«Вера и дело. Граф-мученик Александр Медем». Светлый вечер с Алексеем Наумовым (01.04.2016)

А.Пичугин

— Это программа «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте! Здесь в этой студии Алла Митрофанова.

А.Митрофанова

— Алексей Пичугин.

А.Пичугин

— У нас сегодня программа про очень интересного человека, о котором, я уверен, большинство наших слушателей, да и мы сами, в общем, ничего не знаем. Это — Александр Медем, граф Александр Медем, репрессированный в 1930-е годы, погибший в... Я так понимаю, что он умер в больнице, но, в общем, репрессированный — погибший в результате репрессий, прославленный в лике святых, и об этом нам сегодня будет рассказывать, про графа Александра Медема, мы поговорим с Алексеем Наумовым. Алексей — кандидат исторических наук, автор фильма «Медем» и автор книг про графа Медема. Здравствуйте!

А.Наумов

— Добрый вечер!

А.Пичугин

— Как я уже сказал, вот это сочетание — Александр Медем, для большинства наших слушателей и для нас, для ведущих, до недавнего времени вообще ни о чем не говорило, но, тем не менее, когда я готовился к программе, я проникся насколько это удивительный человек, насколько у него удивительная биография, и давайте постараемся в течение этого часа как-то погрузить в биографию этого человека наших дорогих слушателей.

А.Митрофанова

— И нас тоже, если можно.

А.Наумов

— С большим удовольствием. Большое спасибо за приглашение и за возможность еще раз рассказать о своем герое, который, я уверен, проникнет и в сердца, и в умы очень многих людей.

А.Пичугин

— Но для начала давайте узнаем, почему вы заинтересовались? Вы — историк, кандидат исторических наук.

А.Наумов

— Да.

А.Пичугин

— Почему вы заинтересовались такой не самой известной личностью?

А.Наумов

— Когда я им заинтересовался, я еще не был кандидатом исторических наук, я был школьником и приезжал на лето к дяде в деревню. Это — поселок Северный Хвалынского района Саратовской области. Я родился и вырос в городе Хвалынске — это небольшой город на берегу Волги, родина Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина и очень многих идеологов...

А.Пичугин

— Ну, известный город, конечно.

А.Наумов

— И советских, и современной России. Да. И приезжая в имение... бывшее...

А.Пичугин

— Хорошо сказали: «Приезжая в имение...»

А.Наумов

— Приезжая в имение бывшее, да, графа... Но тогда это было для меня исключительно поселок Северный, я видел мельницу неоготическую, я видел особняк, я видел пруд, заросшие аллеи, и, по мере взросления и расширения кругозора, стал появляться все больший и больший вопрос: кто это все построил, и почему это все в таком заброшенном состоянии, и почему там стоят обычные советские вот эти дома — совершенно одноликие и некрасивые, а по соседству...

А.Митрофанова

— А рядом — готическая мельница.

А.Наумов

— Неоготическая мельница.

А.Митрофанова

— А как это, кстати? Простите, что перебиваю, но неоготическая мельница, как она выглядит?

А.Наумов

— Неоготическая мельница... Неоготика — это стиль, который в России стал популярен в конце XVIII века, а также на рубеже XIX-XX — стиль модерн. То есть это постройка архитектурная, которая в себе сочетает различные детали из периода средневековья европейского.

А.Митрофанова

— То есть это стоит обычная мельница, но у нее готический шпиль?

А.Наумов

— И шпиль, да...

А.Митрофанова

— И она похожа на колокольню готического собора?

А.Наумов

— Она похожа, вообще, на собор. Это такая часовня... Не часовня, вернее, а мельница, которая...

А.Митрофанова

— Фантастика.

А.Наумов

— Похожа на собор, и она стоит посередине села, огромная. Причем граф Медем, он внедрял все новейшие технологии в своем имении, и там уже в начале XX века была водонапорная башня, и оттуда... Система водопровода работала в начале XX века, поэтому это было такое очень важное техническое новшество.

А.Митрофанова

— И вот стоит эта мельница в неоготическом стиле, похожая на готический средневековый собор, а вокруг — советские пятиэтажки.

А.Наумов

— Не пятиэтажки даже — это одноэтажные дома.

А.Митрофанова

— Одноэтажные дома.

А.Пичугин

— Ну, это, к сожалению, очень распространенная картина...

А.Митрофанова

— Одинаковые на вид.

А.Пичугин

— С одной стороны...

А.Митрофанова

— Сюрреализм нашей жизни.

А.Пичугин

— К сожалению... Ну, сюр, да, такой. К сожалению, с одной стороны... Потому что уже Битов написал в свое время книгу «Человек в пейзаже», а у нас тут «архитектура в пейзаже», и ее в пейзаже мы больше не наблюдаем, а с другой стороны, ну, слава Богу, что, хотя бы стоит.

А.Митрофанова

— Расскажите, как дальше Вы открывали для себя этого человека и его, собственно, жизнь. Это же, наверняка, был какой-то захватывающий, такой, похожий на приключенческий роман какой-то, путь?

А.Наумов

— Да. Это все продолжается еще, что интересно. И как раз, приезжая в имение, ты видишь тот цивилизационный разлом русского общества, который произошел в XX веке и, чем старше становишься, тем сильнее это понимаешь. То есть вот эта советская, скажем так, однотипность, и эта развалина былой империи, то есть каждый раз, находя что-то, связанное с той дореволюционной Россией, я понимаю, какую страну-то загубили, когда были хозяйства мощные, и ничего лучшего современность не принесла.

А.Пичугин

— Ну, у нас есть замечательные...

А.Митрофанова

— Тут с вами поспорят многие, наверное.

А.Пичугин

— Фотографии Прокудина-Горского...

А.Наумов

— Конечно.

А.Пичугин

— Которые можно смотреть бесконечно.

А.Наумов

— Конечно.

А.Пичугин

— И тоже это все понимать. Граф Медем, Александр Медем — фамилия нас отсылает куда-то в Европу.

А.Наумов

— Да.

А.Митрофанова

— У него еще и отчество Оттонович.

А.Пичугин

— Оттонович.

А.Митрофанова

— От имени Оттон. Объясните, как это возможно.

А.Пичугин

— Я до эфира тренировался, репетировал, пытался выговорить — Алексей меня поправлял, а потом он сказал: «Ой, ладно. Крестьяне его все Антоныч звали».

А.Митрофанова

— Антоныч?

А.Наумов

— Антоныч, конечно. Графы Медемы — это древний немецко-балтийский род. В Прибалтику они перебрались в XVI веке, и были относительно богатыми людьми, была нетитулованная ветвь — просто Медемы, были бароны Медемы, которые интегрировались в российские элиты еще в период Северной войны, то есть баронская ветвь от графской ветви она была более, скажем так, немецко-националистическая, и одна из представительниц этого рода, Доротея фон Медем — это очень, такая авантюрная, красивая дама, которую в Европе знали во второй половине XVIII века, она стала женой сына Эрнста Бирона — Петра Эрнстовича Бирона, и перед свадьбой, он, как герцог, а она — без титула, и ее отцу дают графский титул. Так появляются графы Медемы. В первой половине XIX века, практически значительную часть дипломатического корпуса Российской Империи составляли братья фон Медемы, которые были посланниками в Вене, в Вашингтоне и, вообще, очень значительный род. И, кстати, прямым потомком графа фон Палена, который участвовал в заговоре против Павла I, является Александр Медем, потому что дочка Палена была женой одного из братьев Медемов, которые... Вот она является, по-моему, прабабушкой Александра Медема.

А.Митрофанова

— Удивительная история получается, один из пращуров участвовал в заговоре, то есть причастен к убийству человека и на его руках кровь, а последний в этом роду становится святым.

А.Наумов

— Один из последних.

А.Митрофанова

— Один из последних.

А.Пичугин

— Ну, тут по поводу того, что кровь на чьих-то руках, с убийством Павла I, в принципе, все довольно запутанно... Историки до сих пор концов найти не могут — с одной стороны. С другой стороны, убийство Павла I — это вообще было своего рода водоразделом в русской истории.

А.Митрофанова

— Согласна. Но, давайте мы сейчас все-таки перейдем к нашим героям.

А.Наумов

— Здесь, да. Здесь интересная теория относительно цареубийцы Павла I, потому что мама Александра Медема, она — русская, и представительница древнего рода Нарышкиных. А Нарышкины, как мы знаем, они... Мать Петра I была Нарышкина, то есть мы видим, что в святом мученике Александре Медеме объединилось две ветви: ветвь родственная российскому императорскому дому, и ветвь немецко-балтийская, которая, собственно, так или иначе причастна к цареубийству.

А.Пичугин

— А давайте сразу перенесемся практически на пятьдесят лет вперед после Павла. Отец Оттон Людвигович Медем, отец, я так понимаю, Александра Медема. Это же тоже очень примечательный человек, знаменитый государственный деятель, губернатор Новгородский, вице-губернатор Воронежский. Прожил длинную жизнь, умер уже через довольно долгое время после революции... В 1925 году.

А.Наумов

— В 1925 году, да.

А.Митрофанова

— Своей смертью, кстати, умер.

А.Наумов

— Своей смертью, да.

А.Пичугин

— Старый уже был.

А.Наумов

— Да. У него сестра родная Анна Людвиговна Медем была женой очень влиятельного баварского рода фон Бреев. Фон Бреи — они и сейчас в Баварии живут. У них свой там замок Ирльбах. Я очень хочу найти могилу Оттона Людвиговича — говорят, что она именно...

А.Митрофанова

— В тех местах.

А.Наумов

— В замке Ирльбах, может быть... там пиво есть знаменитое — они делают до сих пор. И когда случилась революция, он, как Deutsch-Balte — прибалтийский немец, по согласованию с советской властью, он имел право выехать в Латвию.

А.Пичугин

— И он выехал.

А.Наумов

— И он выехал со своим сыном Дмитрием.

А.Пичугин

— Я боюсь, мы просто сейчас окончательно запутаем наших слушателей...

А.Наумов

— Конечно.

А.Пичугин

— Все эти перипетии замечательны и очень любопытны для историков знатных родов Европы, но у нас на повестке дня Александр Оттонович Медем, поэтому давайте говорить про него...Вот про его происхождение. Значит, он появляется на свет в ...

А.Наумов

— Санкт-Петербурге, в 1877 году.

А.Пичугин

— В семье Отто Людвиговича Медема...

А.Наумов

— И его там, очень интересно... Будущий святой Русской православной церкви, вопреки всем правилам, существующим в Российской Империи на тот момент, становится лютеранином.

А.Пичугин

— Но это было высочайшее поизволение...

А.Наумов

— Да. Был указ Сената, по которому разрешалось, потому что при смешанных браках между православными и неправославными приоритет в любом случае отдавался православию, неважно, женщина, мужчина, дети от смешанных браков... Они могли сохранять каждый свою веру, но дети от смешанных браков обязательно должны были быть православными.

А.Митрофанова

— Почему в его случае сделали исключение?

А.Наумов

— Потому что, опять же, повторюсь, что графы Медемы, в отличие от баронов Медемов, они не были интегрированы в русские элиты, то есть, если мы посмотрим на историю этого рода, то когда пришел Наполеон — они открыли двери своего имения и принимали там французов. Потом Александр I великодушно их прощал. Когда Первая Мировая война была — там близкий родственник Медемов, усадьба Элей знаменитая, они также встречали немцев, и вообще, говоря о цивилизационном выборе, который случился с Александром Медемом в период Первой мировой войны, когда он оказывается на фронте, и видит, что западная цивилизация несет оружие массового поражения, немцы отрабатывают там и химическое оружие, различные бомбы...

А.Пичугин

— Первые применения химической атаки.

А.Наумов

— Да. И, увидев все это, он понимает, что... Их же как немцев воспитывают, что славяне — это вообще ошибка цивилизации, да? Что немцы...

А.Митрофанова

— Ну, не надо так обобщать, что немцев так воспитывают.

А.Наумов

— Я не обобщаю. В период Первой мировой войны именно так очень многие в Прибалтике лютеранские пасторы проповедовали, что немцы — это не то, что высшая раса, но они интеллектуально и цивилизационно стоят гораздо выше славян. И тут Александр Медем, который лютеранин — он был практикующим лютеранином, он был конфирмован во время учебы в Воронеже, то есть допущен к участию в святых таинствах лютеранской церкви, он, видя вот этот вот ужас, который несет цивилизация и видя страдания простого народа, с которым он вырос в России, и для него это был цивилизационный выбор очень важный.

А.Пичугин

— Алексей Наумов — кандидат исторических наук, автор фильма про графа Александра Медема сегодня у нас в гостях, и говорим, как раз, про этого удивительного человека с удивительной судьбой, биографией, который в конце жизни погиб в сталинских застенках, и был потом причислен к лику святых. Он, его, вернее, отец Александра Медема, будучи губернатором и вице-губернатором Воронежской области, губернатором Новгородской, потом он оставался лютеранином?

А.Наумов

— Да, конечно.

А.Митрофанова

— А как отреагировали родные на такой, как Вы говорите, цивилизационный выбор своего сына или племянника — разным людям... С разными людьми он в разном родстве состоял, но тем не менее, все равно — он член семьи, и он надежда этой семьи.

А.Наумов

— Я думаю, они отнеслись к этому с пониманием большим, потому что это действительно был очень тяжелый и нелегкий выбор для него. В период Первой мировой войны — это вообще очень интересный период социальной истории России, потому что здесь были и погромы немецкие, и очень многие немцы, включая архитектора Шехтеля, они принимали православие, делали из этого такую вот... Показывали свою лояльность России, и Медем это все прекрасно понимал, и он принимает православие тайно, чтобы никто не говорил, что вот, он как бы делает это публично, чтобы показать исключительно свою лояльность. Для него это был внутренний выбор и внутреннее дело.

А.Пичугин

— Когда это произошло?

А.Наумов

— Это произошло сто лет назад. Это произошло после его возвращения с фронта летом 1916 года. Я нашел метрику о переходе в православие — в 39 лет он это сделал.

А.Митрофанова

— Это, конечно, удивительно. А когда он участвовал в боях Первой мировой войны, то на чьей стороне он сражался?

А.Наумов

— Он возглавлял врачебно-питательный отряд Всероссийского земства, и он не брал в руки оружия, но он находился на передовой, он вытаскивал из окопов раненых солдат. Они их выхаживали, доставляли в госпитали — за это он получил государственные награды и, собственно, видя все эти ужасы, он действительно видел смерть в лицо, потому что идет бой — они на тележках с сестрами милосердия как-то все это...

А.Митрофанова

— Он видел, знаете, я думаю, не просто смерть, ведь не зря Первую мировую войну называли войной футуристической — это, как Вы справедливо совершенно отметили, первая в мире война, в которой было применено оружие массового поражения. До тех пор штыковая атака, когда противники, они могут быть по разные стороны баррикад, но уважение к человеческому достоинству и у одних, и у других, в целом, за исключением каких-то совершенно крайних случаев, все равно сохраняется. Люди понимают, что перед ними человек. А что такое оружие массового поражения? Это когда взрывается один снаряд...

А.Наумов

— Это — ад.

А.Митрофанова

— И гибнет огромное количество людей, и человеческая жизнь никогда не стоила так мало, как во время Первой мировой войны. Впервые в истории тогда это появилось. Потом уже, естественно, стало повторяться и во Второй мировой войне, и так далее. Но вот тогда это было впервые и почему...

А.Наумов

— И огнеметы. Вот это, это же вообще был реальный ад.

А.Митрофанова

— Это чудовищно.

А.Пичугин

— Так, дамы и господа, у нас сегодня не батальная программа.

А.Митрофанова

— Так дело не в этом. Мне кажется просто, что это важно понимать для того, чтобы почувствовать, какой кошмар увидел этот человек...

А.Наумов

— Не только он.

А.Митрофанова

— И почему он пришел к такому переосмыслению своей жизни, и к этому, как Вы говорите, цивилизационному выбору. Это, мне кажется, важно. Но давайте продолжим. Что было с ним по окончании, то есть после того, как Россия вышла из Первой мировой войны?

А.Наумов

— Большевистская Россия, скажем так, вышла.

А.Митрофанова

— Большевистская Россия вышла. То есть он вернулся в другую страну фактически.

А.Наумов

— Да. И можно ли государственное образование большевиков называть Россией — это очень сложно.

А.Пичугин

— Но это уже другой разговор.

А.Наумов

— Это уже другой разговор.

А.Митрофанова

— Отдельный, большой разговор.

А.Наумов

— Нужно, да, очень подчеркивать — у нас, к сожалению, в исторической памяти говорят, что Россия, русские проиграли Первую мировую войну. Но на самом деле это не так, это сделали другие люди. После того...

А.Пичугин

— Ну, вернулся он все-таки, еще в императорскую Россию...

А.Наумов

— Да.

А.Пичугин

— Он ведь вернулся с фронта в 1916 году.

А.Наумов

— Да. В 1916 году с ним случился сердечный приступ, по состоянию здоровья просто он... У него были проблемы с кровообращением, что потом сказалось на его здоровье уже в советское время, и почему он умер в тюремной больнице, потому что здоровье у него было очень слабое.

А.Пичугин

— От туберкулеза он умер, но это было позднее...

А.Наумов

— Туберкулез и плюс, там ампутации пальцев были, с ногами проблемы были...

А.Митрофанова

— Слушайте, но если он умер в советском лагере — это значит, что он после переворота 1917 года и после 1920-х годов, и так далее, он остался здесь, он остался...

А.Наумов

— Он остался здесь.

А.Митрофанова

— А почему? Он имел все шансы выехать, точно так же, как и его отец.

А.Наумов

— Это, вообще, человек удивительного мышления и... Как даже... Мне трудно о нем сказать несколькими словами, но достаточно... Один пример приведу. Приезжает американец Альберт Рис Вильямс по рекомендации Калинина в Хвалынск. В течение полутора лет, с 1925 по 1926 год, он со своей женой, сценаристкой Голливуда, живут в провинции в русской, и в 1927 году, еще при жизни Александра Медема, издают книжку «The Russian Land» — «Русская земля», из которой впервые на Западе узнают о внутренней жизни Советского Союза. Так вот, в этой книге, в которой... Он был друг Советского Союза, и достаточно лояльно к нему относился.

А.Пичугин

— Ну, тогда у нас хватало друзей таких.

А.Наумов

— Ну, вот...

А.Митрофанова

— Романтиков.

А.Наумов

— Представляете, в этой книге он целую главу посвящает графу Медему, и граф Медем еще при жизни производил на людей сногсшибательное просто воздействие, как... Это действительно святой был человек, святой жизни, потому что даже на этого американца он говорил, что он никогда не встречал людей, настолько смиренно принявших все изменения, которые с ним происходили, и он описывает, что там от человека, имеющего привилегии, дворянина, к человеку, лишенного права голоса. От человека, имеющего огромные владения — к человеку, который снимает квартиру и держит там трех кур. И граф говорил... Ну, он смиренно принимал это, как истинный христианин.

А.Пичугин

— А он, вот как раз Вы опередили мой вопрос. Он остался жить в Хвалынске... Или, вернее, он приехал в Хвалынск.

А.Наумов

— Да, они из имения переехали в Хвалынск. Сначала они жили на квартирах у друзей. Естественно, думали, что все это ненадолго, что...

А.Митрофанова

— Как и многие тогда.

А.Наумов

— Все образуется. Да, конечно.

А.Пичугин

— Ну, тут скорее я хотел спросить. Мы как-то упустили, он в Хвалынске до этого жил, до Первой мировой войны? Или это просто было имение, куда он приезжал на лето?

А.Наумов

— Нет. Он жил. Это, опять же, был его выбор. У него было владение его личное Каугерсгоф в Латвии, у него было прекрасное юридическое образование, он закончил Санкт-Петербургский университет, но как только он его закончил в 1902 году, он берет жену и едет в имение, к крестьянам, которых он любил...

А.Пичугин

— В Хвалынск?

А.Наумов

— Да. Он вырос на Волге, и он безумно любил эти места. Для него покинуть эти места означало смерть.

А.Пичугин

— То есть, он покинул их только на время своего участия...

А.Наумов

— Учебы.

А.Пичугин

— В войне. Учебы и войны. А учеба... Подождите, мы просто выпустили некоторые, мне кажется, моменты — это его пребывание в Воронеже вместе с отцом, в Новгороде...Видимо тоже, вместе с отцом. А когда же он был в Хвалынске то? То есть рос и воспитывался он, видимо, по местам службы отца.

А.Наумов

— Дело в том, что его дядя, который был женат на одной из сестер Нарышкиных — граф Федор Сергеевич Голицын...

А.Пичугин

— И Голицын тут тоже при чем?

А.Наумов

— Они были бездетные и поэтому Александр Медем, его старшая сестра Мария, брат Дмитрий и Юрий, они достаточно большое время проводили в имении вот этой бездетной тетки Марии Дмитриевны Голицыной, потому что ее муж Федор Сергеевич Голицын был уездным предводителем дворянства хвалынского. И Оттон Людвигович и его супруга Александра Дмитриевна, они часто были в Петербурге — Александра Дмитриевна была фрейлиной — ей все это нравилось, аристократические все эти посиделки. А Федор Сергеевич Голицын, будучи уездным предводителем дворянства, он был по долгу службы, часто присутствовал в Хвалынском уезде, и замечательная природа, Волга, такая курортная зона, скажем... На лето туда детей отправить было золотым делом, и, естественно, Александр с детства, приезжая из сурового Петербурга на Волгу, он с детства следил, как крестьяне сеют, пашут. Ему все это очень нравилось, и он был не просто управляющим имением, он действительно знал все процессы сельскохозяйственных работ, это доставляло ему огромное удовольствие, и поэтому, когда между государственной службой, а у него были очень серьезные возможности сделать государственную службу в Российской империи, потому что крестный его — министр юстиции граф Константин Иванович Пален.

А.Митрофанова

— И у него юридическое образование, соответственно.

А.Наумов

— И юридическое образование, да. А он уезжает в провинцию, превращает имение родителей в передовое, образцовое имение.

А.Митрофанова

— Вы знаете...

А.Наумов

— С этой готической мельницей.

А.Митрофанова

— С этой готической мельницей. Здесь на чем нужно остановить еще внимание, мне кажется. Все мы читали Чехова, мы прекрасно знаем, что представляют собой имения, усадьбы на рубеже XIX-XX веков. Это далеко не всегда, к сожалению, процветающие хозяйства, это часто загнивающие...

А.Наумов

— Позвольте я объясню дальше, я Вас понял.

А.Митрофанова

— Объясните.

А.Пичугин

— Есть просто мелкопоместное дворянство...

А.Наумов

— Нет. Это — другое.

А.Митрофанова

— Мне кажется — это вопрос менталитета.

А.Наумов

— Да. После отмены крепостного права действительно меняется характер усадьбы, то есть раньше это были усадьбы-дворцы с огромными парками, различными павильонами, и дворянство просто прожигало жизнь в них — создавая там какие-то шедевры архитектурные...

А.Пичугин

— Ну, тоже далеко не всегда.

А.Наумов

— А вторая половина XIX века — это появление усадеб-экономий. Это усадьбы, главная цель которых стоит заработать, поэтому там может быть, вот как в имении Медемов, самые главные постройки — это уже не дворцы. Это — мельницы, это — огромные какие-то ангары, и в это действительно очень много вкладывалось.

А.Митрофанова

— Это не просто мельница, это — мельница в неоготическом стиле. Понимаете? Это много...

А.Пичугин

— Я уже нашел, я тебе фотографии после эфира покажу.

А.Митрофанова

— Это многое говорит о человеке. Я с удовольствием посмотрю. Это все равно, что, понимаете, жить в деревне и играть на виолончели. Это Тургенев сразу вспоминается. Это многое о человеке говорит.

А.Пичугин

— Но все-таки я хотел не согласиться, вот буквально одну секунду, одна ремарка. Несовсем согласится, верней. Все же, с одной стороны, была какая-то часть дворянства прожигавшая жизнь в усадьбах, но у нас русская классика и история нам рассказывает...

А.Наумов

— Я образно говорю. Русская усадьба — это вообще феномен. Я не говорю, что раньше было плохо, а потом было хорошо.

А.Пичугин

— Нет, нет. Мелкопоместных дворян с несколькими крестьянами, с маленькими усадьбами, а потом ведь, кстати говоря, уже, наверное, во времена Александра Медема, то есть в последние времена Российской империи, зачастую уже было как — стоит усадебный дом дворянский какой-нибудь, в каком-нибудь селе, и маленькая-маленькая-маленькая... Маленький усадебный дом и здоровенная усадьба разбогатевшего крестьянина. Такое же тоже было.

А.Наумов

— Купца, промышленника.

А.Митрофанова

— Расскажите о крестьянах, которые были у Медемов. Как они относились к своим господам? Какие взаимоотношения выстраивались вообще у Александра Медема с теми людьми, которые работали на его земле?

А.Наумов

— Скажу, что самым ярким примером, наверное, служит то, что сих пор в исторической памяти потомков этих крестьян образ доброго графа, он жив. То есть и Оттон Людвигович к крестьянам относился хорошо и Александр Оттонович вообще с ними мог из одного котла, можно сказать, поесть во время сельскохозяйственных работ...

А.Митрофанова

— А он участвовал сам в сельскохозяйственных работах?

А.Наумов

— Да, конечно. Ему это нравилось. Он с детства еще этим всем, и когда у них все отняли, от также арендовывал земли и пахал-сеял, но уже сам вообще непосредственно все работы осуществлял. И вот тот же Вильямс пишет в англоязычной книге, что за две недели, проведенные в Ясной Поляне он не слышал столько благодарности и любви, высказанной в адрес графа Толстого, сколько он услышал этих легенд о графе Медеме, побывав в Хвалынском уезде.

А.Митрофанова

— Вот я тоже, кстати, про Льва Толстого сразу подумала.

А.Наумов

— Потому что для крестьян Льва Толстого его образ такой, он казался более чудачеством каким-то, нежели чем-то естественным, а граф Медем — это как раз уникальный пример единения простого народа и элит, и когда случилась революция крестьяне не разгромили его усадьбу, они сохранили ее. Более того, они выдали ему часть лошадей, они на повозках их вывезли, семью в Хвалынск, они дали им несколько коров, кур, и есть уникальный снимок, на прощание они сфотографировались со служащими — сидит барин с женой и вокруг него крестьяне с грустными лицами, потому что все — власть новая пришла и жизнь меняется.

А.Митрофанова

— Вернусь к своему вопросу. Когда после 1917 года у него была возможность уехать, собственно также, как уехал его отец — почему он остается? Почему он выбирает для себя этот путь — снимать квартиру в маленьком городе, держать там трех курочек, еле питаться, судя по всему. На что он там вообще мог жить? Но при этом оставаться, во что бы то ни стало. Что это такое?

А.Наумов

— Этому, в первую очередь, можно много причин находить: что там большая семья была, что неудобно. Но то, что они надеялись остаться, но самое...

А.Митрофанова

— Что все быстро закончится.

А.Наумов

— Да. Что все быстро закончится, но, наверное, это... Вот в Сирии сейчас конфликт очень мощный, и оттуда огромный поток беженцев, бегут, но ведь есть люди, которые там остались, потому что это их земля. И я думаю, что для любого человека это должно быть естественно — любить свою землю, любить свою родину и, несмотря ни на что, оставаться на ней.

А.Пичугин

— Ну, да. Хотя многие, как раз и уезжали с мыслью о том, что скоро все это закончится, мы переждем, а потом вернемся.

А.Наумов

— И я думаю, что каждый человек, он ответственен за то место, в котором он родился, в котором он живет.

А.Митрофанова

— Поразительно то, что человек с фамилией Медем и отчеством Оттонович оказывается в этом смысле более привязанным к своей земле, чем люди с гораздо более русскими фамилиями.

А.Наумов

— Но, здесь опять же, вопрос цивилизационный, потому что для меня Россия и русский человек — это не этническое понятие, а цивилизационное.

А.Митрофанова

— Безусловно. Об этом подробнее поговорим во второй части нашей программы. Напомню, что в гостях у нас сегодня Алексей Наумов, кандидат исторических наук и автор фильма «Медем». Вернемся буквально через минуту, здесь Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова.

А.Пичугин

— Мы возвращаемся в эту студию. Друзья, здравствуйте еще раз. Здесь в этой студии Алла Митрофанова.

А.Митрофанова

— Алексей Пичугин.

А.Пичугин

— В гостях у нас историк, кандидат наук — Алексей Наумов, автор фильмов и книг про графа Александра Медема — новомученика, человека, причисленного к лику святых, пострадавшего и погибшего в годы репрессий в 1930-е, но при этом человек удивительной судьбы, который, родившись в Петербурге, в семидесятые годы XIX века, прожил большую часть своей жизни в небольшом городе на Волге, в Хвалынске, вернее, недалеко от Хвалынска, в своем имении, удивительно его обустроил, и обо всем об этом мы говорим с Алексеем Наумовым.

А.Митрофанова

— Вы могли бы рассказать о том, как выстраивалась его жизнь уже после 1917 года? Чем он занимался и как он реагировал на происходящее вокруг?

А.Наумов

— Да. Они переезжают в Хвалынск, снимают несколько квартир, у них что-то еще остается от хозяйства: коровы, куры, и в этот же период происходит очень интересная вещь, потому что его несколько раз приговаривали к расстрелу. То есть приходили большевики...

А.Митрофанова

— Логично.

А.Наумов

— Приходили большевики, приговаривали его к расстрелу, и здесь же случаются первые чудеса. Граф Медем — это человек, обладающий уникальными свойствами, когда он даже в самом плохом человеке мог найти Божье зерно, и вот этой Божьей стороной к себе повернуть. Когда его приговаривают к расстрелу, то комендант тюрьмы под честное слово отправляет его проститься с семьей, на всю ночь.

А.Митрофанова

— То есть он князь Мышкин, что ли, такой? Который в каждом человеке видит что-то очень хорошее.

А.Наумов

— Да. Это христианское, наверно, качество, не только князя Мышкина.

А.Пичугин

— Но это еще и комендант должен был таким попасться.

А.Наумов

— Но, это, понимаете, даже... Христос даже с дьяволом сорок дней говорил, а здесь...

А.Пичугин

— Подождите. Комендант отпустил его домой проститься с семьей, ожидая, что он вернется на свой расстрел?

А.Наумов

— Да, конечно.

А.Митрофанова

— И он вернулся?

А.Наумов

— Белые вошли в город с утра — большевики бежали, а Медему некуда было возвращаться. Приговор отменился сам собой.

А.Митрофанова

— А так бы он вернулся на плаху?

А.Наумов

— Да. Они просидели на балконе с женой всю ночь. Трудно даже представить драматизм всей этой ситуации, но мы имеем уникальную подборку писем Александра Медема, и мы можем понять, какие были взаимоотношения у них в семье.

А.Пичугин

— А он не раз прощался со своей супругой?

А.Наумов

— Это да. Потом он же арестовывался не только большевиками. Например, когда крестьянские повстанческие отряды вошли в город, это после продразверстки, банда Попова, так называемая банда, но можно называть это просто крестьянскими отрядами, которые выступали против грабительской политики большевиков. Они его взяли с другими, причем он как бывший помещик, был захвачен, а большевики — потому что они большевики. И его также хотели расстрелять, это было в 1921 году, и тогда, когда крестьяне об этом узнали, они устроили огромный митинг, они подписали петицию и граф Медем был освобожден. И эта история она жива в Хвалынске, об этом знают, об этом мне рассказывали. Потом это все находит подтверждение документально.

А.Митрофанова

— Фантастика.

А.Наумов

— И это удивительно. Да, конечно, люди не помнят полностью обстоятельства всего этого, что это был 1921 год, что это были повстанцы крестьянские, но это — факт.

А.Митрофанова

— Это надо еще понимать, на фоне чего эти события происходят. То есть понятно, что когда люди... То есть, когда он делает людям добро, они отвечают ему тем же — это нормальный взаимообмен, человеческий. Но на фоне тех событий, которые мы имеем в двадцатые годы, когда люди зачастую начинают терять человеческий облик, и поддаются массовым настроениям уничтожения, грабежа, убийств — там же реки крови лились. Вот в этом ужасе оставаться, сохранять здравость ума, то есть что он должен был сделать людям, чтобы они на фоне всех этих событий понимали, что перед ними совершенно другого замеса человек, и сохранять ему верность и любовь к нему.

А.Наумов

— Да. На это даже Альберт Рис Вильямс обращал внимание, американец, он в книге об этом тоже пишет, что действительно в Хвалынском уезде происходили... жгли помещичьи усадьбы, и убивали, живьем закапывали помещиков, и когда он разговаривал с крестьянами, они ему рассказывали, когда все кричали смерть всем помещикам, они добавляли: «Кроме Медема». Я думаю, что это то милосердие, которое граф проявлял к крестьянам в период всей своей жизни, оно рефлексировало уже в период, когда они решали что-то в его судьбе.

А.Митрофанова

— Это удивительно. Это значит, что он это милосердие проявлял еще и очень грамотно. Бывает так, что человек милосердие проявляет, но люди как-то этого не понимают, и воспринимают иначе. А он как-то, видимо, действительно находился с ними на одной волне, и понимал, что им нужно. Расскажите о том, что с ним было в конце уже двадцатых годов и в тридцатые годы. Как случилось, что его все-таки арестовали?

А.Наумов

— Нет. Его арестовывали постоянно. Самое такое громкое дело, которое в СМИ опубликовано, и я первый обратил внимание на это дело, из архивов ФСБ достали. Это дело «Саратовских церковников», 1923 год, когда началась борьба после ареста Патриарха Тихона, началась борьба «обновленцев» и...

А.Митрофанова

— И православных.

А.Наумов

— И православных, да, и Хвалынск, там единственный приход, который не перешел в обновление, это был приход Храма монастырского мужского Хвалынского Свято-Троицкого монастыря, и граф Медем в этом монастыре... Монастырь был небольшой, и люди там были не самые выдающиеся, скажем так, и в этом монастырском приходе граф Медем становится председателем церковного совета, и очень, скажем так, харизматично отстаивает права легитимной церкви: ездит в Саратов, просит там какие-то силы оставшиеся взять покровительство.

А.Пичугин

— Ну, сплошная контрреволюция.

А.Наумов

— Да. И его арестовывают. Он попадает в групповое следственное дело № 1200 — более тридцати человек по этому делу были арестованы, как раз по борьбе с легитимной церковью — «обновленцы» инспирировали этот проект.

А.Митрофанова

— Процесс.

А.Наумов

— Да, этот процесс, но граф Медем ведь был юристом, и представляете вот этих следователей, которые кучу ошибок допускают в протоколе допроса и прочее. Как он просто их «троллил», там это все видно. И помимо того, что он был очень, по-хорошему, харизматичный человек, который мог расположить к себе людей, то есть они могли сидеть в тюрьме — граф Медем с палачами мог рассуждать о том, как бы он организовал сельское хозяйство, какие бы надои были, еще что-то. Он им показывает все, расставляет там стаканы или кусочки хлеба по столу, они говорят: «Да, хороший у вас проект, но только мы ничего вам этого делать не дадим». То есть это все было так, и до обвинительных заключений ни одно из следственных дел графа Медема не дошло.

А.Митрофанова

— То есть они его отпускали всякий раз?

А.Наумов

— Да.

А.Пичугин

— Но это еще пока не тридцатые годы.

А.Наумов

— А в тридцатые годы то же самое. Был период коллективизации, там тоже на Медема был донос — это второе дело, дело № 7 — его личное, где уникальная фотография в фас, профиль — это из его личного дела. Единственная, по-моему, за советский период.

А.Митрофанова

— А можно я посмотрю?

А.Наумов

— Да, пожалуйста.

А.Пичугин

— Это просто надо сразу оговориться, что книга, которую написал Алексей, одно из ее изданий про графа Александра Медема. Смотрите, опять я предлагаю все-таки ненадолго вернуться к революционным событиям. Вы очень интересную историю рассказывали про его сына, который мог бы вполне тоже... Которого сначала, вернее, хотел в деревню отправить, но в итоге сын покинул Россию.

А.Наумов

— Федя, да. Это тоже я считаю...

А.Пичугин

— А сколько у него детей было?

А.Наумов

— У него было четверо детей. Старший сын Федор, потом была Софья, потом дочь Елена и Александра, младшая. И очень интересно, спасибо, что вы спросили про детей, не сказал важную деталь: рождению средней дочери Елены предшествовала холера или малярия у беременной Марии Федоровны, у жены Александра Оттоновича, и лекарства, которыми ее спасали врачи, повлияли на плод, и девочка родилась с аномалией в развитии. Она было очень красивой, но не могла ни двигаться, ни говорить, эмоции какие-то она могла...

А.Пичугин

— Выражать.

А.Наумов

— Улыбалась, плакала. И в честь нее, по настоянию Марии Федоровны, Медем еще до перехода в православие строит храм в имении.

А.Пичугин

— Вот тоже на фотографиях красивый модерновый храм — это в честь этого построен?

А.Наумов

— Да.

А.Пичугин

— В псковском стиле.

А.Наумов

— Псковско-Новгородский стиль.

А.Пичугин

— Псковско-Новгородский.

А.Наумов

— Да. Медемы с Новгородом связаны, там у него...

А.Пичугин

— Батюшка был губернатором.

А.Наумов

— Губернатором в течение одиннадцати лет, кстати. Это — приличный срок. И Новгородская София при нем была отреставрирована...

А.Пичугин

— Обновлена, да.

А.Наумов

— Очень хорошо.

А.Пичугин

— Судьбы детей тоже довольно интересно ведь сложились.

А.Наумов

— Судьбы детей, безусловно. Первое, Федор. 1918 год. Большевики вновь отвоевывают Хвалынск, и так как два месяца был период контрреволюции, то естественно, те люди, которые активно участвовали в восстановлении институтов, они подвергались бы репрессиям. И Федя, гимназист, он рассказывает, как он рыл окопы вокруг Хвалынска от красноармейцев, и Александр, собственно, понимая все это. Он решил отправить его в деревню к своему другу, татарину причем. Федя выехал на лошади, и смотрит, что красные окружили. То есть ему отрезали путь уже в Хвалынск — он не мог вернуться, и в ту деревню он проехать тоже не мог. И тогда он поворачивает в сторону уходящих чехословацкого военного корпуса, который...

А.Пичугин

— То есть белочехи там тоже были?

А.Наумов

— Белочехи, да. А их имение находилось как раз между Хвалынском и железнодорожной станцией Сызрань — ближайшая железная дорога к Хвалынску, такой значительный транспортный узел. Он попадает в свое имение, к бывшим крестьянам, и там встречает своего дядю Юрия, который воевал на Первой мировой войне, он — кавалергард, и потом вступил в Белую армию, хотел вывезти семью. И в итоге они эвакуируются с белочехами, там происходит крушение поезда, Федя выпадает из вагона, ломает бедро. Юрий на него надвигает крышу вагона оторвавшуюся и говорит: «Лежи, притворяйся, что ты — гимназист, едешь в Самару к родителям». Большевики... вот этот Юрий, дядя, отстреливается, его убивают. Большевики добивают всех людей. Федя в этом бреду и кошмаре, чудом спасают его сестры милосердия. Операцию ему делают только в Омске спустя две недели, и поэтому он всю жизнь хромал, потому что ему нужно было переламывать опять кости, они срастались, и потом он скитается. Он был свидетелем ареста Колчака. Он с графиней Ланской передавал указ Колчака атаману Семенову о передаче полномочий. Он совершил практически кругосветное путешествие, чтобы попасть к родственникам в Германию, жил на квартире в Париже у князя Львова, там видел Керенского, которого хотел придушить, но из-за...

А.Пичугин

— Тут только про сына можно найти фильм снять целый!

А.Наумов

— Про сына? Абсолютно точно.

А.Митрофанова

— Это будет такой русский вариант «Форреста Гампа».

А.Пичугин

— Да, кстати.

А.Наумов

— И Федя — он был основателем будущей партии «Младороссов», это русская фашистская такая организация эмигрантская.

А.Пичугин

— Ну, тогда да.

А.Наумов

— И представляете, русская фашистская организация...

А.Митрофанова

— Нет. Не Форрест Гамп.

А.Наумов

— Не нацистская именно, не нацистская, а...

А.Пичугин

— Именно фашистская.

А.Наумов

— Патриотическая такая.

А.Пичугин

— А в итоге жизнь его закончилась...

А.Митрофанова

— Интересный патриотизм.

А.Наумов

— Его жизнь тоже закончилась очень интересно: он был управляющим в имении потомков Отто фон Бисмарка, в Померании, с 1927 года по окончание Второй мировой войны, когда СМЕРШ пришел... Там Померанию уже отдали полякам, и были зачистки. Он уехал в имение родственников, как раз этих Бреев, у которых был замок Кронвинкль, они там до сих пор живут, и Федя был там агрономом замечательным совершенно и известным агрономом.

А.Пичугин

— И дожил до...

А.Наумов

— Дожил до 1986 года.

А.Пичугин

— Восемьдесят шестого! Ничего себе.

А.Митрофанова

— То есть он практически наш современник.

А.Пичугин

— А еще одна дочка, Вы тоже рассказывали, дожила до конца девяностых годов.

А.Наумов

— Да. Софью расстреляли в 1938 году, старшую дочь Александра Медема. Еленушка умерла в 1925 году...

А.Пичугин

— Ну, в общем, она да...

А.Наумов

— Инвалид которая. До восемнадцати лет она дожила, и через полгода после смерти матери она скончалась, и похоронена на Хвалынском кладбище, могила сохранилась. Александра Александровна жила в Москве, она получила высшее образование, работала геологом, находилась в постоянных экспедициях, и ее сшиб автомобиль в 1995 году в Москве, на Остоженке.

А.Митрофанова

— Ох!

А.Пичугин

— И жив до сих пор один из тех людей, которые, может быть, помнят — не помнят, но помнят самого графа.

А.Наумов

— Да. Это сын горничной Медемов, собственно, через которую я тоже раскручивал эту историю. Дело в том, что младшая дочь Александра Медема — Александра. Вы представляете, умирают ее родители, папа в тюрьмах — непонятно что. Софью арестовали, в 1938 году расстреляли, но сказали, что десять лет без права переписки.

А.Пичугин

— Ну, как всегда.

А.Митрофанова

— Да.

А.Наумов

— Да, надежды, все вот это. Потом в 1956 году она была, естественно, реабилитирована. И вот она остается одна. И спустя тридцать лет она приезжает в Хвалынск, чтобы отыскать свою горничную. Это последняя горничная, которая с ними жила просто, без оплаты, просто помогала.

А.Пичугин

— Это уже пятидесятые годы, да? Конец пятидесятых.

А.Наумов

— Это — шестидесятые годы.

А.Пичугин

— Даже шестидесятые.

А.Наумов

— Да. А горничная с ними дожила до 1923 года.

А.Пичугин

— Уже прошло столько лет — она была жива, горничная?

А.Наумов

— Да. Она была жива, Анастасия Ивановна. И вот 1964 год, Дина просто наугад приезжает, она заходит вот в этот дом, где Настя живет — открывает сын Насти — Георгий Иванович Лбов, и просто узнает. И вот это очень трогательная встреча. Георгий Иванович — он художник и фотограф, в шестидесятые годы, и сохранилось очень много фотографий, просто очень живописных, где бывшая горничная и бывшая графиня вместе сидят.

А.Пичугин

— А сам он сидел на коленях у Александра...

А.Наумов

— У Александра Медема, да. Потому что он 1924 года рождения, и Александр жил до ссылки в Сызрань, до 1929 года, в Хвалынске, то есть пять лет было Георгию Ивановичу.

А.Митрофанова

— Алексей Наумов, кандидат исторических наук, автор фильма о графе Александре Медеме сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Вы знаете, мне все-таки хотелось бы сейчас вернуться в тридцатые годы и понять, что же происходило тогда с героем нашего сегодняшнего разговора. Как он взаимодействовал со внешним миром будучи графом, будучи глубоко верующим человеком и человеком, судя по всему, какой-то очень серьезной внутренней дисциплины. Происходящее вокруг. Двадцатые годы, начало двадцатых — это разруха полная. Потом НЭП, потом приход к власти Сталина и какая-то уже совершенно новая реальность. Это уже новая советская Россия, уже не та, что при Ленине, и во время «красного террора». Как он находил, как он себя определял вообще в этой системе координат? Кем он был?

А.Наумов

— Христианином.

А.Митрофанова

— Чем он занимался?

А.Наумов

— Настоящим. Им помогали хвалынцы, в частности Зиновия Михайловна Мальцева, которая дала обет, что ее родственники, ушедшие с белыми, если они... Если она будет помогать Медемам во имя спасения своих родственников. И они жили у нее бесплатно в доме до того, как этот дом отобрали в конце двадцатых годов. Александр Медем арендовал... Он кое-что у них... Запасы золота, серебра, имение, остававшееся на территории Латвии — это было. И это было продано за какие-то деньги, и на эти деньги они какое-то время существовали, могли себе что-то позволить. В период НЭПа он арендовывал земли, и крестьяне ему помогали сеять, убирать урожай. Потом он ездил на свою мельницу бывшую, и там молол в муку. Собственно, этим и какими-то подаяниями семья жила.

А.Митрофанова

— Подаяниями?

А.Наумов

— Да, это было. Там просто, зная, что граф может отказаться, и зная, что ему тяжело. А у него три племянницы приехало из Петербурга с сестрой, у него дочки, одна из которых инвалид, жена, теща — Елена Михайловна Черткова — естественно, было очень тяжело. И тех усилий, которые он предпринимал, не хватало, чтобы содержать семью. И просто добрые люди, случалось так, когда графу было совсем тяжело, могли постучать в окно — он выходил. Никого не было, а стояла корзинка с яйцами или мешок картошки. Это все было.

А.Митрофанова

— Потрясающе. Вы знаете, я вспоминаю роман «Доктор Живаго» и то, что случилось там, в конце книги с главным героем, когда он фактически залег на дно, но сохранил какую-то внутреннюю целостность. Тут можно много об этом говорить и размышлять, как и что. Вот, судя по тому, что Вы рассказываете о графе Медеме, с ним произошло примерно то же самое: он не сотрудничал с властью, он отказался от того, чтобы хорошо устроиться, хотя, имея юридическое образование, он имел на это все шансы. Он не уехал, в конце концов, из страны. Но вместе с тем он сохранил какую-то внутреннюю целостность.

А.Пичугин

— Кстати, по поводу внутренней целостности. Перед программой Алексей цитировал, зачитывал маленький фрагмент из писем Медема своему сыну Федору уже за границу, где он объясняет, почему он не уехал. Мне кажется, это очень интересно и стоит того, чтобы маленький фрагментик оттуда прочитать.

А.Наумов

— Вот, относительно того, почему он не служит: «Мне действительно предлагали поступить на службу, но служить этим расхитителям России, расхитителям души русского народа, мерзавцам я не могу. На это мне говорят, что чем я лучше других? Почему другие могут по необходимости это делать? Я же строю из себя какую-то исключительную персону. Ничего я из себя строить не собираюсь. Ничуть этим не возношусь, я просто думаю, что не для того меня Господь сохранил и вывел из самых, казалось бы, безнадежных положений, чтобы я изменил своему народу служа его погубителям. Не могу и служить не буду. Лучше с голоду сдохну».

А.Пичугин

— Ну, вот видите. Мне кажется, это — основополагающее. Все говорят: все могут, а ты не можешь. Это очень часто губит вообще людей.

А.Митрофанова

— Все идут на компромисс...

А.Пичугин

— Да.

А.Митрофанова

— И ничего, а ты, такой тут рыжий, понимаешь ли...

А.Пичугин

— Святее других.

А.Митрофанова

— А расскажите о том, как все-таки закончилась его жизнь. В связи с чем был последний арест, при каких обстоятельствах, и что там было в личном деле? Наверняка же, оно сейчас тоже рассекречено.

А.Наумов

— Да. Все три дела, которые сохранились, и я их видел, хотя я думаю, дел было... Вот за 1919 год только два дела я не нашел. 1929 год. Коллективизация. Крестьяне недовольны, естественно. НЭП сворачивается и правительство, плюс тот же указ Сергия о поминовении советской власти во время служб. И граф Медем был очень неудобной фигурой для чиновников партийных, и на него фабрикуют дело. Оно было и антирелигиозное, и оно было, скажем, связано с коллективизацией. Потому что граф был очень авторитетной фигурой среди крестьян, и...

А.Митрофанова

— Объяснял им на пальцах, что такое коллективизация, и как от нее уклоняться.

А.Наумов

— И он говорил, что Советский Союз не сможет поднять сельское хозяйство, если не вернет все опять в частные руки. Кто-то донес на него, что он, когда привозил зерно на помол, где-то этим обмолвился, и, опять же, будучи грамотным юристом, он... Следствие зашло в тупик, и его принятие постановление о мере наказания, оно проходило во внесудебном порядке. Его смогли только выслать из Хвалынска. Была такая статья «минус шесть», которая запрещала жить в том регионе, из которого тебя высылали, и в крупнейших городах: Москва, Харьков, Одесса, Санкт-Петербург. Хвалынск — он на пограничье тогдашнего Средневолжского и Нижневолжского края. Он относился к Саратовскому краю, вернее, к Нижневолжскому краю, а буквально в восьмидесяти километрах был город Сызрань, который относился к Средневолжскому краю. И так, как он безумно любил эти места, он любил Хвалынск, Волгу, то для него было выходом просто проехать эти восемьдесят километров...

А.Митрофанова

— Перебраться в Сызрань.

А.Наумов

— Оказаться в Средневолжском крае. Он оказывается в Сызрани. В Сызрани он также быстро становится членом церковно-приходского совета и постоянно ходит на службы. В страшной нищете с дочкой. Дочери уже выросли, они занимались репетиторством, какие-то уроки, опять же, очень много людей им помогало просто. Они скитались по квартирам, в полуподвальных помещениях жили, здоровье у него уже никакущее было, потому что от работы с землей у него уже были ампутированы пальцы, у него культяпки были, и в 1930 году, в декабре 1930 года, опять же, была облава в Сызрани — было арестовано около тридцати человек.

А.Пичугин

— В том числе и он?

А.Наумов

— В том числе и он, да. За так называемую церковно-монархическую организацию «Истинное», и долго шло следствие. Он уже был в тюремной больнице, и там... Протокол обвинительный, где стоят подписи людей, которые ознакомились с этим протоколом, там уже подписи Александра Медема нет, то есть он, видимо, уже находился в очень тяжелом состоянии...

А.Пичугин

— В больнице, где он и умер.

А.Наумов

— Да. В тюремной больнице. Там же он и умер.

А.Пичугин

— Еще очень интересный... Очень интересная история, связанная со смертью его жены, как он переживал эту смерть. Это же тоже все показано очень хорошо в переписке Медема с сыном.

А.Наумов

— Да. Жена его, Мария Федоровна, о ней тоже стоит очень много сказать, потому что это была женщина, которая очень сильно повлияла на графа Медема, потому что... Медем, он ведь еще чем интересен? Он — мирянин, он — не священнослужитель, он — обычный человек, и, как он пишет про себя в студенческие годы: он и выпить был не дурак, и цыган послушать, и...

А.Митрофанова

— А, то есть он нормальный такой — ничто человеческое ему было не чуждо?

А.Наумов

— Он нормальный, да.

А.Митрофанова

— Это из серии «святыми не рождаются».

А.Наумов

— Да. Когда отец его, воронежский губернатор, ехал по улице, граф Медем специально обряжался в крестьянскую косоворотку и, вместо того, чтобы кланяться карете, он переходил на другую сторону улицы. То есть в нем вот это бунтарство было. И жена как раз, Мария Федоровна, была с философски направленным умом. Она была очень внутренне православным человеком глубоким, она повлияла на него, и уход ее — она тоже очень тяжело болела, он также не просто сказался на Александре Медеме. Но она ушла именно в тот момент, будучи уверенной, что он уже просто моральный колосс, и он приезжал в Москву после ее смерти к родственникам Чертковым, и все отмечали просто ту стойкость, тот дух, который от него исходил.

А.Пичугин

— Но ведь он не самый известный, как мы начинали эту программу, в истории России человек, но канонизирован в 2000 году вместе с другим сонмом новомучеников исповедников...

А.Митрофанова

— Как исповедник? Как кто, за что, какие есть самые такие веские, может быть, аргументы или черты его натуры, которые были признаны такими важными, существенными, вследствие чего церковь причислила его к лику святых?

А.Наумов

— Он остался со Христом, несмотря на то, что происходило вокруг, и материалы следственных дел это подтверждают. То есть банальная формулировка такая, скажем, как он отвечал на вопросы относительно политики советской власти: «Политики советской власти в отношении церкви не разделяю. А в остальных вопросах равнодушен».

А.Пичугин

— Вы знаете, я очень благодарен Вам за то, что Вы сегодня пришли к нам и рассказали про этого удивительного человека, про которого я, ну, буквально до вчерашнего дня ничего не знал. Думаю, ты тоже, да?

А.Митрофанова

— Да.

А.Пичугин

— Самое удивительное, конечно, Википедия — это не мерило, но все-таки, мы...

А.Митрофанова

— Люди XXI века.

А.Пичугин

— Самых распространенных... Да, люди XXI века, в любых непонятных случаях к ней обращаемся. В Википедии даже нет про него статьи.

А.Митрофанова

— Я думаю, это вопрос времени.

А.Пичугин

— Про отца есть, а про него нет. Вы — автор фильма. Я думаю, что те люди, которые заинтересовались, послушав нашу программу, их стоит отослать к фильму. Где его можно найти?

А.Наумов

— Да. История с фильмом — это тоже интересный момент.

А.Пичугин

— У нас, к сожалению, уже нет времени, чтобы ее рассказать, но где его найти?

А.Наумов

— Да, интересный момент. Я думаю, что в ближайшее время нам удастся как-то получить эфир. К сожалению, пока в интернете фильма нет. Мы работаем на то, чтобы он был интересен телеканалам, чтобы охватить сначала как можно большее количество людей, и трейлер фильма, и вообще историю графа Медема можно найти в интернете — очень много статей вышло, материалов на эту тему.

А.Пичугин

— Испанский режиссер Хулио Медем — не родственник?

А.Наумов

— Вряд ли.

А.Пичугин

— А то бы снял художественный фильм.

А.Митрофанова

— Художественный.

А.Пичугин

— Там такая история, что...

А.Наумов

— Там такая история...

А.Митрофанова

— Вы знаете, у меня ощущение, что сегодня в ходе нашего разговора я прожила несколько жизней.

А.Пичугин

— И у меня тоже.

А.Митрофанова

— Спасибо Вам за это большое, потому что из серии «историю нужно знать наощупь». Вот эта живая история, которая через личности нам раскрывается, и какие-то очень высокие планки нам задает, до которых, уж, не знаю, дотянемся мы или нет, но во всяком случае они есть, эти планки и это факт. Ну, и еще раз я повторю ту мысль, которую уже в начале эфира высказывала, что такая святость, о которой Вы нам сегодня рассказывали, такой вообще образ этого человека, и святость, которая стала очевидна в конце его жизни и после его смерти — это такой тоже для нас, мне кажется, такой философский урок. Что бы ни было в нашем роду, кем бы ни были наши предки, очень много зависит от нас и, может быть, Вы знаете, иногда Божий промысел так устраивает наши жизни, что смотрят: «А кем же станем мы?» Не зря же говорят: «По плодам их узнаете их». Мы не знаем, за кого именно в нашем роду мы отвечаем, но когда смотришь на историю графа Медема, понимаешь, что он совершенно точно отвечал не только за себя, а это — урок всем нам. Спасибо Вам большое.

А.Пичугин

— Да, спасибо большое. Слушателям только в завершение программы напомним, что Алексей Наумов, историк, автор книг и фильма про графа Александра Медема сегодня у нас был в гостях. Спасибо. Алла Митрофанова.

А.Митрофанова

— Алексей Пичугин.

А.Пичугин

— Будьте здоровы.

А.Митрофанова

— До свидания.