
У нас в гостях был ключарь храма Христа Спасителя, председатель епархиального суда города Москвы протоиерей Михаил Рязанцев.
Наш гость поделился своими воспоминаниями о своих детстве и юности и о том, какой была церковная жизнь в Москве во второй половине ХХ века.
Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.
А. Пичугин
— Здравствуйте, дорогие слушатели. «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин. Я напомню, что сегодня четверг и поэтому, как всегда в это время, в эфире наша совместная программа, радио «Вера» и музея, исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Директор музея Ксения Толоконникова…
К. Толоконникова
— Добрый вечер, дорогие друзья.
А. Пичугин
— И наш гость сегодня протоиерей Михаил Рязанцев, ключарь храма Христа Спасителя и председатель епархиального суда города Москвы. Добрый вечер.
Протоиерей Михаил
— Добрый вечер, дорогие слушатели радио «Вера».
К. Толоконникова
— И сегодня мы поговорим с отцом Михаилом о церковной Москве его детства, его юности, о нем самом, о семье, потому что отец Михаил родился в семье священника в 55-м году, о тех храмах где служил ваш батюшка, отец Михаил. Конечно, мы обязательно поговорим о Патриархе Пимене, иподиаконом которого вы были. Но начнем с самого раннего времени. Со скольких лет вы себя помните? Вы родились в 55-м году.
Протоиерей Михаил
— Я родился в 55-м году, и батюшка мой после моего рождения служил в храме в Богородском, это в районе Сокольников.
К. Толоконникова
— Храм Преображения — деревянный храм, очень уютный.
Протоиерей Михаил
— Храм Преображения Господня, деревянный храмик. Жилья у нас собственного не было, и мы получили служебное помещение, комнатку. Там на территории этого храма, во дворе стоял такой деревянный бревенчатый домик, и вот там в комнатке мы и жили, прямо непосредственно рядом с этим храмом. Там, собственно говоря, и прошли мои самые первые детские годы, где-то до шести лет. И вот я помню это время, помню этот садик, который был вот, территория храма была огорожена забором…
К. Толоконникова
— Там мимо трамваи ходили.
Протоиерей Михаил
— Ходили трамваи, там была пожарная часть, пожарная каланча. Вот это вот воспоминания детства, они до сих пор у меня сохранились. С нами рядом жил еще один священник, отец Георгий Смирягин. И вот, как мама рассказывает, он очень любил пить чай с вареньем, и часто меня приглашал к себе в гости и предлагал «кинуть крепыша», как он выражался, то есть выпить крепкого чайку. И я-то вот не помню темы этих разговоров, но мама так, глядя со стороны, смотрела и удивлялась, как вот этот — он уже был достаточно в таком почтенном возрасте, как вот этот старец вот с этим ребенком могли находить какие-то общие темы.
К. Толоконникова
— А вы водили какие-то разговоры?
Протоиерей Михаил
— Да. Я, правда, не помню, о чем мы там говорили. Но вот по рассказам…
А. Пичугин
— Образ священника остался.
Протоиерей Михаил
— Да, образ остался.
А. Пичугин
— Он тоже служил в храме Преображения.
Протоиерей Михаил
— Он тоже служил там же, в этом храме, да. Еще я помню был у нас в то время, недолго, известный такой духовный отец, архимандрит Сергий (Савельев). Он недолго служил в Богоявленском соборе, но у него было очень много духовных чад, тогда это не очень приветствовалось, когда священник собирает вокруг себя много…
К. Толоконникова
— Общину какую-то.
Протоиерей Михаил
— Общину какую-то, да, у него действительно была община. И вот его перевели вот в этот храм. В то время это была почти окраина Москвы.
К. Толоконникова
— Рабочая окраина, да.
Протоиерей Михаил
— Рабочая, да.
К. Толоконникова
— Он и сейчас, этот район, такой какой-то укромный, на отшибе, несмотря на то что Москва уже далеко ушла.
А. Пичугин
— Совсем уже не окраина. Там уютные есть деревянные дома. Вот едешь, то тут, то там они видны.
Протоиерей Михаил
— Ну там еще сохранилось вот это вот, Москва такая.
К. Толоконникова
— Я, кстати, пела в этом храме.
Протоиерей Михаил
— Ну вот видите как, очень хорошо. Кстати, там был очень хороший хор. И регент был Серафим Иванович Виноградов в то время. И замечательные там они богослужения совершали, и священники были хорошие. И вот отец Сергий (Савельев) тоже там недолго прослужил, потом его опять куда-то перевели. Ну его долго переводили и часто переводили.
А. Пичугин
— Ну так достаточно «неудобный» человек.
Протоиерей Михаил
— Неудобный был, да. И то же самое, вот опять-таки по рассказам мамы, как она рассказывала, он жил в подклети храма, там ему выделили комнатку, тоже не было своего какого-то постоянного жилища. И часто он прогуливался во дворе вокруг храма, ну и я там гулял. И часто-часто мои родители видели меня вместе с ним, он меня называл «дружище». Вот такого четырехлетнего там…
К. Толоконникова
— Карапуза.
Протоиерей Михаил
— Карапуза, да, он называл «дружище». Опять-таки я как-то смутно вот вспоминаю, он был такой высокий, худой. Позднее на фотографиях я его увидел и узнал, вспомнил его образ. И вот этот вот высокий священник с этим карапузом вот так дружили. И тоже так ходили и ну находили какие-то разговоры, потому что мы не ходили просто так за ручку, а действительно родители говорят, что мы о чем-то там рассуждали и вели какие-то разговоры.
А. Пичугин
— А интересно, что эта рабочая окраина, несмотря на то что много фабрик, заводов, люди жили, которые там работали, и мы часто можем как раз где-то в архивах находить именно их прошения о закрытии того или иного храма. Но храм Преображения, рядом еще пока не снесенный, на Преображенской площади, собственно, тоже Преображения, у нас даже программа недавно про него была. Рядом Илии пророка, Илии в Черкизове, еще…
К. Толоконникова
— Ну и храм Воскресения в Сокольниках, это тоже близко, конечно. То есть там вот в этом районе храм Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевском тоже сравнительно недалеко. То есть там плотность…
А. Пичугин
— А храм на старообрядческом кладбище действующий.
К. Толоконникова
— Плотность храмов в этом районе действительно была достаточно высокой. Ну и вообще для Москвы.
А. Пичугин
— Елоховский собор тоже недалеко.
К. Толоконникова
— Да. Вообще в Москве плотность храмов была высокой по сравнению с Красноярской областью какой-нибудь, с Красноярским краем.
А. Пичугин
— То густо, то пусто, извините, не люблю это выражение, но…
К. Толоконникова
— А чем вам именно запомнился вот именно храм, вот именно богослужение? Ведь вы же наверняка с раннего детства посещали богослужения. Вот такие детские впечатления.
Протоиерей Михаил
— Да. И практически я вырос при этом храме. Можно сказать, даже в этом храме. И я вспоминаю, там еще жили матушки две, две монахини, как говорят, они были из Дивеева. И матушка Евфимия, и матушка Марфа, они в алтаре помогали, в храме убирались, то есть они практически не выходили в город никогда.
К. Толоконникова
— То есть они жили при храме, как в монастыре.
Протоиерей Михаил
— Как в монастыре, да. Ну а естественно, меня приводили в храм. И, как рассказывают, в одну из рождественских ночей меня принялись искать после службы и не могли найти. А я где-то нашел укромный уголок и просто там заснул, и спал сном праведника в эту праздничную ночь. Мне запомнилось, конечно, для меня этот храм был большим, поскольку я был сам маленьким. Деревянный такой, простенький, там были красивые иконы. Вот я не так давно там побывал, конечно, он уменьшился в размерах для меня, но изображения вот эти священные, они остались на своих местах. И как будто я и не уходил из него, то есть в памяти это все.
А. Пичугин
— Прошло почти 60 лет, но можно прийти, и икона, вот она в 59-м году здесь висела и…
Протоиерей Михаил
— Да. Там чудотворный образ Тихвинской Божией Матери.
К. Толоконникова
— Я его помню хорошо.
Протоиерей Михаил
— Да, очень благодатный храм.
А. Пичугин
— А отец Сергий был настоятелем, судя по тому, что…
Протоиерей Михаил
— Нет, отец Сергий, он не был.
А. Пичугин
— А тут написано: настоятель архимандрит Сергий (Савельев) с 57-го по 59-й, а до него был известный священник, но я никак не могу вспомнить, какие-то истории я читал, с ним связанные, отец Аркадий Станько — известный московский священник, очень много лет служивший в разных московских храмах в этом районе.
Протоиерей Михаил
— Отец Аркадий Станько был первым настоятелем Казанского собора на Красной площади, когда его восстановили.
К. Толоконникова
— Впоследствии.
Протоиерей Михаил
— Да. Я не помню, я помню, что потом был настоятелем отец Анатолий Новиков.
А. Пичугин
— Двадцать лет целых.
Протоиерей Михаил
— Да, он был благочинным московским и настоятелем этого храма. Я вспоминаю, вот говорили о том, что это был такой заводской район. Там такой знаменитый был завод «Красный богатырь».
К. Толоконникова
— Да, конечно, и улица же Краснобогатырская.
Протоиерей Михаил
— Краснобогатырская, по этому заводу и улица называлась. И он выпускал какие-то резиновые изделия, я так думаю, оборонку делали.
К. Толоконникова
— Калоши.
Протоиерей Михаил
— Да, в качестве ширпотреба они выпускали галоши. И у этих галош была такая красная подкладка, такая пурпурная.
К. Толоконникова
— Какая-то байковая что ли, мягкая.
Протоиерей Михаил
— Да. Ну а поскольку в то время еще не научились такую водостойкую краску делать, то она окрашивала там какие-то предметы, если вместе с ними там что-то постирать. Так вот прихожанами этого храма являлись женщины, которые работали на этом заводе «Красный богатырь», и к Пасхе они приносили обрезки вот эти вот, этой вот ткани, и это была самая лучшая краска, которой красили яйца.
К. Толоконникова
— Потрясающе.
Протоиерей Михаил
— До сих пор вот такого цвета я нигде не видел больше. Это был действительно вот пасхальный, пурпурный такой.
К. Толоконникова
— То есть в отличие от луковой шелухи, которая дает такой коричневатый оттенок, да, тут был прямо, я себе представляю этот цвет такой.
Протоиерей Михаил
— Необыкновенный.
К. Толоконникова
— Сияющий красный цвет галошной подкладки. Да, конечно.
Протоиерей Михаил
— И я помню, как мама моя перед Пасхой погружал в кастрюлю вот эти вот обрезки вот этой ткани, клала туда яйца и потом они выходили такими вот действительно очень радостными, такими красными пасхальными яйцами, которыми вот мы и поздравляли друг друга в то время.
А. Пичугин
— Протоиерей Михаил Рязанцев, ключарь храма Христа Спасителя, в программе «Светлый вечер» на светлом радио.
К. Толоконникова
— А сохранилось ли в вашем детстве еще такая традиция — если мы уже о Пасхе заговорили, — украшать, во-первых, делали ли пасхи, у вас в семье делали пасху?
Протоиерей Михаил
— Обязательно.
К. Толоконникова
— Пасху творожную делали и была пасочница.
Протоиерей Михаил
— Обязательно пасху делали, куличи пекли сам. Ничего привозного, ну тогда и негде было взять.
К. Толоконникова
— Ну, конечно, кекс «Весенний» появился уже позднее значительно.
Протоиерей Михаил
— Это уже позже, да.
К. Толоконникова
— А была ли традиция тогда, сохранялась ли она, украшать вот эти все яства бумажными цветами или уже не было этого?
Протоиерей Михаил
— Было такое. Мы этого не делали, но…
К. Толоконникова
— Приносили когда освящать.
Протоиерей Михаил
— Женщины которые приносили освящать, да, они украшали.
А. Пичугин
— Мне кажется, я еще помню из детства в Елоховском соборе тоже бумажные. Старушки тоже…
К. Толоконникова
— Бабушки.
А. Пичугин
— Бумажные цветы приносили. Ну это какое-то такое, периферия.
К. Толоконникова
— Мне даже вот рассказывали, что белыми цветами, в какой-то семье так было принято: белыми цветами украшать пасху, а красными цветами украшать кулич. Ну вот как-то так.
А. Пичугин
— А папа ваш много лет прослужи в храме в этом?
Протоиерей Михаил
— Он прослужил до начала 60-х годов. Ну если в 54-м году его рукоположили в сан священника и назначили сразу в этот же храм, то ну лет где-то лет пять он там прослужил. И потом его перевели в храм «Знамения» Божией Матери у Рижского вокзала.
К. Толоконникова
— Тоже сравнительно неподалеку.
Протоиерей Михаил
— Храм мученика Трифона, да, чаще его так называли.
К. Толоконникова
— Очень любимый москвичами.
Протоиерей Михаил
— Да. И он там прослужил уже больше где-то 20 лет. И мы переехали, поскольку он уже перешел в другой храм, и нам пришлось освободить вот это служебные помещение в домике. Я спрашивал, сохранился ли это домик, сказали, что нет, его уже снесли.
А. Пичугин
— А он был на территории храма.
Протоиерей Михаил
— На территории храма был.
К. Толоконникова
— Там какие-то есть, вот в 90-е годы, во всяком случае, были такие приземистые домики по периметру вот этого церковного двора.
Протоиерей Михаил
— Ну одноэтажные домики. И были это со стороны улицы, где вот эта была пожарная часть, а там еще с другой стороны храма там были постройки такие, ну не знаю, может быть, они были деревянные, но оштукатуренные.
А. Пичугин
— Надо обратить внимание. Периодически мимо проезжаю, надо посмотреть. А вы говорите, храм «Знамения» на Рижской и храм Трифона в Напрудном — это же разные храмы.
Протоиерей Михаил
— Нет, дело в том, что когда закрыли храм Трифона в Напрудном, то вот эту чтимую икону мученика Трифона….
А. Пичугин
— А, ее перенесли в «Знамения».
Протоиерей Михаил
— Ее перенесли в этот храм И его часто называли храм мученика Трифона, по этой иконе. А на самом деле он, конечно, посвящен, освящен в честь «Знамения» иконы Божией Матери.
А. Пичугин
— Какие-то такие географические расхождения получились.
К. Толоконникова
— Да, москвичи традиционно очень почитали и продолжают почитать мученика Трифона. И вот у нас даже есть календарь, я часто о нем рассказываю, об этом календаре, который есть в собрании нашего музея, календарь на 50-й год. И владелец этого календаря разметил там все дни, дни праздников, когда в какой московский храм нужно ехать. И вот дни, значит, мученика Трифона — подчеркнуто и подписано: Рижская. Значит, нужно ехать на Рижскую.
Протоиерей Михаил
— Вот действительно это была такая московская традиция, когда верующие жители Москвы, зная, где какой праздник престольный совершается, приезжали вот в эти храмы. И действительно в престольные праздники в храм было просто не войти. Ну их было мало, а еще тем более праздник, и народу приходило очень много, и просто стояли все вот так вот, плечом к плечу.
К. Толоконникова
— Это притом что, например, две, а в иных случаях и три литургии могли послужиться.
А. Пичугин
— Сейчас уже три, я даже не знаю, вот лет десять назад еще три литургии в больших московских храмах еще служили, сейчас, по-моему, нет. Ну это такое, видимо, наследие советского времени.
К. Толоконникова
— Две кое-где еще служат.
А. Пичугин
— Нет, две везде служат.
Протоиерей Михаил
— Ну кстати, такая традиция была и среди московского духовенства. И батюшки из других храмов, с других приходов приезжали.
К. Толоконникова
— В престольный день.
Протоиерей Михаил
— В престольные праздники и служили там тоже.
А. Пичугин
— А в храме Христа Спасителя сейчас, ну там, правда, целый комплекс, там же можно и четыре служить, так я понимаю: две в одном, две в другом. Как это происходит?
Протоиерей Михаил
— Нет, у нас два освященных престола и плюс один еще в храме Державной Божией Матери. Ну можно было бы служить, это я так уже, на будущее, вернее перескакивая через свое детство, говорю, что можно было бы служить и раннюю литургию, но, к сожалению, на ранние к нам никто не приходит. Потому что в основном здесь офисные…
А. Пичугин
— Да, и по маленьким храмам, которые там разбросаны. А те жители богатых квартир, им это, видимо, не надо. И поэтому мы, единственно, в храме Христа Спасителя ранние литургии служим Великим постом для того, чтобы на ранней литургии заготовить Дары для Преждеосвященных литургий. А потом как-то, когда мы начинали ранние литургии Великим постом, я думал продолжить по воскресным дням совершение этих служб, но убедились, что народу практически не бывает и отказались от этого.
К. Толоконникова
— Ну конечно, Москва, это самый центр Москвы, это нежилые практически районы. А что там, кто-нибудь с «Золотой мили» пойдет, с Остоженки на раннюю литургии — да нет, помилуйте.
Протоиерей Михаил
— На позднюю приезжают, а к ранней, конечно, нет.
А. Пичугин
— Давайте вернемся в 60-е годы. Вы уже жили, я упустил, вы переехали из Богородского…
Протоиерей Михаил
— Из Богородского мы переехали на Зацепу. Потому что «до Зацепы водит мама два прицепа».
А. Пичугин
— Два прицепа, да.
Протоиерей Михаил
— И вот мы жили там в подвале, в коммунальной квартире.
К. Толоконникова
— А сколько вас было, ваша семья из скольких человек состояла?
Протоиерей Михаил
— Нас — еще сестра вот и я — четверо.
К. Толоконникова
— Сестра старшая у вас?
Протоиерей Михаил
— Сестра младше, моложе. И там же я пошел в школу, у Павелецкого вокзала.
А. Пичугин
— А знали ваши одноклассники, что вы сын священника?
Протоиерей Михаил
— Когда меня записывали в 1 класс — это школа № 525 в Бахрушинском переулке, напротив кинотеатра имени Моссовета, я помню, ходил в школу, и вышла афиша «Гусарская баллада» как раз вот этот фильм.
К. Толоконникова
— Прекрасно помню этот фильм, да.
Протоиерей Михаил
— Вот это у меня осталось в памяти. И когда меня записывали в 1 класс, то мы честно написали, что вот отец священник. После чего, когда директор школы увидела, ну просматривала все эти анкеты, она так маму мою вызвала и говорит: ну вы знаете что, не надо писать, что сын священника. У него будут там всякие, дразнить будут и какие-то будут неприятности.
К. Толоконникова
— Конечно, это же еще хрущевское время.
Протоиерей Михаил
— Напишите что-то. Ну мой батюшка был не лишен чувства юмора, он сказал, давайте напишем так: «служащий РПЦ». И так вот и написали, но никто не стал спрашивать, что такое РПЦ, всех устроило, что он служащий. Вот с такой анкетой я и учился, начинал учиться в школе.
К. Толоконникова
— А вот мне интересно, ваши первые годы, самые ранние, прошли полностью в церковной среде, среди церковных людей. И, наверное, до какого-то времени вы даже не соприкасались, у вас не было необходимости соприкасаться с миром внешним, который находился за церковной оградой.
Протоиерей Михаил
— Не было возможности.
К. Толоконникова
— И не было возможности.
Протоиерей Михаил
— И необходимости, кстати, тоже. Меня прекрасно устаивал эта жизнь такая вот, монастырская, можно сказать.
К. Толоконникова
— Ну конечно.
А. Пичугин
— А сверстники были в этой жизни?
Протоиерей Михаил
— Вот в раннем возрасте?
А. Пичугин
— Ну до школы, пока вы не пошли в школу, обычную советскую школу.
Протоиерей Михаил
— Ну когда мы жили вот в Богородском, конечно, это было вот такое замкнутое пространство.
К. Толоконникова
— Мирок такой.
Протоиерей Михаил
— Да. Был у меня такой товарищ, он сын одной из певчих нашего хора. Но мы с ним как-то вот общались, только когда его мама привозила, брала с собой, примерно мы были одногодки. Вот это я помню. И еще были две девочки, которые жили за оградой нашего храма, там были жилые дома. Ну вот они почему-то так вот ко мне приходили, и мы в основном через забор с ними как-то общались. Ну они были немножко постарше. Вот это круг моих…
К. Толоконникова
— И в детский сад вас, естественно, не отдавали.
Протоиерей Михаил
— Нет, конечно.
К. Толоконникова
— Ну конечно, да. И мне интересно, как вот при этакой жизни, замкнутой церковной жизни, каковы были ваши первые впечатления от жизни внешней? Потому что как раз эти впечатления вы должны были получать в то время, когда хрущевская антирелигиозная компания достигла своего апогея.
Протоиерей Михаил
— Ну я не знаю, мне как-то, может быть, повезло в жизни. Когда мы переехали вот сюда уже, к Павелецкому вокзалу, там, конечно, был двор, большой двор. Эти московские дворы, там, известно…
К. Толоконникова
— Там всякое бывало, да.
Протоиерей Михаил
— Всякое бывало, да.
А. Пичугин
— Там очень четко Садовое кольцо, по-моему, до сих пор делит два мира. Тот, который в Замоскворечье — тихий, уютный. Тогда еще, думаю, что в начале 60-х годов, школа, которая располагалась по ту сторону Садового кольца, в том мире тихого Замоскворечья, она считалась достаточно благополучной. А школы, наверное, который были за Садовым кольцом, вот там на Зацепе, и дворы, и контингент, и люди, которые там жили — это в основном были рабочие, которые вот на фабриках и железнодорожную обслуживали станцию.
Протоиерей Михаил
— Так вот я говорю, что мне как-то повезло, у меня не было никаких проблем с тем, чтобы войти вот или вернее выйти в мир после вот этого замкнутого пространства. Были ребята, как-то с ними подружились. Были и хулиганистые, которые постарше. А так мы дружили и играли в какие-то игры. Я помню, в казаки-разбойники, потом какая-то была игра, штандер называлась, с мячом.
К. Толоконникова
— А с мячом, ну конечно, была такая игра, да.
Протоиерей Михаил
— Я не помню сейчас вот правила…
К. Толоконникова
— Это что-то вроде вышибалы.
Протоиерей Михаил
— Видимо, да, ну те же вышибалы, ну девочки там в классики, в эту самую, в прыгалки. Ну все как, в общем, как везде. Так что я как-то еще…
К. Толоконникова
— То есть вас пускали во двор, вас не держали нарочно изолированно дома.
Протоиерей Михаил
— Нет, конечно.
К. Толоконникова
— Там занятия музыкой, бонна?
Протоиерей Михаил
— Конечно нет. Музыке меня пытались научить уже попозже, когда мы переехали из вот этой коммунальной квартиры в Черемушки. Но ничего не получилось из этого.
А. Пичугин
— Мы прервемся буквально на минуту. Напомню, что вы слушаете совместную программу радио «Вера» и музея, исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Директор музея Ксения Толоконникова, я Алексей Пичугин. Наш гость сегодня это протоиерей Михаил Рязанцев, ключарь храма Христа Спасителя и председатель епархиального суда города Москвы.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня, как всегда в четверг, в это время в эфире совместная программа радио «Вера» и музея, исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова директор музея, я Алексей Пичугин. Наш гость протоиерей Михаил Рязанцев, ключарь храма Христа Спасителя, председатель епархиального суда города Москвы.
К. Толоконникова
— А как, отец Михаил, вам удалось пройти, так сказать, меж Сциллой дворовых вот этих отношений неуставных и Харибдой такого школьного идеологического официоза, вступления там в октябрята, пионеры? Как это вообще все происходило, там где звездочки, дружины ну и прочее?
Протоиерей Михаил
— Ну я был октябренком, и я был пионером, так что здесь…
К. Толоконникова
— Не было никакой проблемы.
Протоиерей Михаил
— Не было проблемы, да.
К. Толоконникова
— Противоречий не было.
Протоиерей Михаил
— В комсомол я уже не вступал.
А. Пичугин
— Ну октябрята — понятно, это все-таки такая, самое первое звено, а вот в пионеры — были ли какие-то разговор в семье: вступать, не вступать, принимать?
Протоиерей Михаил
— Не было таких разговоров. Но я помню, когда мне повязали этот красный галстук, а это было весной, по-моему, где-то в день рождения Ленина…
К. Толоконникова
— Где-то около 9 мая, между днем рождения Ленина и 9 мая, по-моему, это происходило.
Протоиерей Михаил
— Да, причем основную массу вот этих вот наших сверстников водили куда-то в музей Ленина, принимали в пионеры. Я туда не попал. И уже оставшихся там, кто болел, кто там по каким-то причинам не пошел туда, значит, принимали в актовом зале нашей школы. И я помню, что когда вот одели мне красный галстук, я шел нараспашку пальто, что у меня вот красный галстук. Не потому что я пионер, что я вот так вот, а я уже вырос, я уже не октябренок.
К. Толоконникова
— Да, конечно, это уже инициация такая была, переход на другую ступень.
Протоиерей Михаил
— Я помню, сейчас мне это смешно, но я помню, что я хотел показать, что я уже вот такой, не просто какой-то мальчишка, а уже вот дорос вот до такого.
К. Толоконникова
— А дома при этом мама папа относились с пониманием. Это было необходимой как бы данью обществу.
Протоиерей Михаил
— Нет, не было ни запретов, ни каких разговоров, каких-то вот таких, вот ну надо — надо, ну ладно, там октябренок, пионер — вроде там какие-то хорошие были вот эти вот идеи, что должен там…
К. Толоконникова
— Металлолом собирать, бабушек через дорогу водить.
Протоиерей Михаил
— Ребятам пример, да, помощь там, тимуровские эти отряды. Вроде бы так ну вот ладно. Просто комсомол — тут было категорически, то есть не то что, мне не говорили, что…
А. Пичугин
— Ну вы и сами не собирались.
Протоиерей Михаил
— Сам я не собирался. К тому времени как-то уже у меня стало сформировываться желание пойти по стопам моего родителя.
А. Пичугин
— Это уже ближе к четырнадцати годам.
К. Толоконникова
— А вы у вас не было такого подросткового протеста? Вот вы как росли верующим ребенком церковным, так вы постепенно и подошли к желанию поступать в семинарию?
Протоиерей Михаил
— Ну нет, не хотелось бы, чтобы у людей возникло такое мнение, как я идеальный ребенок был. Был такой период, вот как раз 13–14 лет. Мама моя ходила в Богоявленский собор и по воскресеньям, как обычно, вставала, собиралась. А в то время в девять часов пятнадцать минут была замечательная передача «С добрым утром!», она такая юмористическая и там новые песни, премьеры песен всегда были такие. И вот я очень любил эту передачу слушать. И я делал все, чтобы вот остаться дома и послушать. Ну она такая веселая, там действительно и наши известные юмористы, всякие вот эти скетчи и юмористические там какие-то и сценки разыгрывали. И я делал все, чтобы вот остаться дома и послушать эту передачу. И я сейчас так отматываю это время и прихожу к выводу, что все-таки родители были мудрые у меня — они меня не заставляли, не поднимали, не гнали: там давай, пойдем, ты вот должен, ты там сын священника. Нет. Мама просто, конечно, внутренне она наверняка и переживала, и имела желание, чтобы я тоже в храм ходил, но ничего не делала. Я так думаю, что все-таки молитва матери, она сделала свое дело. Это был небольшой такой период, и потом уже я сделал другие выводы из всего этого.
А. Пичугин
— Но это 13–14 лет. А до того, пока вы еще вот так не сформировались, ну может быть, не заставляли, но при этом, когда никто не спрашивал, там в шесть лет, в семь, в пять вас водили в храм?
Протоиерей Михаил
— Водили, да, я ходил в храм, и ездили мы на Рижскую, там где служил наш батюшка, да. Ну вот потом как раз вот этот период такой.
К. Толоконникова
— Шатания некоторого.
К. Толоконникова
— Переходный, да, у кого-то он по-разному проходит, какие-то протесты, может быть, бывают у ребят. Вот у меня вот такое какое-то было. Ну это не знаю, может быть, там год, два, может быть, вот так.
К. Толоконникова
— А вы упомянули, что ваша мама в Богоявленский собор, то есть в Елохово она ездила. А почему не в Знаменский храм?
Протоиерей Михаил
— А потому что там служил митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен.
К. Толоконникова
— А, поэтому. А она ездила на его службу.
Протоиерей Михаил
— Я вам скажу еще такую вещь, что когда мы жили в Богородском, как раз Святейший Патриарх Пимен, была его только епископская хиротония, он был епископом Балтским — ну такой титул, такую кафедру символическую дали. И он одно время служил в Сокольниках в храме…
К. Толоконникова
— Воскресения Христова.
Протоиерей Михаил
— Воскресения Христова в Сокольниках, да. И вот я помню, мы с мамой — ну сколько мне было, четыре-пять лет, — ездили на канон Андрея Критского туда.
К. Толоконникова
— Все вспоминают, что он как-то пронзительно совершенно и потрясающе читал канон.
А. Пичугин
— Есть записи.
Протоиерей Михаил
— Есть запись, но эта запись уже поздняя.
А. Пичугин
— Уже патриаршего времени.
Протоиерей Михаил
— Уже патриаршая, а я помню, когда он еще был местоблюстителем, я уже начал у него иподиаконствовать, я помню вот те службы. И, конечно, ну это непередаваемо он читал этот канон. Но он не читал, он действительно молился. Молился вот этими словами преподобного Андрея Критского. И это чувствовалось, и это действительно собирало много народу на эти службы.
К. Толоконникова
— А как получилось, что вы стал иподиаконом его?
Протоиерей Михаил
— А вот когда прошел вот этот период, когда мне уже не стали интересны вот эти юмористические передачи, я начал ходить как раз вот с мамой в Богоявленский собор. Но был у меня еще такой период, тоже небольшой, наверное, года два-три, когда я не собирался связать свою жизнь со служением Церкви, я собирался стать моряком.
К. Толоконникова
— Такая мальчишеская типичная мечта.
А. Пичугин
— Не летчиком, а именно моряком.
Протоиерей Михаил
— Ну мне с детства с детства море нравилось, тянуло. Первый раз я увидел море, когда мне было четыре года. В 59-м году мама привезла меня в Анапу на Черное море, — красота, эти моряки ходили там, — это просто на меня такое впечатление произвело, что я вот уже тогда решил, что я буду моряком. И я, когда учился в 7 классе, поступил, был у нас в Москве, на Добрынинской, Клуб юных моряков, речников и полярников. И вот я ходил туда, занимался два года, у нас была практика. У нас были такие корабли списанные, небольшие тральщики, и летом у нас была морская практика — мы ходили на Рыбинское водохранилище. Ну все это так было интересно.
А. Пичугин
— Причем ходили прямо из Москвы.
Протоиерей Михаил
— Прямо из Москвы. На «Водном стадионе» там была база вот эта вот, и мы туда прямо по каналам.
К. Толоконникова
— Каналы, шлюзы.
Протоиерей Михаил
— И вот я однажды, когда уже вот это был, по-моему, третий год обучения, летом мы приехали, одно время мы несколько лет отдыхали на Рижском взморье и жили неподалеку от летней резиденции митрополита, ну тогда он был еще архиепископом, Леонида Рижского.
А. Пичугин
— Полякова.
Протоиерей Михаил
— Полякова, да, которого тоже мои родители знали, и мама знала. А он был одно время настоятелем Богоявленского собора. И там был храм, вот мы ходили на службы, и я у него там прислуживал. И вот однажды мне нужно было уехать оттуда на практику, я подошел к владыке Леониду за благословением: Владыка, благословите, мне вот на практику, на морскую. Он меня благословляет и говорит: я тебя благословляю в семинарию. Думаю: что это? Я просил-то одно, а мне он сказал, что в семинарию. Тогда у меня еще не было вот мыслей, чтобы пойти в семинарию и пойти по этому, вот я хотел туда. Ну я прекрасно понимал, что у меня перспективы-то никакой не будет, если там ходить в загранплавание — я не военным моряком хотел быть, а вот таким, — это надо быть либо комсомольцем, либо там членом партии обязательно, а я не собирался им быть. Но вот по инерции, вот так как-то я еще ходил туда. И вот со временем как-то вот у меня, видимо, с благословения владыки Леонида стало что-то проясняться в моем сознании. И я на практику все-таки уехал, это была последняя практика. А последней каплей явилось то, что на следующий год учебный у нас сделали занятия по воскресеньям. Но этого я уже не мог допустить, к тому времени…
К. Толоконникова
— То есть встал выбор: или — или.
Протоиерей Михаил
— Да, или — или. И к тому времени по воскресеньям для меня это храм был просто обязателен.
К. Толоконникова
— А вы уже прислуживали в это время в алтаре, вы уже были в алтаре?
Протоиерей Михаил
— Еще нет. И вот я принял решение, что все-таки это хорошо, это интересно, привлекательно, но это не мое. И оставил эти занятия в клубе, которые давали какие-то там перспективы для поступления в морские училища, все это. Некоторые наши, с кем мы там занимались, они так и сделали — они поступили, стали капитанами. А для меня началось вот это вот, скажем так, вхождение, уже серьезное вхождение в церковную жизнь. И я с мамой ходил в Богоявленский собор. Потом она попросила у иподиакона, старшего иподиакона, он у него и секретарь был, у митрополит Крутицкого, Василий Максимович был такой, не помню фамилии его, она спросила, можно ли мне ходить в алтарь. Он взял благословение у митрополита Пимена, и мне благословили ходить в алтарь, я ходил в алтарь. И вот в 71-м году, 15 марта 71-го года, тогда еще мне было 15 лет, 16 мне исполнилось 27 марта, меня Володя Шишигин…
А. Пичугин
— Будущий архимандрит.
Протоиерей Михаил
— Да, отец Дионисий, он был книгодержцем у митрополита и у Патриарха Пимена, подошел ко мне и сказал: давай, одевай стихарь, кто-то из иподиаконов не пришел, будешь стоять со свечой. И я, значит, дрожа…
К. Толоконникова
— Трепет, конечно.
Протоиерей Михаил
— Трепетно, естественно, вот. Но мне к тому времени я уже несколько лет ходил…
К. Толоконникова
— И как, вы присматривались, вас постепенно учили чему-то, как это все происходило?
Протоиерей Михаил
— Я, естественно, когда ходил, не просто витал где-то, а действительно я вот приглядывался к тому, что иподиаконы делают. Для меня это не было какой-то, для меня это было неожиданно, но новостью не было для меня. И вот я помню, как раз 15 марта, оказывается, потом, это праздник в честь Державной иконы Божией Матери, я вышел на пассию в воскресенье вечером, а митрополит Пимен в то время еще служил пассии.
А. Пичугин
— Но он уже был местоблюстителем.
Протоиерей Михаил
— Он был местоблюстителем, да. И эти службы тоже, и я помню, как он вообще акафист читал не нараспев, а вот так вот, речитативом. Но у него такой был речитатив, который вот стопроцентно укладывался в пение хора. Я больше ни у кого так не слышал. Вот, к сожалению, не осталось вот этих записей, записей пассий его или там чтение акафистов, когда приезжал уже в Лавру на Успение, на преподобного Сергия, он тоже в такой же манере эти акафисты читал. Но, к сожалению, записей не осталось. И вот я помню, что встал. И потом, когда служба закончилась, мне Володя Шишигин подошел и говорит: ну ты стоял прямо как у мавзолея, даже не шелохнулся ни разу.
К. Толоконникова
— Прекрасное сравнение. Вы, наверное, поэтому его и запомнили, да.
Протоиерей Михаил
— Да.
К. Толоконникова
— Оксюморонная штука.
Протоиерей Михаил
— И вот с этого момента меня стали приглашать, и я начал иподиаконствовать. Ну потом мне уже исполнилось через несколько дней 16 лет, и это не влекло за собой никаких там санкций со стороны.
К. Толоконникова
— Прещений, да. Потому что детей в алтарь было нельзя.
Протоиерей Михаил
— Да, не то что там иподиаконсктвовать, а вообще даже в алтарь нельзя было пускать.
А. Пичугин
— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня, ключарь храма Христа Спасителя, протоиерей Михаил Рязанцев. Отец Михаил, как произошло ваше знакомство с Патриархом Пименом уже более непосредственное? Не то что вы там брали благословение, он знал, наверное, как вас зовут, ну и вот этим ограничивалось, ну а когда вы начали общаться уже так?
Протоиерей Михаил
— Ну я бы не сказал, что я начал общаться. Он ведь был такой ну…
А. Пичугин
— Закрытый.
Протоиерей Михаил
— Закрытый, да, у нас такого вот общения как-то вот по душам, как вот духовного отца, не было.
К. Толоконникова
— Да. Как, например, вспоминал митрополит Питирим (Нечаев) покойный о своем общении с Патриархом Алексием I, потому что там действительно было общение как бы духовного отца с духовным чадом. А митрополит Пимен был закрытым. Может быть, он опасался навлечь на кого-то беду.
Протоиерей Михаил
— Да, я так думаю, что именно в этом и было, да.
К. Толоконникова
— Потому что ну это обычное же вот советское: меньше знаешь — меньше скажешь. Вот, наверное, так.
Протоиерей Михаил
— Ну а если учесть, что он прошел через все вот эти вот горнила советской жизни — и в ссылке был, и на фронте был.
А. Пичугин
— И на фронте.
Протоиерей Михаил
— И когда стал Патриархом, тоже это ничуть не облегчило его жизнь.
К. Толоконникова
— Скорее напротив.
Протоиерей Михаил
— Любимая его поговорка была: попробовали бы вы походить в сапогах Патриарха. То есть, действительно, это была, даже это была клетка, это даже не золотая клетка была. А вот без какого-то допуска там или без какого-то разрешения он просто не мог выехать в какую-то другую епархию. То есть запретов не было, но всегда говорили: ну вы знаете, ваше Святейшество, ну там это далеко, это там какие-то там еще условия для вас не готовы, — какие-то находили отговорки. Ну он не шел как-то вот так напролом. Ну вот так и было.
А. Пичугин
— Но у вас складывались какие-то отношения с священниками или архиереями в то время, если не с Патриархом Пименом, то с кем вы из духовенства общались тогда?
Протоиерей Михаил
— Ну я бы не сказал, что вот как-то непосредственно общался с духовенством. Был на Рижской, где служил мой батюшка, отец Иоанн Масолитин, тоже такой уже в летах батюшка, я у него исповедовался, как-то вот какие-то мы с ним обсуждали вопросы. Вот это да, я помню, с которым мы так вот общались больше, чем с другими. А с другим духовенством — ну все знали, что я вот сын отца Иоанна Рязанцева, как-то мы накоротке просто разговаривали.
К. Толоконникова
— Вы были юным еще человеком, чтобы общаться наравне с каким-то маститыми протоиереями, это ясно. А кто вас благословил в семинарию поступать?
Протоиерей Михаил
— Ну вот, я же говорил, митрополит Леонид.
К. Толоконникова
— Да, потом уже.
Протоиерей Михаил
— А рекомендацию мне писал отец Герасим Иванов. Они как раз учились тоже с моим батюшкой в семинарии, но он долгое время сан не принимал. Он сам был из старообрядческой семьи.
К. Толоконникова
— А ваш отец, он был одним из первых студентов, получается, восстановленной семинарии, да, после войны?
Протоиерей Михаил
— Он в 54-м году семинарию окончил. А в академию не пошел, пошел служить на приход.
К. Толоконникова
— А он в свою очередь из потомственной священнической семьи?
Протоиерей Михаил
— Нет, он из рабочей семьи. Но брат его тоже принял сан, отец Василий Жеребцов, потому что батюшка мой принял фамилию, взял фамилию моей мамы. А отец Василий Жеребцов, его родной брат, он долгое время служил в Брюсовском переулке, в храме Воскресения Словущего. Как раз они вместе служили с отцом одно время с отцом Леонидом Ролдугиным, потом он был настоятелем на Пятницком кладбище, настоятелем на Даниловском кладбище. И там вот он скончался, и похоронен как раз у входа в храм. Так что вот эти два брата были священниками.
А. Пичугин
— А отец Герасим Иванов прожил очень долгую жизнь.
Протоиерей Михаил
— Очень долгую жизнь, да.
А. Пичугин
— Он умер, под сто лет было.
Протоиерей Михаил
— Да. И вот уже как-то ближе к окончанию к моему окончанию академии, его рукоположили сначала в диаконы, потом в священники, и он служил какое-то время в Богоявленском соборе. И когда возникла необходимость взять у кого-то рекомендацию, ну естественно, пошел именно к нему, потому что мы с ним были уже давно знакомы.
К. Толоконникова
— Он друг семьи.
Протоиерей Михаил
— Друг семьи, да, мы дружили семьями. И он мне дал рекомендацию для поступления в семинарию. Это уже после армии.
К. Толоконникова
— А ну да, конечно, необходимо же было сначала отслужить. Не служивших в рядах советской армии, заявление даже бы не приняли от вас, то есть вы сначала отслужили.
Протоиерей Михаил
— Ну во всяком случае очень редко. А если даже и принимали без армии, то все равно забирали из семинарии в армию, забирали в основном в стройбат. Ну а там порядки известно какие были, и люди, конечно, терпели там большие унижения и трудности.
А. Пичугин
— Причем даже если семинарист был уже рукоположен, точно знаю, что в диаконы, могли забрать. Священников, по-моему, уже не забирали.
Протоиерей Михаил
— Священников нет, а диакона могли еще забрать. И я когда уже к окончанию школы принял решение поступать в семинарию, я не стал поступать никуда, ни в какие высшие учебные заведения, а уже решил идти в армию. А у меня полгода оставалось до призыва, и чтобы как-то вот эти полгода чем-то заниматься, я поступил электриком на химический факультет Московского государственного университета. Ну там как-то по знакомству меня устроили. Ну электрик это было, конечно, так громко сказано, я ходил в подмастерьях, носил там лампочки у мастера, с которым ходил, ну могли мне доверить…
К. Толоконникова
— Вкрутить лампочку.
Протоиерей Михаил
— Вкрутить лампочку там, сменить выключатель. Но, кстати, это потом пригодилось.
К. Толоконникова
— Вот я хотела об этом спросить.
Протоиерей Михаил
— Я дома уже могу совершенно спокойно все это проделать.
А. Пичугин
— А многие так работали как раз, чтобы был рабочий стаж для поступления в тот же Московский университет.
К. Толоконникова
— Лаборантами многие работали перед поступлением.
Протоиерей Михаил
— Кстати, рабочий стаж у меня и начался вот с этого, с химического факультета.
К. Толоконникова
— Это первая запись в вашей трудовой книжке.
Протоиерей Михаил
— Первая и единственная эта запись. Многие вот раньше гордились тем, что вот она первая и единственная, когда человек всю жизнь проработал.
К. Толоконникова
— Ветеран труда.
Протоиерей Михаил
— Ну мой тесть, кстати, вот имел вот эту единственную запись, он проработал всю свою жизнь на этом заводе.
К. Толоконникова
— На одном да. У меня, по-моему, дедушка тоже так проработал.
А. Пичугин
— Хранится у вас эта книжка на память?
Протоиерей Михаил
— Эта книжка не сохранилась, куда-то она затерялась. И когда нужно было брать какую-то справку, для пенсии, то пришлось ехать туда, в архив этого химического факультета. Ну там, конечно, нашли вот эту запись, что полгода я там проработал.
К. Толоконникова
— А служили где?
Протоиерей Михаил
— Я служил в группе советских войск в Германии. Вот со службой тоже у меня так интересно получилось. Я уже принял решение идти в семинарию, но море меня не отпускало. И я, когда там спрашивали, куда хочешь, где хочешь служить, я сказал, во флоте, хочу во флот.
К. Толоконникова
— Несмотря даже на то, что дольше.
Протоиерей Михаил
— Вот на меня смотрели, как на какого-то чудака, потому что все обычно стремились куда-то там в пехоту, ну в сухопутные какие-то части, чтобы только вот…
А. Пичугин
— Свои два года и все.
Протоиерей Михаил
— Два года и все, да. Я во флот. Ну хорошо, там записали, проходил какие-то комиссии там учетные, медицинские. И последний раз, когда я уже пришел на окончательную эту вот комиссию, женщина, которая там смотрела дела, взяла мое дело и там написано красным карандашом: отец священник.
А. Пичугин
— И это уже все перечеркивало.
Протоиерей Михаил
— Она так посмотрела — ой, говорит, зачем же они это написали-то? Взяла ластик и стерла эту надпись. Ну надпись стерли, а мое желание не удовлетворили. И меня забрали в Германию, и я в Германии прослужил там два года, охраняя склад горюче-смазочных этих веществ. Там стояла танковая армия, рядом был полигон, и вот…
К. Толоконникова
— Многие стремились попасть или в Чехословакию, или в Германию.
Протоиерей Михаил
— Вот интересный момент. Вот я уверен, что в жизни такие есть моменты, они не случайные. К окончанию школы я вот, когда увидел репродукцию Рафаэлевской «Мадонны»…
К. Толоконникова
— «Сикстинской мадонны».
Протоиерей Михаил
— «Сикстинской мадонны», да, мне так захотелось ее увидеть, но практически не было никаких шансов — ну в Германию в Дрезден, как я туда попаду? И ну нравилось и нравилось, ладно. Вдруг я узнаю, что нас отправляют в Германию. У меня уже как-то так, думаю: вот, уже где-то там близко.
К. Толоконникова
— Забрезжила надежда, да.
Протоиерей Михаил
— Уже близко. Попал в Германию и меня распределили в Дрезден. А это первая наша часть находилась в Дрездене, там мы проходили курс молодого бойца.
К. Толоконникова
— Так называемая учебка.
Протоиерей Михаил
— Учебка — это для сержантского состава. А это просто вот нас призвали…
А. Пичугин
— КМБ, да.
Протоиерей Михаил
— Да, курс молодого бойца проходили. У меня уже окрепла надежда, что раз уж я в Дрездене, значит, обязательно я попаду туда, в Цвингер, где и находится…
К. Толоконникова
— «Сикстинская мадонна».
Протоиерей Михаил
— «Сикстинская мадонна», да. Но после принятия присяги меня отправляют в другую часть, 37 километров…
К. Толоконникова
— От Дрездена.
Протоиерей Михаил
— 37 километров от Дрездена, в лесу. И тут я уже подумал: ну как, а счастье было так близко.
К. Толоконникова
— Да, действительно, досада, всего какие-то десятки километров.
Протоиерей Михаил
— Да. Причем в Дрездене отпускали на выходные в город, а там ходить просто некуда было, в лесу мы находились. Но все-таки уже когда где-то три четверти срока я отслужил, вдруг нам делают такую поездку в Дрезден, экскурсионную, как раз вот в этот дворец Цвингер, в этот музей. И я вижу вот эту вот «Мадонну», которой грезил в свои юные годы. Конечно, на меня она произвела огромное впечатления, репродукция все-таки не передает всего…
К. Толоконникова
— Ну конечно.
Протоиерей Михаил
— Всего того, что там написано. И я был поражен, что, оказывается, весь фон за ней выписан херувимами, что на репродукциях никогда не было видно.
К. Толоконникова
— Там как бы на репродукции кажется, что это просто такая облачная рябь. А приглядываясь ближе, видишь, что…
Протоиерей Михаил
— Да, именно херувимы. Мое впечатление такое осталось.
А. Пичугин
— Мы сейчас эту часть программы закончим. Я нашим слушателям напомню, вернее скажу, что у нас будет вторая часть с отцом Михаилом Рязанцевым. Слушайте нашу программу совместную с музеем, исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди».
К. Толоконникова
— В семь вечера по четвергам.
А. Пичугин
— Да. И продолжим с отцом Михаилом в следующий раз. Спасибо большое. Всего доброго.
Все выпуски программы Светлый вечер
30 апреля. О жизни и подвиге святого Акакия Мелитинского

Сегодня 30 апреля. День памяти преподобного Акакия, епископа Мелитинского.
О жизни и подвиге святого — протоиерей Владимир Быстрый.
Преподобный Акакий жил в конце IV-го, в начале V-го века. Родился он около 370 года, в древнем армянском городе Мелитина, который расположен в верховьях реки Евфрат. Мелитина был один из древнейших городов Армении. Акакий происходил из благочестивой семьи, которая долгое время оставалась бездетной. И следуя древнему обычаю, родители дали обет посвятить своего будущего ребенка Богу. И Господь даровал им сына. Когда он подрос, они отдали его на воспитание святому Отрию, епископу Мелитинскому. Святой Отрий воспитал Акакия и по истечении времени рукоположил его в сан священника. После кончины святого Отрия Акакий был избранным епископом Мелитинским. Он ревностно служил Богу и Церкви и был отмечен даром чудотворений. Например, во время наводнения разлившаяся река достигла лишь того места, которое отметил преподобный Акакий и не затопила город. В жизни преподобного Акакия можно выделить еще два важных момента. Во-первых, его учеником был великий подвижник, аскет, преподобный Евфимий Великий. Кроме того, Акакий принимал участие в Третьем Вселенском Соборе, где отстаивал православное учение о двух естествах Господа нашего Иисуса Христа — Божественном и Человеческом, и о бессемянном рождении Иисуса Христа от Приснодевы Марии.
Все выпуски программы Актуальная тема
30 апреля. О духовной нищете

В 5-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное».
О духовной нищете — игумен Лука (Степанов).
Начало Нагорной проповеди Господа Иисуса Христа и первая из заповедей блаженств ублажает нищих духом, поскольку им принадлежит Небесное Царство. Удивительное слово «нищета», которое предполагает по человеческому пониманию самое бедственное состояние человека, оказывается причиной царствования или соцарствования с Богом в небесах. Это новое слово, это Господне откровение о том, что только всей душой, устремленный к благам небесным, благам, подаваемым Иисусом Христом, человек, сознающий свою полную нищету и беспомощность, самому оказаться победителем греха и смерти, только тот и будет увенчан. Таким образом, нищий — это тот, кто признает себя ничего не имеющим, но всю надежду свою возлагает на Господа и к Нему устремляется всем своим упованием.
Все выпуски программы Актуальная тема
30 апреля. О служении пожарных

Сегодня 30 апреля. День пожарной охраны России.
О служении пожарных — игумен Назарий (Рыпин).
Служение пожарных — это особое служение, ведь не случайно Христос говорит: «Нет большей любви, кто положит душу свою за друзей своих». И как раз нашим пожарным выпала такая миссия, рискуя собственной жизнью спасать других людей. Конечно, иногда они тушат какие-то объекты, где нет людей, но всё равно это забота о ближнем. Всё равно рискуя своей жизнью, своим здоровьем, они пытаются предотвратить какую-то порчу имущества, чтобы другим сделать жизнь легче, чтобы бремя каких-то лишних материальных затрат не ложилась на чужие плечи. Поэтому, безусловно, это служение крайне необходимое и совершенно явно христианское. Порой даже люди, не зная Христа, исполняя заповедь Христову, и это очень большое подспорье в их жизни, и Господь зачастую даёт благодать за это.
Все выпуски программы Актуальная тема