»... Он говорит: «Да это сейчас не наше как-то!». Я говорю: «Как – не наше?». – «Ну это вот католическое». Я говорю: «А что, оно не наше? Они что, не наши?». Он говорит: «Ну, они наши как бы, но как бы не совсем наши. Я, - говорит, - потом тебе расскажу все». (Смеется.) Вот так вот это все произошло.

К. Лаврентьева

— Он стал Вашим духовником?

Е. Воскресенский

— Да, конечно. Он уже – Царствие Небесное, конечно... И он действительно промыслительно... это был промыслительный человек, потому что такой эпизод... У меня мама вот умерла 15 мая 1990 года, и я к нему приехал как раз, чтобы он отпел и все такое. Переживал и все такое... И батюшка через 20 лет умер тоже 15 мая. Я когда это осознал... может быть, даже я еще не осознал вот это вот... То есть это вот... Мать была, и вот какой-то был... ну, и отец был, конечно, тоже – Александр, Царство Небесное, да. Но вот это вот действительно был духовный отец. Потому что вот эта вот какая-то связка, что он ее отпел 15 мая, а через 20 лет умер в этот же день... Я до сих пор, наверное, не осознал этот момент. И, Вы знаете, он мне везде как-то является. Вот во сне, чего-то мне снится... Дважды я был в каких-то заброшенных храмах – мы куда-то ездили, и там иконки, люди там пытаются что-то служить в заброшенных храмах. И везде встречается мне иконка князя Вячеслава Чешского, имя которого он носил. И буквально вчера мы ездили в Поленово к моим друзьям и тоже зашли в храм, и там лежат книжки отца Вячеслава.

И. Цуканов

— Это отец Вячеслав Резников.

Е. Воскресенский

— Отец Вячеслав Резников, да. У него потрясающая книга «Полный круг проповедей на евангельские чтения». Я вообще всем советую ее приобрести, она есть, продается во многих храмах. И это сподвигло к тому, что я и переехал из Москвы в Пушкино, потому что батюшка служил в храме Черкизово, в Покровском храме, - в Тарасовку, и это был один из мотивов – быть ближе к отцу. Я понимаю, что это было очень правильное решение. (Смеется.) После того, как я понял, что 15 мая – день моей мамы. И день рождения у них рядом: у мамы – 13 августа, а у батюшки 15 августа день рождения. Ну, разница – конечно, 20 лет разница. Да, вот такие вот встречи у нас, знаете, бывают – неожиданные, которые нас привели к вере, к укреплению веры. Так же, как я вот маму вот... По поводу 15 мая... Я вот, знаете... Тоже эпизод... Потому что я узнал о смерти мамы по телевизору. Все говорят: как вот это вот, да? Но тоже удивительно. Мама заболела – рак легких у нее обнаружили, хотя она чувствовала себя нормально, все было хорошо. Ну, мы чего-то пытались... Она не захотела никуда лечиться, говорит: «Все это ерунда, все нормально». Ну, и чего-то... какие-то там народные средства... И я как-то на гастролях в марте 1990 года... Мы приезжаем, кстати, в Сыктывкар. И прихожу после концерта, включаю телевизор, идет программа «Время», конец программы «Время». И, как всегда, там о спорте, о культуре. И вдруг говорят: «Сегодня на 66-м году жизни от рака легких скончалась выдающаяся джазовая певица Сара Ван». И меня, знаете, как пробило... Я понял, что это сказали мне. У меня, знаете, у меня пот капал – просто лилось все потом... Я на следующее утро приезжаю к батюшке, отцу Вячеславу, и он говорит: «А что ты хочешь – Господь приходит всегда по трем вещам, по трем позициям: лично тебе, лично тебе по очень важному твоему делу, и что делать. «Лично мне» - что очень важное, что мама. И «что делать?»... Я говорю: «А, батюшка, что делать?». – «Ничего не делать. Там все уже решено». И мама через полтора месяца, вот 15 мая, умерла. Как раз это пасхальные дни были... 10 мая была Пасха – 10 мая или 9 мая, а мама 15 мая умерла как раз. Вот... И это, конечно... Вот после этого случая я стал ходить в Церковь. Потому что в 1986-м я покрестился, а после кончины мамы я уже стал ходить в Церковь.

И. Цуканов

— То есть у Вас эти два момента не совпали как бы, не вполне, да? Крещение и воцерковление?

Е. Воскресенский

— Да, крещение – я не стал как бы, да. А вот после ухода мамы – вот да, я стал уже, наверное, посещать, ходить в храм.

И. Цуканов

— Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Я напоминаю, что у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, меня зовут Игорь Цуканов, и мы сегодня беседуем с Евгением Воскресенским...

Е. Воскресенский

— Да, «Воскресный вечер» с Воскресенским! (Смеется.)

И. Цуканов

— «Воскресный вечер» с Евгением Воскресенским.

Е. Воскресенский

— Да. (Смеется.)

И. Цуканов

— Пожалуйста, не переключайтесь, мы вернемся буквально через несколько секунд.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели! «Вечер воскресенья» на радио «Вера» вновь приветствует Вас! У нас в гостях актер театра и кино Евгений Воскресенский, у микрофона мой митинга Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Евгений Александрович, Вы сказали, что Вас сравнивали с Георгием Вициным.

Е. Воскресенский

— Ну вот Игорь Федорович Масленников мне говорил, да.

К. Лаврентьева

— Удивительно то, что и Вицин играл Гоголя.

Е. Воскресенский

— Ну да.

К. Лаврентьева

— То есть вся страна знала его по комедийным ролям, но он прекрасно, замечательно играл Гоголя. То есть не зря сравнили!

Е. Воскресенский

— (Смеется.) Да-да-да! Может быть, да-да!

К. Лаврентьева

— Удивительно. И все коллеги, близкие Георгия Вицина говорят, что, несмотря на тонкое чувство юмора, глубину, доброту, комедийность ролей, в жизни он был очень серьезный и даже немного такой грустный человек. Смогли бы Вы провести какую-то параллель с ним в этом плане, или все же у Вас совершенно по-другому?

Е. Воскресенский

— Ой, ну, Вы знаете, параллели – я не знаю... Они же, параллельные линии, где-то там за горизонтом пересекаются... А по математике Лобачевского – не пересекаются! Поэтому какую сторону принять, я даже и не знаю! (Смеется.) Нет, да, ну так получилось – Вы знаете, действительно, какая-то параллель – она как бы налицо, да, на лице!

К. Лаврентьева

— Есть, есть.

Е. Воскресенский

— Да, у Георгия Вицина и у меня вот такая была параллель, да-да. Но я, может быть, не так... не столько фильмов хороших сыграл комедийных, как и Вицин, конечно. Может быть, еще что-то сыграю комедийное. Может быть, да... Я сейчас сценарий пишу – хочу сыграть такой образ странника русского, понимаете? Как бы ближе к юродивому. Потому что я сыграл юродивого в театре. Был такой спектакль «Борис Годунов» в Театре наций. И как-то я после этого проникся вот этим образом, что никто как бы вот не создал образ такого вот русского странника – в современном, конечно, мире. Они есть, да, они есть, они среди нас. Но это не те, кто вот побирается, допустим, кто-то... Хотя попрошайничество у нас как бы, с одной стороны, где-то запрещено, с другой стороны, это вот Русская церковь без паперти – тоже она как-то вот не... как-то пустая, мне кажется. Когда у храма никто не просит и стараются чего-то всех отгонять, там, я сейчас слышал - ну, мне кажется, неправильно. Потому что если кто-то пришел, надо помочь.

И. Цуканов

— «Просящему у тебя дай».

Е. Воскресенский

— Надо помочь, надо помочь, да. Все-таки да. Поэтому я вот и благотворительный фонд создал, сейчас вот уже третий год помогаем детям, больным дэцэпэшным в моем родном городе Челябинске. Вот послезавтра еду туда. Так что, скорее всего, такая параллель – ну да, она чисто физически произошла. (Смеется.) Ну он вот так вот похож тоже на Гоголя.

К. Лаврентьева

— Очень, очень похож.

Е. Воскресенский

— Я менее похож, да. Хотя мне тоже грим делали, красили волосы, парик надевали... Но он прямо очень был похож. Потому что вот, мне кажется, не очень был похож Петров вот в этом фильме – «Гоголь. Начало».

И. Цуканов

— Трехсерийный.

Е. Воскресенский

— Трехсерийный вот этот фильм, да. Ну он так, вот чисто внешне – не очень, мне кажется. А вот Вицин – вообще одно лицо какое-то. Хотя очень много разных фотографий Николая Васильевича – тоже разные, действительно разные. У меня посмотреть фотографии – кто с этой стороны сфотографировал, кто с этой стороны – там тоже, знаешь, лицо совершенно меняется. И у Николая Васильевича. Ну, он был высокий, во-первых, человек, с тростью ходил, красил волосы. Такой тоже... Модничал... И Чехов модничал, Чехов модный тоже был. И всегда одевался очень стильно, во-первых, красиво.

И. Цуканов

— Ваше амплуа в кино – вот Кира уже сказала, что это, в основном, такие комедийные роли, и часто это роли не главные – эпизодические или, скажем, второго плана.

Е. Воскресенский

— Да, да.

И. Цуканов

— Вот у Вас нет какого-то такого внутреннего желания сыграть вот главную роль? Или Вас, в общем, устраивает это амплуа, которое у Вас есть?

Е. Воскресенский

— Да Вы знаете, да. Тут же это жизнь, понимаете? И тебя так видят. Если бы я был каким-нибудь продюсером и сам бы чего-то делал... Вот я тоже говорю, что тоже хочу сыграть, допустим, этого странника. Это я буду сам писать сценарий, но я уже пишу, долго уже пишу, но найдем чего-нибудь, снимем... Конечно, что-то хочется делать свое такое, да. А тут, в основном, когда это приглашают, конечно, тебя используют, в каком-то смысле, да? И тут ничего не поделаешь. Главных ролей было – да, было... Из 125 ролей, уж чего вот сыграно, там 10, наверное, было главных ролей. Но они тоже были, в общем-то, комедийного плана. Как вот Кира говорит, что такой бандит, но приятной наружности. (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Есть, есть!

Е. Воскресенский

— Да-да, бандит, но приятный такой! Добрый бандит как бы такой, который всем нравится, да-да-да! Ну так же, как и «Кавказская пленница» - они же тоже бандиты, да?.. Но они все...

И. Цуканов

— Но обаятельные.

Е. Воскресенский

— Они же обаятельные, эти бандиты, да. Или, там, Миронов, там, в «Бриллиантовой руке» тоже бандит, но как-то это все обаятельно. Но вообще отрицательную роль играть легче, потому что она... Ну, там красок больше. А положительного героя, Вы знаете, такого, как вот... это быть надо, не знаю... Там вот Тихонов, Вячеслав Тихонов – вот такой положительный герой, да? Или, там, кто там? Алексей Баталов... Сейчас я не знаю, кто у нас там такой положительный герой.

К. Лаврентьева

— Лановой? Хотя тоже по-разному. По-разному.

Е. Воскресенский

— Ну он такой, да, он больше «аленделонистый» такой какой-то, да. А современные герои – кто у нас там? Ну, Меньшиков был, там, не знаю, в каком-то плане... Нет, герой – Янковский был. Вот герой 80-х был. 60-х годов был – это Алексей Баталов, 50-х годов – Николай Рыбников был. Там, Крючков был, допустим, там в 40-х годах. Каждый год... Вот в 90-х годах Бодров был, да? Со своим «Братом», такой вот герой. Ну, тоже отрицательный такой герой, такой вот... в общем-то, отрицательного плана. Но он стал героем все равно как бы 90-х годов.

И. Цуканов

— А как Вы думаете, почему это так, почему играть отрицательных персонажей проще, чем положительных? То есть дело только в том, что больше ярких красок, или что-то еще?

Е. Воскресенский

— Ярких красок... Ну, Вы знаете, как-то гадости... легче делать гадости, чем добрые дела, мне кажется.

И. Цуканов

— А в нас во всех есть, да?

Е. Воскресенский

— У нас гадостей хватает у всех, понимаете? (Смеется.) И потом, все... Опять же, обращаясь к Гоголю... Вы понимаете, он же тоже вот изобличал вот эти все... все наши недостатки, вот эти, если говорить церковным языком, грехи, там, да? Изобличал все, показывал, и чтобы мы боролись с этим. Вот как бы такое. Нам не просто показать, а еще как-то это побороться с этим, понимаете? Потому что...

И. Цуканов

— То, что называется «покаяние».

Е. Воскресенский

— Ну, какое-то, да, покаяние. Вот там... Там же вот этот «Ревизор» - там все же просто были против, и премьера провалилась, и вообще все – «как он может!» и все такое. А премьера состоялась только почему? Потому что Жуковский отдал это царю, чтобы он прочитал. И царю это очень понравилось. И известная фраза царя: «Ну и пьеска! Всем досталось, мне – более всего. Играть на театре», - подписал Николай, понимаете? Поэтому вот... И Николай понимал, что все – с одной стороны, критика, с другой стороны, это смешно, но это и полезно.

К. Лаврентьева

— Евгений Александрович, а после того, как Вы осознанно приняли христианство, это как-то отразилось на Вашей профессиональной деятельности, на Вашей жизни? Вы изменились? Изменилось ли Ваше творчество, подход к ролям?

Е. Воскресенский

— Подход к ролям? Ну, конечно, я... Ну, во-первых, я... У меня, там... Стал крестным отцом двенадцати людей – мальчиков и девочек. Все они уже выросли, все уже... все – взрослые люди. Игорь Угольников – мой крестный сын тоже, его дочь и жена первая.

И. Цуканов

— Надо вспомнить, что Вы с ним вместе делали передачу «Оба-на!» в начале 90-х.

Е. Воскресенский

— «Оба-ну!», да-да, «Оба-ну!» нашу, да-да-да. Да. Ну Вы знаете, как сказать... Конечно, это тоже вот... И все чего-то хотели, чтобы я был крестным отцом. Меня уже батюшка остановил и говорит: «Жень, ну это очень сложная вещь. Как бы все думают, что это ничего не происходит, а это такая тяжелая ноша». И у меня там еще человек, наверное, десять хотели, чтобы я был крестным отцом. Но батюшка меня остановил и сказал, что больше не надо. Больше не надо, ну вот остановились на этой цифре. Конечно, что-то меняется. Я стал разборчивее относиться к сценариям, конечно же. Присылают сейчас вот какой-то из «Камеди-клаб» написанный сценарий – там какие-то все... там мат-перемат, извините. Я, конечно, не соглашаюсь на какие-то вещи. Также вот эта вот передача – «Астрологические прогнозы», когда я вел каждый день, батюшка мне сказал: «Ну давайте посмотрим». Мы сделали из этого более такую смешную программу, она есть в YouTube – там пара выпусков осталась. И потом, знаете, что изменилось? Мне потом, когда люди потом ко мне подходили и говорили, что «спасибо Вам за эту передачу, я так верила вот в эту всю ерунду, а сейчас понимаю, что это полная фигня, поэтому спасибо Вам, что Вы меня разуверили, я перестала верить в эти гороскопы»...

К. Лаврентьева

— То есть Вы юмористически показали это...

Е. Воскресенский

— Я как-то это юмористически показал, да. Люди как-то... Причем, это не один человек, а несколько человек как бы там вот пришли. То есть какие-то... то есть какой-то... Что-то, какое-то изменение происходит, конечно же. Да. Вот более серьезен стал, наверное, в каких-то вещах. Ну потом, это с возрастом еще приходит. Когда мы «Оба-ну!» шутили, там как бы было не до этого. (Смеется.) Там нужно было какие-то... Ну, и юмор тогда был как бы... В общем, он как-то... Сейчас как-то все опустилось ниже фола все как-то, да... Тогда все-таки было это очень... Ну... Мы искали как-то, чем можно посмешить. Там, похороны еды – там, похоронили еду, там.

И. Цуканов

— Это с Андреем Кнышевым, да, Вы делали?

Е. Воскресенский

— Ну, Андрей Кнышев – это «Веселые ребята». Но я снимался у него. Там есть передача – в одной передаче там, да-да-да. Но он тоже такого юмора, Вы знаете, элитарного юмора такого, поэтому он и к нам как бы приходил, и мы старались как-то там... Хотя какие-то анекдоты тоже, там, экранизировали. Но такие, пристойные анекдоты, конечно. И поэтому, конечно... Ну, тогда время было другое, мы были другие, поэтому юмор другой. Сейчас как-то все немножко это... опошлилось, я бы сказал.

К. Лаврентьева

— Вам тяжело это дается?

Е. Воскресенский

— Что?

К. Лаврентьева

— Такое изменение тенденции – вниз?

Е. Воскресенский

— А-а... Ну, мне это не нравится, конечно. Я считаю, что можно... Мы же как-то обходились вот без мата, там, в кино, везде. Наверное... Нет, это в жизни присутствует – я не говорю, что это не присутствует. Но как-то... Знаете, это всегда даже и в театре начали как-то... все как-то фривольно относиться... Причем, это не нужно. Я понимаю, когда это что-то необходимое какое-то там тоже... «А зори здесь тихие...», когда там у них сцена в бане есть... Ну там что-то показали, какие-то... Но это нормально – это в бане... (Смеется.) Как-то показали... То есть ну когда у нас начинаются какие-то интимные вещи, которые любовь показывают во всеоружии – ну это ни к чему, это все действительно интимная вещь. Пусть она останется за кадром. Интересно, когда это влечение, когда ты просто трогаешь руку, и по одной руке, ты девушку трогаешь, и это в кадре показывается, и ты понимаешь посыл, понимаешь, что дальше будет, что это Вы все... А когда уже происходят какие-то вот вещи такие – чисто плотское вожделение, ну, оно ни к чему, этот финал. Надо как-то это приукрасить, чтобы это... поэзия какая-то... Кино все-таки... Катарсис должен быть, должна быть какая-то поэзия. Надо над жизнью подниматься все-таки как-то, понимаете? Не надо вот так вот прямо... Понятно, кино – реальная вещь, это не театр, но надо быть над этим все-таки, над жизнью.

И. Цуканов

— Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, меня зовут Игорь Цуканов, и мы сегодня разговариваем с Евгением Воскресенским, актером театра и кино. Евгений Александрович, вот хотел все-таки еще раз вернуться в те 80-е годы и спросить, а как Вы, вообще-то, пришли к вере? Вот Вы сказали, что Вы крестились несколько раньше, чем Вы начали ходить в храм. Но если Вы крестились, то Вы, получается, уже уверовали во Христа – то есть, по крайней мере, на каком-то таком вот базовом уровне у Вас вера уже появилась. А откуда она взялась? У Вас родители веровали, или?.. Как вот Вы к этому пришли в том 1986 году?

Е. Воскресенский

— До 1986 года? Да Вы знаете как... Ну вот какая-то вот... В жизни все-таки есть какие-то этапы. Вот они какие-то вот... есть. Вот я музыкой занимался и понял, что как-то не происходит ничего, да? Потом пошел в Театральный институт. И чего-то, видимо, не хватало. И потом мои друзья – вот они уже ходили к отцу Вячеславу, мы с ним познакомились, и они мне постоянно говорили в течение вот этих трех-четырех месяцев, что «ну вот а чего ты такой?». Я говорю: «А чего мне там делать? Что я буду, там, ходить в церковь? Я никогда там не был». Он говорит: «Ну пойди, хоть раз сходи, посмотри». Не знаю – мне чего-то говорили, говорили, говорили. Так же, как с моей подругой – мы тоже... Вот сейчас она действительно верующий человек. Мы год к ней ходили, уговаривали ее тоже: «Надо ходить в церковь», то есть вот это, да? (Смеется.) «И душе будет...» «С бабками? Я пойду туда с бабками стоять? Это что вот Вы мне говорите?!». Сейчас это такой столп православия, я Вам скажу! (Смеется.) Ну, в нашей среде, да, в актерской, да-да-да. Потому что она: «Как я могла вообще? Как я могла не ходить?». И вообще все. И воспитала трех детей, там. Вот какой-то метод убеждения... Ну, вода точит камень, да? Это вот когда тебе что-то капает, капает, капает... Дома у нас никогда ничего не было – Вы знаете, ни икон не было, ничего. Единственное, что у бабушки был диплом, он висит у меня сейчас дома – это огромная такая, знаете, 40 на... Диплом об окончании двухклассного – тогда это курсистка она была, женские курсы, да? Это у нас диплом дома – смешно просто смотреть. Это 40 на 30, на 40 сантиметров – огромная такая вещь. И я все время хотел туда посмотреть, потому что там были портреты царя, наследника, Александры Федоровны и икона Богородицы, икона Иисуса Христа и выдержки из Евангелия, и выдержки из Законов Российской империи. Это огромная вот такая у меня дома висит. И я все время почему-то хотел ее посмотреть. Говорю: «Бабушка, покажи мне свой вот этот диплом». И я постоянно туда... Значит, вот это...

И. Цуканов

— Заглядывали.

Е. Воскресенский

— Да, заглядывался постоянно, когда бабушки не было. Я почему-то туда все время тогда смотрел. Вот, Вы знаете, мне почему-то очень было интересно – вот и царя, и иконы вот эти... Ну, и на этом все закончилось. Конечно, ни мама, ни папа – никто никогда в церковь не ходили, никто... Этого не было. Но бабушка, единственное, сказала, что когда вот советская власть пришла, она раздала иконы в монастырь. У нее были дома иконы, естественно, они были все крещеные, венчанные. И она иконы... Потому что боялись, дедушку арестовали, и она боялась – она отдала иконы все в церковь, монастырь. В монастырь куда-то отдала. Вот, в общем, вся история как бы с географией. Но это вот как-то, вот видите, действительно сидит чего-то там, наверное. Хочется быть... познать что-то другое, познать себя изнутри. И вот это вот капает, капает, капает, и, знаете, приходишь к этому. Потом, я люблю... Я сейчас четыре года же не ходил. Потом вот уход мамы меня заставил ходить, заставил поверить, понимаете, если можно так сказать. Вот. Ну, и, потом, действительно укрепление веры, и все там... Много проведено, знаете... Ну вот, например, этот взрыв – это тоже вот укрепление веры. Взрыв на Пушкинской площади в 2000 году, 8 августа. Я за 15 минут до взрыва вот ушел оттуда. Я стоял там, я минут 15 не уходил, не приходил, значит, как вот у меня привязанное было что-то такое. И потом мысль отца Вячеслава, который мне сказал: «Ты давно... Я же тебе сказал: ходи к Трифону, помолись. Ты уже три месяца не можешь сходить к этому Трифону, помолиться, там». Я его просил молебен – там, о работе, чего-то у меня там какие-то дела...

К. Лаврентьева

— Помолиться мученику Трифону?

Е. Воскресенский

— Помолиться, да. И вот такая мысль. И я ушел. Это вот отец Вячеслав... Это было 8 августа. Это был Пантелеймоновский день. Я пришел туда, в храм – к Трифону, туда, на Трифоновскую, на Рисжкую. А он говорит: «У нас здесь Трифона нет, у нас Пантелеймон. Ну давайте Пантелеймона». Я говорю: «Давайте Пантелеймона, мне все равно».

К. Лаврентьева

— Удивительно.

Е. Воскресенский

— Да. Пантелеймона. И потом, когда батюшка меня крестил, я же не знал, когда у меня мои именины. Он говорит: «Вот разные есть – такие, такие и такие». И потом я совершенно случайно попадаю – не собирался ехать на Афон – случайно попал на Афон и ударился в каком-то... Причем, мы в самолете летели вместе с митрополитом Лонгином, потому что мы с ним знакомы были, он еще тогда был архимандритом, первые службы служили в Троице-Сергиевом подворье на Самотеке. Он вдруг в самолете – мы встречаемся совершенно случайно, и он нас там возит везде, мы совершенно случайно попали... И я к мощам своим Евгения припал. А все эти Евстратий, Мардарий, Орест и Евгений – 26 декабря. А меня батюшка крестил 24 декабря. Я нашел свою... Я потом – батюшка пришел, я говорю: «Батюшка, я своего нашел». – «Ну, молодец, нашел – прекрасно. Все, будешь - 26 декабря у тебя будет день ангела». Вот все, Вы знаете, Пантелеймон. Потом я из Москвы уезжаю в Пушкино – ну вот к батюшке поближе. И там храм Целителя Пантелеймона. Это буквально – вот 2000 год, я ушел в этот вечер от этого взрыва, и через год я переезжаю в Пушкино, и там храм Целителя Пантелеймона, понимаете, в который я хожу до сих пор. Вот такие вещи... Неслучайные случайности. Да? (Смеется.)

И. Цуканов

— Да, вообще, вот я Вас слушаю и думаю, что фраза «случайно попал на Афон» - она, конечно, звучит интересно! (Смеется.)

Е. Воскресенский

— (Смеется.) Ну, мне там все монахи говорили: «Знаете, случайно»... Я говорю: «Ну, я случайно попал». Мы поехали отдыхать, меня узнали какие-то грузины: «А мы собираемся это самое... Поехали, вот артисты – поехали вместе на Афон! 50 долларов!». Я говорю: «Да хорошо, поехали!». И вот мы поехали, понимаете? Вот все как-то вот... Вот Господь везде рядом, понимаете? И ангелы Его. (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Евгений Александрович, видите ли Вы для себя в Вашей профессии какую-то цель сейчас, как христианин? Можно ли внести христианскую подоплеку в актерское мастерство?

Е. Воскресенский

— Ну конечно, об этом Гоголь – я же его цитировал, все время цитировал, говорил: «Есть в свете такое, что незримая ступень ведет нас к христианству, в том числе, может быть, и театр». Вот я еще раз это повторяю. «Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если вся эта толпа вдруг может зарыдать одними слезами или засмеяться одним всеобщим смехом. Театр – это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра». Это вот Николай Васильевич Гоголь, понимаете? «Публика не имеет своего каприза, - говорит Николай Васильевич Гоголь. – Она пойдет туда, куда ее поведут». Поэтому что Вы поставите, то и как бы будет востребовано, понимаете? Пойдет народ туда. Главное, чтобы художник был, понимаете? Художник был не развращен. Вот чего, понимаете? А вот это вот нравственное состояние общества находится, конечно, не в очень хорошем состоянии как бы. Я уже заговорился... Ну правда, да. Если настоящий художник – он никогда не попустит... Как, конечно, Гоголь, он никогда не попустит, чтобы театр стал развратом, понимаете? Поэтому думаю, что мои какие-то уже... К возрасту... Я уже на пенсию вышел. (Смеется.) Да... С возрастом, конечно, приходит о том, что нравственная составляющая очень важна. И все наши произведения искусства, которые высоконравственные, они остались, и остаются, и останутся на многие годы. И народ будет к ним возвращаться. А то, что вот эта пена, знаете, которой всегда, везде полно, она все равно пена. Она, известно, она пропадает, знаете? Пузырики от «Пепси-колы» - они как-то иссякают.

И. Цуканов

— Когда хорошо покипит, она пропадает, да.

Е. Воскресенский

— Пропадает, да.

К. Лаврентьева

— Еще есть вопрос к Вам. Театральная профессия – она так или иначе предполагает некоторую оголенность нервов и чувствительность. Как избежать эмоционального выгорания в этом случае?

Е. Воскресенский

— Ну да, Вы знаете, во-первых, на спектакле вот я, наверное, чисто физически теряю где-то килограмм веса за спектакль. И, конечно, это такая напряженность, в определенном смысле, чисто физическая! (Смеется.) Поэтому неслучайно – у нас же до сих пор закон, по-моему, этот существует, что у нас актеры уходят на пять лет раньше на пенсию. Если ты, конечно, работал – все 30 лет проработал в театре, в драматическом или музыкальном. Балет, цирк, эстрадный жанр уходят у нас на пять лет раньше. Даже если государство об этом как бы... У нас не все в государстве... Не особо... Не всегда допросишься чего-то, понимаете? А тут, если государство само как бы вот определило, что это профессия сложная... Действительно, вот так и есть – шахтеры, актеры – вот есть момент такой, как бы да. Как избежать? Вы знаете, очень сложно избежать. Нужно переключиться. И я тоже понимаю, что после эмоционального всплеска в спектакле... Я сам знаю, что ты чего-то повторяешь, что, там, например, неправильно сказал, не так сделал, перекручиваешь какие-то сцены и повторяешь. Оно есть, и я засыпаю сложнее, наверное, после спектаклей. Но просто переключиться. И, в данном случае, молитва помогает. Вы знаете, как бы вот совершенно в другую сторону как бы ты уходишь, подумаешь о чем-нибудь высоком, и такая бренность жизни – она тебя покидает. (Смеется.) Мне кажется, так, да.

И. Цуканов

— Вы сказали, что у Вас двенадцать крестников и было еще много желающих прибегнуть к Вам как...

Е. Воскресенский

— ...как к крестному отцу...

И. Цуканов

— ...к восприемнику, да. Это ведь, видимо, означает, что люди как-то вот Вам доверяют – доверяют Вашему свидетельству о Церкви, о Христе. То есть люди как-то видят в Вас человека, который способен об этом рассказать или, может быть, показать, как вот человек может жить в мире, будучи христианином. Вот Вы действительно чувствуете какой-то интерес Ваших знакомых? У Вас же, наверное, довольно широкий круг общения?

Е. Воскресенский

— Да, о Господи, полторы тысячи в телефонной книжке... (Смеется.) Да-да... Когда я тут покупал новый телефон и просил мне перебросить из одного аппарата в другой, мне говорят: «У Вас столько народу!». Я говорю: «Ну как-то так»... (Смеется.) «Все хотят общаться!» Ну правда, да. Ну, конечно, во-первых... Это же о крестниках люди достаточно близкие просят, понимаете? Не просто такое знакомство... Конечно, они знают мою жизнь, и творческую мою жизнь знают, что, в общем-то, даже эти роли... Да мне, знаете, ни за что не стыдно. Из этих 125 ролей я не могу отвечать, наверное, за фильмы, потому что не я их делал, но за свои роли я отвечаю, что они действительно, в общем, где-то и добрые, и смешные, которые вызывают какую-то улыбку, какую-то доброту, наверное.

И. Цуканов

— Добрую улыбку, да.

Е. Воскресенский

— Да-да-да, вот правильно, Игорь, сказали. Добрую улыбку вызывают, и поэтому есть какой-то момент доверия. Да. Я и говорю, что вот если даже... Ну, женщины, в основном, подходят по поводу этого гороскопа – что вот они перестали верить в эту ерунду, и как бы «мы теперь верим в Бога, а не в эту ерунду, что Вы нам рассказывали». Значит, ну, действительно, какое-то слово – оно доходит, понимаете? Ну, как-то вот... Правда же, Гоголь говорит, что «публика не имеет своего каприза – пойдет туда, куда поведете». Вот поведете сюда – ну так сюда они и придут, а поведете куда-то – так там можно и свалиться, понимаете? Поэтому, конечно...

И. Цуканов

— Вас это радует?

Е. Воскресенский

— Ну да. А чего же! Конечно, когда к тебе обращаются, и серьезные просьбы – значит, к тебе обращаются как к серьезному человеку. Все мне говорят, что «Вы, комедийный артист, несерьезный человек какой-то». (Смеется.) А тут обращаются с серьезным каким-то вопросом - духовной жизнью поделиться, рассказать, что, как, как у тебя, как... ну да, конечно...

И. Цуканов

— Ну вот очень радостно слышать это, потому что, конечно, часто, когда обсуждаешь с актерами тему их профессии, многие как-то так внутренне немножко разделяют, скажем так, свое ремесло и свою духовную жизнь. Вот очень радостно видеть, когда это как-то происходит в гармонии, когда профессиональная жизнь абсолютно гармонично увязана с жизнью духовной.

Е. Воскресенский

— Ну, я не знаю. Это, может быть, так кажется, Игорь. Я не скажу, что я прямо как-то... Ну я все-таки светский человек. Я же... все равно как бы всеми слабостями болею. (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Евгений Александрович, очень было сегодня созвучно и действительно очень понравилось, когда Вы сказали, что театр и кино не должны опускаться до наших реалий, они должны все-таки возвышаться, все-таки вести людей к свету.

Е. Воскресенский

— Катарсис должен быть. В конце должен быть катарсис какой-то, понимаете?

К. Лаврентьева

— Моральная и нравственная составляющая обязательно должна быть.

Е. Воскресенский

— Ну, мораль и нравственность – ну да, ну как-то – к чему Вы ведете? У нас сейчас забыли, у нас сейчас режиссеры, особенно кино... Раньше вот Эльдар Александрович... Эльдар Александрович, понимаете, он... Раньше кино было актерско-режиссерское. Или режиссерско-актерское. А сейчас кино продюсерско-операторское. Понимаете, сейчас продюсеры все решают, которые... Ну, кто-то, конечно, соображает, кто-то... Я не могу о всех говорить, да? Но, в основном, как бы стали... везде стал какой-то такой бизнес, понимаете? И мне очень жалко, что культура у нас становится бизнесом. Медицина становится бизнесом. Вот этого не должно быть, понимаете? Мы должны вот как-то от этого уйти. Иначе мы все, мы провалим. У нас единственное, что есть, это культура, понимаете? Вообще, я считаю, что у нас Россия, вообще-то – это как геополитическая реальность – она такой вот порог, на котором... после которого должно все обвалиться. А она как бы сдерживает эту пропасть мира, понимаете? И, наверное, останется какая-то Православная церковь. Все отвалится, наверное, и чего-то останется – какой-то небольшой вот... в связи вот с этими ПЦУ на Украине, и все это... Мы с теми перестали общаться, с этими перестали общаться... Останется вот какой-то... И она вот – порог, понимаете? Это реальность вот, которая... Ну, она держит мир. Вот Вы знаете, у меня такое ощущение, да, что вот здесь какая-то такая вот... какой-то камень...

И. Цуканов

— Смысл.

Е. Воскресенский

— Да. Об который все преткнутся, в конце концов. Она... Россия задержит падение мира в пропасть, мне кажется. И поэтому культура в России – это очень важная составляющая вот этого не спадания в пропасть, понимаете?

К. Лаврентьева

— Огромное Вам спасибо за эти слова и вообще за сегодняшний глубокий, очень интересный разговор. Как раз проговорив с Вами этот час, напрашивается вывод, что актер-христианин – он не только играет какую-то роль, а действует из той глубины, которая в нем есть.

Е. Воскресенский

— Ну, да. Насколько это возможно.

К. Лаврентьева

— И спасибо Вам огромное за сегодняшнюю беседу.

Е. Воскресенский

— Благодарю Вас, да, за приглашение.

К. Лаврентьева

— Спасибо радиослушателям! «Вечер воскресенья»...

Е. Воскресенский

— Благодарю радиослушателей. Это «Воскресный вечер», воскресенье с Воскресенским. Да, спасибо большое! (Смеется.) Большое спасибо! Я очень рад был поговорить, с удовольствием!

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели! В этом часе с нами был Евгений Александрович Воскресенский, актер театра и кино. У микрофона с Вами были мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с Вами, всего Вам доброго и до свидания!

Е. Воскресенский

— До свидания!

И. Цуканов

— Всего доброго!

Е. Воскресенский

— Всего доброго!