"Церковь и Казачество". Светлый вечер с митрополитом Ставропольским и Невинномысским Кириллом (25.05.2017)

У нас в студии был глава Синодального комитета по взаимодействию с казачеством митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл.

Владыка поздравил слушателей с праздником Вознесения, поделился своими впечатлениями от встречи мощей святителя Николая в Москве, а также рассказал о деятельности возглавляемого им Синодального комитета и о том, почему 90 процентов казаков называют себя православными.

---

А. Пичугин

— В студии светлого радио приветствуем вас мы: Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин!

А. Пичугин

— Сегодня у нас в гостях вместе с нами и с вами эту часть «Светлого вечера» проведет митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл — председатель Синодального комитета по взаимодействию с казачеством, член Совета по делам казачества при Президенте России. Владыка, здравствуйте!

Митр. Кирилл

— Добрый вечер!

А. Пичугин

— Мы с вами выходим в эфир в праздник Вознесения, поэтому начинаем с того, что поздравляем и вас с этим праздником, и наших слушателей. Такой чудесный день!

Митр. Кирилл

— Дорогие ведущие и дорогие радиослушатели, я сердечно всех поздравляю с праздником Вознесения Господня, одним из двунадесятых праздников, а значит, самых главных в году. И, конечно, хотел бы также поделиться своими глубокими духовными впечатлениями от принесения совершенно недавно, несколько дней назад, мощей святителя Николая Чудотворца из города Бари. Я участвовал в Божественной Литургии, которую возглавлял Святейший Патриарх Кирилл, и участвовало более 50 архиереев Русской Православной Церкви и из других Церквей. И, конечно, огромная «ниточка» людей (и даже не «ниточка», а в несколько рядов!), которую вы, может быть, и сами наблюдали или сами были участниками. И я, конечно, желаю каждому из вас помощи святителя Николая, и, если будет такая возможность, конечно, посетить храм Христа Спасителя и приложиться к этим святым мощам.

А. Митрофанова

— А как вы, владыка, понимаете эти очереди? Зачем они? Знаете, ведь есть же разные мнения по поводу того, что происходит в таких ситуациях у храма Христа Спасителя. Кто-то считает, что это просто ажиотаж — у нас же, знаете, как люди любят где-нибудь постоять, и чтобы все вместе, вот так. Кто-то видит, наоборот, такую форму подвига, говорит о том, что, если, допустим, частица мощей святителя Николая есть в каждом втором храме (я, конечно, преувеличиваю, но в очень многих храмах России и в свободном доступе, пожалуйста, никто не мешает — приходите и молитесь), но здесь смысл именно в том, чтобы какое-то усилие совершить, в том числе и усилие духовное, и усилие физическое, и побывать в этой очереди, и предпринять своего рода паломничество. Кто-то говорит о том, что у нас все верят в чудеса, «мы все спешим за чудесами», и вот к святителю Николаю, собственно, за чудесами в этой очереди и стоят. Мнения самые разные. Вы как считаете? Что же это всё-таки за история, когда мы вот так воспринимаем приезд к нам большой святыни?

Митр. Кирилл

— Вы знаете, вы уже сказали в своих рассуждениях, называя разные мнения, то мнение, которое мне совершенно понятно, близко и естественно. Это действительно определенный подвиг человека, и паломничество к святыне как некий труд, который он предпринимает перед тем, как приложиться к святыне. Тем более в наше время, в такое очень скоростное, когда мгновенно можно оказаться в совершенно другом полушарии, на другом материке, когда по телефону можно сегодня разговаривать со всем миром, чуть ли не одновременно, и в течение 10 минут переговорить с огромным количеством людей в разных точках мира, и даже с космонавтами. Понимаете, какой сегодня быстрый мир! И если мы не будем останавливаться и думать о духовных вещах, то в таком случае мы никогда их и не увидим, мы никогда не почувствуем и не поймем, что такое духовные вещи, что такое духовная жизнь, в какое время мы должны думать о Боге, как, конечно, не в то время, когда мы, например, стоим на богослужении. Говорят, что русские службы — длинные, а монашеские еще длиннее. Вы знаете, когда я бываю на Афоне и совершаются ночные богослужения, а они бывают и по шесть, и по восемь часов, по-разному. Там, правда, есть, как правило, для монахов и для всех присутствующих такие места, где можно немножко облокотиться, даже, может быть, присесть во время чтения определенных молитв и кафизм, например, но это всё равно 6-8 часов. А начинаются ночные службы, скажем, в 2 часа ночи по нашему московскому времени. Там время византийское, оно немножко другое. Первые полчаса ты вроде бы всё нормально воспринимаешь, ты уже проснулся, подготовился, потом начинаешь в дрёму какую-то впадать, потому что реально это ночь, и полумрак, одни лампадочки горят, такое негромкое пение или чтение, может быть, монотонное, а в греческих монастырях еще и по-гречески. Но в какой-то момент, вы знаете, когда, казалось бы, уже одолевает невероятная сонливость и усталость, включается какое-то второе дыхание, и только после 3-4 часов и, может быть, даже не в первую ночь пребывания на такой службе на Афоне, ты начинаешь молиться. Вот это второе дыхание — это последствия труда, последствия подвига, последствия молитв и окружающих тебя святынь, которые находятся в этом храме. Вот это и есть, наверное, настоящая молитва.

А. Пичугин

— То есть происходит такая духовная акклиматизация?

Митр. Кирилл

— Да. Или, например, когда тяжело или неожиданно страшно, то какая сила молитвы!

А. Митрофанова

— Это да!

Митр. Кирилл

— Или, когда всё нормально, всё спокойно, вот попробуйте… У меня тоже это было, когда на службе стоишь длительно или какие-то непростые паломнические поездки, когда стоишь час, стоишь два. Ну, наверное, может быть, тебе и позвонят в очереди, когда ты стоишь на улице по каким-то делам, но в то же время ты, конечно, вольно-невольно начинаешь свой взор обращать на свою жизнь, на все обстоятельства, на какие-то проблемы. И всё больше и больше мысли идут к святителю Николаю, к тому, так сказать, сосредоточию, к которому ты и пришел поклониться, и, конечно, это время молитвы не заменить порой даже какими-то долгими акафистами, еще чем-то. Вот этот труд, конечно, очень полезен и очень нужен. Я, если можно, расскажу один случай, близкий к тому, о чем мы говорим. В Санкт-Петербурге была одна семья, отец один воспитывал своего сына, сын был уже достаточно взрослый и беспутный: пил, по ночам гулял (денег было достаточно в семье), а в дневное время отсыпался. И вот отец, когда умирал, попросил его дать только одно обещание: «Я тебя прошу, дай мне обещание 40 дней по одному часу в течение дня в этой комнате у моей постели, где я умер, находиться в полном одиночестве с закрытыми дверьми, ставнями, лампадочка горит, свечи горят. Только один час в течение 40 дней!» Похоронили отца, сын напился и раз, и два, и три, и погулял, чтобы как-то «прийти в норму», забыть об этом печальном событии, а денег отец оставил очень много, огромное наследство. И вдруг он вспомнил о своем обещании отцу. И вот в первый день он с огромным трудом просидел этот час, потом уехал с друзьями опять, погулял. На второй день вспомнил — посидел, в третий, четвертый, пятый, и уже, может быть, после двадцатого дня он один час, находясь наедине без этих пирушек, без этого шума, без этих искушений и друзей, понял, что он пропадает, если будет жить так, что он промотает наследство отца и его жизни придет конец. Вот, что значит заглянуть внутрь себя! И вот это «внутрь себя», наверное, есть и в стоянии в очереди к святым мощам. Очень полезная вещь!

А. Митрофанова

— Иными словами, это такой же смысл, как и у паломничества, когда человек выделяет определенное время в своей жизни для того, чтобы посвятить его исключительно Богу. Или во всяком случае, если не исключительно (так мало у кого, наверное, получается), то приоритеты расставить так, что хотя бы на это время в жизни на первом месте были размышления о соответствующих сторонах в этом мире и о присутствии Бога в нем. Потому что, если раньше, например, паломничество было связано с физическим трудом, когда люди пешком шли из пункта «А» в пункт «Б», а пунктом «Б» зачастую была Святая Земля, и не факт, что после этого человек вернется назад — это было связано с серьезными рисками и для жизни, и для здоровья и т.д. Сейчас, куда бы мы ни направились, везде для на есть вполне комфортные, приемлемые условия, и в том числе средства передвижения тоже в духе XXI века, всё в порядке.

А. Пичугин

— Для тех, кому это доступно!

А. Митрофанова

— Да, но всё равно есть и какие-то эконом-варианты, это в любом случае по уровню комфорта несопоставимо с тем, что было, например, с паломниками эпохи Средневековья или даже XIX века. И в этом смысле, наверное, сегодня то, что это хоть какая-то возможность… В этом и смысл паломничества, чтобы выделить хоть немного времени, хоть 2-3 дня, но так, чтобы эти дни были посвящены Богу.

Митр. Кирилл

— У меня есть тоже свое мнение и оно близко, конечно, к тому, что вы говорите. Я считаю, вообще, что главный отдых для человека — это духовный и психологический отдых. Физический отдых — это, знаете, нужно выспаться пару дней…

А. Митрофанова

— Когда есть такая возможность. (Смеется.)

Митр. Кирилл

— Ну, дай Бог, если есть возможность, то, может быть, десять раз какие-то процедуры провести, принять какие-то оздоровительные ванны или, может быть, какой-то массаж у специалистов, что в санаториях обычно бывает, и в принципе, даже, может быть, не отрываясь от работы, и этого вполне достаточно для восстановления физических сил — для этого нужно немного времени. Лежать месяц на пляже — это, на мой взгляд, невыносимо. Отдых духовный и психологический! А для этого как раз, мне кажется, очень удобно паломничество. Посмотрите, во-первых, ты меняешь место, ты забываешь о проблемах, о том месте, где ты был, где тебя что-то беспокоит. Во-вторых, вот сегодня есть паломничество в Крым, послушайте, это такие красоты, эти горные монастыри! Или тот же Афон взять, Иерусалим — это и пальмовые рощи, и иудейская пустыня, камень, песок. И то, что описывалось, где подвижники как Мария Египетская и другие — всё это по-прежнему именно так и осталось по сей день. Это и Мертвое море, горные вершины. Это огромный восторг от природы, от общения с новыми людьми, это возможность забыться, и в то же время это та духовная составляющая, которой в первую очередь нужно дать отдых.

А. Пичугин

— Мне тоже казалось одно время, вернее, кажется до сих пор, что лежать на пляже сутками, особенно на протяжении, скажем, двухнедельного отпуска — это совсем никуда не годится. Но потом я пообщался с людьми, у которых действительно очень тяжелая физическая работа, она связана с производством разных металлов, с шахтерским трудом, еще с чем-то таким похожим, и вот я понял, что я, наверное, ошибался, потому что есть люди, для которых две недели лежать на пляже, просто закрыв глаза, и не думать ни о чем — это единственная возможность как-то отдохнуть от этой неимоверной тяжести работы.

Митр. Кирилл

— Вы знаете, я этого не говорил, конечно, что это неправильно.

А. Пичугин

— Ну это мне так казалось.

Митр. Кирилл

— На мой взгляд, я так не смогу и никогда не было такого в моей жизни. И всё-таки на своем опыте скажу, что в первую очередь человек должен духовно отдохнуть и отдохнуть психологически. Конечно, чуть подальше уехать от проблем, которые нас одолевают каждый день, расстояние очень здорово как бы дает забыться. И, конечно, нужно окружить себя хорошими людьми и хорошими впечатлениями. Но, когда, скажем, на мой взгляд, пустое времяпровождение на пляже сопряжено с бездуховным поведением, то это дает возможность вроде бы физически где-то и восстановиться, но духовно человек приезжает еще более ущемленным и обедненным. Вот это самое страшное! А это сплошь и рядом. Бывает, когда кругом шум и музыка, и всё остальное. Конечно, приходится бывать на побережье. Но, допустим, все мои поездки на побережье черноморское, кипрское, скажем, или Афон (это тоже побережье моря), и Иерусалим — всё-таки это паломничество. Кто-то, может быть, там может и искупаться (у нас на это время есть), кто-то может и в бассейн в гостинице пойти вечером, кто-то, допустим, какие-то другие процедуры принять, но каждый день у нас паломническая поездка, например, по Кипру — вы знаете, такие монастыри! И мы службу послужили, мы исповедовались и причастились, вечером я посидел на балконе у моря и подышал этим воздухом. Вот для меня этого достаточно, потому что я в первую очередь духовно получаю заряд, а всё остальное, конечно, нужно в тонусе держать свое тело — это понятно. Нужно стараться много гулять и дома, и тем более где-то в таких паломнических поездках, и почему бы и тренажер не использовать. Всё-таки паломничество, как отдых духа и такая психологическая разгрузка, я считаю, главным средством отдыха человека.

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у радио «Вера» сегодня митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл — председатель Синодального комитета по взаимодействию с казачеством, член Совета по делам казачества при Президенте России.

А. Митрофанова

— Собственно, по поводу казачества, владыка, это основная тема нашего сегодняшнего разговора.

Митр. Кирилл

— Да-да.

А. Митрофанова

— Просто поскольку сегодня праздник и тут у нас часть мощей святителя Николая находится в России, то было о чём еще поговорить. Но вместе с тем, вы знаете, наверное, как сегодня нередко реагируют на слово «казачество», и вообще на присутствие вот этой части нашего общества…

А. Пичугин

— Давайте разберемся, как правильно называть. То есть «казаки», кто они?

Митр. Кирилл

— Казаки, по мнению некоторых исследователей самих казаков, — это отдельный народ, который пришел издалека, который вошел в состав Российской империи, поселился на границах и границы охранял, и они как бы стали такой составной военной частью пограничников нашей страны, нашего Отечества. Но всё-таки большинство исследователей, конечно, придерживаются того мнения, как это есть сегодня и в документах, что нет такого народа как казаки, а они действительно сформировались как некая такая общность очень-очень давно, возможно, это тысяча лет назад, возможно, пятьсот лет назад. Но только пятьсот лед назад они уже стали входить в состав Российской империи. Сначала с ними работал посольский приказ, то есть они как бы всё-таки не входили в состав Империи полностью, а потом уже вошли в состав, стали служить Отечеству, а затем Петр I организовал уже и регулярные казачьи части, которые прославили себя. И вот сегодня, я считаю, по определению XIX века — это сословие.

А. Митрофанова

— Ага, сословие?

Митр. Кирилл

— Да. Сегодня это часть нашего города, которая имеет глубочайшие корни. Корни эти — это всё-таки воинское служение, жизнь на границе, в том числе, конечно, земледелие между военными походами и защитой Отечества. Это православные люди, которые вошли уже православными в состав России — это очень важно! А где они крестились (большинство из них) даже трудно себе представить, никаких данных на этот счет нет. И я считаю сегодня, как это было и ранее, что это некий авангард, на мой взгляд, патриотизма, воинского служения, причем порой без формального определения их в какие-то воинские части. Допустим, были регулярные войска при Петре I — были казаки, которые не были в этих войсках, начинается война — и тех приписывают. А до Петра I и не было регулярных казачьих войск. Начинается война — его призывают, он берет своего коня, оружие как всегда (всё своё должно быть у них) и идёт в поход. Поскольку на границе, то постоянно он на грани жизни и смерти, причем из века в век, из рода в род. То есть выработалась определенная такая общность людей, которые готовы выйти на службу в любое время дня и ночи, если нужно — с оружием, а сегодня они выходят (об этом поговорим) и без оружия охранять улицы и площади. Конечно, безусловно, не все были родовыми казаками, и сегодня это так. Они же погибали, кто-то должен был восполнять, не все же рождались родовыми казаками. Скажем, погибло 100 000 человек, и чем восполнить? Это нужны годы, чтобы восполнить, чтобы родилось столько казачат. Естественно, что многие приходили в эти войска, казачьи станицы и становились родоначальниками новых казачьих родов, как и сегодня некоторые, не будучи казаками, вступают в казачьи организации, принимают присягу, выполняют определенные правила и становятся как бы родоначальниками казачьего рода. Вот такое, может быть, интересное описание, но в этом уникальность явления казачества. Есть народ — татары, есть народ — чуваши, есть народ — башкиры, есть народ — чеченцы, ингуши. А казаков, с одной стороны, повторяю, нигде в переписях и Российской империи, и тем более сейчас, нет как народа, народности, но в то же время, конечно, может быть, не генетически, а вот по своему сплаву жителей границы, и постоянно находящихся в состоянии защитить Отечество и отдать свою жизнь, вот в чём сформировалась вот эта удивительная общность, которую мы называем казачеством.

А. Митрофанова

— Это то, в чем она сформировалась. А как это реализуется сейчас? Ведь вы же, владыка, занимаетесь делами казачества очень много лет и наверняка сталкивались с таким восприятием в обществе, как ряженые какие-то…

А. Пичугин

— Я как раз хотел озвучить этот вопрос. Очень часто мы сталкиваемся с тем, что вы говорите: «на границах». У вас на Ставрополье, в Краснодарском крае, в вашей епархии, где-то в Сибири, за Уралом — это да, но когда мы видим огромное количество казаков в больших городах (здесь исторически их никогда не было), то сразу возникает вопрос: «Кто эти люди?»

Митр. Кирилл

— Во-первых, всё-таки я до этого говорил о казаках до революции.

А. Пичугин

— Ну да!

Митр. Кирилл

— Поэтому звучало слово «граница» в первую очередь и другие показатели. Что сейчас? Почему «ряженые» часто звучит из уст современных жителей России? Потому что очень много вылили грязи на казачество.

А. Пичугин

— После революции? Расказачивание?

Митр. Кирилл

— Вот я — сын священника, внук священника. Сколько вылили грязи на Русскую Православную Церковь, на духовенство! Сегодня, занимаясь огромной социальной, духовной, образовательной работой, и то сегодня до сих пор, когда, казалось бы, по опросам огромный процент голосует за авторитет Церкви, и всё равно столько слышится голосов, в которых звучит вот эта чернота, эта грязь, пролитая после революции на Церковь. То же самое примерно присутствует и в отношении к казачеству. Я вот вам хотел сказать и донести до слушателей, чтобы задуматься над тем… Я об этом часто говорю, потому что, когда стал заниматься по благословению Церкви казачеством, то я для себя, конечно, определил какие-то главные тезисы, идеологемы: «А что же такое казачество? Это что-то искусственное или естественное? С какой стороны браться за эту работу воцерковления, тем более в таком масштабе, которым сегодня занимается и государство, и Церковь?» Так вот, что вышло из революции, осталось живым, возродилось? А почему я ставлю вопрос именно от обратного, от такого негативного и страшного, как революция, Гражданская война, расказачивание, расцерковление, раскрепощение и т.д.? Потому как, что же могло быть страшнее вот этого периода? И если этот период что-то пережило и смогло возродиться, причем без помощи государства, без каких-то средств (сегодня никто, кроме региональных властей, причем в разных объемах, не дает деньги казакам), так вот только Церковь и казачество вышли из советского периода, смогли за 25 лет очень серьезно возродиться, подняться! Наши десятки тысяч храмов, наши образовательные и другие проекты, и сегодня уже около 300 000 в реестре казаков! А реестр — это как бы государственные служащие, которых могут в любое время призвать к государственной службе.

А. Митрофанова

— А чем они занимаются, владыка? Что делают вот эти самые настоящие казаки, которые не ряженые…

Митр. Кирилл

— И вот я всё-таки хочу донести… Если они смогли после этого страшного периода возродиться (ведь ни купечество, ни дворянство не возродилось, а возродились казаки и, конечно, Церковь в первую очередь), то это говорит о той огромной внутренней силе, которая есть у них. Конечно, в первую очередь эта сила (понятно, вы задавали вопрос очень правильный) реализовалась на границе. Когда приходил враг, они брали в руки шашку и вставали на защиту. Что сегодня? Я бы так сказал, и это тоже очень важно понять, что государству и самому обществу очень важно сегодня сформулировать вообще наши… Вернее даже не государству, а самому обществу сформировать гражданское общество, в котором люди, которые хотят что-то большее, чем все остальные, то они могли бы иметь такую возможность: кто-то заниматься экологией, кто-то заниматься чистотой рек, озер, рыб разводить, соболя, леопарда и что-то ещё. И в том числе, допустим, казаки, которые могли бы выходить на улицы и помогать с наведением порядка. У нас сегодня сотрудников полиции, я думаю, честно положа руку на сердце, не хватает, и об этом многие говорят — это же огромные деньги для государства. А казаки выходят в большинстве случаев (за небольшим исключением) бесплатно в выходные, праздничные дни для охраны порядка на улице, для поиска, скажем там, наркопритонов каких-то, на границе помогать… Я могу перечесть очень много служений, которые сегодня они выполняют и порой на общественных началах. Ведь улицы охранять учитель не пойдет, врач не пойдет, а казак хочет идти! Надо дать ему такую возможность!

А. Пичугин

— Мы напомним слушателям, что в гостях у нас сегодня митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл — председатель Синодального комитета по взаимодействию с казачеством, член Совета по делам казачества при Президенте России. Здесь также Алла Митрофанова и я — Алексей Пичугин. И через минуту, после небольшого перерыва, мы вернемся в эту студию.

А. Митрофанова

— Еще раз добрый, светлый вечер, дорогие слушатели! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. И напомню, что в гостях у нас сегодня митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл — председатель Синодального комитета по взаимодействию с казачеством. Мы, собственно, о казачестве сейчас и говорим, пытаемся разобраться, что представляет собой это явление сегодня в XXI веке. Все читали «Тихий Дон» (кто не читал, тот смотрел фильм), но это всё равно другая эпоха и другие люди. Это те люди, которые сохранили еще преемственность с дореволюционным казачеством. И действительно, владыка, вы нам объяснили сейчас очень подробно, в чем состояла суть служения этих людей, селившихся по границам Российской империи, и они эти границы оберегали. И, кстати, в «Тихом Доне», собственно, помните, как там объявлена мобилизация и все мужики седлают своих коней (бабы остаются на хуторах) и едут по дороге, песни поют, веселятся — такая очень, так сказать, колоритная жизнь. А что касается казаков сегодня? Вот хотелось бы, чтобы вы нам все-таки подробнее рассказали о том, чем еще они занимаются.

А. Пичугин

— А я даже, наверное, конкретизирую тот вопрос, который мы задали перед небольшим перерывом. Вы говорите, что они могут быть помощниками полиции в охране порядка. Но здесь сразу возникает вопрос. Несколько лет назад министр внутренних дел издал указ, по которому каждый сотрудник полиции, аттестованный в погонах, должен иметь хотя бы начальное юридическое образование, для того чтобы понимать, как квалифицировать всё происходящее. Соответственно, сотрудники полиции проходят определенное обучение для наведения порядков на улице. А как дела обстоят с казачеством? То есть люди, пускай даже из самых лучших побуждений, выходят на улицы, чтобы помогать наводить порядок, но у большинства из них нет достаточной квалификации для того, чтобы трактовать происходящее, и как быть в таком случае, не может ли речь идти о самоуправстве?

Митр. Кирилл

— Во-первых, надо сказать, что они не имеют права даже заполнить протокол по правонарушению. Они обязаны, обнаружив правонарушение, пригласить сотрудника полиции, и только он имеет право уже дальше действовать в рамках закона. Это — первое. Второе — конечно, там, где организуются дружины, а тем более в казачьих регионах (это Кубань, Дон, Терек) очень серьезно подходят сегодня власти к тем казакам, которые, в общем-то, помогают сегодня, допустим, сотрудникам полиции. Но про Кубань и Дон я, например, скажу о том, что это вообще большой прорыв. Наверное, это самые традиционные территории проживания казаков. Но и, наверное, сегодня многие жители считают, что вообще это в полном смысле казачьи регионы. Даже предыдущий губернатор Кубани — Ткачёв, у него был такой девиз, что идея возрождения Кубани — это идея возрождения казачества. Замечательно, что есть такая идея! И там сегодня такой уровень, что около 3000 казаков работают на заработной плате сотрудниками полиции во всех отделах края, на транспортной полиции, сотрудниками ДПС, в аэропортах — везде! Около 3000 человек помогают наведению порядка. Далее, сегодня многие атаманы являются главами муниципалитетов. Сегодня треть или, может быть, даже больше уже, депутатов законодательных органов власти края — это казаки или атаманы. То есть сегодня вполне естественная жизнь для этого региона, где казачество является, наверное, главным населением, будем так говорить. То же самое, конечно, и на Дону. В других регионах это немножко послабее. Но я вам сейчас масштабы тоже несколько назову, даже в цифрах. Во-первых, я говорю, что в реестре сегодня более 300 000 казаков, даже, может быть, и 500 000 казаков, но просто сейчас идёт до сих пор проверка каждого казака, выдаются новые удостоверения, уже отпечатанные на Гознаке, где записывается всё, что касалось их службы в армии, например, то, что касается сейчас служения в казачестве. И идёт очень большая проверка, это — первое. Второе — около 30 кадетских казачьих корпусов, это сегодня 1000 казачьих школ (конечно, в первую очередь — Кубань, Дон, Терек, то есть Ставрополь, Краснодар и Ростов). Это сегодня десятки тысяч казачьих классов, то есть вы представляете себе масштаб! Более того, ели говорить об образовании, то начиная от детского садика (которых очень много в этих регионах, да и в Москве есть, в ЦФО и в других регионах, просто в меньших масштабах), дальше — казачьи классы, потом казачьи школы, потом казачьи кадетские корпуса и вуз — Первый казачий университет в городе Москве на базе бывшего Университета технологий и управления имени Разумовского.

А. Пичугин

— А он официально аккредитован?

Митр. Кирилл

— Конечно!

А. Пичугин

— И дипломы государственного образца выдает?

Митр. Кирилл

— Конечно. Это, во-первых, Университет технологий и управления, это «пищевка», это сельское хозяйство — это вполне нормальные направления для казаков. Как раз у них есть 18 филиалов, большинство из которых расположены как раз в казачьих регионах. И, понимаете, даже система образования выстроена. То есть я сейчас говорю о масштабном явлении, чем является казачество.

А. Пичугин

— А это не грозит замыканием в определенной среде? То есть люди идут в казачий детский сад, потом в казачью школу, потом в казачий университет, и получается, что это такой замкнутый довольно…

А. Митрофанова

— Диаспора получается!

А. Пичугин

— Да, замкнутая диаспора, из которой… Она живет по своим законам, из нее сложно выйти, в нее сложно войти.

А. Митрофанова

— И сложно взаимодействовать с законами, которые… И вообще людям, которые живут по другим законам, сложно взаимодействовать с этой диаспорой.

Митр. Кирилл

— А у них нет других законов! У них тут есть только свои правила: какой должна быть казачья семья, что казак должен быть православным человеком, он должен жить в венчанном браке, он должен крестить своих детей, он должен любить свое Отечество и, если нужно, отдать свою жизнь, если он дал присягу и вступил в казачье общество. Там нет никаких других законов, противоречащих законам нашего государства, нашей Конституции!

А. Пичугин

— А это не грозит тем, что просто на улицах больших городов (я сейчас даже, скорее, не про южные регионы и не про Зауралье говорю, где традиционно довольно много казаков, а про Москву, про Петербург) казаки будут пытаться объяснять людям, что те неправильно живут, как это было недавно (в, общем-то, почему я и задаю вопрос) с одним моим приятелем, к которому просто такие ребята типа «казачки» подошли на улице в центре города и сказали: «У нас так не положено ходить».

Митр. Кирилл

— Я сейчас веду речь о том, что эти казачьи патрули совершенно санкционированные, нормальные, и более того, они полностью как бы, так сказать, совмещены с деятельностью полиции, даже под контролем полиции. Всё остальное, если будут какие-то такие самостоятельные ребята ходить, то они должны в рамках законах действовать, иначе к ним будут применены определенные санкции. Более того, допустим, я вам скажу, что, например, сегодня у нас есть Чеченская республика, в которой проживает примерно 20% русскоязычного населения. Это же не значит, что у нас там сегодня какие-то огромные проблемы для русского населения, потому что остальные — чеченцы. Ничего не значит! Конституция — одна, законы — одни, правила муниципалитетов — одни, даже язык у нас общий. Поэтому, повторяю, что различие казачества, наверное, в рамках, сами понимаете, нашей многомиллионной страны… Пусть даже сегодня казаками называют несколько миллионов населения. Дело в том, что не все же в реестровых казачьих обществах, многие в общественных казачьих организациях, а кто-то и просто не состоит ни в каких казачьих организациях, но себя называет казаком.

А. Пичугин

— А это нормально? Или это как раз те, о ком мы в начале программы говорили, как о ряженых? Вот те, которые не в реестрах, не в организациях, а сами по себе.

Митр. Кирилл

— Часть — ряженые, но часть — просто считающие, что вступать в организации нет необходимости по разным причинам.

А. Митрофанова

— Такие неформалы по сути своей.

Митр. Кирилл

— Да, но «я — казак». Это же нормально. Есть же, допустим, такие же этнические организации в Ставропольском крае, например, даргинцев. А другой даргинец говорит: «Я не хочу в эту организацию вступать. Я — даргинец, но вступать не буду!» И это нормально.

А. Пичугин

— Но это по происхождению. А если я, Алексей Пичугин, например, вдруг завтра решу, что я — казак в душе. Я не хочу никуда вступать, но я — казак.

А. Митрофанова

— (Смеется.) Я представила себе картину, как Лёха верхом на коне, с шашкой наголо… Простите!

Митр. Кирилл

— Алексей, никаких проблем нет совершенно! Это ваше полное право!

А. Пичугин

— То есть я могу ходить и всем говорить, что я — казак.

Митр. Кирилл

— Называть себя русским, казаком или русским казаком. А кто может это запретить?

А. Пичугин

— Нет, запретить никто не может.

Митр. Кирилл

— Другое дело, что если вы форму наденете, если вы определенные погоны наденете, то тут могут быть вопросы, что форму реестровых казаков вам носить не очень-то полагается.

А. Пичугин

— А есть какая-нибудь специальная одежда, которую можно носить?

Митр. Кирилл

— Есть казачья общая одежда. Это гимнастерка, например, похожая на гимнастерку времен Первой мировой войны, без всяких погон, ремень, галифе с лампасами у казаков, сапоги, скажем. Так что… Да, и папаху вам дадим!

А. Митрофанова

— Лёш, соглашайся, картина маслом! (Смеется.) Будешь звездой «Facebook (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)»!

Митр. Кирилл

— Я хочу еще договорить. Пускай сегодня всех, которые в реестре, в общественных организациях… Называют разные цифры, но пускай их будет даже 3-5 миллионов населения, считающих себя казаками. Ну какой это процент от общего количества? Поэтому разговор, я думаю, каких-то «измов», каких-то нехороших явлений, конечно, он здесь неприемлем. Я знаю, как живут казаки на Кубани, на Дону. Да, конечно, если, скажем, приедет человек, который будет явно хулить их традиции или их веру, наверное, это естественно в любой стране, то они, так сказать, скажут сотруднику полиции: «Давайте посмотрите на этого человека — он нас оскорбляет».

А. Митрофанова

— Естественно, да, вызывает негативную реакцию.

Митр. Кирилл

— Да, не более того. Это, повторяю, на мой взгляд, наоборот, наиболее патриотичная часть общества, которая в первую очередь, если, не дай Бог, что-то случится, отдадут свои жизни.

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у радио «Вера» сегодня митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл — председатель Синодального комитета по взаимодействию с казачеством, член Совета по делам казачества при Президенте России. Владыка, еще хотел поинтересоваться. Вы занимаетесь казачеством шесть лет, если не ошибаюсь, да?

Митр. Кирилл

— Семь.

А. Пичугин

— Уже семь лет, с 2010 года. А до этого вы как-то были связаны с казачьими общинами?

Митр. Кирилл

— Я сам связан не был. Дедушка по линии мамы был из крестьян. Возможно, и был казаком, потому что есть фотография времен Первой мировой войны, где он сфотографирован в папахе. Кто его знает? То ли это какая-то общая форма была, то ли он, может быть, был казаком — сведений никаких нет. Мы жили на Урале (я и мои предки), и там я родился.

А. Пичугин

— Нет, вопрос, скорее, даже не про происхождение. А вопрос в том, что за годы вашего служения вы как-то взаимодействовали с казачеством? То есть для вас это назначение семь лет назад было в новинку? Вы столкнулись с чем-то совсем новым для себя? Или же где-то по службе, по служению, по работе приходилось сталкиваться?

Митр. Кирилл

— Однозначно, это было совершенно новое для меня служение — само казачество. А буквально через полтора года после создания Синодального комитета в городе Москве произошло и мое назначение на Ставропольскую кафедру. Конечно, естественно, казачий регион, и такой достаточно оригинальный, как Северный Кавказ. Поэтому, конечно, это было совершенно для меня новым, неожиданным. Вот я сейчас уже называл некоторые такие идеологемы. И я очень много над этим думал, над этим явлением, и думал над тем, как духовно окормлять, за что браться, с какой стороны подойти? И вот как раз ваши вопросы о возможных каких-то негативных явлениях — это нормально, это естественно. Или о негативных явлениях, мыслях, которые возникают у людей в отношении казачества. Так вот как раз Церковь и призвана в данном случае, конечно, по желанию самих казаков, делать их духовнее, делать их лучше.

А. Пичугин

— А большой ли процент казаков люди церковные, искренне церковные?

Митр. Кирилл

— У нас есть некоторые цифры. Мы каждый год делаем мониторинг (конечно, мониторинг несовершенный) о религиозной ситуации в казачестве. Мы раздаем анкеты по войскам. Сегодня, скажем, одно войско, завтра — другое, часть этого войска, может быть, отдел какой-то. И у нас там довольно много, может быть, 12-15 вопросов о том, а крещены ли дети в семье, живут ли в венчанном браке, есть ли иконы в доме, отмечаются ли именины как церковный праздник (День ангела), есть ли Библия в доме, как часто посещают храм, как часто в течение года исповедуются и причащаются Святых Христовых Тайн и т.д. И вот, например, по нашим данным сегодня, к сожалению, но более 50% казаков живут еще в невенчанном браке. Но некрещенных взрослых казаков, уже принявших присягу (в реестре я имею в виду), практически нет. И есть небольшая часть, которая готовится вступать в казачество, готовится ко крещению — это в Сибири, на Дальнем Востоке — там такие казаки есть. И даже есть несколько групп вообще не православных казаков — это исторические казачьи структуры в Калмыкии (буддисты).

А. Пичугин

— На Северном Кавказе, я знаю, среди мусульман есть…

Митр. Кирилл

— Нет, на Северном Кавказе нет. Во всяком случае они в реестр не вошли, их там нет.

А. Митрофанова

— Казаки-буддисты — это интересно!

Митр. Кирилл

— Потом, казаки-буддисты Бурятии и небольшой татарский мусульманский отдел в Волжском казачьем войске. Всё остальное — это, конечно, православные казаки.

А. Пичугин

— По поводу крещения-то у нас и в советское время тоже большинство людей все-таки тайно где-то на квартирах, в храмах крестили.

А. Митрофанова

— Владыка, а можно спросить все-таки у вас, а как они живут? Быт их, каков он сегодня? Опять же есть фильм (я почему-то иногда путаю ударение) «Кубанские казаки»…

А. Пичугин

— Или песня «Ехали казаки».

А. Митрофанова

— Да-да. Есть тот же «Тихий Дон», но это всё наше представление, такой романтизированный образ жизни этой части, этого сословия, как вы говорите. В чем сегодня особенности их быта, работы, службы? Я так пониманию, что есть некие регулярные войска. То есть они там проходят обучение, у них есть постоянные тренировки какие-то и т.д. Но, наверное, не все казаки задействованы в регулярной армии? Наверное, есть и те, кто какие-то гражданские функции выполняет. Как вообще выглядит вот эта жизнь в станицах, хуторах? Что это?

Митр. Кирилл

— Ну регулярной армии, конечно, нет. Есть государственная служба казаков, госслужба. Она по-разному выражается: кто-то помогает пограничникам, кто-то общественным порядком занимается с сотрудниками полиции, кто-то наши, скажем, рыбные уделы охраняет. Это государственная служба, и именно у реестровых казаков в данном случае. Про общественных мы как бы немножко не говорим, потому что по отношению к ним нет государственной политики, это обычные общественные организации — как они хотят, так они себя и ведут в рамках закона. Так вот всё-таки быт, внутреннее устройство… Конечно, в сельской местности именно в казачьих семьях, наверное, есть много от того дореволюционного уклада, который был. Ну, может быть, нет сегодня лошадей в таком объеме и вообще где-то их нет и многого другого, но во всяком случае, если взять, например, Ставропольский край, взять Кубань, то это, конечно, работа с землей, животноводство и многое другое. Это, конечно, как правило, достойная семья у настоящего казака, и правильное воспитание своих сыновей и дочерей. Но вот, например, до сих пор, может быть, в малом таком объеме есть такие принципы, понятия как куначество. Куначество — это такой способ подружиться на века с горцами, когда казак отдавал своего сына, скажем, на год, на полтора, на полгода в семью горца, а его сына брал к себе в семью. И я вам скажу, что сегодня в некоторых казачьих семьях этот принцип до сих пор существует, и я знаю имена таких казаков. Повторяю, может быть, их не так много, но они есть. Другое дело — это казаки, живущие в городе. Сами понимаете, что это квартиры, многое другое, и, конечно, самое главное, что… Потом ведь главное-то не в коне, не в шашке, тем более в нашем XXI веке, главное — в семье! Вы знаете, семья, вообще, — это огромный разговор, конечно, и не только для этой передачи (наверняка у вас очень много передач). Вот, что вывело людей на «Бессмертный полк» 9 мая несколько лет назад, и каждый год всё больше собирает? Семья! Люди заглянули внутрь, посмотрели, покопались там, письма подняли, фотографии, в Интернете почитали о своем дедушке, об их воинской части — и всколыхнулась семья. Так вот главное, конечно, — это не шашка и конь, а главное, безусловно, для казака, как и для каждого человека, — это семья. И у настоящих казаков минимальное количество разводов. Всё-таки пускай 50% венчанных браков, но это гораздо выше процент от общего по стране, намного. Конечно, не каждый воскресный день посещение храма, но процент намного выше, чем по стране.

А. Пичугин

— А что касается венчанных браков или участие в каких-то других таинствах — это всё действительно у большинства казаков осознанно? Или это дань традиции? «Мы — казаки, и мы — православные», и, соответственно, есть определенный набор каких-то ценностей, в том числе, наверное, и православные таинства, к которым необходимо приступать.

Митр. Кирилл

— Алексей, дело в том, что в душу не заглянешь.

А. Пичугин

— Ну это да, это правда.

Митр. Кирилл

— Мы вот говорили о тех, которые идут к мощам. Кто-то, может быть, просто за чудом идет, кто-то, может быть, еще не осознал до конца, но, может быть, после того, как он постоял в очереди, с ним чудо произойдет, он изменится. Поэтому сегодня работа Синодального комитета — это более тысячи священников, окормляющих казачьи общества. Пускай один формально священник, другой уже более ревностно, а третий, может быть, уже так ревностно, что пускай там будет десять казаков из ста, но приведет их к храму так, что они будут каждый воскресный день на богослужении. Я вот, например, смотрю по казакам, которые окружают меня в Ставрополе… У нас сейчас служба безопасности состоит из казаков-терцев нашей епархии. Эти казаки на заработной плате, они охраняют епархию, охраняют главные соборы города и т.д. Это 30 человек, и мы начали проводить обязательные для всех беседы, и кто-то даже ушел через некоторое время — хорошо, мы никого не держим. И вот мы стали проводить беседы, подготовка к исповеди и причащению, серьезная подготовка, тем более, что они же рядышком — этот же храм и охраняют, в котором батюшка с ними ведет эти беседы. И вы знаете, опять же, в душу не заглянешь, но они все сегодня причащаются каждый пост, и я вижу, как некоторые из них кардинально изменились. Даже внешне я смотрю на них, общаюсь с ними — это совершенно другие люди, чем те, которые пришли в начале. И вот эти семь лет работы сначала, может быть, ста священников, сегодня уже тысяча (у нас 43 священника) — это работа, которую невозможно посчитать, нет прибора, который мог бы проверить уровень веры. Нет такого прибора! Или пытаются сегодня посчитать работу человеческого интеллекта — это тоже всё очень приблизительно. А тем более проверить силу веры, силу молитвы! То же самое и здесь, я считаю, что семь лет — это огромная работа. И, конечно, это работа в кадетских корпусах. Посмотрите, при каждом корпусе есть духовник, при каждой школе стараемся, чтобы был духовник. Вот про Первый казачий университет я сказал, у них 18 филиалов в регионах и в каждом — духовник. Отец Тимофей — мой главный помощник в Синодальном комитете, он духовник в том числе и казачьего университета. Недавно мы с ним вместе проводили видеоконференцию по духовному воспитанию, воцерковлению с духовниками, руководителями филиалов и самого университета. Это же всё работает! Но повторяю, что, конечно, до конца все проверить очень-очень сложно. Но сегодняшнее казачество, и даже поверьте, что из уст людей-обывателей (простите, если так можно назвать), граждан наших, большинство из которых казаков всё-таки ряжеными называли когда-то, уже меняют свою точку зрения. И я этому свидетель как обычный гражданин, я слышу эти возгласы и справа, и слева. Меняется ситуация! И вот я еще хочу сказать о том, что надо сегодня заниматься всем обществом, но в том числе нужно заниматься в первую очередь, на мой взгляд, теми частями общества, где есть точки роста. Вот нельзя сегодня найти ту часть общества, в которой бы все себя назвали (скажем, учителя, врачи или писатели Союза писателей России) православными людьми. А все казаки себя называют православными людьми! Разве Церковь не должна на это среагировать? Все казаки, кроме небольшой части буддистов и мусульман, говорят: «Мы — православные люди». И они готовы подписаться под этим. Более того, присягу принимают на кресте и на Евангелии в храме. Ну как на это не реагировать? Во-первых, это радостно, это сотни тысяч, миллионы человек, а, во-вторых, значит, раз они себя называют таковыми, то они готовы и обучаться воспитанию, что мы по силам, по возможностям и делаем.

А. Митрофанова

— Владыка, нам уже нужно заканчивать программу, но мне бы всё-таки в конце хотелось задать вам вопрос, важный, как мне кажется, сегодня особенно, и в контексте нашей темы тоже. Буквально в нескольких словах, если можно, очень кратко. Вы не раз сегодня употребили слово «патриотизм». А в чем, как вы считаете, принципиальная разница между настоящим таким патриотизмом как любовью к Родине, и тем, что сегодня называют «ура-патриотизмом», когда с шашкой наголо и с головою в рожь, «порвём всех» и т.д.

Митр. Кирилл

— Настоящий патриотизм, во-первых, для начала, может быть, в той идеологии, которая произносится из уст патриота. Это — первое. Второе — это уже проверка в деле. Что же мы можем сказать против патриотизма, проверенного сотнями тысяч погибших казаков? Только сказать: «Ура! Спасибо огромное! Благодарность всей страны такому явлению, как казачество, которое положило свои жизни за Отечество и за весь большой многонациональный народ!»

А. Митрофанова

— Но опять же, если мы не про историю…

Митр. Кирилл

— Сегодня настоящие казаки, во-первых, уже себя немало показали, можно так сказать, в разных ситуациях. Даже в ситуациях встречи с наркодельцами и с бандитами, и немало сегодня сделано добрых дел. И я уверен, что настоящие казаки, по-настоящему, честно дав присягу на кресте и Евангелии, а, может быть, еще и родовые казаки, наследники своих отцов и дедов — великих героев нашей страны, поведут себя точно так же, как и они. И они — настоящие патриоты! И по большому счету мы же знаем тех «ура-патриотов» и среди казачества, и среди русского народа. Мы прекрасно это знаем! Или, когда есть прямые «подставы», когда с лозунгами «ура-патриотизма» пытаются уничтожить патриотизм в нашей стране, называя их черно-коричневыми (помните, в 90-е годы, как всё это было!)

А. Пичугин

— Красно-коричневыми их называли.

Митр. Кирилл

— Ещё были черно-коричневые, да. Они выходят на улицы, и после этого сразу попробуй слово скажи о патриотизме. Сразу забьют либеральные газеты 90-х годов в нашей стране. Вот, конечно, в принципе, мы это знаем. И всё-таки большинство нашего народу, это видно по всем показателям, и большинство нашего славного казачества — это патриоты. И если есть некий авангард, есть люди, которые в тылу, есть, которые в другом своем месте, то всё-таки, на мой взгляд, лучшая часть казачества — это авангард!

А. Пичугин

— Спасибо! Митрополит Кирилл — митрополит Ставропольский и Невинномысский, председатель Синодального комитета по взаимодействию с казачеством, член Совета по делам казачества при Президенте России. Алла Митрофанова…

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин!

А. Пичугин

— Всего хорошего!

Митр. Кирилл

— Милости Божьей всем вам! Всего самого-самого доброго!

А. Митрофанова

— Спасибо!