У нас в гостях был старший звонарь Данилового монастыря, руководитель колокольного центра иеродиакон Роман (Огрызков).
Мы говорили о том, как колокола московского Данилового монастыря оказались в США в Гарварде и как были возвращены в Россию. И кроме того, мы говорили об истории колокольного звона в России и о колокольном центре при Даниловом монастыре.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Константин Мацан. И я приветствую сегодняшнего гостя: иеродиакон Роман Огрызков, старший звонарь Даниловского монастыря, руководитель Даниловского колокольного центра.
Р. Огрызков
— Добрый вечер.
К. Мацан
— Ну, уже из Ваших регалий, из Вашей, скажем так, профессиональной деятельности, творческой деятельности понятна тема нашего сегодняшнего разговора. Поговорим о колокольных звонах. Казалось бы, такая тема специфическая. Казалось бы, узкоспециальная — для тех, кто интересуется. Но на самом деле много веков православных людей в их церковной жизни, а стало быть, жизни вообще сопровождает звон колокола. Значит, зачем-то это нужно, почему-то это в нашей традиции есть, и в этом есть, наверняка, смысл более широкий, чем, как иногда думают, просто зазывать людей на богослужение и просто для красоты звонить по окончании богослужения.
А начнем, наверное, вот с чего. Наверное, не всем знакома удивительная история, что почти весь ХХ век — вот, как минимум, две трети его и до сих пор — колокола Даниловского монастыря висели и звонили, и звучали в США, и не где-нибудь просто, а в Гарвардском университете, в общежитии Гарварда — одного из самых известных мировых университетов. Напомните вкратце или не вкратце, как это получилось, как вышло так, что в 30-е, если не ошибаюсь, годы колокола Даниловского монастыря отправились через океан в США?
Р. Огрызков
— Да, Вы знаете, судьба русских колоколов иногда настолько тесно и сложно переплетена с людскими судьбами, что недаром возникает параллель между колоколом и человеком. И в данном случае Даниловские колокола имеют уникальную, редкую судьбу такую. Им много пришлось повидать на своем веку, несмотря на то, что самые молодые из этих колоколов были отлиты в начале ХХ века. Но уже буквально через два десятка лет, в 1930 году, все эти колокола (их было 17 на Даниловской колокольне) были отправлены за океан. Действительно, редкое событие. Дело в том, что набирала ход кампания по уничтожению колоколов в 20 — 30-е годы, и Даниловский монастырь срывался последним в Москве. На тот момент некий меценат в США, его имя и фамилия Чарльз Кремнево(?), пожелал приобрести целый набор исторических колоколов из Москвы. Он был хорошо знаком с русской культурой, встречался с патриархом Тихоном, и также у царя был на аудиенции в свое время, 22 раза посещал Россию и был весьма заинтересован в сохранении вот таких фрагментов русской культуры, как он считал. Для него это было очень важным — сохранить целый набор колоколов в том виде, в котором он существовал в каком-либо храме или монастыре. Для этой цели он дал поручение своему агенту — профессору Гарвардского Томасу Этомору(?), византологу, который как раз занимался подбором таких ценностей в Москве. И тот нашел эксперта. Экспертом выступал господин Сараджев, сын известного музыканта. Это был своеобразный эксперт по колоколам, специалист, который имел гениальный слух и удивительный слух. Он знал на слух все московские благовестники, более 4 тысяч, как он утверждал.
К. Мацан
— Благовестники — это колокола?
Р. Огрызков
— Благовестники — это самые крупные колокола в наборе, которые, ккак правило, начинают звон. Благовест делается именно в них. Причем, поскольку там разные типы служб, то разные бывают благовесты, разные колокола. Ну, самые крупные колокола в наборе называются «благовестники».
И господин Сараджев как раз очень ценил звук колоколов вообще. Он считал, что этот звук очень тесно сопряжен с самой, скажем так, природой звука колокола. А слух у него был потрясающий — он слышал 1 тысячу 701 полутон в гамме (которые все слышат — 12 полутонов), и каждый предмет, явление для него были связаны тоже с определенным звуком. Он мыслил звуками, звуки и цвета для него тоже были очень плотно связаны. И вот он назвал Даниловские колокола как наиболее ценный сохранившийся в Москве на тот момент колокольных наборов. У него были свои интересы, свои задачи — он хотел создать концертную звонницу из русских колоколов, и он надеялся, что его пригласят как раз в США для того, чтобы исполнять свои звоны. Он хотел дополнить набор 18 Даниловских колоколов еще частью колоколов, но этому не суждено было случиться. По крайней мере, все Даниловские колокола были в тот момент — момент закрытия монастыря и момент, получается, их национализации — сразу же проданы американцам.
К. Мацан
— Это 1930-й год.
Р. Огрызков
— 1930-й год.
К. Мацан
— Я где-то читал, что иначе их бы отправили на переплавку для оружия. Пушки бы делали.
Р. Огрызков
— Не знаю, для оружия или нет. Есть мнение, что неплохо получались всякие бронзовые рельефы из московских колоколов. Говорят, что барельефы, в частности, на фасаде Российской Государственной библиотеки как раз были отлиты из колокольной бронзы. Но, тем не менее, да — бронза была нужна, это был ценный металл, и, скорее всего, так бы и получилось. Потому что считались только с наиболее древними колоколами, за которые музейщики устраивали бои — просто вот с боем требовали сохранения каких-то там...
К. Мацан
— Я вот когда читал об этой истории, готовясь к программе, меня удивило, что когда уже при патриархе Алексии Втором, если я не ошибаюсь, возник вопрос возвращения Даниловских колоколов и сотрудники Гарварда, вернее, общежития — вот это «Lovel House», где они висели, эти колокола, высказывали некий скепсис в отношении возврата, это был такой момент, что, Вы понимаете, эти колокола — они уже часть истории не только Русской церкви — они уже часть истории Гарварда. «Это тоже наша история», — говорили американцы, которые выросли рядом с этими колоколами. Вот как там колокола прижились, чем они стали в Гарварде? Просто звонили раз в день, с утра и вечяером, или какая-то у них была там история своя?
Р. Огрызков
— Звонили они там реже, и, более того, их звон вызывал противоречивые впечатления, поскольку часть студентов начинала бунтовать, потому что не был понятен этот новый обычай. Ну, в тот момент он был новым, конечно, да.
К. Мацан
— Видимо, в начале, как только привезли колокола?
Р. Огрызков
— Да, да. Чуть позднее был образован клуб звонарей...
К. Мацан
— В Гарварде?
Р. Огрызков
— Да. Клубы звонарей русских колоколов.
К. Мацан
— Ничего себе!
Р. Огрызков
— И они стали изучать традиции уже, призывали различных русских эмигрантов, которые показывали, как вот вообще играть и как исполнять звоны. И, в общем-то, у колоколов была там своя жизнь, понимаете?
Они звонили, как правило, по воскресеньям, а иногда еще и на различные официальные события, например, выпускной день. Ну вот после теракта 2001 года они стали звонить 11 сентября тоже. Ну, и Хэллоуин, например, или ряд других ситуаций.
К. Мацан
— Интересное сочетание — на Хэллоуин звонят русские колокола.
Р. Огрызков
— Да, спортивные игры тоже. Они получили свои имена, эти колокола, там, в Гарварде. Самый большой назывался Мать-Земля. Ну, интересное, красноречивое название, на самом деле. Дело в том, что для них это, конечно, все-таки такая культурная изюминка, для американцев. Да, конечно, колокола — это, пожалуй, часть такого английского стиля, который, в общем-то, там очень подробно воссоздан. Это Новая Англия — Гарвард и Кембридж, в частности. И там везде эти здания...
К. Мацан
— Кембридж — это город, где расположен университет Гарвард.
Р. Огрызков
— Кембридж — это город, где кампус находится университетский, да.
К. Мацан
— Кампус?
Р. Огрызков
— Угу. И действительно, для них это часть такого английского шарма. Но колокола русские, понимаете? Когда поднимаешься на эту башню, которая вполне соответствует английскому стилю, ты видишь эти колокола с русскими иконами и со славянскими надписями, и ты понимаешь, что это нечто другое, конечно, не связанное с английским стилем. И вот этот синтез был, конечно, очень интересен и самим студентам — они постоянно приходили на эту колокольню. Опять-таки, одни ворчали, другие звонили в эти колокола, интересовались их историей. Так или иначе, действительно, у них возникла своя традиция звонов, своя традиция использования этих колоколов, и они стали частью, пожалуй, культурной традиции Гарварда за эти 70 с чем-то лет, которые провели колокола на этой большой башне.
Интересно также, что мы поддерживаем на самом деле связь с гарвардскими студентами и профессорами и до сих пор, и к нам приезжают группы студентов для обучения русским звонам. Мы проводим мастер-классы здесь, иногда я езжу туда проводить мастер-классы. И интересно, что когда последний раз они приезжали, уже наши звонари... Мы имеем курсы звонарей. И вот наши ученики — я устроил такую встречу учеников наших курсов и звонарей Гарварда, они стали задавать друг другу вопросы. И наши задают американцам вопрос: «А что Вас привлекло к этим колоколам, которые, в общем-то, атрибут церковного богослужения?» Ну, то есть сейчас я поясню: они сейчас звонят в колокола-копии. Оригинальные колокола были возвращены все-таки Гарварду в 2004 году, и взамен университет получил набор колоколов, очень близкий по весам, по внешнему оформлению, по звучанию. Так или иначе, они продолжают традицию русских звонов, углубленно интересуются ею. И когда их спрашиваешь: «Ребята, а что Вас привело на колокольню — это же для Вас не религия, для Вас это не...»
К. Мацан
— Да, это самый такой вопрос, который возникает. Интересно.
Р. Огрызков
— Меня удивил такой ответ. Они говорят... Они задумались и сказали: «Вы знаете, нас привели сами колокола. То есть они нас позвали, и мы пришли». То есть если у нас в России колокол звонит и зовет к службе, то там нету Церкви, и колокол позвал их сам к себе, получается. (Смеется.)
К. Мацан
— А не получается так, что, в духе пословицы, «слышу звон — не знаю, откуда он»? То есть люди пришли к колоколам, к экзотике какой-то, к чему-то необычному. С одной стороны, мы не вправе ждать от них, что они через это заинтересуются православием. С другой стороны, это атрибут именно православной культуры — в том числе, конечно, особенно русский колокол требует не просто вообще России, а православной культуры, Православной церкви. Есть интерес к этой стороне колокольного дела у них? Или все-таки это остается просто общекультурным таким интересом?
Р. Огрызков
— Вы знаете, этот интерес углубляется по мере их углубления, столкновения с этой традицией. То есть они сперва знакомятся с колоколами, потом они узнают, что есть Данилов монастырь и есть связь с Даниловым монастырем. Потом они в какой-то момент приезжают в монастырь, и тут начинается другая сторона, для них открывается. То есть я их везу по колокольням, я им показываю различные исторические колокола, я их веду на богослужение, я показываю, как в праздники звонят колокола, они участвуют в эти звонах. И для них это такой культурный шок, что у них многое переворачивается
К. Мацан
— Дорогого стоит! (Смеется.)
Р. Огрызков
— Но когда они приезжают к себе, они понимают масштаб — глубину и масштаб этой традиции. И они всегда говорят, что «мы теперь поняли, почему Вы хотели вернуть эти колокола, и мы теперь знаем, что это за реликвия». И у них совершенно другое отношение. Я полагаю, что, в общем-то, это очень полезный контакт.
К. Мацан
— Иеродиакон Роман Огрызков, старший звонарь Даниловского монастыря, руководитель Даниловского колокольного центра сегодня в гостях в программе «Светлый вечер».
Отец Роман, а вот я, опять же, когда читал об этой истории, наткнулся на такой факт, который меня тоже удивил, — что одной из трудностей, почему долго шел процесс обсуждения возможности возврата колоколов из Гарварда в Москву, была просто архитектура самой колокольни. То есть колокольню выстраивали чуть ли не вокруг колокола специально. То есть не колокол помещали на существующее пространство, а камни выкладывали вокруг самого колокола, и его было трудно извлечь. Ну, я так это прочитал. Вот так ли это? Какие еще были особенности существования колоколов там, которые тоже, может быть, в чем-то затрудняли процесс их возврата?
Р. Огрызков
— Ну, на мой взгляд, основная причина была связана с тем, что, прежде всего, это все-таки была реликвия — реликвия историческая, вещь определенной цены. У них большинство противоположных аргументов... Вернее, большинство оппонентов говорили о том, что «мы не знаем, как сложится судьба у этих колоколов снова в России — Вы знаете, что они чуть не были утрачены». «Если они вернутся к Вам, где гарантия, что их снова не переплавят через какие-то 20 лет, скажем?»
К. Мацан
— Это уже американцы говорили. Заботились, хранили свою ценность.
Р. Огрызков
— (Смеется.) Да-да, это был один из аргументов таких значимых. И, пожалуй, наиболее глубоких, скажем так.
Ну, и более внешние такие, более, скажем... менее, скажем так, значимые аргументы касались того, что да, башня построена вокруг колоколов. Хотя это не совсем так — просто колокол поднимали внутри башни. Да, действительно, нужно было разбирать часть конструкции для того, чтобы ее вытащить, и, конечно, никакой здравомыслящий никогда не мог себе позволить увидеть собственную башню, которую разбирают для того, чтобы отдать русские колокола. (Смеется.)
К. Мацан
— Ну вот кто-то со стороны посмотрит — и может удивиться: ну, а вот действительно, что за зуд такой — вернуть старые колокола? Ну, в конце концов, можно отлить новые, повесить их в Даниловом монастыре, они будут звонить, они будут прекрасны. В чем смысл вот именно такого цепляния за этот артефакт? Кто-то может, действительно, подумать, что это ну просто капризность такая — «нет, вот хотим старые». Почему люди, которые настаивали на возврате колоколов, в итоге добились, договорились о возврате старых, вот этих исконных колоколов на звоннице Даниловского монастыря? В чем была мотивация этих людей?
Р. Огрызков
— Вы знаете, все-таки для русского человека зачастую вот такие меркантильные резоны, как правило, уходят на второй план, когда касается дело, скажем так, любви к родному пепелищу, любви к отеческим гробам. Понимаете, трудно объяснить некоторые вещи. В данном случае, это, в частности, для нас, для насельников Данилова монастыря, была частица, скажем, нашего... это были наши духовные корни, то есть частица нашего прежнего Данилова монастыря, которая сохранилась, как святыня, которая сохранилась где-то, и ты можешь приложить усилия и каким-то образом вернуть. И мы постарались это сделать — в частности, если говорить про монахов Данилова монастыря. Потому что это, пожалуй, такая реликвия, которая имеет особую духовную цену. То есть мы хорошо знали, что это был лучший набор колоколов в Москве, в дореволюционной Москве. Мы хорошо знали, что наша братия там совершала свои вот такие монашеские подвиги под эти колокола. То есть это был и их режим дня. Мы знаем хорошо, с какими сложностями сталкивалась братия для того, чтобы просто обеспечивать богослужения звоном после событий 1917 года. У нас есть документы, которые говорят о том, что власть постоянно давила на монастырь с целью прекратить звоны. В 1920 году, в частности, произошло такое очередное ограничение, когда было предписано сократить время звонов и количество звонов. Но, тем не менее, братия жива, монастырь действовал, несмотря на все эти сложные обстоятельства. И эти колокола — они свидетели и часть нашего монастыря, свидетели подвига нашей братии. И я не знаю, как это передать, понимаете? Есть что-то дорогое для тебя в душе, что ты не можешь оставить в стороне и просто выбросить из сердца.
К. Мацан
— К вопросу о сердце — только я хотел именно Вас спросить, если Вы можете об этом рассказывать: что Вас привело к занятию именно этим? Ведь много в Церкви послушаний. И Вы — иеродиакон и священнослужител
Р. Огрызков
— Ну, пожалуй, так сложилось — я с начала своего прихода в монастырь, практически, получил это послушание — послушание звонаря. И когда через два с половиной года... Ну, я позднее стал старшим звонарем, и для меня было очень близкое послушание, потому что у меня есть некоторое музыкальное образование, есть опыт пения в хорах и литования, и я хорошо себе представлял, что это за музыкальный инструмент — колокол, в принципе, если уж так говорить. Как с ним обращаться, к этому времени я представлял. И когда, конечно, стало известно, что вот эти колокола сохранились и что они, в общем-то, могут быть возвращены, что они являлись в свое время одним из лучших наборов Москвы, все это вместе как-то создавало этот кураж, тот энтузиазм, который, в общем-то, и позволил действовать долгие годы в таком ключе. То есть я, конечно, не хочу сказать, что многое было на мне замкнуто, но, в общем-то, мне довелось поработать в рабочей группе по возвращению колоколов, и, в общем-то, могу сказать, что я не жалею об этом времени — это были очень интересные годы, очень интересный проект.
К. Мацан
— Вот музыканты часто говорят о своих инструментах как о живых людях. И Вы тоже на самом деле начали эту тему в самом начале, говоря о том, что иногда судьба колокола похожа на судьбу человека. Вы в Вашей речи употребляете такие выражения: «молодой колокол», «голос колокола», как будто Вы и вправду говорите о человеке. Вот как Вы это переживаете — для Вас колокол и вправду, ну, метафорически говоря, живое существо?
Р. Огрызков
— Ну, для меня каждый колокол имеет некоторое свое лицо, скажем так, по крайней мере. Это, прежде всего, его звук, это его голос, как я уже упомянул. Действительно, у каждого колокола есть определенная звуковая картина, прежде всего, у русского колокола. И у каждого она своя. Да, и все-таки история показывает, что колокола имели всегда очень сложную судьбу, сопоставимую с судьбой человека. Неоднократно я их сравнивал с людьми. Да что говорить — даже если мы посмотрим факты, вот их наказывали плетьми...
К. Мацан
— Колокола?
Р. Огрызков
— Да. Это исторический факт.
К. Мацан
— В каком веке? В каких веках?
Р. Огрызков
— Давайте так: прежде всего, самый яркий пример, который мы знаем, это ситуация со смертью царевича Димитрия. Углич, Угличский колокол — в него звонили набат, когда произошло убийство царевича. Ну, и за этим, конечно, произошли такие довольно бурные события, которые привели к тому, что, конечно же, отчасти наказаны были и те, кто звонил в колокол, но и сам колокол был снят с колокольни, оторваны уши...
К. Мацан
— Уши — это что такое?
Р. Огрызков
— Уши — это элемент, за который колокол крепится к балке. Такие серьги, да-да-да.
К. Мацан
— Это то, на чем он висит как бы?
Р. Огрызков
— Да. Ну, на самом деле, морфология частей колокола тоже вполне соответствует частям человеческого тела — например, у него есть уши или корона, например...
К. Мацан
— Язык.
Р. Огрызков
— Шея, плечо, тулово, юбка, язык, да. Все как бы правильно говорите, да. И да, это был один из таких очень ярких эпизодов. Да, колокол сослали — послали в ссылку в Сибирь. Он там просуществовал несколько, получается, столетий...
К. Мацан
— (Смеется.) Потом реабилитировали?
Р. Огрызков
— Ну, да, вот буквально через 300 лет после этого поступка колокол вернули. Причем, он уже был другой, при пожаре он пострадал, был перелит. То есть целая история.
К. Мацан
— Вот смотрите...
Р. Огрызков
— При Екатерине, собственно, была ситуация тоже, что колокол был снят, выдран язык. В общем, то есть, на самом деле...
Р. Огрызков
— Вот сложный вопрос возникает в связи с этим, потому что, с одной стороны, учитывая то, что Вы сказали об отношении к колоколу, как к человеку, те исторические эпизоды, которые Вы пересказываете, это пример нормального поведения. Вот раз человек, значит, мы можем его высечь, можем потом сослать, потом реабилитировать, можем любить или не любить. Но человеку современного светского сознания, мне кажется, не так-то просто это понять и принять. Ну, это кажется попыткой высечь море. То есть это какое-то такое, кто-то, может быть, скажет грубо, мракобесие. Как к таким фактам в истории колоколов и колокольного звона относиться сегодня, изнутри нашего просвещенного века, нашего уже такого разумного, рационального сознания?
Р. Огрызков
— Я думаю, так и относиться — относиться просто как к определенному эпизоду, скажем так, русского, скажем так...
К. Мацан
— Все-таки как к перегибу?
Р. Огрызков
— Вы знаете, трудно сказать. Понимаете, настолько колокол был плотно соотнесен с каким-то простонародным, скажем так, вообще сознанием, с поверьями... Там было что-то языческое, в этих поверьях, было что-то суеверное. Это очень сложный феномен — просто, скажем так, культурный феномен. И мне трудно однозначно ответить на этот вопрос.
К. Мацан
— То есть это культурная особенность того времени?
Р. Огрызков
— Да, для нас, прежде всего, все-таки колокол — это да, это, скажем так, атрибут богослужения, который созывает на молитву всех верующих, который позволяет выразить радость от богослужения в каком-то праздничном звоне. Пожалуй, в этом стиле я бы мыслил... Но, опять-таки, есть у нас чин освящения колоколов, в котором многое можно почерпнуть — ответы на эти вопросы. Там действительно очень интересно: там для колокола, для звона колокольного испрашивается благословение Божие, чтобы отводить, скажем так, поветрия и эпидемии, грады и молнии. То есть... (Смеется.) Ну, вот не знаю... Своеобразно.
К. Мацан
— Смотрите, у многих элементов церковной жизни, богослужебной жизни есть разные уровни, скажем так, разные возможности измерения. То есть, есть, наверное, какая-то функциональная вещь, функциональный аспект, а есть аспект духовный и мировоззренчески
Р. Огрызков
— На самом деле, колокольный звон дается в Церкви именно как сигнал — сигнал для созыва на богослужение. И он остается сигналом в Западной церкви, остается сигналом, скажем, в восточных церквах. Но вот именно на Руси колокол приобрел особое, скажем так, значение — я бы сказал, даже не только богословское, но и, пожалуй, культурное. Потому что... Да даже практическое. То есть именно на Руси колокола стали восприниматься как... Ну, сперва было такое вот понимание, что колокол — это труба архангела, которая внезапно своим звуком созывает всех на Суд Божий. Ну, поэтому возникла традиция креститься, когда мы слышим звук колокола, и обращать свой мысленный взор к Богу.
Позднее, в XVII веке, когда уже звуки колоколов были настолько гармоничны и мелодичны, что вариант с трубой как-то не особенно рассматривался, то стали люди другое значение придавать. То есть возникла связь таких понятий, как Глас Божий и звучание колокола. То есть колокол стал интерпретировать
К. Мацан
— На секунду прервемся и вернемся к этой теме после небольшой паузы. У нас, напомню, в гостях иеродиакон Роман Огрызков, старший звонарь Даниловского монастыря, руководитель Даниловского колокольного центра. В студии Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к Вам через несколько минут.
«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. В студии Константин Мацан, и в гостях у нас сегодня иеродиакон Роман Огрызков, старший звонарь Даниловского монастыря, руководитель Даниловского колокольного центра. Мы говорим о колокольном звоне, о феномене колокольного звона вообще, об истории колоколов, и как раз сейчас говорим о том, какое значение, какая смысловая нагрузка существует у колокола в православной традиции, кроме таких функциональных вещей, как созывать людей на молитву, например. Вот, отец Роман, давайте продолжим. Что было дальше в истории, какими еще смыслами наполняли люди в православной культуре колокольный звон?
Р. Огрызков
— Да, ну, мы упоминали такой факт, что в конце XVII века, во второй половине XVII века сформировался «русский профиль» так называемый — своеобразная геометрия русского колокола, которая давала такой вот интересный звук — глубокий, бархатный и с ярко выраженными тембровыми особенностями, который всегда во впечатлениях слушателей воспроизводил какой-то особый образ и про который говорили, что колокол — это Глас Божий. И, кроме того, вот к этому времени — где-то ко второй половине XVIII века — относится начало интересного Палата, которому мы, пожалуй, с трудом найдем аналогию в восточных церквях по ряду причин. То есть на Руси начали создавать художественные звоны. То есть они могли иметь довольно сложную композицию, особые попевки, ритмические рисунки, которые должны были отображать, опять-таки, какие-то иногда фрагменты известных кантов или церковных песнопений. И особо отличалась этим звонница Ростовского Успенского собора, то есть набор колоколов. Они были настолько гармонично подобраны, что слушатели называли эти колокола «колокола с нотным звоном».
К. Мацан
— Но это что-то, чо должно звучать с богослужением? Или это уже отдельная музыка, которую можно просто слушать, как мы слушаем классику?
Р. Огрызков
— Интересно было то, что это, совершенно четко, были уставные звоны. Совершенно простые...
К. Мацан
— Уставные — то есть которые звучали с богослужением?
Р. Огрызков
— Да, которые перед богослужением, после богослужения. Ну, во время богослужения редко бывают трезвоны, только отдельные, скажем.
К. Мацан
— Ну, которые, скажем так, были включены в какой-то богослужебный процесс?
Р. Огрызков
— Да. То есть один из видов звонов — трезвон так называемый, это самый праздничный звон, — он как раз и стал очень художественным по своему исполнению. То есть были мастера, которые, как я упоминал, целые композиции такие создавали ритмико-интонаци
К. Мацан
— В музыкальный инструмент.
Р. Огрызков
— Да, именно на Руси. То есть если Вы послушаете звоны где-нибудь там... ну, будь то Иерусалим или, скажем, Греция, ну, Вы вряд ли услышите что-нибудь художественное — маловероятно. А на Руси в это время уже существовали особые композиции, даже иногда сложные — целые концерты исполнялись, в основном, в Москве, где, в общем-то, даже и православная публика была избалована «хождением по киятрам».
К. Мацан
— Вот огромная тема здесь открывается. Потому что и вправду музыка колокольная — музыка непростая. То есть мне трудно себе представить человека (наверное, такие есть, но мне трудно его себе вообразить), который бы слушал колокольную музыку в машине, диск ставил бы, или шел бы на концерт специально. Вот сидел, знаете, как ценитель музыки, наслаждался бы этой музыкой. Все-таки она особенная. Или нет, или я не прав? Как Вам кажется, как слушать колокольный звон, на что себя настраивать, чтобы эту музыку воспринимать?
Р. Огрызков
— Ну, в общем-то, она обязательно связана с контекстом. Все-таки, действительно, это, прежде всего, богослужебный звон все-таки. То есть мы все равно возвращаемся к тому, что колокола используются за церковными богослужениями. Сейчас есть ряд исполнителей такого свободно-художес
Ну, и давайте представим себе, скажем, XIX век. Представьте себе звуковой фон какого-нибудь русского села. Скрип колес телеги, например. Или ведра в колодце. Или, например, крик поросенка, визг поросенка. Или, там... Ну, что еще...
К. Мацан
— Какую Вы насыщенную красивую звуковую картину... Сразу видно — музыкант!
Р. Огрызков
— (Смеется.)
К. Мацан
— Мыслит звуками человек!
Р. Огрызков
— Она не вполне насыщенная как раз. И вот колокола — это и был акцент, звуковой акцент, понимаете? То есть наступал праздник, и все оживало вот этими звуками. Что говорить, Москва — это была просто живая симфония в праздники. То есть каждая колокольня, каждый звонарь исполнял что-то такое праздничное, особый какой-то звон, и вся Москва одновременно наполнялась этим звоном. Это было совершенно потрясающее зрелище — не зрелище, а, получается, такая звуковая картина, которую, в общем-то, описывали некоторые авторы. Но мы сейчас уже этого не застаем.
Но вот я просто хочу сказать, чтобы Вы представили, насколько это было значимо в то время, когда не было других развлечений такого звукового характера. И, в то же время, это были и МЧС, и СМИ своеобразные, потому что были колокола, которые извещали о приезде какого-нибудь важного чиновника или царского наместника или, например, о наступлении неприятеля, о пожаре — все, что угодно. То есть был такой интересный композитор Смоленский, который в начале ХХ века говорил, что в Казани, где он рос, по колоколам все знали. То есть могли понять, где и какого разбора покойник, например, где какое венчание происходит, куда повезли икону Казанской Божьей Матери, или, например, в какую сторону проследовал его высокопреосвящен
К. Мацан
— Вы — руководите Даниловским колокольным центром. Что это такое? Туда приходят люди учиться именно быть звонарями церковными, или туда может прийти любой, чтобы просто познакомиться с традицией колокольного звона?
Р. Огрызков
— Ну, у нас вообще такой большой аппетит, и мы сейчас развиваемся. Наш колокольный центр, в общем-то, имеет несколько программ. Они, в общем-то, развивались все эти прошедшие годы. И вот этой весной мы уже были официально, наша деятельность была благословлена и утверждена Святейшим патриархом. Мы действуем в таких трех основных направлениях. То есть, с одной стороны, это, конечно же, такая культурная программа, связанная и с ознакомлением со звоном всех желающих... Ну, мастер-классы на выездах, предположим, или же, опять-таки, связь с Гарвардским университетом — она актуальна. Потом, участие в фестивалях, организация фестивалей. У нас есть свой фестиваль — называется «Даниловские колокола». Мы ежегодно его проводим. Пасхальный фестиваль — мы в нем участвуем.
Есть программа научная, она связана как раз с углубленным научным изучением колоколов. То есть речь идет про исследования кампанологически
К. Мацан
— Какие исследования, простите?
Р. Огрызков
— Кампанологически
К. Мацан
— А аудитория, ученики Вашего центра все-таки — кто это? Это будущие звонари, монахи, священнослужител
Р. Огрызков
— Мы приглашаем всех, и у нас действительно самые разные люди уже выпускались. Я перечислю коротко: машинист метро, адвокат, скажем, доктор, профессиональный фотограф, какие-то там банковские служащие. Все, кто угодно. Или просто уборщицы. Самые разные люди. И мы всех приглашаем, потому что мы хотим всех познакомить с этим интересным культурным явлением — колоколом и колокольным звоном. У нас специфика такова, что мы приглашаем не только на занятия, но и к участию в праздничных звонах нашего монастыря — как раз в этих «Даниловских колоколах», про которые мы говорили.
Ну и, конечно, отдельная программа еще, про которую я забыл упомянуть, связана уже с прикладными предметами. То есть вся теория, которую мы нарабатываем, та научная база, которую мы имеем, используется для таких практических целей. В частности, мы уже сейчас льем колокола, и мы их монтируем и устраиваем, в общем-то, системы управления колоколами, обследование колоколен, экспертизу — самые разные услуги, связанные с историческими колоколами или с добавлением в набор новых. Мы это сейчас все делаем. То есть они очень тесно связаны, эти две стороны — практика и теория.
К. Мацан
— Трудно себе представить человека, который идет на курсы звонарей из праздного любопытства. Вот ему нечего делать, свободное время есть — он идет не на курсы иностранных языков, а на курсы звонарей. Вероятно, когда человек приходит и этой темой интересуется, он чего-то ищет. Ищет чего-то, наверное, мировоззренческо
Р. Огрызков
— У нас в анкетах есть вопрос: «Что Вас привело на курсы звонарей?» И ответы действительно бывают самые разные. Но меня действительно поражало то, что люди находили нечто большее на этих курсах, чем я ожидал от них. То есть — ну да, мы обучаем, как звонить в колокола. То есть они потом могут прийти, и показать свидетельство, и начать где-то звонить при храме. Но оказалось, что это нечто большее для целого ряда наших выпускников. То есть некоторые, как оказалось, приходили после какой-то сложной жизненной трагедии, предположим. Или же для того, чтобы действительно разобраться в себе и разобраться в своем религиозном, скажем так, чувстве. И меня удивляло, что целый ряд людей нашли действительно что-то большее, чем я мог им дать. Вот это было интересно.
К. Мацан
— Иеродиакон Роман Огрызков, старший звонарь Даниловского монастыря, руководитель Даниловского колокольного центра сегодня в гостях в программе «Светлый вечер».
Отец Роман, не могу Вас не спросить на другую тему, хотя, может быть, в чем-то близкую — это о Вашем отце. Легендарный московский священник протоиерей Геннадий Огрызков, про которого — просто можно набрать его имя в поисковике, и будет много статей... Если я не путаю, он служил в храме Воскресения Словущего в Москве, в храме Малое Вознесение (тоже там недалеко). Вот что самое, может быть, интересное для Вас, запомнившееся он рассказывал о церковной жизни тех времен, которые мы уже не застали, которые пришлись на его годы служения? Тогда, кстати, тоже было, наверное, не все так же радужно с колокольными звонами, как сегодня в Москве. Ведь в советские годы запрещали, чтобы колокол звонил. Есть множество историй, как архиереи и священники обходили этот запрет. Я просто вспоминаю историю, если я не ошибаюсь, про ленинградского митрополита Никодима Ротова, которому ленинградский Уполномоченный по делам религии не разрешал, чтобы в Ленинграде звонили колокола. А в Церкви такая традиция существует, что архиерея, архиепископа встречают колокольным звоном, когда он приходит на богослужение в храм. И вот отец Никодим, владыка Никодим пошел на такую хитрость, сказав: «Понимаете, я тщеславный человек, я люблю, когда меня колокольным звоном встречают». И эта аргументация — эта аргументация! — была понятна Уполномоченному по делам религий, и это он разрешил. «А, если так, то тогда пожалуйста, звоните, не имею вопросов!»
Вот, может быть, есть и другие истории, какие-то другие случаи из тех времен, которые были рассказаны Вам или как-то донесены отцом Геннадием?
Р. Огрызков
— Ну, конечно, отец у меня был особенный, и я, конечно, всегда жалею, что не так много времени мог при нем находиться, потому что он все мои отроческие годы провел уже на церковной службе. Когда мне было, пожалуй, семь лет, он поступил в семинарию на заочном и потом, отучившись, стал дьяконом и священником. Он служил сперва в Воскресения Словущего на Успенском Вражке, и позднее, в 1992 году, ему дали свой храм — Малое Вознесение, на Никитской, прямо напротив Консерватории небольшой храмик, и у него началось другое поприще — это поприще восстановления храма, создания прихода. И мне очень мало времени доводилось с ним общаться, потому что я поступил в этом году в семинарию, потом в Академию поступил и очень мало имел возможности с ним видеться. Но тем более яркими мне казались те беседы и уроки, которые я мог почерпнуть из общения с ним. Он был действительно редкий человек и редкий по широте своих взглядов. Меня очень поражало, что когда он стал священником, я помню, он всегда ездил на метро в храм, и на станции «Пушкинская», когда он выходил, если у него было время, он всегда заходил в магазин «Книга» — там прямо напротив выхода из метро был старый книжный магазин. И он мог там проводить ну... много времени, сколько он имел его. И он интересовался всем. То есть меня поразило, что, уже будучи священником, увлекся и в этом магазине выбором книг, и он выбирал Конфуция. Я спрашиваю: «А что тебя интересует в китайской мудрости — ведь это же не то же самое, что христианство?» (Смеется.) Он говорит: «Ты не понимаешь! Ты не понимаешь — это же такая мудрость! Это же такая житейская мудрость и такая философия!» И вот он очень ценил и философию, и... Он был архитектором, и он очень любил свое призвание тоже. Он был замечательным художником. Его интересовало все буквально — и искусство, и наука. И, кроме того, конечно, он был замечательным пастырем. И действительно, он рассказывал про те человеческие судьбы некоторые — ну, без упоминания имен, конечно. Я даже не знаю, о ком он рассказывал, хотя иногда сопровождал его некоторые требы и бывал с ним на некоторых старых московских квартирах. Он рассказывал, что его поражало, конечно, насколько глубоки порой бывают человеческие судьбы и непредсказуемы. То есть ему доводилось неоднократно исповедовать и причащать, фактически, уже умирающих таких ярых партийных деятелей советской эпохи, которые признавались ему уже на смертном одре, что им пришлось перевернуть в себе все и пересмотреть свое мировоззрение буквально уже в последние месяцы, и что они пришли к вере осознанно. И вот такие очень мощные внутренние перевороты — они всегда, конечно, и его потрясали, и о своем потрясении он, конечно, мне сообщал, когда рассказывал про эти судьбы, про эти какие-то вот душевные драмы. Ну и, конечно, у него был дар особого отношения к людям. Он всегда умел выслушать и помочь человеку. И он мне говорил о том, что пастырю очень важно уметь слушать, уметь прислушиваться к людям.
Пожалуй, я не смог, конечно, сейчас здесь описать всего, о чем мы с ним беседовали, и зачастую его дела больше о нем говорили, чем его слова, и оставляли самый яркий след в душе. Они учили больше, действительно, чем слова. Особенно если мы с братом как-то себя не мирно вели и как-то его огорчали, то он всегда нас собирал вместе. Если мы ссорились, он заставлял нас мириться при нем. И он всегда вот такими увещаниями, какими-то очень сердечными, нас отучал, скажем, от ссор. Он учил нас жить в тесном мире как-то и в братском таком отношении.
Ну, и много было других, конечно, моментов. Он очень глубоко чувствовал русскую душу, и он очень любил какие-то былины. Особенно если уезжал на свою Родину (это, по-моему, Рязанская область), то он всегда доставал какие-то стихи или былины и углублялся в них, иногда что-то декламировал. Вот, например, он очень любил, я помню, стихи про Евпатия Коловрата, про старую Рязань, вот эти такие сложные для Руси годы.
К. Мацан
— А колокольные звоны любил? (Нрзб.)?
Р. Огрызков
— Вот в то время, конечно, с колоколами все было непросто. То есть Воскресения Словущего — это был храм, где только небольшие колокольчики находились еще на храме, и я даже с трудом могу вспомнить, чтобы они когда-либо использовались. Скорее всего, они использовались, но поскольку они были настолько мелкими, что их звук плохо распространялся, возможно, их и мало было слышно.
В Малом Вознесении были интересные колокола, которые благотворители туда доставили. Это колокола, поднятые из какой-то затонувшей баржи на Волге...
К. Мацан
— Какие это годы?
Р. Огрызков
— Это 90-е годы — 1994 — 1995, наверное. Из-под Саратова привезли колокола. Действительно, несколько колоколов старого литья, XIX века. Очень хорошие звуки, замечательные... Этот набор колоколов...
К. Мацан
— Прямо напротив Консерватории — там эти звуки звучат!
Р. Огрызков
— Да, он потом был дополнен очень хорошо, этот набор, при участии московского звонаря Игоря Коновалова. Так что интересно очень.
К. Мацан
— Я помню, в свое время, еще будучи подростком и совершенно нецерковным человеком, во время экскурсии в ярославском кремле купил диск с колокольными звонами. Как сейчас помню, назывался он «В ярусе звона». Потому что там стоял звонарь, звонил на такой выносной колокольне. Это было такое развлечение — вот он продавал диски. И мы как-то, повинуясь общему стадному такому, туристскому чувству, купили. Дома я их послушал — совершенно меня это не впечатлило, мне это было непонятно. Поставил этот диск на полку, и там он там много лет стоял. И достал я его совершенно тоже случайно уже через много лет, когда уже пришел к вере. То есть вдруг возник какой-то интерес, возникла потребность сопровождать свою внутреннюю жизнь по вере вот еще этими звуками. Насколько, как Вам кажется, в принципе реально обратиться к колокольному звону человеку, для Церкви совершенно стороннему? И если да, то с чего начать? Как в себе этот интерес пробудить?
Р. Огрызков
— Вы знаете, я полагаю, что тут, скорее всего, специально его как-то не нужно пробуждать. То есть в какой-то момент, в каком-то настроении душа откликается на этот звук — пожалуй, как у Вас. То есть я не уверен, что нужно прививать какую-то особую любовь людям к звону. Колокола сам дозвонится до души человека в тот момент, когда это ему будет нужно. Я думаю, что именно так. И вот опыт подсказывает, что нужен особый момент для того, чтобы человек услышал этот звук и чтобы этот звук проник в его сердце, опять-таки. Ну, я, опять-таки, сужу по анкетам, которые мы имеем, что люди часто упоминают, что в какой-то момент они услышали звук колокола, и этот звук их поразил и как-то внутренне изумил. Ну, я думаю, что такой момент наступает неспроста, а в какой-то особенный, может быть, жизненный такой период. И я думаю, что всему свое время.
К. Мацан
— Я тоже помню этот момент про себя, когда на обложке диска было написано: «Трек номер один: Благовест». Ну, Благовест и Благовест. А потом понимаешь, что это за слово — что это «Благая Весть». Что звук этого колокола приносит тебе в данный момент Благую Весть. А «Благая Весть» — это то, как на русский переводится слово «Евангелие».
Р. Огрызков
— Специфика колокольного звона такова, что это действительно проповедь, это определенное миссионерство. Потому что мы распространяем атмосферу богослужения в пространстве. То есть обычно звонарь передает свое вдохновение, свое внутреннее душевное состояние людям через этот звон. Если он вышел со службы какой-то одухотворенный, его звон всегда об этом скажет. Ну, или, например, если он идет на службу, например, собранный, то этот звон тоже будет таковым. В моей практике бывали случаи, что буквально звонишь, сосредоточишься, а звонишь звон какой-то праздничный, вот именно под стать как бы теме праздника и вообще, скажем, умонастроению, с которым люди идут в храм, и потом ты слышишь, что хор начинает петь богослужение ровно в такой динамике и в таком темпе, и с таким же характером, как ты отзвонил. Это очень интересный феномен.
Ну, и ты поневоле, так или иначе, обращаешь на себя внимание — что в радиусе километра, скажем, все тебя слышат, и по этому настроению, в принципе, может оцениваться, конечно.
К. Мацан
— Спасибо огромное за беседу! Была у меня идея в конце программы поставить какой-то колокольный звон для слушателей, а потом я подумал, что намного лучше, чем услышать колокол по радио, услышать его в ближайшем храме Вашего города, где этот колокол, наверняка, есть. В подавляющем большинстве храмов сегодня, слава Богу, колокола звучат. Поэтому, пользуясь случаем, можем всех заинтересованных пригласить просто в ближайший храм, где это все можно услышать — то, о чем мы сегодня так подробно, интересно разговаривали.
Спасибо еще раз огромное! Иеродиакон Роман Огрызков был сегодня у нас в гостях, старший звонарь Даниловского монастыря, руководитель Даниловского колокольного центра.
В студии был Константин Мацан. Еще раз спасибо за беседу! До новых встреч на волнах радио «Вера». До свидания!
Р. Огрызков
— До свидания!
Стать добровольцем-ремонтником и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.