Довлатовский вопрос

Поделиться

У Сергея Довлатов в сборнике «Соло на ундервуде» есть такие слова: «Легко не красть. Тем более — не убивать. Легко не вожделеть жены своего ближнего. Куда труднее — не судить. Может быть, это и есть самое трудное в христианстве. Именно потому, что греховность тут неощутима. Подумаешь — не суди. А между тем, «не суди» — это целая философия». Конец цитаты.

Трудно не согласиться с Довлатовым. Ведь и вправду: каково это — не судить? И смежный вопрос: каково— не осуждать? Речь не о постижении высокой истины, речь о практике: ну ведь и не захочешь — а все равно осудишь. Само с языка сорвется. Как спичка, вспыхнешь по малейшему поводу. Будешь заставлять себя, напоминать, будешь давать себе зарок: «Всё — с этой секунды не раздражаюсь». Но кто-то бросит неаккуратную фразу — и как не было никакого смирения, никакой попытки даже...

Лишь однажды я переживал состояние, в котором осуждать конкретного, сидящего перед тобой человека — не захотелось. Это состояние было связано с молитвой, с особыми постными днями, с ощущением особой тихой длящейся радости. Внутри было так хорошо и светло, что когда вся ситуация располагала к тому, чтобы подумать и сказать: «Друг, ты неправ» — говорить этого не захотелось. Даже думать этого не захотелось. То, где я раньше вспыхнул бы как спичка, сейчас не вызвало вовсе никакой негативной реакции. К сожалению, было это, повторюсь, лишь однажды…

Как-то я об этом рассказал. И услышал чей-то сочувственный комментарий: «Да, знакомо, бывает такое состояние внутреннего эмоционального равновесия, некой блаженной отрешенности…»

И в этот момент — пронзило! Нет, это не отрешенность. Более того, это нечто прямо противоположное ей. И разница эта для христианина настолько важна, что невозможно об этом не сказать.

Об этом постоянно напоминают святые. Помните, знаменитая фраза преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». То есть, храни в сердце мир. Об этом же мирном духе много говорит, например, преподобный Силуан Афонский — цитирую: «Если брата укорил, или осудил, или опечалил, то свой мир потерял». Конец цитаты. «Свой» — ключевое слово. Какая точная взаимосвязь: осуждаешь другого и не ему хуже делаешь — себе. Свой мирный дух, свою внутреннюю радость теряешь. Непреложный закон духовной жизни.

Но разве можем мы увидеть в том же батюшке Серафиме —отрешенность? Разве в ней выразился у него мирный дух? Ведь человек в состоянии этакой блаженной отрешенности равнодушен ко всему. Он не только на раздражитель не среагирует — он не среагирует вообще ни на что. Ему ничто неинтересно. Но вот батюшка Серафим каждого пришедшего встречал словами: «Радость моя, Христос воскресе». Представляете — незнакомцу, зашедшему в келью, сказать: «Радость моя…» Какая уж тут отрешенность? Какая уж тот незаинтересованность? Это что-то противоположное. Это — любовь к человеку, вот к этому человеку. А это и есть не-осуждение. Это, если угодно, активная позиция, а не пассивная. Это положительная мотивация, а не отрицательная. И в этом, вероятно, вся разница.

Психологи часто учат сохранять внутреннее эмоциональное равновесие. Дело важное, кто бы спорил. Вот только если выражается оно в блаженной отрешенности, то это — уход от розни мира сего. Мирный же дух — победа над ней. Первое имеет косвенное отношение к не-осуждению. Второе — является не-осуждением по своей сути.

Вот поэтому мне кажется, что состояние внутреннего эмоционального равновесия— не синоним мирного духа. В такой отрешенности — слишком много зыбкого, неустойчивого, потому что — слишком человеческого. Тронь чуть-чуть — и рассыплется. Но мирный дух, учат святые, не может быть ничем иным, кроме как действием Самого Творца в сердце своего творения. И потому те, кто принял весть о мирном духе, построили цивилизацию, которая стоит уже две тысячи лет. И человек получил возможность мирным духом выиграть, вероятно, самую тяжелую битву в своей жизни — битву с самим собой.

А значит, получил шанс опытно ответить на довлатовский вопрос: «Каково это — не осуждать?»