«Путь к священству в Южной Африке». Священник Николай Эстерхейзен

У нас в гостях был клирик Патриаршего экзархата Африки Русской Православной Церкви священник Николай Эстерхейзен.

Наш гость рассказал о своем удивительном пути к православию и о том, как принял решение стать священником, чтобы помочь своим соотечественникам приобщится к православной Церкви.

Путь нашего гостя очень интересный: детство в евангелической семье в ЮАР, первая встреча с православным богослужением во Флоренции, учёба в Петербургской Академии художеств, крещение в Санкт-Петербурге и служение в Кейптауне.

В беседе — история прихода: из зала над семейным арт-кафе вырос храм, где первая литургия прошла в дни памяти преподобного Иоанна Лествичника. Сегодня большинство прихожан — местные жители, пришедшие к вере уже здесь.

Затрагиваются и миссионерские задачи среди новоначальных. Особая роль в приходе принадлежит супруге отца Николая, Анастасии — она поёт, ведёт воскресную школу, печёт просфоры и помогает объединять русских и местных прихожан.

Этот разговор — о пути к вере, о красоте православного богослужения и о том, как живёт и растёт приход на далёком африканском берегу.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

Константин Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева.

Кира Лаврентьева

— Добрый вечер.

Константин Мацан

— И я, Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня священник Николай Эстерхейзен, клирик Патриаршего Экзархата Африки Русской Православной Церкви. Добрый вечер.

Священник Николай Эстерхейзен

— Добрый вечер.

Константин Мацан

— Гость издалека. Мне кажется, что из такого прекрасного далёка, пожалуй, не так часто у нас бывают гости. Даже не знаю, не является ли эта географическая точка одной из самых далёких, откуда к нам на Радио ВЕРА приезжали гости. Ну разве что ещё из Австралии приезжали. Ну вот из Бразилии тоже там, в принципе, далеко. Но вот самый юг Африканского континента, и там тоже есть православные храмы, православные священники, о чем мы сегодня поговорим. У нас сегодня программа, в которой мы говорим о пути человека к священству, о вашем пути к вере, в вере, и понятно, что тот факт, что вы, как мы начали до эфира говорить, южноафриканец, вот так это называется, гражданин ЮАР, Южноафриканской Республики, уже сразу задаёт всему нашему разговору какую-то небывалую интригу. Поэтому давайте с этого и начнём. Как так получилось? С чего всё началось? С чего начался ваш путь к вере и в вере?

Священник Николай Эстерхейзен

— Да, это, правда, долгий путь. Я думаю, что так же далеко из Кейптауна до Москвы. Ну, конечно, не родился православным. Родился, как, наверное, большинство южноафриканцев, в исповедовании евангелистов. У нас большинство людей в ЮАР — христиане, но не православные. И вырос, в принципе, в таком христианской среде, но ничего не знал о православии. А

Константин Мацан

— А кто ваши предки? Вот я сейчас, поскольку мы на радио, вас не видно, но если мы, если наши слушатели воображают себе при словах южноафриканская республика человека темнокожего, то... То это не так. Перед нами человек, отец Николай, которого... Вот если бы я не знал, что вы не русский священник по национальности, я бы никогда не подумал. Только акцент немножко выдаёт, и всё. Хотя русский у вас блестящий.

Священник Николай Эстерхейзен

— Ну, стараюсь, конечно. Я немножко учился в России. Ну, предки у меня голландцы. Значит, чуть больше 300 лет назад было очень много проблем в Европе, религиозные проблемы, конфликты, особенно в протестантском мире. И в том числе в Голландии были разные потрясения общества. И была такая очень великая кампания, голландская восточная кампания, даже не знаю, как переводится на русском. И они открыли путь через Африку в Индию, потому что это было чисто меркантильной целью. Потому что Османская империя закрыла все пути на восток. Европейцы уже придумали, давайте обживем Африку. И там же надо строить как форпост, порт в середине где-то. Отправили человека, Фанрибек, который человек основал наш город Кейптаун. Там была великая такая интересная гора, там называется Столовая гора. Сразу узнают люди, что это Кейптаун. И там пресная вода, и там основали сад, чтобы кормить моряков, которые уже на пути до Индии, чтобы покупать специи.

Константин Мацан

— Понятно. Так, вот с предысторией предков разобрались. Возвращаемся к вопросу о пути из евангелического исповедания к православию. Вероятно, как-то это было связано с Россией?

Священник Николай Эстерхейзен

— Не в начале. Вот, ну, я был подростком уже, не особо практиковал свою веру, просто был как номинальный христианин. Но очень любил искусство. И как человек, который далеко из, можно сказать, европейской культуры, наследия, для меня вот когда я смотрел на художников Возрождения, разные художники, я думал: как здорово, как красивы вот эти картины. У нас ничего такого, в ЮАР мало музеев, поэтому для нас это был совершенно такой другой мир. И возник интерес, и я хотел стать художником. И у меня была возможность поехать в Италию, учиться и стать живописным художником, чисто художником. Я туда поехал, и вот там, конечно, сталкивался с такими шедеврами, христианское искусство, там, ну, как вы знаете, художники Возрождения, многие темы были христианские. И у меня возник такой вопрос. Это христианство не похоже на то, что я знаю. Я знаю, что это пустые залы, пластиковые эти стулья, и один пастор стоит и проповедует. Это христианство. А здесь я вижу такая другая культура, другая атмосфера в католических храмах. И я стал спрашивать, что изменилось, почему так. И стал ходить в католические церкви. Интересно, что там, когда я стал уже читать истории церкви, про святых отцов, Я постоянно видел слово orthodox, православная церковь. Думал: а это что? И потом смотрел на карте Флоренции, а там, оказывается, есть русская православная церковь. Сколько я понимаю, это храм Рождества Христова, царь Николай, святой Николай Второй, он участвовал, по-моему, в строительстве этого храма. И у них даже есть престольный крест, по-моему, он подарил этому храму. Он немножко на окраине, и я на своем велосипеде покатался, посидел на лавочке, боялся зайти, потому что храм необычный, очень красивый, но тогда, конечно, для меня это был необычный такой вид храма. Я сидел на лавочке, и одноклассница, болгарка, прошла. И сказала: ты что, идёшь в храм? А я сказал: ну не планировал, но давайте пойду. И я зашёл в храм, и шла вечерняя. И я думаю, что это было всё. Я зашёл, слушал песнопения, и я сразу понял, что это то, что я искал за эти годы, когда я уже вернулся в христианстве. Вот это всё. Я даже видел в лавочках... Я очень обожал пустынников, святых отцов из Египта. Антоний Великий, Арсений. Я думаю, что это был мой секрет. Я единственный, который знал о них. А потом я вижу на церковной лавке именно книга про них. Я думаю, вот это мои люди. И остался там. И сам настоятель, отец Георгий, он мне посоветовал. Он знал, что я художник, я уже часто ходил. Правда, моя подруга болгарка, которая водила в храм, меня учила, что когда закрываются царские врата, это не всё. Ты не выходи, потому что я выходил сразу, когда закрывали, не понял, что служба ещё идёт. Поэтому за эти месяцы я ознакомился с богослужением. Потом сам отец Георгий сказал, если вы хотите стать художником, езжайте в Россию, там Академия лучше. Ну, наверное, был патриотом, да, и сказал, если есть такая возможность, ну, может, возьмите там обмен академический. И я это сделал. И я поступил в Санкт-Петербургскую художественную академию, Репинскую академию. Это было тяжело, особенно с языком. Тогда ещё не говорил по-русски, но поехал туда. Родители...

Константин Мацан

— Правда оказалось лучше, чем в Италии?

Священник Николай Эстерхейзен

— Да.

Константин Мацан

— Почему об этом спрашиваю, на самом деле, потому что у нас не раз в гостях был Иван Ильич Глазунов, известный русский художник, и он просто тоже рассказывает, свидетельствует о том, что вот мы приезжаем в Италию, в вузы, и там школа, наша школа классической живописи, рисунка утрачена. Там этому просто не учат. Вот то, что вы говорите, это отчасти подтверждает то, что он говорит.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да, ну, вы знаете, могу сказать, что, наверное, Советский Союз как-то сохранил вот эту академическую систему, которая, так же как в балет и в классическую музыку, в России сохранилась, уровень. Может быть, сейчас меняется, но я поступил в 2010 году. И, конечно, есть очень хорошие художники в Италии, наоборот. В Италии сейчас новое возрождение искусства, потому что в Америке, в Англии уже ничего не учат, как правильно рисовать. Они это всё уже...

Константин Мацан

— Как интересно. Опять возрождение в Италии?

Священник Николай Эстерхейзен

— Опять. Вот и есть очень консервативные взгляды. Люди не хотят там это современное искусство. Наоборот, они хотят просто научиться, как правильно рисоваться. Ударение на красоту. Красота — это главное, чтобы картина была красива, и любой человек, не только какой-то эксперт или академик, да, мог оценить, но чтобы каждый человек, даже ребенок, сказал — это красивая картина. И в том числе художник умел и рисовать, и все это. Поэтому это идет сейчас и в Италии, но у них нет предания. Это уже... это мне напоминает, как апостольское предание, что художники же передают этот опыт, и это немножко, ну как, не всё написано.

Константин Мацан

— Нарушилось апостольское преемство в живописи.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да-да. Ну, в чём-то похоже, что когда уже нет прямой, этот... ну как, цепь, да, цепь уже сломанная, тогда уже художники не знают, как это делать. Поэтому они питаются, а я почувствовал, что в России это ещё есть.

Кира Лаврентьева

— Священник Николай Эстерхейзен, клирик патриаршего экзархата Африки, проводит сегодня с нами этот «Светлый вечер», у микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Отец Николай, ну, конечно, миллион вопросов хочется вам задать. Вы, как князь Владимир, зашли в Православную Церковь после какого-то выбора, после какого-то поиска и остались там, причём даже не на литургии, а на всенощном бдении. Вот что интересно, когда идёт спокойное такое молитвословие, молитвенное такое стояние, двух-трёхчасовое, то есть обычно всё-таки главные впечатления не от литургии, а у вас от всенощного бдения.

Константин Мацан

— Но при этом всенощное очень музыкально и эстетично.

Кира Лаврентьева

— И очень тихое, молитвенное.

Священник Николай Эстерхейзен

— Я думаю, что это мне нужно было. После опыта с евангелистами, когда всё ярко, громко, эмоционально, наоборот, внутри себя. Как-то все наши наблюдения позволяют человеку смотреть внутри, на своё сердце, мне кажется. И это мне очень важно было, мне кажется,

Константин Мацан

— Ну а к священству как вышли?

Священник Николай Эстерхейзен

— Ну, сначала крещение. Крестился. Крестился в Санкт-Петербурге в храме, который рядом с академией. Значит, после занятий я ходил в храм очень часто. Тогда я вообще не знал, ну, не очень хорошо говорил по-русски. Я пришёл, боялся подойти к священнику. Я подошёл к бабушке в лавке, которая продаёт свечки. Сказал: хочу баптизму. Я уже смешивал итальянский и русский. И так показывал, как наливать воду на голову. Она сказала, я позову отца Владислава. И пришел отец Владислав, меня взял под руку. И я очень благодарен ему, потому что он меня взял... Они поняли, что вот что-то за иностранец, плохо говорит по-русски, но он со мной проходил довольно долгие катехизации. На каждое воскресенье после службы, как называется, в чердаке, в доме причта мы сидели, он открывал Евангелие и мне рассказывал. И теперь я понимаю, как это ценно было, потому что я понимаю, как священники очень заняты. И часто это было мы вдвоём, просто сидели, сразу после службы, после трапезы мы шли туда, и он меня учил православию. Сделал над вами

Кира Лаврентьева

— Взял над вами опеку в некотором смысле, да?

Константин Мацан

— А учил на русском или на английском?

Николай Эстерхейзен:

— На русском, но очень медленно, очень, а потом он говорил, я помню, постоянно говорил: «Понятно, всё понятно?». Я говорю, всегда говорю: «Да», даже когда непонятно. Ну, чтоб не напрягать человека. В целом, в целом это было мне очень полезно. Крестился там и я набирал очень много светлых воспоминаний, очень хороших, хорошего опыта. Часто я слышу, люди говорят: «О, я пришёл в храм первый раз, там кто-то меня толкнул, батюшка был грубый». У меня вообще этого не было. У меня был очень хороший опыт, впечатления, очень хорошие впечатления. Я летел просто каждый раз, я был на службе, это для меня было, ну, всегда меня радовало. И потом, когда уже мне было пора, я не окончил академии, родители не хотели меня отпускать на шесть лет в России, поэтому я вернулся в Италию доучиться. Потом был вопрос, ну, я вернусь в ЮАР. Всегда был план, стать художником. Но я уже нашёл такое другое сокровище, там, в православной вере, и думал: «Ну, надо разделить это». Нельзя просто быть православным или остаться в России. Я мог бы, наверное, остаться в России и я был бы счастлив устроиться здесь. Но я думаю, что надо рассказывать другим людям, что есть православие, потому что это изменило мою жизнь, и это было начало, мой путь к священству, что как можно, как как это делать? Потому что нет, особо, там были греческие храмы, но там богослужение на греческом, и, в принципе, довольно закрытая. Я знал, что, наверное, нам нужны новые миссии, что-то делать. Но это всегда было просто в голове. Я не знал, как это делать. Я надеялся, что может придут священники. Но потом я понял, что, так, наверное, не будет так.

Кира Лаврентьева

— Не придут.

Николай Эстерхейзен:

— Не придут. Не знают даже, что есть нужда, да? И потом, но в это время я тоже познакомился с супругой. она русская, Анастасия. Когда я ещё был в Питере задал ей вопрос. Я думаю, что я уже думал о священстве. Я сказал ей, когда мы стали просто встречаться: «Ты хочешь помочь храмам в ЮАР? На церковь в ЮАР?» Это был такой общий вопрос, но...

Константин Мацан

— Прощупывали почву?

Николай Эстерхейзен:

— Да. И она сказала «да» сразу. Я думал: «Вот». И это было, на самом деле, момент, когда я, ну, я точно буду, ну, хочу жениться уже. Потому что она готова, даже не знает, где ЮАР. И как, но она была готова поддержать эту идею, помочь церкви, православной церкви в ЮАР. И-и-и мы это, мы начали сразу, когда переехали, поженились здесь, в России, я окончил в Италии учёбу, она здесь в Строгановке окончила, а потом мы поженились здесь в России и сразу...

Константин Мацан

— Семья художников.

Николай Эстерхейзен:

— Да. И поехали в ЮАР. И мы стали сразу активно искать там священника. Оказывается, был один русский священник в городе Йоханнесбурге. Там является единственная русская православная церковь.

Константин Мацан

— Столица, ведь Йоханнесбург?

Николай Эстерхейзен:

— Ну да, столица у нас три столицы в ЮАР, у нас очень сложная страна.

Константин Мацан

— Ну это крупный город.

Николай Эстерхейзен:

— Одиннадцать официальных языков, три столицы, это страна очень, ну, странная. Ну вот, отец Даниил там служит, мы сразу ему написали и стали его приглашать каждый там месяц, два месяца приезжать и совершать литургию в Кейптауне. И со временем, я думаю, что, наверное, я видел, как люди русские люди, например, уже в возрасте, жили без исповеди, не крестили своих детей. Отец Даниил, конечно, помогал тогда, но всё равно была вот такая сложная ситуация. Я думаю, потом у нас появился первый ребёнок, Елизавета. Я думаю: «Нет, я не могу так, чтобы моя дочь ну, я не могу её воспитывать без храма. Ну как, как можно без печати, без всего». И тогда я уже, тогда мы ходили к грекам, потому что они были, ещё не было раскола. И я пономарил там, и я попросил благословения учиться, просто получить богословское образование. Я не сказал: «Хочу стать священником». Кто-то мне говорил: «Никогда так не говори». Это плохо, говорить: «Я хочу стать священником». Надо просто...

Кира Лаврентьева

— Чтобы Господь тебя выбрал.

Николай Эстерхейзен:

— Да, а не сам. И поступил в местный университет, и получил бакалавриат, у нас хороший, на самом деле, отдел, там библейская археология и Священное писание. И с этим образованием я мог поступить в русское зарубежное, есть у них программа, заочная программа, для семинаристов, которые не могут по- поехать в Нью-Йорк и учиться очно. И я поступил и учился очно, но там последний год надо получить практику. А где можно получить практику в Кейптауне, если, ну, нет, нет храмов, да? И решил поехать в Москву. Матушка, оказывается, из Москвы, и она живёт в районе Митино. И она сказала мне: «Вот там хороший храм рядом со мной храм Всемилостивого Спаса». А там настоятель отец Григорий Геронимус. И я забыл сказать, что в это время я уже был диаконом. Значит, рукополагали меня в диаконство, когда я уже окончил свою учёбу первую, первую бакалавриат в диаконстве. Значит, я служил диаконом у греков, а Александрийском патриархате. Отец Григорий меня принял на этот год на практику. И я там служил. И это тоже был очень потрясающий опыт. Отец Григорий очень терпеливый человек со мной, и он, эта община меня очень впечатлила. Вот все, все священники, диаконы, приход очень ко мне очень по-доброму относились. Я получил очень много опыта там, не только богослужение, но как быть православным христианином. Может быть, вы знаете, в это время тоже пономарил Георгий Великанов, который отдал свою жизнь, поэтому...

Кира Лаврентьева

— Да-да, известная история.

Николай Эстерхейзен:

— Да. Вот. И получил там практику, чуть больше года там служил. И вернулся уже, тогда я тоже изучал церковнославянский язык, чтобы служить по служебнику. Я знал, что там русские есть в Кейптауне, нуждаются, там, чтобы мы крестили, и они слушали знакомые молитвы. Вернулся уже в ЮАР, и через год рукополагали меня священником в Александрийском патриархате. Это ещё до раскола. Но очень, буквально через год, даже меньше, полгода, вот, трагедия, вот этот раскол. И опять у нас было такое горе, что думали, что можно получить благословение от греческого митрополита создать общину для русскоязычных и для местных. И так не получилось. И нам было очень грустно тоже, что так Александрийский патриархат так и выбрал, поддерживает раскольников. И мы решили уже перейти в Русскую православную церковь. И не только я, и другие священники из северной ЮАР. И мы уже отправили прошение тогда было митрополиту Леониду, нас приняли. И отправили нам антиминс, и приехал в неделю до праздника Иоанна Лествичника. Мы с матушкой, ну, немножко сейчас в другую сторону, но у нас с матушкой мы же, ну, работали как обычно, у нас арт-кафе в Кейптауне. Это была наша главная работа. И была верхняя комната, свободная, как галерея, но мы же освободили, и наше кафе мы назвали «Лада», как лествица. Ну, потому что мы хотели христианское имя, но не прямо в лоб. И приехал антиминс, мы уже планировали, что, что наш храм будет в честь Иоанна Лествичника, тоже он связан с Африкой, потому что, ну, в Египте всё это. И антиминс приехал именно до службы, до воскресенья, во время Великого поста, Иоанна Лествичника. Мы видели это как, ну, благодать Божья, что так случилось. И с этого момента мы начали служить уже экзархат, экзархат Африки. И наша миссия, Господь очень милостив, конечно, я говорил моему другу здесь, в Москве, что четыре года назад я сказал отцу Даниилу, звонил часто и плакал на телефоне, что у нас никогда не будет храма, русский вообще будет без всего, греки не дают ничего. Я думаю, может переехать обратно в Россию, а потом приехал уже антиминс, мы совершили первую литургию. Правда, это просто зал, как наши евангелисты братья и сёстры, но мы сразу стали строить иконостас. И все русские как-то, как сказать, разбудились, да, как проснулись, потому что жили без церкви, а теперь вот у нас храм. Давайте все иконы приносим из дома, давайте поможем, отец Николай, там, построим иконостас. И все уже люди, оказывается, люди многие поют, многие, у нас иконописец очень хорошая русская женщина, пишет потрясающие иконы. Она потом даже поехала доучиться в России, потом вернулась, сейчас активно пишет наш иконостас и другие иконы. И вот у нас очень живая община, и интересно, что, конечно, первая идея была помочь русским, русскоязычным, но сейчас у нас 80% прихожан нерусские, местные, которые перешли в православие.

Константин Мацан

— Вот об этом сейчас тоже отдельно поговорим. Это очень интересная тема. Я напомню, у нас в гостях сегодня священник Николай Эстерхейзен, клирик патриаршего экзархата Африки, Русской православной церкви. Дорогие друзья, мы скоро вернёмся, не переключайтесь.

Кира Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, и у нас в студии священник Николай Эстерхейзен, клирик патриаршего экзархата Африки русской православной церкви. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Отец Николай, перейти откуда-то в православие в России, ну, это более-менее понятно. Это более-менее понятно, и то это всегда чудо, это всегда личный путь конкретного человека, его изменения, его метанойя, ты всегда боишься уж слишком сильно к этому присматриваться, потому что это тайна Божья. Но там, в африканском экзархате, переход откуда-то, да, из какой-то веры или не из веры, в принципе, просто из каких-то учений, может быть, в православную церковь, да ещё и в Русскую православную церковь, это, наверное, такой вот отдельный какой-то, я не знаю, отдельный какой-то этап, отдельное чудо, отдельный разговор. Как это происходит? Есть ли какие-то удивительные случаи, на ваш взгляд, какие-то удивительные истории людей, которые вот совершенно неожиданно открыли для себя свет Христовой веры?

Николай Эстерхейзен:

— Я думаю, что каждый из наших прихожан есть какая-то история. Да, есть какая-то история. Потому что каждый человек должен пройти довольно сложный путь, чтобы стать православным. Да, и уж тем более в Африке. В Африке. Русское православие, церковь, тем более, потому что мало кто знает об этом.

Кира Лаврентьева

— А экзархату сколько сейчас? Три года?

Николай Эстерхейзен:

— По-моему, чуть больше, чем три года. Мало существует, но очень много, как сказать, развития уже много.

Кира Лаврентьева

— Динамичное развитие, да?

Николай Эстерхейзен:

— Да, я могу сказать, я думаю, что Африка уже готова для православия. Вот почему. У нас всегда вопрос: почему Господь так устроил, чтобы вот православная церковь мало сделала миссию именно в южную часть Африки? Понятно, что в Египте уже это с самого начала. Потому что люди не были готовы. Конечно, они уже сталкивались с христианством, но совершенно другое христианство, там уже это колониальный период Африки, когда приехали англикане, немцы, христианство было вторая задача, главной задачей было развивать колонию. Поэтому, я думаю, что, к сожалению, африканцы не получили именно вот правильное, как должен быть, вот, апостольская проповедь, да, и не могли участвовать полностью в жизни церкви. Потому что, конечно, да в христианство очень по-другому выглядит сейчас и в Африке. И, можно сказать у нас разные люди, конечно, в Южной Африке. У нас чернокожие, которые многие уже отвергли христианство, потому что у них был плохой опыт с христианством. И пытаются возвращаться уже в язычество, да. Но тоже у них пустота в душе. Потом начинают искать, какое христианство самое древнее. Изучают историю церкви. И именно в этом поиске они находят православную церковь. И потом узнают, что есть и узнают, что Русская православная церковь именно является истиной. И мне звонят, пишут или приходят в храм, и им очень родное православие. Даже когда мы поём на двух языках: на английском, на церковнославянском, им очень родное, африканцы, именно чернокожие. У них смысл, например, обряды, что есть в храме определённые литургические какие-то обряды наполнены смыслом, символикой. Для них это совершенно понятно. А, и наоборот, наши когда евангелисты приходят, им тяжелее, потому что они уже это всё отвергли в своём виде христианства, да, и они боятся там икон. Вообще заходят, видят иконы и хотят выйти. Потому что интересно, что это такое, непривычно, что вот так эти картины везде. Что это за люди? Или там, если это крещение, священник обливается с водой, ну что такое, и уходит. Наоборот, потому что для них это какая-то магия или что-то. А африканцы, наоборот, стоят, радуются, понимают, что это святая вода. Конечно, нам, нам это полезно. И поэтому африканцам на самом деле очень, очень легко, конечно, Русская православная церковь. Я думаю, что сама Россия, тоже их представление о России очень тоже помогает, потому что, конечно, ну, это уже больше политика, конечно, но африканцы помнят, как когда они освободились от колонизаторов, когда освободились, это Советский Союз помог. Поэтому у них, конечно, хорошее мнение о русских. И если слушают о Русской православной церкви, они не боятся русских, наоборот, и у них есть какая-то светлая память о России, да. Вот поэтому африканцам довольно легко.

Кира Лаврентьева

— Тут сразу возникает женский вопрос, а легко ли вашей жене в Африке, которую вы нашли в Санкт-Петербурге, в Северной столице России, да?

Священник Николай Эстерхейзен

— Да, я думаю, что Господь именно подготовил самое подходящее, матушка, потому что она только что приехала в Кейптаун и хотела всё увидеть. Она была очень активна, приняла это как уже свой город и свою страну. И мы ездили, я видел, я узнал очень много об ЮАР через русскую жену, потому что она всё хотела видеть, всё хотела. И сразу она, на самом деле, она не очень хорошо говорила по-английски, и через один год она уже владела. Поэтому она такая особенная женщина. И она играет очень большую роль тоже в нашем храме. Она и, поёт, и воскресную школу возглавляет, и печёт просфоры, и очень многое другое. Она как мост тоже, потому что она, она с русскими и с местными, поэтому она, да, она главный герой нашей общины, можно сказать. Значит, она была готова взять на себя вот эту ответственность, чтобы помочь именно развитию православной общины. И теперь я думаю, что она, она видит, что она русская, конечно, но, и тоже приняла ЮАР как её второй дом. Вот это же помогает, что мы не просто выживаем в ЮАР и думаем, что о, как хорошо поехать там в Россию на каникулы. Мы, мы уже наши корни уже выпустили в ЮАР. Мы очень надеемся, что будет развиваться православная церковь. Мы надеемся, что в Кейптауне, в нашем городе, будет уже много храмов. И я думаю, что так и будет, как, как мы видим, как растёт православие в Кейптауне, да.

Константин Мацан

— А всё-таки, если говорить о тех кто приходит в православие, ну вот про африканцев, про тех, кто может быть, как-то исторически или генетически связан с такими вот традиционными народными религиями африканскими, им проще понять такую вот духовную, нерациональную сторону православия, скорее, связанную с таинствами, с каким-то внутренним зрением и таким каким-то мифологическим, в высоком смысле слова, постижением реальности. А вот всё-таки были ли примеры, когда люди из протестантизма, например, обращались в православие? И тогда что они для себя в православии открывали? То есть, каким как бы, скажем так, о каком христианстве они до этого вот не знали и узнавали его? То есть, каким ликом к ним поворачивалось православие? Почему я об этом спрашиваю, потому что это всегда очень интересно, иногда опыт вот такой чужой, взгляд на свою, казалось бы, знакомую традицию с новых сторон её открывает, и ты замечаешь вещи, которые тебе кажутся очевидными, а кого-то они поражают.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да. Ну я бы сказал так, что многие протестанты находятся в таком мировоззрении, что материальный мир, оно какое-то неважное. Что это дух, это всё. И это уже как неогностицизм можно сказать, неогностики. Да, так их называют. Потому что у них такое понятие, что наше ну, материальное мир это не играет никакой роли в наше, в нашем спасении. Это такой рационализм, что всё только в уме, только в голове, только в понятии. Да, христианство. Поэтому красота не играет роль. И я как художник, я не мог этого терпеть. Поэтому я пошёл в Италию. И когда они приходят в православие слово «воплощение», они часто встречают «инкарнация» по-английски. Для них, конечно, это их запас слов, но она это как-то очень там как сказать, нечасто употребляют слово «воплощение». И в православии это очевидно. Вот, ты приходишь в храм, стоит икона Христа. Значит, образ Христа уже, уже напоминает человеку, что Христос среди нас. А когда заходишь в протестантский храм, там, ну, там обычно проектор и всё. И какие-то слова. Потом они читают Евангелие, уже после того, когда они посещали православную церковь, и начинают немножко по-другому читать. И видят, что эти таинства, это, отец Николай постоянно говорил о таинствах, как это важно, там таинство Причастия, там, крещение, исповедь, это всё очень важно, и это не просто в уме. Ты должен прийти, многие должны нести, человек, к священнику, должны не просто тайно исповедоваться, когда человек ложится спать, но чуть-чуть там говорить: «Господи, прости меня», и всё. Ты должен прийти в храм перед братьями и сёстрами исповедоваться. И они начинают читать Евангелие и видят, что это всё там находится. Просто они по-другому, интересно, они с другим взглядом мы, мы говорим, что протестанты очень любят подчеркнуть какие-то часто отрывки от Евангелия. А мы им всегда говорим: «Всё, что вы не подчёркивали, вот ещё читайте это, и вы находите православие». Потому что протестанты часто как немножко не делают ударение там, что Христос говорил, а, например, что, человек должен именно, кто не потребляет Тело Моё и Кровь Мою, нет жизни, да? Вот, поэтому это помогает, когда они видят, что весь материальный мир, он тоже играет роль, как Иоанн Дамаскин говорил, да не перестану почитать материал, который играл роль в моём спасении, потому что сам Бог воплотился. Вот, это часто они говорят, что теперь христианство везде. Христос везде, не только в моём уме, но и везде. И брата моего, соседа моего, это тоже очень важно. Что ещё могу сказать? Я думаю, что тоже, и, я думаю, что играет очень большую роль, сейчас всё меняется в мире. И, к сожалению, в протестантизме постоянно всё меняется. У нас очень, ну, как в Америке, как и в Австралии, и тоже в ЮАР, с каждым новым пастором новое, «Символ веры», можно сказать, новое исповедание. Потому что каждый пастор несёт своё представление, что такое христианство. И очень часто люди устают и не знают, что истина уже. И ищут церковь, которой они могут доверять. Не доверяют уже свой храм. И в православии они узнают, что наша литургия, и я всем рассказываю, у нас во многих храмах на главных, царских вратах изображены четыре евангелиста. У нас полностью вот четыре евангелиста, Благовещение и Василия Великого, Иоанна Златоуста. Я говорю: «Вот, смотрите, вот Иоанна Златоуста и Василия Великого. Мы сейчас служим их литургию. Каждое воскресенье Иоанна Златоуста». Я говорю: «А в каком веке вы думаете, он жил? А когда написали вот эти молитвы?» И я говорю, что они не с нуля, они же взяли это от Иакова, да, в первых веках. И они прямо мне не верят, что вот этот в четвёртом веке. И мы до сих пор это, и мы не хотим изменить литургию. Вот, это им тоже это очень, очень удивительно, что преемственность такая сохранена. Я никогда не слышу, чтобы православный человек говорил: «Давайте изменим литургию». Очень редко. Но я никогда не слышу в нашем приходе, что кто-то говорил: «Отец Николай, давайте поменяемся, да, может, другую литургию придумаем». Никто так не говорит, потому что люди понимают, что, ходит два, три года, и всё равно, каждый раз литургия она обновляет помогает лечит душу, поэтому это очень важно, что они чувствуют стабильность, чувствуют, что камень, стоят на камне. И если есть проблемы, это в нас, а не в церкви. Это очень помогает.

Константин Мацан

— Священник Николай Эстерхейзен, клирик Патриаршего Экзархата Африки и Русской Православной Церкви, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Отец Николай, а бывает сложно, ну вот какие-то неочевидные сложности, которые вы ещё нам не назвали, вот когда действительно приходится преодолевать ситуацию изнутри себя?

Священник Николай Эстерхейзен

— Бывает. Немножко главная проблема, я бы сказал, она во мне, конечно, что у нас почти все неофиты в нашем храме. И очень сложно, может, никто мне не поверит, что у нас такое желание в храме, чтобы какие-то бабушки приехали из России. И всех настроили.

Кира Лаврентьева

— И навели порядок.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да, потому что все, ну, например, бывают такие вещи, я человек не очень строгий. Отец Николай слишком такой мягкий. Потому что там после службы начинают разговаривать в храме, нет такого благоговения. Это совершенно не потому, что они не любят храм, не любят Христа, просто не знают. Что это святое место, надо поспокойнее. Или вот какие-то вещи другие. Вот сложно, конечно, ругаться. И тоже сложно определить, что такое немножко народное, может быть, и не сущность православия. Потому что я тоже хочу дать африканцам иметь свой, можно сказать, немножко понимание, и не чувствовать, что они должны стать копией россиян, как русские молятся. Конечно, они должны тоже чувствовать себя дома.

Кира Лаврентьева

— Найти золотую середину какую-то.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да. Между нами и ими в плане традиции, в плане поведения в храме. Чтобы им тоже было комфортно. Комфортно и ещё растут как духовно. Вот это мне сложно. И матушка постоянно слушает, как я там ною после службы, там, как так, как так. Вот это сложно. Конечно, тоже проблема... Ну, это не проблема, это на самом деле... Задача. Что мы еще работаем, как все священники ЮАР, пока у них светская работа. На самом деле, это очень хорошо, потому что я сочувствую, как тяжело найти баланс в жизни, но, конечно, хорошо, когда мы будем более организованы, и это тоже зависит от нас. Мы должны организовать свои приходы, чтобы было больше времени для священника вести катехизации, приходить домой, там посетить больных. Это очень сложно — найти баланс. Вот это пока мы в такой стадии в Африке, когда священники должны и работать, и служить. Вот это тяжело, не знаю, пока.

Кира Лаврентьева

— Ну, такие больше организационные какие-то моменты.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да, и это всё со временем. Я думаю, что следующий священник, может быть, будет более организованный.

Кира Лаврентьева

— Но начинать всегда тяжело.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да, да.

Кира Лаврентьева

— Ну, а смотрите, про поведение в храме, это интересно. Африканцы эмоциональны? Им важно жестикулировать, громко говорить или нет? Или это не так проявляется?

Священник Николай Эстерхейзен

— Ну, я думаю, что, как мы говорили о всенощном бдении, на самом деле, мне не обязательно изменить свой стиль проповеди, потому что люди просто жаждут православных взглядов, святых отцов. Иногда, когда у нас великие праздники, я просто читаю отрывок проповеди Иоанна Гражданского. И им очень интересно, потому что для них это очень свежее. Может, для русских не очень, но для них это очень ценно. Ну, конечно, наверное, они привыкли, что проповедь — это обычно самое главное. Когда нет таинства Евхаристии, когда нет, самое главное — это проповедь. Поэтому ожидают, что будет, ну как сказать, шоу такое. Ну, они уже потом видят, что отец Николай никаких шоу не делает. Шоу не будет. Нет, а потом им очень важно, они наоборот, говорят, теперь мы понимаем, что священник не главное, это сам Бог. Священник даже не смотрит на нас, мы смотрим на спину отца Николая, потому что это тоже непривычно. Может, у русских не это ощущение.

Константин Мацан

— Это колоссальный результат. Когда вот, как часто мы говорим о том, что как хорошо бы было, чтобы прихожане все-таки действительно приходили ко Христу, а не к любимому батюшке, хотя любовь к батюшке сомнению не подвергается, но что в центре, что главное, что последнее предельное, ради чего мы приходим?

Священник Николай Эстерхейзен

— Это очень важно, это очень важно. И вот поэтому да, задача каждого священника, да, просто быть как указатель, который ведёт, показывает людям, где Христос. Поэтому такие проповеди и всё это, это не так важно. Вы знаете, вот как вы, наверное, видели в Африке, бывают такие известные евангелисты, проповедники, которые, они себя называют апостолы, я апостол, представляется так, я апостол какого-то, да, уже сами так себе называют. Они кричат на людей очень громко, с микрофонами, прям подходят, кричат. И кто-то мне говорил: вот вы знаете, когда вы видите пара, ходят в парке и ругаются друг с другом, и кричат на друг друга. Это значит, что их сердца, они очень далеко от друг друга. А когда они просто сидят вместе в тишине, значит, что их сердца очень близко. И в православии, я думаю, сейчас на богослужении именно такое ощущение, что мы спокойно вместе молимся, не кричат на друг друга, и всё равно чувствуется больше и ближе, чем когда просто священник приходит и начинает на всех кричать или громко проповедовать. Ну, каждый священник другой. Бывают там русские священники, православные священники, великие проповедники, и очень, ну, как сказать, красиво проповедуют, и громко, и всё это тоже хорошо.

Константин Мацан

— А есть какие-то особенности, связанные с африканским континентом, в том, как устроена храмовая жизнь, храмовое убранство? Я почему спрашиваю? Потому что мы же знаем картину, но, правда, они, скорее, связаны там с, может быть, то, что мне приходит на ум, с Кенией, например, да, когда где много коренного населения, ну, где какая-то часть коренного населения обращается к православию, у них свой священник из местного населения, кениец, темнокожий, как правило, и понятно, что некие какие-то несвязанные с канонами традиции, как украшен храм, как люди поют, как люди, не знаю, что-то ещё делают в храме, имеет местный колорит. Ну, там самый яркий пример, он не из Африки, чтобы было понятно, о чём я говорю. Мы знаем, что православные арабы, особенно когда сходит в благодатный огонь, кричат, запрыгивают друг другу на плечи. Это вот так у них принято выражать чувства при богослужениях. Вот что-то похожее есть в Африке, и приходится ли вам с этим как-то считаться, или всё-таки у

Вас нет, мы по русской традиции всё делаем.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да, нет. Африканцы не понимают, что есть хор, а есть поющие и не поющие. Этого вообще нет. Значит, все поющие. А никогда не можешь говорить там: нет-нет, только хор можешь петь. Они знают там. Африканцы все будут петь. Они привыкли. Вот, например, я раньше ездил в школу на электричке. Там каждое утро африканцы, они поют вместе, значит, незнакомые люди, но у них есть свои госполы, эти песни, которые все знают. И просто один начинает, и все... И потом ты услышишь поезд до того, когда объявляют, что приходит поезд, как все поют. Значит, у них такая традиция, что все поют. И это очень хорошо, потому что, оказывается, все очень имеют петь, и у них есть такой ритм хороший. Поэтому, конечно, такого мы не можем делать, как... У нас есть наш хор, у нас очень хороший хор, но мы разрешаем, все могут петь. И я думаю, что в Киеве, в Танзании, тем более, там, конечно, все поют, все участвуют. Я могу сказать, что, к сожалению, многое они взяли от евангелистов, которые уже не родное. Например, они хотят танцевать, не хотят стоять на службе. Это было до христианства. Они стоят, когда молятся. Поэтому у нас проблема не с лавками, как протестанты жалуются, почему нас так долго стоят. Африканцы, наоборот, хотят стоять, ну тогда уже двигаться. Ну, наш владыка, конечно, он все понимает, и он говорил мне, что, конечно, надо быть очень умным с этим, потому что можно, конечно, слишком много позволять так, и это не всегда во благо. Надо найти баланс, как всегда.

Константин Мацан

— Знаете, я знаю приходы в Москве, где священники, настоятели побуждают прихожан петь. Ну, конечно, предварительно изучив службу, но вот вообще считается иногда достижением, когда поёт народный хор. И почему это достижение? Потому что все включены в молитву. Никто не просто слушает и не скучает. Хор поёт, священник молится, а мы слушаем. Нет. Все включены в богослужение, а у вас, видите, ситуация, в которой это отчасти уже присутствует само по себе. Это тоже ценный ресурс, на самом деле.

Священник Николай Эстерхейзен

— Нет, африканцы любят участвовать, они любят... для них... тоже у нас интересное слово в Южной Африке. Это, по-моему, из языка коза, но это слово убунту. Убунту переводится... самое лучшее слово — это соборность.

Константин Мацан

— Ну как интересно.

Священник Николай Эстерхейзен

— Да. Соборность и убунту одинаковы по значению. И сложно перевести на английском. Но я часто говорю, что соборность — вот это. Именно убунто.

Константин Мацан

— А на английский обычно русское «соборность» не переводят так и

говорят «соборность».

Священник Николай Эстерхейзен

— Да. Потому что сложно. И вот это чувство, что мы у нас как единство, когда человеку плохо, нам всем плохо. Когда человеку хорошо, нам всем хорошо. И это тоже очень важно в православии, я думаю, потому что мы спасёмся вместе. И поэтому это совершенно не комфортно африканцам, когда вот такое проповедование у евангелистов, что, ну, у тебя личное, ну, своё отношение с Христом, и это самое важное, что ты с Христом. А, на самом деле, это правда, но это не всё. Господь же основал церковь, чтобы мы спаслись вместе, как в ковчеге, да? И африканцы это тоже понимают.

Константин Мацан

— Ну что ж, спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Николай Эстерхейзен, клирик Патриаршего Экзархата Африки и Русской Православной Церкви, был сегодня с нами и интереснейшим образом рассказал нам о своём пути к священству, и вот яркими красками нарисовал картину того, как живёт приход Русской православной церкви в южноафриканском городе Кейптаун. Спасибо огромное. Как говорится, будете у нас в Москве. Милости просим снова к нам на Радио ВЕРА. Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Прощаемся с вами. А вам, отец Николай, помощи Божией в вашем служении. И надеемся, что однажды мы у вас тоже в гостях побываем.

Священник Николай Эстерхейзен

— Дай Бог, да.

Кира Лаврентьева

— Спасибо огромное.

Константин Мацан

— Спасибо Вам. До свидания.

Священник Николай Эстерхейзен

— С Богом.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Развитие проекта «Крохино». Анор Тукаева
• «Святые предприниматели». Надежда Смирнова
• «Храмовый комплекс села Олешь». Антонина Бутрина

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов