
Паровоз из Москвы, свистя и замедляя ход, подходил к станции. Пассажиры с нетерпением приникли к окнам. Мимо проплывали служебные станционные строения из новенького красного кирпича. Но вот, наконец, и платформа. А над ней - большая вывеска с чёткими крупными буквами: «Марк». Вывеску с любопытством разглядывали все, кто в 1901 году проезжал эту остановку Савёловского направления, хотя в табличке с названием станции не было ровным счётом ничего необычного. Кроме того, что на ней была написана фамилия человека, которого москвичи очень хорошо знали. Гуго Маврикиевич Марк – крупный предприниматель, владелец нескольких металлургических заводов – недавно построил эту платформу на собственные средства.
Увековечивать в её названии свою фамилию Гуго Маврикиевич не собирался. Но руководство железной дороги, а главное, обрадованные жители близлежащих населённых пунктов, которым теперь не нужно было по нескольку вёрст в день отмахивать пешком, настояли на том, чтобы станцию назвали так, и никак иначе. И Марку пришлось уступить. Однако с тех пор сам он, проезжая платформу, от окна по обыкновению смущённо отворачивался.
Гуго Маврикиевич был потомком немецких переселенцев. Чуткий к нуждам ближних и искренне уверенный в том, что богатство даётся Господом, чтобы щедро делиться им с теми, кто испытывает нужду, Марк всегда с готовностью помогал людям.
В селе Архангельском, где у Марков было большое загородное имение, Гуго Маврикиевич вместе супругой Эльзой открыли и содержали за собственный счёт родильный приют. Бедные крестьянки, роженицы, стеснённые в средствах и не имеющие возможности заплатить акушерке, находили здесь первоклассное медицинское обслуживание, уход и доброе, радушное отношение. Квалифицированные доктора и сиделки, труд которых, Марки оплачивали из личных средств, внимательно заботились о родившихся малышах и их мамах.
Гуго Маврикиевич постоянными пожертвованиями поддерживал московские детские приюты, был попечителем Московского училища для бедных детей и сирот. На протяжении нескольких поколений семья Марков помогала Петропавловскому храму в Старосадском переулке.
Нельзя сказать, чтобы Гуго Маврикиевич особенно интересовался наукой. Однако, когда в 1912 году несколькими профессорами Московского университета было учреждено «Общество Московского научного института» и его основатели обратились к московским предпринимателям с просьбой о поддержке, Марк немедленно отправил на счёт Общества сначала 75, а потом ещё 25 тысяч рублей. Сделал он это анонимно, подписавшись неизвестным жертвователем. За последующие несколько лет этот «неизвестный жертвователь» в общей сложности перевёл в пользу Московского научного института три с половиной миллиона рублей! Как выяснилось впоследствии, Гуго Марк фактически оказался единственным, кто откликнулся на просьбу учёных о поддержке Института и на чьи средства он активно развивался, внося значительный вклад в российскую науку.
С началом Первой Мировой войны в России стали усиливаться антигерманские настроения. В мае 1925-го по Москве прокатилась целая волна погромов, в результате которых имуществу многих выходцев из Германии, в том числе и семейству Марков, был нанесён значительный ущерб. В предчувствии дальнейших бедствий, многие друзья и родственники Гуго Маврикиевича спешно уезжали на историческую родину или переводили свои капиталы в немецкие банки. Но Марк остался в России. В 1916 году его семья пожертвовала девятьсот тысяч рублей на открытие в Лефортове госпиталя для раненных воинов.
Скончался Гуго Маврикиевич в 1918 году. До сих пор его называют Гуго Маврикиевича Марка самым щедрым меценатом в истории российской науки. Железнодорожная платформа Марк за более чем сто лет не поменяла своего названия, став своеобразным памятником «неизвестному жертвователю».
«Журнал от 09.05.2025». Алексей Соколов, Арсений Федоров

Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.
В этот раз ведущие Константин Мацан и Наталия Лангаммер, а также Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и заместитель Главного редактора Радио ВЕРА Арсений Федоров вынесли на обсуждение темы, связанные с 80-летием победы в Великой Отечественной войне.
Ведущий: Константин Мацан, Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Журнал
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..