Он шёл по длинному коридору, с ненавистью смотря на зелёные крашеные стены, на старый пол, замечая проплешины в линолеуме и затёртую по углам грязь. Его всё раздражало. Повернув за угол, он буквально наткнулся на отца Вадима, своего давнего друга.
«Привет! У тебя всё в порядке, а то на тебе лица нет!» — участливо спросил священник.
«Да ладно, всё норм. Что-то просто поднакрыло».
«Ну, ты давай, не поддавайся унынию. С молитвой, с терпением — всё перемелется. Унывать — смертный грех, не забывай! Будь здоров и весел!»
Участливо похлопав по плечу, священник пошёл дальше.
«Нет, я просто сойду с ума, пока дойду! Как же меня всё достало!»
В открывшуюся дверь выбежал студент, за ним вышел молодой преподаватель.
«Здорово! Как жизнь?»
«Да так себе. Даже не знаю, что тебе сказать. Ни то, ни сё».
«Что-то давно ты ко мне на приём не приходил. Надо дальше копаться в детстве, разбираться, почему тебя так легко вбрасывает в нисходящую спираль. Сам ты с этим не в состоянии справиться. Сегодня как раз про это со студентами говорил. Сидели — не шелохнувшись».
«Круто! Поздравляю!»
«Помнишь, я тебе говорил: главное — фокус внимания. Не допускать проникновения мыслевирусов внутрь. Отслеживать их. И сразу уничтожать!»
«Ладно, хорошо. Постараюсь!»
Теперь надо было подняться на другой этаж, где находилась профессорская.
«Ой, Михал Терентич, вы что ли?»
Крупная женщина в белоснежном фартуке вышла из столовой с подносом.
«Я вас и не узнала: что мрачный такой?»
«Здравствуйте, Мария Игоревна! На смене?»
«Ну да».
И тут женщина пристально посмотрела ему в глаза.
«А ну-ка давай быстренько в зал! Там у окошка столик в резерве, садись».
«Да некогда мне. На совещание бегу. Разбор полётов будет! Не до еды».
Женщина перегородила дорогу.
«Не пущу! Не пущу, пока не поешь досыта! Знаю я вас!»
В её глазах виднелась решительность — и одновременно материнская ласка.
«Плюнь ты на них на всех, сядь, поешь по-нормальному! На тебе же просто лица нет, зелёный весь! Пойдём, пойдем давай!»
Без особого желания, но и не пытаясь сопротивляться, мужчина заходит в зал в сопровождении кухарки. На столике вскоре появляются закуска, салат, горячий ароматный суп с фрикадельками. Мария Игоревна, пожилая, но ещё не сильно состарившаяся женщина, садится напротив, улыбается, и довольная, смотрит на мужчину.
«Вот ты сначала поешь хорошенько, а потом и на совещание отправляйся. Пустое брюхо — не твой формат».
Откинувшись на спинку стула, Михаил Терентьевич допивает компот.
«А вы точно — какая-то чудотворица!» — с улыбкой говорит он, слегка распуская узел галстука.
«Я же шёл, злой, как чёрт — пока об вас не споткнулся!»
«Знаю, знаю! У меня муж был, как ты: голодный — злой, поест — другой человек. И когда я это поняла, мы и зажили счастливо. А то голову ломала: будто два человека в одном живут. А оказалось всё проще: физиология!»
Ловко взяв опустевший поднос, женщина унесла его на кухню.
Бодро поднимаясь по лестнице, Михаил Терентьевич думал: чего здесь больше — то ли физиологии, то ли простой человеческой любви?...
«Белые птицы»
Белые голуби в чистом весеннем небе — это очень поэтично. «На волю птичку выпускаю...» — писал Пушкин о празднике Благовещения. Однажды в Екатеринбурге я видела, как епископ открывал после праздничной службы большую клетку — и стая белоснежных птиц ринулась в небеса...
Но сейчас я живу в Переславле-Залесском, чудесном старинном городе, где сам воздух, кажется, пропитан православными традициями — однако птиц на Благовещение из клеток не выпускают. В конце утренней службы в храме на самом берегу Плещеева озера батюшка обращается к нам с проповедью. Он рассказывает о благой вести, что принёс Деве Марии Архангел Гавриил, о смирении Марии перед этой вестью, а значит — перед Богом, о грядущем Спасителе. И вот мы выходим из храма к озеру — в полной уверенности, что Господь любит каждого из нас, если пришёл в наш грешный мир. Жаль только, что птиц здесь не выпускают...
Мои размышления прерывают... птицы! Я замечаю вдруг стаю, что кружит над ледяной озёрной гладью. Неужели чайки вернулись? Нет, им рано. Пригляделась — да это голуби! Белые-белые! Откуда они? Может, из ближайшей голубятни — я знаю, тут есть недалеко... А впрочем, какая разница! Они кружат над нами — белые птицы, знак наших надежд и любви Господней. И в этом — высшая поэзия.
Все выпуски программы Утро в прозе
Тайная вечеря – первая Пасха
Первой Пасхой христиан была Тайная Вечеря — та Пасха, которую праздновал Сам Иисус Христос в Иерусалиме накануне Своего ареста и казни. Праздник еврейского народа в воспоминание об освобождении его из египетского рабства стал тогда на Тайной Вечери преддверием крестной смерти Сына Божьего.
Наверно, ученики Христа искренне удивлялись тому, что праздник столь разительно отличается от той традиционной еврейской Пасхи, ведь были изменены ее установления.
Во-первых, Учитель праздновал Пасху в чужом доме, а ее полагалось праздновать обязательно в своем узком семейном кругу.
Согласно установленному древнему ритуалу, Пасху ели стоя и будучи готовыми к дороге — то есть одетыми и подпоясанными, с посохом в руке. Так полагалось в память о спешном бегстве евреев из Египта. В Евангелии же сказано, что «настал час, Он возлёг, и двенадцать Апостолов с Ним». Господь и Его ученики возлегли, не как рабы, а как свободные люди. И куда-то торопиться ради спасения им уже было не нужно, ведь Спаситель — с ними.
И вот Господь, как сказано в Евангелии, «взяв чашу и благодарив, сказал: приимите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». Так Господь устанавливает великое таинство будущей Церкви — евхаристию. Учеников же в те минуты, может быть, больше всего удивило то, что хлеб для Пасхи выбран квасный, дрожжевой — вовсе не тот, пресный, который положено есть на Пасху.
Первую Новозаветную Пасху Спаситель совершал по-новому. И смысл ее был направлен уже не в прошлое, а в будущее, ко Второму Пришествию Христа. И особое спокойствие, торжественная неторопливость, с которой, несмотря на присутствие на трапезе предателя Иуды, совершалась первая христианская Пасха, свидетельствовала о том, что народ Христов — это уже не рабы земного царя, от которого надо бежать ночью, а Царство Божие — не дальняя земля за горами. Царство Божие — внутри нас.
2 мая. О духовном смысле Омовения ног Христом апостолам
Сегодня 2 мая. Церковь вспоминает Омовение ног Христом апостолам.
О духовном смысле этого события, — протоиерей Владимир Кашлюк.