Гость программы: историк, научный руководитель древлехранилища Ливадийской дворцовой церкви, консультант Тобольского музея памяти Николая II Константин Капков.
Разговор шел о церковной жизни семьи Николая II, и о духовных традициях, принятых в императорской семье.
Д. Володихин
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И нам сегодня предстоит обсудить тему, которая вроде бы очевидна, открыта, понятна, но если вглядываться в подробности, тогда становится ясным, что много ещё не только неоткрытого, но как минимум неизвестного широкой образованной публике. Сегодня мы обсуждаем духовный и религиозный быт государя Николая Второго и царской семьи. И помогает нам в этом драгоценный гость: Константин Геннадьевич Капков — научный руководитель древлехранилища Ливадийской дворцовой церкви, а также консультант Тобольского музея, посвящённого памяти Николая Второго. Здравствуйте, Константин Геннадьевич.
К. Капков
— День добрый, дорогие радиослушатели!
Д. Володихин
— Ну что ж, будет правильным начать с того, что относится к повседневности. Для верующего человека слово «благочестие» само по себе есть предмет, который раскладывается на десятки повседневных мелочей: на пост, на молитву, на посещение церкви, на исповедь, на Причастие, на, может быть, беседы с духовником. И когда говорят о благочестии царской семьи, очень часто говорят нечто общее: начинают говорить о благотворительности, начинают говорить о глубокой религиозности — и подробности уходят куда-то в сторону. А вы автор нескольких книг, которые касаются этого вопроса прямо и непосредственно, кроме того, ещё и создатель фильма «Святой царь в Ливадии», в котором также эти вещи представлены. Вот что касается, допустим, храмов, которые постоянно посещала царская семья, что это за храмы, где они расположены? Я имею в виду не только петербургские, но и иные в царских резиденциях, которые разбросаны были по империи в разных местах.
К. Капков
— Надо сказать первый самый важный момент такой: царская семья очень любила храмовое богослужение. Она всегда каждую субботу вечером Всенощное, каждое воскресенье утром Литургию посещала. Посещала практически все двунадесятые праздники, бывали небольшие исключения по разным причинам. Вот я смотрел по дневникам государя-императора: за всё время его царствования сколько он посетил раз двунадесятые праздники. И где-то процентов 80—85 он присутствовал на службах во все великие и двунадесятые праздники, естественно на Пасху каждый год, на Рождество каждый год. И в первую и последнюю седмицу Великого поста на все богослужения он ходил, и всей семьёй. Детей приучали ходить в храм практически с самого рождения, естественно, поначалу на руках у няньки, у матери. Но с самого раннего детства, с младенчества, детей приводили и приносили в храм. И уже когда они могли как-то самостоятельно стоять, они все службы выстаивали. Службы были по времени в придворных церквях небольшие: Литургия длилась час, Всенощная — час, час десять. Но при этом она была очень стройная, красивая служба, такая выверенная. Естественно, там были хорошие хоры, священник говорил очень красиво все положенные молитвы. Но служба укладывалась в такое небольшое время, чуть меньше, чем в обычных приходских храмах и тем более в монастырских. Это связано, собственно, с особенностями вообще царского служения, когда каждая минута особо ценна — руководить такой страной.
Д. Володихин
— А вот в каких храмах Николай Второй бывал на этих службах? В каком они сейчас состоянии, где они расположены?
К. Капков
— Любимый царский храм до того, как попал государь-император с семьёй в заключение, он посещал Феодоровский Государев собор в Царском Селе — вот это его любимый храм был. Он его сам построил, своим попечением и попечением императрицы. Храм этот был в советское время, естественно, как подавляющее большинство церквей российских, осквернён и переделан в не пойми что: там, по-моему, и клуб был, и кинотеатр, и хранилище какое-то — чего там только не было. Ну и, как обычно, смогли его восстановить, сейчас там службы, сделали новый иконостас, хорошая роспись там под старину, то есть такая, какая и была. Храм состоял из двух церквей: нижней и верхней. Государь посещал и тот и другой храм, но вот особенно в нижнем храме любила молиться императрица. Он был такой уютный, такой домашний храм, у неё там было своё место особое, как и у царя. А верхний храм царская семья посещала вместе с казаками, вместе с собственным пехотным полком, вместе с собственным его императорского величества конвоем, с нижними чинами и с офицерами, то есть были представлены все социальные группы российские воинские. И сам государь-император очень любил молиться с солдатами, с нижними чинами, точнее, с казаками, о чём есть записи в дневнике его и в дневнике императрицы.
Д. Володихин
— Это церковь дворцовая, которая посещалась на месте постоянного пребывания царской семьи. Но ведь были церкви, которые относятся и к иным резиденциям. У меня личное очень тёплое отношение к дворцовой Ливадийской церкви, построенной, как некоторые говорят, в византийском стиле, некоторые добавляют многозначительно — в русско-византийском стиле. Во всяком случае, она в архитектурном плане изящна, если не сказать элегантна, очень красивая церковь. Вот до какой степени государь Николай Второй эту церковь любил, посещал? Или, может быть, другие какие-то храмы в окрестностях Петербурга, в Крыму.
К. Капков
— Ещё вот про Ливадийскую церковь: не только византийского или русско-византийского стиля, но говорят ещё грузинско-византийского — в стиле восточных церквей. Да, храм очень оригинальный по архитектуре. Но надо сказать, что в Российской империи было особое ведомство придворного духовенства, вот в него входило порядка 30—40 храмов различных и 150 человек священно-церковнослужителей, которые составляли отдельную такую корпорацию. Государь, помимо Царского Села, где он в основном был, он, конечно, посещал и в Петергофе храм, и в других окрестностях, и в Спале была походная церковь — в Польше, куда он ездил на охоту и отдыхать, у него там был дворец; и в Москве он посещал придворные церкви кремлёвские — все кремлёвские церкви числились в придворном ведомстве. Но в основном он любил отдыхать в Крыму, в своей резиденции в Ливадии. И там храм, ещё построенный государем-императором Александром Вторым, был любимым его местом. Был в Ливадии ещё и приходской храм, но он был разрушен, а Крестовоздвиженская дворцовая церковь сохранилась до сих пор, сейчас там регулярно всегда идут службы — очень красивый храм, уютненький, маленький такой. Вообще, Ливадия была любимым местом царя в России. И даже есть такие записи в письмах великой княжны, что «работаем мы в Царском Селе, а живём в Ливадии». И в шутку царь говорил, что было бы хорошо, конечно, столицу перенести из Санкт-Петербурга в Крым, поближе к Ливадии. Но это, конечно, шутка. Но царь очень любил эти места.
Д. Володихин
— Ну что ж, это было бы в византийском духе: собственно, Восточно-Римская империя или Империя ромеев была также иначе «Империей тёплых морей», чего о России не скажешь — у нас, скорее Империя студёных морей. Но вот хочется душой отдохнуть в тех местах, которые к этой древности, к этой красоте тяготеют — очень можно понять государя. А вот что касается присутствия солдат, казаков на богослужениях вместе с государем: достаточно, по-моему, широкое получило распространение в литературе, в публицистике мнение, согласно которому быт царской семьи был достаточно закрытым. А вы, Константин Геннадьевич, говорите, что на богослужениях царь любил быть с представителями даже не дворянства, а простого народа: с солдатами, казаками конвойскими и так далее. Это ваше мнение противоречит тому, что очень часто говорят о самом государе и о царской семье. Где тут правда? Действительно ли этот барьер, такая закрытость, была мнимой?
К. Капков
— Понимаете, это не совсем моё мнение — о том, что государь любил и государыня любила молиться с казаками и нижними чинами есть записи в их дневниках, поэтому это факт такой очевидный. Тут нет никакого противоречия, потому что, собственно, царская семья в Крестовоздвиженской дворцовой церкви молилась в узком кругу, потому что она была рядом с их дворцом, который был, конечно, закрытой территорией — это царская резиденция. Естественно, там не было такого прям свободного прохода никому. А Феодоровский Государев собор находился на территории так называемого Русского городка Царского Села и принадлежал военному ведомству. Там молились вообще нижние чины, и с царём и без царя, просто это был храм военный, полковой. И известно, что царь вообще любил находиться в армии, он был человеком таким военным, естественно, с радостью молился со своими солдатами.
Д. Володихин
— То есть какой-то такой стенки между ним и представителями ни аристократии, ни дворянства, ни чиновничества, не аристократии не было.
К. Капков
— Царь вообще любил больше так называемых простых людей. Простых имеется в виду, конечно, такое социальное положение. Он любил общаться с нижними чинами, любил общаться вообще с людьми такими... Когда он приезжал в разные города, допустим, он всё время какие-то депутации принимал. Или если, допустим, он в Ялте той же в Крыму если был, он мог подойти поговорить с прохожим. Императрица с детьми свободно по Ялте могла пройтись, зайти в магазин, например. Это всё описано документально, то есть тут нет какого-то моего мнения, противоречащего чему-то. Проводились в Ялте базары, так называемые благотворительные, где продавались вещи, сделанные женской половиной царской семьи. А деньги шли на борьбу с туберкулёзом — на благотворительные нужды. То есть они открыты, очень свободны были, абсолютно доступны: вот можно было подойти, допустим, в палатку и купить у великой княжны или у царицы платок или ещё какую-то вещь, сделанную их руками.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с замечательным историком, со специалистом по жизни и быту царской семьи Константином Геннадьевичем Капковым обсуждаем историю царствования Николая Второго, в частности религиозный быт государя, его супруги и детей. Вот, собственно, вопрос опять-таки чисто бытовой: хочется не вдаваться в великие дела, их и без нас обсудят. Хочется посмотреть на мелочи, тем не менее мелочи, без которых невозможна жизнь верующего человека. Духовники государя и других представителей царской семьи — что это были за люди и как часто они действительно выполняли функцию духовного окормления, как часто с ними беседовали и как глубоко эти беседы могли зайти?
К. Капков
— Первым духовником государя-императора был протопресвитер Иоанн Янышев. Он ещё учил цесаревича Закону Божьему в своё время. Потом он проводил уроки с будущей императрицей Александрой Фёдоровной, а тогда ещё принцессой Алекс Гессенской. Он её учил, законоучительствовал, учил основам православной веры. С ним с детства был знаком и царь, и ещё юная принцесса Алиса. Но протопресвитер был уже в таком достаточно почтенном возрасте, он ещё при Александре Третьем и даже при Александре Втором священствовал. Он был такой учёный, как принято говорить сейчас, маститый протоиерей, уже протопресвитер потом, возглавлял корпорацию придворного духовенства. У него есть несколько серьёзных работ богословского плана по нравственному богословию. Царь относился к нему с большим уважением и почтением, естественно. Ну как относиться к старцу-священнику? Каких-то таких глубоких бесед — ну нет данных таких. В дневниках государя очень лаконично: «Пил чай с Янышевым». Так что неизвестно таких каких-то сугубо задушевных бесед.
Д. Володихин
— Хотя бы как часто это происходило?
К. Капков
— Происходило. Вообще, я немножко на другую тему сейчас два слова скажу. Царь причащался — о Причастии я потом особо затрону вопрос, потому что это, очевидно, важнейший вопрос для христианина, — царь причащался два раза в год в первую половину царствования, три раза в год во вторую половину царствования.
Д. Володихин
— Вторая половина царствования — это с какого момента?
К. Капков
— Это где-то с десятого года — вот так вот.
Д. Володихин
— С 1910 года, хорошо.
К. Капков
— В то время вообще в Российской империи было принято причащаться раз в год. То есть два и три раза в год — это, можно сказать, достаточно...
Д. Володихин
— Больше нормы.
К. Капков
— Ну да, больше нормы. Частым его тоже назвать сложно, но по крайней мере, да, больше нормы. А так один раз в год — было так принято в целом. Поэтому, естественно, перед Причастием он общался с духовником — протопресвитером Иоанном Янышевым. И вот первое время, когда принцесса Алекс переходила, училась, обучалась Православию, переходила в веру нашу, и ещё какое-то время спустя после этого, то есть начало царствования государя. Но протопресвитер скончался, когда ему уже начался девятый десяток, по-моему, — 80 лет было ему — в 1910 году, уже таким весьма и весьма почтенным старцем. И ещё две персоны были духовниками государя-императора до революции — это протоиерей отец Николай Кедринский и протоиерей Александр Васильев.
Д. Володихин
— Как с ними складывались отношения?
К. Капков
— Да никак. Формально они были хорошими. И даже фактически они были хорошими, особенно с последним священником Александром Васильевым — последним перед революцией. А почему я сказал, что никак? Потому что как только совершилось второе марта, то уже духовник царя отказался прийти во дворец — просто перестал служить царской семье, не говоря о том, что он не поехал с ними в Тобольск. Он вообще отказался приходить во дворец сразу после второго марта.
Д. Володихин
— Это отец Александр Васильев?
К. Капков
— Да. А так вообще отношения были прекрасные. Но царская семья, надо сказать, справлялась об отце Александре Васильеве, будучи в заключение в Царском Селе, потом из Тобольска императрица... сохранились эти письма, где она упоминает и спрашивает: «Как там отец Александр Васильев поживает? Передавайте ему поклон». То есть она интересовалась его судьбой. Отец Александр, к сожалению... по крайней мере нет таких никаких источников, данных, что он проявлял аналогичный интерес. Он был расстрелян большевиками в 1918 году в качестве заложника, после убийства Урицкого, и погиб в первой волне убийств, совершённых большевиками, священнослужителей. Даже были мысли, я знаю, в Санкт-Петербургской метрополии канонизировать его...
Д. Володихин
— Но пока до этого не дошло.
К. Капков
— Пока до этого не дошло, да. Возвращаясь к духовнику, который был перед ним, то есть всего было за царствование государя-императора их трое, трое духовников: это Иоанн Янышев, о котором мы в начале говорили, он в 1910 году скончался, уже в почтенном возрасте; потом Николай Кедринский до 1914 года; и вот последний — Александр Васильев.
Д. Володихин
— Вот отец Николай Кедринский...
К. Капков
— Вот ничего неизвестно о нём, чтобы опять же были какие-то задушевные встречи, беседы. И он был смещён, собственно, с должности духовника государем-императором, поэтому, очевидно, отношения не сложились — царя он не устроил. Вообще смещение царского духовника со своего поста — это такой прецедент, до этого таких прецедентов не было.
Д. Володихин
— Фактически скандал!
К. Капков
— Да. Но он ушёл в настоятели собора Зимнего дворца.
Д. Володихин
— Как говорят, почётная отставка.
К. Капков
— Да, почётная отставка, с хорошим содержанием — 8 тысяч рублей в год. То есть всё это сделали как-то по возможности максимально корректно. Но он был отстранён, да, то есть он был уволен с должности царского духовника, что было не принято, нетипично, значит, очевидно отношения не сложились. Последний духовник в императорской России сам после 2 марта 17-го года...
Д. Володихин
— Уволил себя.
К. Капков
— Да, уволил сам себя. Не хочется осуждать никак, конечно, но факты есть факты: он к царской семье в заключении не пришёл.
Д. Володихин
— Так или иначе всё равно, убежав от смерти в одном месте, он нашёл её от той же самой силы, эту самую смерть, в другом месте и довольно скоро. Вопрос, который касается исповеди, Причастия, обращения к духовнику, в связи с тяжёлыми обстоятельствами царствования. Первая череда тяжёлых обстоятельств — это русско-японская война и революционная смута 1905 года. Вторая волна — связанная с мировой войной и с нарастанием революционного движения. Как в духовном плане, в религиозном реагировал царь и его семья? Связано ли то, что исповедь и Причастие участились вот с этими событиями или это, скорее, какая-то линия внутреннего развития личности государя?
К. Капков
— Я думаю, что второе — линия внутреннего развития личности государя. Дело в том, что вообще государь-император очень такую чёткую, размеренную жизнь вёл в духовном плане: он всегда причащался на Первой седмице поста.
Д. Володихин
— Великого поста.
К. Капков
— Да, Великого поста. В субботу всегда, всё царствование своё. Потом в Великий Четверг на Страстной седмице — всегда. А где-то с 1910 года, точно не помню, но примерно с 1910—11 года он стал причащаться трижды в год — ещё на день восшествия своего на престол он стал причащаться. Но это такой, я так думаю, укрепительный опять момент такой: всё-таки день восшествия на престол — это такой символический, глубинный, сутийный такой момент. И он его как-то вот Святым причастием хотел поддержать в себе. Но опять вот эта ритмика была очень чёткой: в никакие другие посты, в никакие другие дни государь-император не причащался. То есть у него такое очень чёткое, ритмическое было построение причастной практики. Ещё можно, наверное, сказать к вопросу о духовных беседах государя-императора со священнослужителями. Вот одно время Феофан (Быстров), который был архимандритом в то время, это где-то 1905—07 год, был близок, общался хорошо с царской семьёй. Потом архиепископом он стал и уже в эмиграции скончался. И, собственно, собеседником царя был Григорий Ефимович Распутин известный — он с ним вёл духовные беседы.
Д. Володихин
— Духовником его, в церковном смысле, не назовёшь.
К. Капков
— Духовником в церковном смысле, естественно, он не был, потому что Распутин не носил сана, поэтому в строгом смысле слова духовником он, конечно, не был и быть не мог.
Д. Володихин
— А Быстров?
К. Капков
— Он был архимандритом тогда.
Д. Володихин
— Вот есть какие-то особые черты отношений с ним?
К. Капков
— Они были близки небольшой период времени. Опять же если говорить именно о каких-то беседах духовных, то первый, с кем царь их вёл, это был Распутин — это очевидный факт. Естественно, он ему не исповедовался, но беседы с ним духовные вёл — это совершенно чётко прописано в дневниках государя-императора.
Д. Володихин
— Ну что ж, я думаю, правильным будет, если сейчас в эфире прозвучит красивый и печальный вальс «На сопках Маньчжурии», связанный с грустными обстоятельствами царствования Николая Второго, с гибелью многих русских героев на фронтах войны с Японией. Автором этого вальса является Илья Алексеевич Шатров.
(Звучит вальс «На сопках Маньчжурии».)
Д. Володихин
— Ну что ж, скажем друг другу, что это была светлая грусть. И под эту мелодию мне легко напомнить вам, дорогие радиослушатели, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы с вами ненадолго прерываем беседу для того, чтобы буквально через минуту вновь встретиться в эфире.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с замечательным гостем — историком Константином Геннадьевичем Капковым, консультантом Тобольского музея памяти государя Николая Второго, продолжаем беседу о религиозном быте последнего российского императора и его семьи. Ну а теперь вопрос, который мне приходилось слышать во время публичных выступлений не раз. И сам я ответить на него не мог, пока не поинтересовался ответом на него, который изложен в вашей книге: как часто постовал государь и его семейство? Ведь это одна из таких вроде бы формальных, с одной точки зрения, а с другой точки зрения, очень важных характеристик для того, чтобы оценить: а что за христианин был государь и близкие ему люди?
К. Капков
— Известно, что государь строго соблюдал пост: первую седмицу и Страстную седмицу Великого поста. В другие дни пост был не строгий. Надо сказать, что вообще, в принципе, вот в наши дни посты соблюдаются верующими строже, чем они соблюдались в императорской России.
Д. Володихин
— А может, оно и к лучшему?
К. Капков
— В Древней Руси — да, пост был элементом такой самоиндефикации, так скажем, русского национального самосознания. Там все посты держали самым строжайшим образом и без поста нельзя было — это семнадцатый век, какой-то в этот периоде. А позже постепенно постовая практика стала упрощаться немножко. Вероятно, она оставалась в монастыре такой, какой она и была в монастырях. А такая, приходская, становилась всё более и более облегчённой, в том числе и придворная. И во время царствования императора Николая Второго такого строгого соблюдения постов, как сейчас благословляют в основном на приходах, не было. Естественно, государь постился три дня перед причастием, как принято, и вот первую и Страстную седмицу Великого поста. А так в целом постовая практика была довольно такой лёгкой.
Д. Володихин
— А его семейство следовало за отцом семейства, за государем, или были какие-то личные особенности?
К. Капков
— Вообще, семья у них вся была необыкновенно дружна. И все они делали практически одинаково и тоже какие-то вещи религиозного плана.
Д. Володихин
— То есть что делает отец, то делает и дочь, и сын, и жена.
К. Капков
— Нет, императрица причащалась несколько чаще царя, особенно в период Первой мировой войны. То есть помимо тех трёх раз, как было принято: на первую седмицу в субботу, на Страстную в четверг и на день восшествия на престол — она ещё могла причащаться и в Успенский пост, и в некоторые другие дни. Дети, естественно, тоже причащались больше, как обычно дети всё время причащаются, особенно маленькие — их носят на Причастие. Цесаревич Алексей причащался, когда у него были тяжёлые периоды, со здоровьем связанные, тоже как обычно делают, когда ребёнок болеет — его стараются причастить. Царь задавал такой ритм, но от него немножко женская половина отходила, как обычно тоже бывает: причащалась чуть больше, и дети тоже.
Д. Володихин
— Вот относительно Первой мировой войны: очень много говорили и писали в последние годы об участии царской семьи в делах медицинских, о том, что императрица, что две из четырёх дочерей Николая Второго в качестве медсестёр присутствовали в госпиталях. И столько копий вокруг этого сломано, столько мнений сказано. Кто-то говорит, что это акт политический, кто-то говорит, что это индивидуальный духовный выбор, кто-то говорит, что это было религиозное служение. С вашей точки зрения, как правильно трактовать присутствие трёх, из самых близких к государю людей, в медицинских учреждениях российской империи, когда туда стали поступать раненные, контуженные, страшно изувеченные люди с фронтов?
К. Капков
— Надо сказать, что не только трёх, но больше... Потому что жена его, собственно говоря, была медсестрой, такой хирургической медсестрой — это довольно тяжело, не просто медсестрой. Потом, две старших дочери — это уже три.
Д. Володихин
— Вот я, собственно, о них и говорил.
К. Капков
— А ещё есть его родная сестра — великая княгиня Ольга Александровна, которая пошла медсестрой работать на фронт.
Д. Володихин
— Ещё Елизавета Фёдоровна — она подальше немножко по степени родства.
К. Капков
— Но это отдельное у неё служение было, она же на фронте не была. А вот Ольга Александровна, родная сестра императора, это удивительно, но она прослужила всю войну на передовой сестрой милосердия. Вот наиболее тяжёлое у неё служение было, потому что, конечно, она видела там такие страшные увечья. И надо столько милосердия иметь, чтобы несколько лет утешать людей изувеченных и умирающих, видеть столько смертей, горя, несчастий, боли, и при этом находить в себе силы, всё это через себя пропуская, давать какой-то свет людям и утешение — это, конечно, необыкновенной духовной силы должен быть человек. Это была родная сестра царя, родная — это вообще удивительно тоже. Это, очевидно, было её потребностью просто — духовное такое служение.
Д. Володихин
— Вот мы говорим «духовное». Можем ли выразиться чётче? Была ли религиозная, христианская, православная основа этого служения?
К. Капков
— А какая там может быть ещё, кроме религиозной? Вообще, зачем служить людям на передовой? Конечно, это было духовной, христианской потребностью такой, очевидно, что связанной с их религиозными убеждениями. А с какими ещё? Я не вижу просто других причин возможных.
Д. Володихин
— Мне приходилось слышать и читать мнения критического свойства, что всё это делалось на фотоаппарат, условно говоря, для журналистов. Насколько соответствует действительности такое мнение?
К. Капков
— Оно абсолютно не соответствует. Просто потому, что есть факты. Факты говорят о том, что... Сейчас я два слова скажу ещё о сестре царя, потом об императрице скажу. Вот сестра царя три года прослужила на передовой. Какое там вообще для фото? Для фото можно день-два прослужить, не знаю, неделю, месяц, но три года утешать раненных, перевязывать, бинтовать и видеть ужасы ради фотоаппарата — это абсурдное дело, такого не может быть. А императрица практически ежедневно служила, ежедневно в течение всей Первой мировой войны, как и две старшие сестры, как и две старшие дочери, практически каждый день. Это невозможно делать ради фотоаппарата. Наоборот, это очень мало освещалось в прессе — их служение. Оно освещалось, но не было совершенно какой-то пиар-кампанией, то есть об этом многие-то и не знали в своё время. Это сейчас уже, кто вообще интересуется историей царской семьи, знает это хорошо. А в своё время знали это немногие и относились, кстати, тоже по-разному современники. Кто-то считал, что это излишне даже — вот так снизойти с такого своего пьедестала царского до простой сестры милосердия, что это, может быть, даже и как-то излишне. И в своё время были у современников такие мнения. Но факт заключается в том, что она служила от сердца, потому что три года вообще по-другому невозможно служить. А потом, сохранились её письма, сохранились её записи в дневнике и обширные письма царю. Они опубликованы многократно — переписка государя и императрицы за период Первой мировой войны, где постоянно императрица пишет царю в личных письмах, которые не предназначались для публикации. Они же писали, не полагая, что будут публиковать и обсуждать эти письма. Вы же письма пишите своим жёнам и близким, не полагая, что их будут все потом читать и обсуждать. То есть, очевидно, там интимные совершенно моменты написаны — ваши личные сугубо. И вот в этих письмах постоянно императрица пишет о том, как она ухаживала за раненными и какое ей это доставляло моральное удовольствие, так скажем даже; насколько это её воодушевляет как-то, поднимает, и чувствует она, что делает очень нужное, важное дело. То есть это описано в интимной, личной переписке царя и царицы. И не в одном письме, а во многих письмах. То есть эта тема постоянно звучит. И последнее, что я могу сказать: сама императрица, в общем-то, была женщиной, далеко не лучшего состояния здоровья, ещё с детства.
Д. Володихин
— А с возрастом многие вещи обострились.
К. Капков
— Да, тоже, как обычно: все болячки, которые в молодости, они с возрастом усугубляются немножечко, больше беспокоят. Так вот, есть книга записей посещения императрицы придворным врачом. Она свидетельствует о том, что, как сама императрица стала служить в госпиталях, к ней врач приходить стал реже. То есть это настолько её воодушевляло, что она о своих болячках и болезнях забывала, когда служила другим. Очевидно, что это не может быть сделано на фотоаппарат: нельзя же так подделать книгу посещения врачей. Поэтому всё это было от сердца. И также посещали госпиталь от сердца две старшие великие княжны, они работали там. Но посещали и две младшие, просто младшие не находились в штате. Они посещали нерегулярно, они не были медицинскими сёстрами. Они приходили в госпиталь — писали письма за солдат (за нижних чинов, правильнее говорить), писали письма за тех, кто был неграмотным, помогали, в какие-то игры настольные играли, беседовали. То есть они тоже регулярно время проводили в госпиталях — две младшие девочки. А старшие просто реально там работали — как вы ходите на работу с утра и вечером приходите, так и они ходили в госпиталь. Почему мы это можем утверждать? Потому что опять же сохранились фактические документы: дневники великих княжон. И каждый день запись в дневнике: «Пошла в госпиталь. Перевязывала Сидорова, Петрова, Иванова, Васечкина и так далее», — то есть опять же от сердца, потому что дневники пишут не с расчётом, что их через сто лет будут читать и подумают о вас хорошо или плохо.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы беседуем о религиозном быте последнего на данный момент российского государя Николая Второго и его семьи с замечательным специалистом, историком Константином Геннадьевичем Капковым — консультантом Тобольского музея, памяти Николая Второго. Мой вопрос относится к воспитанию четырёх великих княжон и наследника престола: до какой степени родители, отец и мать, занимались воспитанием, с точки зрения религиозной, вероисповедной? И вообще, занимались ли они этим или эта обязанность лежала на духовенстве, на священнослужителях придворных церквей?
К. Капков
— Нет, эта обязанность лежала... по крайней мере, себе такую обязанность сама взяла императрица. Не то чтобы она лежала на ней, она её взяла и исполняла. Вообще, надо сказать, что воспитание детей в царской семье было несколько необычным для своего времени — для семей таких вот царских, владетельных домов Европы, великокняжеских. Полагалось вообще, чтобы кормила детей кормилица, а не сама мать — это было нормой такой. Чтобы мать сама кормила — это такой моветон был. Вообще нанимались няньки многочисленные, которые детьми занимались — вот так было принято. А императрица довольно, так скажем, неформально поступила для своего времени: она детей кормила сама — что было не принято — и воспитывала сама. Соответственно, будучи весьма религиозной натурой, и мать её, надо сказать, была тоже весьма религиозна, её звали Алиса, а принцессу — Алекс, которая стала у нас потом Александрой Фёдоровной после миропомазания. Она религиозное воспитание получила сама и религиозное воспитание давала детям. Но надо сказать, что совершенно органически это как-то вошло, потому что воспитывать-то можно по-разному и получить разные результаты: можно воспитывать из-под палки и так далее, и как-то формально ребёнок будет следовать...
Д. Володихин
— Вы считаете, что дети получили религиозное чувство совершенно искреннее в свои души?
К. Капков
— Дело не в том опять, что я считаю. Вот всё, что я говорил до этого и что сейчас скажу, это не то, что я считаю, а то, что очевидно из фактических данных.
Д. Володихин
— Из источников.
К. Капков
— Из источников, да. То есть мы имеем переписку детей с матерью, переписку детей с отцом. Дело в том, что мама сама часто болела, и тогда дети писали ей письма, а она им писала письма, хотя они были в одном и том же дворце: вот она была на одном этаже в постели и писала письма детям, записки, точнее. Они сохранились в большом количестве. И потом государь во время Первой мировой войны часто ездил в ставку, и дети ему писали. И потому, что государь всегда был очень занят, очевидно, дети писали ему по очереди — у них была своя такая очередь, они не могли написать одновременно, чтобы государя не перегружать. Значит, один день — одна, другой день — другая, и так вот каждый день происходило. То есть писем много было.
Д. Володихин
— И что же писали?
К. Капков
— И в конце каждого письма крестик обязательно, «храни тебя Господь!», «мои молитвы всегда с тобой», рассказы, как они были в храме и всякого рода религиозные, духовные сюжеты жизни их детской они описывают царю. «Христос с тобою» — это последняя фраза практически всегда, всегда крестик. То есть это нельзя сделать из-под палки просто, то есть всегда, постоянно говорить всем четырём детям, в любом письме касаться этой темы духовной с той или иной стороны — это невозможно напоказ. Очевидно, что они совершенно искренне такой духовностью православной, церковностью... они просто себе другой жизни не представляли — мимо церкви... Я читал много их писем, дневников и всякого рода эпистолярных источников и великих княжон, и императрицы, и государя-императора, и надо сказать, что они себе жизнь вне Церкви просто не представляли. То есть у детей даже не было такой мысли: а если, допустим, так как-то — без храма жить? Такое им даже в голову не приходило, настолько это так по сердцу и органично легло в их души. Это заслуга матери, конечно, прежде всего.
Д. Володихин
— А сейчас я хотел бы обсудить вопрос, который получил чрезвычайно яростное обсуждение и в прошлом году, и в предыдущие годы. Нашлось достаточное количество людей, которые упрекают государя Николая Второго в том, что он отрёкся от престола. Высказывались такие радикальные мнения, что это есть отречение от христианского долга. Ну и эта полемика зашла дальше. Вот сам акт отречения, известный нам в виде листа бумаги с текстом. Кто-то из специалистов считает, что это ненастоящий акт, что отречение так и не состоялось. Кто-то доказывает, что отречение состоялось и тут нет никаких сомнений. Ваша точка зрения как специалиста: до какой степени действительно мы можем быть уверены в том, что тот документ, который мы знаем в основном по копиям, потому что доступ к нему ограничен в архиве, является действительно актом отречения государя?
К. Капков
— Во-первых, уважаемые радиослушатели, я хотел бы заметить, что, рассуждая о том, правильно ли или неправильно поступил царь в своё время, надо иметь в виду, что судить людей с расстояния в сто лет очень легко. И по известной пословице: если б знал, где упасть, то соломку подложил бы.
Д. Володихин
— «Хорошо страдать на печке — очень тёплое местечко», — как в народе говорят.
К. Капков
— Дело в том, чтобы понять, что произошло тогда, надо дать себе труд спуститься в то время и посмотреть глазами современников, глазами царя, глазами людей того времени, царского окружения, царя, кого угодно, но именно из того времени — не сверху смотреть, зная все последствия того, что случилось. Зная про Гражданскую войну, зная, что дальше происходило со страной, что сейчас происходит, то легко, конечно, давать советы, как надо было сделать. В своё время практически никто не представлял себе дальнейшего развития событий тем, какое оно случилось. Дело в том, что если бы те люди, которые предприняли отстранение государя от престола, которые его совершили, благодаря которым оно произошло, знали бы, что с ними случится дальше, то уверен, что они стали бы первыми царскими слугами и не отходили бы от царя буквально ни на шаг, а вот просто ходили бы за ним по пятам просто. Потому что они все потом были либо убиты большевиками в скором времени, либо были убиты чуть позднее, либо оказались в вынужденной эмиграции, где были политическими банкротами просто: кто-то такси рулил, кто-то в каких-то там клубах политических, может, и был, но это так... Главным образом они писали воспоминания свои, мемуары, где рассказывали о том, какие все дураки, кроме них, и всё — что так случилось. То есть они не планировали в эмиграцию ехать, а там оказались. Вот генерал Рузский, который задержал поезд царя в Пскове, который активное участие принял в убеждении, чтобы царь отрёкся от престола, он через год был зарублен большевиками.
Д. Володихин
— Шульгин тоже мыкался, в общем с трудом сводил концы с концами.
К. Капков
— Да все они мыкались потом! Так Рузский был не просто зарублен, его порубили на мелкие куски — он страшную смерть принял. Вот если бы он знал, что с ним будет, он бы стал поезд царя задерживать и предлагать ему отречься от престола?
Д. Володихин
— Сомневаюсь...
К. Капков
— Вот и я так думаю, поэтому развития таких событий никто не предполагал. Это первое. А отвечая на ваш вопрос: было ли отречение или не было, — я могу вам сказать кратко так: де-юре, то есть юридически, его не было. Вот та бумага, которая хранится в Государственном архиве Российской Федерации (я её видел и даже снял с неё копию в таком разрешении, что можно плакаты делать огромные), она юридически ничтожна — это совершенно однозначно. Она юридически абсолютно безграмотна и ни о какой легитимной передаче власти мы говорить не можем, если только по этой бумаге мы будем смотреть — по разным причинам...
Д. Володихин
— Там даже высказывали сомнения в подлинности.
К. Капков
— Да дело-то не в этом. Сам вопрос немножечко некорректен. Как в революцию может быть легитимна передача власти? Легитимной она может быть только путём эволюции какой-то — законодательного поступательного движения и развития. То есть если бы царь хотел передать власть, допустим, и отречься от престола, ему ничего не мешало бы это сделать в законодательном порядке: он ввёл бы закон в основные законы Российской империи, которые не предусматривали возможности отречения от престола. Он бы этот закон провёл, он бы вошёл аккуратненько в законы, потом по закону бы спокойно отрёкся, назначил бы себе приемника и так далее. Можно же было так сделать — никто не мешал государю это так сделать. Очевидно, что он это не планировал и очевидно, что в революцию не может быть вообще легитимной передачи власти. И сам вопрос этот абсурден: а законна ли эта бумага? Да как в революцию может случиться законная бумага?
Д. Володихин
— Резюмирую ваши слова: не надо зацикливаться на одном документе, даже задаваясь вопросом: подлинный он или подложный. Нужно видеть ситуацию в целом, а ситуация в целом была такова, что власть была отнята с помощью насилия. И вот, наверное, на этой фразе я хотел бы сказать, что время нашей передачи исчерпывается, оно подошло к концу. И я хотел бы дать, может быть, последние, завершающие фразы нашему гостю, чтобы он добавил к сказанному то, что, может быть, мы как-то упустили.
К. Капков
— Давайте я резюмирую, уважаемые радиослушатели, всю нашу беседу. Духовная жизнь царской семьи, с одной стороны, была совершенно похожа на нашу жизнь с вами: на жизнь такого условного среднестатистического православного христианина — тот, который читает по утрам утреннее правило, тот, который по вечерам читает вечернее правило; и тот, который периодически ходит в храм и исповедуется священнику, причащается Святых Христовых Тайн; читает духовную литературу время от времени. То есть формально она, собственно говоря, абсолютно схожа с нашей. А если говорить о таком сутийном моменте, таком внутреннем — конечно, вся жизнь царской семьи показала, насколько они христианский идеал смирения, принятие о себе воли Божией воплотили в свою жизнь, так что удостоились мученичества. А мученичества надо удостоиться — вот мы их величаем и почитаем царственными страстотерпцами совершенно справедливо, потому что всю свою жизнь они вот эту религиозную, христианскую, духовную составляющую сделали постепенно, шаг за шагом, основной в своей жизни; и шажок за шажком шли к венцу, и дошли, сподобились его, и слава Богу. И нам бы хоть какого-то делания духовного достичь. Спасибо.
Д. Володихин
— Ну что ж, после этих слов, чрезвычайно важных, мне остаётся поблагодарить за эту беседу, на мой взгляд, весьма и весьма полезную и информативную, Константина Геннадьевича Капкова, и сказать вам, дорогие радиослушатели: мы благодарим вас за внимание, до свидания!
Московский Страстной монастырь, устроенный на месте встречи Страстной иконы Божией Матери
Страстную икону Божией Матери от других отличает выразительная особенность. Над Пречистой Девой по правую и левую стороны изображены два ангела. Они держат в руках орудия Страстей Господних — то есть, предметы, связанные со страданиями Христа в момент казни. Это Крест, на котором Спаситель был распят, копьё, пронзившее Его рёбра, губка, смоченная в уксусе — её подносили к губам умирающего Иисуса. Богомладенец на Страстной иконе с трепетом взирает на символы грядущих мучений. Он обеими руками держится за руку Матери, а Она с любовью и состраданием склонилась над Сыном.
Впервые образ Богородицы с изображением орудий Страстей Христовых написал в пятнадцатом веке греческий иконописец Андреос Рицос. В России Страстной образ стал особо почитаем в семнадцатом столетии, после чудесного случая на Нижегородчине. Жительница села Палицы, расположенного в тех краях, исцелилась от беснования по молитвам Богородице перед Страстной иконой. Слава о чуде распространилась по всей Руси. Царь Михаил Романов решил, что реликвия должна храниться в главном городе государства. Он повелел перенести святыню в Москву. В августе 1641 года жители столицы торжественно встретили чудотворную икону у Тверских ворот. Спустя пять лет на этом месте построили церковь. При храме был основан Страстной девичий монастырь.
В 1778 году в обители случился пожар. Полностью сгорели несколько келий и храм, в котором хранилась чудотворная Страстная икона. Однако сам образ Божией Матери остался невредимым. Ещё одно испытание постигло Страстной монастырь во время Отечественной войны 1812 года. В сестринских корпусах разместились солдаты Наполеона. Захватчики разграбили обитель. Они препятствовали совершению православных богослужений. Но чтимую Страстную икону Богородицы монахиням удалось уберечь. Именно перед ней был отслужен первый благодарственный молебен, когда интервенты покинули Москву.
Страстной монастырь восставал из пепла после бедствий в восемнадцатом и девятнадцатом веках. В вихре революции в двадцатом столетии обитель не устояла. Безбожники устроили в её стенах сначала военный комиссариат, затем общежитие. А потом и вовсе уничтожили все постройки до единой. Сейчас лишь название Страстного бульвара напоминает о существовании монастыря.
А вот чудотворная икона Богородицы, некогда перенесённая в Москву из нижегородского села, сохранилась доныне. Помолиться перед ней можно в храме Воскресения Христова в Сокольниках.
Все выпуски программы Небесная Заступница
Под землёй. Наталья Разувакина
Получив известие, что сын демобилизован из армии, я решила не дожидаться его дома, а сама встретить у ворот воинской части. Благо, это недалеко: из Переславля-Залесского до Москвы два часа на автобусе, затем через всю Москву на метро, и — на другом уже автобусе — до посёлка, где располагается часть. Встреча была намечена на вечер, возвращение домой — уже вдвоём — предполагалось ночью.
И вот, подъезжая к Москве, я получаю сообщение от сына: оказывается, покинуть воинскую часть он сможет только наутро. Значит, мне нужно где-то заночевать. Смотрю по интернету наличие мест в единственной поселковой гостинице. Их нет. Остается одно: провести ночь в Москве.
Тревожить друзей и родственников внезапным появлением мне не хочется. К тому же чувствую, что нет у меня душевных сил для общения, вся нацелена на предстоящую встречу, лучше уж побыть эту ночь одной.
Я быстро нахожу мини-отель в центре города, где только что освободился номер — кто-то по телефону снял бронь. Выбора нет. Мне предстоит уснуть в крохотной комнате. Она напоминает каюту корабля и расположена «на минус первом этаже», а попросту — в подвале, на глубине двух лестничных пролётов. Здесь не выпрямиться во весь рост, возможно лишь растянуться на койке, что занимает почти всю площадь комнаты.
Душновато. Но главное — меня вдруг обуял иррациональный страх из-за того, что нахожусь под землёй. Стараясь не поддаваться эмоциям, пытаюсь убедить себя: бояться нечего. В Москве давным-давно не было землетрясений. И вообще — нужно лишь уснуть и проснуться. Ночь пройдёт быстро.
Но страх не уходит, его логикой не возьмёшь. И что же делать? В панике бежать куда-то на вокзал, в зал ожидания? Ну уж нет. Я решаю просто не обращать внимания на свой страх. Отделиться от него и делать что должно.
А должно — умыться на ночь и почитать псалмы, как обычно. Помолиться Господу, Богородице, ангелу-хранителю и святым.
Устраиваюсь на коечке, достаю из рюкзака маленькие иконы... И постепенно моя, как сейчас говорят, локация, то есть, место пребывания перестаёт довлеть, делать погоду в моей душе. Отодвинутый за пределы сознательного внимания страх исчезает, будто его и не было. И приходит явственное ощущение: Господь не просто в курсе — Он рядом, Он здесь. А с Ним — хорошо, спокойно и радостно.
Уже засыпая в полной темноте на неудобной подушке, я вспоминаю о своём страхе перед гипотетическим разрушением здания и понимаю, что мне уже не столь важно, окажусь я под завалами или нет. Ведь главное — до конца оставаться со Христом.
И ещё понимаю, что не будет тут никаких землетрясений. Мне сопутствует ангел-хранитель, я же прошу его об этом всегда. И не зря, будто специально для меня освободилась именно эта подземная комнатка. Случайностей не бывает, зачем-то эта ситуация понадобилась Господу... Может быть — в качестве упражнения для меня, а может быть — это был маленький экзамен.
Размышлять дальше я уже не смогла: провалилась в глубокий и спокойный сон.
А утром отправилась дальше, на встречу к сыну — спокойная и уверенная, что всё будет хорошо, непременно, всё сложится самым наилучшим образом. Ведь самое главное — не забывать про Бога и всегда изо всех сил стараться быть — с Ним.
Автор: Наталья Разувакина
Все выпуски программы Частное мнение
Владлен Давыдов и Маргарита Анастасьева
Москвичка Рита Анастасьева торопливо шагала по Садовому кольцу. Улицы были тёмными — в октябре вечерело рано, а фонари не работали — город опасался воздушных налётов. Шёл военный 1943-й год. Проходя мимо тумбы с объявлениями, Рита невольно обратила внимание на ярко белевший в сумерках листок. Остановилась, прочла: «Школа-студия при Московском художественном театре имени Чехова объявляет первый набор студентов». Сердце девушки забилось — ведь она всегда мечтала стать актрисой!
На следующий же день Маргарита подала документы. И вот — экзамены. Из тысячи претендентов после вступительных испытаний отобрали всего восемнадцать человек. Рита была среди них! Знакомясь с одногруппниками, девушка отметила высокого симпатичного парня с тонкими чертами лица и выразительными глазами. Его звали Владлен Давыдов. Он тоже с детства был увлечён театром и мальчишкой даже переписывался с известным актёром и режиссёром Ильёй Судаковым. Женская половина сразу же провозгласила Давыдова первым красавцем курса. При встрече с ним девушки не скрывали восхищённых взглядов. Все, кроме Риты. Ей тоже очень нравился этот видный парень. Но она стеснялась открыто проявлять свою симпатию. И, в отличие от подруг, нарочно старалась избегать встреч с Владленом. Но как это сделать, если слушаешь лекции в одной аудитории, а преподаватель по актёрскому мастерству, будто специально, во время этюдов ставит Маргариту в пару с Давыдовым? Девушка и не подозревала, что происходит это по просьбе самого Владлена. Молодой человек с первого учебного дня обратил на Риту внимание. И сразу полюбил.
Однажды после лекций Давыдов подошёл к Маргарите и предложил погулять по городу. Рита вспыхнула от смущения и неожиданности. Но на прогулку всё-таки пошла. Московский воздух пах зимней свежестью. Лёгкий январский мороз кусал за щёки.
Но Рите и Владлену было необыкновенно тепло вместе. Они говорили о театре, об актёрском призвании. А когда прощались на трамвайной остановке, Владлен вдруг взял Маргариту за руку и признался девушке в любви. Рита, с трудом поборов стеснение, ответила: «Я тоже тебя люблю».
Они поженились после выпуска — летом 1945-го. Это был тройной праздник: Победа в войне, защита дипломов и — начало семейной жизни. И пусть начиналась она в крохотной комнатке, где с трудом помещались тахта и шкаф, никакие материальные трудности не могли омрачить счастье молодых супругов. Оба играли на сцене МХАТа, и почти всегда были вместе: на сцене и дома. «Мы радовались каждому совместно прожитому дню», — вспоминала Маргарита Викторовна Анастасьева.
В 1949 году Владлена пригласили на главную роль в картину режиссёра Григория Александрова «Встреча на Эльбе». После выхода фильма на актёра буквально обрушилась популярность. Поклонницы дежурили не только у театра, но и у подъезда дома, ночевали под окнами. Маргариту такая ситуация поначалу сильно расстраивала. Своим беспокойством она поделилась с мужем. И он, глядя ей в глаза, сказал: «Ты — единственная. Кроме тебя ни одной женщины для меня не существует». И это было истинной правдой. Коллеги по театру, друзья и знакомые называли Давыдова и Анастасьеву не только невероятно красивой, но и верной, любящей и преданной друг другу супружеской парой. В 1955 году у Владлена и Маргариты родился сын Андрей. Есть известная фотография из их семейного архива, на которой запечатлена настоящая идиллия: Владлен Семёнович за столом играет с маленьким сыном в шахматы, а Маргарита Викторовна в домашнем фартуке с улыбкой наливает чай.
Эта идиллия длилась целых 67 лет. В старости супруги с удовольствием нянчили внуков. По вечерам смотрели фильмы прошлых лет, читали вслух любимые книги. И глаза их светились такой же нежностью, как в первый раз, когда они признались друг другу в любви.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен