Гость программы – Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.
К. Мацан
– «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья. Сегодня пятница и, значит, у нас, как всегда по пятницам, в студии Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИИМО. Добрый вечер, Владимир Романович.
В. Легойда
– Добрый вечер.
К. Мацан
– Ну вот начнем сегодня с недавнего события, с одной из новостей этой недели: 24 октября состоялось заседание президиума Межрелигиозного совета России. Прошло это заседание в Еврейском музее толерантности, и было принято заявление по итогам этого заседания, текст заявления о культуре, свободе творчества и нравственной ответственности. Речь в нем идет о нравственной ответственности художника, ну как-то и вообще деятеля культуры, о свободе творчества, обо всех этих вещах, о которых в последнее время много говорят, и вот как-то прозвучало такое высказывание от всех традиционных конфессий России. Наверное, нет цели подробно именно заявление обсуждать, это такое документ, что называется, такой очень... ну в нем сказаны большие фундаментальные положения.
В. Легойда
– Хорошо излагаете.
К. Мацан
– Да, но тема сама религии и культуры и художника в контексте религиозных вопросов эта тема очень важная. Вот в чем, как вам кажется, в таком самом общем виде состоит ответственность художника?
В. Легойда
– Ну в том, что
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...
Вот наверное, в этом, если по большому счету. Потому что, конечно, никакой художник не может предугадать, но, наверное, не стоит провоцировать. Опять же не вообще провоцировать, потому что искусство, будучи, в общем, тем, что царапает, да, вообще искусство, которое не царапает, это не искусство. Вот один из первых или первый сборник стихов Владимира Семеновича Высоцкого назывался «Нерв». Это не только про Высоцкого, это вообще про искусство, да, если нерва нет, то это, в общем... Может быть, конечно, там ну какой-нибудь там пейзаж, что-то еще, но все равно искусство это нерв. Нерв дня, может быть, нерв эпохи. Но мне кажется, что вот какая-то намеренная провокация, которая понятно, что кого-то заденет и может оскорбить, наверное, этого делать не стоит, мне кажется. Потом, понимаете, бывают периоды обострений таких вот, обостренного восприятия каких-то тем. Есть темы, которые всегда, вне всяких периодов переживаются очень тяжело. Это темы, связанные с национальной темой и религиозной. Вы знаете, даже я думаю, многие, если не большинство согласятся, что действительно тут нужно быть очень деликатным. Вопрос проведения границы. И мне недавно один человек в связи с дискуссией по поводу нашумевшего фильма, сказал следующее: я человек верующий, я знаю, как относиться, как я отношусь там к Государю Страстотерпцу; я, так сказать, человек, любящий кино; я знаю, что таких фильмов – он, правда, использовал другое слово, – такой субстанции (ну это его оценка) снимается много и так далее. Мне там это не нравится, но это никак не задевает и не влияет на мое отношение к Государю Императору. Но есть люди, которые считают иначе. Вот в свое время апостол Павел по этому поводу сказал, что мне вообще неважно, пища не приближает к Богу и не отдаляет от Него. Но если я знаю, что я там буду есть мясо и этим соблазню брата своего, который мясо не ест, то я не буду есть мяса вовек. Вот мне кажется, что позиция верующего человека, во-первых, она должна из этого исходить. А позиция человека пусть неверующего или художника – верующего, не верующего – не важно, – она должна тоже это все учитывать. Конечно, это все в идеале. Конечно, будь все так просто, легко и так далее, замечательный писатель Честертон не написал бы роман «Шар и крест», смыслом которого является... Там, правда, не искусство, там более жестко, там мировоззренческое столкновение, но оно как раз действительно более жесткое. Я просто вот всем рекомендую или прошу, если угодно, наших уважаемых слушателей, особенно тех, кто не понимает, о чем речь вообще идет, чё они там разбираются, все понятно, – причем и тем, кому понятно все с одной стороны, так и с другой, очень советую, сейчас у меня только вылетело из головы, по-моему, это 5-я глава, где вот главного героя, молодого католика деревенского, вдруг оказавшегося в городе и увидевшего в витрине редакции газеты «Атеист» очередного номера статью и разбившего эту витрину, приволокли в суд, и вот он там... Там короткая совершенно главка, и там даже важно два диалога с судьей. Вот знаете, знал бы, что вы у меня будете спрашивать, принес бы с собой и просто прочитал бы – как будто написано вчера, как будто по нашему случаю. Это я к вопросу о том, что «мракобесы, идиоты», «только в России это может быть» – нет, Гилберт Кит Честертон, Великобритания. И написано не сегодня, в прошлом веке написано. Пожалуйста, почитайте – очень свежо, очень. Вот поэтому есть о чем говорить. Видите, тут вот... Я сторонник, конечно, сложной картины мира. И картины, в которой мы пытаемся избегать конфликтов. Но коль скоро первое очевидно, а второе невозможно, то хотелось бы, конечно, ну какого-то понимания.
К. Мацан
– Вот вы упомянули «Шар и крест» Честертона, там, если я не ошибаюсь...
В. Легойда
– А вы говорите Че́стертон, да?
К. Мацан
– Ну так как-то у нас на радио всегда исправляют, чтобы Че́стертон – на первый слог.
В. Легойда
– Я тоже буду говорить теперь Че́стертон. Уважаемые слушатели, я хочу покаяться, что я говорил Честерто́н. А по-английски Че́стертон?
К. Мацан
– Да.
В. Легойда
– Ну тогда в принципе, по идее слово должно сохранить ударение оригинала, да, хотя это тоже не абсолютно. Вот такое лирическое отступление.
К. Мацан
– Так вот этот эпизод с судьей, по-моему, это самое начало, кстати...
В. Легойда
– Да, да ну это то ли 2-я или 5-я глава. Может, 2-я даже.
К. Мацан
– И там я помню, что меня поразило, что вот есть атеист и католик, верующий и неверующий, которые, значит, судятся в суде, и судья-то на самом деле считает их спор пустой болтовней.
В. Легойда
– Он считает его... Вы знаете, простите что перебиваю, могу ошибаться, но именно эту главу я недавно перечитывал, как раз освежал в памяти в связи с... Там даже не пустой болтовней. Он считает этот спор недопустимым. Вот, условно говоря, на кухне можете спорить, а вот так чтобы... ложки у меня пациенты глотали, было, но чтобы вот так за обедом – это от души, да. То есть считает недопустимым именно такие публичные разбирательства, такое публичное проявление несогласия, вот что его... Там же именно этот проникновенный монолог, короткий, проникновенный монолог вот этого католика, который говорит, что вы мне запрещаете защищать то, что дороже всего на свете. Вы защищаете то, что является основанием вашей жизни, а основание моей жизни, то, что делает мою жизнь осмысленной, и это вот как раз таки то, что оскорблено в этом тексте. Поэтому я не буду, я типа, он говорит, приношу извинения или как-то так, боюсь соврать, что я разбил там эту витрину, но я вот здесь торжественно даю обещание, что везде, где я встречу этого человека, я вызову его там на дуэль и так далее.
К. Мацан
– Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Ну вот что меня поразило, по крайней мере, в этой части романа, о чем я начал говорить, что не только верующему как бы отказано в праве свои убеждения там защищать. Так же в той же ситуации, по большому счету, и атеист оказался. Судья посчитал, что вообще этот спор с двух сторон абсолютно неуместен, то есть в принципе спор о мировоззрении оказался неуместен вообще.
В. Легойда
– Да, наверное, вы правы. Думаю, что да. Вы просто более глубоко, так сказать, копнули, да.
К. Мацан
– Я тоже недавно перечитывал. И поэтому они весь роман бегут от полиции, которая не дает им скрестить шпаги.
В. Легойда
– Да, разобраться.
К. Мацан
– И собственно в этом вся завязка романа: смогут ли они в итоге сразиться за свои убеждения или не смогут.
В. Легойда
– Честертон не Дюма, а так они в 3-й главе разобрались: либо подружились, либо один убил другого.
К. Мацан
– Да. И почему я об этом вспомнил. Потому что мы говорим: художник, ответственность художника, а если художник говорит: ну вот я там снял такой-то фильм, такую-то книгу написал, такую-то картину нарисовал, потому что это моя позиция. Вот я не случайно, не по недосмотру, я так вижу. И мы ему скажем: ну ты нас этим самым оскорбляешь.
В. Легойда
– Да. Вы знаете, Константин Михайлович, ведь что такое ответственность художника. Ведь, с одной стороны, это не абстракция, а с другой стороны, точнее даже не с другой, а вот это не просто не абстракция, а это некая конкретная история, которая в каждую эпоху, в силу культурно-исторического контекста, так или иначе понимается, проявляется, оспаривается и так далее. Вот, скажем, возьмите Средневековье, хотя это существовало дольше, чем Средневековье. В католической церкви была такая штука, называлась индекс запрещенных книг. Когда католическая церковь полностью контролировала интеллектуальное пространство и там, где она его контролировала, публикация книг, попавших в этот список, была невозможна. Точнее, если их публиковали, их, так сказать, уничтожали. Вот вам ответственность художника. Она, так сказать, была вполне себе, ну говоря современным термином, уголовной по самым жестким меркам. И так далее. Возьмите любую эпоху. И сегодня есть моральная ответственность, а есть уголовная ответственность. Потому что мы говорим: вот, художник может все. Да не может он все. Если художник напишет художественное произведение, где будет призывать к фашизму там, к терроризму, к чему-то, что в большинстве демократических стран запрещено законом, он понесет уголовную ответственность. Соответственно, все споры сегодня у нас связаны с тем, что, во-первых, говорят что да, художник, может, что-то себе и позволил, но за это он не должен ответственности нести, поскольку он не призывает кого-то убивать и так далее. А во-вторых, вообще есть ли здесь предмет разговора. Надо обсуждать. То что у нас, допустим, в Уголовном кодексе существует статья, которая в бытовом плане, в обиходе называют статья за оскорбление чувств верующих, она более сложно формулируется, это же не значит автоматически, что если кто-то сказал: о, здесь оскорбление – это только суд может признать, есть там оскорбление, нет оскорбления. Вот в «Тангейзере» в свое время же суд не признал претензий к спектаклю, это там рассматривалась административным судом, что они не признают и так далее. Поэтому здесь, когда мы говорим про ответственность, просто чтобы не сложилось впечатление, что вот есть закон Ома, а есть ответственность художника – это величины с точки зрения универсальности, постоянства и так далее одинаковые, которые находятся ну в некоем вот, никак не влияющем на них культурном пространстве. Это не так. Ответственность художника там в дореволюционной России, где православие было государственной религией, она была другой. По закону была другой. И не только художника, кстати сказать, естественно. Поэтому сегодня вот мы дискутируем, понимаете, это же связано сегодня вообще с пониманием искусства, там акционизма, вот в широком смысле слова, допустимости, не допустимости. Я недавно читал интервью замечательное Гафта, нашего выдающегося актера, который говорит, ну человек, когда заходит в уборную, он дверь закрывает за собой. А сейчас искусство считает, что вот если ты это делаешь с открытой дверью, то это предмет вот уже, так сказать, такого... Поэтому это же все связанные вещи. Это другая проблема, но эти вещи связаны, это вопрос ответственности тоже, да, какой-то. И даже не ответственности, знаете, а вот содержания искусства. Содержания искусства. Просто вот когда-то, может быть, было более актуальна проблема искусства ради искусства. Которое вот, например, на мой взгляд, интереснейший русский искусствовед, философ Тарабукин называл дегустацией чая или вина ради самой дегустации. Ну вот это его определение. У него есть и более жесткое, он говорит, что это холостой ход машины – так называемое чистое искусство, искусство ради искусства, да, что в искусство первична все-таки идея, по мнению Тарабукина. Ну вот а сегодня все споры от искусстве, они так или иначе связаны с формами современного искусства. Даже современное искусство обычно нередко, когда говорят современное искусство, подразумевают акционизм, что, конечно, наверное, неверно терминологически, но вот контекст такой. С одной стороны. С другой стороны, для России современной актуальна проблема госфинансирования, да, есть там крайние позиции, есть много других, промежуточных. Но вот знаете, я недавно был в одной компании, скажем так, и там сидели люди, опять же, скажем так, из близких к сфере искусства. И они ностальгически вспоминали 90-е годы. А я, с одной стороны, не сторонник того, что если ты вспоминаешь 90-е, то надо обязательно сказать: страшные, ужасные и так далее. С другой стороны, мне было очень интересно: а что, в чем ностальгия-то? И знаете, что поразительно. Когда, так сказать, я собеседника прижал к стене, да, этим вопросом: а собственно о чем ты тоскуешь? От говорит, как о чем? Бабки давали просто так и не просили никакого отчета, да. И я понял, что конечно, этому вот человеку, который вот в этой системе координат, очень сложно его убедить в том, что сейчас нечто изменилось к лучшему, а тогда было что-то, что... У него простая история: он творец, ему – это вот, простите, я цитирую, – бабки давали и вообще не спрашивали ничего. Была возможность у людей, вот им нравилось: поддерживаем художников. Чего он там ваяет, откуда, из какого сора растут эти стихи и стихи ли это вообще. Понимаете?
К. Мацан
– Ну вот вы сказали об этой ключевой роли идеи в произведении искусства, а отсюда как-то остается шаг до того, чтобы спросить: а должен ли тогда художник, с вашей точки зрения, стараться сделать мир лучше?
В. Легойда
– Ну с моей точки зрения, он не просто должен, тут все просто: я поклонник авторитетов. Не безусловный и не любых, но я считаю, что вот знаете как, по известному выражению средневекового мыслителя, да, по-моему, что мы карлики, стоящие на плечах гигантов, ну если не буквально, то, в общем, даже если у нас есть гиганты, то они тоже не плечах гигантов. Вот великий, совершенно точно великий Данте, или как его называли у нас раньше, Дант, известен, в том числе и выражением о том, что задача художника провести человека из ада в рай. Поэтому с моей точки зрения, вот если ты из ада в рай – это искусство. Вот если ты в этой находишься, так сказать, этот вектор определяет твое творчество. Если ты из рая в ад... Это не значит, что нельзя ад показывать. Для чего? Вопрос: для чего, да? Конечно, в искусстве может быть болезненность, там вот... Ну я не знаю, возьмите фильмы Балабанова, особенно некоторые. Вот мне не просто их тяжело смотреть, я в какой-то момент теряю ну вот понимание... ну это очень тяжело. Я считаю, что просто это может быть даже травмой психики неподготовленного человека. Потому что искусство, ведь оно... Ну эти картинки, они с тобой остаются, они влияют, как замечательно одна моя знакомая сказала: искусство может оказывать влияние на уровне головы, может на уровне сердца, а может на уровне половых органов. И это так, и с этим ничего не сделаешь. И в этом сила искусства, что оно влияет, это запоминается, с человеком живет. Это, конечно, не меняет человека, потому что тут я согласен с Андреем Сергеевичем Кончаловским, абсолютно согласен, что если бы искусство меняло людей, то мы бы давно, прочитав хорошие книги, сразу становились бы белыми и пушистыми. Этого не происходит. Но это не значит, что влияния нет. Это не значит, что его нет. Оно может по-разному проявляться, оно может вызывать какие-то... Ну тема оскорбления, она, конечно, специфическая, и вот это – конфликты, ответственность у художника, – она неразрешима в простых понятных терминах. Хотя юридически это зависит от ситуации момента. Вот мы сегодня считаем, что вот это нельзя. Вот в законе это есть: нарушил – отвечай.
К. Мацан
– Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО сегодня с нами в программе «Светлый вечер». В студии Константин Мацан, мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.
К. Мацан
– Еще раз здравствуйте, это «Светлый вечер», в студии Константин Мацан. Сегодня пятница и, как всегда по пятницам, у нас в гостях Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ. Мы обсуждаем, на мой взгляд, интереснейшую тему религии и искусства. И вот мне кажется, вот эта пара, она долгое время, возможно, была незаслуженно такой забытой с точки зрения обсуждения. Говорили о науке и религии, вот вера и знание, доказуемое, недоказуемое. А вот пара религия и искусство с точки зрения просто познания мира вокруг обсуждалась меньше.
В. Легойда
– Ну сейчас-то больше обсуждается в ситуации момента.
К. Мацан
– Это хорошо?
В. Легойда
– Да Бог его знает... Понимаете, тут как ко всему этому относиться. Ведь, мне кажется, что во многом это связано с тем, как относиться. Потому что, что мы из этого выносим, какие мы делаем выводы. Я считаю, что все вообще хорошо, за все слава Богу. Вопрос, какие мы сделаем выводы, какими мы из этого выйдем. Ну обсуждается, значит это помогает. Чем хорошо, я не уверен, не хочу уходить в такие банальности и в общие или противоположно общие места, не уверен, что в споре рождается истина. Но в споре совершенно точно оттачиваются формулировки, уточняются термины, уточняются аргументы, принимаются или не принимаются аргументы. Поэтому тот факт, что дискуссия идет, с точки зрения не просто там развития полемического искусства, а с точки зрения формулировки позиции это очень хорошо. Ну, простите, христианские догматы были сформулированы в виду того, что вынуждены были первые христиане давать ответы на предъявляемые к ним, так сказать, вопросы, претензии и так далее. Поэтому нельзя недооценивать значение спора и дискуссии. В этом смысле, кстати сказать, в споре тогда истина если не родилась, то была сформулирована на определенном языке, который был бы понятен там интеллектуальному миру того времени и так далее. Поэтому, ну наверное, хорошо. Плохо только одно, когда, видите, вот есть дискуссия, есть спор, есть диалог, а есть бессмысленный ор, есть взаимные обвинения, есть спор, в котором действительно ничего, кроме ненависти, неприязни друг к другу родиться не может. Это как, знаете, вы хорошо хорошую провели параллель, ну или вспомнили, да, если это не параллель была, то вспомнили: религия и наука. Ведь там содержательных разговоров тоже не так много. Потому что сознание, может быть, со мной не согласятся многие, но я считаю, что сознание обывателя сегодня, особенно обывателя, говорящего, что вот там наука все открыла и прочее, он себе о науке имеет представление где-то на уровне человека конца XIX века. Он вообще не понимает, какова научная картина мира сегодня. Потому что для этого, простите, нужно хотя бы пройти нелюбимый многими студентами МГИМО курс концепции современного естествознания, чтобы говорить, что у меня есть хоть какое-то представление... Ну не нелюбимое, а вот вызывающее, так сказать, особый трепет.
К. Мацан
– Сложно сдаваемый.
В. Легойда
– Сложно сдаваемый, да, это любимый, но сложно сдаваемый. Поэтому здесь, вот в этих спорах на уровне там бульварных газет, если говорить языком прошлого века, и каких-то кухонных дискуссий, это, в общем, там нет обсуждения проблемы религия и наука. Так и здесь: искусство – часто кричат, не понимая о чем, мне кажется, речь.
К. Мацан
– Ну вот коль скоро зашел разговор о науке, мне недавно очень сильно повезло: я общался с одним атеистом – как-то мы сегодня об этом уже говорили на примере Честертона, о разговоре верующего с атеистом вот в мировоззренческом споре. Почему повезло, потому что ну как-то общаешься по жизни там с людьми...
В. Легойда
– Редкая птица.
К. Мацан
– Скажем так, в основном со своими единомышленниками, и какие-то вопросы, которые у людей неверующих возникают, кажутся уже давно решенными, понятными, вот уже мы это много раз обсуждали. А на самом деле человек живет реально, наш современник, живет, работает, журналист, и вот для него это важно. Например, действительно, он меня спросил, вера оперирует неверифицируемыми категориями: жизнь после смерти, спасение – как я могу вот в этом быть уверенным, если нет критериев, чтоб это измерить. Вот что бы вы могли такому человеку ответить?
В. Легойда
– Ну конечно, вера оперирует неверифицируемыми категориями. Если бы вера оперировала верифицируемыми категориями, это была бы не вера, а знание. И это просто принципиально другой феномен. Потом мне есть много, что ответить, вот отталкиваясь от этого. Во-первых, я бы сказал, например, что тем самым мы говорим, действительно дифференцируя разные сферы человеческой жизни, что в человеческой жизни есть и вера, и знание. И они не обязательно должны быть, знание может быть научным, оно может быть бытовым, например. А вера не обязательно должна быть религиозной. Потому что есть многое в нашей жизни, что мы принимаем на веру, не имея для этого верифицируемых данных, и тем не менее это, так сказать, помогает нам жить, не мешает жить. Это первый комментарий, который бы я сделал. Второй заключается в том, что тот факт, что наука оперирует верифицируемыми данными, опять же смотря какая, да, ну потому что чем больше мы будем сдвигаться с полюса точных наук к полюсу, допустим, гуманитарных, точнее даже естественных скорее, потому что точные науки это тоже науки, оперирующие идеальными категориями, которых в реальности нет – равенство там, еще что-то...
К. Мацан
– Точка, прямая.
В. Легойда
– Да. А чем больше мы будем сдвигаться в сторону гуманитарных наук, тем больше там будет возникать вопросов. Но тем не менее... Особенно когда уж мы ввергнемся в область таких наук как психология там, чего уж тут говорить, какие уж тут верифицированные, так сказать, данные, на каких объемах, какое количество экспериментальных данных можно считать достаточным для того или иного вывода и так далее. Но представление о науке как о том, что вот, условно говоря, наука объективна, в ней есть доказательства, с помощью которых мы познаем истину – это описание XIX века. Вот это тоже надо понимать. Почему я говорю, это представление XIX века. Потому что не доказательства там, а обоснования скорее, не истина, а особая научная картина мира. И вот не объективность истины, а особая научная картина мира, которая вот, да, своя специфическая, да, строится по своим законам. Поэтому это все такие сложные достаточно материи. А вера – да, вера прыжок в пропасть, как, по-моему, Бердяев говорил. И ты либо разобьешься об острые камни, либо тебя, так сказать, подхватят ангелы и понесут. Но для этого надо прыгнуть. А так можно простоять и, так сказать, закиснуть спокойно. Поэтому в этом смысле я бы с ним согласился. Другое дело, что дальше можно говорить о том, столько в нашей жизни того, какая часть нашей жизни связана с точными данными, с тем, что, так сказать, квантируется принципиально, а какая связана вот с тем, что мы иррационально принимаем те или иные решения. Ну и так далее и тому подобное. Потом вера это же, понимаете, тут вот опять же можно сказать, что вот искусство – вообще вся сфера жизни, основанная на ощущениях. Да вообще в каком-то смысле, с точки зрения потребителя определяемая двумя простыми категориями: нравится – не нравится. Можно сказать: как можно относиться там к этому-то, если здесь вот нельзя... Ну как вот, можно ли доказать, что поэзия Пушкина хорошая, а Маяковского плохая? Очень сложно, да. Можно, конечно, доказать в значении влияние на... значение на... да, очень легко доказать, что Высоцкий народный поэт, это можно доказать верифицируемыми данными, да. Но заставить человека полюбить Высоцкого, например, невозможно. Это специфика искусства. А у религии своя специфика. И так далее. То есть интересный разговор мог бы получиться с вашим другом-атеистом.
К. Мацан
– Ну может быть, мы его приведем как-нибудь в студию и пообщаемся.
В. Легойда
– Конечно.
К. Мацан
– Ну а вот очень близко к тому вопросу, который мы только что обсудили, стоит другой вопрос, который, кстати, тоже услышал вот в подобного рода дискуссии. Мне не нужна религия, – говорит человек, – потому что мне и без нее нормально живется, я не вижу в ней практического смысла никакого. Вот что бы вы тут ответили?
В. Легойда
– Ну не нужна – не нужна, хорошо. Ну и живется. Может, и музыка не нужна, а может, тебе еще что-то, многим без чего-то живется. Тут единственное, что я глубоко убежден в том, что отличие религии вот от любого... Ну кому-то не нужна политика, он говорит, я аполитичен. Раньше говорили: телевизор не смотрю, теперь можно сказать: новости в интернете не читаю, и мне вообще все равно, какие выборы, там ничего не знаю, знать не хочу. Аполитичным человек может себе позволить быть, не интересоваться искусством можно. На мой взгляд, специфика и особенность, не проблема, а специфика и особенность религиозного вот этого мира всего и пространства заключается в том, что этот вопрос перед тобой обязательно встанет. Вот вопрос, связанный с искусством, может не встать. Политический может не встать. Ты можешь даже быть лишен экономических проблем, либо в силу там изначальной и там посмертной обеспеченности, либо в силу принципиальной ну не заинтересованности в материальной стороны жизни. А вот религиозный вопрос, он так или иначе, в той или иной форме – более острой, менее острой, раньше или позже – он перед любым человеком встает. Я глубоко убежден. Причем глобально два момента. Первый вопрос это момент смерти: зачем, почему, для чего и так далее. А второй момент это момент человеческого одиночества. Вот я убежден глубоко, что это же та самая пресловутая проблема смысла жизни. Кто-то говорит: да ну, бросьте там, заморочки там, это все ерунда, причем здесь, все понятно – carpe diem и прочее. А вопрос одиночества. Человек, любой человек тотально одинок. И он переживает вот это, он мучается, он пытается понять, что это такое. А это, в общем, вопрос, который так или иначе выводит на религиозный поиск, на мой взгляд.
К. Мацан
– Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну а то, что вы сказали о религии как ответе или попытке ответа на вопрос смерти и вопрос одиночества – это можно было бы назвать, вот в терминах опять-таки моего этого заочного вопрошателя, практическим смыслом?
В. Легойда
– Да Бог его знает, как бы назвал это ваш заочный вопрошатель. Вот я вообще, понимаете, я вырос во время, когда одна один из тезисов таких, мемов, говоря современным языком, мифов, говоря не совсем современным языком, точнее не только современным, он заключался в том, что нас пытались убедить: религия оторвана от жизни. Вот есть мир реальной жизни, мир такой down-to-earth, как сказали бы на Полтавщине, так сказать. А есть вот какие-то заоблачные мечтания – это вот религия. Религия это выдумки, это то, что не имеет отношение к практической полезности. На самом деле, вот я глубоко убежден, что самый острые практические вопросы, не сиюминутные там: накормить, напоить, хотя здесь тоже везде контекст, да. А почему я не могу себе позволить, да... Вся классовая борьба, извините меня, связана с таким фундаментальным мировоззренческим вопросом: а почему эта собственно одни, а другие там – все переплетено. И вот религия как раз таки, она на самые насущные вопросы отвечает. Потому что ну вопросы, я не знаю там, те, которые мы решаем ежедневно, при всей понятности их остроты и прочее, они все-таки дальше, чем какие-то вопросы, которые мы не можем решить в течение дня или месяца, которые нас преследуют постоянно. Потом знаете, можно ведь и по другому сказать. Вот это, может быть, не совсем привычно будет для кого-то, но религиозный вопрос это вопрос счастья человеческого. Потому что если допустить, что человек создан, то, скажем, естественно, христианское понимание, оно же говорит нам, что человек был создан не для того, чтобы мучиться и страдать. Может быть, опять же для кого-то прозвучит неожиданно. Человек был создан не для того, чтоб мучиться и страдать. Бог создал человека, чтобы он был счастлив. Это не терминология там священных текстов, но по сути, говоря языком современным, Бог, конечно, создает человека для счастья. Прочитайте внимательно первые главы Книги Бытия: человек создан, чтобы он был счастливым. И увидел Бог, что это хорошо. И сказал Он Адаму и жене и так далее. То есть там все на современный язык совершенно понятно, хорошо переводится. Но, по тем или иным причинам, которые, наверное, сегодня уже не смогут быть предметами нашего разговора, вот человек не смог реализовать это или в жизни человека не реализовался этот замысел. А есть какой-то более практический. Ну вопрос зарплаты можно решить. Ну всем же, я сейчас банальные вещи буду говорить, но решение ежедневных практических вопросов не делает человека несчастным или счастливым. Оно делает, может, жизнь более удобной, менее удобной, может быть, там и так далее. А несчастным или счастливым делает вас именно прагматика такая глобального масштаба. А религия, вот вся религия про это. Притом что когда ты выходишь, когда ты приобретаешь религиозный опыт, ты понимаешь не разумом, а жизнью ощущаешь, что вот этот на самом деле твой религиозный опыт, он и пронизывает всю твою жизнь во всех ее мелочах. Знаете, вплоть до... Не знаю, до мытья посуды. Это как я недавно видел ролик одного батюшки на ютюбе и там, знаете, человек вопрошает его: вот я сегодня причастился и хочу побыть в тишине, в молитве, вот провести это день, а жена тащит меня на концерт, она не очень верующая, вот хочет, чтобы я с ней пошел на концерт. Вот как мне объяснить, что я вот там... А батюшка так, ну дочитав этот вопрос, говорит: а может вам сходить на концерт? Тем более, что вы туда не рветесь, а вот вы пойдете навстречу жене. Вот это же все об этом. Разве это не практичные вещи?
К. Мацан
– Очень практичные. Я сейчас вспоминаю еще один реальный вопрос, который совершенно в другой ситуации высказала тоже одна моя знакомая, тоже атеистка...
В. Легойда
– Ну вот видите, а говорите, что у вас все знакомые не атеисты.
К. Мацан
– Ну вот как-то целых два, несколько. И она сказала следующую вещь. Говорит, я не верю в Бога, мне пока кажется, что я могу справляться сама. И я тогда подумал о том, насколько вообще... Не нашелся, что ей сразу на то ответить, но потом я об этом думал и думал о том, что насколько в принципе религия это про то, чтобы справляться или не справляться самому. Насколько часто мы встречаем такое отношение к религии, что это какой-то некий ресурс, помощь, и в принципе оно так и есть, мы же говорим про Божию помощь. С другой стороны, наверное, все к этому и сводится?
В. Легойда
– Вы знаете, и да, и нет. Вот здесь совершенно четко «фифти-фифти»,потому что, конечно, христианство все про то, что я сам справиться не могу. Совершенно однозначно, на мой взгляд. Не в смысле, что этим исчерпывается христианство, а в смысле, что когда человек пытается разобраться с последствиями того, что богословие называет первородным грехом, то он понимает, что он сам с этим справиться не может. Но это не связано с тем, чтобы решить вопрос с кредитом, поиском профессии, отношением с женой, воспитанием детей. Это вопрос другого уровня. Поэтому в этом смысле да, но я думаю, что ваша знакомая имела в виду скорее всего другое, и поэтому в этом смысле нет. Точнее в другом смысле нет. Потому что, конечно, это знаете, это вот представление о религии, которое было когда-то и когда оно стало меняться, поэтому стали пророчить смерть религии. То есть условно говоря, когда считали, что религия возникла, потому что человек не мог объяснить, что такое гром и думал что это боги гневаются, то когда стало понятно, что это явление природы, не связанное с проявлением Божественного прямым, то стало понятно, что вот мы будем справляться сами, да: зачем нам Бог, мы поставим громоотвод. Ну, во-первых, бывают ситуации, когда ничего не помогает – ни врачи, никто. Но это ситуации, конечно, не мести и не урока, а это вот просто тайны, которые мы никогда не разгадаем. Это важная оговорка, потому что кто-то считает, что вот тебе там... будешь – тебе покажут, кто в доме хозяин. Конечно, Господь так, на мой взгляд, не поступает. Это представление о Боге как о каком-то злом супермене таком. А с другой стороны, конечно, просто неверное представление о религии приводит к неверным выводам. То есть понимаете, условно говоря, человек рисует себе бога и говорит: не, я без этого бога справлюсь. То есть она в своей системе координат абсолютно права, только к христианству это не имеет никого отношения. Ну знаете, помните этот знаменитый разговор митрополита Антония Сурожского с кем-то, когда тот сказал: я не верю в Бога, Который... И дальше человек перечислял, значит, в его понимании характеристики Бога. На что митрополит Антоний сказал: так и я не верю в такого бога. Наш Бог совсем не такой.
К. Мацан
– Вы как-то и не раз говорили о том, что для вас приход в Церковь был связан с интеллектуальным поиском и вообще, в принципе...
В. Легойда
– Ну это, конечно, я так себя, да...
К. Мацан
– Вы же говорили.
В. Легойда
– Говорил, говорил. Ну я имел в виду, что он не был связан с трагедией, с «прошла любовь – завяли помидоры» или там с каким-то глобальным вот «зачем жить». Нет, у меня было ну просто интеллектуальный...
К. Мацан
– Просто я вправду все больше и больше последнее время сталкиваюсь с вопросами к Церкви со стороны тех, кого можно назвать, ну скажем так, громким и почетным словом «интеллектуал». И вот человек говорит: вот есть некоторые явления в церковной жизни, вот есть бабушки, которые как-то странно себя ведут. Не то что они злые там, не об этом, не о том, что в храме там какая-то попалась женщина в плохом настроении, которая как-то вот с твоей точки зрения неучтиво себя повела, хотя она могла вовсе ничего не иметь в виду. А вот, например, там женщину, не знаю, смущает то, что в ванной в раковине вот то место, куда стекает вода, там получается из железок такое перекрестие. И вот если мы туда спускаем воду, там как-то там чистим зубы, то мы, получается, плюем на крест. Это реально, это я сейчас не придумал с потолка, это реально. И для человека абсолютно реальный вопрос: как я могу быть вот, скажем, в одном поле, в одном лоне с людьми таких взглядов, таких убеждений. Ну я так думаю, что вам, наверное, таких вопросов в голову не приходило. Но в принципе человек вот высокой культуры может как-то...
В. Легойда
– Ну знаете, я недавно общался с одним человеком, которого вы, наверное, тоже бы отнесли к интеллектуалам. И когда мы прощались, я ему случайно наступил на ногу, он мне сказал: ой, наступи немедленно мне. Причем это было сделано без тени шутки. Я думаю, что этот человек тоже в голос бы смеялся над вашей историей. Но принципиальной разницы между ними я не вижу. Или «на себе не показывай» вот это знаменитое или «тьфу-тьфу-тьфу» и коснуться дерева – это не вытравливаемо, в том числе из наших интеллектуалов. Хотя я вам искренне завидую, поскольку я давно не общался вот с интеллектуалами, так чтобы их было много. То есть, слава Богу, моя работа связана с интеллектуальной деятельностью какой-то, и я, слава Богу, есть, безусловно, я все общаюсь с интеллектуалами...
К. Мацан
– Я сейчас с вами общаюсь в эфире.
В. Легойда
– Да. Ну я просто имею в виду, что чаще вот непосредственное осуществление моих действий, оно... Вот когда я был аспирантом нашей с вами альма-матер и ездил на философские конгрессы – вот это было концентрацией интеллектуалов. И я помню, через какое-то время, через большую паузу я пришел на семинар к Сергею Сергеевичу Хорунжему и получал такое наслаждение от того, что я не понимал процентов 30 минимум от того, что говорилось, то есть в принципе не понимал. Ну не потому, что это был идиотизм, а потому что это было, так сказать, beyond my comprehension, как сказали бы теперь уже в Рязани. Ну а так, какие интеллектуалы? Ну это так, работники, которых скоро заменят компьютеры.
К. Мацан
– Ну хорошо, люди с каким-то представлением об уровне образования, там об уровне... ну какой-то степени прочитанных книг.
В. Легойда
– Ну я понимаю, о чем вы говорите, простите, ну это я немножко вредничаю так, да. Все понятно конечно. Я просто хочу сказать, что пример, который вы привели, он скорее о суевериях. В этой среде, вот таких людей, суеверия очень распространены. Если они хоть как-то еще если не оправданы, то понятны в среде там летчиков, моряков, подводников и так далее, то вот среди свободных интеллектуалов – это забавно.
К. Мацан
– А нет тут какого-то высокомерия по отношению, скажем так интеллигенции к простому человеку?
В. Легойда
– Есть, наверное. Ну наверное, у кого-то высокомерие, у кого-то скудоумие.
К. Мацан
– Спасибо огромное, Владимир Романович, за беседу.
В. Легойда
– Спасибо вам.
К. Мацан
– Сегодня была пятница и, значит, у нас в гостях в студии радио «Вера» был Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО. В студии был Константин Мацан. Спасибо большое, до свидания.
В. Легойда
– Спасибо вам.
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.