Сейчас в эфире

Ваш браузер не поддерживает HTML5 audio

«Духовное осмысление творчества известных поэтов». Прот. Артемий Владимиров

У нас в гостях был педагог, член Союза писателей России, духовник Алексеевского женского монастыря в Москве протоиерей Артемий Владимиров.

Разговор шел о духовном осмыслении стихотворений известных отечественных и зарубежных поэтов.

Ведущий: Константин Мацан

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. С трепетной радостью нашего сегодняшнего гостя приветствую. Протоиерей Артемий Владимиров, духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, педагог, член Союза писателей России. Добрый вечер.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Приветствую вас, дорогие друзья.

Константин Мацан:

— Отец Артемий, вы не первый раз у нас на Радио ВЕРА, для нас большая радость традиция с вами встречаться и на волнах нашей радиостанции говорить и на духовные темы, и о каких-то ваших проектах многочисленных. Сегодня еще одно очень интересное событие нам предстоит обсудить, потому что в ближайшую среду, 21 февраля пройдет — как это назвать, творческий вечер, встреча? — с названием «И душа с душою говорит». Так же называется книга, которая сейчас перед вами, в руках вы ее держите. Расскажите об этом.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— С многозначительным еще добавлением: энциклопедия характеров и судеб. Книга необычная, прежде всего, для меня самого, как автора. Главным его героем, героиней, является человеческая душа, то есть каждый из нас. А ничто человеку не чуждо: и взлеты и падения. Иногда печалят нагнетения земных трудностей и, напротив, свет в конце туннеля, когда пред нами вырисовывается самая высокая цель, ради которой Бог создал человека, вложив в душу стремление к Нему, Источнику жизни. В этой книге «Душа с душою говорит» тринадцать глав, и каждая из них, помимо прозаического размышления о России, войне, ностальгии, о страшном решении уйти самовольно из жизни и бросить в Лик Божий этот священный жизни дар, и общение с современниками, которые берутся за перо. Каждая глава с ее главной проблемой иллюстрируется у меня перекличкой с поэтами, которых здесь едва ли не 60, если не больше. Малая часть этих поэтов относится к зарубежью: Шекспир, Бёрнс, Экзюпери, Дюма — прозаик. А все остальные наши соотечественники, от Александра Сергеевича Пушкина до современников: Юрия Кублановского, Олеси Николаевой, Андрея Новикова-Ланского, Юнны Мориц, Анны Долгаревой, поэтов Донбасса, священников, которые пробуют себя в прозе и поэзии. И, безусловно, я, вступая с ними в поэтический диалог, не только не ставлю вровень с мэтрами как с современными, так с корифеями, уже почившими, но общаюсь с ними не как ровня, а как пастырь, который имеет внутреннее право, став рядом с Александром Сергеевичем Пушкиным или Михаилом Юрьевичем Лермонтовым...

Константин Мацан:

— Та-ак.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— ...почувствовать страдания этой души, увидеть муки одиночества или недолюбленность, сейчас я говорю о Лермонтове, и, пожалев эту душу, пытается пастырь ее понять и принять и собеседует с читателем, потому что каждый, кто возьмет в руки эту книгу, конечно, в своей жизни сталкивается и с горестями и с радостями. Поэтому она и названа так необычно: «Энциклопедия судеб и характеров», притом, что каждый из нас носит в своей душе всего понемногу. Вот почему эта книга рассчитана на отклик читателя. Подспудная ее цель — помочь современному читателю воскресить для себя шедевры русской поэзии. Многие из поэтов мало знакомы читателю, потому что писали они в стол в 60-70-80-е годы, когда цензура разбиралась достаточно брутально с теми, кто не вмещался в узкое идеологическое русло того времени. Подспудная цель для меня, как преподавателя русского языка и литературы, состояла в том, чтобы заинтересовать читателя, дать ему почувствовать вкус прекрасного русского слова. Книга рассчитана на этот глубокий отклик, потому что, повторяю, все мы одним миром мазаны, все мы вышли из одной шинели, все мы родом из детства. И соответственно у каждого в сердце сокрыты и боль, и тяготение к Всевышнему, и нереализованные надежды, и упование на Божью благодать.

Константин Мацан:

— Конечно, обсуждая эту книгу, хочется просто читать эти стихи и слушать, чтобы они звучали. Я думаю, что именно это и будет происходить собственно 21 февраля, о чем мы говорим, а мы, наверное, наш разговор построим по тем персоналиям, которые там есть.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— С удовольствием.

Константин Мацан:

— Может быть по чуть-чуть, может быть, о каждом мы не успеем, но есть имена, которые достаточно привычно встречать, когда разговор идет о православном слове в широком смысле слова. А есть имена, которые, казалось бы, вызывают вопрос. Как попал сюда, в такой контекст, допустим, Михаил Булгаков?

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Михаил Булгаков. Раскрываем эту главу и, я делаю оговорку, что, быть может, раскопанное мною в архивах стихотворение, принадлежит лишь предположительно, однако если прочитать небольшое прозаическое вступление, окажется, что этот писатель, писавший в первые десятилетия 20-го века, претерпел столько, что хватило бы, наверное, на пятерых наших современников. Общественный остракизм, запрет на профессию, нищета, телесная немощь, слепота. Но при всех этих тяготах, судя по стихотворению, которое я привожу, он не растерял в себе ту мудрость, то благодушие, то внутреннее мужество, которое помогает нести жизненный крест. Стихотворение очень необычное. Я сразу скажу, что часто, встречаясь с тем или иным поэтическим произведением, которое принадлежит перу известного или малоизвестного писателя, я не то, чтобы в полемику с ним вступаю, но мне, как пастырю, иногда хочется что-то противопоставить, дополнить, пожалеть, иногда опровергнуть. Из этого диалога, по существу, и составлена книга. Приведу последнюю строфу этого стихотворения или, лучше, две.

«Будет ночь, словно льдинка, хрупкой,

Будет музыкой мрак дышать,

На подстилке из старого фрака,

Будет милый щенок лежать.

Новый фрак повиснет на стуле,

Пара туфель стоит у дверей». И вот ключевые строки:

«Жить по-новому очень трудно,

Жить прошедшим еще трудней».

В этом стихотворении есть образ ночи, которая как будто бы застит очи, и в этом мраке ощупью идет не только сам автор стихотворения, но и все его современники. Как часто и нам небо кажется с овчинку, и сам я, размышляя над судьбами своих героев, конечно, тоже знаком со скорбями и трудностями и болью души. Но, помните слова «Светит незнакомая звезда», мне хочется, чтобы мой читатель, вместе со мной никогда не отчаивался. Поэтому нахожу такие слова:

«Но звезда моя не угаснет,

Даже если зайду в тупик,

Потому что я вижу ясно

На земле ее белый блик.

Я давно не живу прошедшим,

В Лету канула дней чреда,

Сквозь ночные черные бреши

Улыбается мне звезда».

Мы все согреты Вифлеемскою звездою и, вспоминая Священное Писание, апостол Иаков говорит о том, что свет Господень не умаляет и не знает тени перемен«. Христос Спаситель, обращаясь к своему ученику, говорит такими таинственными словами о себе: «Аз есмь свет, веруйте в свет, да сынами света будете». Вот почему мне хочется, если не пожелать Михаилу Булгакову, у него своя судьба и своя прожитая жизнь, но самому себе и тем, кто внимает словам священника, никогда не отчаиваться. Потому что звезда нашей веры и любви никогда не погаснет, если мы крепко держимся, как малыши, за воскрылия риз Христовых.

Константин Мацан:

— Протоиерей Артемий Владимиров, духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, педагог, член Союза писателей России сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Мне будет просто эту программу вести, потому что нужно называть имена тех, кто судя по оглавлению книги, волнует. И интересно, что вы, как пастырь, скажете и великим, и, скажем так, обычным; и тем, кто давно ушел, и тем, кто среди нас живет. Первое имя — Вильям наш Шекспир.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Да, да. Конечно, я не случайно выбрал из десятков, а может быть, сотен имен лишь несколько зарубежных авторов. Выбрал по определенному принципу, эти души удивительно близки русскому характеру, русскому человеку. Не случайно Александр Сергеевич Пушкин, прекрасно знавший зарубежную литературу, обращался к тем или иным персонажам и творчески переиначивал эти мотивы. Вильям Шекспир с его драматизмом, с его умением поставить героя под знаком вечности. Не случайно Варсонофий Оптинский говорил парадоксальные слова о английском драматурге, само имя которого овеяно легендами. Шекспир, — говорил наш прозорливый и литературно одаренный вещий Оптинский старец, — именно за то, что в своих произведениях говорит о вечности, поставляя каждого героя пред лицом Создателя и взвешивая его сердце на весах добра и зла, не лишен у Бога отрады. Так осторожно выражался старец. И, конечно, мне, в свое время поступившему на английскую кафедру романо-германского отделения, встречаясь с Шекспиром, хотелось воздать ему добрым слово. Вот некоторые выдержки из своего посвящения прочитаю.

«Увенчанный нетленным лавром,

Ты жил в далекой стороне,

Где создавал и ставил драмы,

Скончался, неизвестно где.

И твой портрет — одна загадка,

Быть может, то герой иной.

Но верю, жизнь твоя не сказка,

Для нас ты близкий и родной.

В стихах любовных

Мысль искрится,

Слова как иней, дождь и град,

Они слезой бегут с ресницы,

И словно дикий виноград

Зеленою листвою вьется». Пропускаю кое-что

«В трагедиях какая бездна

Тайн изворотливой судьбы,

Комедий юмор нам любезный

С печатью светлой простоты.

Любви заложники,

Джульетта с Ромео,

Быстрым, как стрела,

Порождены пером поэта,

Чтобы прослыть на все века.

Офелия и Дездемона,

Отелло, Яго и Макбет

И прочих персонажей сонмы

Поныне видят рампы свет.

Итак, раскрой свои объятья...»

Мне в результате трудов над этой книгой персонажи мои и адресаты кажутся живыми.

«Итак, раскрой свои объятья,

Всегда живой Вильям Шекспир,

И пригласи нас, нищих братий,

На полый дум словесный пир».

«Душа с душою говорит», ведь действительно, если вдуматься, то каждый из поэтов, почтенный бессмертной душой, и поныне внемлет своим читателям. И, как рассказывает тот же старец Варсонофий, те, которые следовали Пушкинскому завету, говорившему, что искусство должно быть величаво и должно возвышать и пробуждать «дум высокое стремление», те поэты получают радость от соприкосновения наших современников с их творчеством. А те, кто были водимы темными страстями, передающимися читателю, конечно, испытывают иное.

Константин Мацан:

— Ну а вот нашему «всё», Александру Сергеевичу Пушкину, что бы вы сказали, как пастырь? И еще интересно, что вы у него выбрали, на что вы в нем реагируете, в этом безбрежном море великой поэзии. Пушкин разный, есть юный Пушкин, есть зрелый Пушкин, есть любовная лирика, гражданская. Кстати, одному нашему гостю рассказывал, есть такой переводчик Джулиан Лоуэнфельд, он американец, юрист, который очень хорошо знает русский язык, очень любит Пушкина, и переводил Пушкина на английский язык. Он был у нас в студии, мы с коллегами ему рассказывали, что у нас Пушкина в школе препарируют на эти темы — гражданская лирика, любовная лирика, он начал смеяться: о, у нас так же с Шекспиром делают в английских школах. Классик вынужден на себе терпеть научную категоризацию и схематизацию его творчества. Так на что вы в Пушкине обратили внимание?

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Думается, что у каждого из нас Пушкин имеет притяжательные местоимения «свой, мой».

Константин Мацан:

— Как у Цветаевой «Мой Пушкин».

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Мы любим Александра Сергеевича за удивительную внутреннюю бодрость, живость, за открытость его души, которой он так щедро делится. «Если жизнь тебя обманет, не печалься, не сердись, в день уныния смирись». Какие мудрые слова! «День веселья, верь, настанет, сердце в будущем живет». Тут у меня что-то ёкает, потому что в будущем ли должно жить наше сердце? «Настоящее уныло, все мгновенно, все пройдет, что пройдет, то будет мило». «Зная озорной характер поэта, — пишу я, — близкого мне по духу, всегда испытываю некий соблазн и собственную реплику запустить».

«Я за будущим бегу,

А его все нет и нет.

Может быть, напрасно жду,

Иль шутил со мной поэт?

Прошлое, бесспорно, мило,

Ну а в будущем могила

На заброшенном кладбище

С нетерпеньем тела ищет.

И стремительным ручьем,

Словно рыбки золотые,

Поначалу молодые,

В настоящем мы течем.

Шанс стяжав покой и волю

Оказаться на просторе». В чем этот шанс?

«Был и будет предпочесть

Одному — тому, что есть».

Здесь мне хочется раскрыть заветную для себя мысль, что именно в точке, в миге настоящего «миг между прошлым и будущим, за него и держись». Именно здесь и сейчас раскрывается над нами полог вечности. Поэтому мне, как человеку, мыслящему в категориях христианства, прошлое, конечно, мило. Будущее, наступит ли оно? А вот здесь и сейчас раскрыться навстречу Тому, Кто нас видит, и слышит, и любит, таким образом вынырнуть из потока времени и войти в благую вечность чрез молитву — это задача из задач. Не знаю, может быть, Александр Сергеевич меня бы вызвал на дуэль, но я стараюсь настолько осторожно с ним разговаривать, никак не раня самолюбие поэта. Хочется верить, что он ко мне отнесется так же снисходительно, как и к тому священнику в Михайловском. Находясь в ссылке, он с удовольствием беседовал с сельским пастырем, пивал у него чаи, и, думается, они получали взаимное удовольствие от собеседования.

Константин Мацан:

— Я дальше иду по именам, и выбираю из множества имен, которые в этой книге присутствуют, имена, которые как-то отзываются в сердце, может быть, чем-то особенным. Геннадий Шпаликов.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Да. Да.

Константин Мацан:

— Причем, помещен он у вас в главу «Отвергнувшие жизни дар».

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Очень тяжело было знакомиться с судьбами поэтов советского времени, которые, как дети, ранимые, хрупкие, а главное, не защищенные Божьей благодатью, являли такие удивительные дары. Геннадий Шпаликов, русский богатырь, весельчак, удивительно талантливый человек, которому мы обязаны сценариями фильмов, стихотворениями военных лет, точнее, послевоенных лет. Так жалко, что не было рядом пастыря, с которым бы, как Александр Сергеевич-то чай пивал, и, наверное, тепло пастырской души каким-то образом согревало его сердце. Посмотрите, какое удивительное стихотворение Геннадия Шпаликова. Говорят, что мальчишки военного поколения, войдя в зрелый возраст, всегда оборачивались назад. Тема войны всегда присутствует, тайно ли, явно в их произведениях.

«Я жизнью своей рискую, — пишет Геннадий, -

С гранатой на танк выхожу

За мирную жизнь городскую,

За все, чем я так дорожу.

Я помню страны позывные,

Они раздавались везде -

На пункты идти призывные,

Отечество наше в беде.

Живыми вернуться просили,

Живыми вернутся не все,

Вагоны идут по России,

По травам ее, по росе.

И брат расставался с сестрою,

Покинул детей и жену,

Я юностью связан с войной,

И я ненавижу войну.

Я понял, я знаю, как важно

Веслом на закате грести,

Сирени душистой и влажной

Невесте своей принести.

Пусть пчелы летают — не пули.

И дети родятся не зря,

Пусть будет работа в июле

И отпуск в конце января.

За лесом гремит канонада,

А завтра нам снова шагать.

Не надо, не надо, не надо

Не надо меня забывать.

Я видел и радость и горе,

И я расскажу молодым,

Как дым от пожарища горек

И сладок Отечества дым».

Геннадий Шпаликов принадлежал к поколению детей войны. Война для них была священным воспоминанием, но как скорбно, что эти души, крещенные, однако не просвещенные ведением Господа и Его таинств, как мы сказали, были совершенно не защищены от искушений жизни. В частности, собеседуя с Геннадием в наше время, когда где-то тоже гремит канонада, когда мы тоже с болью молимся за своих и за чужих отцов, когда война ворвалась в нашу, еще вчера спокойную жизнь. Сегодня мы должны, мне кажется, особенно трепетно ценить и благодарить Господа Бога за каждый наступивший день с тем, чтобы не разменивать на мелочи, на перебранки, на ссоры, на пустые развлечения дар жизни, защищаемый ныне нашими отцами и братьями.

«Большое видится на расстоянье,

И малое становится большим,

Когда война, как гром на небе грянет,

И застит землю гарь, и мрак, и дым,

Тогда бренчащий звонко рукомойник

И бант на белобрысой голове,

И звук пилы, несущийся со стройки,

Нам кажется Эдемом на земле.

А материнский аккуратный почерк

С пятном лиловым от скупой слезы,

Упавшей каплей дождевой на строчку -

Глагол Творца в сиянии росы.

И пожелание здоровья — откровенья,

Дымящаяся кружка на столе,

Да блюдечко с малиновым вареньем —

Мираж в пустыни, греза в полусне,

Пусть под ногами шевелится хаос», — пишу я от имени защитников мира, тех, кто отстаивает его там, на ближних рубежах:

«Пусть под ногами шевелится хаос

И небо наземь, как плита падет,

Я буду жить, любви не отрекаясь

И грудью пав на смертоносный дзот».

Константин Мацан:

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» протоиерей Артемий Владимиров, духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, педагог, член Союза писателей России. Не переключайтесь.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня, напоминаю, протоиерей Артемий Владимиров, духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, педагог, член Союза писателей России. Мы сегодня говорим о книге отца Артемия, которая называется «И душа с душою говорит», и вокруг этой книги строим разговор. Это собрание стихотворений разных, разных поэтов русских и зарубежных, от Шекспира до наших современников, и младших современников, даже молодых людей. И к каждому из них отец Артемий, как автор книги, как пастырь, священник, предлагает некоторые комментарии, некую реакцию, некую беседу заочную с этими поэтами в своих стихах. Презентация этой книги и творческий вечер пройдет 21 февраля в 18:30. Где, отец Артемий?

Протоиерей Артемий Владимиров:

— В концертной зале «Космос». Билеты у нас в Алексеевской обители, в книжной лавке могут быть приобретены, равно как и заказаны по телефону. У меня сейчас под руками нет.

Константин Мацан:

— Я думаю, что в век информационных технологий без труда найдут билеты наши слушатели. В поисковой строке ваше имя найдя, и найдя сайт обители или ваш сайт, уж всяко не трудно найти в интернете билеты на мероприятие. А мы продолжаем говорить о книге и об именах, которые в нее вошли. Мне очень хочется про два имени вас спросить, насколько они связаны, не знаю. Два Тарковских, Арсений Тарковский, Андрей Тарковский. Они в разных главах у вас.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Да. Да, это отец и сын. Те, кто оставили и в моей душе след очень заметный, может быть, потому что, будучи студентом университета, я как-то пришел на фильм «Сталкер» и, мало что поняв в сложной фабуле и проблематике этого фильма, запомнил слова умирающего главного героя: «Никто не верит, никто не верит, а почему никто не верит?». Слова из книги «Откровение» в этом фильме прозвучали. Настолько было глубоким переживание, что впоследствии я к нему не раз возвращался. И, думается, что настоящие произведения искусства, киноискусства в том числе, для многих из моих современников были своего рода путеводными звездами. Вот как я осмыслил десятилетие спустя этот фильм.

«Зачем беспомощный и жалкий

Явился я на белый свет, -

Шептал губами бедный Сталкер

И, умирая, дал ответ.

Затем, что Богу должно верить.

Фильм душу мне пронзил стрелой.

Покинув кинозал, по скверу

Бродил я раннею весной.

Слова из книги „Откровенье“

Воспоминались на ходу:

От гнева скройте нас, каменья,

Врагами стали мы Христу.

Спустилась ночь. Смотря на небо,

Отца вдруг ощутил я взор.

Одно, одно мне на потребу -

Плач Богу. Да спасет от зол

Меня Божественное слово

И позовет в Свой чудный свет.

Звучаньем чистым, смыслом новым

Тарковского киносюжет

Для юноши стал откровеньем,

Перстом Господним суждено

соединиться было звеньям

Ума и сердца. О, кино!

Взойдя на пьедестал искусства,

Души касаясь тонких струн,

Ты к небу направляешь ум,

Как в море входят речки устья».

Интересно, что фильм «Андрей Рублев» я не воспринял по брутальности сцен, а вот киносюжет «Сталкера» как-то стал для меня путеводным и помог мне найти дорогу к храму. Что касается Арсения Тарковского, то его поэзия символична, очень глубока. И я прочитаю, может быть, одну строфу из посвящения ему:

«Старуха на крыльце

В платочке белоснежном

Молчит, задумавшись.

Темнеет небосвод.

В заборе покосившемся

Зияют бреши.

Я вижу через них

Как мелкий дождь идет».

Это о «Зеркале». Стихотворение, Арсением Тарковским написанное, говорит о вечности, раскрывавшейся пред взором мальчика, и образ родины, уединения на природе, помнится, меня крещенного, но не просвещенного всегда завораживало. И мысли мои, отрываясь от окружающего мира, как будто вслепую, но толклись, стучали в запертую дверь. Душа, сама того не зная, искала Бога. И по существу в середине 20-го века, во второй трети его все мы ощупью, русские люди, лишенные с детства христианского просвещения выхватывали какие-то цитаты из литературных произведений. От противного среди атеистических статей вдруг евангельская строчка могла так глубоко пасть на сердце, что потом это семечко прорастало, и душа находила Господа, вопреки всем вихрям враждебным. Что собственно и случилось с обоими, отцом и сыном, каждый из них обрел Господа в своем сердце.

Константин Мацан:

— Так. А если обратиться к классике обратно. Имя Лермонтова меня интересует, потому что я знаю одного человека, который, воцерковившись, просто закрыл для себя Лермонтова. Потому что:

«За все, за все тебя благодарю я:

За тайные мучения страстей,

За горечь слез, отраву поцелуя,

За месть врагов и клевету друзей;

За жар души, растраченный в пустыне,

За все, чем я обманут в жизни был...

Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне

Недолго я еще благодарил», — написал Лермонтов, очевидно обращаясь к Творцу мироздания.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Притом, что упомянутый мною старец Варсонофий, который либо знал современников поэта, либо имел какие-то точки соприкосновения с его поэзией, более глубокие, чем наши, свидетельствовал, а это был человек, имевший Духа Святого. Много, много, — говаривал он в живой беседе с интеллигенцией, приезжавшей к нему в Оптину Пустынь, в своих беседах, — многое простил Господь поэту за его «В минуту жизни трудную теснится в сердце грусть, одну молитву чудную твержу я наизусть». Но и добавляет: поэт желал от молитвы лишь восторгов пламенных, он не был приучен к аскетическому труду, он не знал науки борьбы с помыслами, и поэтому эти помыслы не только Михаилом Юрьевичем овладевали и уносили душу на стране далече. Тем не менее, в разделе про рок, где я пишу об удивительных прозрениях как поэтов 19-го, так и 20-го столетия об их собственной кончине и прозрениях о судьбах родины, мне захотелось посвятить Михаилу Юрьевичу слова, которые говорят о нелицемерной любви к нему.

«Бывает, что слова влекутся друг ко другу,

Как некогда к костям пристанут жилы, плоть.

И души соберутся от земного круга,

Всех воскресит Адонаи Господь

Так и слова изводятся поэтом

Из-за предельной сердца глубины.

Когда душа любовию прогрета,

Бог ей дает видения и сны.

И часто сам поэт не понимает

Что сходит с быстродвижного пера

Мы, с изумлением стихам его внимая,

Безмолствуем».

А ведь речь идет о стихотворении 1830-го года, предсказание «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет». Это мальчик, по существу, пишет о неком черном человеке, и невольно мысль переносится в начало 20-го столетия.

«Как будто пелена

Грядущего со властью отъята

Была от проницательных очей...

Кто же поэты? Белые ягнята

Или орлы, которых суховей

Возносит над высокими горами?

Боюсь, не разгадать нам никогда...

Но чувствуем: за вещими словами

Сокрыта сила Божьего перста».

Во всяком случае, скажу по себе, будучи священником уже более, чем с 30-летним стажем, я иногда в общении с людьми, вопрошающими о боли их души, не нахожу ничего лучшего, чем вспомнить ту или иную строчку классического поэта. «Батюшка, хочу уехать в Казахстан, мне 26, боюсь призыва». — «Белеет парус одинокий в тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул в краю родном?» И вы знаете, иногда доходит лучше любого пастырского увещевания.

Константин Мацан:

— Протоиерей Артемий Владимиров, духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, педагог, член Союза писателей России сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Еще одно наше всё, но уже из 20-го века, Иосиф Бродский. Он несколько раз у вас встречается в книге как собеседник. Что-то такое может быть, самое дорогое в Бродском?

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Да. Дело в том, что я в свое время, признаюсь в книге, может быть, зная слишком мало о нем, не любил его поэзии, не воспринимал ее. Но после того как прочитал его письмо, адресованное не кому-нибудь, а Леониду Ильичу Брежневу, в котором поэт свидетельствует о том, что он... Давайте прочитаю выдержку. «Я принадлежу к русской культуре, сознаю себя ее частью. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны. Мне горько уезжать из России. Я здесь вырос, жил, и всем, что имею за душой, обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Я верю, что вернусь, поэты всегда возвращаются, во плоти или на бумаге. Скажу вам, что в любом случае, даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится». Эти слова, равно как и его стихотворение «Мой народ», прочитаю последнюю строфу из этого удивительного стихотворения. Давайте, первую и последнюю.

«Мой народ, не склонивший своей головы,

Мой народ, сохранивший повадку травы:

В смертный час зажимающий зерна в горсти,

Сохранивший способность на северном камне расти».

И последнюю:

«Припадаю к народу.

Припадаю к великой реке.

Пью великую речь, растворяюсь в ее языке.

Припадаю к реке, бесконечно текущей вдоль глаз

Сквозь века, прямо в нас, мимо нас, дальше нас».

Удивительно глубокие строки, чувствуется боль этого сердца, насильственно отторгнутого от родины. Когда я посещал его дом-музей, был он крещен в детстве в храме Преображения Господня и замечательные подробности, не всем известные. Когда бомбили Ленинград, то мама Иосифа младенца снесла в бомбоубежище, это был нижний храм Преображенского собора, и положила его в ящик для записок, еще записочки о здравии, об упокоении там сохранялись. И вот мальчик Иосиф, как некогда Моисей в просмоленном ковчеге, лежал среди заупокойных записок. Услышав эту историю, я понял, что она достойна переосмысления.

«Под вой и бомбы мессершмиттов

Младенец плачет в пеленах,

Едва от холода укрытый

Копной записок и бумаг.

Лежит он в ящике церковном

Средь верениц людских имен

Беспомощным и кротким овном.

Татьяна, Николай, Семен.

Лежит средь душ людских Иосиф,

Пред мальчиком и жизнь и смерть.

Две скрещенные Богом оси

И душ безмолвных круговерть.

Как белоснежная поземка,

Имен бесчисленных метель

Кружится, веет над ребенком,

А на дворе ночная темь».

И завершение этого посвящения. Вновь возвращаюсь в Преображенский собор, уже открытый, там уже возносится богослужение.

«Храм торжествующе просторный.

Там в помещенье под землей

Лежал судьбе своей покорный

Иосиф бедный. Снизу слой

Записок, частию заздравных,

Но в основном за упокой.

Поэт, все видящий сквозь ставни...»

А он из ставен своего дома всегда смотрел на этот собор.

«Подхвачен времени рекой

И унесен за грань земную.

В соборе служба. Имена,

Как невещественные струи,

Уходят вверх под купола.

В Венеции на Сан-Микеле

покоится в чужой земле

Иосиф Бродский, русский гений,

На Петербургской стороне когда-то живший».

И сегодня его знаменитые «Полторы комнаты», так называется его стихотворный сборник и музей, возрождаемый энтузиастами.

Константин Мацан:

— В который билет нужно за несколько недель, мне кажется, покупать.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Да. И вот, стоя в этом музее, смотря на собор, я как раз посвятил ему эти строки.

Константин Мацан:

— Тогда еще одно имя, для меня очень важное. Мы постепенно движемся все ближе и ближе к нашему времени. Юрий Левитанский. Я нередко обращаюсь к одному из его самых известных стихотворений:

«Каждый выбирает по себе

слово для любви и для молитвы.

Шпагу для дуэли, меч для битвы

каждый выбирает по себе».

«Каждый выбирает для себя

женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку —

каждый выбирает для себя».

И последняя строфа:

«Каждый выбирает для себя,

Выбираю тоже — как умею.

Ни к кому претензий не имею,

Каждый выбирает для себя».

А у вас вокруг чего строится диалог с Юрием Левитанским?

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Так, одну минуточку. Ага. У меня есть глава, где я осмысляю и собеседую с теми поэтами, которые: сорок оттенков серого, все цвета синие, голубой. Юрий Левитанский оставил нам совершенно удивительное стихотворение:

«День все быстрее на убыль

катится вниз по прямой.

Ветка сирени и Врубель

Свет фиолетовый мой.

Та же как будто палитра,

сад и ограда и дом.

Тихие, словно молитва,

вербы над тихим прудом.

Только листы обгорели

в медленном этом огне.

Синий дымок акварели.

Ветка сирени в окне».

Размышляя о цветах, я вдруг от мирного фиолетового закатного сумеречного света Левитанского загремел на всю Ивановскую, и оказалось не без толку. Вы помните, что совсем недавно пресловутое ЛГБТ-сообщество оказалось по существу изгнанным из России, как не просто не дружественная, а экстремистская организация. Речь идет не о политике, как утверждает Западная Германия. Речь идет об экстремизме и живодерстве в отношении бессмертной человеческой души. Интересно, что за месяц до этого, для нас эпохального, события, которое послужит к очищению России и спасению сотен душ от самых страшных искушений, инфернальных, я написал в защиту радуги.

Константин Мацан:

— Так.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— «Свою небесную палитру

Держа десницею, Творец

Нам в красках написал молитву,

В ней киноварь и голубец

Явили замысла богатство.

Любовь горячая отца

Алеет в бархате закатов,

Лазурью светят небеса

В знак, что смирение нетленно.

А семицветная дуга,

Как милость Божия вселенной,

Во очищенье от греха.

Но полный богохульства демон

Сердца растленьем омрачил,

Витая в них

Бесплотной тенью,

Плотским порокам научил

Своих приверженцев.

Цвет алый стал знаком злобы у людей,

Голубизна синоним срама,

И извращенцы всех мастей

Украли радугу у Бога.

Себе готовя страшный суд

И смерти ускоряя сроки,

Уже возмездие несут

В болезнях тела неисцельных

И в исступлении ума.

Но мы, поправши лиходея

И чары злые, встав от сна,

Окинем взором поднебесье,

Прекрасен первозданный мир,

Он Бога славит. Будто песнью

Сияет белизной Памир,

Соперничают с ним Саяны

И ослепителен Кавказ.

В природе нет, поверь, изъянов,

Прими же от нее наказ.

Узрев заката многоцветье,

Ты как вчера не комплексуй,

Но в простоте с восторгом детским

Славь Бога за Его лазурь».

Константин Мацан:

— Следующее имя, уже совсем знакомое нашим радиослушателям, безусловно, очень многим. Петр Мамонов. Причем, у вас есть глава «У Бога все живы», там тоже есть Юрий Левитанский, и вот есть еще Петр Мамонов.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— У меня с ним связаны несколько комичные воспоминания. Как-то в Ялте в драматическом театре Чехова я пришел на вечер Петра Мамонова, он уже прославился в хорошем смысле слова, как мудрец, как христианский мыслитель. А наткнулся я на его ностальгический вечер, он с гитарой исполнял произведения юности, настолько трудно воспринимаемые мною, что мне пришлось после третьего номера уйти. Однако это негативное впечатление вполне было восполнено, когда я читал его стихотворения, такие глубокие, такие простые. Он был чужд сентиментализма, чужд какого-то сюсюканья, но его душа, несомненно, увидела Господа, и Господь принял ее. Поэтому в день его кончины, может быть, мы на этом и закончим, я посвящу этому любимому тысячами людей артисту, написал следующее.

«Лицо простое — тысячи таких,

Неведомых Дюма и Скотту,

Себя низринув в бездну зол и лих,

Поднялся молнией „на коду“,

Когда коснулась благодать Христа

Его уши во мраке ночи.

На Божий глас ответив сразу — да! -

Пал ниц перед любовью Отчей.

Сказав „прости“ с решимостью Петра,

Средь суеты, тоски и хлама,

Увидел вдруг в сиянии с утра

Окошко приходского храма.

Фанаты к удивленью своему

До-петрили: здесь все серьезно.

Мамонов жизнь свою перевернул,

Мамонну — вниз, дух — к небу. Просто!

Есть правда на земле, как есть она

И выше — на заре вечерней.

Душа Петра туда вчера ушла,

Звездой, поднявшейся из терний».

Константин Мацан:

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напоминаю, мы сегодня говорили о книге «Душа с душою говорит» отца Артемия Владимирова, нашего сегодняшнего гостя. Презентация этой книги и творческий вечер пройдут 21 февраля в 6:30 в зале «Космоса». Ищите информацию в интернете. Я на всякий случай в конце скажу, назову те имена, которые еще есть в книге, о которых мы не успели поговорить, но хочется, чтобы они прозвучали. Это Александр Дюма, это Чехов, это и Тютчев, и Белла Ахмадулина, и Анна Ахматова, и Сергей Есенин, Ольга Берггольц, и Заболоцкий, Галич, Новелла Матвеева. Из наших сегодняшних современников Олеся Николаева, вы ее упомянули, Светлана Кекова, Алексей Шмелев, который тоже был у нас в программе и читателем и искренним почитателем стихов которого я являюсь В общем обещает быть интересным вечер. Книга дает очень широкий материал для погружения, для настоящего разговора. И вы как пастырь можете общаться с этими поэтами через свою поэзию. А мы, как читатели, можем общаться с вами, как с пастырем, и с ними через ваше слово. Спасибо огромное.

Протоиерей Артемий Владимиров:

— Я благодарю вас за гостеприимство. И всякий раз уходишь с радиостанции ВЕРА с верой, любовью и надеждой.

Константин Мацан:

— Протоиерей Артемий Владимиров, духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, педагог, член Союза писателей России, был сегодня с нами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона был Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.

Все выпуски программы Светлый вечер

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

tolpekina