«Есть ли неисправимые ошибки в воспитании детей?» Прот. Артемий Владимиров

У нас в гостях был старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря прот. Артемий Владимиров.

Мы говорили о том, есть ли такие ошибки в воспитании детей, которые уже невозможно исправить; как не запустить ситуацию в семье так, чтобы последствия не стали необратимыми; а также каким образом разрешать уже возникшие конфликты и непонимания. Отец Артемий ответил на вопросы: как реагировать родителям на дерзость ребенка; что делать, если ребенок становится зависимым от виртуального мира; и какое верное средство всегда есть в помощь родителям во всех жизненных ситуациях.

---

А. Ананьев 

— Добрый вечер, дорогие друзья. Теплым постным вечером с радостными, абсолютно не постными лицами в студии вас приветствуют: ведущая Алла Митрофанова — 

А. Митрофанова 

— Александр Ананьев — 

А. Ананьев 

— А лица у нас радостные, потому что мы просто счастливы, потому что к нам в очередной раз присоединился удивительный собеседник… 

Прот. Артемий Владимиров 

— Ревизор? (Смеются.) 

А. Ананьев 

— Ревизор душ наших в самом высоком смысле этого слова. 

Прот. Артемий Владимиров 

— А над кем вы сейчас смеетесь? 

А. Митрофанова 

— Так над собой. (Смеются.) 

А. Ананьев 

— Духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, мудрый пастырь, протоиерей Артемий Владимиров. Добрый вечер, отец Артемий. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Приветствую вас, дорогие друзья. И для меня тоже радость сегодня поделиться добрым словом с нашими радиослушателями. 

А. Ананьев 

— Но на этом мы заканчиваем позитивную часть нашего разговора и переходим к серьезному разговору, который, как я предполагал, должен быть грустным, должен быть серьезным. И в какой-то момент обязательно должны прозвучать ноты отчаяния и печали и уверенность в том, что хорошо не будет. 

А. Митрофанова 

— Это не про отца Артемия, мне кажется. 

А. Ананьев 

— Да. Сейчас я понимаю, что нет — мы избежим всякого отчаяния и всё будет очень жизнеутверждающе. Однако я вот только что поделился с батюшкой — темы, которые мы приносим сюда в «Семейный час» на радио «Вера», никогда не бывают, что называется, высосаны из пальца. Их приносят мне те, кто меня окружают. И вот буквально за последние два-три дня, как сговорились мои окружающие, в первую очередь молодые мамы — они рассказывают о том, что они запустили своего ребенка. Ситуации разные. У одной ребенку 3 года, у другой ребенку 6 лет, у третьей ребенку 20 лет. Один не хочет разговаривать и лепить каких-то зайчиков в детском саду и не хочет социализироваться, и не может оторвать взгляда от экрана телевизора. Другой не хочет что-то писать на уроках, отказывается учиться и вообще говорит маме: «Мама, зачем я родился? Я хочу быть с Богом и не ходить в школу, потому что там школы нет». Третий вообще потерялся и… 

Прот. Артемий Владимиров 

— Не хочет жениться, не хочет трудиться… 

А. Ананьев 

— Там еще сложнее, я просто не хочу выдавать очень личные, очень печальные рассказы. Но там завязано на совсем уже печальных историях. И во всех этих случаях родители винят себя. И во всех этих случаях звучит одна и та же фраза — вот что объединило эти истории: «Я запустила ребенка». Ситуацию не исправить, я плачу». Я хочу начать вот с чего наш разговор, отец Артемий: есть ли в нашей жизни неисправимые ошибки? 

Прот. Артемий Владимиров 

— Ошибки различаются по своей тяжести. И особенно бывает тяжело, когда человек, против которого мы согрешили, по отношению к которому мы сделали что-то предосудительное, уже ушел за грань земного бытия. Однако, священники, принимающие на исповеди у Креста Евангелия души, которые каются и сокрушаются в этих самых непоправимых ошибках, ведают, что Воскресший Христос силен простить, а значит и понять, и принять любого человека, который с доверием раскрывает язвы своей души пред Его Божественным любящим взором. Священники знают, что прощая провинившегося, Господь Бог своей благодатью таинственно воздействует на мир видимый и мир невидимый. И поэтому никогда не будем терять, дорогие мамы, надежды. Вы запустили проект под названием «мое сладкое чадо». Я пользуюсь многозначностью русского языка — «моя кровиночка», «моя слезиночка». Errare humanum est — человеку свойственно ошибаться. Нет дела более тонкого, сложного, непредсказуемого, в конце концов, чем воспитание живой, свободной личности, имеющей свободу произволения склонить чашу весов направо, налево. Но, думается, что если маму покинуло чувство самодостаточности и непререкаемой собственной правоты, если она не страдает комплексом Римского Папы, чувством своей непогрешимости, когда вещает Папа с кафедры народам, то это уже прекрасно. Ведь гордым Бог противится, а смиренным дает благодать. А смирение начинается как раз с признания своих ошибок, о чем вы сегодня нам и поведали применительно к материнству. 

А. Ананьев 

— Ой, у меня сразу столько вопросов к вам, отец Артемий! Начиная с того, какие еще бо́льшие ошибки может совершить родитель, которого изгрызает изнутри чувство вины за то, что он что-то не так сделал по отношению к ребенку, заканчивая тем, что всё можно исправить. Я ехал к вам на встречу, и где-то в районе Яузы мне в голову пришло такое сравнение. Я тоже был уверен, не слово в слово, но примерно так же сказал: пока мы живы…  

Прот. Артемий Владимиров 

— Dum spiro, spero. 

А. Ананьев 

— Да — пока дышу, надеюсь. И тут я вспомнил одну свою хорошую знакомую, которая буквально накануне потеряла 2 зуба — запустила. И потеряла 2 зуба. Они были и их нету, понимаете? То есть другими словами, в жизни все-таки есть ситуации, когда ты ее можешь запустить и эту ситуацию не исправить. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Конечно — на Бога надейся, сам же не плошай. Бог-то Бог, да сам не будь плох. У нас на плечах не кочан капусты, а голова, наделенная многими органами чувств. Мы должны предусматривать, прогнозировать, что-то предварять в мыслях. Этому нас должны учить родители, этому мы учимся в школе. И поэтому не откладывай на завтра то, что ты можешь сделать сегодня. Будем помнить, что от малого греха до великого один шаг. 

А. Митрофанова 

— Отец Артемий, а если спроецировать эту ситуацию с потерями необратимыми на отношения с детьми. Где граница между тем, что еще можно исправить и тем, что уже исправить нельзя? Как происходят эти вещи? — разрыв между родителями и детьми настолько существенный, что связь практически уже не восстановима. Я знаю ситуации, когда родители уже уходят из жизни, а дети так и не нашли в себе сил с ними примириться, потому что обида, которую они держат на них, она очень здорово срикошетила по всей их жизни. Например, они не смогли создать семью нормальную. И они понимают, что это потому, что родители в них определенные вещи заложили, странслировали им такое отношение. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Мы знаем, что есть определенная градация во всяком грехе, всяком изъяне. Ибо одно дело осудить папу или сказать грубое слово матери. Это ужасно. Но совсем другое дело — устойчивая неприязнь, ненависть, отторжение от утробы, тебя породившей. Вот почему, если мы замечаем в ребенке проявление дерзости, откуда что берется, улица ли его научила или какие-то интернет-сообщества. И мама неправильно смиряется перед ситуацией, принимает от ребенка его небрежное нахальное отношение, то, конечно, любое зло имеет тенденцию развиваться. И иная спохватывается тогда, когда Митрофанушка потерял уже образ не только Божий, но и человеческий. Это относится и к грубым страстям — увлечение подростка винопитием или какие-то страстишки smoking, которые сегодня, к сожалению, теснейшим образом соприкасаются со всяким наркотическим зельем. И, конечно, глаз да глаз, доверяй, да проверяй. Сегодня в делах воспитания, наверное, очень важно то, что именуется профилактикой, предупреждением болезни. Мы должны понимать, какие у ребенка в отроческом, юном возрасте соблазны, искушения. И, мудро выстраивая с ним отношения, давать ему какие-то противоядия, какие-то снадобья словесные, чтобы защитить дитя от соблазнов, уже стучащих в ворота его сердца. 

А. Митрофанова 

— Тут два момента. Если позволите, мне бы хотелось уточнить. Если ребенок нахамил маме или папе, надерзил — как правильно будет отреагировать? 

Прот. Артемий Владимиров 

— Прежде всего, думаю, дать ему понять, что он теряет доверие родителей. Находясь от них во всецелой зависимости, питаясь от их рук, не имея сам ни сил, ни средств к благобытию, он, как какой-то лисенок или волчонок, кусает руку, которая подносит ему бутылочку с молочной смесью. И пока сердце дитяти еще нежное, пока он скучает по стихии добра, любви, доверия, теплоты, можно положить ему утверждать, что отстраненность матери от ребенка, лишение его, ребенка, родительской ласки, благоволения, педагогическая отчужденность всегда приносят благие плоды, потому что, почувствовав себя один, совсем один, почувствовав свое сиротство, он будет искать примирения, будет стремиться к теплоте родительских рук, к родительскому сердцу. И таким образом мы, убирая табуретку самоуверенности из-под его ног, добиваемся того, что, как щеночек скулящий, виляющий хвостиком, он с повинной приползет к маме. И мама уже сможет сказать ему те нужные слова, которые вызовут в ребенке слезы раскаяния. 

 
А. Ананьев 

— Мы продолжаем «Семейный час» с нашим дорогим собеседником — духовником Алексеевского женского монастыря в Москве, протоиереем Артемием Владимировым. И продолжая вопрос, который только что задала Алла Митрофанова. Отец Артемий, а вот такой метод: отстраненность и показать ребенку, что он таким образом теряет доверие родителя — мне даже как-то холодно стало от этой перспективы. Не сделает ли это возникшую трещинку или каньончик между ребенком и родителем похожим на пропасть? Не потеряют ли они окончательный контакт? 

Прот. Артемий Владимиров 

— Я думаю, что потому педагогика и именуется искусством, что, держа руку на пульсе, родители христианские еще и молятся: «Господи, умягчи, просвети сердце чада моего. Господи, расположи его к покаянию». Как правило, в семье не одно единственное дитя, вокруг которого бегают семь нянек, но второе и третье. И поэтому, сохраняя язык живого общения с теми, кто удерживается от проступка согрешившего, родители словом и делом показывают тому добровольному изгою, что он потерял. Это притча о блудном сыне, когда младший, расточив имение, вдруг воспоминает, какое счастье, какой покой он имел в общении с отцом. И обращается к потерянному отечеству со словами: «Согрешил я против неба и пред тобою». Но наш разговор так или иначе теоретичен. Конечно, живые примеры, иллюстрирующие тот или иной конфликт всегда будут убедительными и ясными. Опыт показывает, что дети — это не взрослые, которые, как джин, забираются в бутылку, которые могут годами не разговаривать с конфликтующей стороной. Дети поневоле, по необходимости тянутся к материнской груди — они не могут жить без тепла и света материнской и отеческой ласки. И таких юных строптивцев хватает ненадолго. Хотя интересно, что каждый ребенок отличен от другого. И в каждой семье есть покладистое и совестливое дитя, а есть девочка с характером. Есть мальчишка, который, как ослик, буриданов осел, упирается всеми четырьмя копытами. Но тут, я думаю, мы, родители, должны проявлять именно творчество, искусство, чтобы не оставлять в тени согрешившего и выходить к нему навстречу. Как Отец Небесный вышел навстречу блудному чаду своему. 

А. Ананьев 

— Вот чтобы всё это почувствовать, отец Артемий, в голове ребенка должна сначала возникнуть тишина. И он должен услышать всё то, что вы сейчас сказали. Но мы живем в XXI веке. Вы можете себе представить, что нужно, чтобы у ребенка в голове возникла тишина? У него есть телевизор, у него есть смартфон, у него есть интернет. У него постоянный шум. Я сам этот шум постоянно ощущаю. Для того, чтобы у  меня в голове наступила тишина, знаете, что мне нужно? Мне нужно, чтобы у меня смартфон сломался. 

А. Митрофанова 

— Знаете, тут еще какая история: с родителями возник разлад — ребенок пошел куда-нибудь в социальные сети. Там его поджидают специально обученные люди, которые: «О, ты поссорился с родителями! Ну и ладно, плюнь на них. Сейчас мы дадим тебе всё то, что тебе необходимо…» 

А. Ананьев 

— Ужас какой. Что это за специально обученные люди? 

Прот. Артемий Владимиров 

— Некие такие двуногие токсичные насекомые. 

А. Митрофанова 

— Да. И ребенок попадает в такие структуры, из которых потом ему самостоятельно уже не выбраться. У него лапы не настолько сильные, чтобы из этой ямы выкарабкаться. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Об этом должны и обязаны знать современные родители. И, понятное дело, что кукушонка выталкивать из гнезда на откуп гаджетам — это зло наихудшее. И первым делом дитя провинившееся нужно ограничить, строго контролировать — просто отнять от него все информационные раздражители. Лучше поставить его в «красный угол». Мы как-то говорили о том, что выражение «поставить в угол» в советское время понимали неправильно. Сейчас мы понимаем — поставить в Гугл. Иди в сети. «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». Между тем, говорят, что в старину ребенка провинившегося — что-то взявшего без спросу, ослушавшегося, совершившего какой-то предосудительный проступок — поставляли пред иконами Спасителя и Богородицы. 

А. Митрофанова 

— Не на горох? 

Прот. Артемий Владимиров 

— Не на горох. Но пред лицом Того, Кто нас видит и слышит, и любит. С тем, чтобы оставив в тишине дитя, дать ему возможность почувствовать, что нелицеприятный взор Судии и Спасителя направлен и исследует потаенные глубины его сердца. А если мы вспомним, что лик Богородицы исполнен благости, мира, любви, он точит Божественную благодать, то 5-10 минут для верующего маленького христианина бывают достаточны, чтобы тот, един с Единым Богом беседуя, ощутил свою внутреннюю неправоту.  Но здесь, конечно, нужна тонкость. Одно дело употребить такую кондовую интонацию: «Иди в угол!» — «На тебе! Не хочу!» А другое дело: «Солнышко мое, я просто не верю, что ты вышел из моей материнской утробы. Пойди, пожалуйста, встань, если можешь, пред лицом Господа, который всегда был послушен Пречистой Деве Марии. Посмотри Ему в очи, Божественные очи, и послушай, что тебе скажет Господь, если ты сейчас не слышишь собственной матери».  

А. Ананьев 

— Отец Артемий, вы говорили о конкретных примерах. Я подготовил для вас кое-какие фрагменты из писем, которые попались мне в руки. Вот, к примеру, письмо. «Мотивации ноль, — пишет мама. — Подростковый сленг, видимо, из телевизора и интернета. Гаджетозависимость. Успеваемость, скорее, «2», чем «3». В начальной школе еще держался как-то на «3» и «4», сейчас никак. К новому режиму привыкнуть не может, 5-й класс. Тоска и, чувствую, бессилие наваливаются с новой силой. С чего начать? Или уже поздно? Я плачу». Это конкретное письмо, конкретная ситуация. Ребенок, я так понимаю, еще не вошел в тот подростковый возраст, когда телефон отнять уже будет невозможно. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Безусловно, здесь необходимо подключать сочувствие.  

А. Ананьев 

— К маме или к ребенку? 

Прот. Артемий Владимиров 

— К ребенку. Мама, смотря на свое продолжение, на произведение свое, плачет вместе с Мишенькой или Машенькой, у которой отбита охота к учению. Ну, что же, мне придется оставить всё. Давай попробуем с тобой — глаза боятся, руки делают. Давай с тобой попробуем вместе разобраться, что там у тебя не получается в русском языке, с математикой? Современным родителям, безусловно, до́лжно быть продвинутыми, потому что многие теряются перед домашними заданиями, которые приносят их дети. Но одна голова хорошо, а две головы лучше. Здесь, безусловно, важно этого озлобленного волчонка, этого маленького отчаявшегося человечка все-таки мотивировать, то есть вдохновить: всё у тебя будет хорошо, всё у нас получится. Давай-ка засучим рукава, и начнем трудиться. Мы с вами взрослые люди и тоже, наверное, по временам испытываем упадок сил, иногда грусть, тоска нападает. Но «возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке». Мама вслух еще произнесет молитву: «Богородице Дево, радуйся. Благодатная Мария, Господь с Тобою». Очень много значит наша улыбка. Отмечаю, что часто мама, желая ребенку лучшего, забывает такое важное слагаемое — на лице их не луч света, мира, радости, но они выплескивает огорчение свое, недовольство. Высказывают ребенку свои претензии, не понимая, что ему и так тяжело, и так несладко. Поэтому наш внешний образ, наш духовный портрет, выражение наших глаз, интонация, мягкость голоса, импульсы сердца, которые мы должны вкладывать в каждое произносимое слово — это незримое, но существеннейшее слагаемое, когда речь идет о духовной поддержке. Ведь и без того учителя́, а им не хватает времени на индивидуальное общение с детьми, загоняют часто в угол наших школьников. И те бывают морально подавлены. Здесь совершенно необходима духовная терапия любви. И родители пусть остаются спокойными, мирными, уверенными в успехе. 

А. Ананьев 

— Очень короткий вопрос, отец Артемий. Вы совсем не допускаете строгости в отношении детей? 

Прот. Артемий Владимиров 

— Без строгости нельзя, любовь должна и может быть взыскательной. 

А. Ананьев 

— А как выглядит строгость по отцу Артемию? Я не могу представить вас строгим. 

Прот. Артемий Владимиров 

— У меня с этим плоховато, скажу честно, потому что душевно я мягковатый человек и в тайне сердца себя не считаю педагогом в том смысле, что вижу педагогов, которые умеют и пробрать и пропесочить, и всё это делают с любовью. Но, тем не  менее, несмотря на то, что у каждого из нас свой фенотип, отступать мы не вправе. И поэтому, общаясь с трудно исправимыми, мы должны заботиться об одном: не потрафлять их испорченности и наглости, дерзости, не прогибаться перед теми, кто привык манипулировать взрослыми. Как бы то ни было, совесть нам всегда подсказывает, какую линию поведения выбрать. И не мытьем, так катаньем будем добиваться результата. Хотя у каждого свой набор «отмычек», свой стиль общения. 

А. Ананьев 

— Мы продолжим разговор о том, есть ли неисправимые ошибки в воспитании детей, о том, как наладить общение и помочь родителям и детям услышать друг друга, с нашим собеседником, духовником Алексеевского женского монастыря в Москве, протоиереем Артемием Владимировым, ровно через минуту. Не отходите далеко. 

 
А. Ананьев 

— И мы вновь возвращаемся в светлую студию радио «Вера». Здесь Алла Митрофанова — 

А. Митрофанова 

— Александр Ананьев — 

А. Ананьев 

— И наш дорогой собеседник — протоиерей Артемий Владимиров, духовник Алексеевского женского монастыря в Москве. Мы сегодня говорим о наболевшем, о насущном: о том, что есть ошибки в отношении наших детей, которые невозможно исправить. И вот сейчас хочется поговорить о том, а на ком же лежит ответственность за сложившуюся ситуацию? Слушая вас, отец Артемий, у меня возникло ощущение, что виной всему грехи родителей. За каждой такой ситуацией — грех родителя. И если вдруг возникает ситуация, описанная, например, только что — это было конкретное письмо отчаявшейся мамы, которая пишет: «Тоска, чувствую, бессилие наваливается с новой силой. С чего начать? Или уже поздно? Плачу». Ребенок учится на «двойки» и не хочет слушать маму. 

А. Митрофанова 

— Может, просто школу поменять? 

А. Ананьев 

— Это вопрос, который звучал. Но мне хочется концептуально понять — это вина мамы? Потому что мама-то чувствует свою вину — она себя изгрызла уже, она ходит несчастная, на ней лица нету. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Такое самоугрызание — это, несомненно, грех. Потому что мама теряет творческие силы, она парализует сама себя этим зомбированием. Она кается как бы, но уже не верит в исправление ситуации. Между тем как надежда умирает последней. Я, размышляя над так называемыми неисправимыми ошибками и грехом родительским, хотел бы упомянуть об одной страшной идейной ошибке, весьма распространенной сегодня — это чувство непререкаемой собственной исключительности, которую иногда родители вольно или невольно любимому дитяте прививают. Когда тот ребенок привык уже верить в то, что он самый-самый-самый уникальный, неповторимый, незаменимый, несравнимый ни с кем, в маленьком существе присутствующая априори гордынька начинает разрастаться пышным цветом. И часто мы получаем конечный продукт — «бриллиантовых» мальчиков, которые убеждены, что мир вращается вокруг них, что они находятся по ту сторону добра и зла, им всё дозволено. Такие люди могут сбить пешехода и плюнуть от досады, не испытывая ни малейшего сострадания к покалеченному, не приведи Бог, убитому человеку. И поэтому умение воспитывать ребенка и прививать ему чувство смирения, скромности, уметь критически воспринимать самого себя, прививать ему идею служения, — когда мы, служа другим, растем сами. Вот на самом деле та нравственная доминанта, пустив в ход которую, мы никогда не раскаемся впоследствии. 

А. Ананьев 

— Прости меня, Аллочка, прости, я не мог не поделиться. Вот ты не смотрела со мной фильм по роману Дмитрия Глуховского «Текст». Так получилось, что я один смотрел его в ночной тиши. И это было ужасно. Это как раз та ситуация, о которой мы с вами говорим. Любящая мама воспитывает ребенка одна. У нее на полке икона Богородицы. Она не хочет отпускать его в этот ужасный ночной клуб. Она видит, что ребенок вышел из-под контроля. Ребенок идет в ночной клуб, и всё начинается страшно. Всё начинается семилетним сроком в тюрьме. Абсолютная случайность, хотя мама понимает, что это не случайность. А заканчивается фильм еще страшнее. Заканчивается еще страшнее фильм. Я даже не буду рекомендовать его посмотреть, потому что он очень непростой. Но безвыходная ситуация, ситуация, когда ничего не исправить. Если вы хотите узнать, есть ли они — есть. 

А. Митрофанова 

— Здесь всегда надо делать поправку на ветер. В любом произведении искусства нужно, прежде чем примерять на себя рубашку, предложенную в нем, обратить внимание на систему координат самого автора — насколько она тебе созвучна? Потому что, возможно, та рубашка, которую он скроил, она, ну как сказать, просто она не твоя. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Смотришь фильмы Звягинцева — от «Возвращения» до «Левиафана» — и такой мрак обступает, что кажется… 

А. Митрофанова 

— Тут я бы вступилась за одного из своих любимых режиссеров, особенно, что касается фильма «Возвращение». Этого библейского взгляда на отношения между детьми и родителями, с одной стороны, а с другой стороны, ощущение богооставленности, которое в этом фильме тоже чувствуется — такой экзистенциальный кризис. И вот эта боль, на мой взгляд, она очень честная. Может быть, у Глуховского тоже очень честная боль, но это не значит, что человек, у которого, в принципе, в конце туннеля не тупик, а полоска света, обязательно должен будет, по Глуховскому, оказаться в тупике. Вполне возможно, что там, где для Глуховского глухой тупик (простите за невольную тавтологию), для другого человека в этом же месте в такой же ситуации будет полоска света, просто потому что он в другой системе координат себя расположил в этом мире. 

А. Ананьев 

— Безусловно. Но то, что это талантливо — это точно.  
А. Митрофанова 

— Это «медицинский» факт. 
А. Ананьев 

— И то, что это иллюстрирует невозможность исправить ошибки…. Понимаешь, там красной нитью — простите, что мы перешли на это, но он меня не оставляет — красной нитью через весь фильм проходит мама, лежащая в морге, которую сын все время пытается как-то похоронить. Но не может, потому что он окончательно погряз. И там, где мы ожидали бы от него какой-то метанойи, какого-то изменения ума, какого-то исправления — не получается, не срабатывает. Он не может измениться. 

А. Митрофанова 

— Опять же это у Глуховского он не может измениться. Может быть, у другого автора это произошло бы. Посмотри, что у героев Достоевского происходит.  

Прот. Артемий Владимиров 

—  Вспомним Салтыкова-Щедрина, «Господа Головлевы». Иудушка, уж на что пропащий типаж, умертвиями отмечавший свою судьбу. И вот он в Четверг Великий стоит перед Распятием и понимает, что совершенное им злодеяние соотносится с истязанием Христа. И через Христа, взявшего на Себя грехи всего мира, Иудушка Головлев, в поисках примирения с уже почившей маменькой, в порыве покаяния замерзает мартовской ночью у ее могилы. И этот душный роман, только первую главу которого изучали советские школьники в мое время, являет совершенно иное — мажорное радостное жизнеутверждающее звучание души воскресшей. Вот почему и сегодня, когда мы говорим о непоправимых ошибках, сразу хочется обратиться к Тому, Кто взял на себя всю совокупность человеческих трагедий, драм, болей, грехов, страдания, потому что, чему бы жизнь нас ни учила, но сердце верит в чудеса. И когда душа, заплутавшая в трех соснах, переоценивающая всю свою жизнь, в бессилии обращается к Господу, с распятой высоты взирающему на нас, тогда и просыпается надежда. Я вот получаю письма от пожизненников, которые каллиграфическим девичьим почерком пишут о прожитой жизни. И никогда бы не поверил, не будь священником, что Божья благодать находит и их — людей, совершивших уже совсем не детские и не юношеские грехи, но обретших милость Божью там, откуда нет возврата. 

А. Ананьев 

— То есть даже в такой ситуации… Как я вам благодарен, что вы затронули и с этой стороны эту проблему — даже в этой абсолютно обреченной, с точки зрения меня, человека, сидящего в студии светлого радио в прекрасной компании, безвыходной ситуации даже там, мы не можем говорить о неисправимой ошибке. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Несомненно. Потому что Воскресший Спаситель своей Божественной любовью посещает самые мрачные уголки вселенной и являет свою любовь тем, кто в глазах общества, в собственных очах, кажется, погиб безвозвратно. Как некогда Закхею и возвестил Иисус Христос: «Ныне пришло спасение дому сему, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее... И там, где умножился грех, умножается благодать». Поэтому всем нашим мамам, считающим, что упущено дитя безвозвратно, которое не просится до сих пор на горшок, но продолжает делать в памперсы, до Митрофанушек в их переходном возрасте 45-летнем, забывающим, что необходимо ходить в магазин, а не просто ждать от мамы геркулесовую кашу с банановыми кругляшками — всем мамам до́лжно начинать, конечно, с той молитвы, о которой русский народ говорит: молитва матери из огня изымает и со дня морского подымает. Или, как еще свидетельствует церковная мудрость: чадо плачущей матери погибнуть не может. 

А. Митрофанова 

— Я вспоминаю сейчас, слушая вас, очень хорошее выражение, мне оно очень нравится: двери ада закрыты изнутри. То есть мы сами для себя выбираем: хотим мы увидеть этот свет в конце туннеля или по той или иной причине нам комфортнее, проще оставаться в той ситуации, которая нас, может быть, и не устраивает, но еще больше не устраивает уже взять свою жизнь в свои руки и начать что-то менять, если уж совсем так припекло. Двери ада закрыты изнутри. Но мне бы хотелось вернуться все-таки к той ситуации, где ребенку очень трудно учиться. Или по той или иной причине он соскакивает со всем привычной дорожки, по которой родители в свое время прошли: прописи, буквы, сейчас есть электронные дневники, чего раньше не было. Но эти нововведения не настолько кардинальны, как мне кажется. Это, скорее, форма, хотя содержательно тоже вопросов очень много. Мне кажется, в начальной школе принципиальных, каких-то кардинальных сильных перемен не произошло. Ребенку не нравится. Он не любит учиться, ему, как сейчас говорят, не заходит. Есть ли основания у родителей пересмотреть? Может быть, в другую школу попробовать его отдать? Может, поискать какие-то особые формы обучения? Может быть, какие-то практики новые, которые сейчас разные творческие люди пытаются внедрить. Есть, в конце концов, люди, которые семейным образованием занимаются — не потому, что у них дети отстающие, а просто потому, что ребенку общая схема не подходит, он требует индивидуального подхода. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Мне приходилось посещать школы, в которых учатся нормальные дети, не вписавшиеся в коллектив, не социализированные. Не то что у них отставание в развитии, но у них такая чуткая, деликатная душа, такие индивидуальные свойства и особенности, что они под общую гребенку просто не подгибаются. Например, мой старший брат половины дня не провел в детском саду — он кричал, как три недорезанных поросенка. Мама была вынуждена его оставить на попечении бабушки. Мы, два близнеца, вписались в систему яслей и детского сада. Может быть, потому что поддерживали друг друга. Но как педагог, я еще подозреваю, что в той ли, в той ли школе, но нужно все-таки родителям более тесный конкордат с учителями держать. Потому что сам помню: если учитель бездушен, если он невнимателен, если в нем ни отеческого, ни материнского начала — а сейчас, к сожалению, умножается число тьюторов, не имеющих понимания, как подойти к ребенку. И родители должны обратить на это первостепенное внимание. И сегодня самое главное — не марка школы, не бренд ее, а конкретная личность педагога начальных классов. Когда на исповеди я встречаю таких вот педагогов, я им сразу говорю: это святое. Действительно, нет высшего, после священства, дела, чем общение с маленькими детьми. И если ребенок подавлен, затравлен, если у него отбиты напрочь любознательность, интерес, как правило, за этим стоит не трудный материал, но именно личность педагога, который не удосужился увидеть перед собой маленького человечка, который смотрит поверх вихрастых макушек и курносых лиц. И таким образом провоцирует отчужденность дитяти от учебного дела. И родителям необходимо подключаться с умом, чтобы хоть как-то воздействовать на педагогов — они не Сциллы и не Харибды, не Фемиды, богини правосудия, но те, кто сами имеют детей. И должны смотреть на чужих детей, как на своих собственных.  

А. Ананьев 

— И отец Артемий так хитро улыбается, и так светло при этом, что я подозреваю, что он знает контакты этих прекрасных педагогов. И сейчас тысячи матерей слушают внимательно: не поделится ли отец Артемий контактами этих прекрасных педагогов, которые смогут наладить общение ребенка со школой и заставить его учиться? Теоретически, возможно вот решить проблему таким образом — найти какой-нибудь контакт учителя? Или это будет побегом от сложившейся ситуации и нежеланием решать проблему: так, сейчас мы найдем самый простой способ решения. Мы можем что сделать? Ребенка поменять можем? — нет, ребенка поменять не можем. Мы можем поменять школу для ребенка? — можем. Давайте поменяем школу для ребенка. По-моему, как-то просто. Нет? 

Прот. Артемий Владимиров 

— Кто ищет, тот найдет. Если мы ходили когда-то в музыкальную школу, то прекрасно помним, что родители выходят на педагога по пианино, по гитаре. И именно качество педагогической деятельности того или иного учителя всё определяет. Так вот и сегодня — заблаговременно бы до́лжно наведаться в одну, в другую школу, беседуя с родителями, смотреть на рейтинг, смотреть на отзывы. Сейчас всё в чатах родительских находится, в комментариях. И более всего, конечно, мы должны искать в педагоге человечности, потому что дети нуждаются всего прежде в импульсах любви. А уж если это сочетается с профессионализмом — перед нами золотой учитель. В каждой школе разные педагоги. И заблаговременно будем, дорогие мамашки, выяснять и стараться наших детей притулить к тем училкам, которые светло смотрят на своих учеников и радуются общению с ними, а не воспринимают их за пластичный человекоматериал. 

 
А. Ананьев 

— В продолжение разговора о воспитании детей, разговора с духовником Алексеевского женского монастыря в Москве, протоиереем Артемием Владимировым, хочу вот что уточнить. Вы сказали, отец Артемий, что воспитание детей — это искусство, которое зависит от одаренности родителя, от его вдохновения, от сложившихся обстоятельств. Вот сегодня осенило — так, не осенило — вот так. Разве это не наука? Разве это не то, чему надо учиться? Разве это не то, что практически может быть сформулировано в жестких правилах, в жестких формулах? 

Прот. Артемий Владимиров 

— Еще Александр Сергеевич Пушкин говорил, что «истина, в отвлечении от любви, перестает быть таковой». Безусловно, Рафаэль, не бери он уроков у Леонардо, не овладей он техникой живописи, никогда бы не взошел до высот портретного искусства. Но личная одаренность, но вдохновение, но готовность, часы не наблюдая, раздумывать и размышлять и созидать шедевры. В этом смысле наука бездушна — абстрактный свод правил, закономерностей, без подхода к живой человеческой душе. И поэтому педагог, в моем представлении, не меньше поэта, который чувства добрые в народе пробуждал лирой своей. И ежедневно общаясь с людьми, я понимаю, что абстрактный, мною вычитанный материал и знание, которое я хотел бы передать, ничто, без умения прикоснуться к тонким струнам человеческой души. Наладить обратную связь, разбить коросту отчуждения, страха, подозрительности, недоверия, создать с Божьей помощью ту атмосферу, когда человеческие сердца раскрываются подобно цветам. И поэтому все педагоги разные. Один, может быть, формально преуспевает в натаскивании детей на выпускные экзамены, но при этом дети остаются потухшими, погасшими. И напротив, роскошь человеческого общения, когда между нами и детьми возникает какое-то родственное чувство, у ребенка пробуждается желание поделиться со мной — поверх вопросов по новому материалу — драмой своей жизни. Вот сверхзадача, которую здесь в России должен преследовать каждый мыслящий педагог.  

А. Ананьев 

— Очень важно все равно знать, а не только чувствовать. Вот мы вчера с Аллой Митрофановой буквально держали сами себя за руки, за ноги, закрывали себе лицо, чтобы не сказать родителям: «Что ж вы делаете? Нельзя так со своим ребенком!» Причем это постоянно бывает — мы иногда видим, когда родитель что-то говорит своему ребенку. И мы такие: «Нельзя так говорить ребенку! Вы же сейчас нарушаете его границы. Или вы сейчас говорите то, что он запомнит на всю жизнь и это подорвет его самооценку». 

А. Митрофанова 

— Причем он может даже и не отрефлексировать этого момента — мы же так устроены, у нас куда-то в подсознание уходит негативная информация. Потом, чтобы ее выкопать и разобраться: а в чем причина тех проблем, которые с нами в жизни случаются? И в этом смысле мы, действительно, все родом из детства. И в этом смысле те обиды, которые сохраняются на родителей, из-за того, что кто-то где-то неправильно сказал… 

А. Ананьев 

— Границы переступил. 

А. Митрофанова 

— Да. Они потом так травмируют человеку жизнь, что пока он не отпустит этого всего… А пока он ребенок, он не может это осознанно сделать. 

А. Ананьев 

— Причем у нас нет ни малейшего сомнения в том, отец Артемий, что родители потрясающие — они любят своих детей так, как только родители могут любить своих детей. Они делают всё чудесно, восхитительный дом. Но вот мы видим, что так делать нельзя. Нельзя, потому что это не педагогично. Есть правила, которые нарушать нельзя. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Безусловно. И я, в связи с нашим разговором, вспоминаю вопрос, заданный прекрасному педагогу и священнику 20-х годов ХХ века, протоиерею Алексию Мечёву, обладавшему удивительным состраданием. Он часто, сопереживая, плакал, слушая исповедь взрослых и маленьких. У его ног примирился с Церковью такой сложный мыслитель, как Николай Бердяев, взрастивший в себе вслед за многими представителями русской интеллигенции негативное отношение к историческому Православию. Так вот, когда отца Алексия Мечёва спросили: «Как относиться к человеку, как подступать к человеку, к ребенку?» Подумав, он сказал: «Как к только что распустившемуся цветку». И, действительно, всегда видя расцветший бутон розы или тюльпана, мы радуемся его красоте и бережно-бережно приближаемся к нему, чтобы обонять тонкий аромат, но ни в коем случае руками не раздвинуть силовым образом лепестки: пусть поскорее явит миру красоту своего соцветия. И детская душа вот так же нежна, уязвима. Поэтому необходимо развивать в себе деликатность, тонкость, прежде всего через молитвенное обращение к Богу, познавать те незримые законы, чувствовать красную линию, которую переступать нельзя. Я имею в виду: подавить ребенка, размазать его об стенку, говоря современным языком. Но как важно уметь ненасильственно пробуждать в нем совестные импульсы, делиться с ним радостным опытом твоих собственных ошибок, а самое главное — не давить, как под гнетом давят квашеную капусту. Но ненасильственно увлекать его в мир прекрасного, в мир знаний, в мир светлых нравственных понятий. Звучит красиво, но на деле овладеть этим искусством — большой труд. Наверное, совершаемый у каждого через взлеты и падения. 

А. Митрофанова 

— Отец Артемий, а как быть тем родителям, которые уже, может быть, сейчас в возрасте, у которых дети стали взрослыми людьми и которые при этом не общаются, например? Мы сегодня говорим о родительских ошибках по отношению к детям, но речь идет уже о взрослых людях и о людях, может быть, в таком серьезном возрасте. Скажем, за 60 лет, может быть, ближе к 70-ти. И вот дети с ними не общаются. И для родителей это такое… 

Прот. Артемий Владимиров 

— Горе. 

А. Митрофанова 

— Да. Во-первых, это предательство, безусловно. То есть их предали, их бросили, их оставили одних. Дети у них выросли совсем не такими, какими они себе их видели, какими они хотели бы, чтобы они стали людьми, То есть можно сказать, что дети — это такой неудавшийся проект. И, безусловно, дети виноваты в том, что это так. Ведь родители-то им дали всё самое лучшее. 

Прот. Артемий Владимиров 

— Пусть и не без ошибок, но, действительно, подняли их. Если бы вы знали, как часто мы слышим эти горькие признания и сетования. 

А. Митрофанова 

— А дети действительно виноваты, скажите? 

Прот. Артемий Владимиров 

—  На исповеди, как правило, сынуля, женившись, от своей избранницы набирается каких-то негативных суждений о собственной матери. И ему, сыну, не хватает ни нравственного развития, ни благородства, ни сыновней совестливости, чтобы каким-то образом поставить преграду этим обвинениям. Но, отвечая на ваш вопрос, когда контакт потерян и кажется, что ошибку исправить невозможно, давайте вспомним прекрасные русские присловья: сердце сердцу весть подает, сердце вещун. Когда оборваны нити общения и насильно ты уже милым не будешь никогда, у нас остается очень верное и испытанное тысячелетиями средство, панацея: молитва об умягчении и примирении сердец. Мы уже не по горизонтали общаемся с детьми, но по вертикали — обращаемся к Отцу Небесному. И сами, каясь в своих несовершенствах, вверяя детей милости Божией, просим Создателя Своим вещим перстом прикоснуться к этим «подмороженным», ожесточившимся, покрывшимся коростою сердцам. И молимся: «Господи, умягчи! Господи, просвети! Господи, возврати нам дух смирения, единомыслия и любви». И тогда, когда молимся с великой верой и надеждой, Господь Бог приходит на помощь. Может быть, не завтра, как нам бы этого хотелось, но послезавтра. Вот почему надежда не умирает. 

А. Ананьев 

— И вот на этой прекрасной ноте нашего собеседника, протоиерея Артемия Владимирова, завершаем мы этот, пролетевший так скоротечно, «Семейный час» на светлом радио. Если вы вдруг чувствуете в сердце своем отчаяние, если вдруг чувствуете, что ничего не изменить и поздно даже что-то пытаться менять, не забывайте, пожалуйста, напоминаем мы вам с отцом Артемием Владимировым, — вы не одни, помощь совсем близко. И она придет, стоит вам только об этом попросить. 

Прот. Артемий Владимиров 

— И послушать «Светлый вечер» вместе с Аллой Митрофановой… 

А. Митрофанова 

— Александром Ананьевым. 

А. Ананьев 

— И Артемием Владимировым, духовником Алексеевского женского монастыря в Москве. Если вы думаете, отец Артемий, что мы задали вам все вопросы, вы ошибаетесь. Продолжение следует. До новых встреч. 

А. Митрофанова 

— До свидания.