«Евангелие и Евангелисты». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем) (27.05.2019)

У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).

Разговор шел об особенностях изложения Евангельских событий разными Евангелистами.

---

Ведущий: Александр Ананьев

А. Ананьев

–Добрый вечер, дорогие друзья. В очередной раз в светлой студии светлого радио вас приветствую я, меня зовут Александр Ананьев. И я напомню, что как обычно в это время я предстою здесь в абсолютно органичной для себя роли – в роли неофита. Эта роль тем прекрасней для меня, что я могу позволить себе задавать те вопросы, которые обычно людям задавать даже стыдно, потому что все знают на них ответы. А я, честно скажу, не знаю, и мне вот в этом часе не стыдно в этом признаться. Разрешите представить вам удивительного человека –светлого, радостного и прекрасного собеседника – руководителя информационного отдела и Комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Иваново-Вознесенской епархии, иеромонаха Макария (Маркиша). Добрый вечер, отец Макарий.

Иеромонах Макарий

– Здравствуйте, дорогой Саша, дорогие друзья. Ну какие комплименты серьезные, придется как-то отдуваться теперь.

А. Ананьев

– Да, теперь нет выхода. Батюшка, сначала позвольте мне загадку, на которую меня навела собственно моя жена.

Иеромонах Макарий

– Так.

А. Ананьев

– У Бориса Борисович Гребенщикова в одной из песен есть строчка: «Тебя там встретит огнегривый лев и синий вол, исполненный очей, с ними золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый».

Иеромонах Макарий

– Да, есть такие строчки, такие слова. Конечно, это аллюзия на книгу Нового Завета, книга номер двадцать семь, а именно Откровение Иоанна Богослова – Апокалипсис по-гречески, по-русски Откровение. Книга, ну скажем так, особенно стоящая, особо. Двадцать стоит в одной стороне, двадцать седьмая – отдельно. Почему, потому что книга эта действительно, так сказать, в серьезном смысле таинственная. Таинственная – не открытая для прямого, простого, непосредственного восприятия.

А. Ананьев

– Так. Признаюсь сразу – мне, как неофиту, не стыдно это сделать – у меня-то ответ другой на эту загадку.

Иеромонах Макарий

– А какой у вас ответ на загадку?

А. Ананьев

– Сначала вы поясните, что же это за аллюзия такая в этой книге.

Иеромонах Макарий

– Там, значит, апостол Иоанн Богослов сам по себе ссылается на видение Изекииля, на таинственные опять-таки образы ветхозаветных пророков, которые тоже, в общем-то, не имеют прямого, простого восприятия, не открыты прямому, простому восприятию читателями и слушателями. Вы, дорогие слушатели, дорогие все, сравните четыре Евангелия, которые представляют собой что – свидетельства очевидцев. Вот, я был учеником Спасителя, видел то-то, слышал то-то, произошло то-то. И сравните пророческие откровения: Иоанн Богослов, будучи уже глубоким старцем, через 70–80 приблизительно лет после Воскресения Спасителя, будучи сослан на остров Патмос, может быть, меньше, 60 – правильно сказал, прямо вот говорит: имел видение, открылись передо мной небеса и дальше возникли какие-то откровения. Апокалипсис есть откровение, revelation – по-английски, откровение.

А. Ананьев

– Ну на самом деле у меня-то здесь ответ указан немножко другой.

Иеромонах Макарий

– Ну скажите.

А. Ананьев

– Дело в том, что иконописцы изображают евангелистов именно следующим образом...

Иеромонах Макарий

– Так, правильно.

А. Ананьев

– Марка – как льва, Луку – как тельца, Иоанна – как орла, а Матфея – как человека. И вот в этих трех героях этой песни собственно отсутствует человек.

Иеромонах Макарий

– Правильно. Но ваш ответ и мой ответ – один и тот же ответ.

А. Ананьев

– Один и тот же, почему я и сказал.

Иеромонах Макарий

– Почему иконописцы так изображают, что называется, не по своим же прихотям – это все образы пророчеств ветхозаветных и новозаветных, так сказать, тоже перешедших из ветхозаветного духовного наследия в Новый Завет. А иконописцы, на то они и иконописцы, чтобы вот эту вот и таинственную, и непостижимую и труднодостижимую реальность духовную каким-то образом передавать людям в зрительных образах.

А. Ананьев

– Таинственные образы, притчи.

Иеромонах Макарий

– Совершенно верно. И в этом отличие икон, с одной стороны, от чертежей или как-то формальных фотографий, по нашему времени, а с другой стороны, от художественной самодеятельности, от свободных этих самых художников, которые что хотят, то и малюют.

А. Ананьев

– Итак, отец Макарий, дорогие друзья, как вы, возможно, уже догадались, сегодня в программе «Вопросы неофита» в «Светлом вечере» речь пойдет не просто о книге, а о Книге с заглавной буквы. Сегодня я, неофит, хочу получить для себя ответы на вопросы о том, что же такое Священное Писание, что же такое Библия, что такое Евангелие. И начать хочу именно с этого вопроса: Библия, Евангелие, Священное Писание – в этом языке не бывает ничего случайного и если существует два разных слова, они описывают два разных понятия, два разных символа, два разных явления. Вот эти три понятия: Библия, Священное Писание и Евангелие – это синонимы?

Иеромонах Макарий

– Ну надо сказать, Библия и Священное Писание – в общем-то говоря, в таком обычном словоупотреблении, основном, это в общем-то синонимы: βιβλία – по-гречески книги. Ну Βίβλος – книга, а βιβλία – книги. А «б» и «в» у них, да, понятно, буква Β, β – «бета» она же «вита». Так вот, в общем-то говоря, в широком смысле это одно и тоже. Евангелие я немножко отложу чуть-чуть на потом. А в более таком специальном, скажем, научном употреблении под библеистикой или изучением Библии сегодня понимают именно книги Ветхого Завета. Библеист – это человек, который знаком с ивритом, с арамейскими языками, и который работает с книгами Ветхого Завета. Ну Новый Завет тоже будет подключен в каком-то смысле, но это немножко уже другая, чуть-чуть другая сфера. Так вот Евангелие. Теперь мы пришли к слову «Евангелие» – εὐαγγέλιον – благое, доброе известие, благая весть, хорошая новость. Так переводи на русский, как хочешь. Но под Евангелием понимаются опять-таки две близких сферы. Одна из них – это четыре книги, четыре трактата, принятые Церковью еще с I века по Рождеству Христову как показания, свидетельства евангелистов. Ну евангелистами называются те, кто написал эти четыре трактата, их четыре ровно, больше нет. А в другом, чуть более широком смысле под Евангелием понимают книги Нового Завета, двадцать семь книг, о которых я упомянул. То же, можно сказать, о Евангелии: читал Евангелие, в Евангелии апостол Павел говорит то-то то-то. Апостол Павел не писал Евангелие, но его Послания входят в строй Нового Завета. Вот примерно так это и надо воспринимать, совершенно законным образом. Подводных камней тут нет.

А. Ананьев

– То есть я прав, утверждая, что разные эти слова существуют неслучайно.

Иеромонах Макарий

– Ну а что же, конечно, нет. Потому что ведь современники Спасителя и Сам Спаситель, они-то воспринимали Священное Писание только как Писание Ветхого Завета. Писания Нового Завета еще не было создано в то время, когда Спаситель ходил по земле. Священное Писание Нового Завета – вот евангельские повествования четыре, плюс все остальные книги, которые входят в Новый Завет, появились позже. По существу, в течение всего I века они появлялись и были написаны для людей, которые уже уверовали во Христа. Это очень важно, что это не как это, не миссионерские брошюры.

А. Ананьев

– Ну да. Отец Макарий, вы упомянули, что Евангелие переводится как «благая весть». Как следует понимать вот это выражение: благая весть?

Иеромонах Макарий

– Добрая весть о воплощении Бога, о том, что Бог стал человеком, принял смерть один раз и дал нам вход в вечность. Ну то что я сейчас сказал – это формулировка нашего богословия, которое формулировалось, так сказать, сложилось, выкристаллизовалось в Церкви в течение, ну будем говорить, первых нескольких столетий. В то время таких терминов люди, быть может, не мыслили, но термины, слова вторичны, а реальность первична. Реальность – это Богочеловек Иисус Христос, это Тот, Кто был на этой земле, был распят и воскрес и создал Свою Церковь – вот эта реальность и стала благой вестью для первых христиан.

А. Ананьев

– То есть слово «весть» здесь не просто, как мы привыкли понимать его в современном языке, это не новость, это не информация о каком-то событии?

Иеромонах Макарий

– Ну информация – сам факт, это весть. Вот был, скажем, кто-то болен, но он выздоровел. И вот что такое благая весть, извещение о его выздоровлении – факт, что он здоров, жив, с нами, а не тот листок бумаги, где вам сообщают из больницы, что его состояние пришло в норму.

А. Ананьев

– Ну однако выражение «благая весть», оно же многозначно тем не менее. Благовещение Девы Марии это же тоже благая весть.

Иеромонах Макарий

– Ευαγγελισμός – ну по-гречески чуть другое. Да, верно, но язык, понимаете, в чем дело, человеческий язык – это тоже очень серьезная, глубокая, на самом деле философская сфера: о связи между языком, нашим языком и реальностью. И этим занимаются люди серьезные и технического направления, и философского направления, психологи, ну и богословы, конечно, тоже. Поскольку язык человеческий не тождествен реальности – это знают все. Малым детям задают всякие загадки, а серьезные философы, богословы на это смотрят уже гораздо, так сказать...

А. Ананьев

– Скорее тождественен своей реальности, в которой он живет, существует.

Иеромонах Макарий

– Ну видите, в чем дело, я не знаю, нужно ли нам сейчас нам в это вдаваться, в тонкости языка.

А. Ананьев

– Очень важно, потому что мы говорим сейчас о книге и фактически мы говорим о языке и важности понимания каждого слова.

Иеромонах Макарий

– Верно. Книга это слова. Возьмем книгу, что мы находим в книге – что-то такое написано или напечатано – это слова, а за словами стоит реальность. И вот эта возможность человека открыть реальность за словом, ну она, во-первых, далеко не каждому дана, а во-вторых, дана всем по-разному, дана еще в зависимости от того, какой язык мы используем. Мы читаем Евангелие по-гречески – оригинал, называем его оригиналом. А между тем, судя по всему, Спаситель по-гречески с людьми не разговаривал. Хотя точно это никто не знает, но по некоторым косвенным признакам можно подумать, что иногда Он говорил по-гречески. Но по всем, так сказать, в целом понятиям принятым, говорил Он на иврите и по-арамейски – два родственных семитских языка. А у нас ничего не осталось на иврите и на арамейском от того времени. И вот отсюда пошли все неприятности. Ну неприятности – я так условно говорю, неприятности – и наши споры, всякого рода дискуссии, недоразумения или неправильные разумения.

А. Ананьев

– Как звали того святителя, который столкнулся с фактически неразрешимой дилеммой? Он приехал проповедовать благую весть жителям тундры – этим чукчам, эвенкам – и столкнулся с тем, что у них в языке просто нет слова «хлеб».

Иеромонах Макарий

– А, Иннокентий Московский был просветителем Аляски, потом митрополитом стал, после смерти митрополита Филарета (Дроздова) занял Московскую кафедру.

А. Ананьев

– Ну вот меня потрясла эта история его, когда он понимал, что надо донести до людей значение фразы: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь», – а «хлеба» у них нет, слова такого нет. И он заменил его рыбой, если...

Иеромонах Макарий

– А потому что рыба – это питание. Мы можем такую сделать цепочку. Можно сказать: хлеб наш насущный или питание наше, наше питание насущное, ежедневное. Или, наоборот, сверхъестественное еще. Слово «насущный», кстати сказать, еще гораздо более таинственное, чем «хлеб».

А. Ананьев

– Вот, кстати, не задумывался, отец Макарий, представляете?

Иеромонах Макарий

– А вот стоит задуматься. А вот я сейчас пару слов вам скажу о нем. А вот если мы заменим слово «хлеб» на «питание» – я думаю, в восприятии русского человека никаких проблем тут не будет. А дальше, если мы перенесемся на десять тысяч километров на северо-восток, уже «питание» заменим на «рыбу». Вот так.

А. Ананьев

– Я думаю, что если перевести вот эту главную молитву опять с эвенкийского на русский, мы увидим что-то совершенно другое. И едва ли сможем узнать даже.

Иеромонах Макарий

– Ну верно. Все потому что дело не в словах, а в той реальности, которая за ними скрывается, или за ними стоит, или из-за них светит. И вот открытие этой реальности принадлежит человеку и только человеку. Почему компьютерный перевод у нас так хромает на все ноги и руки, почему он такой слабенький у нас.

А. Ананьев

– Мы продолжаем разговор о самой главной книге с иеромонахом Макарием (Маркишем), руководителем информационного отдела и Комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Иваново-Вознесенской епархии. Хотя я сказал книги, а правильнее будет сказать: Четвероевангелие и Евангелие. Я вот слово «Четвероевангелие» встретил вчера, когда готовился к программе, я понял, что его никогда не слышал. И я еще спросил: а Четвероевангелие и Евангелие – это одно и то же? А мне ответили: а ты у отца Макария спроси.

Иеромонах Макарий

– А мы только это упомянули. Под Евангелием мы понимаем разные стороны вот этого вот Священного Писания – и четыре Евангелия вместе, и каждое из четырех, и весь свод Нового Завета тоже, в принципе. Хотя это не очень точно, но в то же время в контексте будет понятно, о чем идет речь. А скажем, евангельское нравственное учение, оно содержится и в Евангелиях, и в Деяниях Апостолов, и в Посланиях Апостолов – и в соборных посланиях, и в пастырских посланиях, и в чем-то, может, даже в Откровении Иоанна Богослова. Все евангельское учение – нравственное там, еще какое-нибудь.

А. Ананьев

– Следующей вопрос у меня детский. И он звучит так довольно просто, как ребенок может спросить: а сохранился ли где-нибудь оригинал Священного Писания?

Иеромонах Макарий

– Что вы называете оригиналом?

А. Ананьев

– Вот, вот.

Иеромонах Макарий

– И ребенка я спрошу: а что, тебе кажется, оригинал? С ребенком всегда хорошо, ловко и, так сказать, плодотворно говорить. Вот я написал, – ребенок говорит, –контрольную работу Марии Ивановне, учительнице – вот оригинал, который я написал. А вот Лев Николаевич Толстой написал книгу там «Два старика». Где оригинал? Оригинал где-то лежит в музее, а вот, пожалуйста, книжка, можно читать ее – тоже, в общем-то, оригинал. Никто не удивится, когда мы возьмем книжку и скажем, что это оригинал, правильно? Льва Николаевича Толстого.

А. Ананьев

– Вот я имею в виду рукопись.

Иеромонах Макарий

– Ну я понимаю, что рукопись.

А. Ананьев

– Рукопись, написанную рукой апостола Матфея или апостола Марка. Может быть, какой-то фрагмент, который можно увидеть своими глазами.

Иеромонах Макарий

– Если мы смело скажем: нет – мы можем многих разочаровать. А мы действительно смело говорим: нет. Но возьмем огромный объем всей старинной литературы, начиная там с какого-нибудь века, не знаю там, ну условно говоря, XIII – мы не найдем ни одного оригинала вот в таком смысле, как вы говорите. Там Платон, Аристотель Лао-Цзы, Конфуций, не знаю, Гаутама Будда, кто угодно, я не знаю, кто у нас еще есть – Плутарх, Иосиф Флавий – ну кого назовете, любых там знаменитостей прошлых веков – у них хоть одна крупица есть из того, что они собственной рукой написали? Конечно, нет. Разумеется, нет. В то же время нет никаких сомнений в подлинности наличия этих, так сказать, аутентичности всех этих текстов, с которыми мы имеем дело и читаем.

А. Ананьев

– Сомнений, конечно, быть не может. Однако со времен жизненного пути Господа Иисуса Христа сохранилось немало святынь. А главное – вот чего я не могу понять как неофит: а главное – это то, что передает нам Его слова, то что передает нам Его учение – оно, получается, что не сохранилось. Я не могу понять, как же так вышло. Ведь вот уж это должно, могли беречь пуще всего остального.

Иеромонах Макарий

– Дорогие друзья, и зрители, и слушатели, святыни какие – ну там, скажем, место Голгофа, где был распят Спаситель – ну каменная гора...

А. Ананьев

– Плащаница, частицы Распятия, гвозди – вот такое впечатление, что сохранилось все, кроме...

Иеромонах Макарий

– Ну друзья мои, далеко не все. То что сохранилось, оно сохраняется в основном потому, и даже исключительно потому, что материал, из которого он сделан, ну он более долговечен, он соответствует тем природным особенностям, которые сохраняют материал. Каменная гора Голгофа стоит – ей ничего не делается. А даже вот с гвоздями уже проблема некоторая есть. А слово, которое записано, на чем писали – на папирусе, который истлевает достаточно быстро, насколько в песках Египта, кое-где находят иногда остатки папирусных записей. Наг-Хаммади – такое место в Египте – в начале XX века там обнаружили россыпь старинных папирусов. Но представить себе, что тот конкретный кусок папируса или, быть может, даже восковые таблички, которые тоже использовались в качестве письменного материала, чтобы они остались в течение двух тысяч лет – это совершенно немыслимо. Этого не было и, в общем-то, и даже представлять себе это, наверное, не стоит. Знаете, мы можем посмотреть глубже. И почитав Евангелие, прочитав новозаветное повествование, обнаружим, что у нас нет свидетельств о том, что Спаситель Сам когда-то что-то записывал. Единственное находим мы свидетельство о том, что Он писал на земле, склонившись, в некий момент, когда привели женщину к Нему, обвиненную в прелюбодеянии. И то на земле Он писал, то есть в пыли какие-то записи делал. Спаситель не оставил нам письменных свидетельств, для того чтобы мы не поклонялись букве. А поклоняемся мы Ему лично, и факт этого поклонения, почитания – свидетельство нашей религиозной веры, поддержка ее идет в тех свидетельствах, которые оставили нам Его ученики. И вот они оставили эти свидетельства, свидетельства эти зафиксированы, переписаны многократно. И дальше уже мы видим действительно эти памятники, памятники рукописи в самых разных формах. Очень характерно, что, скажем, небольшой отрывок из Евангелия Иоанна на папирусе обнаружен, который датируется началом II столетия, II века – то есть он отделен от момента написанная Иоанном Евангелия несколькими десятилетия. Иоанново Евангелие написано, судя по всему, в начале II, в конце I века. Апостол Иоанн был глубоким старцем. Уже находится, значит, папирус, датируемый специалистами началом II века. Разумеется, это никто не может сказать, что это писал сам апостол Иоанн, но, по крайней мере, через несколько десятилетий после возникновения Евангелия уже остается фрагмент, который найден вот в песках, я уж не помню, где именно, ну в Египте, в сухом и жарком климате. Если мы возьмем таких классиков, как, скажем, Гомер или Платон, или уж я не знаю, кого бы тут назвать – Пифагор, и посмотреть, какие остались от них письменные свидетельства – мы увидим, что они гораздо менее, можно сказать, аутентичны, гораздо на большем расстоянии находятся от момента их создания до момента написания вот этого письменного памятника, который нам остался. Таким образом, в целом можно сказать, что Священное Писание Нового Завета подкреплено письменными памятниками с очень высокой надежностью. Исключительно высокой надежностью. Ну примерно то же можно сказать и о памятниках Ветхого Завета, хотя там своя специфика, конечно.

А. Ананьев

– А где хранится вот этот вот самый древний фрагмент, авторство которого... Даже не авторство, а создание которого...

Иеромонах Макарий

– Боюсь я точно сказать, ну наверное, в Британском музее, они любят все скупать. А может, где-то еще. Есть, действительно, со временем Реформации, даже раньше, со времен так называемого Возрождения был очень большой интерес к этим древним рукописям. И новые находки, конечно, хранятся и публикуются в интернете – я не помню точное название этого фрагмента, – они имеют точную кодировку в современной библеистике или в современной науке о Священном Писании Нового Завета. Вот этот фрагмент начала II века – можно увидеть его факсимильное изображение в интернете, даже прочить кое-какие греческие слова, ну там буквально слоги будут.

А. Ананьев

– А вы же читаете по-гречески.

Иеромонах Макарий

– Ну как я читаю? Я не могу сказать, что читаю по-гречески. Если я учился в семинарии, значит, я обязан знать хотя бы немножко греческий. Но, друзья мои, чтобы быть богословом, надо знать древние языки так, как мы знаем русский с вами, чтобы человек мог читать древние тексты свободно. Вот вы найдете какой-нибудь обрывок там чего-нибудь, бумажки, и написано там: Вася, Миша, Петя, – ага, все понятно, кто-то кому-то пишет. Вот примерно так же историк должен разбирать древние языки, о существовании даже которых мы можем не знать, там какой-нибудь дрвенеассирийский или эфиопский.

А. Ананьев

– Я не так давно узнал, что раз в два дня на планете Земля исчезает очередной язык из тех, по-моему, семи тысяч, которые существуют. Раз в два дня исчезает навсегда целый язык с последним носителем этого языка. И речь идет в первую очередь о каких-то племенах, на каких-то островах.

Иеромонах Макарий

– Да, очень возможно. Ну будем надеяться, что это исчезновение носителей языка все-таки не равнозначно исчезновению языка. Если есть наука лингвистика – серьезная наука, глубокая, очень важная для всех нас, то, наверное, и память о языке тоже остается.

А. Ананьев

– У меня есть очень непростой вопрос.

Иеромонах Макарий

– Попробуем.

А. Ананьев

– Но задать его я вам хочу ровно через минуту. Мы вернемся в студию после небольшого перерыва.

А. Ананьев

– Вы слушаете «Светлый вечер». Меня зовут Александр Ананьев – я, напомню, неофит. И продолжаю задавать вопросы о Евангелии. Именно сегодня на эту тему хочу поговорить с моим собеседником, руководителем информационного отдела и Комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Иваново-Вознесенской епархии, прекрасным собеседником, иеромонахом Макарием (Маркишем). Добрый вечер, отец Макарий, еще раз.

Иеромонах Макарий

– Добрый вечер еще раз. Полезное дело.

А. Ананьев

– Вспоминаю анекдот с претензией на историчность...

Иеромонах Макарий

– А вы вместо «анекдот» говорите «притча», и тогда все станет, никто комар носа не подточит.

А. Ананьев

– Она бесстыжая, однако, была рассказана очень уважаемым мной человеком – о монахах, которые из века в век переписывали, как было в этой притче, одну очень важную книгу. И однажды решили проверить, а что же там было написано в оригинале. И спустились в глубокий подвал, выяснили, что в слове celebrate – то есть праздный...

Иеромонах Макарий

– А, celibate.

А. Ананьев

– Да, celibate – то есть целибат. И там монахи расстраивались, говорили: я же знал, я же догадывался, что там так и есть.

Иеромонах Макарий

– Глуповатая история.

А. Ананьев

– Однако, тем не менее, вот какой вопрос. Я задумался, что ведь писали на протяжении двадцати столетий эти рукописи люди, и люди могли ошибаться – либо по недосмотру, либо по какой-то воле, причем даже, наверное, не всегда злой, желая...

А. Ананьев

– А иногда была злая, я вам прямо могу сказать, что бывала злая воля.

Иеромонах Макарий

– И я, готовясь к программе, почитал и выяснил, что, оказывается, там да, есть такая целая история о том, что были те, кто посягал на чистоту этого слова. И были те, кто вставал на защиту этого слова.

А. Ананьев

– Все очень просто. Представим себе, вот есть вы, дорогой Александр. Вот пусть у вас паспорт, СНИЛС, там я не знаю, может, водительское удостоверение даже есть, еще что-нибудь – глядишь, что-нибудь запортится. Ну бывает, теряют паспорта. Или как один у меня один знакомый – взял, уронил его в суп. В полиции там смеялись, ну что там. Короче, понимаете мой намек, да? Бумаги, они важны: паспорт по-своему, там СНИЛС по-своему. Мало ли, бывает, карточка кредитная, еще что-нибудь. Но жизнь важнее. Но жизнь, факт важнее. В конце концов, совсем серьезный случай: вас приведут перед судьей, и судья посмотрит, скажет: да это действительно, это вот он. Это действительно там сарай принадлежит ему, а не тому, кто его пытается там, как-то рейдерский захват учинить. Суд решает по факту жизни, устанавливает этот факт. А бумаги ну играют какую-то роль, но бумаги можно восстановить. Так вот ровно то же самое относится к жизни религиозной. И в роли этого суда выступает Церковь. Вот Церковь – вот здесь мы встречаемся с реальностью Церкви. И это не то что в XXI веке мы как-то бравируем что ли или рекламируем Церковь – нет, буквально во II уже столетии реальность Церкви как судьи, судьи именно того, что правильно, а что неправильно в тех или иных писаниях или учениях, что практически одно и то же, выступала Церковь. Причем Церковь в своей полноте. Потому что Церквей-то много. Это сегодня мы можем взять телефонную трубку, позвонить там в Владивосток или куда-нибудь там, не знаю, в Афины (в Константинополь мы звонить не будем сейчас) – что-то узнать такое, да, порядки какие-то навести. Одна академия может, ректор академии московской может позвонить ректору петербуржской, что-нибудь такое узнать. Тогда-то такого не было. И в то же время Церковь в своей полноте, Вселенская Церковь, единогласно таким консенсусом определяла: вот эта книга принадлежит Священному Писанию Нового Завета, а эта нет. Эта подлежит уважению, но в корпус Нового Завета не входит. А это и уважению не подлежит, потому что она подложная, поддельная, и множество каких-то фактов, которые с верой христианской не подтверждаются. Не вера строится на бумагах, или папирусах, или пергаментах, а эти папирусы и записи базируются на вере, их аутентичность определятся соответствием вере Церкви. Вот это фундаментальнейший факт, который наши протестантские, евангелические, ну будем говорить, неправославные верующие не очень рады признавать. Ну Бог с ними, это их, так сказать, проблемы. Но на чем базируется действительно христианское понимание вот этой вот письменной нашей культуры, письменного нашего наследия? Простейший вопрос, который мы задаем: кто написал Священное Писание Нового Завета? И у людей недалеких, у них глаза вылезают, они говорят: Бог написал. Неправда, Бог ничего не писал, а писали люди. А кто, а почему? А почему Евангелие от Иуды – недавно у нас, ну как недавно, лет десять, какой-то роман очередной был опубликован, и там, чтобы его рекламировать, рекламную компанию, вдруг вспомнили такой апокрифический – то есть нехристианский памятник, нецерковный, Евангелие от Иуды. Стали по всем концам, задавали вопрос: а почему у вас только эти Евангелия? А еще есть Евангелие от Иуды. А еще есть, наверное, дюжина разных Евангелий, благих вестей, так они называются, которые не относятся к Церкви. Писали разные люди – во II веке, в III – ну по разным своим поводам. И Церковь их не принимала: это не наше, нам, так сказать, чуждо. Почему чуждо? Потому что не соответствует той вере, которую мы приняли от наших предшественников, от апостолов. Вот и все, и весь ответ.

А. Ананьев

– Тем интереснее будет задавать вам сейчас следующий вопрос. А от смысла и слова мы все-таки переходим к бумаге.

Иеромонах Макарий

– Ну да, в конце концов, в какой-то момент уже бумагу, на папирус, на пергамент уже.

А. Ананьев

– Евангелие, которое хранится у меня дома. Мне немало пришлось учиться много чему, но и в частности обращению с этой Книгой, с большой буквы. Потому что как я обычно читаю книги? Вечером, перед тем как заснуть, читаю книгу. Засыпаю, чувствую – закрываю ее закладочкой, кладу на пол, выключаю свет... И тут мне указывают: подожди, есть правило – Евангелие на пол класть нельзя. Я говорю: хорошо, я положу его на кресло? Подожди, на кресло Евангелие класть нельзя. Я хочу с вами поговорить о том, как и где, во-первых, нужно хранить Евангелие и, во-вторых, как и где его можно читать.

Иеромонах Макарий

– Вот видите, тут мы переходим от области вероучения, от области знания фактов христианской веры на область обычая. Обычаи могут касаться храмовой жизни: где вот в храме лежит Евангелие – на престоле. А другое Евангелие стоит тут же, в шкафчике. Тоже Евангелие – другого издания, ну просто другую функцию, это та же самая книга, но стоит в шкафчике. Понятно, на пол мы не кладем, это нам не нравится. Ну зачем, это наш обычай, наше чувство правильности. А на стул – ну по возможности тоже нет, нежелательно. Но если мы уже из храма переходим в дом, в домашнюю жизнь, могут быть другие обычаи, другой какой-то строй, который, понятно, исходит из нашего собственного чувства благочестия. Не из внешних фактов вероучения и даже не из обычаев литургической жизни, богослужебной жизни, а уже из нашего чувства, что нам нравится, что нам не нравится. Ну вряд ли мне будет нравиться Евангелие на пол – совершенно ясно. А куда его положить – на стол. А почему не на стул, собственно говоря? А что мы там садимся...

А. Ананьев

– На стуле садимся, да. Я даже проверил, интернет утверждает...

Иеромонах Макарий

– Интернет – вещь вообще совершенно посторонняя. Ну нежелательно, верно, я готов согласиться с теми, кто с этим не согласен. Но и происхождение этих обычаев надо понимать, что оно исходит из наших собственных понятий о приличии и благочестии. И самое важное, что эти понятия, эти правила, эти обычаи опять-таки, они меняются со временем. Вот сегодня я возьму, в карман засуну руку – здесь у меня есть сотовый телефон – здесь есть все Священное Писание, и Ветхого и Нового Завета, к тому же на трех разных языках. Да, оно тут есть. И что, мне этот телефон теперь нельзя положить на стул или на пол, не дай Бог, что плохого?

А. Ананьев

– Отец Макарий, мне даже в голову не приходил вот такой поворот разговора.

Иеромонах Макарий

– А почему?

А. Ананьев

– То есть вы правы, Священное Писание в мобильном телефоне вашем, оно остается Священным Писанием.

Иеромонах Макарий

– Разумеется. А в то же время, естественно, что телефон я положу куда угодно. А богослужебное Евангелие, которое в храме у нас лежит на престоле, и мы, скажем, когда переоблачают престол, надо заменить – вот скажем, пост Великий кончился, черные облачения заменяем на белые или на красные, – мы это Евангелие торжественно переносим с престола на жертвенник, ставим, потом престол переоблачаем. Никому не придет в голову положить служебное Евангелие на пол и даже на стул, совершенно верно. У меня был интересный разговор с одним студентом семинарии, такой, ну сейчас он диакон уже. Он смотрит на регента, руководителя хора, который тоже взял свой сотовый телефон или планшет и там что-то, значит, читает оттуда. И говорит: отец Макарий, а что это они там читают электронику эту свою, почему не книжку?

Иеромонах Макарий

– Я говорю: ну так удобнее, что плохого. – А вы Евангелие можете читать по сотовому телефону? Я говорю: могу. И что же? Вот вы, говорит, возьмете этот золотой оклад, серебряный, в него поставите планшет, поставите его на престол и будете совершать богослужение? И я говорю: нет. И объяснил ему, почему. Потому что помимо самого текста, который там находится, в этой книге, у него еще есть эстетическое значение, эстетический смысл, символический смысл – вот эта вот книга, которая несет в себе там и так далее. Это я ему все рассказал, и разговор закончился. А дальше я вспомнил, что у евреев вот вплоть до сегодняшнего дня, XXI века их Священное Писание – Тору, Пятикнижие, по-моему (весь Ветхий Завет, весь Танах – не буду, не уверен, но про Тору уверен), – не принимается в печатном виде. Только в переписанном, только рукописная Тора в виде свитка – это их обычай. А христиане, в том числе и православные христиане, начиная с XV века, с Гутенберга, стали принимать печатное Священное Писание. А ведь тоже были недовольны, и Гутенберга жгли, и Ивана Федорова жгли, и говорили: там бес, в этом печатном станке сидит, бес, и вообще это невозможно, какие-то там литеры, буковки, что-то там, отливки делают, конечно, там бес на бесе сидит и бесом погоняет. Все это было. А потом как-то образумились. И сегодня мы читаем Священное Писание и очень много других полезных источников, которые в электронном виде хранятся. И благодарим Бога за такое, в общем-то, техническое усовершенствование. Но на престоле мы держим (пока – я хотел сказать), действительно держим Священное Писание, напечатанное, отпечатанное на бумаге. Кто знает, сколько еще лет простоит эта земля. Я не удивлюсь, через какое-то количество сотен лет или не знаю когда, может быть, будет и электронное издание напрестольное. Почему бы и нет. Если сменилось письменное на печатное, то может смениться когда-то и печатное на электронное.

А. Ананьев

– Вообще да, все меняется. Я в одном из московских храмов (не вспомню сейчас, как он называется, я был там один раз, официальный храм ВДВ России, в районе Сокольников) обнаружил в углу храма большой интерактивный современный монитор. Где можно узнать все подробности о каждой иконе, где можно заглянуть в алтарь, даже женщине вот виртуально заглянуть и посмотреть на роспись наверху.

Иеромонах Макарий

– Очень хорошо. Вы знаете, вот эта тема, я уж не знаю, как она укладывается в наши соображения о Евангелии, но она полезна, она очень близка и важна. Вот эта тема перемен изменения отношения людей к каким-то материально-техническим средствам. Я знаю одного очень уважаемого человека, вы его тоже знаете, который жив, слава Богу, и есть много аудиозаписей его лекций и бесед (время-то идет, а аудиозаписи-то остаются, которые были сделаны лет 20 тому назад), где он просто буквально с негодованием, если можно так сказать, говорит о том, что делают телевизионщики. Приходят в храм, снимают в алтаре, фотографируют, ведут видеозапись алтаря – какой кошмар! А сегодня – прошло 15–20 лет – хорошо, прекрасно, показывают по телевизору алтарь. И вы не зайдете в алтарь, и уж женщина тем более, особенно нет такого благословения, в алтаре быть. А благодаря этим техническим средствам сегодня каждый человек – в России, в Австралии, в Антарктиде – может где угодно видеть, присутствовать, по существу, при совершении Божественной литургии, что очень правильно и очень важно.

А. Ананьев

– Ну я не стал бы так вот махать на меня рукой. Батюшка, когда благословил меня читать житие Марии Египетской, я надел стихарь по его благословению и зашел в алтарь.

Иеромонах Макарий

– Это прекрасно, что вы зашли. Но когда свершается литургия, вот Евхаристическая молитва, то даже алтарников у меня настоятель, он как-то алтарников отводит от престола. Ну и я могу сказать от себя, честно говоря, что мне бывает уютней, когда я один в алтаре нахожусь при совершении литургии.

А. Ананьев

– Возвращаемся к нашей теме, к тому, как и где можно хранить Евангелие. А как хранить его все-таки лучше – в красном углу, не с остальными книгами, а вот там? Но опять же мы сами определяем этот обычай.

Иеромонах Макарий

– У меня вот маленькая келийка, угла такого специального красного нет. Ну он есть там, где иконы висят, но там тесновато. А разных изданий Священного Писания, наверное, пальцев на руках не хватит. И что, мне их там все сложить?

А. Ананьев

– А вот мы переходим опять же к вопросу, который органично будет звучать в контексте изменений вот этого, того современного, что нас все больше и больше окружает, и тому, как во все это вписать вот эти наши обычаи, дорогие нашему сердцу. Где и как можно читать Священное Писание? Опять тоже тот же интернет, к советам которого вы относитесь с изрядной долей иронии, рекомендует – именно так, рекомендует – читать его исключительно стоя, как в храме. И уж ни в коем случае нельзя читать его в метро, в дороге, лежа в кровати. Как правильно, отец Макарий, нужно читать Священное Писание?

Иеромонах Макарий

– Это я вспомнил нашего замечательного президента Владимира Путина, у которого есть очень хорошее выражение об отделении мух от котлет. И как только мы его отделим, мух от котлет, мухи улетят, а котлеты мы съедим.

А. Ананьев

– Но те мухи, которые в котлетах, вряд ли улетят.

Иеромонах Макарий

– Но они если уже влезли в котлеты, уже котлеты не годятся, уже только собакам на корм. Так вот чего мы говорим: интернет. Примерно так же сказать: «интернет советует», как вы бы сказали: «на бумаге написано». В интернете есть и то, и другое, и третье, и сто двадцать пятое. Каждый человек, включая самых своеобразных людей, пишет в интернете все что угодно, и поисковые системы находят, особенно если их еще профинансировать дополнительно. Поэтому выражение «прочитал в интернете», оно слишком широко, чтобы что-нибудь значить.

А. Ананьев

– В свое оправдание скажу, что это проверенные, как принято говорить, источники, источники, заслуживающие всяческого уважения, по крайней мере, моего.

Иеромонах Макарий

– Но тут я не буду спорить заранее, но скажу вам так: никаких канонических или будем говорить, богословских регулятивных норм о том, что читать в метро нельзя, а где-то в другом месте можно, стоя можно, а сидя нельзя или сидя можно, а лежа нельзя – вы нигде не найдете. Вы найдете только высказывания разных лиц в разных условиях, чаще всего в частных письмах, опять-таки, значит, частные мнения, которые относятся к своим конкретным, так сказать, сферам применения. Я со своей стороны не имею никакой информации о том, чтобы надо было ограничивать возможность чтения Священного Писания теми или иными условиями, какими бы они ни были: будь то человек лежачий больной, сидячий больной, едущий куда-нибудь в метро, в поезде, в самолете. Ни в коем случае никаких подобных требований или указаний я не могу разделить или вынести на ваше рассмотрение. И скажу просто так: читайте всюду, на всяком месте владычествия Господа нашего. Всюду Его слово должно распространяться, звучать, в наши уши входить, в наши глаза и так далее и тому подобное. В том числе слушать можно Священное Писание. Опять-таки мы с вами вспомнили сотовые телефоны, интернет, мобильный интернет или аудиозаписи, которые у вас есть. Вот я ехал в поезде недавно, но, правда, я не Священное Писание читал, а очень серьезную книгу владыки Илариона (Алфеева) о Священном Писании. А у меня была верхняя полка, а на нижних полках люди спят. И я что, скажу: а ну-ка вы подвиньтесь, я тут встану и буду слушать владыку Илариона? Естественно, что я лежал на полке и слушал прекрасные его разъяснения, комментарии, очень такие глубокие. И конечно, там было огромное количество из Священного Писания. И я должен был каждый раз спрыгивать с полки верхней и будить народ внизу? Ну абсурд.

А. Ананьев

– А я правильно вас понял? Я просто страсть как люблю аудиокниги, учитывая то, что много приходится двигаться, слушать книги – ну это не убивать время уж совсем впустую.

Иеромонах Макарий

– Правильно абсолютно. Совершенно справедливо.

А. Ананьев

– И мне даже в голову не приходило, что Священное Писание существует и в аудио.

Иеромонах Макарий

– И Священное Писание существует, и его толкования, его комментарии.

А. Ананьев

– Нет, про катехизис, например, я знаю. Вот Катехизис Филарета (Дроздова), а в исполнении его знаменитого телеведущего, правнука, которое собственно было издано при поддержке радио «Вера» – это существует, это действительно безумно интересно слушать, и к тому же еще значимость такая большая. А вот про Священное Писание – вы меня удивили.

Иеромонах Макарий

– Ну все хорошие сочинения – многообразные, многогранные, полезные каждому, как сказать, по мере его силе, мере, интересу, конечно, его свойствам и способностям – с каждым днем их делается все больше. И конечно, все вы, дорогие слушатели, призываетесь к тому, чтобы эти книги себе загружать, читать, слушать соответствующим образом, пользоваться, так сказать, получать огромнейшую пользу от этих прекрасных образовательных материалов просветительских.

А. Ананьев

– Вы слушаете «Светлый вечер». Меня зовут Александр Ананьев. И мы продолжаем разговор с иеромонахом Макарием (Маркишем) о Священном Писании, о том как, где, почему его важно читать. И вот вопрос, который я могу задать уже ближе к завершению нашей беседы, отец Макарий, наверное, следовало задать в самом начале и посвятить этому вопросу весь час. Вот какой феномен. Я думал, что это я такой нерадивый, неглубокий и неумный, а оказывается, нет, это действительно распространенный феномен: Евангелие читать чрезвычайно трудно, особенно поначалу. При чтении у человека неподготовленного возникает – как бы вот сформулировать, – жуткий приступ лени. Потому что каждое слово ты понимаешь, особенно мы же читаем его в переводе, я же читаю его не на церковнославянском, я его читаю в переводе...

Иеромонах Макарий

– А церковнославянский это не перевод разве? И к тому же не самый лучший. Церковнославянский имеет свои недостатки, русский синодальный – свои недостатки, новый перевод современный – свои.

А. Ананьев

– Но тем не менее я читаю его на относительно современном русском языке, и там все слова понятны, все предложения понятны. Но читаешь и через страницу понимаешь, что тяжело тебе это дается. И опять же в одном из источников я обнаружил, что это неспроста. Это внутри нас идет борьба вот тех бесов, которые....

Иеромонах Макарий

– Это мистика, это совершенно лишнее.

А. Ананьев

– Да?

Иеромонах Макарий

– Ну Александр, это, понимаете, можно здесь простые найти параллели. Если вы серьезный вопрос изучаете, серьезный мировоззренческий там, философский, нравственный – там должен присутствовать Христос. Если Его нет, ну значит, вы где-то немножко бьете мимо цели, происходит ровно, как сказать, зеркальное изображение. Думаем о серьезном вопросе. Если там появляются бесы – значит, откиньте этих бесов, и начинайте вопрос заново разбирать. Не нужно. Почитайте, вот когда у вас возникает попытка что-то списать на бесов – прочитайте басню Крылова под названием «Напраслина» – я, по-моему, как-то цитировал ее здесь, в эфире. Вот бесенок из-за печки: «Ну полно, говорит, всегда клепать на нас, я сам же у тебя учился сей же час. И, право, вижу первый раз, как яйца пекут на свечке». Значит, не нужно тут бесов. Конечно, непросто читать. Разумеется, непросто читать. Ну описание, написанное две тысячи лет назад, тех событий, которые стали ключевым поворотным пунктом во всей истории мироздания. Но хорошая новость, если можно так выразиться, Евангелия, да, благая весть, состоит в том, что вам Господь дает жизнь с Божией помощью длинную. И вы читаете эти Евангелия – один раз, второй, третий, десятый, сто двадцатый, – потихонечку впитываете ту реальность, которая за ними стоит. Если студенту, который в течение семестра лодырничал, лоботрясничал – послезавтра у него экзамен, ему дали учебник, говорят: вот, можешь подготовиться. А ему, бедному, трудно, а экзамен-то надо сдавать. И он сидит, он пьет чашку кофе за чашкой, там долбит, себя холодной водой обливает, пытается что-то там выучить. Потом он этот экзамен сдал, тройку получил, вздохнул, эту книжку вышвырнул вон и побежал опять в пивную. Вот у нас картина-то противоположная. И читаем, и читаем. Ну что-то не очень понятно: одно слово прочитал, другое, одну фразу, другую – какой-то стих наткнулся – что-то трудно, нашел объяснения где-нибудь, разузнал. Тот же самый интернет прекрасно помог или, может, пропустил, на следующий раз. Или какой-то волнистой линией на полях пометил, там назавтра или через неделю спросил у кого-нибудь, у священника. И так процесс идет потихонечку. Четыре Евангелия прочитали. А я лично даю обычно такой совет: четыре Евангелия плюс Деяния – вот пять книг на самом деле. Четвероевангелие, к ним по жанру присоединяются Деяния Апостолов, написаны апостолом Лукою, тоже, в общем, свидетельства очевидцев. И возвращаетесь обратно к Матфею.

А. Ананьев

– Батюшка Серафим Саровский, по воспоминаниям, прочитывал все четыре Евангелия раз в месяц.

Иеромонах Макарий

– Ну вот все зависит, у него, может быть, была скорость чтения высокая или времени было много. У нас в церковном богослужебном круге четыре Евангелия прочитываются за год и Апостол, ну в общем, тоже за год, но там со своими особенностями. А как мы вначале с вами упомянули, Откровение не входит в богослужебное чтение.

А. Ананьев

– То есть за год прочитываются все четыре Евангелия, и нет ни одного фрагмента, который бы не прозвучал в храме за этот год?

Иеромонах Макарий

– Ну дорогой мой, в храме-то оно звучит, но я-то, я даже, священник, и миряне тем более, они же не все время присутствуют в храме.

А. Ананьев

– Ну да.

Иеромонах Макарий

– Поэтому совет очень простой, ну вот для начинающих – это пять книг: четыре Евангелия плюс Деяния. А когда у вас, входите уже в режим, то подключайте Апостольские Послания. Апостольские Послания читать труднее, информация гораздо более напряженная, контекстно-зависимая. Это уже не свидетельства очевидцев, это какие-то конкретные, такая корреспонденция между апостолами и получателями их посланий по неким конкретным поводам, которые надо узнавать. Полезно читать учебные пособия, более уже такие специальные, но это тоже вопрос, так сказать, постепенности. Именно вопрос постепенности. Не надо, надрыв здесь совершенно лишний. Абсолютно лишний надрыв. То есть что-то непонятно или что-то конкретно вот непонятно – оборот, например, речи – ну давай узнавать. А если в целом вы читаете Второе Послание к Коринфянам – почему там апостол спрашивает, какие у него претензии к коринфянам – ну были какие-то претензии и были. А в следующий раз будете читать, уже вам станет яснее.

А. Ананьев

– Вопрос, с которого тоже следовало бы, наверное, начать: а почему не одно Евангелие? Ну почему было не взять – я понимаю, что они разные, написаны четырьмя разными людьми...

Иеромонах Макарий

– Да, в разное время.

А. Ананьев

– Почему было бы Церкви, вот как я правильно размышлял, не взять эти четыре Евангелия, сказать: давайте вот возьмем за основу, допустим, Евангелие от Иоанна, которое было написано фактически четвертым, да, и дополним его теми фрагментами, вот чтобы была одна полная-полная и максимально достоверная история. Почему их четыре?

Иеромонах Макарий

– По двум причинам. Вот вы описали сценарий некоторый – почему так вот не сделали? По двум принципиальнейшим причинам так не сделали: одна причина духовная, а другая практическая. Духовная причина – это уважение, огромнейшая мера уважения, пиетета, так сказать, почитания верующих людей к тем свидетельствам письменным, которые остались от апостолов.

А. Ананьев

– Вы же сами сказали, что Господь назидательно просил не упираться в буквы.

Иеромонах Макарий

– Ну не упираться – не упираться, но они существует. Мы этим буквам не поклоняемся, но мы их не меняем. Если существует такой текст, вот мы его держим как связь, живую связь с тем временем, с той обстановкой, в которой текст был написан. Никто на себя не берет власть или дерзость, будем говорить, что-то такое, значит, ну переиначивать. Хотя, как мы прекрасно знаем, переиначивание все равно происходило, но исключительно мелкими такими, так сказать, порциями, когда переписчик мог добавить на полях какую-нибудь заметку, какое-нибудь слово для ясности, а следующий переписчик это слово по недогляду или по ошибке своей возьмет и внесет в текст. Такое бывало. Ну и чуть более хитрые вещи тоже происходили. Но доля этих, как сказать, переиначиваний ничтожна по сравнению со всем объемом Священного Писания. Это первая причина. А вторая причина практическая. Вы говорите: Церковь. Церковь первый раз собралась на свой общецерковный собор только в начале IV столетия, в 325 году. До этого Церковь целиком, вся Вселенская Церковь никогда не собиралась, это было просто физически невозможно. Да и потом-то было не очень возможно. Вселенские соборы так называемые – ну собирались какое-то количество епископов, потом, постфактум, их определения принимались, а иногда и не принимались. А римский папа говорил: а я не согласен. И он так вот не соглашался, не соглашался, и кончилось все тем, что вообще отпал от православия. Так что Церковь своим соборным голосом действует только, будем говорить, принимая то что уже есть. Принимая или отвергая, но не конструируя заново ничего. Вся церковная богословская деятельность – это формулировки или уточнения или прояснения того, что уже существует, а не написание чего-то нового. Вот мы теперь вот будем рассуждать так – нет, это не годится. Если слово «теперь» возникает, сразу спрашивают: а почему теперь так, а раньше было по-другому? Не годится.

А. Ананьев

– Это та основа, которая... Все может измениться, в храме могут появиться лифты, электрические лампы, интерактивные мониторы, но это основа, которая...

Иеромонах Макарий

– Ну появилась лампа. Спросим: а почему она тут, лампа? Нужна тут она, она противоречит чему-то, что было прежде? Да нет, не противоречит. Ну проще зажечь лампу, чем зажигать свечи, от них пожар может быть, и копоть и так далее. И пожалуйста – лампа. Лифт, соответственно, то же самое интерактивный монитор или просто монитор. Вот я был, например, в Липецке, доклад делал – текст богослужения выводился на экран. Особо это важно для слабослышащих или глухих. Очень важное дело. Хорошее дело? Явно хорошее. Ну почему бы и нет.

А. Ананьев

– Я все жду, когда в храме – ведь рано или поздно это появится, – перевод...

Иеромонах Макарий

– Да правильно.

А. Ананьев

– Чтобы перевод дублировал чтение Священного Писания, чтобы было понятно. Потому что мы ведь все равно ведь стоим с переводом, чтобы понимать.

Иеромонах Макарий

– Слово «перевод» здесь не очень точное. Хороший славянский текст –исправленный, уточненный, он будет лучше, чем всякий перевод.

А. Ананьев

– Серьезно?

Иеромонах Макарий

– Абсолютно правильно. Об этом писали авторы в конце XIX – в начале XX века: надо уточнять, исправлять недостатки славянского перевода. Ну дело в том, что трудности понимания, особенно не само Священное Писание, а богослужебных текстов литургических базируется не в языке, а в их греческом оригинале. Это немножко в сторону.

А. Ананьев

– Отец Макарий, во-первых, я прошу прощения за вольные и невольные глупости, которые говорил...

Иеромонах Макарий

– Не принимается прощение. Потому что не надо просить прощения за все то доброе, что вы делаете.

А. Ананьев

– А во-вторых, говорю вам больше спасибо за ваше терпение и за вашу мудрость.

Иеромонах Макарий

– И вам спасибо. Про мудрость не знаю, а дело важное.

А. Ананьев

– Сегодня о самом главном мы говорили с иеромонахом Макарием (Маркишем), руководителем информационного отдела и Комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Иваново-Вознесенской епархии. Я Александр Ананьев. Всего вам доброго.

А. Ананьев

– До свидания.