Светлый вечер с Николаем Дроздовым (27.12.2017)

У нас в гостях был известный телеведущий, доктор биологических наук, профессор МГУ Николай Дроздов.

Мы говорили о пути нашего гостя в науке и на телевидение, а также о том, как в его семье даже в советские годы сохранялась вера в Бога.

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Добрый светлый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан. Я вот сейчас не буду лишать наших слушателей этого удовольствия услышать голос нашего сегодняшнего гостя, поэтому просто скажу: добрый вечер, Николай Николаевич.

Н. Дроздов

— Здравствуйте, добрый вечер. Добрый вам светлый вечер.

К. Мацан

— У нас в гостях Николай Дроздов, знаменитый телеведущий программы «В мире животных», доктор биологических наук и человек огромного спектра интересов. И, помимо всего прочего, сразу скажем, двоюродный праправнук...

Н. Дроздов

— Правнук. Три раза пра.

К. Мацан

— Прапраправнук выдающегося святого в истории Русской Православной Церкви, святителя Филарета Московского, Филарета Дроздова — это ваш предок.

Н. Дроздов

— Двоюродный прапрапрадед.

К. Мацан

— Очень рады, что вы к нам сегодня пришли, спасибо большое.

Н. Дроздов

— Спасибо вам, что пригласили.

А. Митрофанова

— Николай Николаевич, вы пришли к нам и принесли сразу несколько книг, которые посвящены святителю Филарету. Ощущение создается такое, что вы прямо специально их собираете, отбираете даже, не просто так, не всякую книгу берете в свою библиотеку, которые ему посвящены. Расскажите, пожалуйста, почему этот человек занимает такое важное место в вашей жизни. Помимо того, что он ваш родственник, чем еще это обусловлено?

Н. Дроздов

— Ну дело в том, что он действительно мой дальний такой, боковой родственник, можно сказать. И его это ничуть не трогает, его биографию тем самым. А мою биографию это не столько даже, я бы сказал так, кто-нибудь подумает, украшает, а настолько обременяет, что, знаете, такое бремя духовное, которое ну можно сказать, не скажу, что заставляет меня, это делает меня ну так обязанным настолько строго поступать в жизни во всем. Так сказать, каждому своему поступку, действию и даже к словам своим все время примерять то, что мне отвечать кроме того, что перед Всевышним так, в целом, как каждому из нас, еще и перед своим, так сказать, таким великим предком, который, ну конечно, я надеюсь, что у нас будут с ним духовные встречи и после моей, так сказать, физической кончины. Тем более в большей, так сказать, степени, чем сейчас, когда нам не надо будет думать о каких-то телесных преградах, правда, а можно просто духу с духом побеседовать. Надеюсь, он меня подпустит к беседе с ним. Это все вполне, так сказать, естественно в будущем, после перехода в духовное такое состояние. И мне, конечно, это такое постоянное, ну я бы сказал, блаженное обременение. Я, конечно, очень ценю это и все время думаю о том, чтобы в какой-то малейшей степени, так сказать, соответствовать тому величию моего этого двоюродного родича, родственника.

К. Мацан

— Вы рассказывали в одном интервью, что в пору вашей юности даже было как-то, может быть, небезопасно упоминать о таком родстве.

Н. Дроздов

— Ну естественно, опасность такая, конечно, условная. То есть, например, ну что могли сделать, немножко иногда это, так сказать, преувеличивается степень этой опасности в те годы, когда я жил, по крайней мере. В это время что могли сделать? Ну если бы узнали, что мой отец водит меня в церковь деревенскую и там стоит на службе сам, и знаком с батюшкой там, то может быть, его могли ну уволить из института, где он работал заведующим кафедрой. Он был достаточно крупным ученым...

К. Мацан

— Химиком.

Н. Дроздов

— Химиком, фармацевтом. Он занимался синтезированием новых лекарств, в основном занимался такими двумя группами лекарств, как противовоспалительные и противо... как это называется, противодизентерийные, то есть вот кишечные лекарства. Потому что начал их разрабатывать еще до войны, он защитил докторскую еще в 37-м году. И я должен сказать, что я даже слушал его доклад по докторской диссертации, находясь во чреве свой мамы, матери. Она рассказывала, что, будучи на сносях, она пошла на эту защиту диссертации, сидела и слушала его, и я, естественно...

А. Митрофанова

— А, вот когда начался ваш путь в мир науки!

Н. Дроздов

— Да, это очень трогательно. И вот я, конечно, значительно позже по возрасту, чем мой отец, защитил докторскую, но как-то стал профессором, с некоторым запозданием. Но стремлюсь и своему отцу тоже соответствовать в какой-то степени. Ну и вот, значит, мой отец был достаточно крупным ученым. И в этом отношении даже когда началась война, и он попросился на фронт, там вот было такое постановление, что всех профессоров, докторов пока оставить. Ну там на случай уже если совсем будет напряженка, понимали, что в самое напряжение можно будет всеобщую мобилизацию объявлять, но тут объявили, что, в общем, некоторых даже снимали с поездов, кто-то уже ехал. Вот мой завкафедрой тоже говорил, что я уже поехал в поезде, так меня нашли.

К. Мацан

— Он вам, ваш отец, рассказывал про вашего великого предка?

Н. Дроздов

— Ну он очень мне мало рассказывал. Он просто, когда мы были в Историческом музее, он меня привел — ну это уже после войны начались эти вот такие... Отец, когда в своей лаборатории стал, так сказать, меньше заниматься исследовательской работой, больше педагогической, после войны уже. А вот во время войны он работал в этой лаборатории, такая передвижная лаборатория была по изготовлению лекарств для фронта, вот противовоспалительные и противодизентерийные. Потому что это две главных таких группы болезней, которые косили много солдат в окопах — сырых там, вообще в зимнее время особенно, ну и ели так, что попало и как попало, и конечно, кишечные заболевания просто многих. И вот изготовляемые им лекарства спасли солдат и офицеров от смерти. Это, конечно, очень у меня вызывает большое к отцу уважение дополнительно.

А. Митрофанова

— В Историческом музее, когда вы туда пришли, папа вам что-то рассказал о святителе Филарете.

Н. Дроздов

— Ну да. И вот уже когда после войны мы получили квартиру в Москве... Ну у нас была маленькая комната в какой-то пристройке, в которой мы, значит, пытались как-то пожить. Но она вся промокала, и пол был на земле прямо постлан, это что-то такое. Просто отца сначала к Москве, значит, приписали, но из Москвы сразу же, из этой маленькой квартирки мы выехали вперед Москвы. Впереди там была такая церковь разрушенная, и в ней устроили лабораторию эту отцовскую, а я учился в сельской школе. И вот уже когда после войны мы получили квартиру в Москве — ну тогда квартиры получали, никто не покупал квартиры, понятия такого не было. Просто уже, когда война закончилась успешно в 45-м году, и начали выдавать квартиры, ну кому где там, вот отцу все-таки, учитывая его заслуги в работе вот с этой фронтовой лабораторией, ему дали квартиру двухкомнатную на четверых. Там это мы с мамой, и с братом, и с отцом, значит, дали двухкомнатную квартиру, что было очень-очень хорошо после всего предыдущего. И из школы сельской перебрались в городскую. А так, в общем, учились в сельской школе сначала. И очень интересно, что начал нас водить: в Исторический музей сводил, и в Историческом музее, прямо на площади Революции есть музей Ленина и музей Исторический — было два таких. Ну музей Ленина, там тоже было что-то много интересного, а потом переходили в Исторический музей, там вся история России. И там был портрет такой, просто светский портрет святителя Филарета, ну конечно, в его одеянии церковном. И вот он мне шепотом говорит: «Вот это наш предок, и фамилия у него Дроздов, только ты никому об этом не говори», — он сказал. Я так смотрел с трепетом на портрет святителя Филарета. Я уже теперь все эти портреты знаю, примерно в какие годы они написаны и когда. А портретов было много — и маслом, и акварелью написанных, и они, большинство из них хранятся в Историческом музее. И один из этих портретов висел, значит, в выставочном зале. Ну и вот я с тех пор вот об этом помнил. Ну а кто, что, когда и как, так сказать, было очень мало сведений, так сказать, на этот счет мне передано. Но потом поехали мы в Троице-Сергиеву Лавру — это был уже 48-й год, по-моему, мне лет 11 было. У отца там были какие-то родственники, мы у них остановились, прямо напротив Лавры. Пожили там в таком домике, из которого прямо через овраг была видна Троице-Сергиева Лавра, пошли туда, и там уже он меня познакомил со священником. Вот священники знали, что мой отец потомок святителя Филарета. Ну не потомок прямой, но косвенный потомок, собственно говоря, от его отца мы прямые потомки. Отец святителя Филарета был настоятелем Успенского собора Коломенского кремля и был благочинным города Коломны. Значит, он же был Михаил Федорович Дроздов, такой священник, у которого и дети были, и все — ну так сказать, обычное священство, как оно называется, белое священство, по-моему.

А. Митрофанова

— У него младший сын был, от которого как раз и происходит ваша ветвь.

Н. Дроздов

— Ну да, у него было два сына, значит, вот Василий Михайлович и Никита Михайлович. И еще две дочери было. Так что осталось такое достаточно. Я помню, когда вот интересно, для него это пострижение в монашество, к которому его, ну так можно сказать, склонил — ну очень, конечно, склонил, так сказать, в хорошем смысле слова, митрополит Платон (Левшин), который был как раз настоятелем Троице-Сергиевой Лавры. А уже когда Василий окончил семинарию, и его первым делом оставили в семинарии преподавать сразу столько предметов, что меня поражало. Там у него и богословие, и язык и греческий, и церковнославянский, и латынь, и даже какой-то древнееврейский, на котором был написан, так сказать, Ветхий Завет, который он тоже изучил и умел даже преподавать. И вот в это время его митрополит Платон, так сказать, склонил к пострижению в монашество, и он своему отцу пишет такое письмо, в котором так сказано, что дорогой отец — он его очень уважал, ценил, — у тебя нет больше сына Василия. Понимаете, да? Я монах теперь вот с именем Филарет, по имени Филарета Милостивого, греческого святого. И сына Василия у тебя нету. То есть как бы он уже свое гражданское имя как бы из жизни устраняет, но это вот такое убеждение человека, переходящего в монашество. Ну вот мы, конечно, знаем его имя в миру, которое упоминается.

К. Мацан

— Николай Николаевич, а вас лично какой факт его биографии или эпизод, может быть, из его жизни, больше всего удивил или потряс? Когда вы сами начали уже изучать его жизнь и восполнять те пробелы, которые ну ваши родители по понятным причинам не могли восполнить, потому что все-таки время было немножечко не то. Что вы для себя открыли в этом человеке удивительного, самого удивительного?

Н. Дроздов

— Ну прежде всего, конечно, я хотел бы сказать, что даже в Троице-Сергиевой Лавре, где тоже священники знали о том, что мой отец является родственником святителя Филарета, и проводили его во все, я помню, священник его ведет — еще тогда только-только открыли Лавру для посещения, после войны Великой Отечественной, — и показали, показывают ему раки с мощами разных святых. И, в частности, Сергия Радонежского. И даже открывали ее, и вот мы прямо могли приложиться к вот покрывалу, которым Сергий Радонежский там был укрытым. И это нас, конечно, потрясло. Ну знаете, одно дело, когда через стекло прикладываешься, и тут прямо можешь приложиться вот к самим мощам. Это вообще впечатление даже для меня тогда, мне было лет сколько, тоже, так сказать, 12 что ли, это потрясало, конечно. И тоже было известно, что святитель Филарет, ну митрополит Филарет Московский и Коломенский, похоронен тоже здесь где-то в могиле, на территории Троице-Сергиевой Лавры. И это было очень тоже впечатляюще. Потому что ну там так все было, какие-то часть памятников снесены, все это было очень трудно понять. Я в то время еще так и не понял, тем более, мы подробно этого не касались. Вот, говорили, он здесь тоже похоронен. Но еще о том, что он будет причислен к лику святых, даже в голову не приходило. Такой вот наш предок здесь вот священствовал и монашествовал.

К. Мацан

— Николай Николаевич Дроздов, телеведущий, многолетний бессменный телеведущий программы «В мире животных», доктор биологических наук...

Н. Дроздов

— Не бессменный, потому что это так много и часто говорят: бессменный ведущий. Вот мы как раз в репортаже на радио «Вера», где всему верят, должны тут же сказать, что верное определение: третий ведущий. У нас был первый ведущий это Александр Михайлович Згуриди, замечательный кинорежиссер, который создал эту передачу, придумал ее, создал на базе своих многих фильмов, уже начал вести и приглашал ученых разных. И буквально в этом же 68-м году — это было, видите, почти 50 лет тому назад, — уже в апреле он начал эту передачу, была первая передача 17 апреля, а уже в декабре, познакомившись со мной, пригласил меня на передачу в качестве выступающего. И я отвечал на его вопросы, рассказывал — я много знал, даже никуда еще не ездивши, — о жизни животных Африки, Южной Америки, и вот он меня об экзотических животных расспрашивал. И вот я стал у него постоянно выступать, то есть я тоже участник этой передачи с года ее появления. Но ведущим вторым стал Василий Михайлович Песков, замечательный писатель-эколог, замечательный журналист. И он был, самая почетная для него должность, он говорил: я собкор «Комсомольской правды». Вот это был собкором, знаете, журналистский такой огонек был. И он прославился еще такими постоянными еженедельными очерками, назывались «Окно в природу». Он помещал какую-то из своих фотографий — он прекрасно фотографировал, — какую-нибудь фотографию животного или какого-то человека известного, ну который связан с природой, и рассказ о них такой короткий. И вот эти «Окна в природу» потом дали основание такой книге, сейчас издано уже полное собрание сочинений Василия Михайловича Пескова. Он уже ушел из жизни, к сожалению, несколько лет назад. Но вел передачу он с 1975 года по 1990-й, 15 лет. Но первые два года он вел один, а потом взмолился, ну буквально взмолился: Коля, говорит, давай выручай, ну давай вдвоем. Ну он постарше меня, я его звал по имени отчеству, а он меня: Коля, Коленька. Так он говорит: Коленька, ну давай вдвоем поведем, давай вот одну ты передачу, одну я, чтобы было ну вдвое меньше нагрузки, потому что я не успеваю газетные очерки писать и все. Я согласился, и 13 лет мы вели по очереди эту передачу. И так получалось хорошо: я больше о животных, об их там экзотических представителях, о разных странах, а он вообще о нашей природе, о нашей российской природе, о наших, так сказать, домашних животных. «Крестьянский двор», например, у него прекрасная рубрика была, там вот сельскохозяйственные животные — о собаках, о лошадях, о кошках там, о свинках и овечках — так интересно.

А. Митрофанова

— И с какой же любовью вы о них рассказываете, Николай Николаевич! У вас прямо...

Н. Дроздов

— Да нет, как он рассказывал так хорошо, понимаете.

А. Митрофанова

— Вы тоже.

Н. Дроздов

— Мы с ним вдвоем. И вот только когда он в 90-м году сказал: Коля, уезжаю в Америку, в Аляску, а потом на Чукотку к нам и буду сравнивать, как живется на Чукотке и на Аляске. Нелегкая тема, но он с ней уехал, целый год там мотался. Не знаю, уж как, книгу он написал очень интересную. Но, говорит, мне не до передачи. И потом когда уже он написал книгу, я говорю, ну Василий Михайлович, может быть, вернетесь? Не-не-не... — работа его в газете захлестнула. И я с 90-го года один веду уже — можете представить, более четверти века передачу. И вот сейчас готовлю себе смену, чтобы еще в живом виде посмотреть на то, как эта передача со стороны выглядит. Готовлю молодого ведущего, там у нас, у наших сотрудников есть сын, мы его так подобрали как хорошего ведущего. И сейчас эта передача идет на детском канале «Карусель». Ну специально, чтобы я вот мог, как будет юбилей, я сразу скажу: Алеша, давай веди передачу сам. Алексей Лапин — замечательный парнишка, такой трудолюбивый. Ну папа и мама его так воспитывают хорошо, что он весь в телевизионном вот этом котле варится. Это не только вот чисто показаться, а как это все: какой это большой труд, какие это записи, какая это подготовка, ну знаете. То есть это не со стороны приглашенный, а так выросший прямо...

А. Митрофанова

— В своей среде.

Н. Дроздов

— В своей телевизионной среде.

А. Митрофанова

— Николай Николаевич, а для вас когда впервые открылось это окно в животный мир или в мир животных? Или, наверное, или даже не знаю, в какую-то для кого-то параллельную реальность. Потому что то, что вы рассказываете, для многих людей совершенно неведомые вещи, а для вас это как будто бы часть вашего внутреннего мира. Вот как это впервые произошло и в связи с чем, вы помните это?

Н. Дроздов

— Ну первое животное, которое я увидел, была вот в этой пристройке деревянной, которая была нам поначалу... Мы из Рязани, когда фашисты подошли прямо к самой Рязани, в Рязани в военном госпитале работала моя мама врачом. Отец где-то эту лаборатория держал, я не знаю где, тут же, за Москвой. А немцы подошли к Москве. И мы выдерживали эти бомбежки, там Рязань бомбили так, значит, страшно было, конечно. Ну подготовки такой не было, никаких бомбоубежищ, мы прятались в подвале нашего дома рязанского, значит — ну там был такой семейный домик. И мы, как только немцы налетали по ночам, мы сразу — раз, и все в подвал. Я еще так останавливаюсь: это закат и вот там, я помню, этот Рязанский кремль, зенитки стоят и начинают палить вверх, они такой заградительный огонь дают. И так красиво, если бы это не была война, понимаете. Я уже слышу гул самолетов. Фашистские самолеты в отличие от наших, наши просто гудят, эти у-у, у-у, у-у — у них почему-то моторы такие были. Мы знаем, что это немецкие самолеты летят. Я так, мне было четыре года, так интересно посмотреть. Мама: ты куда?! — значит, меня туда в подвал сдергивает. И мы прячемся. Значит, почти не доходили бомбы до Рязани, потому что вот этот заградительный огонь на кремлевском валу и еще где-то там тоже был. Фашисты подлетали — они же не могут с грузом обратно вернуться, — они все эти бомбы сбрасывали в пойму реки. Вот прям там река Ока, и там: бум-бум-бум-бум — им надо потом чтобы прилететь, пусто. И они разворачивались, прилетали, говорили, что они отбомбились, понимаете.

А. Митрофанова

— Я вообще не представляю себе, вот вы рассказываете о вашем детстве...

Н. Дроздов

— На город почти не падало бомб, были вот отдельные случаи: вот там бомба упала, там. А если бы они все долетели, и разбомбили бы... А вот этот заградительный огонь — сколько снарядов надо было тратить, просто чтобы вот это создать. Подлетаешь и понимаешь, что сунуться невозможно, то есть собьют — сто процентов. Но это было, так сказать, какой-то месяц-два, а потом у них, значит, они шли на Рязань с юга. Потому что ну более знаменитые вот эти бои под Крюково — деревня, помните, где это панфиловцы, — это вот с севера они обходили. И хотели еще с юга обойти, чтобы взять Москву так, как Ленинград, так в кольцо, но Рязань так не пропустила их. Так вот этот заградительный огонь очень действует. Артиллерия, конечно, вообще вот и гаубичная, она очень помогла в войну так устоять нам.

К. Мацан

— Вы начали рассказывать про то, как впервые животное увидели, первое детское воспоминание.

Н. Дроздов

— Да. Вот в это время я еще не помню животных, потому что, ну знаете, два-три года там, может быть, какая-то кошечка и была там в это время — но это совсем слабое воспоминание. Больше вот зенитки и коллекции игрушек, знаете, из чего: осколки от вот этих зенитных, значит, снарядов, они же разлетаются, потом падают на землю вот такие. Даже смотришь: раз, раз — из окна видно, если ты смотришь, не спрятался в бомбоубежище, так, знаете, прямо как вот такие светящиеся, раскаленные падают — под них попадать нельзя, ходить по улицам запрещено во время вот этих выстрелов. И вот потом днем собираешь эти осколочки — они все такие разные, разной формы, набирается целый ящик. И у меня были солдатики такие, значит, вот из разного вида осколков. Там мелкие — это пехота, покрупнее... Прямо, так сказать, получался у меня такой ящик...

А. Митрофанова

— Ничего себе.

Н. Дроздов

— Вот сейчас бы его сохранить, это прямо такая реликвия была бы, но не до того было. Вот это было мое развлечение в Рязани. А потом, когда мы переехали в Москву, ну эта маленькая комнатка — у нас был этот период временный, чтобы потом выдвинуться вперед. Когда вот только что отогнали фашистов от Москвы, и там мы в село Успенское переехали, там лаборатория у отца в церкви разрушенной. Кстати, сейчас она восстановлена, и церковь, так сказать, действующая. А тогда вот в нее поместили лабораторию по изготовлению лекарств. И мы пошли в эту сельскую школу и, значит, стали там учиться. Ну в общем, конечно, ученье было такое... Но первое животное в Москве мне встретилось. Это маленькая комната у нас была, прям вот пол деревянный, на земле прямо. И вот в эту комнату заходишь и такие сени, и туалет все-таки сделан внутренний. Никакого там душа, ничего такого не было в те времена. Так, в тазу мылись и все. Если надо, где-то баня, наверное, была, я не помню. Но я зашел в этот туалет. И вдруг из-за туалета, вот из-за этого сидячего устройства, значит, оттуда вдруг крыса на меня так и даже, по-моему, она чуть не на задние ноги так встала, огрызаясь, понимаете, что вот ты чё вошел?!

А. Митрофанова

— На ее территорию, очевидно.

Н. Дроздов

— На ее территорию, ну да. И я так остановился, думаю: что же делать-то? Мама, значит сзади: так ты чего не идешь-то? Да как-то тут занято, как будто бы. Ну она ее значит, как шуганет. Она только тогда — раз, в нору туда.

К. Мацан

— И так в вас зародилась любовь к животным.

Н. Дроздов

— Ну нет. Ну это, конечно, знакомство было. Но я понял, что бояться их особенно не надо. Мама так ее шуганула. А вот когда мы приехали в Успенское село, ну выходишь на крыльцо: сойка кричит, прямо садится рядышком сойка, вот тут на стену дома дятел сел, там подолбил чего-то, понимаешь. На окошко синичка большая прилетела. Все вот эти. Потом пошел в теплый день: ящерицы бегают по траве, лягушки квакают, там жаба поет. Она же не квакает, она, знаете, так: тр-р-р-р — такой вот. Вот и все тут: и жабы, и лягушки, и ящерицы — все вокруг, за всем наблюдать можно.

К. Мацан

— После маленькой паузы продолжим. Я напомню, что сегодня у нас в гостях в программе «Светлый вечер» Николай Дроздов. В студии моя коллега Алла Митрофанова, я Константин Мацан. Буквально через минуту вернемся.

А. Митрофанова

— Еще раз добрый вечер светлый вам, дорогие слушатели. Константин Мацан, я Алла Митрофанова. И с удовольствием и с радостью напоминаю, что в гостях у нас сегодня Николай Дроздов, ведущий программы «В мире животных», доктор биологических наук, профессор Московского государственного университета. И мы продолжаем здесь разговор, который касается самых разных тем. Уже поговорили немного о вашем предке, Николай Николаевич, о святителе Филарете (Дроздове). Вы знаете, ну вот вы сейчас рассказывали о вашем военном детстве — вы все-таки какое-то удивительно поколение. Сегодня, вы знаете, мы ломаемся порой как-то вот психологически от гораздо меньших драм и катастроф, не выдерживаем этого. А вы, просто смотришь на вас — вы же сияете, вам всегда 35, и когда люди на вас смотрят...

Н. Дроздов

— Спасибо.

А. Митрофанова

— Они тоже начинают улыбаться. Вы знаете, я слышала, как вы в одном из интервью говорили, что ваш учитель, вот он рассказывал: вместо того, чтобы ругать темноту, лучше зажечь одну свечу.

Н. Дроздов

— Да, это замечательно.

А. Митрофанова

— И вы этого правила придерживаетесь. А как это выглядит на практике? Вот можно какой-нибудь пример, как это работает, как вам это удается?

Н. Дроздов

— Ну вот понимаете ли, как-то вот на все, значит, смотреть позитивно, во-первых. И есть еще другое выражение, оно немножко сатирическое, может быть, но я его использую буквально. Вот я пару таких сатирических высказываний, которые сегодня популярны, поясняю с точки зрения вот буквального их значения. Смотрите, одно — это Жванецкий: «Если раздуть наши маленькие радости до размеров наших неприятностей, то от них можно получать удовольствие».

А. Митрофанова

— Прекрасно.

Н. Дроздов

— Вот, забавно. Ну то есть тут, конечно, немного сатирически, что, мол, у нас много больших неприятностей и только маленькие радости. Но даже если просто любую маленькую радость, вот смотрите, вот погода, например. С утра кто-то: ой, опять этот снег идет, да что ж такое... Ой, развезло, ой дождик пошел, ну надо же, дождик пошел... Или там лето: жарища! Ой, что ж так печет-то?! Так вот, ну я просто таких людей ну жалею очень: ребята, погода же ну вообще, мы можем еще жаловаться там шум на улице или что-то такое, можно его уменьшить его или что-то. Но погоду изменить нельзя. Ну это только сейчас ставится вопрос там о том, чтобы влиять на погоду с какой-то целью, но и то это технические такие задачи, а человек не может изменить погоду. Значит, то, что так погоду Бог послал — радоваться надо. Понимаете, что снежок пошел — как красиво-то! Ты смотри, дождик — это сейчас вот земля, она вся пропитается водой, и вот сейчас потом деревья подхватят эту воду, и начнет зеленеть зелень, травка будет расти, да. Солнышко светит — слушайте, как хорошо! Сейчас все это начнутся, все вылетят там эти пчелы, шмели, все начнут опылять эти самые цветы — красота-то какая будет. Любая погода должна радовать. Мороз и солнце — день чудесный, правда? Как Пушкин сказал, да.

А. Митрофанова

— Николай Николаевич, а что мешает, как вы думаете, человеку замечать то, о чем вы сейчас говорите. Вот вы рассказываете — это действительно все так и есть. Но что мешает, как вы думаете?

Н. Дроздов

— Ну вот мешает какой-то вот негативизм, когда вот тут плохо, там плохо, понимаете ли. Даже вот когда, говорят, спрашивают оптимиста и пессимиста. Пессимист говорит, так как, хорошо или плохо сейчас? Пессимист: ну так плохо, ну так плохо — хуже некуда, да? А оптимист говорит: да что вы, чудесно! Да еще гораздо хуже может быть, да все замечательно. Но это все шуточно. А вот на самом деле вот такое. Я занимаюсь сейчас долгожительством очень много. Долгожительство это серьезная проблема. Вот говорят там: вам здорового долголетия. Давайте лучше будем говорить: многолетия. Ну как вот в церковнославянском: многая и благая лета поют. Не долгая и благая лета, а многая и благая лета. Это что значит? Хороших вам годов и да, и, конечно, многих. Потому что долгие годы это такие, знаете: тянутся, тянутся годы, такие длинные, скучные годы, да, может быть. А многие годы — это другое дело уже. И надо сказать, с возрастом я замечаю, что годы мелькают гораздо быстрее, чем в молодости. Прямо раз — и еще года нет, раз — и еще года нет. Да что же такое? И вот эти вот последний там десяток лет набрался у меня так быстро, я даже не заметил. Ну думаю, ну ладно, пусть набирается, лишь бы, так сказать, руки и ноги работали, голова бы, так сказать, не это... И вот мы создали, ну мы создали — это мой дорогой друг и учитель теперешний уже, который, знаете, раньше учителя у меня были лет на 20 меня старше, так вот. Вот такой был мой тоже друг и в известной мере учитель, Владимир Михайлович Зельдин...

А. Митрофанова

— Он удивительный человек.

Н. Дроздов

— Он на 22 года старше меня, поэтому он вот это, наверное, последний уже человек, который называл меня Коленькой.

А. Митрофанова

— И сынок, по-моему, он еще вас называл.

Н. Дроздов

— Да, «Коленька, сынок», — всегда обнимал меня так радостно.

А. Митрофанова

— Удивительно.

Н. Дроздов

— Ну вот я у него учился, конечно, не артистичному искусству, чему можно учиться, а учился у него вот этому неизбывному, неистребимому оптимизму. Он всегда улыбался, всегда вот. Вокруг все ходят там такие-сякие там. Он всегда улыбается, всегда в хорошем настроении — вот этому. Ну вообще это, наверное, все-таки, не знаю, можно ли этому научиться, если внутри такой весь, не знаю. Я, может быть, такой и был, просто мне приятно видеть, что человек, который ну полностью владеет этой способностью во всем видеть хорошее, а с плохим ну считаться, видеть это, но, по крайней мере, не ругать это, не заниматься, так сказать, ни самобичеванием, ни бичеванием, а вот зажигать свечи.

К. Мацан

— Николай Николаевич, вы сказали про это созерцание природы. Про то, чтобы радоваться любой погоде, проще говоря. Часто же говорят, что созерцая красоту природы, если вот глубоко в нее всматриваться, в ее гармонию, в ее стройность, в законы, которые вы всю жизнь изучаете, трудно не задуматься о том, что у этого должен быть Творец. Вам это близко?

Н. Дроздов

— Ну да, конечно. Я вот, например, сейчас иногда читаю такие публичные лекции под таким занятным названием «Происхождение нашей вселенной». Это как-то, ну казалось бы, она сугубо астрономическая тема, правда, астрономическая тема происхождения нашей вселенной, я не боюсь этого слова, этого определения. И начинаю рассказывать людям о том, что известно современной науке о происхождении вселенной. И вот здесь мне просто оказалось очень уместным, так сказать, рассказав о том, как вселенная произошла по современным научным данным, привести людей к мысли о том, что как бы то ни было, если это даже произошло так, как рассказывают ученые, это не могло произойти само собой. Что для того, чтобы это произошло, нужен какой-то выдающийся, просто гигантский сверхум для того, чтобы все это воспроизвести из ничего. В том-то все и дело, что сейчас наука дошла до такого определения, которое требует, а они все равно не хотят этого говорить, все время, так сказать, заменяют это словом «возникло», «возникло». Ну что, я все время спрашиваю каждого человека: ты что, ты как возник? Что, как я возник, че я возник? Я родился. Правда? Ну и ты родился, и ты родилась, да? Давайте так и примем, что то, что появляется из ничего, не может просто возникнуть, должно родиться, правда? Так вот я говорю, давайте уже, это определение заменяем: наша вселенная не возникла, а родилась. Родилась. А еще лучше, ну знаете, роды вселенной — это как-то немножко звучит чудно, — а она была создана. А вот и слово «создана» уже требует слова «Создатель». Создана — сразу вопрос: кем? А еще одно определение, самое определение современное, это чем оно для атеистов просто неудобоваримо. Потому что раньше, когда я учил астрономию в школе, вопрос о возникновении вселенной просто не вставал. Потому что было такое околонаучное, я бы сказал, определение, но оно было единственно возможным: говорилось, что наша вселенная вечна и бесконечна, то есть она всегда была, есть и будет, так, и она бесконечна — она вот здесь и здесь, и дальше и дальше туда, и ей конца нет. Ну кто-то спрашивает: что-то невозможно себе это представить. А это нашему разуму пока недоступно, мы будем изучать и все, но она, конечно, вечна и бесконечна, никто ее никогда не создавал. И она была, есть и будет.

А. Митрофанова

— Она была всегда.

Н. Дроздов

— Да, она была всегда. И никаких вопросов о возникновении. И вдруг сейчас я открываю, ну не вдруг, а давным-давно уже это появилось, ну не давным-давно, вот какие-то десятилетия последние уже до учебников школьных дошло и вузовских. Глава: «Происхождение нашей вселенной». Нашей вселенной. Которое так подается, как просто происхождение вселенной. А там такая у них, ну так сказать, у них загвоздка в определении, которая вызывает второй вопрос. Там написано: наша вселенная возникла 13,76 миллиардов лет тому назад — подсчитано ведь, понимаете? — в одной определенной точке предыдущей вселенной, в которой не было ни пространства, ни времени — ого! — так тебе. Вот тебе определение: предыдущей вселенной, в которой не было ни пространства, ни времени...

А. Митрофанова

— Послушайте, ну так это же вечность.

Н. Дроздов

— Мы ничего о ней не знаем, да? Так ты сделай маленькую еще предглаву: «Происхождение предыдущей вселенной», да, откуда она взялась? Причем она должна была взяться — это нет ни пространства, ни времени, то есть там нет никакой материи, в которой можно померить, нет никакого течения времени — то есть никого и ничего. Что-то это мне напоминает из Книги Бытия первую строчку: «В начале было Слово только, и Слово было Богом, Слово было у Бога». Ага, то есть вот так вот ничего, правильно. А вот древние мудрецы обозначили это таким словом, то есть древние мудрецы видели это происхождение вселенной еще задолго до наших ученых. Они, конечно, не знали ни о точке сингулярности, ни о чем таком. Ну мы же теперь научно говорим: все галактики разлетались из одной точки сингулярности. А в определении физиков на момент этого взрыва в этой точке находилась вся масса современной вселенной — ну это вообще настолько забавно звучит. Ну как это вся масса вселенной могла находиться здесь? А с другой стороны, если вокруг ничего не было, а галактики вылетали, вылетали, и образовалась вселенная, значит, это она родилась из ничего. Вот в той точке не было ничего, значит, отсюда начала вылетать материя вместо с энергией, с диким количеством энергии и материи, и все это вращалось вот в виде этих вот современных галактик, и они, все галактики разлетались в разные стороны с разной скоростью, и чтобы не наезжать друг на друга, первые скорее, другие чуть медленнее. И они все заполняли эту вселенную, да, как-то ну вселенная существует, тут мы не можем этого, так сказать, отрицать. Да и зачем нам отрицать? Радоваться надо, что она такая есть. Но если она была в одной определенной точке, тут сразу останавливаешь, ну кто это написал: определенной кем? Ну определить-то, если она определенная во вселенной, где нет ни пространства, ни времени, как это можно определить эту точку в то время и создать в ней точку, в которой родится вся материя и вся энергия? Родится — появится. Это не взрыв, а противовзрыв. Взрыв — это было что-то, разрушилось, и ничего не осталось. А тут наоборот: ничего не было, и вдруг и материя, и все появилось.

К. Мацан

— Николай Николаевич Дроздов, телеведущий, ведущий программы «В мире животных» сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Я бы хотел рассказать нашим слушателям об очень интересном проекте, об очень интересной инициативе Издательства Московской Патриархии Русской Православной Церкви. Вы, Николай Николаевич, на базе нашей радиостанции радо «Вера» сейчас обираетесь озвучить книгу, то есть сделать аудиокнигу. И это будет Катехизис вашего великого предка, знаменитый Катехизис митрополита Филарета Дроздова. Книга, ну можно сказать, легендарная или какая-то уже классическая, хрестоматийная, абсолютно необходимая в истории вообще Русского Православия. Вот вы эту книгу будете озвучивать, и она фрагментами, когда будет записана, прозвучит, и будет звучать у нас на радиостанции в рамках программы «Родники небесные», которая идет ежедневно по будням в одиннадцать вечера.

А. Митрофанова

— Которую ведет Константин Мацан.

К. Мацан

— Спасибо, Алла. Вот для вас сейчас эта работа и эта идея, это погружение в этот текст, какое значение имеет? И как эта идея возникла и почему вы за это вы взялись?

Н. Дроздов

— Ну как эта идея возникла, я не знаю. Для меня это большая тайна, чем происхождение нашей вселенной. Но поскольку про вселенную я так думал, как она возникла, и вот сейчас я понимаю, что это все равно должно быть чье-то решение, правда?

К. Мацан

— Это инициатива Издательства Московской Патриархии. Потому что сейчас в этом году мы празднуем юбилей преставления митрополита Филарета, 150 лет преставления, если я не ошибаюсь, 1 декабря.

Н. Дроздов

— День светлой памяти.

К. Мацан

— Да.

Н. Дроздов

— Да. Ну дело в том, что поскольку все-таки, я надеюсь, что все такие важные вещи, они всегда происходят по благословению Святейшего, поэтому я думаю, мы можем считать, что это решение принято по благословению Святейшего. И я думаю, что любой человек, которого призовут к помощи в осуществлении этой такой светлой идеи, я думаю, что он будет просто счастлив, как и я.

К. Мацан

— А для вас лично, в чем вот важность и интерес этой работы сейчас?

Н. Дроздов

— Просто для меня это такое счастливое какое-то совпадение. Потому что я вот эту книгу, вот она, видите, в руках сейчас у меня...

К. Мацан

— Катехизис.

Н. Дроздов

— Это моя и настольная книга, и прикроватная книга, то есть я с ней, так сказать, рядом она со мной, когда я сплю, отдыхаю. И, конечно, я в нее так часто заглядываю, потому что здесь, ну действительно ведь катехизисов написано ну не один, а все-таки некоторые катехизисы тоже и опубликованы и их тоже используют. Но вот этот Катехизис, святителя Филарета, он как-то считается самым таким каноническим и используется при обучении в семинарии. И то, что здесь вот основная его структура построена на, так сказать, трех главных каких-то наших чувствах: это о вере, о надежде и о любви. Вера, надежда и любовь это вот построение, план построения этого Катехизиса. И так интересно он там и легко читается, и служит, так сказать, для нас во многом направлением для нашего, так сказать, обычного даже бытия, ежедневного. Так что и вдруг, когда ты знаешь, что эта книга все время около тебя, и вдруг ее тебя просят озвучить — ну знаете, это просто какой-то перст Божий такой для меня.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эту беседу. У нас сегодня в гостях в студии светлого радио был Николай Николаевич Дроздов, знаменитый телеведущий, ведущий программы «В мире животных», доктор биологических наук. Спасибо огромное за эту беседу. Я еще раз напомню нашим слушателям, что в ближайшем будущем слушайте в рамках программы «Родники небесные» на нашем радио отрывки, фрагменты из Катехизиса митрополита Филарета (Дроздова), двоюродного прапрапрадеда нашего сегодняшнего гостя. Николай Николаевич их озвучит и зачитает. У нас на базе радио «Вера» выпустим мы аудиокнигу, надеюсь, целую, голосом Николая Николаевича — это совместный проект радио «Вера» и Издательства Московской Патриархии Русской Православной Церкви. Спасибо огромное еще раз. В студии была моя коллега Алла Митрофанова, я Константин Мацан. До свидания.

А. Митрофанова

— До свидания.