«Антарктида — место, где Бог ближе». Ольга Стефанова

У нас в гостях была режиссер-документалист, пятая российская женщина, зимовавшая в Антарктиде, Ольга Стефанова.

Наша гостья рассказала, как осуществилась ее мечта попасть в Антарктиду и снимать фильмы о людях и их подвигах там, а также поделилась впечатлениями, насколько близко ощущается Бог в таких экстремальных условиях.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

Анна Леонтьева

— Добрый «Светлый вечер». Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Ольга Стефанова, журналист, режиссер-документалист и пятая российская женщина, которая зимовала в Антарктиде. Добрый вечер, Ольга.

Ольга Стефанова

— Здравствуйте.

Анна Леонтьева

— Очень здорово, что вы до нас доехали. Я посмотрела, сколько успела, ваших фильмов, потрясающая тема Антарктиды, потрясающая марсианская.... Когда входишь в эту тему, то чувствуешь, что ты попал в другой мир. Это общие слова, но тем не менее. Что ты попал, действительно, на какой-то Марс, это белое безмолвие, минус 50-89 градусов по Цельсию, эти мужественные люди, которые там работают. Меня очень поразили лица героев ваших фильмов, они какие-то необыкновенные люди, правда. Но давайте с начала, может быть, наши радиослушатели еще не знают, как вы попали на Антарктиду, сколько вы сняли об этом фильмов и какая это вообще потрясающая тема. В 2008-м году Ольга первый раз как журналист попала в экспедицию в Антарктиду и открыла для себя этот космический мир.

Ольга Стефанова

— Да. Ну, космический мир для меня открылся чуть раньше, в поисках темы для документального кино, в поисках героев. Мне очень хотелось найти такие человеческие отношения, за которыми можно будет долго и кинематографично наблюдать.

Анна Леонтьева

— Отношения?

Ольга Стефанова

— Да, отношения между людьми, характеры человеческие, зона, в которой люди друг друга учатся прощать, учатся нести, учатся друг с другом взаимодействовать так, что это можно будет видеть на экране и это будет интересно. Так случилось, прочитав про Антарктиду, сделала для себя большое открытие, что это всё не ушло в советское прошлое, как мне казалось где-то подсознательно, а это всё сегодняшний день. У России там пять круглогодичных постоянно действующих зимовочных станции, туда постоянно приезжают группы полярников новые и новые из года в год. Там кипит жизнь и об этой жизни никто ничего не знает.

Анна Леонтьева

— Абсолютно.

Ольга Стефанова

— Это потрясение я очень хорошо помню, как внутри всё загорелось и горело достаточно долго, потому что я долго собирала информация, я долго пыталась понять, как же мне туда попасть. Долго искала какие-то возможности, каких-то знакомых, знакомых знакомых, кто был бы как-то связан с темой. Списывалась с полярниками, которые тогда зимовали на станции «Беллинсгаузен», это была единственная станция, на которой в то время был интернет. Он был жутко медленный, наша переписка была максимально....

Анна Леонтьева

— Замедленной.

Ольга Стефанова

— Да, максимально замедленной. Но вот они мне рассказывали какие-то насущные вопросы, которые у меня возникали: а где они живут, что они едят, во что они одеваются? Как вообще к ним попасть? Что, что, что? Через несколько разных всяких ступеней стало понятно, что, кроме как позвонить в Российскую Антарктическую экспедицию и попроситься, вариантов нет.

Анна Леонтьева

— Прям вот так, позвонить и попроситься.

Ольга Стефанова

— Только так, по-другому нет. Можно приехать в Питер, тоже попроситься, не по телефону, можно лично, других путей нет. Есть единственный человек, начальник РАЭ, который либо разрешит, либо не разрешит, от него зависят все возможные дальнейшие сценарии. Я помню, заручилась поддержкой своего ВГИКовского мастера, Царство ему Небесное, Игорь Игоревич Гелейн, он во ВГИКе нам был как родной отец, очень заботливо к нам относившийся, и после ВГИКа уже мы работали под его руководством, на его студии. Мне нужно было как-то у него отпроситься, что если вдруг случится это чудо и мне дадут разрешение и я на год смогу уехать, отпустит ли он меня со студии, поддержит ли техникой и всем остальным? И он дал мне «добро». Кстати, забегая вперед, такой интересный момент, Игоря Игоревича уже давно не стало, и я от него никогда не слышала, что он работал с оператором Николаем Шмаковым, который в свое время в 1958-м году снял открытие станции «Восток» в Антарктиде. Совсем недавно я обнаружила, искала про него материалы, делала какой-то сюжет, что в его фильмографии есть фильм «Поле, где умирал Воронин». А это один из любимых фильмов Игоря Игоревича, который он сделал, один из любимых фильмов нас, его студентов. Тут у меня сошлось, что Игорь Игоревич отпуская меня и благословляя, в общем-то прекрасно знал и понимал, куда я еду, что я хочу. Но почему-то тогда мне не рассказал. Получила я это «добро», выхожу из киностудии Горького, у меня звонит телефон мобильный. Беру трубку, незнакомый номер: здравствуйте, вас беспокоит Николай Дмитриевич Таликов, я генеральный директор КБ имени Ильюшина мне вас посоветовали как документалиста. Дело в том, что мы в предстоящем сезоне будем проводить интересные испытания, будем десантировать большое количество бочек с топливом на платформах на станцию «Восток» в Антарктиде, не знаю, слышали вы про такую или не слышали. Хотели бы вас пригласить это всё задокументировать, заснять. Описать, что со мной происходило, очень трудно, потому что это был настолько свыше данный дар и подтверждение, что, да, это моя дорога, да, это мой путь, да, меня там ждет жизнь, Не только кино, а масса открытий.

Анна Леонтьева

— Это потрясающий эпизод. Я видела, как с самолета нужно было сбросить эти бочки, чтобы было топливо на станции.

Ольга Стефанова

— С парашютами, парашютное десантирование.

Анна Леонтьева

— Соответственно, было бы тепло, и всё в этом топливе, что живое.

Ольга Стефанова

— Ну да, то, от чего зависит жизнь на полюсе холода. Там разные бывали ситуации, но в основном топливо на станцию «Восток» вглубь Антарктиды, это на высоте больше трех с половиной тысяч над уровнем моря, на высоте ледового купола, на верхушке, в глубине Антарктиды находится наша Российская полярная станция «Восток», удивительное, уникальное место и обеспечивается оно обычно самогусеничными поездами. То есть такие караваны вездеходов, которые с берега тянут за собой вот эти огромные емкости с топливом, довозят туда всё, что необходимо для автономного существования в течение года. А были ситуации, особенно в конце 90-х — начале двухтысячных, когда старые вездеходы ломались, они свой срок давно изжили.

Анна Леонтьева

— И не обновлялись.

Ольга Стефанова

— Да, и не обновлялись, очень многое выходило из строя, случались экспедиции, когда поезда не могли доставить нужное количество топлива, и станция была под угрозой закрытия, уничтожения. Именно в этих целях проводились такие десантирования, чтобы в случае чего можно было доставить определенный запас горючего по воздуху с помощью десантирования.

Анна Леонтьева

— Потрясающе. А то, что я видела в фильме, синий современный космический корабль, это то, как выглядит сейчас эта станция?

Ольга Стефанова

— Да, это новая станция «Восток», строительство ее было закончено в декабре 2024-го года, совсем на днях, можно сказать. Строители, которые в январе передали полярникам полностью это здание в эксплуатацию, в настоящее время находятся в Кейптауне в ЮАР, они оттуда возвращаются, возвращаются с «Востока», где прошло три больших объемных строительных года. Да, станция сейчас потрясает всякое воображение.

Анна Леонтьева

— Да, да, поэтому я об этом заговорила.

Ольга Стефанова

— Она огромная, она красивая, она очень высокотехнологичная, внутри всё очень сделано с любовью, для людей, по высшему слову техники оборудовано, там потрясающий камбуз, там потрясающее медицинское оборудование, медицинский блок. Станция была построена в рекордные сроки, еще никто никогда не строил так, как мы, в Антарктиде. Для сравнения, франко-итальянская «Конкордия» или американская станция «Амундсен-Скотт», это тоже две базы, которые находятся внутри континента. Их всего три постоянно действующих зимовочных станции внутри Антарктиды. Все остальные находятся на побережье, как бы окольцовывают периметр Антарктиды. Есть еще китайская, но она сезонная и там недостаточно всего сделано, чтобы можно было зимовать. Американская и французская строились порядка десяти лет, наши ребята построили за три года.

Анна Леонтьева

— Посмотрев фильм, я испытала прилив гордости необыкновенной. Напомню, что сегодня с нами и с вами Ольга Стефанова, журналист, режиссер-документалист, пятая женщина, которая зимовала в Антарктиде. Давайте вернемся к вашим фильмам, которые вы сняли про Антарктиду. 2010-й год, фильм «Зимовка». 2016-й — «Станция Восток. На пороге жизни». 2020-й «Остров Буромского», и 24-й — «Станция Восток. Русское сердце Антарктиды». Очень немало.

Ольга Стефанова

— Это еще не все.

Анна Леонтьева

— И это еще не все, да?

Ольга Стефанова

— Да, есть еще, но опустим.

Анна Леонтьева

— Радиослушатели могут открыть фильмографию Ольги и посмотреть, сколько всего снято. Я очень рекомендую посмотреть эти фильмы, это открытие абсолютное для меня, я думаю, что для большинства населения, это, как мы уже сказали, совсем другой мир. Я хочу, знаете, с чего начать? В 2016-м году, про «Остров Буромского», это очень важная тема. Остров Буромского — это остров, где много захоронений, насколько в Антарктиде возможны захоронения, людей, которые героически погибли в этих экспедициях. Ольга в 16-м году, может быть, пораньше?

Ольга Стефанова

— Нет, нет, всё верно.

Анна Леонтьева

— Эти могилы в этих экстремальных условиях, это железные ящики.

Ольга Стефанова

— Саркофаги металлические, которые установлены непосредственно на скалах. Даже слово «могила» лексически получается немножко неверное по отношению к ним, потому что могила это то, что в земле, а все эти захоронения, саркофаги наверху. Да, они установлены на скалах, закреплены на скалах.

Анна Леонтьева

— Ольга обнаружила, что они в очень плохом состоянии, они уже заржавели, там стерлись имена, и решила, что эти герои достойны того, чтобы восстановить о них память. Собственно, никто о них не писал и ничего практически не снимал.

Ольга Стефанова

— Это не то, чтобы я обнаружила. Внутри Российской Антарктической экспедиции для полярников, которые там зимовали в Мирном, это абсолютно очевидный факт был очень много лет, много раз это в отчетах указывалось, что кладбище в запустении, надо приводить его в порядок, надо что-то менять, надо что-то делать. Но, как водится, руки не доходили. Да, было понятно, что если мы хотим, чтобы это кладбище было достойного вида, хотим привести его в порядок, то всё нужно делать под ключ. Нужно собрать команду, нужно найти финансирование, нужно придумать проект, найти производителей, изготовителей, под ключ целиком постараться обновить эту историю. Но там много существует сложностей с точки зрения возможностей вывезти тела. Я часто слышала вопрос, зачем понадобилось всё это дело реставрировать, если можно было бы вывезти. Есть определенный ряд правил международных, которые касаются именно эксгумации тел, каковой являлась бы эта операция, если бы мы вывозили оттуда захоронения. В связи с тем, что первое захоронения было в 1957-м году, и с тех пор кладбище пополнялось. Оно не одно в Антарктиде, совсем не одно. Наше российское есть еще на станции «Молодежная», есть несколько захоронений на станции «Прогресс», на «Новолазаревской», на «Ленинградской». А в мировом масштабе тоже есть такие места. У норвегов, например, на станции есть, и она охраняется как историческое место Антарктиды, самая первая могила в Антарктиде. Она именно в камнях, как углубление сделано, там похоронен биолог Николай Хансон, который первым умер непосредственно на континенте во время одной из самых первых зимовок людей на этом континенте. Есть у аргентинцев свои захоронения, у поляков, их много. Есть много полярников, которые пропали без вести, погибли или в результате авиакатастрофы не все останки были собраны, они так и погребены подо льдами. Поэтому есть условные захоронения или какие-то кресты, которые обозначают, что здесь случилась катастрофа. Это я отошла немножко от темы. В связи с тем, что захоронения начались, как я сказала, в 1957-м году, и потом это кладбище пополнялось с течением времени — крайний саркофаг там был установлен в 2004-м, то есть вполне себе в наши дни, это не совсем советское прошлое, вот оно, растянутое во времени — то выполнить элементарно первое условие эксгумации, согласие родственников и их непосредственное волеизъявление на это, зачастую не представляется возможным. Из проекта реставрации вырос достаточно большой масштабный проект, который называется «Память Антарктиды». Это электронная база данных памяти всех погибших в Антарктиде в мировом масштабе полярников и не только полярников. До сих пор продолжается поиск родственников погибших, каких-то родных, друзей, коллег, кто мог бы рассказать об этих людях, какие-то предоставить фотографии, какие-то, может быть, письма, памятные любые артефакты. Для того чтобы вывезти тела, нужно получить согласие этих людей, а контакты с ними давным-давно утеряны, они разбросаны по всей стране, по всему миру, и пойди, найди. Это первый момент. Второй момент, обязательное наличие всяких разных экспертиз, об отсутствии инфекции, криминальные. Обязательно должны быть запаянные цинковые ящики, в которых тела можно вывезти. В общем, огромное количество условий, которые нужно соблюсти, чтобы вывезти человека из Антарктиды сейчас. Безусловно, когда происходит трагедия в Антарктический сезон, когда открыта навигация, когда возможно не захоронить, а сейчас погрузить на корабль и вывезти тело на родину, то, конечно, в большинстве случаев это именно так и делается.

Анна Леонтьева

— Я поняла.

Ольга Стефанова

— Но если мы говорим о тех, кто остался там за всё это долгое время, то да, было понятно, что реставрация — это единственный способ почтить их память, привести кладбище в какой-то красивый, достойный вид. Главное, что нужно было обязательно делать попутно, это снимать документальный фильм об этом, чтобы сохранить их память, чтобы рассказать про их судьбы и чтобы рассказать про то, что привело этих людей в Антарктиду, почему они оставили свою жизнь там, ради чего, каким целям послужили эти подвиги, которые были там совершены.

Анна Леонтьева

— Да. Ольга, вы нашли много, я даже не представляю, какой был этот подвиг, не без помощи Божией, я полагаю, матерей, вдов, сыновей, внуков людей, которые погибли в Антарктиде. Первый советский человек был Иван Хмара, погибший в 56-м году. Очень много вдов и матерей, которых вы опросили, рассказывали об этих замечательных людях. Мне кажется, человек, который решился на такой шаг, поехать послужить в Антарктиде, уже достоин того, чтобы о нем рассказали. Очень много досужих разговоров про то, что, конечно, они погибли, техника безопасности была нарушена, человеческий фактор, алкоголь. Очень справедливо и по Божески было бы восстановить реальную память о том, почему они погибли. Кто-то ушел под воду, на кого-то топливо пролилось, он сгорел, страшные смерти. Расскажите немножко про общение с этими родственниками, которые вошли в фильм «Остров Буромского», тоже по фамилии погибшего.

Ольга Стефанова

— Да, Николая Буромского. Это было удивительное общение со всеми, с кем довелось встретиться. Вы совершенно правы, что встречал нас, безусловно, Господь, потому что это были люди, которые чудом находились.

Анна Леонтьева

— Это очень сложно.

Ольга Стефанова

— Например, была такая история, я искала родных летчиков погибшего экипажа Петрова в Антарктиде. Знала, что квартиры летчикам давали примерно в том Подмосковном районе. Никакого другого способа найти этих людей, кроме как дать объявление в газету, у меня не было. Мы напечатали в какой-то районной Подмосковной газете объявление, что просьба откликнуться, кто знает, кто помнит, кто есть. Дальше уже со слов Ларисы был такой рассказ.

Анна Леонтьева

— Лариса?

Ольга Стефанова

— Лариса Ерёмина. Она потом была героиней нашего фильма, это жена Владимира Ерёмина, погибшего в авиакатастрофе Ил-14 в Антарктиде. Она рассказывает: возвращаюсь с работы, а у подъезда обычно сидит сосед. Который, не знаю, на пенсии, не на пенсии, но давно без работы, ведет свое вечно пьяное существование. Встречает он меня, бежит от подъезда и размахивает газетой со словами: Лариска, тут твоего Володьку ищут. Лариса говорит, я, как стояла, так прям и села, от шока, что ищут, кого ищут. Потом она мне позвонила, мы встретились. Это был потрясающий ее рассказ, который в этот фильм вошел. Другая жена летчика, Вера Дмитриевна. Я помню, когда я приехала к ней, удалось найти контакты, созвонились, и она достала огромную коробку, в которой лежали письма, мелким-мелким, практически каллиграфическим почерком написанные, со стихами, с фотографиями, с открытками. Мы с ней перебирали весь этот ящик, и разговаривали, и вспоминали, и она плакала. Когда мы прощались, она мне сказала: Оля, я вас ждала сорок лет. И это был так потрясающе. Ты понимаешь, что все эти десятки лет эти истории о самых дорогих, о самых любимых, о самых близких копились в сердцах этих людей, моих героев. У них не было возможности кому-то широко это рассказать, это поведать, это вспомнить.

Анна Леонтьева

— А это так важно.

Ольга Стефанова

— А это действительно важно. Еще одна из любимых моих историй связана с Чешской вдовой полярника Костки Олдржика, который погиб при пожаре в Мирном в 60-м году, то есть совсем махровые советские года, первые экспедиции практически. Я нашла ее в Праге. Она пришла к нам на встречу вместе со своим сыном, очень плохо уже передвигаясь, сын ей помогал. Тоже с коробкой писем, вырезок, всяких удостоверений, фотографий.

Анна Леонтьева

— Сколько лет ей было?

Ольга Стефанова

— Ей было почти 100 лет, без малого чуть-чуть. Мы сели, очень долго разговаривали, долго пытались друг до друга достучаться через переводчика. Казалось, что мы и без переводчика много чего понимаем, без слов. А незнание языка не дает понять той глубины, которой хочется. Это был долгий разговор. И когда он закончился, Костка мне сказала: Оля, сегодня я поняла, почему Господь мне отмерил такую длинную жизнь, я должна была вас дождаться, чтобы сохранить память о своем муже.

Анна Леонтьева

— Потрясающе. Фильм как бы всё время рассказывает об этих несчастных случаях, о гибелях, смертях, но фильм очень про жизнь, я бы так сказала. Напомню, что сегодня с нами и с вами Ольга Стефанова, журналист, режиссер-документалист, пятая российская женщина, которая участвовала в зимовке в Антарктиде. У микрофона Анна Леонтьева. Мы вернемся к вам через минуту.

Анна Леонтьева

— Продолжается «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Ольга Стефанова, журналист, режиссер-документалист и, что очень важно, пятая российская женщина, которая зимовала в Антарктиде. У микрофона Анна Леонтьева. Продолжим этот потрясающий разговор. Ольга, отвлекаясь немного от фильмов, я хотела у вас спросить. В начале программы вы сказали, что вы поехали, я думала, вы скажете, увидеть это белое безмолвие, почувствовать величие Божьего мира. Но вы сказали, что вы поехали, чтобы снимать, чтобы увидеть и рассказать о человеческих отношениях. Что за человеческие отношения, что вы там увидели? Что вас поразило, и что вы открыли?

Ольга Стефанова

— Наверное, начать ответ на этот вопрос лучше с советских книжек, именно они впечатлили меня в самом начале, когда я только рвалась попасть в эту полярную касту.

Анна Леонтьева

— Полярную касту.

Ольга Стефанова

— Да, и это были книжки Владимира Санина, который много писал о полярниках и в Арктике и в Антарктике. Книга Евгения Кравченко «С Антарктидой только на „ВЫ“». И всё это про советские годы в полярном мире, про людей, которые работали в высоких широтах. Меня потрясала в них какая-то очень искренняя настоящая дружба, какая-то готовность всегда подставить плечо, какая-то потрясающая жертвенность наших людей, когда в критической ситуации, когда какой-нибудь пожар случился или надо сделать какой-то выбор, где либо ты подставишь свою жизнь, либо товарищ. И человек делает выбор подставиться самому, делает выбор защитить тех, кто рядом. Казалось, что это есть только в фильмах про войну, когда наши воины совершают подвиги.

Анна Леонтьева

— Да, да, кстати, подобная ситуация.

Ольга Стефанова

— А тут это мирное время и это вполне мирные условия. В Антарктиде всё достаточно комфортно на всех станциях. Это вполне себе уютная бытовая жизнь, вполне себе уютные домики. На каждой станции сейчас уже есть душ. В принципе ты живешь во вполне себе цивилизованных условиях. Конечно, за бортом при этом, за окном может быть и минус сорок и минус семьдесят, может быть какой-нибудь жуткий штормовой ветер. И даже сейчас этот штормовой ветер уносит жизни людей. В прошлом году в «Мирном» погиб человек, потерявшись без вести в пургу, в очень сильный шторм, хотя казалось бы, все меры безопасности уже придуманы, всё уже есть.

Анна Леонтьева

— Это не тот фотограф, простите, который пингвинов снимал?

Ольга Стефанова

— Нет, фотограф это конец 90-х, а я говорю про прошлый год, про сегодняшний день. Условия менее экстремальными не стали. Конечно, бытовые комфортные условия проживания, безусловно, улучшились, но за бортом может быть такая же стихия, как она была 10 лет, 20 лет, 30 лет назад. Мне было очень интересно, в наше время, когда — сейчас уже не скажешь, когда нет войны, но когда я шла снимать в Антарктиде, это было абсолютно мирное время — вдруг ты встречаешь среди людей такую же готовность собой пожертвовать, такую же готовность закрыть глаза на чужие недостатки, такую же готовность оказаться для другого в нужный момент опорой. Понятно же, что не всё гладко, и в какие-то моменты возникает ситуация, когда люди готовы очень сильно конфликтовать друг с другом. Полярная станция — это то место, где проявляется всё, и хорошее и плохое.

Анна Леонтьева

— Всё вылезает.

Ольга Стефанова

— Да, вылезает всё, и лучшее и худшее, и всякой грязи достаточно, и она там гораздо более ярко и отчетливо видна, черное на белом очень контрастно. И вот когда я первый раз — я помню этот момент — прилетела в Антарктиду с летчиками, это было самолетом, и я ступила на эту землю, точнее на лёд. Это был голубой лёд взлетно-посадочной полосы в Антарктиде. Первые лица, которые я увидела, первые глаза, которые в меня посмотрели, для меня было совершенно очевидно, что, да, это то, за чем я ехала. Я здесь это найду, оно не только в книжках осталось. Буквально первые пять дней, которые я провела с летчиками на станции «Новолазаревская», на аэродроме меня потрясло, насколько ли часто говорили друг другу «спасибо», насколько часто они друг друга благодарили, насколько маленькие возможности доставить другому радость были в ходу. Когда один взрослый мужчина, взрослый полярник постоянно носит с собой в кармане какую-нибудь горсть конфет, чтобы при случае кому-нибудь эту конфетку всучить, угостить, и ты видишь, какой улыбкой другой человек отзывается. Это потрясает, в мелочах, в таких крошечных деталях. И да, действительно, так потом всё и было, все фильмы про это.

Анна Леонтьева

— Да, это точно. Вы сказали, что у вас жизнь разделилась на «до» и «после». Наверное, вы что-то и в себе тоже открыли, когда оказались в этих условиях необычных?

Ольга Стефанова

— Да, безусловно, открыла. Как правильнее ответить? Когда ты живешь в своей обычной жизни в Москве, со мной так было, и профессия журналистская, киношная так или иначе предполагает, в моей жизни, по крайней мере, предполагала какой-то очень быстрый ритм, бесконечную суету, огромное количество разных дел, в которых ты постоянно задействован, крутишься, вертишься. Ты от нее все время убегаешь, от этой возможности в себя заглянуть и увидеть, а что там внутри., Мне кажется, у любого человека, живущего своей обычной жизнью, очень много придумок про себя, про свои качества, про свои возможности, про свои способности. Нам всем очень хочется видеть себя хорошими, хорошими в разных ролях: и как дочь, или как сестра, или как работник уважаемый. Это вроде как очень правильно и хорошо быть хорошим прихожанином. Ты хороший, и ты стараешься культивировать свою хорошесть. Тебе плохо, если ты вдруг какой-то поступок совершил, который не подчеркивает твою хорошесть, и особенно если об этом поступке узнали другие, это стало общедоступно. Тебе хочется от этого скрыться, тебе хочется всегда из этой ситуации выпрыгнуть побыстрее или показать, что нет, это была случайность, а на самом деле ты хороший. А вот в Антарктиде я прожила год, внутри которого было постоянно видно...

Анна Леонтьева

— То есть вы год были в Антарктиде.

Ольга Стефанова

— Да, это был год зимовки.

Анна Леонтьева

— Обалдеть.

Ольга Стефанова

— Первая самая экспедиция с летчиками была короткая, на десантирование на «Востоке». А вторая экспедиция уже длилась год, это была зимовка на станции «Беллинсгаузен». В течение этого года ты постоянно сталкиваешься с ситуациями, в которых ты нехороший, и в которых это видно всем, и в которых ты ничего вообще не можешь с этим поделать, просто потому, что это твое нутро. И вот оно открывается, и вот оно видно. И кроме как Господь, никто и ничто не может этого изменить. Да, безусловно, только при наличии твоей доброй воли на эти перемены, при твоем согласии с тем, что ты не хороший, что ты можешь быть и причиной конфликтов, можешь испортить всю ту миссию, ради которой ты там оказался. Наверное, это было самое главное, большое, глобальное, на «до» и «после» разделившееся.

Анна Леонтьева

— Вопрос такой, конечно, чересчур возвышенный, может быть, но не могу его не задать. Это ощущение Бога, острее ощущается?

Ольга Стефанова

— Он совсем не возвышенный, очень простой вопрос, и для Антарктиды он очень обыденный. Там действительно Бог ближе, это действительно так. Во-первых, на станции «Беллинсгаузен» есть храм. Но речь не только про «Беллинсгаузен», на других станциях тоже есть это ощущение. Когда ты, например, приходишь в этот храм ночью и стоишь в этих деревянных стенах, окошки чуть дребезжат от ветра, который за окном, где-то колышется одна маленькая лампадка. Дверь храма всегда открыта, они никогда не закрываются, ты можешь в любой момент, хоть днем, хоть ночью, хоть когда туда прийти. В храме всегда принято разуваться, там такой же ковролин, как у вас в студии. Ты заходишь в предбанник, снимаешь, как правило, свои большие ботинки антарктические, заходишь босиком, в носках. Стоишь, молишься, о чем-то просишь, говоришь с Богом, и у тебя ощущение, что ты говоришь прямо в уши, такая слышимость, такое доверие, это очень трудно в словах объяснить. Допустим, если ты пришел с каким-то вопросом, ответ ты получаешь практически сразу, его практически не приходится ждать. Часто бывает так, что на Большой земле ты ходишь, пристаешь к Богу, к святым, почему вот это, почему вот то, а что здесь? Вот моментально там ответ приходит. Это да, это удивительные такие вещи.

Анна Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами Ольга Стефанова, журналист, режиссер-документалист, пятая российская женщина, которая зимовала в Антарктиде. Оля, скажите, вы год жили в этой закрытой среде, в очень особенных отношениях очень особенных мужчин, которых вы снимали там, делали эти фильмы. Наверное, образовалась какая-то общность, какая-то привязанность. Как это ощущается, когда ты вылетаешь из этого годичного заключения, можно сказать так?

Ольга Стефанова

— Я помню, что у меня слезы наворачивались каждый день перед отъездом, когда были последние пара недель, и было понятно, что всё уже заканчивается. Вот уже корабль пришел, вот он уже стоит в бухте, идет разгрузка-погрузка. И вроде бы какая-то суета и вещи уже собраны. А сердце просто разрывается от горечи этой разлуки. Я помню, что если бы тогда, в тот момент, была бы возможность остаться еще и на второй год, я бы осталась, я бы не уезжала. И так было каждую экспедицию, каждый сезон. Даже если она длилась три месяца, четыре месяца, одну неделю, каждый раз улетая, ты улетаешь с разрывом сердца. У меня по этому поводу всегда было определенное чувство зависти к полярникам, потому что они точно знают, что смогут вернуться. У каждого из них есть так или иначе какая-то профессия, с которой они знают, что сейчас они вернутся на большую землю, отдохнут там полгодика-годик, и у них всегда будет возможность попроситься обратно. И это будет легитимно. А я, каждый раз уезжая с Антарктиды, каждый раз не знала и не предполагала, а будет ли еще возможность. Каждый раз ощущение, как будто ты прощаешься навсегда и что, может быть, это не повторится и, может быть, это последний раз, когда ты стоишь здесь, на этом континенте и слышишь эти запахи и видишь это небо. Это всегда на разрыв сердца, да.

Анна Леонтьева

— Но судя по количеству фильмов, которые вы сняли, у вас возможность появлялась снова и снова.

Ольга Стефанова

— Да, слава Богу, удивительно, она появлялась снова и снова. И главное, сюжеты для фильмов тоже не заканчивались. Вышла тогда первая, «Зимовка», притом, что ее очень хорошо воспринял просто широкий зритель, все говорили, что открылся другой мир.

Анна Леонтьева

— Это так.

Ольга Стефанова

— И потрясающе мы прожили с этими людьми их кусочек жизни, и это удивительно, удивительно, удивительно. А полярники восприняли не очень хорошо, потому что в этом фильме есть два главных героя, повар и доктор, а полярники все говорили, что неужели не было других полярников, о которых можно было снять фильм? Почему только вот этот повар и этот доктор, а где же вообще рассказа про то, что такое есть Антарктида и зачем что мы здесь все делаем, что мы здесь изучаем и с чем это всё едят. Так родился следующий фильм, который назывался «Русская Антарктида. XXI век». Он вышел в 2015-м году, он отвечал на все эти вопросы, и он полярникам зашел «на ура». Вот, наконец-то, эпическое полотно про всё наше российское присутствие в Антарктиде. Но сделала его на полтора часа, у меня осталось еще историй на полтора часа, которые не были рассказаны в этом фильме. И так вышел фильм «Станция „Восток“. На пороге жизни», в котором вошли все эти судьбы, истории, вместились еще в полтора часа. А потом был фильм «Остров Буромского», и там тоже были истории, которые еще не были рассказаны ни в одном из этих предыдущих трех. И так и случалось, что материала было всё больше и больше и можно было рассказывать и рассказывать. У меня сейчас лежит материал не смонтированный для следующего фильма про Антарктиду, который был снят в прошлом антарктическом сезоне, как раз про санно-гусеничный поезд, про то, как 16 механиков-водителей идут по трассе «Прогресс-Восток» сквозь снежную целину Антарктиды.

Анна Леонтьева

— Этот фильм последний, крайний как говорят летчики и врачи.

Ольга Стефанова

— Да, крайний, правильно. И полярники.

Анна Леонтьева

— И полярники, да? «Станция Восток. Русское сердце Антарктиды» — это тоже про судьбы полярников?

Ольга Стефанова

— Да, он больше посвящен историям строителей, которые строили новую станцию «Восток» в этих совершенно нечеловеческих условиях для стройки. Притом, что там острое кислородное голодание, там очень не хватает воздуха, тебе абсолютно нечем дышать. А они еще при этом таскали тяжести, работали с каменной ватой минеральной, которая лезет везде, в уши, в глаза, в нос. Тебе итак дышать нечем, а это еще сверхнагрузка. Мне кажется, они, вот эти ребята, строители со всей нашей России, из Омска, из Новосибирска, из Стерлитамака, из огромного количества городов, которые туда приехали строить эту новую станцию «Восток», совершили что-то нечеловеческое, это абсолютно за пределами человеческих сил, возможностей, представимых нами.

Анна Леонтьева

— Я не могу не упомянуть. У нас на радио была Светлана Самара, она как раз... Вы в одном из фильмов рассказываете про совершенно потрясающих женщин.

Ольга Стефанова

— Да, команда «Метелица».

Анна Леонтьева

— Команда «Метелица». Я, когда в фильме это увидела, это представила себе. Я, когда со Светланой говорила, видела, что это мощнейший человек. Она герой по жизни, она спасатель, у нее Центр реабилитации тяжелейших больных. Я была у нее в Центре, это вообще потрясает. Но когда я увидела этих женщин, как они идут, они же должны были дойти пешком с этими санями по 80 килограмм.

Ольга Стефанова

— На лыжах.

Анна Леонтьева

— В смысле, простите, пешком — на лыжах. И они идут, еще и картинка одна и та же перед глазами. То есть ты идешь, и всё время белое и белое и белое. Сколько дней они шли?

Ольга Стефанова

— Ой, а я сейчас и не вспомню, чтобы не соврать. По-моему, что-то около месяца, если не больше, или два месяца. В общем, какой-то такой, это не на дни был срок.

Анна Леонтьева

— Потрясающе, это какой-то запредельный героизм.

Ольга Стефанова

— Это да. Эпизод этот в фильме «Станция „Восток“. На пороге жизни», у меня с ним связана такая история. Как раз у Светланы в гостях мы записывали интервью с Ириной Гурьевой, которая была врачом в этой лыжной экспедиции «Метелица» на «Восток». И Света говорит: у нас тут в клубе есть кинопленка, которую снимали девочки во время этого перехода. А понятно же, кинопленка — это был 2014-й год, когда мы общались — эту пленку не придешь домой, ни в какой проектор не поставишь и не посмотришь. Это 16 миллиметров, это специальное оборудование, всякие специальные штуки. Я попросила эту пленку оцифровать, мы ее оцифровали. Там эти просто потрясающие кадры, которые ни в один фильм до этого не вошли и никогда не были показаны на большом экране. Я помню день премьеры, это была предэфирная премьера, фильм вышел на канале ВГТРК, до того мы показали его в Центре документального кино на Парке Культуры. Многие из «Метелицы» были на этой премьере, среди них была Ирина Кузнецова, дочь Валентины Кузнецовой, которая эти кадры снимала. Мне, как кинематографисту представить, как 19-летняя девушка в лыжном переходе полторы тысячи километров по снегу, по льду, при минус пятидесяти, при минус шестидесяти, живя в палатках, идя на лыжах, таща за собой весь свой скарб, снимает на 16 мм, которые нужно перезаряжать только в мешке, чтобы не засветить. Это огромное количество разных всяких сложностей.

Анна Леонтьева

— Вы понимаете процесс.

Ольга Стефанова

— Это потрясало. И вот она была на премьере и видела эти кадры на большом экране. Когда пошли титры, она вышла на сцену в слезах, с цветами и со словами: вот, сколько лет прошло, а я впервые увидела эти кадры на большом экране и понимаю, что я снимала их тогда не зря. Вот это да, был такой прекрасный момент.

Анна Леонтьева

— Потрясающая история. У вас в фильмах в кадр всё время попадают пингвины. Они, оказывается, какие-то фантастические животные, которые общаются, составляют часть команды полярной. Как с ними общение происходило?

Ольга Стефанова

— Так и есть. Есть огромный пласт полярного фольклора, это истории про дружбу полярников с пингвином. Как кто-то кого-то достал из трещины, назвал Петькой, выкормил, выходил. Пингвин вырос и ушел к своим, долго стоял, благодарил полярников. Есть замечательная история про пингвина Степана, который приходил к полярникам на подледную рыбалку каждый Божий день и кормился рыбой. А когда полярники не выходили на рыбалку, потому что были заняты, он приходил под окна домиков, стоял, кричал, требовал себе обеда. Одна из моих любимых таких историй, рассказывал механик в «Мирном», как он лежал под вездеходом и крутил какие-то гайки, что-то чинил. Подошел пингвин, встал рядышком, стоял, смотрел-смотрел, сопел-сопел. Витька говорит, я не выдержал, говорю ему, хватит стоять над душой, иди уже займись своими делами, видишь, что я занят. Пингвин медленно-медленно повернулся и обиженно пошел вдаль. Витька говорит: я посмотрел ему вслед, мне так стало стыдно, я вылез из-под вездехода, догнал его, говорю, братуха, прости, сорвался, прости, не обижайся. Их миллион, этих историй, это всегда скрашивает будни зимовок, особенно, если рядышком с полярной станцией есть колония пингвинов. Не каждой станции так везет. Например, станция «Мирный», два километра и большая колония императорских пингвинов. Когда бывает, что напряжение на зимовке доходит до какой-то критичной точки, тебе уже нет никаких сил никого видеть, никого нести, ты не можешь слышать никакие шутки. Тебе нужно просто перезагрузиться, тебе нужно вдохнуть. Нет лучшего способа, чем выйти в эту колонию пингвинов, посидеть там полчасика, посмотреть на них, понаблюдать за ними, послушать вот этот пингвиний концерт. Просто вдохнуть действительно какой-то жизни, какого-то удивительно созданного мира.

Анна Леонтьева

— Народца такого, да?

Ольга Стефанова

— Да. И ты можешь возвращаться обратно, перезагрузившийся продолжать себе благополучно зимовать.

Анна Леонтьева

— Они для этого, видимо, и поселились там?

Ольга Стефанова

— И созданы. Возможно, да.

Анна Леонтьева

— Оля, вы рассказали, что на станции «Беллинсгаузен» есть православный храм. Есть у вас какие-то истории, связанные с ним?

Ольга Стефанова

— Конечно, огромное количество. Наверное, самая значимая, самая главная для меня — это то, что эта дорожка в Антарктиду. И вообще вся моя судьба, скажем высоко, связанная с этим континентом, с работой на нем, с фильмами, которые там вышли, была вымолена и проложена моей крестной мамой и ее сыном, отцом Леонидом. Который участвовал в освящении этого храма, будучи иподиаконом у владыки Феогноста лаврского, еще за пять лет до того, как я на этой станции оказалась. И оказалась именно на этой станции, где этот храм, который дал возможность отзимовать достойно. Узнала я об этом, уже вернувшись практически из Антарктиды. До этой зимовки общение с крестной было потеряно по определенным обстоятельствам, а после зимовки восстановилось. И это, наверное, самое большое чудо, которое в моей жизни есть и связано с Антарктидой.

Анна Леонтьева

— Потрясающе. Я, на самом деле, как говорят, по-хорошему, но вам завидую. Потому что у вас жизнь как будто идет в двух измерениях. Жизнь в Антарктиде, и вы возвращаетесь... Кстати, последний вопрос, который я успею задать. Я могу сказать «последний» за программу, правда же, не крайний? Когда вы возвращаетесь, давайте я скажу, в наш мир, какие ощущения при этом?

Ольга Стефанова

— Да я бы не сказала, что какие-то специальные. Каждый раз возвращаясь, тебя каждая экспедиция сильно меняет. Каждая экспедиция несет в себе какие-то открытия, каждый фильм несет в тебе какие-то перемены. Часто бывает, что ты возвращаешься сюда, с какого-то разбега, с какого-то разгона влетаешь, нужно какое-то время, чтобы уложить эти все изменения, все открытия. Всё, что произошло, уложить по полочкам.

Анна Леонтьева

— В себе, да?

Ольга Стефанова

— И как-то устаканить самого себя, чтобы продолжать жить осознанно, а не в этом полете с раскрытыми крыльями. Трудно ответить однозначно,

Анна Леонтьева

— Но вы на самом деле ответили, потому что не мир меняется, в который вы возвращаетесь, а меняетесь вы. Уже смотрите в зеркало... Я замечала, когда после долгих путешествий, перемен, событий, ты смотришь в то же самое зеркало и видишь другого человека. Спасибо вам огромное за потрясающе увлекательный разговор. Спасибо вам за ваши фильмы. Всем рекомендую посмотреть фильмы Ольги Стефановой, которая сегодня к нам, ура, пришла в гости. Напомню, что Ольга Стефанова журналист, режиссер-документалист и пятая российская женщина, участвовавшая в зимовке в Антарктиде. С вами была Анна Леонтьева. Спасибо, Оля.

Ольга Стефанова

— Огромное спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Дославянское население Руси». Александр Морозов
• «Социальное служение и вера». Инесса Панченко
• «Присоединение Астрахани к России». Александр Музафаров

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов