Поделиться
Кинокартина Станислава Ростоцкого « Белый Бим Чёрное ухо» появилась на советских экранах без малого сорок лет тому назад. Уже нет на свете её режиссера, израненного на великой войне, нет его друга-фронтовика оператора Вячеслава Шумского, нет гениального композитора Андрея Петрова. Отошел к Господу и исполнитель главной роли — легендарный Вячеслав Тихонов.
Более того, уже давно сместились пласты времени, сменился политический режим и название государства, переменился уклад жизни целого общества, видоизменились нравы, — а фильм живет, и, как раньше, трогает душу. Фильм — об охотничьей собаке, скрасившей жизнь одинокому, мудрому и светлому человеку, писателю Ивану Ивановичу, о добрейшем сеттере-альбиносе, оказавшемся своего рода посланником в мире человеческих страстей и искушений. Право на это посланничество он заслужил своей, так сказать, «инаковостью», обозначенной как в названии самой киноленты, так и романа писателя Гавриила Троепольского, по которому сняли эту картину.
— Видать, шибко породистый?
— Породистый. Но не все у нас в порядке.
— А что так?
— Окрас должен быть иссиня-черный, с рыжими подпалинами... А мы — вон какие уродились. Окрас абсолютно не типичный, это считается признаком вырождения. Поэтому документы нам могут не выдать и вообще — лишить всех собачьих прав.
— Эге. Значит, если б как все уродился, то все в порядке. А как, значит, свое обличье имеешь, — то сразу и плохо? Это неправильно.
— Да вот мы с Бимом тоже считаем, что неправильно... Ну, а как рыбка-то?
— А... Да Бог с ней, с рыбкой. Посмотришь окрест — и ладно!.. Все для пользы и все для радости...
Вряд ли я сумею быстро вспомнить иной советский фильм, столь открыто повествующей о красоте Божьего мира, ещё не загаженного людьми. Но главное, это был не просто сентиментальный фильм про зверюшку, это, конечно, была притча. И даже не одна, — вот как в разговоре врача с прооперированным им Иваном Ивановичем, получившем на память немецкие осколки. В конце разговора писатель разрешил доктору (обе профессии, заметим, близки духовно, обе лечебные) — заглянуть в свою заветную рукопись.
— ...Это же прекрасная доля: извлекать осколки из сердца, истреблять боль.
— Не преувеличивайте, таких осколков становится все меньше и меньше. А вот других, невидимых, которые ранят не менее жестоко... Тут мы, хирурги, бессильны. Они скорее по Вашей части.
— По моей?!
— Ну ладно-ладно, конспиратор.
— Ну что Вы...
— Можно?
— Если интересно.
— «...Лес молчал. Лишь чуть-чуть играли золотые листья березы, купаясь в блестках солнца. Ах, желтый лес, желтый лес! Вот вам и кусочек счастья, вот вам и место для раздумий. В осеннем солнечном лесу человек становится чище...»
Да, почаще бы всем нам — в этот желтый лес.
Для меня этот лес — псевдоним храма, да ведь наши классики и сравнивали всегда природу с храмом...
Ну а пес, который не успел дождаться хозяина и по человеческой воле погиб в фургоне для бродячих собак? Для чего нам дана эта смерть, заставившая тогда и заставляющая сейчас плакать у экрана большинство зрителей?
...Я думаю, что черноухий Бим — светлая и неизбежная жертва «во имя» пусть и кратковременного, но — просветления нашего падшего мира, изредка омываемого слезами сочувствия и любви.
