«…Невеселую жизнь устроил я тебе, помимо желания, но крепись, моя Катя. Может быть, когда-нибудь мы с тобой – старые старикашки – будем сидеть около печечки, рука в руку, вспоминая горькое прошлое, а наши большие умные дети с любовью и заботливостью будут оберегать наш покой и украшать нашу старость. Целую твои руки, моя хорошая, только будь здорова и не теряй ровность характера. Детям я пишу отдельные письма. <…> До свидания, милая… Твой Николай Заболоцкий».
Писатель Владимир Губайловский читал нам фрагмент лагерного письма одного из самых значительных поэтов прошлого века – Николая Алексеевича Заболоцкого.
Сто лагерных писем Заболоцкого к семье – составили, спустя годы (вместе с мемуаром «История моего заключения») беспримерный подвиг мужества и духовной стойкости вполне, казалось бы, обычного человека, – добавим, правда, одаренного талантом и трудолюбием. Семьянина, любящего мужа, отца.
«…Мой Милый Никитушка! <…> Ты, я вижу, хорошо учишься и имеешь отличные отметки. Я и по письмам вижу, что у тебя становится всё меньше ошибок, это хорошо. Только ты смотри, не зазнавайся, учиться надо еще много. Секрет в том, что работать нужно каждый день, терпеливо, настойчиво. Сегодня научишься кой-чему, завтра – кой-чему – а пройдет год, пять лет, десять лет, – глядишь, все это вместе сложится, и ты будешь знать много-много, и самому тебе, и другим людям от твоих знаний будет большая польза. И еще я рад, что с сестренкой ты живешь дружно. Береги ее, мальчик. Она у нас самая маленькая, как цветочек. <…> Когда я вернусь к вам, мы с тобой познакомимся по-настоящему, а теперь пока будем переписываться. До свидания, милый. Целую тебя, будь здоров. Твой папа Николай Заболоцкий».
Перечитывая полные внутреннего драматизма и – то сокрытой, то – явной боли – письма, опубликованные исследователем творчества поэта, филологом Игорем Лощиловым, – я думаю о том, как же удивительно устроена душа человека.
О том, что такое – «думающее сердце».
Как могло получиться, что советский литератор, увлеченный, коротко говоря, натуральной философией, идеями о том, что именно человеку, дано упорядочить и преобразовать настоящее и будущее природы, – явил собою впоследствии удивительный образец углублённой христианской жизни?
Как это он, которого мучили и терзали после несправедливого ареста – да и во время лагерных лет – дурные люди и дурные обстоятельства, поднялся над всем – на ту таинственную духовную высоту, которая была бы нам понятна и ясна, если бы речь шла о житии того или иного подвижника благочестия?
Возможно, самый тон этих писем, сам звучащий в них твёрдый и утешительный голос великого поэта, даст нам отсвет ответа. …Принять, пусть и не сразу, случившееся и происходящее с тобою как нечто неизбежное, как часть судьбы, и – жить в случившемся – дано, думаю, немногим.
…Николай Алексеевич Заболоцкий, сумевший вернуться в литературу ещё в сталинские годы, переживший два инфаркта и нелегкие послелагерные личные испытания, отошедший к Господу 14 октября 1958 года, на Покров Пресвятой Богородицы – оказался именно таким человеком.
С вами был Павел Крючков, – и вот оно, вложенное в тот же мартовский конверт 1943-го года – письмо маленькой дочке:
«Моя милая Наташенька! Твое письмецо и картиночки я получил. Спасибо, дочка, что не забываешь папу. <…> Однажды вечером мама ушла куда-то, а я работал в своей комнате. Прихожу посмотреть, вижу – Никитка свалился с кроватки вместе с одеялом и спит на ковре, даже не проснулся. Маленькие еще вы были. А теперь тебе уже скоро будет шесть лет, ты уж и буквы знаешь, и писать немножко умеешь. Расти, доченька, большая и умная. Когда папа вернется к вам, он снова возьмет тебя на руки и запоет “баю-бай”. А ты уж тогда засмеешься и скажешь: “Я, папка, не кукла; я – Наталия Николаевна, прошу обращаться со мной осторожнее”. До свидания, доченька… Твой папа Николай Заболоцкий».
«Белые птицы»
Белые голуби в чистом весеннем небе — это очень поэтично. «На волю птичку выпускаю...» — писал Пушкин о празднике Благовещения. Однажды в Екатеринбурге я видела, как епископ открывал после праздничной службы большую клетку — и стая белоснежных птиц ринулась в небеса...
Но сейчас я живу в Переславле-Залесском, чудесном старинном городе, где сам воздух, кажется, пропитан православными традициями — однако птиц на Благовещение из клеток не выпускают. В конце утренней службы в храме на самом берегу Плещеева озера батюшка обращается к нам с проповедью. Он рассказывает о благой вести, что принёс Деве Марии Архангел Гавриил, о смирении Марии перед этой вестью, а значит — перед Богом, о грядущем Спасителе. И вот мы выходим из храма к озеру — в полной уверенности, что Господь любит каждого из нас, если пришёл в наш грешный мир. Жаль только, что птиц здесь не выпускают...
Мои размышления прерывают... птицы! Я замечаю вдруг стаю, что кружит над ледяной озёрной гладью. Неужели чайки вернулись? Нет, им рано. Пригляделась — да это голуби! Белые-белые! Откуда они? Может, из ближайшей голубятни — я знаю, тут есть недалеко... А впрочем, какая разница! Они кружат над нами — белые птицы, знак наших надежд и любви Господней. И в этом — высшая поэзия.
Все выпуски программы Утро в прозе
Тайная вечеря – первая Пасха
Первой Пасхой христиан была Тайная Вечеря — та Пасха, которую праздновал Сам Иисус Христос в Иерусалиме накануне Своего ареста и казни. Праздник еврейского народа в воспоминание об освобождении его из египетского рабства стал тогда на Тайной Вечери преддверием крестной смерти Сына Божьего.
Наверно, ученики Христа искренне удивлялись тому, что праздник столь разительно отличается от той традиционной еврейской Пасхи, ведь были изменены ее установления.
Во-первых, Учитель праздновал Пасху в чужом доме, а ее полагалось праздновать обязательно в своем узком семейном кругу.
Согласно установленному древнему ритуалу, Пасху ели стоя и будучи готовыми к дороге — то есть одетыми и подпоясанными, с посохом в руке. Так полагалось в память о спешном бегстве евреев из Египта. В Евангелии же сказано, что «настал час, Он возлёг, и двенадцать Апостолов с Ним». Господь и Его ученики возлегли, не как рабы, а как свободные люди. И куда-то торопиться ради спасения им уже было не нужно, ведь Спаситель — с ними.
И вот Господь, как сказано в Евангелии, «взяв чашу и благодарив, сказал: приимите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». Так Господь устанавливает великое таинство будущей Церкви — евхаристию. Учеников же в те минуты, может быть, больше всего удивило то, что хлеб для Пасхи выбран квасный, дрожжевой — вовсе не тот, пресный, который положено есть на Пасху.
Первую Новозаветную Пасху Спаситель совершал по-новому. И смысл ее был направлен уже не в прошлое, а в будущее, ко Второму Пришествию Христа. И особое спокойствие, торжественная неторопливость, с которой, несмотря на присутствие на трапезе предателя Иуды, совершалась первая христианская Пасха, свидетельствовала о том, что народ Христов — это уже не рабы земного царя, от которого надо бежать ночью, а Царство Божие — не дальняя земля за горами. Царство Божие — внутри нас.
2 мая. О духовном смысле Омовения ног Христом апостолам
Сегодня 2 мая. Церковь вспоминает Омовение ног Христом апостолам.
О духовном смысле этого события, — протоиерей Владимир Кашлюк.