Когда в нашей программе звучат – на момент её записи – ещё неопубликованные нигде стихи, – это для меня всегда – особенная радость и праздник. Вот – стихотворение нашего современника, поэта, филолога, москвича, детского писателя, классика сегодняшней авторской песни – Андрея Анпилова. Стихотворение памяти гениального русского прозаика – Юрия Павловча Казакова:

Дурных людей в повествованье нет,
Сперва обескуражены от счастья,
Что слышен шорох, что мерцает свет
И влажен воздух робкого ненастья,

Пунктир событий, лодочка, туман,
Застенчивость, предчувствие утраты
Невидимой и гости по домам
Расходятся, ни в чем не виноваты,

Темнеют листья, светится трава,
Как-будто ничего не происходит,
Проходит жизнь и капают слова
О детстве, о разлуке, о погоде,

Негромкий плеск, избушка рыбака,
У девушки платок вечерний розов,
И мысли вдаль плывут как облака,
Когда их ночью думает философ,

Подробности вещей, родная речь,
Которая к любви, беде и боли
Стыдится вслух внимание привлечь,
Лишь горло перехватит поневоле.

Андрей Анпилов, памяти Юрия Казакова, 2015-й год

Давным-давно поэт и ученый Валентин Берестов писал об Андрее в статье «Оглянувшись ввысь»: «“Духовное взросление заново ставит поэтический голос”, – утверждает Андрей Анпилов в одной из своих последних статей. Это столь естественное в устах поэта и музыканта утверждение звучит для меня, человека, так сказать, старшего поколения, музыкой сфер, до которой я, по счастью, успел дожить. За всю свою долгую жизнь я привык к тому, что и духовное взросление, и новая постановка поэтического голоса зависят от времени… исторического, политического, новых задач и установок и тому подобных вещей.

И вот появилось поколение, в сущности, наших детей, наследников, уже вступивших в распоряжение наследством, для которых всё это почти ничего не значит. Они выросли в этом изменившемся мире, они в этой эпохе как дома, а я временами поглядываю на них как гость из прошлого». Конец цитаты.

Мохнатенький батюшка, горбатенький,
Нежность земли, живая святость,
Кого ни встретит – словно братику
«Радость моя, – говорит, – моя радость».

Это такое чудесное слово,
Всякая червоточина в нём сгорает,
Пахнет лес темнотой еловой,
Живая мошка в луче играет.

В нём самом как в живом сосуде
Свет горячий стоит небесный,
Мяли бока ему злые люди,
«Радость, – шептал он, – Христос воскресе».

Всякий батюшке насквозь видим,
Тварь живая, времена, бесы,
«Радость» – стало быть, так и жить им,
Зрячим огнём в глубине леса.

«Здесь я, радость моя» – Россия
Внучкой прячется, гуд пчелиный,
«Здесь я, дедушка!» – и босые
Пятки мелькают в кустах малины.

Андрей Анпилов, «Радость моя», 2015-й год

Оглядываясь на давние слова Валентина Берестова об Анпилове, которые вы слышали сегодня, я понимаю, что нынче Андрей – сам, как говорится, «за старшего». Вот – оглядывается отсюда, из нового века, на свои молодые годы, когда в литературе царствовала ирония и цитатность: «…Я с легким сердцем не вышел на поле модного актуального искусства и остался дома. В своем неотторгаемом мире. Который образ общего мира. И в конце концов – дорос до его приятия».
Драгоценные, ответственные, бережные слова.

…Перечитал сейчас его изысканную мозаичную эссеистику «Дальний план». Это что-то вроде записных книжек – города, фильмы, сны, разговоры, впечатления, выписки. Дошел до последней строчки. «“Духовность в искусстве – это когда произведение вызывает чувство благодарности Богу,” – сказал один неизвестный мне батюшка».