"Надежда Филаретовна Фон Мекк и Петр Ильич Чайковский". Светлый вечер с Денисом Себенцовым (29.12.2016)

У нас в гостях был исследователь благотворительной деятельности рода Фон Мекк Денис Себенцов.

Разговор шел о поддержке Надеждой Филаретовной фон Мекк Петра Ильича Чайковского, а также об их переписке.

 

 

---

Л. Горская

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». Ближайший час с вами проведу я — Лиза Горская. И у нас в гостях Денис Себенцов — исследователь рода фон Мекков и рода Чайковских. Здравствуйте!

Д. Себенцов

— Здравствуйте, Елизавета!

Л. Горская

— Денис, я правильно сказала?

Д. Себенцов

— Можно и так сказать.

Л. Горская

— А как бы вы сказали?

Д. Себенцов

— Я изучаю генеалогию своего рода. И так получилось, что в ней оказались весьма интересные личности. Кстати, можно сказать, что там были не только известные музыкальные личности, но были и военные, например, был Денис Давыдов, и декабристы, уже упомянутые, и так далее. Ну, так повезло. Я вижу это своим каким-то долгом — найти обрывки, которые существуют в архивах, в библиотеках и в литературе, как-то их скомпилировать, чтобы людям, интересующимся историей был какой-то источник, уже обработанный, систематизированный. Я, например, сделал сайт http://von-meck.info/, на котором огромное количество информации. В том числе, естественно, не только по фон Меккам, но и по Чайковскому, и по Дебюсси, можно найти по Рубинштейну. И этот сайт будет развиваться. И сейчас нашлись люди, благодаря этому сайту, которые предлагают создать общество или фонд имени Надежды Филаретовны фон Мекк для возрождения её музыкальных традиций помощи молодым дарованиям. И мы уже на полпути к организации этого фонда.

Л. Горская

— Мы сейчас поговорим об этом подробнее. Денис, с чего мы начнём? У нас есть такой конкретный информационный повод. Вот буквально 30 декабря исполняется 140 лет с начала переписки баронессы фон Мекк и Петра Ильича Чайковского. Совершенно непривычно звучит: юбилей начала переписки. Но почему это так важно?

Д. Себенцов

— Это очень интересный пример, который, при его изучении, даёт нам возможность понять не только взаимоотношения двух очень интересных людей. Это пример, который замечательно сохранился в объёме больше чем 1200 писем, несколько раз переиздан, и пользуется большой популярностью и у нас в стране, и в других странах (он переведён на другие языки), и у музыковедов, и у обычных читателей. И он показывает не только взаимоотношения двух людей и их изменения в процессе этих тринадцати с половиной лет — изменения философии, не только отношений между собой, — но и показывает культурный срез, исторический срез; показывает какие есть отношения в обществе и были; что такое было образование; можно понимать, что такое была медицина в то время, что такое была семья и многие другие интересные аспекты жизни и ценности.

Л. Горская

— А всё-таки что произошло 140 лет назад?

Д. Себенцов

— 140 лет назад Надежда Филаретовна написала письмо Петру Ильичу. Это было очень короткое письмо из восьми строк. Она благодарила Петра Ильича за ту работу, которую по её заказу он сделал. До этого письма она несколько раз обращалась к Петру Ильичу, благодаря знакомству, через Николая Григорьевича Рубинштейна, создателя Московской консерватории, и одного из ближайших его учеников — скрипача Котака.

Л. Горская

— Я хотела уточнить. Насколько я знаю, она же до этого помогала ансамблю учеников Чайковского и чуть ли не инкогнито заказывала через его учеников или каких-то знакомых ему работу.

Д. Себенцов

— Именно об этом речь и идёт. То есть организована музыкальная жизнь в Москве была посредством Московского филиала или Московского отделения Императорского российского музыкального общества, которым руководил Николай Григорьевич Рубинштейн, который создал музыкальные классы. Они были созданы по примеру петербургских музыкальных классов, а позже — консерватории, которые были организованы Антоном Григорьевичем Рубинштейном — его братом. Пётр Ильич там учился. И потом, когда Николай Григорьевич решил основать такие же классы, а позже консерваторию, в Москве, он обратился к своему брату и попросил кого-то из профессоров. И Антон Григорьевич порекомендовал Петра Ильича. Так Пётр Ильич приехал в Москву. Первый год, когда он работал у Николая Григорьевича и, кстати, жил у него дома, это ещё не была консерватория, это были музыкальные классы при Музыкальном обществе. И через год была основана консерватория. Там были ученики, и этим ученикам, как и вообще всему обществу, в том числе самому Николаю Григорьевичу Рубинштейну помогала уже Надежда Филаретовна. И ученики Петра Ильича получали какие-то заказы от неизвестной дамы, небольшие заказы: сделать такое-то музыкальное произведение или переложить произведение для пианино, допустим, на четыре руки, что очень любила Надежда Филаретовна. Вот после исполнения одного из таких заказов, может быть, третьего или пятого, она решилась написать ему благодарственное письмо. Я могу его зачитать, если хотите.

Л. Горская

— Давайте, интересно.

Д. Себенцов

— Оно краткое. Написано это было 18 декабря по старому стилю, или 30 декабря по новому стилю 1876 года: «Милостивый государь, Пётр Ильич! Позвольте принести вам мою искреннейшую благодарность за такое скорое исполнение моей просьбы. Говорить вам, в какой восторг меня приводят ваши сочинения, я считаю неуместным, потому что вы привыкли и не к таким похвалам. И поклонение такого ничтожного в музыке существа, как я, может показаться вам только смешным. А мне так дорого моё наслаждение, что я не хочу, чтобы над ним смеялись. Поэтому скажу только, и прошу верить этому буквально, что с вашей музыкою живётся легче и приятнее». На что был получен ответ через какое-то время. И эти заказы сопровождались благодарностью не только в письменном виде, но и в денежном. И так начались отношения — сначала с заказов, которые выявили двух очень близких людей: близких сердцами, душой, мыслями, философией. И эта переписка продолжалась 13 с половиной лет.

Л. Горская

— А я вот читала, когда готовилась к программе, что финансовая поддержка, которую оказывала Надежда Филаретовна, чуть ли не в 60 раз превышала консерваторскую зарплату Петра Ильича Чайковского.

Д. Себенцов

— Давайте попробуем посчитать. Наверное, не в 60. Когда Николай Григорьевич Рубинштейн пригласил Петра Ильича преподавать в музыкальных классах, он предложил ему оклад 50 рублей. Со следующего года оклад стал сто. И после нескольких лет работы в консерватории, он таким и оставался. Это были достаточно несущественные деньги, незначительные. Отношение общества к деятелям искусств в то время было не такое, как сегодня. Это была явно недооцененная среда и представители этой среды, вообще люди искусства, влачили достаточно бедное существование.

Л. Горская

— Прошу прощения, вот аналогия: относились не так, как сегодня — к тем, кто занимается академической музыкой или не так, как сегодня к эстрадным музыкантам?

Д. Себенцов

— Я не думаю, что была эстрада в том виде как она сейчас. Да, мы говорим об академическом... Например, Николай Григорьевич Рубинштейн — человек недворянского происхождения. Он женился на представительнице дворянского происхождения, и ему родственниками было поставлено условие, что он не должен давать никаких публичных музыкальных выступлений. А это был человек, одарённый от Бога музыкой, гениальный исполнитель, композитор. И он должен был уйти от этого всего. И он стал практиковать частные занятия. К сожалению, такой брак долго не протянулся — было какое-то несоответствие понимания слоёв общества. И через несколько лет он развёлся и больше никогда не женился. Это один из примеров отношения. Или другой пример отношения можно привести. Например, Савва Иванович Мамонтов, также, кстати, как и Карл Фёдорович фон Мекке был строитель железных дорог, создаёт первую в России частную оперу. Кроме того, что он просто деньги даёт на создание, он становится её художественным руководителем, он подбирает репертуар, он выбирает артистов, он делает постановки. И не все это принимают. Например, даже Антон Павлович Чехов написал фельетон, в котором резко отрицательно отзывается о постановке «Русалки» Даргомыжского лишь на том основании, что владелец этой оперы — это железнодорожный барин. То есть было такое отношение и к новоявленным богатым людям, и к представителям искусства — не очень дружественное вообще в среде. И интересно, что был ответ на этот фельетон Чехова со стороны Власа Дорошевича, в котором говорится, что, «когда купец-миллионер бьёт зеркала в ресторане, это считается нормальным, и ни у кого не вызывает желания написать фельетон — вот это их уровень, это их стиль, и пусть так и будет. Но когда вместо битья стёкол миллионер начинает ставить оперы, это называется безобразием, угрозой высокой культуре — он лезет не в своё дело». Культура многие века была прерогативой императорской семьи. И всё было на высочайшем уровне, государственном уровне. И когда частная инициатива входила в это направление, в эту часть жизни, получались большие трудности.

Л. Горская

— Семейство фон Мекк кому-то ещё помогало? Или только Петру Ильичу Чайковскому Надежда Филаретовна прицельно помогала?

Д. Себенцов

— Если мы будем говорить про семейство фон Мекк, мы можем перечислять все виды искусства — не только музыку, но и живопись, и литературу, и много чего. Но если сегодня мы говорим о Надежде Филаретовне, то, да — она помогала многим музыкантам, не только Петру Ильичу.

Л. Горская

— Извините, сейчас вы продолжите. А как к этому относились? Потому что ведь её состояние тоже появилось недавно. И тоже там заводы, железная дорога, пароходы — почти всё то же самое, как вот про Мамонтова вы рассказывали.

Д. Себенцов

— Это была вторая половина девятнадцатого века. Это было, можно сказать, уже третье поколение инициативных людей, история которых начинается от каких-то экономических и социальных послаблений, сделанных при Екатерине Второй. Когда была дана возможность людям недворянского происхождения какие-то мастерские иметь, вести какой-то начальный бизнес. Потом появилось второе поколение — это начало девятнадцатого века. И третье поколение — это уже люди, которые воспитывались в более-менее состоятельных семьях. Хотя они имели недворянское происхождение, но многие из них имели образование соответствующее, они уже могли выбирать, кому можно помогать, и видели, где эта помощь больше нужна. Поэтому во второй половине девятнадцатого века мы можем с вами много имён перечислять, в том числе Надежду Филаретовну фон Мекк. Она-то имела дворянское происхождение. Она, вообще, родом из-под Смоленска. Хотя где-то мне в интернете попадалось такое замечание: «Как же интересно, как хорошо, что эта долговязая немка фон Мекк так прочувствовала русскую душу, русскую музыку и помогала нашему национальному герою Чайковскому!»

Л. Горская

— А у неё фамилия по мужу.

Д. Себенцов

— Да, у неё фамилия по мужу. И он тоже поданный Российской империи, потому что он...

Л. Горская

— Госслужащий.

Д. Себенцов

— Да, он был госслужащий — инженер-подполковник. И он родился в империи, в Прибалтике, — так называемый остзейский немец. Ну, а она была Фраловская из-под Смоленска.

Л. Горская

— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера». У нас в гостях Денис Себенцов — исследователь истории рода фон Мекков. И мы говорим о том, что 140 лет назад началась переписка баронессы фон Мекк Надежды Филаретовны с Петром Ильичом Чайковским, и о том, что из этого вышло. Давайте вернёмся к тому, кому ещё помогала Надежда Филаретовна. Мы так с вами начали говорить и...

Д. Себенцов

— Надежда Филаретовна познакомилась с Чайковским благодаря Николаю Григорьевичу Рубинштейну и благодаря одному из его учеников — скрипачу Котаку. Также она известна тем, что у неё дома для её детей — а семья была очень большая — был выписан из Франции начинающий музыкант, который в то время был неизвестен, но который позже стал известен. Это Клод Ашиль Дебюсси. И в том числе, я думаю, и не только я, но так музыковеды некоторые утверждают, что его успех в некоторой степени является следствием того, что он три года был в семье фон Мекк, которая очень много путешествовала. И в те годы, когда не было ни интернета, ни телевидения, ни радио, и разные искусства в разных странах можно было постигать только лично присутствуя, вот пользуясь этим, он путешествовал, как учитель её детей, и проехал Австро-Венгрию, Италию, Францию. И везде воочию он слышал разные музыкальные произведения, которые расширили его понимание, сознание, и он мог более глубоко творить. Также можно вспомнить Генрика Венявского, который на сегодняшний день в Польше является самым почитаемым, самым известным музыкантом, и ещё несколько имён, которые менее значительны, но тем не менее их было много. Но самое главное, если говорить о музыке, она помогала организации, то есть Императорскому российскому музыкальному обществу, членом которого она была, и несколько её детей, и внуки позже. И если мы почитаем отчёты — они все доступны в библиотеках, — то в конце ежегодных отчётов этого общества, Московского отделения, можно увидеть, кто какие средства вносил. И, как я встречал, в подавляющем большинстве этих отчётов я вижу, что по величине суммы Надежда Филаретовна была в первых рядах или самая первая по объёму помощи.

Л. Горская

— Мы, кстати, с вами начали сравнивать консерваторскую зарплату Петра Ильича с тем, что...

Д. Себенцов

— А, да! Извините! Это хороший вопрос. Когда мы с вами говорим какие-то цифры, сейчас они сложно воспринимаются. Что такое было 50 рублей зарплата Чайковского, когда он начал работать? Сравним это с 6 тысячами, которые Надежда Филаретовна дала, как ежегодную помощь, назовём её пенсией или стипендией. Но это была не единственная помощь, она помогала очень много ещё другими суммами. Так вот, что такое эти деньги? Например, оклад, денежное довольствие, начальника штаба российской императорской армии был 3 тысячи рублей в год. Это один из самых высокооплачиваемых людей в империи. Или, например, одно из зданий, которыми фон Мекк владела, так называемый Дом трёх композиторов, в котором был и Ференц Лист, и Дебюссии, и Чайковский — на Мясницкой, 44 — он стоил 45 тысяч рублей. Это целое здание, в котором более 50 комнат. Чтобы мы понимали, что такое тогда было 6 тысяч рублей. Это была весьма существенная сумма.

Л. Горская

— А вот вы сказали, что несколько детей Надежды Филаретовны состояли в Императорском музыкальном обществе. Я правильно назвала организацию?

Д. Себенцов

— Да. Это было Московское отделение Императорского русского музыкального общества.

Л. Горская

— А сколько у неё всего было детей?

Д. Себенцов

— У неё и у её мужа, естественно, Карла Фёдоровича фон Мекка было 18 родов. И несколько детей, благодаря тому состоянию медицины, которое было в девятнадцатом веке, не дожили до взрослого возраста. Дожили 11 детей, которых поднять было большой задачей. И многие из них вошли в культурную жизнь. Особенно та часть детей, которая была рождена во второй половине жизни Надежды Филаретовны, когда они жили богатыми людьми. Первая половина жизни была очень скромная. Она пишет Чайковскому, что она не всегда была богата и понимает, что такое жить бедно: «Когда мой супруг работал на государственной службе, изнурительно работал, по много дней отсутствовал дома, потому что под его ответственностью был большой участок дороги. Мы жили на 20 копеек в день». И это была семья уже почти из 10 человек, когда она была одновременно и прачкой, и кухаркой, и нянькой, и без мужа, который на работе. И на 20 копеек такую жизнь она провела. А другая часть её жизни, когда с помощью неё Карл Фёдорович занялся предпринимательством, и это совпало с очень удачным временем в России — эпохой строительства новых железных дорог, — и стали богатыми людьми, дети получили, конечно, очень высокий уровень образования. Они были вовлечены в культуру, у них были многие известные учителя, в том числе, как я упоминал, Дебюсси, то есть такого уровня. Поэтому они были с детства пропитаны любовью и уважением к культуре. И они состояли в очень многих обществах. Например, Александр Карлович фон Мекк состоял в 39-и обществах. Из них 8 он возглавлял, несколько он создал. То есть это были такие общественно значимые фигуры, уровня «Жизни замечательных людей». Или взять Николая Карловича фон Мекка, который очень много помогал и живописи, и музыке, и писателям. Или взять внука любимого Надежды Филаретовны — Владимира Владимировича фон Мекка, который был личным секретарём Елизаветы Фёдоровны — великой княгини. И он был одним из крупнейших коллекционеров живописи тех времён. У меня есть перечень картин, который сейчас распространён в наших самых высших и лучших музеях России. Это более 80 картин самых-самых громких имён Серебряного века. Это дочь Надежды Филаретовны, которая занималась просвещением, которая создавала... Софья Карловна вышла замуж за князя Голицына — второй брак. И она создала Высшие женские курсы. И эти курсы имели огромную популярность, огромный охват. Очень много людей приходило и получало знания, в том числе и по культуре. То есть культура — это была среда обитания Надежды Филаретовны и её семьи.

Л. Горская

— А как вы думаете, почему так? Казалось бы, получил ты богатство — покупай дома, пароходы... Люди, причём поколениями, занимаются искусством, поддержкой искусства, развитием образования.

Д. Себенцов

— Я не могу сказать, что она не покупала дома, пароходы. Она это покупала. После того, как она намучилась на эти 20 копеек в день, упомянутые, они жили на достаточно широкую ногу. И есть другие примеры в жизни. Мы можем другие имена назвать: Беляев Митрофан Петрович, например — петербургский лесопромышленник, который тоже поддерживал тогда столичных, петербургских композиторов, выплачивал им премии. И он потратил полтора миллиона рублей на музыку. Есть очень много всяких примеров. В изобразительном искусстве мы, конечно, знаем пример Третьякова. Например, Третьяков упоминал Мекков, что, конечно, с ним ему тягаться тяжело. Когда было желание приобрести какую-то картину, было соперничество даже между меценатами — кому она достанется. Не для того, чтобы положить в частную коллекцию, а в чьей галерее в бесплатном доступе она будет, чтобы люди могли прийти и посмотреть её. Или организатором многих выставок был, например, Владимир Владимирович фон Мекк, он ездил по всей России. Он выкупал картины у Врубеля, у Некрасова, у Рериха, у многих громких, известных тогда людей и возил по всей России. И если были доходы от показа этих картин, то они все шли на благотворительность. Благотворительность тогда была необязательно всем известна. Например, об отношениях Надежды Филаретовны с Чайковским она всегда просила: не дай Бог, чтобы это стало кому-то известно. Она стеснялась этого. И вообще, в Православии не принято говорить о благотворительности. Правильно ли это? Есть много разных мнений. Например, мне близко и интересно мнение моего хорошего товарища, который наверняка нашим радиослушателям известен, как соавтор такой книги, которая называется «Бедность и богатство. Православная этика предпринимательства». Это Сергей Александрович Шарапов. Вот он говорит, что Мекки не рассказывали о своей благотворительности, и это сыграло с ними нехорошую шутку, можно сказать. Как он это понимает? Он говорит, что, когда мы говорим о благотворительности, не кичась, а рассказывая и призывая в ней поучаствовать, мы даём шанс другим добрым людям пойти по уже какой-то отработанной дороге, на которую они не могут ступить, пока у них нет какого-то опыта. Но если мы их призываем в свою благотворительную деятельность, то у них есть шанс. Это первое, то есть количество благотворителей увеличивается. Второе, это то, что, когда кто-то занимается благотворительностью, у него есть риск проявления гордыни — об этом сказать. Когда же он собрал группу людей, которые вместе занимаются благотворительностью, здесь риск этой гордыни снижается. И человек может говорить что-то о помощи другим людям более открыто, не думая, что кто-то его обвинит в самохвальстве.

Л. Горская

— Ну да, и может говорить не «я», а «мы».

Д. Себенцов

— Совершенно верно!

Л. Горская

— Давайте, может быть, поговорим подробнее о том, что лично для Петра Ильича значила вот эта поддержка. Потому что, как я понимаю, очень сложно переоценить её масштаб.

Д. Себенцов

— Я думаю, что здесь два аспекта одинаково важны. И материальная часть, которая безусловно была важна для Петра Ильича, как и для любого человека, имеющего талант, который пришёл на эту землю, получил этот поцелуй от Бога и должен его максимально реализовать на благо его соотечественников или мира. И, например, Пётр Ильич никак не мог себе создать благоприятные условия жизненные, чтобы у него было много времени, чтобы он занимался тем, что небеса ему дали. И вот, слава Богу, появляются такие люди, например, Надежда Филаретовна. Ещё раз подчеркну, что это не единственный человек в нашей русской истории. Этих имён очень много, которые помогали развитию искусства, которые встречают в жизни каким-то божественным способом людей, которые нуждаются в помощи, и оказывают эту помощь. Деньги деньгами, но Надежда Филаретовна, ещё раз напомню, это 1200 писем. Это 1200 писем, когда Чайковский жалуется, что его не принимают, что критика опять его оскорбляет, зажимает, не признаёт. Она ему говорит, чтобы он не сдавался, не обращал внимание на это, делал это... Она была очень музыкально образованным человеком. Она не просто как благодарный зритель, она могла разговаривать и советовать как музыковед. Она советовала, естественно, в своём видении, как лучше это, как можно это сделать. То есть это были какие-то практические шаги в его поддержку тогда, когда он в ней очень нуждался. Это не только деньги, совсем не только деньги. У него были жизненные обстоятельства, как упомянутая, например, несчастливая женитьба, после которой он почти сошёл с ума. Он уехал с помощью опять же и на деньги Надежды Филаретовны в Европу, находился там очень долго, боялся возвращаться в Россию, боялся, что вся Россия только этот эпизод его жизни и осуждает, и уже не ценит его как композитора. И она его всячески поддерживала и находила какие-то и материальные, и, самое главное, моральные аспекты, нужные слова, чтобы его поддержать, чтобы у человека не случился криз и чтобы он не отключился от этого божественного канала музыкального, который ему дан.

Л. Горская.

— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера». Оставайтесь с нами, мы вернёмся буквально через минуту.

Л. Горская

— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера». С вами в студии Лиза Горская. И здесь с нами Денис Себенцов — исследователь рода фон Мекков и знаток творчества Петра Ильича Чайковского. Потому что Денис одновременно является потомком и фон Мекков и рода Чайковских. Вот так получилось, мы уже об этом говорили в нашей программе. Кто присоединился к нам позже — племянница Петра Ильича Чайковского вышла замуж за сына Надежды Филаретовны фон Мекк. И, собственно, вот перед нами Денис, и мы с ним беседуем про Петра Ильича. И когда разговариваешь с потомком, можно сказать, с членом семьи кого-то из известных великих, всегда хочется спросить подробности эксклюзивные. А вот расскажите нам эксклюзивные подробности жизни Петра Ильича, пожалуйста!

Д. Себенцов

— Очень много чего написано о Петре Ильиче, однако есть какие-то, назовём так, семейные или какие-то дружеские байки, которые, наверное, не всегда вписываются в форматы классических книг или изучений музыковедов, но которые могут с интересной стороны открыть нам характер этого человека, музыкой которого наслаждается наша страна, и весь мир. У него было чувство юмора. Ну, например, последние несколько лет он жил в Клину, рядом с Клином — в Майданово, во Фроловском. Кажется, это было во Фроловском, он был прихожанином местного храма. Естественно, он был знаком со всеми служителями. И был там такой диакон Михаил, который иногда на праздниках немножко выходил за рамки дозволенного и мог немножко перегреться на этих праздниках. И вот однажды зимой случился как раз такой случай, когда этот диакон Михаил до дома, упал где-то по дороге в сугроб и практически замёрз. И слава Богу, Пётр Ильич шёл мимо, его заметил, отвёл к себе домой, приютил, обогрел. И когда этот Михаил очнулся, он огляделся и спрашивает: «Где я?» Пётр Ильич отвечает: «В раю!» — «А вы, Пётр Ильич, что здесь делаете?» — «А я вас провожаю. Сейчас обратно уже собираюсь». Вот такой был человек. По его доброте что мы можем отметить из воспоминаний... Вообще, откуда берутся эти воспоминания? В Советском Союзе всё делалось на широкую ногу, и когда приближался столетний юбилей Петра Ильича Чайковского, который был в 1940 году, уже в 30-х годах началась работа по сбору каких-то баек, шуток и так далее, относящихся к Чайковскому, тех людей, которые его ещё помнили. И вот, например, рассказывают о его доброте: когда он приехал в Клин, на железнодорожную станцию из Москвы, берёт извозчика, едет к себе домой. Извозчик жалуется: вот это плохо, вот это не так...

Л. Горская

— Как таксисты сейчас.

Д. Себенцов

— Возможно. Тогда цена была 20 копеек, 30 копеек, в зависимости от расстояния. Пётр Ильич в душевном переживании на чай даёт 25 рублей. 25 рублей!

Л. Горская

— Это сколько было по тем меркам?

Д. Себенцов

— Если мы возьмём 25 копеек и 25 рублей — ясно, что это, наверное, месячный доход, хороший месячный доход. И что было? Было то, что на этой станции собирались толпы извозчиков, которые дрались между собой — кто же в следующий раз повезёт Петра Ильича. Поэтому Пётр Ильич выходил или на станцию раньше, или на станцию позже. Но это продолжалось недолго, потому что его тоже «вычислили». И дальше извозчики начали пользоваться таким приёмом: Пётр Ильич садился в телегу или сани (в зависимости от времени года) извозчика, который был первым в очереди, ехал домой. А за ним пристраивались 1-5-10 ещё желающих, и Пётр Ильич чувствовал себя обязанным отблагодарить и их, и раздавал чаевые всем.

Л. Горская

— То есть жёсткая такая манипуляция.

Д. Себенцов

— Да. Но манипуляция это манипуляция, главное, ответ на эту манипуляцию. То есть он был совершенно безотказным человеком. И он сам предлагал... Например, он очень любил гулять — он по несколько часов в день гулял. И когда он под Клином гулял и проходил мимо какой-то крестьянской хижины, у которой прохудилась крыша, он спросил у хозяина: «Уважаемый, а почему у вас крыша прохудилась? Как же вы с этим живёте?» — «Барин, нет денег у нас!» — «А вот вам деньги». — «Спасибо, барин!» Через несколько месяцев он опять проходит мимо — крыша в таком же состоянии. Он подходит: «Дорогой мой, я же деньги тебе давал. Не хватило на крышу?» Тот честно отвечает: «Барин, я их пропил!» — «Ну, вот тебе ещё деньги — почини крышу!» Вот такой был человек. Или был пример, рассказывали по радио: в Каменке — имении сестры Петра Ильича, Александры Ильиничны, где жил Лев Васильевич — мой прапрапрадед, — Пётр Ильич как-то получает визит от местной крестьянки. Она говорит: «Пётр Ильич, мы знаем, как вы добры, мы знаем ваши отношения с нашим барином Львом Васильевичем, пожалуйста, попросите его — может, он сподобится к какому-то празднику мне в подарок корову. У меня такая большая семья, мне очень нужно!» Пётр Ильич очень проникся, нашёл время, уговорил своего родственника — мужа своей сестры. И тот выделил корову. Через несколько дней приходит следующая крестьянка: «Пётр Ильич, помогите!» Пётр Ильич немножко вскипел и говорит: «Да что же я вам тут — все вопросы должен решать?» — «Пётр Ильич, но вы же не разобрались! Вот у той крестьянки, которой вы выхлопотали корову, у неё было восемь, а теперь девятая. А у меня ни одной нет. Помогите мне!» Такие вот истории с этим добрым человеком случались постоянно.

Л. Горская

— Добрым, но при этом очень ранимом.

Д. Себенцов

— Крайне ранимый. Крайне ранимые реакции на очень многие вещи — мы можем документально увидеть. Это уже не байки, это то, что мы можем увидеть в переписке. Переписка охватывает очень долгий период — это тринадцать с половиной лет. Также изданы переписки с его близкими и с друзьями: с Юргенсоном, с Кашкиным, с членами семьи. Кстати, очень интересно их почитать и сравнить: что он писал Надежде Филаретовне, и что про тот же факт писал Моде — Модесту Ильичу, своему брату; или Толе — Анатолию Ильичу. Это очень интересное сравнение. Но там мы можем видеть, насколько он сложно переживает даже мелкие события в жизни. А жизнь его была богата и на неприятные серьёзные события. Поэтому не будем употреблять слово «истерика», но что там говорить — мы можем прочитать сами, и это всем известно: были мысли и о самоубийстве. Это был действительно очень ранимый человек.

Л. Горская

— Может быть, имеет смысл привести в нашем эфире какой-нибудь пример сравнения описания чего-нибудь в одном письме и в другом? Или это слишком громоздко будет и лучше предложить слушателям самостоятельно читать письма?

Д. Себенцов

— Я могу привести какие-нибудь примеры, но я хотел бы вам сделать такое предложение: если вы почувствуете, что радиослушатели заинтересовались этой темой, я хотел бы очень пригласить известного музыковеда, который работает в Клину в Доме-музее Чайковского — это Галина Степановна Сизко. Она вам будет цитировать эти примеры страницами, у неё феноменальная память. В отличие от меня, у неё музыкальное образование консерваторское, она может это делать на профессиональном уровне. И она сорок с чем-то лет занимается именно этим. Поэтому она подберёт вам самые замечательные примеры. Я бы очень хоте, чтобы у нас нашлось время и было продолжение этой встречи, и появился бы в студии такой человек.

Л. Горская

— Мы с удовольствием её пригласим. Слушатели наши, если заинтересовались, нам об этом сообщат — слушатели нам могут писать отзывы, на сайте есть все контакты, мы интерактивны. Но вы пока приведите пример, а в следующей программе мы подробнее поговорим об этом.

Д. Себенцов

— Вы знаете, примеры чем могут отличаться — реакция на одно и то же событие? Они как раз показывают его возбудимость, его реакции в связи с какими-то событиями, но также они показывают скорость отхода от этой ситуации. То есть если это какая-то мелочь: он пришёл домой... а он, кстати, вёл огромную корреспонденцию, бывало, в день он писал 30 писем — это колоссальное количество. И очень много из них сохранилось. И вот мы можем просто посмотреть. Условно говоря, в 10 утра он пишет: «Ужас! Кошмар! Как это может быть? Бессовестно...» — ещё что-то по какому-то отношению. Следующее письмо помягче, помягче, помягче... К концу дня он уже успокаивается... про одно и то же событие может так пожурить или пожаловаться, а сначала это было просто — беда и проблема. Но были, конечно, и очень сильные травмы, которые несколько лет длились. Сильнейшая травма в его жизни — это ранний уход его матери, который он часто вспоминал. И Пётр Ильич не верил сначала в загробную жизнь... Вообще, трансформация его видения, отношения к религии очень просматривается на протяжении этой переписки — тринадцать с половиной лет. И если сначала он говорил в письмах Надежде Филаретовне, что он не верит в загробную жизнь, что когда-нибудь ещё увидит свою маму, то в 81-м году, после смерти его ближайшего друга Рубинштейна, он говорит о том, что он хочет и должен верить в загробную жизнь, потому что он не хочет терять отношения с этим человеком, и что они обязательно встретятся позже. Или другая страшная, по его ощущениям, ситуация в жизни — это его женитьба на его студентке, которая, если внимательно почитать, произошла практически шантажом с её стороны; и растерянностью Петра Ильича, который был поставлен обстоятельствами в такую непонятную для него историю. Он считал, что это его долг порядочного человека — ответить на её письма, такого шантажного направления. И он женился, и потом он это пишет женщине, которая в него влюблена — Надежде Филаретовне. И Надежда Филаретовна, наверное стиснув зубы, ему помогает в отношениях с другой женщиной. И потом она помогает выйти из этого кризиса и духовно, и материально. И всё это очень по-разному освещается в разных письмах. И он часто упоминает Надежду Филаретовну в переписке со своими родственниками. И он пишет, что без неё он не мог бы так решить этот вопрос, что только благодаря ей, было что-то сделано. Это, опять же, помощь в его освобождении от рутинной и не всегда приятной действительности, этого гения-творца, которому нужно всё своё время посвятить записям того божественного канала, который ему открыт, на бумагу. И он очень много времени тратил... И мы все знаем, насколько богаты его произведения, как они все проработаны, как оркестровка вся проработана на огромное количество инструментов. Это тяжёлый-тяжёлый труд, для этого нужно было очень много работы. И творить эту работу можно только в спокойном состоянии духа. В общем-то, это спокойствие ему Надежда Филаретовна и обеспечивала.

Л. Горская

— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера». Здесь с вами в студии Лиза Горская и Денис Себенцов. И мы говорим о Петре Ильиче Чайковском, естественно, о его творчестве и о баронессе Надежде Филаретовне фон Мекк, которая помогала Петру Ильичу, была для него другом. Кстати, ведь именно ей посвящена Четвёртая симфония?

Д. Себенцов

— Да, на которой написано «Моему лучшему другу». В те времена благотворительность была неизвестна многим людям. Многие богатые люди старались скрыть это. В том числе Надежда Филаретовна в начале самом своих отношений с Петром Ильичом поставила условие, что они не должны никогда видеться и никогда никто не должен знать об их отношениях, в том числе о переписке, не только о денежных отношениях. Таковы были понятия того времени. И в общем-то, они соблюдались все эти тринадцать с половиной лет, на протяжении которых длилась переписка. И они встретились один раз случайно. Два раза виделись, условно говоря, в театре — не разговаривали, просто по её приглашению он приходил или имел билеты пригласительные от неё в тот же театр, где она была. И поэтому, когда он решил посвятить ей Четвёртую симфонию и написать это на обложке издания, она попросила, чтобы, пожалуйста, не было имён — просто написать «другу», как он, собственно, и сделал.

Л. Горская

— Если Надежда Филаретовна и Пётр Ильич встречались раз-два и обчёлся, то как познакомились ваши предки — племянница Петра Ильича и сын Надежды Филаретовны Николай Карлович?

Д. Себенцов

— При такой долгой и большой любви Надежды Филаретовны к Петру Ильичу у неё возникло желание или мечта как-то породниться с ним. И вот одно из решений было — познакомить своих сыновей (примерно одного возраста, погодки они были) Николая и Александра, которых она отправила в имение Каменку — это семейное имение Давыдовых. Кстати, Каменка известна тем, что это было «южное гнездо», скажем так, или филиал, штаб-квартира декабристов, в том числе и Пушкин там был, и многие другие известные исторические имена. И вот в этой Каменке был какой-то бал, и познакомились будущие супруги: Николай Карлович — сын Надежды Филаретовны, и Анна Львовна — племянница Чайковского, которая росла практически с ним всю жизнь, потому что он очень часто гостил у своей любимой сестры. И появилась очень счастливая семья, в которой было несколько детей, одна приёмная была дочь, и которые вырастили совершенно замечательных людей — исторические личности, о которых можно много вспоминать и рассказывать, писать огромные книги. К сожалению, внуки по этой линии, по моей линии, внуки Николая Карловича, оба погибли во время во время Первой мировой и Гражданской войны. Но женская линия осталась, в том числе сегодняшние потомки есть благодаря этим интересным женщинам. Одна из них — Галина Николаевна фон Мекк оставила очень интересные воспоминания. Они интересны тем, что ей посчастливилось в жизни быть свидетельницей очень многих событий. Например, такие редкие события, как убийство премьер-министра Столыпина — она была в этой же опере в Киеве. И она сама видела и описывает этот факт. Или выстрел «Авроры». Или встречи с этими совершенно замечательными людьми от искусства, среди которых она находилась, и лично вспоминает черты характера, какие-то события. Часть её жизни была совершенно фантастически счастливой, когда она росла в одной из самых богатейших семей в России. Что такое самая богатейшая? Это первая семья, у которой на каждого члена семьи был автомобиль, например. Например, у Надежды Филаретовны был первый дом из 45-и домов, в котором была, вообще, канализация в Москве. Или, например, когда появилась первая телефонная станция в Москве, опять же, один из номеров был у фон Мекков, а их было всего 60 или 100 номеров, я не помню. Ну и так далее. И это люди, очень инициативные во многих направлениях. Мы уже сегодня упоминали искусство, мы можем также упомянуть такие вещи, как воздухоплавание. Николай Карлович фон Мекк — мой прапрадед и сын Надежды Филаретовны был одним из основателей Русского общества воздухоплавания. Он жертвовал много денег на строительство первых аэропланов, он организовывал состязания, например, первый перелёт из Санкт-Петербурга в Москву, вообще первый в истории России. Он был организатором и первым президентом несколько лет Московского автомобильного клуба — первого. Он был гонщиком, он был командором императорских забегов и гонок нескольких. Его дети были участниками, например, Галина Николаевна, которая написала эту книгу, она участник и одна из первых в России автомобилисток. И она пишет эти воспоминания, которые делятся на жизнь до революции, революцию и после революции, когда Николай Карлович остался в России, несмотря на то, что он мог уехать — было достаточно средств за рубежом, и были приглашения даже возглавить министерство путей сообщения в одной из соседних стран. Но он остался здесь, в России. Он сказал: «Я хочу помогать России. В каком бы виде ни была в ней власть, я хочу развития этой страны, я хочу продолжать строить железные дороги». И он остался, он работал, но, к сожалению недолго. Потому что были такие времена, что на всех инициативных людей находились или завистники, или просто клеветники. И он, после 13-и или 15- обысков и арестов, в итоге был расстрелян. И вся семья пошла по этапам, в том числе это Галина Николаевна и моя прабабушка и так далее. Мало кто выжил в те времена, но это интересные воспоминания, которые ещё интересны тем, что это абсолютно феноменальная память у человека. Я читаю и думаю: ну как же можно такие мелочи помнить? Это очень важно: в сегодняшнем нашем литературном мире находить именно такие книги. Потому что мы можем с вами находить книги, которые являются выдумками, абсолютными выдумками. И сейчас, к сожалению, это коснулось и моих предков. Например, есть такая книга «Бумажная любовь» Андрея Левоновича Шляхова, в которой он публикует последнее, неизвестное никому письмо Надежды Филаретовны Петру Ильичу. Это открытие — то есть книга вся базируется на этом открытии. И вот, слава Богу, есть читатели, которые разобрали это письмо. И что они нашли? Действительно, каждое слово этого письма принадлежит перу Надежды Филаретовны и обращено к Петру Ильичу, но всё это письмо — это компиляция из писем за несколько лет. Из нескольких строк выдернуто по несколько фраз и скомпилировано с таким контекстом, что Надежда Филаретовна якобы узнала о якобы нетрадиционной ориентации Петра Ильича и из-за этого перестала с ним переписываться. Это историческая неправда, это фальсификация. Мы сегодня это видим на наших книжных полках. Поэтому, пожалуйста, или обращайтесь к первоисточникам, а именно: «Переписка Надежды Филаретовны с Чайковским».

Л. Горская

— Настоящая, подлинная.

Д. Себенцов

— Да. Это опубликовано, много раз переиздано.

Л. Горская

— А с каким заголовком публикуется этот сборник писем?

Д. Себенцов

— А это так и называется «Переписка Чайковского и фон Мекк», это несколько томов. Первый раз издано в 1940 году — на столетие. И уже сейчас, по-моему, пятое переиздание вышло.

Л. Горская

— И не только на русском, я знаю, это выходит.

Д. Себенцов

— Да, это было переведено как раз Галиной Николаевной фон Мекк, когда она жила уже в эмиграции после Второй мировой войны. Или, в нашем понимании, правильнее сказать, что после Великой Отечественной. В её понимании — во Второй мировой, она уже потом за границей была. Она об этом пишет, что она переводила эти книги. Эти переписки были изданы. Также можно сказать, что на сегодняшний день это широко известно, в том числе в православных кругах — эта переписка. Например, совсем недавно, 1-го декабря, был доклад митрополита Волоколамского Илариона на Первом международном съезде церковных регентов. Доклад так и назывался: «Пётр Ильич Чайковский и сегодняшние проблемы церковного пения». То есть это был доклад, наверное, страниц на 10, в котором изложено много аспектов и Чайковского, и его творчества, в том числе влияния Надежды Филаретовны на это творчество, и много цитат из их переписки. И вот эти цитаты — это то, что нужно читать. А то, что у Шляхова и у подобных ему написано — какое-то развитие событий или какие-то интриги, не ссылаясь на настоящие, истинные первоисточники, — приносит какой-то риск непонимания в нашу жизнь.

Л. Горская

— Как вы изящно сказали!

Д. Себенцов

— Например, митрополит Иларион начинает своё выступление с таких слов: «У меня в руках только что вышедший из печати первый том пятой серии академического полного собрания сочинений Петра Ильича Чайковского, содержащий партитуры, написанные им, в том числе «Литургия святого Иоанна Златоуста». Это огромные планы, это планы издать стотомный сборник, в котором будут все переписки Петра Ильича Чайковского со всеми известными людьми (а это около ста корреспондентов) и все его партитуры, в том числе в совершенно новом неизвестном ракурсе — то что сейчас найдено учёными. Это несколько учёных работают в Клину и изучают первоисточники — не то, как сейчас видятся и исполняются его произведения, а то, как Пётр Ильич их писал. И многие из них существенно, серьёзно отличаются от того, что мы видим в сегодняшнем репертуаре музыкальных театров, симфоний, консерваторий и так далее. Это очень интересная работа. Это ра-бо-та, научная! Поэтому, пожалуйста, обращайтесь к первоисточникам, не нужно читать беллетристику.

Л. Горская

— Вот вы говорили, а я внимательно слушала, о том, что, когда Пётр Ильич Чайковский потерял свою любимую маму, он тогда не верил в загробную жизнь. А потом пошла некая трансформация. Мне кажется, мы не закончили об этом говорить. Вот всё-таки к концу жизни мировоззрение Чайковского как изменилось?

Д. Себенцов

— Он всегда был православным и верующим человеком. Это очень большой вопрос, очень широкое поле для рассуждений: какие аспекты имели более важное значение, менее важное значение? Это можно увидеть из писем, кстати, в основном с Надеждой Филаретовной. Надежда Филаретовна была не родственным, но, наверное, самым близким собеседником и другом. И с ней он обсуждал такие вещи, в том числе отношение к религии, которые он или не позволял себе, или боялся, или стеснялся обсуждать в том числе даже с родственниками. Это, кстати, много раз процитировано в очень интересном выступлении митрополита Илариона. И в течение 15 лет — мы с вами все можем вспомнить, что 15 лет это большой период, в течение которого наше понимание, в том числе отношение к Богу, может очень сильно трансформироваться тем провидением, которое приходит в нашу жизнь, и, естественно, приходило в жизнь Петра Ильича. И это всё хорошо описано. Вот на эту тему, если слушатели найдут это интересным, я бы, Елизавета, очень посоветовал бы пригласить сюда интереснейшего человека, который много лет занимался изучением творчества Петра Ильича и перепиской с Надеждой Филаретовной. А сейчас Наталья Анатольевна работает и заведует музеем Марфо-Мариинской обители милосердия, которая тоже связана с фон Мекками, потому что внук Надежды Филаретовны был одним из очень близких людей к Елизавете Фёдоровне — сестре императрицы, которая очень известна своей благотворительностью. Он занимался как её секретарь этой благотворительностью, он был художником, он занимался оформлением храмов. Много можно чего интересного рассказать... И вот я бы, если найдётся какой-то повод, очень рекомендовал бы вам, и я поспособствую этой встрече, чтобы Наталья Анатольевна сюда пришла, и мы бы ей задали вопросы и про трансформацию мировоззрения Петра Ильича. Это очень тонкий момент, это отдельной передачей нужно сделать с цитатами, с хорошей подборкой из переписки.

Л. Горская

— Много тем для обсуждения у нас осталось, но, к сожалению, время закончилось. На сегодня надо прощаться. Всего доброго, Денис! До свидания, дорогие радиослушатели!

Д. Себенцов

— Всего доброго!